Текст книги "Мы – одна бригада"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Так это ты из-за нее кого-то покалечил? – втянулся в разговор Игнат.

– Ну да, отбивную из мудей сделал. Короче, подписался я за свою Юльку... – И он рассказал свою историю.

– Мстить будешь?

– Да я чо, больной на голову, чтобы бабе мстить? Они же овцы тупоголовые... Э-э, Вилли, это я не про твою Лику...

– Да ладно, чего уж там... Твоя Юлька замуж за козла вышла. А к моей Лике козел клеился. Она его на хрен послала. Так он ее, падла, и вложил. Мы с ней на пару фарцой занимались. Ну он просек момент, и ментам стук-стук. Короче, нагрянули фараоны. А у Лики бабки засвеченные и доллары в заначке. Короче, кипиш поднялся, все дела. Лику повязать хотели. Пришлось на себя все брать... Вы, пацаны, только не думайте. Я героя из себя не корчу. Я же и сам в этих делах был с потрохами. Рома меня, гад ползучий, наблатыкал. Я сначала у него на подхвате был. А потом откололся. Вместе с Ликой. Так он нас за это и сдал. Прикиньте, сам фарцует и сам же сдает... Он, козел, думает, что я ни о чем не догадываюсь. А я через два года вернусь. Вот тогда он за все ответит...

– Да, блин, дела, – покачал головой Игнат. – Одного баба предала, другого дружбан... А меня, пацаны, никто не предавал. Сам, по дурости, на вагон полез. Татарин меня уболтал, давай, говорит, бабок по-быстрому срубим. Срубили. Мне четыре года дали. Я два года на тюрьме парился, а потом на этап...

– Меня в сизухе тоже долго держали. В сентябре взяли, в марте осудили, в июне на этап выдернули...

– У меня проще, – взял слово Вилли. – В марте меня повязали, а в июне приговор. Всего два месяца следствие шло. А чего тянуть? Я же не отпирался, все на себя брал. Может, потому и дали всего два с половиной года. Я боялся, что валюту приклеят, обошлось...

Игнат с удовольствием слушал Леву и Вилли. Сам рассказывал о себе. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что давно уже знает этих парней. А познакомился он с ними только сегодня.

Они были близки ему по духу. И еще их судьбы были чем-то схожи.

2

Капитан Шепелев играл желваками и нервно курил. Игнату не нравился его жесткий, колючий взгляд.

– Ну и что мне с вами делать? – со скрытой угрозой спросил он.

Игнат, Лева и Вилли пятнадцать суток проторчали в ШИЗО. Условия жуткие, кормежка паскудная. Зато безопасно. В принципе блатные могли достать их и там. Но это для них слишком хлопотно. В отряде разобраться со строптивцами куда удобней.

– Вам видней, – пожал плечами Лева.

– Через матрас вас крутануть, а?

Игнат понял, что имеет в виду капитан. Зэка нельзя держать в изоляторе больше пятнадцати суток безвылазно. Но если администрация решит, что этому зэку нет нигде больше места, кроме как в ШИЗО или ПКТ, то шансов остаться в отряде у него нет. После первых пятнадцати суток он возвращается на свое место, но спит на своем матрасе всего одну ночь. И снова возвращается в изолятор. Снова на пятнадцать суток. По истечении которых его снова «прокручивают через матрас» и обратно водворяют в камеру ШИЗО.

– Как вам будет угодно, гражданин капитан, – в тон Леве сказал Игнат.

– Вот именно! Все будет так, как это мне угодно! – Шепелев нервно забарабанил пальцами по столу. – А мне угодно, чтобы в отряде был порядок, вам это понятно?

– А мы что, против? Мы только за.

– Это вы на словах такие умные. А кто у нас тут драку недавно устроил?

– Так были на то причины.

– Какие причины?

– Личные. Девушку мою оскорбили, – пояснил Вилли.

– Я не понял, у нас тут что, дворянское собрание? Девушку его оскорбили... Ты вообще кто такой?

– Авдеев Валентин Кузьмич.

– Да мне плевать, как тебя зовут? Кто ты по своему статусу?

– Советский гражданин.

– Ты мне мозги тут не компостируй, советский гражданин... Ты никто, понял? Ты ноль без палочки. А на кого руку поднял?..

– На кого?.. Ой, извините, гражданин капитан, я не знал, что это были депутаты Верховного совета...

– Какие на хрен депутаты? Ты что, издеваешься, Авдеев?..

– А кого ж я тогда обидел?

– Блаткомитет ты обидел, слыхал о таком?

– Мы этого в школе не проходили и в институте тоже.

– Хватит! – Капитан с грохотом опустил кулак на стол. – Будет тебе здесь школа! Институт тоже будет! Загонят тебя в петушиный закуток, будешь там «Камасутру» изучать, с утра до вечера...

– Что вы такое говорите, гражданин капитан?

– Достал ты меня, Авдеев, понял? Достал! Я с тобой по-хорошему поговорить хотел, а ты мне тут какую хрень вправляешь. Все, свободен. Все свободны!

Игнат понимал, почему Шепелев держал сторону блаткомитета. Для него и для руководства колонии порядок среди заключенных стоял на первом месте.

У него и у «хозяина» свой закон. Первое и главное, мужики должны были вкалывать на «промке» как проклятые. План выполнять мало, нужно его еще и перевыполнять. Ударные темпы работы – это и премии для офицеров, и, прежде всего, левый, неучтенный доход. А это дачи для себя и для более высокого начальства, это милость свыше, это продвижение по службе и так далее и тому подобное.

Полковнику Севрюгину было до фонаря, какими методами достигается порядок. Главное, чтобы мужики не артачились, не устраивали саботаж. Для этого он и ставит над ними пастухов. В виде волков из того же блаткомитета. Воровские люди обеспечивают порядок в общем стаде. Внешне все спокойно, все хорошо. План выполняется и перевыполняется, мужики организованно ходят на работу. А подземные течения никого не волнуют. Три новичка бросили вызов блатарям, пусть блатари с ними же и разбираются. А капитану Шепелеву все равно, что с ними будет, лишь бы только после них снова установилась тишь да гладь...

В спальном помещении спокуха. Мужики на работах. И в блатном углу никого. Неужели отрицалы решили заняться общественно полезным трудом? Вряд ли...

Друзья получили в каптерке свои вещи, застелили койки. Вышли на улицу, оккупировали курилку. Только выкурили по одной сигарете, как появились вернувшиеся с работы мужики. Организованная толпа втянулась на площадку перед общагой. Послышалась команда «Разойдись!», и мужики ломанулись в барак.

Входная дверь была узковата, поэтому образовался затор. Самые умные решили переждать столпотворение в курилке.

Игнат чувствовал на себе уважительные взгляды. Но никто из мужиков не решился заговорить с ним. И его друзей они тоже сторонились.

Мужики уважали их за то, что они не побоялись бросить вызов блатоте. Но при этом относились к ним как к прокаженным, держались в стороне.

В барак друзья вернулись перед самым отбоем. Мужики занимались своими нехитрыми делами, кто-то уже дрых, облокотившись на спинку шконаря. Им, сермяжным, до отбоя валяться на койках возбранялось. Капитан Шепелев строго следил за этим. Зато блатным он прощал все. Они могли лежать кверху пузом хоть целые сутки напролет. Главное, чтобы мужики не бузили.

В прошлый раз блатарей в бараке было всего четверо. Зато сегодня целая свора. Как минимум, с десяток. И сам «смотрящий» на своем угловом месте. Меченый и фиксатый при нем. Делают вид, что не замечают строптивых новичков. Не иначе что-то задумали...

Игнат уже знал своих противников по именам. Или, вернее, по кличкам. Меченый отзывался на Губаря, фиксатый на Лешего, двух их дружков звали Космонавт и Помбур.

– Что-то сегодня будет, – тихо сказал Лева.

– Главное, не ссать. И не спать после отбоя. Ушки на макушке, а кулаки на стреме, – указал Игнат.

Лева и Вилли признавали его право на лидерство. Хоть и маленькая у них стая, но ей без вожака нельзя.

Капитан Шепелев слинял домой еще до отбоя. Но остался его заместитель, лейтенант Лазарев. Он должен был дежурить в бараке до утра. Но через пару часов после отбоя он куда-то исчез. И сразу же в блатном углу началось движение.

Воровские бойцы сквозняком прошли через спальное помещение, гурьбой встали на выходе. И тут же послышалось:

– Атас!

Мужики в панике повыскакивали из своих коек. Они торопливо одевались, совали ноги в «прохоря». И один за другим бежали к выходу, где на них обрушивался град ударов.

Бойцы особо не зверствовали. Мужиков лупили, но с ног не сбивали. Несколько ударов по кумполу, по заднице, и все, мужик свободен. Блатари сразу же переключались на очередную жертву, чтобы тут же взяться за следующие.

Игнат еще на тюрьме слыхал про эту процедуру, которая называлась раздачей. Это было своего рода церемониальное действие, чтобы мужикам жизнь не казалась медом. Чтобы они знали, кто в доме хозяин. Чтобы знали свое холопское место.

Воровские гладиаторы лупили всех без разбора. Попадали под раздачу и отрядные активисты. Они тоже должны были знать, что их красноповязочная власть не более чем бутафория.

Смотрящий и три блатаря из его ближайшего окружения наблюдали за раздачей со стороны. Меченый и фиксатый в их число не входили. Их дело месить толпу...

Игнат тоже поднялся со своей шконки. Но он никуда не торопился. И Лева с Вилли одевались медленно.

В конце концов все мужики прошли через «мясорубку». В спальном помещении остались только блатари. И еще Игнат со своими друзьями. Они стояли напротив бойцов и молча ждали, когда те примутся за них.

– А вы чо, бараны, стоите? – заорал Губарь. – Цоб-цобе!

Он снова наезжал на них. Но уже как бы и не по беспределу. Игнат, Лева и Вилли отказывались пройти утвержденную блаткомитетом процедуру, и тем самым ставили себя вне закона. За это их ждало суровое наказание. Их могли жестоко избить, но это не самое страшное. Их могли опустить. Вот после этого хоть в петлю головой.

Смотрящий наблюдал за происходящим с кривой усмешкой. Вмешиваться он пока не собирался. Зато три блатаря из его свиты рвались в бой.

Игнат сделал подсчет – им троим придется драться против восьми блатарей. Он сделал и прогноз. Который был неутешительным. Шансов на победу у них нет никаких. Блатованные пацаны вооружены не только кулаками, у них и кастеты есть, и заточки. Да и дерутся они здорово, иначе им просто нельзя...

Игнат оглянулся назад, пожал плечами.

– Не вижу никаких баранов. Губарь, тебя чо, на галюны пробивает?

– Ты сейчас у меня сам гальюном станешь! – рыкнул меченый.

Смотрящий подал ему знак, и он первым шагнул в сторону Игната. Братва медленно и угрожающе двинулась за ним.

Лева не отступил перед опасностью.

Вилли встал в боевую стойку. Внешне он спокоен, но внутри все закипает от ярости.

И боевой дух Игната достиг самой высокой отметки. Пусть его бьют ногами и руками, пусть режут его заточками. Он будет драться до последнего. Остановить его сможет только смерть...

Губарь понял, что троица не отступит под натиском его своры. Что-то дрогнуло в его взгляде. Как будто боевая струнка в нем лопнула. Но он все же продолжал идти вперед. До столкновения оставались мгновения...

– Ша! – словно щелчок бича прозвучал чей-то резкий голос.

Братва в момент остановилась. Расступилась. Игнат увидел перед собой невысокого сутулого мужика с узким вытянутым лицом. Глубоко посаженные глаза, мощные надбровные дуги, тяжелый проницательный взгляд.

– Ты что ли, Бурлак? – Он смотрел на Игната исподлобья.

– Я.

– А это, значит, твои кенты? – взглядом показал он на Леву и Вилли.

– Кенты.

– Слухи тут до меня дошли, что вы на достойных людей с кулаками бросаетесь. Не хорошо... Шавро, а ну-ка, нарисуй ситуацию, как все было, – обратился он к смотрящему.

– Да беспредел был, Пятус, в натуре, беспредел... – закивал головой тот.

Игнат уже понял, с кем он имел честь разговаривать. Это был вор в законе Пятус, он же лагерный пахан.

– Губан этих чертей к себе позвал, за жизнь с ними перетереть хотел, да, – продолжал смотрящий. – А эти ни за хрен собачий на него налетели и давай метелить...

– А не свистишь ты, Шавро? – с укором посмотрел на него Пятус. – Слышал я, что Леший над сеансом куражился, бабу чью-то оскорблял... Было такое?

– Да чо было? Ничего не было! – блеснул своей фиксой Леший.

– Скворечник закрой, не с тобой базарят! – шикнул на него Пятус.

– Да я не знаю, – в раздумье пожал плечами Шавро. – Меня тогда не было. Я на больничке марафетил... Мне потом Губан все рассказал...

Пятус посмотрел на Игната.

– Чью Леший бабу обидел? Твою?

– Мою, – отозвался Вилли.

– Слышал я про твою девчонку, – ошарашил его Пятус.

– Слышали?! Откуда?

– А пока вы на киче парились, я коней по дорогам пустил. Насчет тебя, пацан, звонок был. Твоя баба на фарце попалась, а ты за нее подписался. На себя все взял... Слышишь, Леший, пацан из-за бабы своей срок на себя взял, а ты ее помоить вздумал. Он тебе что, пидор гнойный, чтобы ты его гноил? Ты его бабу форшманул, а он тебя за это спросил. И чем ты недоволен, а?

– Да кто они такие, а кто Леший? – скривился Шавро.

– Они вам показали, кто они такие, – ухмыльнулся вор. – И за бабу спросили, и за козлов, и за пидоров гнойных. Это честные фраера... А Бурлак – чисто наш пацан. Он два года, считай, на крытом сидел, за хатой смотрел. Было, Бурлак?

– Было дело, – кивнул Игнат. – Законник Завар за него подписался. Пишет, что Бурлак честный пацан, косяков за ним нет. Он же и смотрящим его поставил. Значит, доверяет пацану... Ты слышал, Шавро, Бурлак за хатой на закрытке смотрел. Это наш, воровской пацан. А твой Помбур козлом его назвал. Ты бы стал молчать, если бы тебя козлом назвали...

– За козла спрашивают, – соглашаясь, кивнул смотрящий. – Да и Леший метлой своей не в тему мел...

– Вот видишь, ты все правильно понимаешь. Зачем тогда на пацанов наехал?

– Так это, под раздачу не хотели.

– Значит, они не фуцаны, чтобы отгребать...

Фуцанами на воровском жаргоне назывались честно работающие осужденные. То бишь мужики...

– Ну не фуцаны, – пожал плечами смотрящий.

– Чо ты жмешься, Шавро? Нормальные пацаны к тебе заехали. Не надо их чморить...

– Ну не надо, так не надо...

– Все, хорош талы-талы разводить, а то, не ровен час, кандюки нагрянут. Давай, Шавро, гаси шухер и мужиков на место вертай...

Пятус кашлянул в кулак и, ни с кем не прощаясь, тяжелой походкой больного человека двинулся к выходу. Игнату показалось, что Шавро смотрит на пахана без особого почтения.

Смотрящий мог относиться к вору как угодно. Только слово его нарушить не мог. Поэтому Игната и его друзей оставил в покое. Но на свой берег не позвал. И братва бросала на них косые взгляды.

Мужиков вернули в койки. Блатные какое-то время о чем-то шептались между собой, затем тоже отвалили на боковую. В бараке установилась тишина. Но Игнату не спалось. И его друзьям тоже.

Игнат предложил выйти в курилку.

– Так нельзя же...

– Ну и хрена, что нельзя!

Он резко сорвался с койки, оделся. Лева и Вилли нехотя потянулись за ним. Дневальный попытался их остановить, но Игнат так глянул на него, что у того язык отнялся.

На улице было холодно. Но Игнат этого не замечал.

– Ты чо как с цепи сорвался? – спросил Лева.

Он обнял себя руками – согревался.

– Поговорить надо. Не хочу чужие уши греть.

– Ну можно было в умывальник зарулить.

– А это не нарушение режима.

– Не понял, а зачем его нарушать?

– А вот захотелось!.. Последняя струна во мне лопнула!

– Какая струна?

– А последняя струна, на которой держалось мое уважение к закону... Все, ничего не осталось!.. Ты, Лева, сам посуди. Из школы меня поганой метлой погнали, а за что, за то, что моего батю за мокруху посадили. Я уже тогда изгоем стал. Менты меня из отцовской хаты выгнали. По беспределу! Никому не было до меня дела. Никому!.. Мы с корешами вагон разбомбили, менты нас за это повязали. Тут в принципе, честная игра, я не спорю. Четыре года мне дали. И это я еще могу понять... Сюда на зону зарулил. И что началось, а? То, что с Губаном завязались, так это ладно, с кем не бывает. И то, что нас в кондей загнали, тоже понятно. Наказали так наказали. А вот чабана нашего, Шепелева, я не пойму. Он же знал, что Шавро своих псов на нас спустит. И что, бросил нас под паровоз, выживайте как хотите... Короче, может, кому-то и нравится жить по закону, а я думаю так – закон этот стопудово не про меня писан. Не вписываюсь я в этот закон. Вот и пинает меня мое родное государство в лице таких козлов, как Шепелев. Пинало, пинает и пинать будет. И если я не встану над этим законом, раздавит меня государство. Не сейчас, так потом, когда я на воле окажусь. Не примут меня люди...

Игнат жадно затянулся, отбросил в сторону «бычок». Властным движением руки осадил Леву, который хотел вставить слово. И продолжал:

– Не знаю, как вы, пацаны, а я завтра на работы не выйду... Я не хочу быть таким, как Губан. Но и мужиком быть не хочу... А ты, Лева, хочешь попадать под раздачу?

– Да я чо, лысый?

– А ты, Вилли?

– Да лучше сдохнуть стоя...

– То-то же, мы с вами не из той породы, чтобы на коленях жить... И еще один момент. Какого, спрашивается, хрена мы должны ишачить на государство, которое нас прокляло?..

– В киче сгноят, – Лева задумчиво почесал затылок.

– А это ты уж сам решай, идти за мной или нет?

– Братан, да куда ж я без тебя?

– Лева, это не разговор. Дело очень серьезное. Очень-очень. Если мы забиваем болт на работы, то должны стоять намертво. Если нас сломают, то даже мужики над нами смеяться будут. А про Губана я вообще не говорю. Еще и гноить начнет. А Пятус за нас больше не подпишется. Кто ж за фуфлыжников подписывается?..

– Пятус, странная какая-то кликуха, – заметил Вилли.

– Пятус, если по фене, это пять рублей, – объяснил Игнат. – Может, он когда-то по первой ходке пятерик у кого-то выиграл. Или еще что... Кликуха нормальная. А какие погремухи нам могут дать, если нас кум сломает... Чапланами какими-нибудь обзовут или чуханками... Лично я конкретно выпадаю в отрицалово. Это железно! И вам тоже советую. Пятус вас честными фраерами обозвал. Это уже круто. И пацанами он вас тоже называл. Это еще круче. Мы должны доказать, что мы на самом деле пацаны, а не мужики фуфловые. Чтобы Пятус нас реально признал, и чтобы братва к себе приняла. Тогда нормальная житуха будет. И вообще, лично мне воровская молитва улыбается. А от совкового закона меня тошнит... Ну так чо решили, браты?

– Я как ты! – после недолгого раздумья кивнул Лева. – Железно!

– Я как все! – твердо сказал Вилли. – Заметано!

– Ну будем держаться, братва!

Тем для разговоров хватало. Но нужно было идти спать. Скорее всего это их последняя ночь, которую можно провести в тепле и на чистой постели. Завтра их отправят в штрафной изолятор. Хорошо, если определят в один трюм, как в прошлый раз...

3

Они сдержали свое слово и не вышли на работы. Капитан Шепелев рвал и метал, грозил самыми страшными небесными карами. На поддержку Шавро Игнат не надеялся. А ведь смотрящий мог помочь ему и его друзьям. Достаточно было взять их под свое крыло.

Но, несмотря на покровительство самого Пятуса, Шавро не стал приближать к себе Игната, не признал в нем воровского пацана. Про Леву и Вилли говорить нечего. Смотрящий с легкой душой бросил их троих на съедение отрядному.

Получив очередной отказ, Шепелев распорядился отправить настырную троицу в штрафной изолятор. Друзей раскидали по разным камерам. Но это их не сломило. И по выходу из ШИЗО они снова забили на работы.

Шавро Игната не трогал. Но и не поддерживал. Упрямые новички оказались на положении «крутых парней». Так называли отрицательно настроенных заключенных, в принципе придерживающихся воровских традиций, но не ставших своими среди пацанов.

И снова друзьям обломилось пятнадцать суток кича. И снова им пришлось париться в разных хатах. И снова они положили на работы.

Похоже, Шепелев понял, что наказывать их бесполезно. Но и не стал оставлять в отряде вместе с «официально» признанными отрицалами. Он снова отправил друзей в мориловку, но в этот раз не стал препятствовать тому, чтобы их определили в одну камеру. Игнат воспринял это как маленькую победу. Хотя, надо сказать, радости было мало.

Жизнь в изоляторе не сахар. Заключенные содержались на голодном пайке, то бишь на пониженной норме питания. На обед хлеб и вода. На ужин вода и хлеб.

Но это еще полбеды. Угнетающе действовала вечная сырость. Не иначе здание штрафного изолятора строили изощренные садисты. В штукатурку специально добавлялась соль, чтобы стены всегда были сырыми. При нормальном строительстве между фундаментом и основанием здания всегда ложится гидроизоляция. Но при строительстве кича рубероид не клали нарочно. Для того чтобы стены беспрепятственно впитывали влагу из почвы. Для того чтобы арестанты как можно скорее зарабатывали себе чахотку.

Но Игнат стойко терпел тяготы и лишения. Лева и Вилли не собирались отступаться от своего слова.

Закончился очередной срок. И они снова вернулись в отрядный барак. Как здесь было здорово. Тепло, сухо, светло, чистое белье, мягкие одеяла. Лагерная столовая кажется рестораном. И на «промке» не так уж и плохо. За работой и время будет лететь быстрей, за выполнение плана отоварка в ларьке...

Но Игнат не поддался соблазнам лагерной жизни. И Лева с Вилли тоже готовы были держаться до последнего... Выглядели они неважно. Худые, изможденные, но в глазах стальной блеск. Шавро и его кентовка с интересом наблюдали за ними. Но в их взглядах сквозила неприязнь. Это означало, что «крутые парни» по-прежнему не вхожи в их круг. Судя по всему, братва была уверена, что завтра бригада «Игнат со товарищи» выйдут на работы.

Но их ожидания не оправдались. На следующий день все повторилось. И снова Игнат предстал пред капитаном Шепелевым. Рядом с ним замерли в ожидании Лева и Вилли.

– Что, снова в ШИЗО захотели? – устало спросил отрядный.

– Да уж лучше туда, чем на «промку», – так же устало ответил Игнат.

– Да ты на себя посмотри, Бурлаков! На кого ты похож? И ты, Авдеев, не лучше. А на тебя, Купавин, вообще смотреть страшно...

– Так мы ж не в комнату смеха идем, а в комнату ужасов, – мрачно усмехнулся Лева. – Будем ужасать друг друга...

– Не надоело вам еще там? Ноябрь месяц как никак. Холодно. А Севрюгин грозится отопление выключить. А что, работать вы не желаете, пользы от вас никакой, одни убытки. И скажите, зачем уголь на вас расходовать?

– А затем, что мы не лишены гражданских прав.

– Ух ты! Какой ты умный, Авдеев! Гражданские права у них... Да, в том-то и дело, что гражданские права у вас есть. А здоровья, вижу, нет... В санчасть вам надо, – глядя куда-то в сторону, решил Шепелев.

Друзья переглянулись. Неужели отрядный сошел с ума?

– Ну что, стоите? В санчасть, говорю, идите... Там вас уже ждут!

А может, какая-то неведомая сила перенесла штрафной изолятор в стены медицинской части? Или, может, Игнат сам сходит с ума от недоедания?..

Но нет, в здании медсанчасти находился лазарет, где друзей в самом деле уже ждали. Дежурный врач осмотрел их, недовольно покачал головой.

– Истощение организма у вас, молодые люди. Пока что я не могу сказать, к каким последствиям это приведет. Но ничего хорошего ждать не приходится. В общем, я вынужден буду положить вас на обследование. Может быть, хватит одного лишь усиленного питания, чтобы привести вас в норму. Может быть, придется назначить вам лечение. Но в любом случае недели три вам придется провести в лазарете. Надеюсь, у вас нет неотложных дел?

Врач отправил их в душ, шнырь из лазаретной обслуги выдал им чистые пижамы, тапочки, любезно проводил в палату на четыре койко-места. Белоснежный потолок, свежевыкрашенные стены, деревянный пол, натертый мастикой, умывальник, на окнах чистые шторы. И койки, застеленные чистым бельем. И это вместо камеры штрафного изолятора... Игнат недоумевал.

Три места в палате были свободны, а одно занимал крепкого сложения парень с наколкой тигра на правом плече. Этот знак выдавал в нем воровского гладиатора.

– Добро пожаловать до нашего шалашу! – любезно осклабился он. – Я – Бубен, а вы кто?

– Бурлак...

– Лева...

– Вилли...

– Да? – почесал макушку Бубен. – Ну, Бурлак, это звучит... А Лева... Ты, Лева, говорят, Космонавта сделал. Было дело, да?

– Ну было, – буркнул Лева.

– А Космонавта не так просто сделать. А ты сделал... Значит, не Лева ты, а Лев, да?.. А ты, Вилли, ваще крутой. За бабу свою с Лешего спросил. И Губаря в замес пустил не хило... Ты за бабу свою мазу потянул. Стало быть, мазый ты. Так и будем тебя звать, Мазый... Лев и Мазый! Теперь не хило звучит. А то Лева, Вилли, как-то не в масть!

– А кто ты такой, чтобы погоняла клеить? – нахмурился Игнат.

Ему не нравилось, что какой-то деловар навязывает им свое верховенство.

По идее, парень должен был принять вызов. Но он даже бровью не повел.

– А это не я такой, – хитро улыбнулся он. – Это сам Пятус дает погремухи твоим корешам, понял?

– Пятус?! – не сдержал удивления Игнат.

– Я не понял, а чему ты удивляешься? Ты сам подумай, с каких это рыжиков ты на больничку заехал? Или ты в чудеса веришь, а, братан?

– Так это Пятус? – дошло до него.

– А ты думал... Вы это, пацаны, давайте, располагайтесь. Счас цихнар запарим, совсем ничтяк будет...

Давно Игнат так не кейфовал. Чифирь, сигареты, постельная благодать. И на обед сытная пайка, которую принес им шнырь. Настоящий борщ с куском мяса, каша с маслом, кусок сала, наваристый компот, хлеба сколько угодно. Игнат наелся от пуза, лег на койку под одеяло. Его одолевал сон, и он вовсе не собирался с ним бороться.

А вечером Бубен снова завел базар о Пятусе.

– Это пахан вам так подмастил. Пацаны-то вы нормальные, наши пацаны. На «промку» забили, на киче вас ломали, не сломали. И дальше бы ломали, если бы не Пятус... Я вам так скажу, пацаны, это все Шавро воду мутит. Не хочет он вас в свою кентовку брать. Потому и гноит вас Шепель. Вы же отрицалы, да, но не в лимите. Это у Шавро есть лимит, у Губаря, у Лешего того же. За них мужики пашут, а они пузо на шконарях греют. Бугры без базара наряды на них закрывают. А на вас лимита нет, потому и ломают вас в киче... Сломать могут. А Пятус этого не хочет. Он не Шавро, чтобы такими пацанами, как вы, бросаться. Теперь у вас все на мази. Пятус вас на лимит ставит. С хозяином договорено, с вашим чабаном тоже. Короче, все на мази. Так что недели балдежа вам гарантировано. А там... А там посмотрим, как вы себя поведете.

Последние слова были сказаны с особой серьезностью. Игнат понял, что Пятус хочет узнать, насколько преданы ему «крутые парни». А чтобы это узнать, он должен устроить им проверку. Про грядущие испытания Бубен ничего не сказал. Но было ясно и так...

Готов ли был Игнат пойти за вором? Да. Пятус не дал ему с друзьями сгинуть под натиском Губана и его кентов. Он не позволил им сгнить в чахоточной камере ШИЗО. Наконец, он готов взять их под свою опеку.

Игнат, Лева и Вилли, как сыр в масле катались. Первые три дня они отлеживали бока, отъедались, набирались сил. Затем их потянуло на спорт. Игнат показывал друзьям приемы вольной борьбы, Лева учил их каратэ, Вилли ставил боксерские удары. Бубен намекнул, что Пятус может взять их в свою кентовку в качестве бойцов. Игната не очень устраивала перспектива служить кому-то, но, если законник сделает ему подобное предложение, он не откажется. Лева и Вилли несомненно пойдут за ним. Хотя им тоже хотелось бы сохранить свою независимость. Но как ее сохранить, если они уже зависимы от вора.

Штаб-квартира Пятуса находилась здесь же, на больничке. Это был его капитанский мостик, с которого он смотрел за колонией. Здесь он собирал смотрящих по отрядам, по «промке», давал им указания, требовал их выполнения.

Пятуса Игнат видел лишь изредка, и то издалека. Вор намеренно не шел с ним на контакт. Видимо, он давал понять, что Игнат для него мелкая пешка, чтобы снизойти до прямого разговора с ним. Да так оно и было. Игнат не имел никаких заслуг перед сообществом лагерных воров, и, по сути, был мелкой пешкой.

Бубен был посредником между Игнатом и вором. Он же рассказывал об остановке в лагере. А обстановка эта была неспокойной.

Не так давно в колонию заехал молодой вор в законе. Как говорится, двум медведям в одной берлоге не ужиться. Вор Ошкар стал упрекать Пятуса в том, что он мало заботится о заключенных. Кормежка, мол, стремная, норма выработки выше крыши, а пахан и в ус не дует.

Так оно вообще-то и было. Севрюгин в самом деле заставлял мужиков работать на износ. Скорее всего, он заключил со смотрящим негласный договор. Пятус обеспечивает порядок среди зэков, держит мужиков в узде, а лагерное начальство смотрит сквозь пальцы на воровской произвол. Именно поэтому одного только слова смотрящего хватило, чтобы Игната и его друзей избавили от ШИЗО и создали райские условия на больничке.

Ошкара такое положение вещей не устраивало. Он бил на то, что настоящему вору западло принимать поблажки от администрации. Настоящий вор должен быть с красноперыми на ножах. И если заключенных ущемляют в правах, то нужно поднимать зону на бунт. Типа, только так можно установить в колонии настоящий воровской порядок.

Молодой вор знал, что делал. Права заключенных его волновали мало. Смута ему была нужна для самоутверждения. Вор, сумевший поднять зону на бунт, заслуживал особого почтения. Если его затея выгорит, воровской сход сместит Пятуса с его законного места, а смотрящим колонии станет Ошкар.

Уже сейчас в стане лагерной элиты произошел раскол. На сторону смутьяна встал Шавро со своими бойцами, смотрящий по четвертому отряду. Остальные выжидали.

Вор Пятус оказался в затруднительном положении. С одной стороны, он не должен был мешать Ошкару, потому как тот боролся за торжество воровской идеи. Но и потакать ему он тоже не мог. Потому как Ошкар пытался свергнуть не администрации, а его, Пятуса, власть. О том, чтобы задавить Ошкара руками «хозяина», и речи быть не могло. Никому неохота быть объявленным сукой...

Игнат понял, почему он вместе с друзьями оказался в санчасти. Вор Пятус ожидал, что события выйдут из-под контроля, и ему понадобится грубая физическая сила. Он собирал под себя преданных людей. Игнат, Лева и Вилли не принадлежали ни к каким кентовкам, с Шавро и Губаном состояли далеко не в лучших отношениях. К тому же они относились к отрицалам. И к жестокой драке им не привыкать. Потому и решил Пятус прибрать их к своим рукам. Грядущие события должны были стать суровым испытанием для них. А эти события неотвратимо приближались...

Все началось с того, что мужики второго и четвертого отрядов отказались выходить на работу. Объяснялось все просто. Ошкар зарядил их с вечера водкой, а ночью призвал к беспорядкам. Мужики не очень-то и хотели идти против администрации, но люди Ошкара смогли нагнать на них жути. Да и водка, сделала свое дело.

Начальники отрядов пытались призвать толпу к порядку. Но ничего хорошего из этого не вышло. Шавро натравил на Шепелева своих бойцов, и те сломали у него на голове табуретку. Так сказать, выразили свою благодарность за то, что он помогал им в свое время отлынивать от работы.