Текст книги "Сольвейг (СИ)"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Сердечко забилось, как весенняя капель – тюк-дзинль, тюк-дзинль…

– Эй, Солли! – пискнула сестренка. – Ты мне пальцы сломаешь! Не жми так!..

– Ой, прости!

– О, переселенцы, пожаловали, – услышала она тихий говор двух мужчин.

– Откель?

– Из Хекса, вроде.

– А, стало быть, из западных земель.

Переселенцы шествовали, притворяясь, что ничего не слышат. Родители тоже робели, хоть вида не показывали, но со стороны по напряженной поступи и неестественно выпрямленным спинам и устремленным строго вперед взглядам это было хорошо видно.

Вдруг из-за мужиков, как черт из табакерки, выскочил давешний парень-олень. Глаза горят, волосы всклокочены, будто в них и, впрямь, рога ветвистые спрятаны. Он проскочил мимо девочек и загородил дорогу родителям.

Отец вопросительно на него посмотрел.

– С ней можно поплясать мне? – напористо спросил он, показывая на Сольвейг.

– Отчего же нет? – ответил отец, оценивающе оглядев парня с ног до головы. – Если она сама захочет… Но сначала хозяев надо почтить, поклониться, дочек представить.

И они прошли мимо шагнувшего в сторону парня в дом. Сольвейг лопатками ощущала его взгляд, ласкающий ей спину, как ветер с моря. Как же далеко оно теперь!..

А парень бормотал себе под нос:

– Как свечечка она: душа пылает, тело ровно светит теплом и нежностью, и не взглянула на меня ни разу… Молитвенник в руках… Таких здесь нет. У наших козочек в глазах всегда призыв горячий к сеновалу… И точно – видел я вчера ее во сне: Она по радуге сошла на белый снег…

– Эй, Пер! – окликнул парня распорядитель свадьбы, подходя с бокалами в руках. – Возьми-ка – за здоровье молодых. Уж вижу – рот открыл, сушняк замучил. Давно пора нам горло промочить.

– Нет, не хочу. Вино бьет в голову, а ноги не идут. Чем больше пьешь, тем хуже пляшешь.

– Ну, и дела – Пер не желает пить! Пойду, и посмеемся с мужиками.

– Я с ней плясать хочу! – шептал парень, не отрывая взгляда от двери, где скрылась Сольвейг. – И чтоб она смотрела на меня.

Попав в дом, Сольвейг совсем засмущалась, увидев за столом толпу возбужденных событием и выпитым взрослых. Опередившие их гости уже сложили свои подарки на специальный стол, для этого отведенный, и занимали место за ломящимся от яств столом. А места там было припасено еще изрядно. Видимо, ожидался еще немалый наплыв гостей, хутора которых разбросаны по горам в соответствии с плодородными участками, и обеспечить их одновременное прибытие самому Одину не по силам. Да умные асы и не берутся за бессмысленные занятия.

Хозяин хутора, выдающий дочку замуж, вышел из-за стола, радушно улыбаясь дорогим гостям:

– Рад! Очень рад, спасибо, что почтили! Иных краев нам мудрость принесли, сказанья ваши будут интересны, особенно, когда поднимем тост.

– Вот и дары из тех краев, примите, – протянул отец семейства свадебный подарок в кожаном мешке.

– Благодарю, кладите вот сюда, – показал хозяин на стол для подарков. – Все молодым в прибыток хорошо… А это кто ж? – с улыбкой оборотился хозяин к женщинам.

Отец семейства, освободившись от подарка, представил:

– Жена моя мудрейшая, фру Альвиг.

Женщина сделала книксен.

– А это доченьки: Сольвейг – постарше, маленькая – Хильда.

– Красавица! – восторженно оценил Хозяин юную Сольвейг. – Отыщем жениха из самых лучших.

Сольвейг покраснела и потупилась.

– Скромна, прелестна, ангел во плоти! – продолжал смущать девушку подвыпивший хозяин, явно развлекаясь ее смущением. – Сын у меня, пожалуй, уж жених… Нам надо познакомить их двоих…

– Родитель спешит, а бог вершит, – неопределенно откликнулся отец Сольвейг. – Почему бы и нет, если бог их сведет.

– Да тут у нас много отличных женихов, – заверил хозяин дома. – Ты, ангелочек, только будь осторожна. Есть у нас здесь опасный для девушек тип. Моей дочери долго голову морочил, теперь, слава Богу, в хорошую семью отдаем… Где семья? А на улице семья – веселится уже… Пер Гюнт его зовут! Берегись его, девочка! Рвань и пьянь, а гонору на принца заморского с лихвой! Болтун и враль и… и… тридцать три несчастья, бог Локи-Лофт живьем, причина всех невзгод. Если в праздник что не так пойдет, знай – Пер Гюнт постарался!.. Беда от него для девок и их родителей: сладко поет, да горечью потом отдает.

– Не бойся, хозяин, мы ему укорот сделаем! – громко пообещал вошедший молодой кузнец. – Намнем бока и голову на место поставим!

– Да вы садитесь за стол, садитесь, – пригласил хозяин переселенцев, показывая им их места.

– Пойдем во двор, – зашептала Хильда, потянув Сольвейг за руку. – Там веселей.

– Мы, батюшка, пойдем? – спросила позволения у отца старшая сестра.

– Идите, девочки, – дозволил отец, уже устремившийся душой к пиршеству.

– Да осторожней там, испачкаться легко, отмыться трудно, – напутствовала мать.

Сестры ушли во двор, застолье потекло своим чередом.

Сольвейг осмотрелась и сразу углядела у крыльца парня, который звал ее на танцы. Он пытался подняться на крыльцо и войти в дом. Но ему дорогу перегородила тройка смеющихся парней.

Она спустилась по ступенькам и спросила, глядя на Пера:

– Не ты ли приглашал меня на танцы?

– Хо!.. Ха! Ху-ху! – проржали парни и убежали на лужайку, откуда доносилась музыка.

– Я вижу, ты запомнила меня, – улыбнулся он, взяв ее за руку. – Пойдем, попляшем!

– Так сразу? – смутилась Сольвейг. – Сестренка вот, вдруг мама позовет…

– Сестренка нас с тобой плясать научит! – засмеялся Пер. – Они сейчас с пеленок плясуны… Она и позовет, коль мать окликнет. Да и с чего ей звать, тебе который год? Детей зовут…

– Шутить изволишь?

– Как можно?! Мне ведь показалось – ты взрослая.

– Весной конфирмовалась.

– Что ж, прав я, кто для бога взросл, тот взросл и для людей тем паче… Как звать тебя? Приятней говорить, когда по имени друг друга называешь, – спросил он вежливо, приятно улыбаясь, пока они потихоньку продвигались к месту танцев. За одну руку Сольвейг вел Пер, за другую держалась Хильда, прислушиваясь к разговору. Это было так интересно, так по-взрослому…

– Меня звать Сольвейг, – представилась девушка. – А как тебя зовут?

– Путь солнечный! Красиво, нету слов… Как я хотел бы по нему пройти… – мечтательно вздохнул он. – Пер Гюнт я… Просто, Пер…

– Пер Гюнт? Ах, господи! – воскликнула девушка, вырвав руку.

– Да что с тобой? – опешил он.

Сольвейг растерянно смотрит то на Пера, то на Хильду.

– Я к маме сбегаю подвязку подколоть, – наконец нашлась она и убежала. Хильда следом. Они прячутся за углом дома и прислушиваются, иногда выглядывая.

Возле Пера появляются запыхавшиеся после пляски родители жениха. К ним подбегает и сам жених, сильно озабоченный и изрядно пьяный.

– Мать, отец! – повизгивает он обиженно. – Она не хочет!

– Ф-фух, – отфыркивается мать, не понимая. – Чего и кто не хочет?

– Ну, этого… того, – бормочет растерянный парень. – Открыть задвижку…

– Тьфу на тебя, тюфяк! – приглушив голос, дабы не опозориться перед народом, рычит отец жениха. – Вот выпороть тебя!

– Оставь его, – успокаивает отца мать. – Припрет нужда – сорвет засовы.

– Да ну его… тюфяк!.. – в сердцах плюется отец и уходит в дом, видимо, залить пожар добрым вином. Жена уходит следом.

– А чего это его жена к себе не пускает? – шепотом спросила Хильда у старшей сестры.

– Не любит, – объяснила Сольвейг. – Великий грех быть с мужем без любви.

– А что такое грех? – спросила девочка.

– Это то, от чего Богу больно, если мы это делаем.

– Бедный боженька, – пожалела девочка.

В это время с танцевальной лужайки к дому с шумом ввалилась ватага молодежи.

– О, Пер! – закричали они дружно. – Давай выпьем, Пер!

– Отстаньте, – отмахнулся он.

– Надо его напоить, тогда развлечемся, – услышала Сольвейг шепот из толпы.

– Да что с тобой, Пер?! Водочки, а? – настойчиво уговаривал один из парней.

– Нет!

– Ну, чуть-чуть, для поднятия настроения, – соблазнял его другой. – Ну, совсем чуть-чуть, а то своим угрюмым видом праздник портишь. Давай с нами!

– Ну, ежели чуть-чуть… – заколебался Пер. – А есть у вас?

– Есть для тебя всегда! На – пей! – протянул бутылку первый соблазнитель.

Пер взял бутылку, поглядел на нее с сомнением, вздохнул и приложился, откинув голову.

– Х-хух! – выдохнул он, отдавая бутылку и вытирая рот рукавом.

– Теперь со мной! – протянул свою бутылку второй соблазнитель. – А то обидишь!

– Нет, хватит! – отмахнулся рукой Пер.

– Ну, для приличия, один глоток!.. Пей, не робей! Неужто ты слабак?

– Кто, я?.. Давай пригублю малость…

– Ну, хорошо пошла?

– Как льдина в море… Во – пошла волна!..

– Не смоет нас? – хихикнул кто-то.

– А ежели и смоет, я спасу!.. Мне стать волной и берегом по силам. Неужто мой не знаете размах!..

– Ну, вот – Пер снова стал собой, – ехидно прошептал первый соблазнитель.

– Потеха началась, – подхихикнул второй.

– Ты, часом, не колдун? – хохотнув, спросила одна из девушек в толпе. – А может, даже ас?

– Не часом – жизнью всей! – оглянулся на нее Пер. – Хоть колдовство, хоть чудо!.. Вам черта не позвать, друзья мы с ним покуда?.. В орех его загнал, он там сидит не пикнет.

– Неужто впрямь сидит? – ужаснулась девушка.

– Да черта с два! На то и черт есть черт, что от любого дурня удерет… Орех я кузнецу принес и попросил – разбей. Он жахнул сдуру, что есть сил, черт с искрами ушел. Кузнец наш обгорел. С тех пор и злится на меня… Зачем же было молотом лупить, где пальцем в самый раз?.. Но если нужен черт, то свистну я сейчас…

– Не надо! – отскочила девушка, увидев, что Пер готовится свистеть.

– Ну, нет, так нет… Но молотом не бей того, что можно раскусить зубами, – усмехнулся Пер.

– Ну, и болтун! Горазд присочинить! Еще глоток – и в небе запорхает.

– Кто сочинить?! Я сочинить? Спросите кузнеца – все так и было!

– Да в сказках бабкиных в орехе черт сидел! – вспомнил кто-то.

– Сидел и в сказке, и в моем кармане… А что касаемо полетов, то пару дней тому летал я на олене. У матери спросите – подтвердит! Да и с лошадкою моей над хутором парили… Было дело…

– Ну, враль!.. Ну, балабол!.. Язык болтается, как по ветру портянка… Пер, полетай!.. – рассмеялся народ, а некоторые даже озлились: – Тьфу на тебя!

– Не верите? Могу! Сейчас вам покажу!.. Ну, где обрыв повыше? Я встану на краю, раскину руки и… Взметнусь, как ураган, вас не удержат ноги – падете предо мной!..

Он подбежал к краю ближайшего обрыва, которых было в округе предостаточно, раскинул руки, как крылья, и приготовился лететь, пошатываясь не то от ветра, не то от хмеля.

Сольвейг так сильно сжала ладошку Хильды, что та пискнула и выдернула руку.

– Совсем сдурел! – сплюнул в досаде один из мужиков. – Да ну его к чертям, мать прибежит, всем надерет нам уши, проклятия нашлет, нет, я пошел подальше…

– Да, с таким лучше не связываться, – поддержал другой. – Пойду опять плясать.

– А может, дать под глаз? – предложил кто-то из молодых.

– Что с пьяного возьмешь, когда его лавиной понесло? Уйти с дороги – лучшее решенье. Пошли плясать.

Толпа расходится. Старшие – в дом, горло промочить, а молодые обратно на танцы.

Пер оборачивается, открыв глаза.

– Вот так всегда – не я ступил назад…

Вдруг, обогнув Сольвейг с Хильдой, выскочил жених. Оказалось, он тоже слышал выступление Пера.

– Неужто, Пер, и впрямь, летаешь ты, как птица? – выкрикнул он.

– Летаю, Мас! Ты хочешь убедиться? – раздраженно ответил Пер.

– А невидимкой можешь стать на время? – с явным умыслом продолжил жених.

– Да хоть и навсегда! Тебе-то что с того? – ничуть не смутившись, подтвердил Пер и отвернулся от жениха, оглядываясь по сторонам.

Сольвейг почувствовала, что пора появиться, пока парень не натворил глупостей, и вышла из-за угла.

Мрачное выражение тут же слетело с его физиономии, и он бросился ей навстречу.

– Ах, Сольвейг! Наконец-то!.. Пойдем же танцевать, – сгибает руку в локте, предлагая себя в кавалеры.

Она уворачивается, не желая брать его под руку. Пер сам хватает ее:

– Пусти! – вырывается она.

– Да почему? – искренне недоумевает он.

– Ты дикий. Пер!

– Дичает и олень, и всякий зверь, когда весна зовет!..

– Ты – человек!

– Отчасти… временами, – усмехнулся Пер. – Ну, почему со мной ты не идешь?!

– Боюсь!

– Чего?

– Ты пьян! Я пьяных не люблю! – отскочила Сольвейг.

– Эх! Сволочи – споили дурака! Я ж не хотел… Держался, сколько мог… Убить бы всех! А первого – себя…

Жених, которому надоело слушать их непонятную перепалку, толкнул его локтем в бок:

– Пер, ты б мне помог…

– Да чем и в чем?

– Войти к невесте, – громким шепотом сообщил жених.

– А где невеста?

– В амбаре… Невидимкой стань, залезь в амбар и мне открой задвижку, – с надеждой рисовал вожделенную картинку обиженный жених.

– Ты помощи себе в другом искал бы месте… – рассеянно посоветовал Пер. Потом подумал несколько мгновений и догадался: – В амбаре Ингрид!..

И ринулся к Сольвейг. Она испугалась порыва, но не ушла.

– Не передумала? – спросил он с мрачной надеждой. – Нрав твой не смягчился?

Сольвейг молча обходит его и пытается уйти, чувствуя взвинченность парня. Но он встает поперек дороги, преграждая путь.

– Стыдишься бедняка? Да, я тебе не пара… Вахлак и есть вахлак…

– Нет, все не потому! Все понял ты не так! – возмутилась она.

– Все так! Я знаю сам… И хмель мне враг давнишний. Я зол был на тебя, вот он и победил… Пойдем же, танец ждет, – тихо попросил он в конце фразы.

– Не смею я… Хотя бы и хотела… – смутилась она.

– Мешает кто?

– Родители… Они мне запретили…

– Ах, запретили… Ну, а ты сама?

– Пойду я, мне сестру нельзя оставить…

Пер Гюнт меняется в лице.

– Ну, нет!.. – голос его резко садится, звуча угрожающе: – Не нравится олень?.. Могу я троллем стать… И ровно в полночь я к тебе явлюсь… Кровь высосу из жил, коль для любви она не пригодилась… Сестру ж твою, малявку, и вовсе заглочу, чтоб взрослым не мешала.

На этой месте Хильда взвизгнула и умчалась в дом. А Пер продолжал живописать:

– Я оборотнем буду до рассвета и стану бледный труп без устали терзать, чтоб не узнал потом никто красотку, – и вдруг, круто изменив тон, взмолился: – Ну, потанцуй со мной!

Сольвейг, содрогаясь от омерзения, не приняв его черной шутки:

– Ну, нет! Ужасен ты!.. Мне было показалось… – она в отчаянье махнула рукой и убежала в дом.

– Отдам вола за помощь! – опять напомнил о себе жених.

Пер несколько мгновений мрачно смотрел на него, потом решился:

– Там Ингрид?.. Ну, пойдем.

Скрываются за домом.

– Папа! Мама! – не сразу добившись внимания, со слезами жаловалась девочка. – Он грозился съесть меня, проглотить, а у Сольвейг кровь высосать до капельки!

Тут и Сольвейг вошла.

– Да кто? Говори толком! – потребовал отец громко.

Общее внимание застолья было уже приковано к ним.

– Да тролль! Пер Гюнт!.. – выкрикнула Хильда.

– А! Пер! – поднялся хозяин. – А что я говорил!

– Ну, все, терпенье лопнуло! – вскочил и кузнец Аслак, давний враг и соперник Пера. – Я его убью! Детей пугать – совсем с ума свихнулся! Язык поганый выдерну, швырну собакам – брехать им будет веселей с такой-то пищей!

– Он пошутил, – испугавшись, попыталась возразить Сольвейг, но ее никто не услышал. Пьяная компания уже с криком и грохотом отодвигаемых сидений рвалась на улицу, вытолкнув туда и стоящую в дверях девушку. Встречная толпа с танцев шла к дому, возбужденно крича от избытка чувств. Они хотели зазвать в свои ряды жениха с невестой.

– Что случилось? – спросили из толпы молодежи, увидев сильно возбужденных старших.

– Пер Гюнт пугал ребенка и к девице приставал со своими вечными глупостями! – прорычал кузнец. – Их вусмерть напугал.

– Да нет, не вусмерть вовсе, – сказала Сольвейг, но ее опять никто не услышал.

– И я его прибью! Достал уже дерьмец!

– Да ладно, ерунда, – испугался уже отец Хильды и Сольвейг. – Приструним и хорош…

– Он не поймет, – зло усмехнулся кузнец. – Струнили так и этак– все струны оборвали. Нет, с корнем надо рвать!

– Да, проучи его! – раздались крики из толпы. – А мы тебе поможем!

– Уймитесь все! – крикнул распорядитель свадьбы. – Не хватало нам здесь драку устраивать! Выгоню драчунов!

– А точно – гнать его со свадьбы! – заорали в толпе.

– Нет, я его убью! – вгонял себя в раж кузнец, похоже, решивший стать берсерком.

– Папа, он его убьет? – испуганно спросила Хильда, уже не зная, чего хочет сама – от всего страшно было.

– Все может быть, Фенрир их задери! – в сердцах ответил отец. – Снаружи – люди, кто ж они внутри?

Сольвейг трясло от страха и отчаянья – ведь это из-за нее все произошло! Она всему виной. Неправильно себя повела с парнем – и вот… А кто их знает, как правильно себя вести с парнями? И так, и эдак – наперекосяк. Ей вдруг стало очень жалко Пера – ведь на самом деле он ничего ей плохого не сделал. А слова?.. Откуда ж ему знать, что они с сестренкой шуток не понимают.

– Эх, дочка-дочка, – посетовала мать Сольвейг. – Совсем нельзя оставить без присмотра. Нашла себе дружка: дыряв камзол, дырява и башка. Смотри сама, в каком он здесь почете…

– Сынок мой здесь? – вдруг перекрыл шум звонкий женский голос. – Схлопочет он сейчас по заду палкой, кулаком меж глаз! Шутить посмел он с матерью своей… Ну, где мой Пер?

Сольвейг повернулась на голос. Маленькая, сухонькая седая женщина грозно размахивала палкой и рыскала по толпе сверкающим взглядом.

– Такая палка для него легка, – мрачно усмехнулся кузнец, закатывая рукава. – Я за тебя намну ему бока…

– Уж больно зол он, может, и прибьет, – задумчиво, но отчетливо произнес кто-то в толпе. – Ты, Осе, бы не кликала сынка…

– Убью, как вошь, чтоб людям не вредил! – заверил кузнец.

– Заткнись, Аслак! – ничуть не испугалась старушка. – Попробовать посмей – узнаешь остроту моих ногтей… Сгодится для тебя моя клюка – не Перу так тебе намну бока!.. Да где же он?!.. Эй, Пе-ер! – оглушительно звонко закричала она. У Сольвейг даже в ушах щекотно стало от ее крика.

Но вместо Пера к людям выскочил растерянный жених. Увидев старушку, буркнул:

– Ну, Осе, родила же ты сынка!.. – и закричал: – Отец и мать, беда!.. Эх, чертова судьбина!..

– Да что случилось?! – всполошился отец жениха.

– Пер Гюнт… – только и смог выговорить жених.

– Они убили Пера?! – перепугалась Осе.

– Когда бы так, вполне б я счастлив был, – огрызнулся жених и взвизгнул: – На скалы посмотри!

Сольвейг глянула в направлении, указанном женихом, и обомлела: Пер резво – ну, точно, как олень, – скакал по практически отвесному склону, непонятно как находя опору для ног, потому что под ноги-то и не смотрел, держа на руках невесту, которая обхватила его за шею и прижалась к груди.

– С невестой… – ахнула толпа.

– Ну, идиот! – воскликнул Аслак. – Ведь пьян же, как свинья!..

– Вервольф он, тролль! – крикнул жених. – Ее, как поросеночка, несет… в зубах.

– Да, чтоб ты сверзился! – послала Осе пожелание сынку.

Он, будто ее услышал и оступился.

– О-о-о-х, – пронеслось по толпе.

– Да осторожней, дурень! – в ужасе закричала Осе.

Но Пер уже, не глядя под ноги, нашел другую точку опоры и легко карабкался вверх. Не зря он в первый момент, еще около дома, привиделся Сольвейг оленем.

– Пожалуй, что и, правда, он летит, – сказал кто-то в толпе. – Без крыльев никому не удержаться на крутизне такой…..

В этот момент из дома с ружьем в руках выскочил взъерошенный хозяин Хэгстеда, отец Ингрид, и возопил:

– За похищение невесты он умрет!

– Не по зубам вам Пер мой, жалкий сброд, – усмехнулась старуха.

Сольвейг ее хорошо слышала, но в этот момент с девушкой что-то случилось. Она не поняла, что именно – сознание то ли помутилось, то ли переместилось, но Сольвейг вдруг услышала мощное дыхание Пера над своей головой. И ощутила его руки, крепко прижимающие ее к себе. И увидела небо над ним и над собой. Его лицо оставалось в тени, но все равно было видно, что ему весело. А ей показалось, что он летит над пропастью, и она вместе с ним, а снизу доносятся ослабевающие крики толпы. Было совсем не страшно. Ничуточки. Потому что она ему верила.

Через какое-то время наваждение рассеялось. Она разглядела, что пьяная толпа полезла в гору в жажде растерзать похитителя. Ее семья и Осе в одиночестве остались во дворе.

– Вы новые люди, – вздохнула Осе, – у вас еще не накопилось зла к моему непутевому сыну. Помогите старухе уберечь его. Найдем и спрячем дурака… Он же не со зла все это затеял.

– Ну, как же не со зла – украл невесту со свадьбы, – удивился отец.

– Добрая женщина права, – заступилась Сольвейг. – Я сама слышала, как жених просил Пера помочь ему войти к невесте. Она его не пускала.

– Потому что не любит, – объяснила Хильда. – А без любви пускать – грех!

– Ох, и глупы же дочери мои, – вздохнула мать. – Чем можем мы помочь, не зная здешних мест?

– Их знаю я, да сил уж не осталось… Вам надо только рядом быть со мной, чтоб поддержать, когда оставят силы.

– Бог помогать велит, – кивнул отец семейства. – Показывай нам путь…

Осе двинулась совсем в другую сторону от толпы.

– У всякого своя тропа в горах, – объяснила она. – Хотя к одной они ведут вершине. Немного мне известны тропы Пера. Охотник он – двуногий зверь среди четвероногих. Его так просто не поймать…

Несколько часов они карабкались по горным тропам. Сольвейг с трудом поспевала за старушкой, которая оказалась не такой уж и старой, а родители с Хельгой и вовсе отстали. Небо потемнело. Где-то вдали уже рокотал гром. Того и гляди, под ливень угодишь. Они выбрались к горному озеру, окруженному болотами и мрачным лесом.

– Пер!.. – кричала без устали Осе. – Сыночек! Откликнись!.. Пер!.. – Волосы ее растрепались, она время от времени хватала себя за лохмы и словно бы тянула вверх. Похоже, это помогало. – Я же чувствую, что ты где-то здесь!..

У Сольвейг такого чувства не было, наоборот – она была уверена, что Пер далеко отсюда, и она сама с ним рядом. Она понимала, что это глупости, но никак не могла отделаться от странного ощущения.

– Весь мир против меня, – причитала Осе. – И небо грозится, ругаясь, как пьяный, и скалы мне путь преграждают, болота готовы меня проглотить, и люди сыночка прикончить хотят… Храни его господи! Он же хороший!..

«Пожалуй, что так, – согласилась вдруг Сольвейг про себя. – Только мало быть хорошим, надо и окружающим казаться хорошим… Отчего же все его убить готовы?»

– Ты скажешь: как же хорош, когда никто не любит, – будто услышала ее Осе. – А за что его людям любить, когда они руками и ногами работают, а он только языком мелет. Бегает по горам и лесам, стреляет слегка зверя, чтобы на пропитание хватало, а живет совсем в другом мире, который сам и придумывает, или который ему придумали… Муж мой был пьянчуга из пьянчуг, все пропивал, нас сторонились, а Пера отцом дразнили. Мы и проводили все время с ним вдвоем, забываясь в сказках, в собственных шутках и фантазиях. Хорошо нам там было, не то, что в реальной жизни. Телом-то он вырос, а душой – все тот же фантазер, живущий в сказках. Он твердо усвоил: принцессы прекрасны, отважны герои и злобны драконы, а дев похищают… Ингрид бы не похитилась, если бы не хотела. Она сама, кого захочет, похитит. Родители настояли на свадьбе. Она же Пера любила, а он… А он – свои сказки… Ой, кто это?! – вдруг испугалась она. – Леший, водяной?.. Пер! Пер! Выходи!.. Это я – мама твоя…

– Никого нет. Осе, – успокоила Сольвейг бедную мать. – Это ветер и тени.

– Мой бедный сыночек!..

Тут и родители девушки с сестренкой подоспели.

– Нигде его нет, – тяжело дыша, сообщил отец семейства. – Погиб, видно, грешник, и деву сгубил… Безумец! Навряд ли дано ему грех замолить.

– Нет! Бог милосерден! – воскликнула Осе. – И жив мой сынок!

– Да если и так – боюсь ненадолго, разгневан народ. Это надо ж удумать…

– Зато он летает верхом на олене! – крикнула Осе.

– Что мать, что сынок, – махнул рукой мужчина. – О! Гляньте – тропа, а на ней четкий след.

– Скорей же по следу! – вскрикнула Осе. – Сыночка найдем.

– Пожалуй, на хутор пойдем мы. Позовем на подмогу. Всем миром скорее разыщем пропажу, – сказал мужчина.

– Я с Осе останусь, – сказала Сольвейг.

– Как хочешь, – пожал плечами отец.

– Промокнешь до нитки, – шепнула недовольно мать.

– Нельзя ж ее бросить, – шепотом ответила девушка, мотнув головой в сторону Осе.

– Ну, что ж, оставайся, – разрешила мать. – Береги себя. Мы скоро людей пришлем.

Они повернулись и быстро пошли обратно.

Сольвейг проводила родителей взглядом и попросила Осе:

– Расскажи мне еще о нем.

– О Пере? – обрадовалась старушка.

– О Пере, – подтвердила девушка. – Но только сначала давай следы сотрем ногами.

– Сотрем следы? – удивилась Осе.

– Конечно, чтобы Пера не нашли! – объяснила Сольвейг. – Найдут – убьют… Пусть бродит дикий зверь, куда ведет его инстинкт свободы.

– Я думала, ты добрая дуреха, – усмехнулась Осе. – А ты умна, как Божья благодать.

– Нет, Осе, – тяжко вздохнула девушка. – Просто, я всему виной: он звал меня плясать – я отказала… Велели мне его остерегаться. А я привыкла подчиняться старшим. Я их люблю, они души во мне не чают.

– Он грубым был?

– Грозился выпить кровь, пугал, что тролль… И было так похоже…

– Видать, с расстройства в сказку провалился, – усмехнулась Осе. – Когда он там, сам черт ему не брат… Стирай следы – ты более глазаста, а там и ливень смоет их совсем.

Сольвейг принялась растирать следы ногами. Осе топталась рядом без особого толка, но все подчищая за девушкой. И говорила без умолку, обрадовавшись благодарной слушательнице. О сыне она могла говорить сутками.

– А вы найти его и не хотели? – вдруг спросила Сольвейг.

– Найти б хотела, – хитро улыбнулась женщина. – Обнаружить – нет.

– Он далеко, – сказала Сольвейг. – Здесь можно не стараться. Следы же эти вовсе не его.

– Как ты догадалась?

– Они гораздо меньше, чем его…

– Ты молодец – глазаста и умна, но не о том я… Как догадалась, что он далеко?

– Я рядом с ним, – потупила глаза Сольвейг, слегка покраснев.

Осе остановилась и внимательно присмотрелась к девушке.

– Я думала у нас вершины на ветру, – покачала она головой. – Однако и в твоей головке он гуляет… Ты с ним или со мной?

– С обоими, – прошептала Сольвейг, прекрасно понимая, что этого не может быть.

Весна скользнула. Лето пролетело. Осенним воем ветер заболел. И солнце покидало душу Сольвейг, блуждал холодной моросью туман…

Услышав это лирическое отступление, я как бы очнулся, то есть снова увидел перед собой циркача-рассказчика, ничуть не похожего на тролля (можно подумать, что я когда-то видел настоящих троллей!) и понял, что предполагается авторская ремарка.

Заметив мой вопросительный взгляд, он напомнил:

– Я о пунктире вас предупредил… Хотя пунктир – основа всякой драмы, и вам не привыкать скакать сознаньем по картинам пьесы… Вы помните, что Пера не нашли?

– Еще бы! Помню… – подтвердил я без сомненья. – И время он неплохо проводил, прогнавши Ингрид, в коллективном сексе с пастушками тремя… Порхал, как шмель с цветочка на цветок. Себе в усладу и цветам на радость… Пас с ними скот и хищников гонял, потом сдирая с них привычно шкуры. Подружкам на одежды отдавал.

– Все так, – кивнул согласно мне Фенрир. – Все так… Забыться он хотел, поскольку в свете солнца видел Сольвейг. Да и Луна частенько рисовала ее то в профиль, то анфас на глади озера и ветром оживляла… От трепета его сжимало дух… И, грех приняв на душу, мечтал о Сольвейг, а ласкал пастушек.

– Да, верю, – согласился я. – Это так похоже на людей: душой – с одними, но с другими – телом. Душа – в мечтах, в нужде все время плоть.

– Но это правды часть… Не главная притом, – вздохнул Фен.

– Что ж главное?

– Она была с ним рядом…

– Душою?

– Да… Но что душа без тела? Без крыльев птица? Иль полет без птицы?

– Не верю! Набожна, чиста, совсем невинна… За то ее и полюбил Пер Гюнт, что на других нисколько не похожа, – возмутился я.

– Фантазия не грязь, а орган чувства, которое, увы, не всем доступно, – поморщился он моей бестолковости. – Кто треплет плоть о камни низкой страсти, кто в солнце душу щедро превратил да издали тепло и свет дарует.

– Она к нему стремилась! – кивнул я. – Мне понятно.

– А я твержу – она была с ним рядом! – талдычил Фен. – Она сама о том мне говорила.

– Откуда ж с нею ты знаком? – удивился я.

– Что ж, далее внимай, – кивнул он, прикрыв глаза и откинувшись в кресле.

Из церкви вышла толпа и принялась рассасываться в разных направлениях – каждый метил на свою тропу.

– Мама, я догоню, – сказала Сольвейг. – Хочу с Ингрид поговорить.

– Подруга, что ли? – откликнулась мать.

– Может ею стать, – ответила девушка.

– Но ты недолго, дома много дел, – проворчав, разрешила мать.

Сольвейг дождалась, пока родители отойдут, а Ингрид приблизится, и окликнула:

– Ингрид.

– Что тебе? – недовольно буркнула та, но от семьи отстала.

– Поговорить хотела, – тихо ответила Сольвейг.

– Ты со мной? – удивилась Ингрид. – О чем нам говорить?

– О нем… – еле слышно прошептала Сольвейг.

– О нё-ом?! – дикой кошкой зашипела Ингрид, моментально поняв, о ком речь. – Чтоб Тор его Молниром поразил!.. А Один чтоб на дереве повесил!.. Чтоб жарил черт его на вертеле! Чтоб тролли его в тьму навек упёрли!..

– Уперли… – тихо сообщила Сольвейг.

– Что?! – осеклась Ингрид. – Ты о чем?

– Уперли тролли Пера в тьму…

– Он умер? – испугавшись, спросила сдавленным шепотом Ингрид.

– Нет еще… Пока во тьме душа его блуждает. И змей Ёргирмунд путь ей искривляет.

– А тело?!

– Во тьме пещеры стонет на камнях.

– Откуда знаешь? – больно схватила ее за руку Ингрид.

– Я чувствую…

– Ты?.. Чувствуешь?.. – Ингрид разочарованно оттолкнула Сольвейг. – Мне голову морочишь! Да ты, как Пер, на голову больна!.. Что это я?.. С тобой сойдешь с ума… Мои проклятья Бог, видать, услышал – воздал ему!.. И я была готова… с обрыва вниз дурною головой: была б умна – не верила б ему.

– Нет, Бог не мстит, он милостив и добр… Не головой ты верила – надеждой, – тихо возразила Сольвейг. – Ведь он не крал тебя – помог бежать…

– Помог, – прохрипела зло Ингрид. – Я не звала его. Он сам пришел.

– Его послал жених твой, дуралей, упрашивал, сулил вола за помощь, – рассказала Сольвейг. – Я слышала.

– Безмозглый идиот, нашел кого просить… Уж лучше б волка в пастухи позвал… – еще пуще озлилась Ингрид.

– Но он пришел, и родилась надежда… – напомнила Сольвейг.

– Да, родилась! – угрюмо подтвердила бывшая невеста. – Я думала – за мной пришел он, как из сказки избавитель. Ведь жил он в сказках, пил лишь наяву да кулаки чесал о ребра пьяниц, таких как он.

– И я бы так могла… наверное, – откликнулась Сольвейг.

– Ты? Не смеши! – зло усмехнулась Ингрид. – Молитвенник тебе заместо сердца! И катехизис вместо вольных чувств!.. Будь проклята! Ведь ты его сгубила…

– Сгубила я, – вздохнув, согласилась Сольвейг, – но он спасал тебя! Хоть я была тобой…

– Да замолчи ты, дура! На мне теперь позор, а ты, как божий свет, чиста для всех, светла, и даже тени нет! Я позже поняла, что он украл тебя… Был очень огорчен, ошибку обнаружив… Ночь выветрила хмель, похмелье было горьким…