Текст книги "Мы – одна бригада"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Владимир Колычев Мы – одна бригада

От автора

По моей инициативе и под эгидой издательства «ЭКСМО» проводится акция «Письма из зоны». Осужденные преступники пишут мне письма с тем, чтобы впоследствии их опубликовали в специальном сборнике. Цель этой акции – донести до людей правду о жизни по ту сторону решетки, развеять сиреневый туман криминальной романтики, предостеречь от ошибок, от тюрьмы и от сумы. Есть покаянные письма, есть просто бесстрастные повествования о своей судьбе, встречаются очень интересные моменты. Скоро будет опубликован сборник «Письма из зоны», но еще до этого выходит моя новая книга, сюжетные линии в которой позаимствованы у авторов этих писем:

«...Впервые на зону я попал вроде бы и по делу, но по большому счету по глупости. Был у меня приятель (другом я его назвать не могу, почему, сами поймете). Он был на три года старше меня, имея за плечами тюремный опыт, весь из себя – кум королю, сват министру. Ну, и у меня ветер в голове, так хочется быть крутым, все такое. В общем, забились мы с ним на одно дело, взломав продовольственный магазинчик в нашем районе. Вернее, все делал Витька, а я всего лишь стоял на шухере. Нагрелись мы не очень, так, с десяток бутылок водки, ящик тушенки, еще там кой чего по мелочи, да и не в том суть дело, сколько взяли. Гульнули мы хорошо, шик-блеск-красота, Соньку за два пузыря раскрутили, все дела. А утром (помню смутно, как это было) за мной пришли. Витьку тоже взяли, но он, гад, все на меня свалил. А у меня в голове блатная романтика, я такой весь в образе, круче только яйца, ну и взял по дурости всю вину на себя. Впаяли мне срок – три года, и загремел я на зону. Пацан я не хилый, за себя постоять умел, в обиду себя никому не давал, короче говоря, срок отстоял на одной ноге. Выйдя на волю, хотел устроиться на работу, а никуда не берут, и все из-за моего „волчьего билета“, то бишъ судимости, к тому же образования никакого. В общем, куда ни сунься, везде от ворот поворот. Ну, обида меня взяла, и, найдя себе в пособники толкового пацанчика, я пошел на дело. Нам тогда повезло, но на очередном деле мы погорели... А на свободе уже другая жизнь. Мои школьные дружки на „Мерседесах“ раскатывают, поглядывая на меня сверху вниз. Пока я по тюрьмам по пересылкам скитался, они бизнес делали, богатея. И такое зло меня тогда взяло, но не на у них, а на себя. Ведь я мог быть на их месте, если бы тогда не сплоховал. Был бы у меня дом, семья, нормальная жизнь, а так ни кола ни двора, и в голове потухший образ блатной романтики...»

* * *

«...Знаю, что большинство заключенных говорят всем, что они сели в тюрьму ни за что, хотя у многих из них на самом то деле рыльце в пушку. Говорить, что я ангел, я не буду, но и за демона себя не считаю, хотя наше родное, правда, тогда еще советское государство, сделало из меня преступника. За что? А за то, что сейчас называется бизнесом, а тогда называлось спекуляцией или фарцой. Я ни грабил, ни убивал, я всего лишь покупал у иностранцев фирменные вещи, затем выгодно все перепродавая. Может быть, это громко звучит, но я обеспечивал людей заокеанским дефицитом, за что и схлопотал свои четыре года общего режима... Вышел на свободу, а там кооперативы в полный рост, ну, я и развернулся...»

* * *

«...Я очень сильно любил Катю, не представлял без нее своей жизни. Я готов был носить ее на руках, сдувать с нее пылинки. Если раньше мне от девушки требовалось, ну, сами понимаете, что, то с Катей все было по-другому, о сексе даже как-то и не думалось. Сам не знаю, что со мной тогда происходило. Натурально витая в облаках, и я очень боялся упасть, но, увы, упал. Мне больно об этом вспоминать, но я все же готов поделиться с вами своей историей. Катю я любил, об этом я уже говорил. Так вот, возвращались мы с ней из кино, вечер был, темно. Шли мы, значит, шли... Очнулся я в каком-то подвале, руки связаны, ноги тоже, на голове кровь. А Катя моя лежит на диване, а на ней пыхтит какой-то скот, и еще трое держат ее, чтобы она не сопротивлялась... Этих подонков я вычислял по одному, бил жестоко, смертным боем... А после суда Катя сказала мне, что не будет меня ждать. Она сказала, что ей не нужен такой злой и жестокий парень. Я ей пытался объяснить, что мстил за нее. А она мне сказала, что я мстил за себя...»

* * *

У авторов этих писем свои судьбы, реальные, а героев моей новой книги – свои, по большей части вымышленные. Но что-то общее в них есть. В общем, судите сами.

С уважением, ваш Владимир Колычев.

Часть первая

Глава перваяИгнат

1

Юрка намертво прилип глазами к учебнику. За всю свою жизнь он прочел одну книгу – сказку про Колобка. Поэтому Игнату и показался странным этот его интерес к литературе. Он тайком заглянул в книгу. А там... Впрочем, ничего крамольного. Сцена из романа «Молодая гвардия».

«...Раздвинул Вале зубы, заглянул в рот и начал расстегивать ей платье. Валя, заплакав от страха и унижения, быстро начала раздеваться, путаясь в белье. Офицер помогал ей. Она осталась в одних туфлях...»

Теперь Игнат знал, от чего у Юрки разыгралось воображение. Не абы кто, а сам Фадеев бабу голую ему нарисовал. Есть, оказывается, в литературе не скучные моменты...

Сам Игнат прочел немало книг. По литературе у него твердая «четверка». Зато поведение «неуд».

Сегодня он притащил в школу пугач. Ничего особенного. Согнутая у основания трубка, гвоздь буквой «г», тугая резинка. В трубке спичечная сера, от удара гвоздем она взрывается и... В общем, будет весело. Можно бросить эту штуку кому-нибудь под ноги. Одно неосторожное движение, и бабах. Но урок срывать ни к чему. На этой неделе план по залетам выполнен на двести процентов.

Но можно пошалить после урока. Это не проблема – незаметно положить пугач на пол. После звонка толпа ломанется на выход, кто-нибудь наступит на мину, вот будет потеха...

Игнат достал из кармана пугач, стал натягивать резинку. Юрка не отрывал глаз от книги, но его движение заметил.

– Дай сюда! – попросил он.

Игнат пожал плечами и протянул ему трубку. Резинку Юрка натягивал, не отрывая глаз от страницы. И потому нарушил технику безопасности. Пугач громыхнул у него в руках. Ему-то ничего, только уши заложило, а училку едва кондрашка не хватила. Глаза как блюдца, рот наискось. И пронзительный визг.

– Бурлаков! Касаев! Вон из класса!!!

Игнат не заставил себя упрашивать и направился к выходу. Вслед за ним поплелся Юрка. Но Таисия Михайловна не дала им уйти спокойно. Нагнала их в коридоре, взяла обоих под руки, потащила к директору.

Сергей Валентинович рвал и метал.

– Сегодня вы с пугачами балуетесь, а завтра бомбу в школу принесете!.. А ну-ка, голубчики, выверните карманы!

В кармане у Юрки были найдены две сигареты без фильтра, у Игната спички без коробка.

– Вы у нас, оказывается, еще и курильщики! – злорадно раздул ноздри директор. – Курите? – Курим, – покаянно кивнул Юрка.

– Но не в затяжку, – с той же кислой миной уточнил Игнат.

– Сегодня не в затяжку, а завтра в затяжку. Сегодня курите табак, а завтра перейдете на гашиш!.. А может, вы уже? Гашиш?

– Мы не курим гашиш, – мотнул головой Юрка.

– Не курим, – подтвердил Игнат.

– Если узнаю, сразу на учет в детскую комнату поставлю... А может, вас прямо сейчас в инспекцию направить?

– За что? – уныло спросил Игнат.

– А за все хорошее! Кто позавчера дрожжи в туалет бросил?

– Не знаю.

– А я знаю. Вы и бросили!

Как это ни обидно, но директор попал в самую точку. Дрожжи принес Юрка, а Игнат бросил их в «очко». Дерьмо забродило, поднялось, полезло из всех щелей. В общем, толпа повеселилась.

После директорских нравоучений Игнат целую неделю вел себя прилежно. Если, конечно, не считать натертую парафином доску в кабинете химии, а также прибитую к столу любимую линейку математички.

И следующая неделя обошлась без приключений. Канцелярская кнопка, на которую сел Генка Зуйков, не в счет.

Люська Климкина первой заметила странности в его поведении. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет. Но выглядела она на все восемнадцать. Сиськи как у взрослой, задница как у технички тети Клавы. Только мало у кого возникало желание потискать ее в темном углу. Люська была толстой и красотой не блистала. И еще языкатая не в меру...

Как-то раз на перемене она подкараулила его и ехидно спросила:

– Игнат, а чего это мы вдруг такие смирные стали?

– Тебе не все равно? – недовольно буркнул он.

– Да мне-то все равно. Просто я подумала, а не влюбился ли ты?

– Чего?! В тебя, что ли?

– А что, в меня нельзя влюбиться? – подбоченилась она.

– Смотри, сама на грубость нарываешься.

– Ох-ох-ох, какие мы грозные!.. Знаю я, ты в Тоньку влюбился!

– В кого?!

Тонька училась в их классе. Красивая девчонка, с этим не поспоришь. Роскошные светло-русые волосы, глаза как у Мальвины. Только Игнат не Буратино, его такой красотой не возьмешь. Его девчонки вообще не интересуют.

Он нагрубил Люське, прогнал ее. После звонка вернулся в класс. Украдкой посмотрел на Тоньку. Она сидела за соседним столом справа через проход. Взгляд сосредоточенный, все внимание на учителя. Руки чинно покоятся на столе, спина ровная. Образец благочестия и прилежания.

Многие девчонки носят короткие платья. Но далеко не у всех такие стройные и длинные ноги, как у Тоньки. И далеко не все во время урока выставляли их напоказ. А она выставляла. Правда, никто на них не пялился. Всем как-то все равно. А вот Игнат неожиданно разволновался. Какая-то жаркая волна поднялась внутри него. И тут же опустилась, только внизу живота осталась щекочущая тяжесть.

Игнат сидел за столом, опершись на него локтями. Голова покоилась на сомкнутых ладонях. Глаза вроде бы устремлены на учителя, но взгляд нет-нет да съезжает на Тонькины ножки. И по лицу ее красивому скользнет, по волосам, по рукам.

Он не сразу понял, что Юрка ткнулся головой в его руку. И не просто ткнулся, а через зазор между рукой и туловищем пялится на Тоньку, вернее, на ее ноги. Дыхание частое, взволнованное. Игнат не нашел ничего лучше, как сунуть ему кулак под нос. И только после этого до него дошло, что этим он как бы взял Тоньку под свою защиту...

Ерунда какая-то. Будет он из-за какой-то девчонки с дружком своим ссориться. И вообще не нужна ему Тонька... Хотя кто его знает...

А Тонька словно почувствовала что-то. Посмотрела на него, улыбнулась. Как сеть набросила. Игнат понял, что попался. Тонька околдовала его, заворожила... Хотя нет, чешуя все это. Он запросто выбросит эту дуру из головы вместе с ее чарами.

Он в самом деле сумел избавиться от наваждения. Для этого ему понадобилось взорвать взрывпакет в туалете.

Магниевая вспышка испугала и ослепила Егора Матвеева, самого авторитетного пацана из десятого «б». Но тот не знал, кто швырнул в окно взрывпакет. Ну а если бы и узнал, то еще не известно, кому бы досталось на орехи, ему или Игнату. Матвей занимался каратэ в секции какого-то там сенсея. Но вряд ли это давало ему что-то, кроме дешевых понтов. А Игнат с первого класса занимался вольной борьбой, и не раз брал призовые места на юношеских первенствах страны. Да и боксом он одно время всерьез занимался. Бросок у него жесткий, удар тяжелый. Один десятиклассник в это не верил, так до сих пор в гипсе ходит...

И все же у Игната не было никакого желания схлестнуться с Матвеем. А тот в конце концов на него вышел. Подловил его на перемене и предъявил: мол, некому больше было это сделать, только ты, Бурлаков, на такое способен. Игнат отнекивался, а Матвей особо не настаивал. Сделал вид, что поверил ему. Видать, не хотелось ему тоже связываться с Игнатом.

Следующий прикол Игнат отчебучил на уроке физкультуры. Досталось самому учителю.

Физрук у них молодой. Лет двадцать пять, может, чуть больше. На штангиста-тяжеловеса он не тянул, но все равно был довольно крепким на вид мужиком. Высокий, подтянутый. Девчонки считали его симпатичным. Во всяком случае, Ленка Гальцева и Томка Конюшина смотрели на него с обожанием. Тонька же даже не замечала его. Стояла в общей шеренге с отсутствующим видом и думала о чем-то своем.

Дольцев подошел к турнику, показал упражнение. Игнат стоял в шеренге первым. И первым должен был все повторить. С турником он уже давно на «ты». Он получил свою законную «пятерку» и встал в строй. Следующим шел Юрка. Он тоже уважительно относился к спорту и так же без проблем осилил перекладину. И другие пацаны не подвели. А вот с девчонками – беда. У них руки легкие, а задницы тяжелые. Ни одна не смогла справиться с заданием.

Повезло только Тоньке. Но это везение было заключено в руках физрука. Он бережно взял ее за талию, помог запрыгнуть на турник. И когда Тонька поднатужилась, обеими своими пятернями обхватил ее бедра и помог ей перекувыркнуться через перекладину.

Никому не помогал, а Тоньке помог. Уж не для того ли, чтобы облапать девчонку. Внутри у Игната все закипело.

– Денис Андреевич, у вас штаны сзади по шву лопнули! – крикнул он.

Стараясь не светить свои тылы, Дольцев покинул зал. Через минуту вернулся. Бросил на Игната испепеляющий взгляд.

Похоже, он понял, из-за чего Игнат хотел поднять его на смех. И сделал соответствующие выводы. Тоньку за попу он больше не хватал. Зато Игнату объявил холодную войну. Внешне он ничем не выдавал своего враждебного к нему отношения. Но за четверть выставил ему «четверку».

Матери своей Игнат не помнил. Она исчезла из его жизни, когда ему было всего три года. Отец говорил, что они просто разошлись. Но сердобольная соседка просветила его на этот счет. Оказывается, мамаша у него была непутевая. Такая-сякая, бросила мужа и сына на произвол судьбы, а сама укатила куда-то на юга в обществе какого-то заезжего пижона. С тех пор в их городе она больше не появлялась.

Мать у него была настоящей красавицей. После разлуки с ней отец долго не женился, но в конце концов природа взяла свое. Два года назад он привел в дом красивую блондинку, через какое-то время женился на ней.

Марине было слегка за тридцать. Кукольное личико, большие слегка наивные глаза, фигурка – высший сорт. В роль мачехи она вошла легко и непринужденно. К Игнату относилась хорошо, но поблажек не давала. Беспощадно будила его по утрам, заставляла чистить зубы, даже уроки проверяла – оказывается, она неплохо шарила в математике. И он относился к ней серьезно. Как мать ее не воспринимал. Но и за случайную женщину тоже не держал.

Мачеха работала телефонисткой на переговорном пункте. Игнату приходилось видеть ее за кассой. Важная, деловая. И очень красивая. Один мужик за стойкой пожирал ее взглядом. Потом начал сыпать комплиментами, но Марина послала его далеко-далеко. Игнат даже не думал, что это можно делать так вежливо и деликатно.

Марина не крутила хвостом перед мужиками. Но тем не менее отец жутко ее ревновал. Иногда он приходил домой пьяный, и тогда начинался такой сыр-бор, хоть святых выноси. «Потаскуха» – это слово было самым мягким из тех, что он себе позволял.

Утром отец на коленях выпрашивал у Марины прощение, клялся, что впредь ничего подобного не повторится. А через месяц-два снова напивался в хлам и снова устраивал пьяный дебош. В последний раз он даже поднял на Марину руку, ударил ее по щеке. Она убежала в комнату к Игнату, закрылась на замок. Так отец спьяну обвинил ее в том, что она совращает его сына. Утром он снова просил прощения, и Марина снова простила его.

Отец работал главным инженером на оборонном радиозаводе. В доме был достаток. Венгерская гарнитурная стенка, цветной телевизор «Горизонт», мясные блюда три раза в день. Марина была хорошей хозяйкой, в квартире всегда чистота и порядок. Если бы не пьяная ревность отца, все было бы просто замечательно. Но...

В тот день Игнат рано лег спать. Изнурительная тренировка отняла все силы, и нужно было их восстанавливать. Разбудило его легкое прикосновение. Он открыл глаза и увидел Марину. Она сидела на кровати у него в ногах. И смотрела на него с затаенной нежностью.

Она была в домашнем халате, волосы распущены, косметики на лице нет.

– Что такое? – оторопело спросил он.

– Ничего, – робко пожала она плечами. – Просто пришла.

– А отец где?

– На работе. В том-то и дело, что на работе...

Часы на стене показывали половину двенадцатого ночи.

– Он скоро придет.

– Придет, – эхом отозвалась Марина. – Обязательно придет...

В ее голосе звучали тревожные и как будто даже скорбные нотки.

– Он сейчас придет, а ты у меня в комнате... – вслух подумал Игнат.

– Да, ты прав, ему лучше не знать, что я была у тебя, – соглашаясь, кивнула она.

И поднялась, чтобы уйти. В дверях она обернулась. В глазах у нее стояли слезы.

– Игнат, я хочу сказать, что ты очень дорог мне. Как сын, очень дорог. И отца твоего я люблю...

Голос ее дрогнул. Она медленно повернулась к нему спиной и вышла из комнаты. А спустя четверть часа вернулся отец.

– Где эта шлюха? – с порога заорал он.

Послышался топот ног, снова пьяная брань, женский вскрик. Игнат вскочил с постели.

Марина – чудесная женщина. Все чаще он думает о ней, как о своей матери. И он не должен давать ее в обиду. Игнат больше не позволит отцу марать ее грязными домыслами.

Он быстро оделся, вышел из комнаты. Отца он нашел в спальне. Тот стоял к нему спиной. Пьяно покачивался. И молчал. Марина лежала на постели. Казалось, она плачет, уткнувшись лицом в подушку. Но Игнат не слышал ни всхлипов, ни вздохов. Зато он увидел, как из-под нее по белому покрывалу растекается красное пятно.

Отец понял, что у него за спиной кто-то есть. Медленно повернулся. Глаза на выкате, рот перекошен. Из рук выпал окровавленный нож.

– Что ты наделал? – сдавленно вскрикнул Игнат.

Он оттолкнул отца плечом, бросился к Марине. Взял ее за плечи, развернул лицом к себе. И наткнулся на ее безжизненный взгляд. Из раны в груди тонкой струйкой вытекала кровь. Игнат попытался нащупать пульс, но увы...

– Ты ее убил, – глядя на отца, потрясенно сказал он. – Ты ее убил! Убил!!! Зачем? Что она тебе сделала?

– Она мне изменяла, – жалко пробормотал он.

– Врешь! Ты сам все выдумал!

– Не вру... Сынок, я в самом деле не вру... Марина мне изменяла... Она давно мне изменяет... И твоя мать мне изменяла!

– Так ты что, и мать мою убил?

– Нет, – мотнул головой отец. – Я ее не убивал... Не успел...

– Не успел?!. А если бы успел?.. Ты придурок. И моя мать правильно сделала, что сбежала от тебя... И Марина собиралась сбежать!

Теперь Игнат знал, почему мачеха приходила к нему этой ночью. Она хотела попрощаться с ним. Потому что собиралась бросить отца. А может, она предчувствовала свою гибель. Возможно, она знала, что эта ночь последняя в ее жизни...

– Лучше бы она сбежала, – обреченно кивнул отец.

И направился к телефону. Он сам позвонил в милицию, заявил, что убил человека.

Милиция не заставила себя долго ждать. На отца надели наручники, посадили в зарешеченную машину и увезли. Тело Марины накрыли простыней и отправили в морг. До Игната же никому не было никакого дела. Остаток ночи он коротал в пустой, пропахшей смертью квартире.

Утром он отправился в милицию. Игнату разрешили свидание с отцом, но только вечером. Велели принести с собой теплые вещи, умывальные принадлежности, нательное белье, что-нибудь поесть.

Вечером Игнат снова явился в отделение милиции. Но отца там уже не было. Его уже забрали в городской следственный изолятор. Игнат отправился туда. С горем пополам сумел передать ему вещи, но свидеться с отцом ему не позволили. Велели приходить завтра...

С отцом он все же свиделся. Это был совсем другой человек. Изможденный, осунувшийся, смертельно уставший, густая щетина на впалых щеках. В глазах страх и тоска. Три дня тюрьмы изменили отца до неузнаваемости.

Он сидел по ту сторону перегородки с низко опущенной головой. У него не хватало смелости заглянуть Игнату в глаза.

– Прости, сынок! – всхлипнул он в телефонную трубку. – Сам не знаю, что на меня нашло. Бес попутал...

– Марина тебе не изменяла, – тихо сказал Игнат.

– Изменяла, – покачал головой отец. – В том-то и дело, что изменяла. Но ты сомневайся, сомневайся, – встрепенулся он. – И знай, что Марина была мне хорошей женой, честной и порядочной. И тебе она была доброй матерью... Прости меня, если можешь...

Родственников у Марины не было. Оказывается, она была детдомовской. И со стороны отца некому было прийти на кладбище. Была только его мать, баба Леся. Она привела с собой всех своих подружек.

Баба Леся жила на южной окраине города в небольшом домике. Печное отопление, баллонный газ, вода в колодце, все удобства на улице. Да и район не очень. К тому же до школы очень долго добираться.

В школу Игната не тянуло. Но делать нечего. Учебный год подходил к концу, нужно было готовиться к сдаче экзаменов за восьмой класс.

Баба Леся оставила свой дом на попечение подруг и перебралась в отцовскую квартиру. Этот вариант Игната вполне устраивал. Парень он достаточно взрослый, мог бы жить и самостоятельно. Но, во-первых, одному в доме оставаться нельзя – могут и в детдом оформить. А во-вторых, было страшно жить одному там, где произошло убийство. С бабушкой было спокойней.

Игнат шел в школу. И не узнавал себя. Ни малейшего желания хулиганить и дерзить старшим. Учиться тоже не хотелось. Но он понимал, что учиться нужно. Закончить школу, поступить в техникум, затем в какой-нибудь институт, получить образование. Он должен получить профессию, устроиться на приличную работу, чтобы хорошо зарабатывать. Свое будущее он должен ковать собственными руками. Отца у него теперь нет. А без него он может рассчитывать только на себя...

Игнат все чаще стал ловить на себе косые взгляды одноклассников. Учителя усиленно старались не замечать его, как будто он был каким-то заразным, прокаженным.

Он старался не обращать на все это внимания и делал вид, что ничего не происходит. Но осадок на душе становился все тяжелее с каждым днем.

Одноклассники не то чтобы отвернулись от него, но стали сдержаннее в общении. Одна только Тонька посматривала на него с интересом, нет-нет да награждала загадочной улыбкой. Толстая Люська тоже оказывала знаки внимания, говорила утешительные слова, но Игната это лишь раздражало. Другое дело Тонька...

Однажды он увидел ее вместе с авторитетным Егором Матвеевым из десятого класса. Они вместе возвращались домой из школы. Похоже, Матвей имел на нее виды. Еще бы, девчонка красивая, сочная, развитая не по годам.

Игнат подкараулил их в парке. Зелень вокруг, сирень цветет, воздух насыщен весенними ароматами, солнышко пригревает. Но эти прелести волновали только Матвея и Тоньку. Егор ей что-то весело рассказывал, она улыбалась. Идут, радуются, щебечут. Игнат подкрался незаметно. Перегородил им путь.

– Игнат! – удивленно посмотрела на него Тонька. – Ты что здесь делаешь?

– Тебя жду.

– Зачем?

– Поговорить хочу.

– О чем?

– А я тебе скажу, о чем. Только пусть этот уйдет, – небрежно повел он головой в сторону Егора.

Матвей завелся с пол-оборота.

– Слышь, а ну вали отсюда, пока цел! – надвинулся он на Игната.

– Сам вали!

Матвей бросился на Игната с криком «кия». Вроде бы в десятом классе учится, а ведет себя как детсадовец. Игнат легко перехватил его ногу, провел прием и свалил Егора на землю.

Тот быстро поднялся. И опять на Игната. Никаких больше каратэ, чисто уличная драка. Но Игнат в отличие от него про вольную борьбу не забывал, и про бокс хорошо помнил.

Матвей оказался достойным соперником. Сумел разбить Игнату губу, припечатать ухо, порвал карман на рубашке. Но и сам он отгреб по полной программе. Разбитый нос, шишка под глазом, признаки асфальтной болезни на щеке. И слезы на глазах.

Избитый в кровь Матвей отступил с угрозами.

Игнат остался с Тонькой с глазу на глаз.

– Ну и что дальше? – с упреком спросила она.

– Теперь и поговорить можно, – сказал он.

– О чем?

– О нас... – бодро начал Игнат, и тут же запнулся.

Не будет же он говорить с Тонькой о любви. Еще чего!

– Ну чего потух? Продолжай! – ехидно усмехнулась она.

Игнат совсем стушевался.

– Ты хочешь, чтобы я с тобой ходила? – спросила Тонька.

Игнат кивнул. Да, он хочет, что бы Тонька дружила с ним, а не с Егором.

– А почему ты думаешь, что я хочу быть твоей подружкой?

– Не знаю, – пожал плечами Игнат.

– А я знаю. Наверное, думаешь, что ты мне нравишься... Может, и нравишься. Только я с тобой дружить не буду. И знаешь почему? Потому что ты ненормальный. Сейчас ты Матвеева избил, а завтра меня убьешь. Ты такой же, как твой отец!

– Отца моего не тронь! – вспылил Игнат.

– Эй, ты чего? – робко спросила она.

– Ничего, – остывая, буркнул он. – Отца моего не надо трогать, поняла?

– Поняла.

Он решительно повернулся к ней спиной и направился домой. Настроение ни в дугу. И зачем он только связался с этой дурой?

Учителя продолжали игнорировать Игната. Своим отношением они делали из Игната самую настоящую страшилку для школьников.

Игнат чувствовал, что рано или поздно эта скрытая травля приведет к серьезному конфликту.

Однажды на перемене он стоял в туалете и молча курил. Выбросил сигарету, когда в сортир ворвался физрук. Сегодня была его очередь изобличать злостных курильщиков.

Дольцев зверствовал втихую. Ничего не говоря, достал блокнот и переписал всех, кого застал с сигаретой. Туалет опустел. Остался только Игнат.

– А ты чего стоишь? – грозно спросил Денис Андреевич.

– Вы сейчас уйдете и я сяду...

Для убедительности Игнат расстегнул брюки на штанах.

– Ну, ну...

Физруку просто нечем было крыть, и он отвязался от Игната. Подошел к «очку», в которое смотрели пацаны. Судя по всему, он не знал, зачем они это делали. И возможно, ожидал увидеть в нечистотах Лохнесское чудовище. Заглянул в «очко». А в это время девчонки по ту сторону стены швырнули в яму большой камень. Чтобы распугать подглядывающих пацанов. Откуда им было знать, что место у «перископа» занял физрук.

Струя нечистот выплеснулась из «очка» и «осчастливила» Дольцева поцелуем в лоб.

– Твою мать! – совсем непедагогично отреагировал на это физрук.

Глаза по пять копеек, мокрые волосы всклокочены, лицо искажено гримасой омерзения.

Игнат сделал вид, что ничего не произошло. Но Дольцев не оценил его благородства.

– Ты! – ткнул он в него пальцем. – Ты мне за все ответишь!

Он достал платок, вытер лицо и как ужаленный выскочил из сортира.

На уроке физкультуры Дольцев нагло заявил, что Бурлакову не место в спортивном зале.

– Это еще почему? – удивился Игнат.

– Потому что ты своим поведением позоришь школу!

– Каким таким поведением?

– А таким, преступным! Твой отец убил человека. А как известно, яблоко от яблони недалеко падает. Где гарантия, что ты на моем уроке не убьешь своего одноклассника? Такой гарантии нет! А я за твое преступное поведение отвечать не собираюсь!

Он говорил так, как будто Игнат уже кого-то убил. Можно подумать, он уже состоялся, как злостный душегуб.

Как будто плотина в душе обрушилась. Вся накопившаяся злость мутным потоком обрушилась на физрука.

– Да пошел ты, козел!

– Что ты сказал? – взъярился Дольцев.

– Что слышал!

С гордым видом Игнат направился к выходу из зала. Но взбесившийся физрук нагнал его, схватил за плечо, развернул к себе лицом.

– Я спрашиваю, что ты сказал? – с пеной у рта спросил он.

– Прочисти уши, то и сказал...

Игнат сбросил руку с плеча и продолжал было свой путь. Но сильный толчок в спину впечатал его в дверь.

Это было уже слишком. Игнат повернулся к учителю и бросился на него.

У Дольцева радостно заблестели глаза. Еще бы, у него появилась возможность на законном основании навешать строптивцу горячих трендюлей. Он был на все сто уверен, что справится с Игнатом одной левой. И поплатился за свою самоуверенность.

Игнат бросился ему в ноги. Плечом зафиксировал коленные суставы, руками со всей силы дернул физрука за лодыжки.

Дольцев падал на пол как бревно. Он больно ударился головой. Попробовал подняться, но перед глазами все плыло как при хорошем нокауте.

Игната вызвали к директору школы. Он думал, что Сергей Валентинович сожрет его с потрохами. Но тот сначала внимательно и спокойно выслушал его объяснения. Сказал, покачивая головой:

– Денис Андреевич был в корне неправ. Он не должен был так себя вести. С ним я разберусь лично. Но и ты, Бурлаков, был неправ. Ты не должен был бросаться на учителя с кулаками. Ты хоть понимаешь, что ты был неправ?

– Понимаю, – угрюмо вздохнул Игнат.

– Что еще скажешь в свое оправдание?

– Этого больше не повторится.

– А если повторится?.. Насколько я понял, вы, молодой человек, не умеете контролировать свои действия. Наброситься на учителя с кулаками... И отца в школу не вызовешь, – язвительно усмехнулся Сергей Валентинович. – Как он там, в тюрьме?

– Плохо, – исподлобья глянул на директора Игнат.

– Понятное дело, что плохо. Кому в тюрьме хорошо? И ты мотай на ус, что в тюрьму лучше не попадать ни за какие коврижки!

Как будто кто-то предлагает Игнату коврижки ради того, чтобы он сел в тюрьму.

Игната ни на педсовет не вызвали, ни, тем более, на комиссию по делам несовершеннолетних. Но случилось самое гадкое из всего, что могло быть. Учителя, как сговорившись, перешли к открытой травле.

Это началось на уроке химии. Татьяна Викторовна с важным видом вошла в класс, глянула на учеников поверх очков. Взгляд остановился на Игнате. Лицо исказила гневная гримаса.

– Бурлаков, ты здесь? – возмущенно спросила она.

– Здесь. А что? – удивился он.

– Если ты здесь, то я отказываюсь вести урок. Не хватало еще того, чтобы ты набросился на меня с кулаками!

Химичка ушла, хлопнув дверью.

На уроке физики все повторилось. Учительница отказалась вести урок, потому что якобы боялась Игната.

Травля продолжалось. Учителя все как один отказывались вести уроки. Посыпались протесты родителей. Виноватыми оказались не учителя, а Игнат. Оказывается, своим поведением он позорит честь школы и разлагающе влияет на подрастающее поколение. Было высказано требование избавить школу от его присутствия.

В конце концов Игнат сломался. Избавил себя от присутствия школы. А ведь до экзаменов и свидетельства о восьмилетнем образовании оставалось всего ничего.