Текст книги "И тьма не объяла его"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

С крыльями не успеть – придется прыгать! Только бы хватило сил… О, как безжалостны жвала пламени, перемалывающие мою плоть!.. Нет, все, не успеть! Пламя обгоняет меня, все заполняя собой, и я падаю на каменистое дно пещеры… Последнее, что я вижу, – десять моих Я держат на весу перед входом сеть… непроглядный мрак проглатывает мое сознание…

И вдруг я увидел черного летуна, парящего на одном уровне с моими Я. Он пытается подарить мне надежду… Неужели он думает, что я смогу вернуться в ЭТУ ПЕЩЕРУ?.. К тому же сейчас из нее вылетят остальные летуны и довершат начатое дело… Наверное, это было бы наилучшим выходом – разве возможно жить дальше?..

Но я слышу его зов… Куда ты зовешь меня, черный летун?.. Знаешь ли ты сам?.. Он показал мне строй полета, где на острие угла – он, а по сторонам – мои Я. Что ж, мне уже все равно – и я последовал за ним… И не знаю – в благодарность или в отместку показал ему, как умирали мои Я, спасая летунов…

И тут я совершенно четко услышал вопрос:

– А зачем вы это сделали?

– Чтобы понять вас, – ответил я.

– Разве могут понять друг друга охотник и жертва? – усомнился он, не ожидая ответа. Я и не стал отвечать, а только сказал самому себе: «Я ведь хотел поговорить с ними и отпустить». И это показалось мне похожим на правду… Не знаю, поверил ли мне летун…

– И как вы их поймали? – спросил он.

Я показал ему все с самого начала.

– Ловко, – оценил он. – Но мы не хотели причинять вам вреда. Тем более, что нам трудно было бы обходиться без нити…

– Я этого не знал, и хотел разобраться…

– О, Мать Мира! – воскликнул он, по-моему, не мне, но я услышал. Почему путь к Твоей Истине проходит сквозь страдания и смерть?!..

– К кому ты обращаешься? – спросил я.

– К той, что создала этот мир!

– Разве существует тот, кто создал этот мир? – удивился я.

– Не знаю, но существовал, – спокойно сообщил черный летун, как будто это была самая рядовая информация!.. Ведь тот, кто создал этот мир, создал и меня?! Значит, он знает обо мне все?!.. И я тоже хочу знать о себе все! Где же тот, кто создал этот мир? – нетерпеливо воскликнул я.

– Не тот, а та – Мать-Создательница. – уточнил летун. – Но где Она – я не знаю.

– Но где ее искать, ты знаешь?

– В себе…

– Не понимаю! Объясни! – потребовал я.

– Я не могу тебе объяснить, мы слишком разные…

– А кто может?

И он показал мне то странное существо, которому Громадный Паук

делал крылья из нити.

– Кто это? – спросил я.

– Учитель.

– Я хочу его видеть!

– Ты хочешь, или все вы хотите? – уточнил летун.

– Все? – удивился я. – Было двадцать Я – и это был я, осталось десять Я – и это тоже я…

– Теперь я не понимаю, – признался летун, хотя я сказал совершенно элементарную вещь. – Но надеюсь, мы еще узнаем друг друга получше. Хочешь жить в моей пещере? – и он показал мне серую пещеру, освещенную грязным светом. Она была довольно велика, и мне хватило бы там места, но… Это была чужая пещера.

– Нет, ответил я. – Я хочу видеть… у-чи-те-ля…

– Зачем? – недовольно спросил летун. – Это трудно и очень опасно! – Я потерял десять Я, пытаясь узнать только маленькую часть правды о мире… А ты говоришь – опасно… Нет ничего опаснее отсутствия информации…

– Не знаю, не знаю, – засомневался летун. – Если маленькая доля Истины тебе обошлась, как ты говоришь, в десять Я, то сколько же Я ты заплатишь за всю Истину?..

– Ты видел ЕГО? – поинтересовался я.

– Да, – ответил летун.

– И остался жив… Тогда почему же должны погибнуть мои Я?..

– Не должны, но могут. Потому что окажутся в совершенно чуждой

обстановке.

– Я уже нахожусь в чуждой обстановке… И в любой момент меня могут уничтожить твои Я, защищая себя и свою пещеру.

– Со мной ты в безопасности, – успокоил летун.

– Ты не можешь всегда быть со мной… Покажи мне, где У-читель!.. И летун показал мне высокую-высокую вершину, которая, пробивая слой облаков, подпирала свод Большой Пещеры. Честно говоря, решимости у меня сразу поубавилось. Но в то же время, несмотря на высоту, вершина казалась маняще близкой.

– Я должен увидеть ЕГО! – решительно сказал я летуну.

– Что ж, это твое право, – вдруг согласился летун. – Я провожу тебя.

– Тебя ждут твои Я. Ты и так слишком далеко улетел от них. Ты перестанешь их чувствовать.

– Чувство не зависит от расстояния… К тому же я не знаю – смогу ли, захочу ли я вернуться к ним после того, что произошло, – в эмоциональном поле летуна мрачно тлели черно-фиолетовые тона.

– Твои Я и есть ты, – не понял я. – Как можно не вернуться к себе?..

– Интересная мысль, – обрадовался летун совершеннейшей банальности. А ведь я так понимаю, – вдруг ни с того, ни с того сказал он, – что вы еще не пауки, а паучата… Паук-то был гораздо крупней…

И от этих его слов во мне что-то сладостно затрепетало, как бывает во время Покоя, когда гипотеза превращается в Истину. Да-да, это было самое настоящее ощущение Истины…

– Но где он?! – воскликнул я.

– Не знаю, – признался летун. – Может быть…

И он снова показал мне нападение черных летунов на летящего паука…

– Тогда откуда взялся я?

– Может быть, вы тогда уже были?..

– Может быть, – подумал я, но ощущения истины в этом предположении не было…

* * *

Гора оказалась гораздо дальше, чем я предполагал. Пришлось несколько раз отдыхать, прежде чем мы долетели до ее подножия. Я уже не чувствовал под собой лап – в конце концов, я не летун, а паук, и лапы мои созданы для бега, а не для управления крыльями… Я даже голода не испытывал, а тут же провалился в беспросветный Покой…

Впрочем, он был не совсем «беспросветный», только во время «просветов» на меня опять набрасывалось ненасытное пламя, и я снова и снова обугливался в нем, проваливаясь во мрак…

Когда я пришел в себя, чуть светало. Черный летун уже обрабатывал ближайшие кусты. Теперь и я почувствовал голод. И, снова заставив мои Я влезть в опостылевшие крылья, отправился на охоту. Черный летун, видимо, разгадав мои намерения, не последовал за мной. И я еще раз убедился в том, насколько он умен…

Насытившись, я вернулся к нему.

– Не передумали паучата? – поинтересовался он, мысленно продемонстрировав мне весь путь до вершины с неприступными скалами, ледниками и холодными ветрами. Но мне ли, свободно передвигающемуся по сводам пещеры, бояться неприступных скал?!..

* * *

Сначала мы набирали высоту в полете. Но это становилось делать все труднее и труднее, потому что на моих крыльях хорошо планировать и парить. А набирать высоту можно, в основном, с помощью восходящих потоков воздуха мускульные усилия давали мизерный эффект. А потоки воздуха здесь оказались весьма коварными и разносили моих Я в разные стороны. Временами порывы ветра так и норовили швырнyть то одного, то другого Я на скалы. Поэтому вскоре, найдя укрытый грот в скалах, мои Я сложили туда свои крылья, и дальше я пошел пешком. Летун же передвигался большими прыжками, помогая себе крыльями. Перелетит со скалы на скалу и поджидает, когда я догоню его. Я удивлялся, что он не летит все время. Но он объяснил, что воздух здесь слишком разрежен, и крыльям нужно затрачивать чрезмерно много усилий. Прыжками эффективней. Я, кстати, особых затруднений при движении не испытывал, хотя дышать приходилось очень интенсивно. Но ничего страшного. Я уже откровенно удивлялся, какими такими опасностями в этом восхождении пугал меня летун?..

На особо крутых участках мои Я протягивали страховочные нити, и по ним карабкались и сами, и летун. И вот, когда мы преодолевали очередной такой участок, в небе появились большие незнакомые летуны с широкими и, казалось, мягкими крыльями. Движения их были плавны и величественны…

– Мягкокрылы, – тревожно сообщил мне черный летун.

Я не понял, почему он встревожился – не ощущалось никакой опасности, исходящей от них… И вдруг я узнал их. Это были точно такие же существа, как то, которому Громадный Паук делал крылья из паутины. У этих крылья были такой же формы, только не прозрачные. Значит, настоящие.

– У-чи-тель? – спросил я черного летуна.

– Нет, – ответил он отрывисто и повторил: – мягкокрылы.

Они приближались, и я почувствовал, что они нас заметили. Но и тогда не ощутил опасности. Опасность почувствовалась, когда они оказались совсем близко и хорошо разглядели меня. Тогда в их весьма мощном эмоциональном поле появились всплески отрицательных эмоций. Я совершенно не понимал – чем они вызваны – ведь мы видим друг друга впервые!.. Неужели только фактор неизвестности?!..

И тут я увидел Большую Ловушку, рядом с которой стояли похожие на мягкокрылов, но бескрылые и потому горбатые существа в сопровождении черных летунов. Я увидел, как черный летун взмахом крыла обрубил нить и сунул ее конец в клюв одного из этих существ – у него было только две лапы, на которых оно стояло. Существо стало быстро вращаться вокруг своей оси, наматывая на себя нить. Этого я уже не мог стерпеть – какое грубое обращение с моей ловушкой! К тому же, я уже предвкушал, как его сладкая плоть станет моей добычей… Я знал вкус этой плоти!.. Но это же чушь! Я вижу их впервые! Однако я и сейчас ощущал неповторимый вкус плоти мягкокрылов!..

И они услышали это мое ощущение! Я еще ничего не понял, когда черный летун отпустил страховочные нити и, отчаянно размахивая крыльями в разреженном воздухе, бросился навстречу мягкокрылам. Я уловил только обрывки информации, которую он им пытался передать: что-то про искусственные крылья, про пламя, сожравшее Большую Ловушку с моими Я…

Но они ему в ответ послали картинку, где две черных молнии в резком вираже, так мне знакомом, срезают крылья мягкокрыла… И один из них, сложив крылья, мгновенно вонзился клювом в спину черного летуна. И он камнем полетел вниз. Но я не успел проследить за его падением, потому что в это время в спины моих Я вонзились длинные острые когти и оторвали их от скалы. Девятерых. Десятый Я быстро-быстро стал карабкаться наверх и спрятался в большой расщелине. Никто его не преследовал… О, как безжалостны эти когти! Как глубоко проникли они в мое тело! Моя плоть разрывается под собственной тяжестью… За столь короткое время я познал такое разнообразие болей!.. Неужели это вся истина, которая мне доступна?..

Плоть рвется, и окровавленные куски ее остаются в когтях мягкокрылов, а я падаю вниз на острые камни, с ужасом наблюдая их стремительное и неотвратимое приближение… Свист… Упругое сопротивление воздуха… Где мои крылья?!.. Удар… И моя плоть кусками разлетается на камнях, заливая их кровью. Еще живой кровью уже мертвых тел…

И я… теперь единственный Я все это чувствую и наблюдаю… Неужели я еще жив?.. Сколько же раз надо умереть, чтобы умереть навсегда?..

Мягкокрылы опустились на камни и долго упивались еще горячей плотью моих Я… Потом они улетели, унося в когтях шматки мяса. Моего мяса. Видимо, где-то у них есть другие Я, с которыми они хотят поделиться…

Что ж, теперь я знаю довольно много. Я знаю, чьей добычей могу стать… Но что мне делать с этим знанием? Убраться восвояси и никогда больше здесь не появляться?.. Но тогда я никогда не узнаю Правду о мире, об этой Большой Пещере… А зачем мне теперь эта Правда? Ведь она не вернет мне моих Я… Но тогда получается, что смерть их была напрасна?!.. Я сказал ИХ, а не МОЯ!.. И это теперь та правда, с которой мне жить?..

Я опустился по нити вниз. Подошел к ИХ останкам. Жалкое зрелище. Ни одного целого трупа. Куски, куски, кости, шматки шерсти… Я наклонился и понюхал окровавленный кусок. Запах показался странно, по-особому, знакомым… Я не удержался и откусил кусочек – и на меня повеяло прошлым: двадцать маленьких Я, сверкая глазками, сидят вокруг большой горы мяса…

Я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Оказывается черный летун еще жив! И теперь с нескрываемым ужасом смотрит на меня… Никогда не видел, как едят мясо?.. Да-да, теперь это всего лишь мясо… Проглотив сладкую мясную кашицу, я подошел к летуну. Он попытался отшатнуться от меня, уставившись на мои жвала, словно впервые их увидел. Но ничего у него не вышло.

– Успокойся, летун, – сказал я ему мысленно. – Как это ни удивительно, я еще не совсем сошел с ума…

Он расслабился, и я почувствовал боль, терзавшую его тело. Я стал глубже и глубже погружаться в нее и вскоре знал, где и что у него переломано. Хоть мягкокрылы и парализовали его крылья ударом в спину, падая, он бессознательно все-таки смог немного притормозить ими, смягчив удар… У моих бывших Я такой возможности не было…

Я сплел для него удобную мягкую лежанку под каменным козырьком. Не обращая внимания на его противные крики, я наощупь соединил поломанные кости и наложил на эти места тугие повязки из нити. Потом поднял его и отнес на лежанку, висевшую под козырьком. Ему будет мягко и спокойно в ней. А кости срастутся… Не отчаивайся, летун, еще полетаешь!..

Я принес ему кустов с этими вонючими ягодами.

– Благодарю тебя, паучонок, – сказал он. – У тебя доброе сердце.

– Что за чушь! Сердце – всего лишь насос, который гонит кровь. А доброта – это умение вести себя оптимально с точки зрения сохранения жизни… Жизни вообще… Не потому ли мягкокрылы не уничтожили меня полностью?..

– Можешь оставить меня и продолжать свой путь, – разрешил летун. Теперь ты достаточно одинок, чтобы воспринять Истину, и дорого заплатил за право обрести ее… Ты должен увидеть Учителя. Я подожду тебя здесь…

– Нет уж, – ответил я, – сыт по горло. Больше истины мне не переварить… Мое интеллектуальное поле стало в двадцать раз слабее. Не чувствуешь?

– Нет, – ответил летун.

– Зато я чувствую… Да и что мне может сказать твой У-читель? Откуда взялся мир?.. И где пребывает его создательница?.. Что мне до этого?.. Хватило б ума разобраться с собой. А про мировые тайны ты мне расскажешь, как сможешь… А я, что смогу, то и пойму. А не пойму – переживу как-нибудь… Жуй свои ягоды и сращивай кости…

* * *

Мы пробыли на склоне довольно долго. Я носил летуну ягоды и травы, которые он мне мысленно показывал. И дело шло на поправку. Летун был еще слаб, но я чувствовал, что кости его срастаются.

Я не думал ни о вершине, которой не достиг, ни о пещере, которую потерял. Я вообще старался ни о чем не думать, просто жить. Потому что, когда я пытался думать о жизни, мне хотелось закрыть глаза и прыгнуть с обрыва… Быть может, я так и сделал бы, но что тогда будет с этим черным бедолагой?..

– Какой ты большой стал, паучонок, – сказал он мне однажды. – Совсем как настоящий большой Паук…

И тогда я почувствовал, что пора возвращаться. Зачем?.. Не знаю… Просто понял, что пора. Жизнь должна продолжаться. Тем более, что летун мой стал уже подниматься. Правда, крылья еще не окрепли. Но я чувствовал его тоску по своим Я. Он часто смотрел в ту сторону, где оставил их…

… Спуск занял гораздо меньше времени, чем подъем. На ровных участках он шел сам. На обрывах я брал его в лапы и мы вместе спускались на нити. Добрались до моих крыльев, но… Эти крылья меня уже не удержат. Да и не мог я заставить себя подойти к ним… И мы пошли дальше… Мне и раньше было это известно, а теперь я окончательно убедился в том, что я отличный скалолаз. И летун мне говорил о том же.

Когда мы спустились к подножию, я оглянулся на вершину. Она была прекрасна и недоступна. Жалел ли я о том, что не был там? Нет. Ведь на самом деле я побывал там. Вместе с летуном. Говорил с Учителем… Я все понял… Может быть, мне когда-нибудь понадобится вся эта умопомрачительная информация… Но сейчас мне надо возвращаться в свою пещеру…

Летун показал мне место, где была их хрустальная пещера, которую разрушили мягкокрылы. И саркофаг, где он укрыл трупы своих детей и жены. Он с трудом растолковал мне, что это такое… Таких саркофагов здесь было много. Странный, я бы сказал, дикий обычай – хранить обезображенные трупы. Все равно, что постоянно расковыривать собственные раны… Мы обнаружили и новый саркофаг, которого летун еще не видел. Там под прозрачными кристаллами рядочком лежали обугленные трупы десяти летунов и десяти паучат, которые когда-то были моими Я… И прожорливое пламя вновь охватило мое тело – а я-то думал, что все забылось… И я бросился прочь…

Новая хрустальная гора выросла прямо у подножия склона с моей пещерой. Я ощутил в летуне восхищение и восторг, когда он увидел это. И оставил его там. А сам быстро вскарабкался к моей пещере.

Там было пусто и темно. По закоулкам блуждал неприкаянный сквозняк… Я старался ни о чем не думать и не вспоминать… Я и так все помнил и знал… Я хотел жить… Зачем?..

На это мне летун сказал как-то: Тайна сия велика есть. И пока есть Тайна, жизнь имеет смысл… Может быть, он прав…

А я закрепил нить у входа, и зеленая светлая спираль начала медленно, но упрямо ввинчиваться в темноту… И мне показалось, что непроглядный мрак впереди – та самая ловушка, из которой никогда не выбраться…

О! Как мало меня!..

6. ПОСОХ

Тоска ледяным ветром овевала самую высокую на планете вершину, совершенно оголяя ее и посыпая каменной крошкой снежные свеи. Она топорщила перья и пыталась пробиться сквозь толстый слой пуха. А главное – тоска сидела внутри, и разрасталась и вырывалась в мир изнутри…

Тело не мерзло. Слегка подмерзали культи крыльев, но и они с каждым днем все гуще покрывались перьями. Скоро холод будет и вовсе не страшен… Мягкокрыл полной грудью вдохнул чистый легкий воздух вершины и вспомнил давящий, густой, как вода, спертый, как гниющая плоть, воздух пещеры, где он тянул свою рабскую лямку…

Тоска звенящей тишиной висела в темноте пещеры, слегка оттененной зеленоватым свечением воронкообразной паутины, на краю которой застыл Паук, невидящим взглядом красных светящихся глаз уставившийся в черный провал. Хотя чернота эта была лишь отражением того, что он ощущал в себе. Свет стал невыносим, напоминая пламя, в котором погибли десять его Я и десять плененных им твердокрылов. Плененных для установления контакта и взаимопонимания… Называется, поняли друг друга… И скрепили понимание взаимосожжением… Какой идиотизм!.. А другие Я твердокрылов, которые подожгли ловушку, чего они хотели этим добиться? Они считали, что их плененные Я мертвы? Тогда какие же они Я?!.. Все верно – никакие они не Я единого разума, а каждый сам по себе, как я сейчас. Это мне объяснил твердокрыл Айс. Хотя, конечно, я и сам чувствовал, что у твердокрылов нет общего Я, иначе их пленение было бы невозможно, но я не понимал тогда и не способен был понять, что это значит и к каким последствиям может привести…

Теперь понял. Но что толку?! Зачем мне это понимание, оплаченное столь невосполнимой ценой?.. Я один… ОДИН!.. КАКАЯ ТОСКА!!!..

Тоска серой цветограммой ложилась на радужные блики хрустального гнездовья, где в одиночестве пребывал твердокрыл Айс. Верховный Айяр Айс, автор Айятов, по которым должна была строиться жизнь твердокрылов.

Увы, Айс имел возможность убедиться в том, что его Айяты были только его Айятами, перед которыми Стая склоняла головы, но в критической ситуации поступала так, как диктовали эмоции и инстинкты, а не разум и мудрость, которыми Айс, в меру своих возможностей, пытался наполнить Айяты… Значит, все его усилия были бесплодны, страдания, не ставшие опытом Стаи, бессмысленны. И будущее – непредсказуемо… И какой тогда смысл в его пребывании на посту Верховного Айяра?.. Нет, здесь-то как раз все четко: пока он отдает конкретные приказы – жизнь Стаи подчиняется Айятам. Но его отсутствие оборачивается ее беспомощностью. А ведь Айяты и предназначены для регулирования жизни, когда рядом нет Верховного Айяра. Они – внутренний Верховный Айяр каждого. По идее. По его, Айса, идее, которую он вживлял в каждую строчку Айятов… И он, отдавая приказы, руководствуется именно Айятами, их сутью… Быть может, здесь и скрыто коварство – он не нашел слов, способных передать суть?.. Да Айс всегда ощущал ущербность знаковой передачи информации, но в большинстве случаев обычной жизни этот способ, увы, незаменим…От ощущения бессилия хотелось выть!.. Не может же он, в конце концов, заставить всю Стаю совершить восхождение на Священную Вершину, чтобы Айяр Айяров вложил в них мудрость! Во-первых, это слишком опасно – мягкокрылы охраняют подступы к Вершине. Во-вторых, это было бы бесполезно – до восприятия мудрости надо дорасти, ощутить жизненную потребность в ней. Так, чтобы без нее больше и крылом взмахнуть было невозможно. А Стае хватает Айяра… Тоска…

Выстрелить бы собой в небо!.. Ввинтить бы бешенную спираль полета в его синеву до изнеможения!.. Забыться в полете… Но крылья уже не те после нападения мягкокрылов и падения на камни… А ведь он только хотел остановить их, предотвратить ненужное убийство паучат – его не поняли… Паук наложил шины вполне профессионально, и теперь крылья годны для полета, но полета аккуратного, без резких рывков и усилий… Невольно вспомнился айят из старых, еще «докамнепадных» времен: «Может стать Айяром тот, кто закончил свой полет». В этом, видимо, был свой «мирный» резон: управлять должен опыт, а исполнять – сила и энергия. Став Верховным Айяром, Айс отверг этот резон. Для возрождения Стаи нужен был энергичный опыт и мудрая сила, которые он ощущал в себе… И вот он закончил свой полет?.. И что теперь – вернуть силу прежнему айяту или отдать бразды правления?.. Но он невольно на короткое время выпустил их из рук – и произошла трагедия: Айяр Айт отдал преступный приказ (да и элементарно глупый! – сжечь такую прорву бесценной нити – верх неразумности!), и никто не смог противостоять ему! Даже бедняга Айян, который, как казалось Айсу, понимал дух, а не букву Айятов… И именно Айян поднес горящий факел к паутине! И сжег своего сына, и его товарищей, и паучат…

Горько же было его прозрение… Не выдержал он этой горечи – как рассказали Айсу, Айян с разбегу бросился из пещеры в пропасть, не раскрыв крыльев до самого конца… Жаль Айяна… Он переступил порог страдания, за которым либо Смерть, либо Мудрость… Если бы Айян превозмог боль души, то Айс без колебаний доверил бы ему Стаю… Но разве можно превозмочь ТАКОЕ?!

Айса в свое время спасло непонимание. Айян же понимал все. Слишком очевидна была его вина. Ему, наверное, даже в голову не пришло попытаться оправдать себя, возложить часть своей вины на Айяра Айта. Нет. Он сам вынес себе приговор, и никто не вправе обжаловать его… Такой выбор можно только уважать… Но такая ТОСКА!..

Айс ясно представил себе черный еще живой комочек тоски, летящей на дно безразличной пропасти…

* * *

Мягкокрыл, которого твердокрылы когда-то прозвали Неуловимым, расхаживал по относительно ровной площадке на своей вершине, окруженной острыми пиками скал. Здесь было лично ему принадлежавшее место на этой планете. И оно бы его вполне устраивало, если бы он не был прикован к нему собственным бескрыльем. Неуловимый нервно подергал культями, горбатившими его спину, словно надеялся, что вожделенные приспособления для полета чудесным образом вдруг окажутся на месте.

Увы, в этом мире всеми чудесами заведует он сам. Но чудеса эти есть ни что иное, как виртуозное владение законами мира. Владение, а не нарушение их. И он, сколлапсировав вместе с этим миром, принял на себя власть его законов. И тело… В общем-то, неплохое, даже в своем роде – великолепное, но все же обыкновенное смертное тело с его потребностями, наслаждениями и болезнями. Убогое вместилище бессмертного духа…

Да, чисто теоретически с помощью ментального поля можно добиться регенерации крыльев, но при существующей на этой планете его напряженности на это понадобятся тысячи местных лет. В том, отчасти, и заключается коллапс ноосферы, что она не может черпать из вселенских запасов энергии, а вынуждена обходиться внутримировой. А пока уровень ее напряженности существенно ниже порогового, с которого появляется возможность каких-либо преобразований. Вот если ноосфера сумеет развиться до порогового уровня и сможет осознать, что ментальное поле является одной из форм единого поля вселенной, что оно способно существовать во всем множестве пространств, тогда-то она и получит возможность попытаться связать все эти пространства воедино. Это и будет означать конец коллапса и включение нового мира в систему мироздания. Тогда-то и можно будет, в частности, быстренько регенерировать отсеченные крылья. Только этому телу сии чудеса уже не понадобятся…

Да и вообще неизвестно – выживет ли этот мир, наполненный злобой и страхом, или сожрет сам себя?.. Собственно говоря, он затем и находится здесь, чтобы, нет, не спасти – никому не по силам спасти мир, если в нем разлажен механизм самосохранения, – а лишь быть опорой на пути к спасению посохом для странника, соломинкой для утопающего… Но для этого надо быть в миру! А он в одиночестве и бессилии топчется на своей вершине. Проклятье!.. И угораздило же его напороться искусственными крыльями на скалы, когда заходил на посадку!.. Паук оказался гениальным мастером и сделал великолепные протезы из своей невесомой паутины. На них можно было не только держаться в воздухе, но и охотиться, что особенно важно. Многие его «братья по несчастью» – бывшие узники твердокрылов – до сих пор летают и поминают доброй мыслью Паука. А вот он, виртуоз полета, бывший Неуловимый, оказался таким неуклюжим!.. Может быть, оттого, что его протезы были сплетены первыми, и Паук еще не достиг совершенства?.. Да и ветер тогда был очень уж сильный. В такую погоду сидеть бы в укрытии да предаваться интеллектуальным занятиям, но очень уж хотелось есть!.. Теперь сыт по горло!.. И если бы не опека красавицы Ооллы, он давным-давно протянул бы тут свои лапы. И что она нашла в таком обрубке?..

«Учитель! Ты же хотел умереть…» – вдруг вспомнил он голос, исполненный тоски. «А разве я не умер? Разве может кто-либо обнаружить меня в этой „черной дыре“?.. Сколлапсировавшая ноосфера в информационном смысле нейтральна и, значит, не существует для остального мироздания. И я… не существую… Но в этом мире я более, чем жив, ибо во мне информация о происхождении этого мира и о его положении в мироздании. Именно поэтому я и могу быть „посохом“ в долгом странствии… Да и мир этот в каждом атоме своем содержит информацию о породившем его, ибо возрос из зерен его отчаяния… Но и надежды!..»

Однако, зерна надежды еще надо взрастить! А он, Айяр Айяров, как назвал его Айс, вынужден торчать на этой опостылевшей вершине и ждать, когда до него доберется очередной жаждущий истины. Но путь к вершине тяжел и опасен, а искатели истины в подобных мирах – величайшая редкость. Большинством истина не осознается как жизненная потребность… И пока вершины достиг лишь один. По странной иронии судьбы – именно тот, кто лишил его крыльев – твердокрыл по имени Айс…

Неуловимый не задавался вопросом, почему это существо пришло к этому склону и взбирается на эту вершину, ибо ощущал незримую связь с каждым разумным существом на этой планете, а уж с этим, сыгравшим столь существенную роль в его жизни, особенно. Твердокрыл этой связи не осознавал, но следовал ей.

И Учитель начал диалог со страждущим понимания задолго до вершины. Истина в полном объеме может и раздавить. В Истину надо вживаться постепенно, становясь ее частью, тогда и тяжесть ее будет неощутима…

Но сначала надо было проникнуть в ментальное поле твердокрыла, научиться управлять им. Это оказалось не так просто. Довольно своеобразная система словесно-цветового мышления. В первом приближении было ясно, что вербальная составляющая – инструмент интеллектуального поля, а цветовая эмоционального. Но погружение в психику твердокрыла обнаружило более сложную систему взаимодействий. Словесное мышление оперировало «очевидностями», то есть понятиями с устоявшимся четким смыслом. Цветовое мышление, оперируя бесчисленным множеством оттенков, включало в сферу мышления те реальности и ирреальности мира, суть которых в полной мере еще не осознавалась, а лишь ощущалась… Чем яснее предмет цветового мышления, тем четче его цветовой образ. И когда этот образ стабилизируется, возникнет Слово, его обозначающее…

… Бедняга совсем выбился из сил, пока достиг вершины. Но достиг ее уже совсем не тот самонадеянный, хотя и охваченный отчаянием, твердокрыл, а существо, с которым можно вести диалог, ибо оно видело мир не только собственными глазами, но и глазами тех, кто живет с ним рядом.

Тогда-то Неуловимый и протянул ему руку… Вернее, образ руки, которая у него когда-то была. И дал почувствовать ее настолько, что Айс, найдя в ней опору, преодолел последее препятствие и с удивлением воззрился на странное существо, какого ему еще не доводилось видеть на родной планете. Но еще до того, как твердокрыл обрел дар речи, Неуловимый вернулся в свой истинный вид. И тогда Айс, мгновенно приняв боевую стойку, воскликнул: Неуловимый?! Их глаза встретились, и твердокрыл расслабился, ощутив нелепость своей позы.

– Кто ты? – спросил Айс.

– Посох Творца, – ответил мягкокрыл и обрел Путника, согласившегося на него опереться…

* * *

О, как он надеялся обрести и второго ученика! Того, кому был обязан своим духовным воскрешением, возвращением возможности летать… Конечно, Паук уже стал его учеником, когда сотворил протезы крыльев. Но это был только первый шаг, только побуждение к Пути. Неуловимый же надеялся, что Паук созреет и для следующего шага. К тому же он ждал не только духовного общения, но и повторного спасения от бескрылья… И Неуловимый чувствовал его приближение – тот лучик надежды и отчаяния, который протянулся к нему… Бедняге пришлось пройти через смерть, воскрешение и новые смерти… Паук жаждал не просто истины – он искал себя, он желал знать правду о себе, чтобы воскреснуть окончательно…

Конечно, Неуловимый не замедлил бы поделиться с ним истиной, если бы десять паучат, сопровождаемых Айсом, достигли его одинокого гнездовья… Покорение вершины – это тоже этап познания себя. И серьезной опасности на этом маршруте вроде не предвиделось, хотя ментальное пространство было наполнено тревогой. Но Неуловимый полагал, что она исходит от Айса и паучат, которые все сгорали и сгорали в ненасытном пламени. А ведь он мог произвести переориентацию их ментального поля и собирался это сделать… Но, как выяснилось, тревогу излучали и сородичи Неуловимого – отряд охранения. Такие отряды возникли спонтанно сразу после того, как выяснилось, что твердокрылы пленяют мягкокрылов, обрубая им крылья, и превращают в рабов на рудниках. С тех пор мягкокрылы почти не летали в одиночку и старались не залетать в высоты, доступные твердокрылам. И строго наблюдали за неприкосновенностью собственной территории. А уж когда Неуловимый и его братья по рабству бежали с рудника и стала известна вся правда об их мучениях, то отряды охранения частенько стали превращаться в отряды нападения. Как ни осуждал Неуловимый своих сородичей за бомбардировку гнездовий твердокрылов и как ни удерживал от эскалации мести, взрывы неуправляемого гнева все же порой захлестывали мягкокрылов… И хотя он признавал необходимость охранительных отрядов, он не мог не понимать, что постоянная готовность к насилию вплоть до убийства не может не искалечить духовный мир мягкокрылов. Это он знал по себе…