Текст книги "Твое место на зоне"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Иванов не просто смотрел на Сергея, он просил взглядом – «откажись, лейтенант, а то ведь сраму не оберешься». Но Сергей отказываться не стал.

Начальник оставил его в кабинете одного. Сергей полез в ящик стола за своими конспектами. Пока есть время, надо бы подготовиться к допросу. Есть же целая наука, как допрашивать подозреваемого. Обвиняемым Окунев станет после предъявления ему обвинения...

Так, допросы могут носить конфликтный и бесконфликтный характер. В случае с Окуневым нужно рассматривать первый вариант.

Сергей продолжал листать конспекты.

Так, тактические приемы допроса можно условно объединить в три группы. Первая – мягкие, основанные на щадящей криминалистической терапии, как, например, терпеливые беседы по душам на отвлеченные темы, разъяснение, обращение к здравому смыслу, логический и правовой анализы сложившейся ситуации. Вряд ли этот вариант подойдет.

Вторая группа объединяет тактические приемы, характеризующиеся как жесткий непрерывный прессинг, главным тактическим средством которого являются методы изобличения фактами, демонстрация возможностей следствия, твердость и бескомпромиссность – разоблачение лжи, предъявление изобличающих доказательств, проведение очных ставок. Как все запутано.

Третья группа – попеременное использование возможностей приемов первой и второй групп. Ну зачем так все усложнять? Достаточно назвать эти приемы «методом кнута и пряника».

Под термином «тактические комбинации» понимаются тактические приемы допроса, которые именуются «следственными хитростями» и «психологическими ловушками». Слово «хитрость» здесь предполагает не обман, не введение в заблуждение, а имеет другой смысл – изобретательность, искусность. Правильно поставленная следственная ловушка ложной информации в себе не несет. В ее основе лежит расчет на такую оценку ситуации, которая приведет допрашиваемого к необходимости самостоятельно принять правильное решение...

Допрос должен быть проведен профессионально грамотно, ведь достаточно неуверенного тона, беспокойного взгляда, незначительного волнения, повышенного интереса к словам допрашиваемого, и ему станет ясно, что следователь не располагает необходимыми доказательствами.

Сергей закрыл конспект. Теория звучит важно и напыщенно, но при всем при этом она аморфна и расплывчата. На практике все гораздо проще, но в то же время сложней. По теории Сергей получал «отлично». Какую же оценку выставит ему жизнь?

Майор Иванов сам привел Окунева в кабинет. Это был крепкого сложения мужчина лет тридцати. Короткий ежик волос, землистого цвета лицо, мощные надбровные дуги, глубоко посаженные бесцветные глаза, широкая переносица. Желваки на скулах вздуваются, как пузыри у лягушки. Видно, что нервничает Окунев, хотя и пытается скрыть волнение под внешней бравадой.

Он сел на табурет, деловито выставил вперед ногу. Вперил в Сергея пристальный гнетущий взгляд. На тонких злых губах змеится презрительная ухмылка.

– Эй, начальник, браслеты-то сними, да? – небрежно потребовал он.

Сергей даже ухом не повел. Он сидел за столом и смотрел на уголовника. Голова подана вперед, спина прямая, руки на столешнице, как у студента, внимательно слушающего преподавателя. Он решил не делать лицо кирпичом и взгляд свой не стал утыкать колючками. Он смотрел на Окуня с блуждающей улыбкой на губах. В глазах светилась надежда на его самопроизвольное и, конечно же, скорое признание во всех грехах – тяжких и не очень. Но в этом же взгляде присутствовала твердость духа и уверенность в своих силах.

– Начальник, ты чо, не въезжаешь? Наручники сними! – разозлился Окунь.

Но Сергей его не услышал. Потому что хотел слышать другое.

– Слушай, начальник, где ты таких сосунков берешь? – спросил уголовник у Иванова.

– Скажи этому «сосунку» спасибо за то, что он тебя не убил, – хмыкнул майор. – Он в Афгане служил, а ты для него «дух». С «духами» разговор короткий. Секир-башка и все дела.

– Он чо, контуженный? – нервно хохотнул Окунь.

По идее, Сергей должен был обидеться, гневно свести брови к переносице. Но он даже в лице не изменился. На губах все та же блуждающая улыбка. Будь Сергей слабаком в душе, Окунь бы наверняка поднял его на смех. Но уголовник видел, что Сергей не лыком шит – как изнутри, так и снаружи. И его показная наивность не смешила Окуня, а, напротив, злила. Он уже начал выходить из себя.

– Ты, мусор, ты чо в натуре... Я тебе чо, икона, чтобы на меня пялиться?

Сергей продолжал хранить молчание. Его спокойствие выводит допрашиваемого из себя, поэтому он должен и дальше держать марку.

– Ты чо, мент, думаешь, что ты такой умный! – оскалился Окунь. – Думаешь, что за жабры меня взял? А хрена тебе лысого!.. Ты мне, мусор, за все ответишь! И за то, что повязал меня! И за то, что ты такой урод!

Уголовник завелся сам. И очень хотел завести Сергея. Но ни грубости, ни угрозы на него не действовали.

– Ты покойник, мент! Ты покойник!!! – клокотал Окунь. – Завтра... Ты слышишь, мент, завтра меня отпустят, понял!.. Ты думаешь, я сам по себе, хрена тебе! За меня конкретные люди подпишутся, понял! Мы еще поговорим с тобой, легавый! Мы с тобой в другом месте базарить будем. Тогда я на тебя смотреть буду. Молчать буду и смотреть, как ты сапоги мне лижешь... А потом я тебя кончу, мент!

Первым не выдержал Иванов. Он с такой силой заехал Окуню в ухо, что тот слетел с табуретки.

– Зачем? – с упреком, но спокойно спросил Сергей. – Он и так обижен.

– Кто обижен?! – взвыл уголовник. – Я обижен?! Тебя самого обижать будут, мент!

– Кто? – удивленно повел бровью Сергей.

Улыбка намертво приклеилась к его губам.

– Я!!!

– Вот смотрю я на тебя, Окунев, и думаю, что глупость человеческая безгранична. Неужели ты ничего не понял? Сдал тебя Лошаков. Ты глупый, Окунев. А Лошаков – нет. Зачем ему всю вину на себя брать? Он с тобой решил поделиться. И с Воронцом. На троих, так сказать, пулю расписать.

– Ты чо несешь, мент, какой Воронец? – вытаращился на него Окунь.

– Вор в законе. Человек, на которого ты работаешь.

– Что за бред!

– Это не бред, – спокойно сказал Сергей. – Это оперативная информация. Лошаков сказал, что ты приказал ему убить гражданина Суконкина.

– Чего?! – взревел Окунь.

– Если по-честному, то мне и самому верится в это с трудом, – сочувственно посмотрел на него Сергей. – Скорее всего, Лошаков пытается переложить вину на тебя. И на Воронца. Вроде бы Суконкин мешал Воронцу, поэтому Воронец и приказал тебе убрать его с дороги, а ты в свою очередь обратился к Лошакову. Так это или не так, мы еще будем выяснять. Но уже сейчас, на основании показания гражданина Лошакова, мы обязаны возбудить уголовное дело по факту заказного убийства. В качестве обвиняемых по этому делу будете проходить вы – ты и твой коронованный шеф по прозвищу Воронец.

– Воронец здесь ни при чем! – занервничал уголовник. – Я заявляю, что не знаю никакого Воронца!

– Да успокойся ты, Окунев, чего ты нервничаешь! – подмигнул ему Сергей. – Этим делом следователь будет заниматься, нам в общем-то все равно, кто Суконкина заказал. Нам вообще твой Воронец не нужен, зачем нам лишняя головная боль? А вот то, что ты с ножом на меня бросался, вот этого я тебе не прощу, – спокойно, как о чем-то будничном, сказал он.

– Я?! С ножом на тебя бросался?! Ты что-то попутал, начальник? Кто видел меня с ножом? А никто! Нет свидетелей! А ты за свидетеля не канаешь! – возликовал Окунев.

– Начальник мой видел, майор Иванов.

– Да ты чо гонишь! Он Лошака с Калачом своей пушкой пугал, не мог он ничего видеть...

– Успокойся, Окунев. Мы тебя закроем по факту, а будут доказательства твоей вины или нет, это уже не важно. Ты поднял руку на сотрудника милиции, а тебе этого в следственном изоляторе не простят. Есть там особая камера... – многозначительно сообщил Сергей и так же многозначительно замолчал.

Пауза действовала Окуню на нервы.

– Чо за камера? – не выдержал он. – Пресс-хата, да? Да мне по барабану, понял?

– Мне в общем-то тоже все равно, – безмятежно пожал плечами Сергей. – Я даже зла на тебя не держу. Ты пытался ударить меня ножом, я отбил нападение, мне за это благодарность и почет. А вот тюремному начальству не все равно. Тюремное начальство не любит таких буйных, как ты. А вдруг ты кого-нибудь из них ножом пырнешь. Пресс-хаты, как таковой, в природе не существует. Но таких, как ты, все равно опускают. Знаешь, как это делается?

– Ты... Ты, начальник, чо, в натуре, с катушек съехал? – в панике пробормотал Окунь. – Ты не можешь так...

– А я и не буду ничего делать. Зачем мне об тебя мараться? А тебя опустят, чтобы ты больше на милиционеров не бросался. Сначала опустят, а затем отпустят. Сначала Воронца твоего закроют, а затем тебя отпустят. А по СИЗО слушок пойдет. Опустили Окуня, сломался, гад, – Воронца сдал...

Спокойствие и выдержка Сергея действовали на уголовника разрушительно. Он не угрожал, он обещал. И всем своим видом показывал, что все эти обещания будут выполнены.

– Ты чо, начальник, нельзя так, – заколотился Окунь. – Ты не должен этого делать. То, что с ножом на тебя бросился, так это бес попутал, отвечаю. Хочешь, я чистосердечное сейчас нарисую. И то, что грубил тебе... вам... За то, что грубил вам, извинюсь!

Клиент поплыл. Оказывается, Сергей умел внушать серьезное к себе отношение.

– А то, что Воронец приказал Суконкина убить, фигня все это. Не мог Лошак этого сказать. А если сказал, то врет все. Да, был разговор насчет Суконкина. Воронец хотел глянуть, как он живет, ну богато или так себе...

– Странный какой-то интерес.

– Ну в общем-то да. Я Калача напряг, ну и Лошака, чтобы они в хату к Суконкину заглянули. А Лошак сам туда ломанулся, без Калача. Ну и косячину упорол. Никто ему Суконкина не заказывал, отвечаю!

– А зачем Воронцу вообще Суконкин понадобился?

– Да я этого не знаю. Честное слово, не знаю!

– Может, Воронец собирался взять Суконкина под свое покровительство? Он же, как-никак, мехами занимался, а это левые деньги...

– Да не в курсах, начальник, – мотнул головой Окунь.

– А может, все-таки в курсах?

– Да нет! Хлебом клянусь, что не знаю! А то, что Лошак Суконкина замочил, так это его личный косяк, отвечаю. Воронец валить его и не думал. Начальник, ну так чо, писать чистосердечное?

Окунь нарочно съехал с опасной для него темы. Он готов был взять на себя покушение на сотрудника милиции, лишь бы босса своего выгородить.

– Пиши, – кивнул Сергей.

Хватит огороды городить. Окунь готов написать признание, так пусть пишет. Куй железо, пока горячо...

Уголовник писал долго. То один лист бумаги порвет, то другой. Сергей выкурил шесть сигарет, а Окунь испортил девять листов, прежде чем был достигнут требуемый результат. Иванов распорядился отправить задержанного в камеру.

– Ну Комиссаров, ну молодца, – похвалил он подчиненного. – Не думал я, что ты его так ловко разведешь... Круто ты Окуня застращал, я, признаться, и сам поверил, что ты его под раздачу пустишь.

– Не хотелось бы связываться. Но раз уж обещал, должен был сделать. Пришлось бы в тюрьму ехать на поклон. Думаю, договорились бы, – улыбнулся Сергей.

– Да, грамотно ты этого типа прессанул. Не ожидал. Честно тебе говорю, не ожидал. Удивил ты меня. Приятно удивил. Ну с боевым крещением тебя, лейтенант!

Громов уже закончил общение с Лошаковым. Арестованного увели, а следователь отправился в прокуратуру или, скорее всего, сразу домой. Рабочее время вроде как закончилось. Иванов пригласил Сергея в свой кабинет, достал из заначки початую бутылку водки, оформил граммов по пятьдесят на брата. Выпили они, не закусывая, потому как нечем было. Оба закурили.

– Не думал я, что ты Окуня раскрутишь, – вернулся к недавней теме Иван Алексеевич. – Вроде бы матерый волчара, а ты вот его как достал. Все-таки причастен Воронец к гибели Суконкина. Хотел глянуть, как он живет. Как бы не так! Ладно, нечего нам в это дело лезть. Мы же не КГБ и даже не ГУВД, мы – обычный уголовный розыск районного масштаба. Наше дело маленькое. Ну в общем я тебя убедил. Давай еще по пять капель, и по домам. Кстати, как ты устроился?

– Да в общем-то нормально, – пожал плечами Сергей.

Подполковник Лесовик уже решил проблему с жильем. Позвонил своему хорошему знакомому, начальнику стройтреста, а тот предоставил Сергею комнату в подведомственном ему общежитии. Четырехэтажное здание из красного кирпича. Первый, третий и четвертый – для женатиков, второй – для холостяков. Сергей поселился на втором. Комната просторная, светлая, ремонта, правда, требует, но за этим дело не станет. Мебель ничего себе. Полуторная кушетка, шифоньер, тумбочка, на полу хоть и дешевенький, но ковер. Телевизора нет, но это дело наживное. Холодильник на общей кухне. Короче говоря, жить можно. Есть где бросить якорь.

2

– Ой мамочки! Я балдею! – визжала от восторга Эллочка.

Красивая девчонка. Изумрудные глаза, сочные губки вкуса пьяной вишни. Не сказать, что шлюха. Но и скромницей ее не назовешь.

Глеб Васильевич Панфилов не любил делать дорогие подарки. Но иногда он мог позволить себе широкий жест. И сегодня он подарил Эллочке роскошную норковую шубку. Девчонка с ума сходит от радости.

Сначала она крутилась возле зеркала. Она манекенщицей как-то пробовала работать. Что-то не сложилось у нее на этом поприще, но кое-какие навыки остались. Надела полусапожки на высоком каблуке и давай крутить «восьмерки» по комнате. Неплохо у нее получилось. Но в этом представлении не хватало изюминки. И Эллочка сама догадалась чего.

– Я сейчас! – загадочно улыбнулась она и выпорхнула из комнаты.

Вернулась минуты через две. Все тот же наряд. Шубка, полусапожки. Но волосы уже распущены...

Она продефилировала по комнате. На развороте полы шубки разошлись, и перед глазами Глеба Васильевича мелькнули обнаженные прелести – грудки с ягодками, плоский животик, тщательно ухоженная полоска растительности. Ноги у Эллочки длинные, волнующие...

Она повернулась к нему спиной, выгнулась, как та кошка. Шубка провалилась за плечи – обнажила смугловатую спину. Упала к ногам. Взору открылись высокие упругие ягодицы... Ноги расставлены широко, корпус выгнут вперед, руки упираются в спинку кресла. Эллочка манит его, зовет... Глеб Васильевич не смог устоять. Вернее, усидеть. Он поднялся с места, подошел к своей любовнице и прижался к ее крупу...

К сорока пяти годам у него было много женщин. Но никому еще он не угождал так, как Эллочке. Молодая, красивая, на зависть всем. Ни одна женщина не воспламеняла кровь так, как она. И ни одной из них он не угождал так, как своей новой пассии. Квартиру ей снял в центре города, стенку гарнитурную купил, видеодвойку шикарную подарил, сегодня вот шубку норковую презентовал... Возможно, он разведется с женой и женится на Эллочке...

– Ой не могу! Ой как хорошо! – стонала она под его натиском.

А ему-то как хорошо... Но вот все закончилось.

Нет, разводиться он не будет. Роза ему не просто жена. Она его советник и помощник. К тому же на его любовниц смотрит сквозь пальцы. Понимает, что сама не в состоянии удовлетворить его запросы, поэтому и закрывает глаза на его похождения. Мудрая женщина. Где он еще такую найдет?

– Дорогой, что-то не так? – забеспокоилась Эллочка.

Прижалась к нему жарким обнаженным телом, провела рукой по животу.

– Все хорошо... Даже очень...

– А чего такой мрачный?

– Да проблемы...

Проблем у него в самом деле было очень много. Бурная эпоха перестройки, новая экономическая политика открывала новые жизненные горизонты. Но неплохие перспективы открывались и перед паразитами вроде законного вора Воронца с его кодлой... Феликс Суконкин вот погиб. Возможно, воры приложили к этому руку...

Поверить невозможно, но еще десять лет назад пушно-меховой комбинат влачил жалкое существование и даже ставился вопрос о его закрытии. И это при том, что леса вокруг Новожильска – рай для пушной твари. Вся беда в том, что комбинатом честный коммунист руководил. А это такой народ, им пустыню Кара-кумы дай в управление, так они через год песок завозить станут...

Честный, но бестолковый директор ушел на пенсию, и у руля комбината встал Глеб Васильевич. Набрал шкурок, что получше, и в Москву. Пороги в министерстве обивал, соболями чиновников ублажал. Добился-таки своего – получил деньги на развитие производства. Отремонтировал и построил новые цеха, реконструировал и частью обновил дубильное, красильное и прочее оборудование, даже зверосовхоз поднял, с охотниками отношения наладил. Словом, работа задалась. Через год комбинат стал приносить прибыль. Сначала государству. А затем и самому Панфилову.

Для начала он наладил продуктивную связь с начальником управления «Новожилпушнина», за взятки организовал регулярные поступления на комбинат внефондового левого сырья. Добытую охотниками шкурку тут же переводили в неучтенку, которая расходилась по таким же неучтенным цехам, где шили шубы, шапки. Был еще такой партийно-хозяйственный документ, по которому разрешалась передача некондиционного сырья пушнины предприятиям бытового обслуживания. Еще один источник неучтенки. Подпольные цеха были загружены под завязку. Товар уходил в Москву, где продавался «втемную» через «блатные» магазины. Связи у Панфилова были везде. Он бы и на Луне их наладил, если бы там был спрос на меха.

С местными торгашами Глеб Васильевич не связывался. Комбинат находился за городом, в тихом, спокойном месте. Может быть, по этим причинам нелегальное производство меховых изделий не попало в сферу криминальных интересов. Но все до поры до времени...

Панфилова не очень-то пугали наезды со стороны уголовников. От них можно было бы и откупиться. Куда больше он боялся карающего меча Фемиды. Засветиться он мог с нескольких сторон – ОБХСС, УВД, народный контроль, финотдел, госторгинспекция, комитет партии. Кого-то удавалось обмануть, кому-то приходилось отстегивать. Но, так или иначе, нелегальное производство работало с размахом и давало хорошую прибыль. И все равно было страшно. Поэтому он оставил пост директора комбината, а на его место пришел свой человек – Суконкин Феликс Альбертович. Человек солидный и достаточно авторитетный – бывший преподаватель МГУ, доктор экономических наук. Кристальной честности, что, впрочем, не мешало ему получать куш в четверть от всей нелегальной прибыли. Глеб Васильевич отошел в тень, но продолжал держать руку на пульсе событий.

Суконкин вел скромное существование. Пользовался исключительно служебной машиной, жил в обычной «двушке», деньгами не сорил, с бабами не путался. Может быть, потому и не попал в поле зрения правоохранительных органов. Зато не избежал встречи с криминальными структурами.

По материалам уголовного дела, возбужденного по факту его убийства, Суконкин застал дома обычного вора-домушника, тот и ударил его ножом. Но что-то подсказывало – неспроста в квартиру Феликса забрался вор. Кто-то подослал его... Уж не Воронец ли?..

В последнее время Воронец все больше дает о себе знать. Раньше доил теневых цеховиков, сейчас и на кооператоров переключился. Его уголовные молодчики обложили данью таксистов, стригут купоны с проституток, наперстки на колхозном рынке крутят. Ничем не брезгует вор. А тут чуть ли не под носом такой лакомый кусок – пушно-меховой комбинат. Рано или поздно Воронец должен был до него добраться. И, судя по всему, добрался... Начал с Суконкина, хотя мог начать с самого Глеба Васильевича. Возможно, их встреча еще впереди. Так что расслабляться не стоит...

Можно было бы уехать в Москву. У него там хорошая трехкомнатная квартира в кооперативе. Перевезет семью, выпишет Эллочку или найдет себе новую любовницу. Денег у него полно и в долларах, и в рублях. В Москве сейчас большие дела делают. Можно даже свой коммерческий банк открыть...

Но в Москве, говорят, криминал совсем распоясался. В Новожильске вроде бы только один Воронец озорует, а в первопрестольной полный бедлам – люберецкие, измайловские, солнцевские – всех и не перечислишь. Воры, спортсмены, просто шпана из подворотен. Обкладывают данью всех кого ни попадя. Сегодня одни наедут, завтра другие. Торговцы на рынках кровавыми слезами плачут, ларечники под бандитским игом стонут... По сравнению с московским беспределом в Новожильске более-менее спокойно.

А банк он и здесь откроет. Тем более что работы в этом направлении ведутся полным ходом. Это будет первый в городе коммерческий банк. Пора выходить из тени. Пора на законном основании пользоваться почетом и уважением.

Через свой банк он отмоет свои же миллионы и пустит их в дело. А в Новожильске полно предприятий, которые нуждаются в оборотных средствах. Добыча нефти, производство нефтепромыслового, бурового и геолого-разведочного оборудования, машиностроение, металлообработка, химические удобрения, медицинская техника, аккумуляторный завод, фанерный комбинат... Предприятия-то государственные, но уж кто-кто, а Глеб Васильевич прекрасно понимал, как трудно выбить средства из государственного бюджета да еще через госбанки. Лоб расшибешь, пока своего добьешься. А тут коммерческий банк – всегда пожалуйста. Дорого, зато быстро и надежно...

Конечно же, Воронец попытается прибрать его банк к рукам. В принципе можно будет откупиться от него. Но лучше этого не делать. Уголовники, они такие: сунешь им палец в рот, так они и всю руку отгрызут...

Свои деньги Панфилов прятал в надежном месте. Четыре миллиона семьсот тысяч рублей и около шестисот тысяч долларов. Сумасшедшие деньги. К тому же он знает немало людей, которые могут внести солидный пай. Короче говоря, деньги в банке будут крутиться большие, счет пойдет на миллионы. И отдавать Воронцу сто-двести тысяч рублей в месяц – это уж слишком. Гораздо дешевле будет организовать собственную охрану. Тем более что есть люди, с которыми можно работать. Пушно-меховой комбинат и зверосовхоз заодно охраняет целый штат военизированных охранников. И среди них есть очень отчаянные ребята, которым сам черт не страшен. Вряд ли они спасуют перед обколотыми уголовниками Воронца.

Да, незабвенный товарищ Ленин говорил, что революция должна уметь защищаться. Панфилов продвигал свою революцию – в масштабах отдельно взятого коммерческого банка. А раз так, он просто обязан был позаботиться о собственном отряде «революционно настроенных» матросов...

– Ты все о чем-то думаешь, – надулась Эллочка. – На меня даже не смотришь...

– О будущем думаю. О счастливом будущем, которое нам в школе обещали... А ведь это правда – есть такое будущее, только не для всех. Для избранных... Хочешь быть избранной?

– Хочу! – всполошилась она.

– Будешь... Если со мной... В шубах будешь ходить, на «Мерседесе» ездить... Ты когда-нибудь видела «Мерседес»?

– Ну конечно! В журнале.

– «В журнале», – передразнил ее Панфилов. – В журналах мы много чего видели...

– Много чего видели, – загадочно улыбнулась Эллочка. – А кое-что даже перенесли в наш совковый реализм...

– Да? И что, например...

– А сейчас покажу!

Эллочка смачно облизнулась, затуманила взгляд. Коснулась языком живота и медленно повела его вниз... Глеб Васильевич зажмурился в предвкушении острого удовольствия. Он все больше убеждался в том, что капиталистические ценности гораздо приятней социалистических...