Текст книги "Двойной удар"
Автор книги: Владимир Поселягин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Беда-а. Надеюсь, Кузьма Михайлович с Гюльчатай укрылись в оборудованном схроне, у нас это было обговорено.
Трава только недавно проклюнулась сквозь старую и пожухлую, поэтому была невысокой, сантиметров десять, а не с метр. Это для лошадей ее хватало, мне же, чтобы подобраться к трем сидящим у бездымного костерка ногайцам, было мало. Ближайшее укрытие в сорока метрах за обломками скал.
Скинув сидор, я снял лук и достал три стрелы без наконечников. На концах только глиняные блямбы. «Травматические стрелы» – как я их называл.
Попасть с такого расстояния даже мне не трудно, но вот мастером по быстрой стрельбе я не был. Поэтому нужно было поразить всех троих как можно быстрее, чтобы они не подняли крик.
Одну стрелу наложил на тетиву, вторую держу зубами, третья лежит под правой рукой.
К сожалению, ногайцы среагировали неприятно быстро. Это не землепашцы или пастухи, хоть и похожи на бомжей, но воины. Они всю жизнь воюют, так что ничего удивительного, что когда тетива хлопнула по защитной наручи, все трое откатились в сторону, сбивая прицел. И если двое делали это осознанно, то третий, дернувшись, покатился безвольной куклой. Вместо того чтобы попасть в грудь и на некоторое время ошеломить, стрела попала в затылок.
Выпустив две оставшиеся стрелы, я быстро положил лук на землю и рванул к ногайцам, выхватывая на ходу сабли. Обе выпущенные стрелы прошли мимо, одна пропала в траве, другую отбил в сторону один из воинов.
Расступившись, они встретили меня с двух сторон. Ага, делать мне больше нечего, драться с ними. Воткнув обе сабли в землю, я взялся за ножи. Тут им противопоставить было нечего, стеганые халаты – и все, даже без деревянных вставок, видел у некоторых такие.
Оба ногайца осели на траву, орошая ее кровью. Пришлось использовать три ножа, тот живчик, что отбил стрелу, умудрился увернуться от первого, откатившись в сторону, но поймал второй нож подмышку.
Все три ногайца были молодыми, лет двадцати, и если один был более или менее опытным, два других салаги зеленые.
«Молодняк, обычно старший должен был быть пожилым, лет за сорок, а то и больше. Они уже не воины, но как тыловые службы в отрядах ногайцев еще ничего. Что это значит? А хрен его знает. Нужно подранка допросить», – решил я.
Тот, что получил стрелу в затылок, был готов. Опытный доживал последние секунды, хрипя и скребя траву каблуками стоптанных сапог, а вот третий, получив нож в живот, был еще жив и вполне годен к допросу. Правда, недолгому.
Посмотрев на тонкие усики опытного, – несмотря на смертельное ранение, он продолжал следить за моими движениями, – я выдернул из земли обе сабли и, обтерев их, вернул в ножны. Выдернул ножи из тел, добил опытного и вернулся к подранку.
Надо отдать ему должное, подранок сломался не сразу, с моральным воспитанием воинов было все в порядке. Однако после плотного допроса у меня опытные и старые воины плакали, что уж тут говорить о салаге, но три минуты он держался. Молодец, уважил.
Мои прикидки оказались на удивление верными, заметил меня пастушок, гнавший в соседнее селение баранов. Была ночь, но взошедшая луна осветила меня. Мальчонка успел рассмотреть незнакомца и сбегать за старшим пастухом, который отдыхал с другой стороны остановившейся на ночь отары.
Дальше все просто, слухи дошли до владельца ближайшего аула, и они решили проверить, заодно молодняк погонять, который не ушел на Русь. Селения же тоже кому-то надо охранять.
Опытные и старые воины, те, что по здоровью не могли уйти в поход, тут тоже были. На тридцать шесть ногайцев – семнадцать опытных. Вот это было плохо. Нет, я могу спокойно выйти против пятерки таких ветеранов, но семнадцать от меня мокрого места не оставят, не стоит забывать и про молодняк. В общем, будем вести партизанскую войну с булавочными уколами. Другая тактика тут неприменима.
Шесть ногайцев остались охранять тылы и лошадей, остальные ушли в долину. Ушли пять часов назад, когда только встало солнце.
«Ну ладно, на прорубание прохода им понадобится час-полтора, значит, они уже больше трех часов хозяйничают в моей долине! – размышлял я. – Михалыч, держись!»
С остальными часовыми разобрался я быстро, пленник успел рассказать, где они находились. Благо стояли по одному. Как я и думал, на той звериной тропке все-таки стоял один.
Они расположились в разных местах, поэтому на зачистку тылов мне понадобилось почти три часа, пришлось побегать. Да и на скрадывание время было нужно. Двоих снял из лука, великая вещь для разведчика. Тихо и незаметно, а того, что в роще, ножом.
Когда я проник в свою долину, то понял: все кончено.
Схрон вскрыт, рядом лежат в беспорядке несколько тел. Так могут лежать только мертвые. Вокруг суетятся живые ногайцы, издавая крики радости.
«Судя по убитым… Сколько там?.. Пятеро. Значит, Михалыч умер, как и хотел, с мечом в руке. А эти делят мою кубышку. Ну-ну!» – Хмуро посмотрев на спины ногайцев, я было двинулся в сторону, собираясь обойти их, и замер. Среди толпы воинов мелькнуло фиолетовое одеяние Гюльчатай. Судя по тому, как один из ногайцев довольно похлопал ее по плечу, именно она сдала схрон. А я-то еще удивлялся, как они так быстро нашли. Сам делал, его было не так просто обнаружить.
– Кишки выпущу, – с ненавистью выдохнул я и скользнул к ручью.
Эта укрытая долинка имела форму полумесяца, где на нижнем острие и был вход. От верхнего края бежал ручеек, впадая в небольшое ледяное озеро в середине полумесяца, из него вода уже не вытекала, видимо, уходила под землю. Думаю, проход внизу пробил именно ручей, но потом, когда вода нашла другой путь, пересох.
Лагерь, где стояла юрта, находился у озера, укрытый за рощицей. Там было пусто. Один из схронов, основной, я спрятал чуть ниже озера в скалах. Именно там и укрывались Кузьма Михайлович и Гюльчатай.
Помогало мне то, что вся долина, протяженностью в три километра, от острия до острия, была густо покрыта лесом. Не нашим северным, высокими соснами или березами, а местными, кривоватыми и невысокими. Но и это мне было на руку.
На входе в долину никаких постов не оказалось, поэтому свободно пройдя по бывшей тайной тропке, по которой недавно прошло три десятка ногайцев, я прокрался к озеру и стал наблюдать за напавшими.
Я насчитал не более полутора десятков, это только половина, куда делись остальные?
Тот богато одетый воин, что благодарил Гюльчатай, видимо старший, стал отдавать приказы. Восемь воинов устремились к выходу, остальные исчезли среди скал.
«Эти ушли к схрону. Восемь на выход, где остальные? – задумался я, пристально разглядывая скалы. – Предположим, тварюга рассказала им обо мне и куда я ушел. Вывод? Пятнадцать воинов ушли к хребту, видимо, они не могли поверить, что я смогу его преодолеть, остальные к выходу. Значит, не исключали такую гипотетическую возможность. Ну, мне же лучше, будем уничтожать их по отдельности!»
Уйти и не отмстить я не мог, поэтому, как только среди скал скрылся последний и ушла восьмерка, скользнул в сторону, обходя озеро.
Нужно «пообщаться» с оставшимися, наказать Гюльчатай и узнать, что с Михалычем. Может, он все-таки жив?
Надежды мои не оправдались, тело Михалыча я рассмотрел у скал, в пятидесяти метрах от схрона.
Тихо и невнятно выругавшись, глядя на окровавленное тело старика, я начал разбираться с ногайцами. К моему удивлению, справился быстро, не ожидали они удара с тыла, да и не сразу поняли, что их убивают. После некоторых раздумий я на первое время отказался от лука – больно уж они резво реагировали на него – и использовал метательные ножи. Когда седьмой воин получил нож в горло и упал, гремя посудой, которую нес, то забеспокоились остальные. Меня порадовало, что они все выскочили из схрона на шум. Дальше я уже работал луком. Потеряв еще двоих, оставшийся в живых предводитель метнулся в схрон. Его я не трогал, он был мне нужен живым.
Сам схрон я оборудовал в небольшой пещерке, завалив вход специальным камнем и тщательно замаскировав. Визуально его было не обнаружить. Простенько и со вкусом.
Выхватив сабли, я спрыгнул со скалы и подбежал к схрону. Надо отдать должное старшему, он встретил меня грамотно, не у входа, а внутри. В схроне было темно, а у старшего глаза уже успели адаптироваться, пока они потрошили накопленные мною заначки.
Только он не учел, что последнее время я обучался бою в темноте на слух, поэтому с ходу атаковал с закрытыми глазами.
Ногаец встретил меня с саблей и круглым щитом. На ходу отбив клинок в сторону, я присел на шпагат и рубанул ему по ногам второй саблей, крутанувшись на каменном полу. В принципе, на этом бой и закончился. Черная сабля даже не заметила препятствий в виде костей. Почувствовав рядом движение, я взмахнул саблей, повертев ею.
Послышались всхлип и падение тела с тихим скулежом. Вскочив на ноги, я быстро протер и вернул сабли в ножны, после чего занялся подранком. Отбросил саблю противника в сторону, быстро наложил жгуты на культяпки. Мне нужно было с ним поговорить.
Глаза к этому времени уже привыкли, поэтому я посмотрел на вторую жертву, ею оказалась Гюльчатай. А я еще думал, где она. Тут и была. Видимо, хотела проскочить, пока я занимался старшим, но нарвалась на случайный удар.
Безразлично посмотрев, как она пытается запихнуть обратно кишки – удар пришелся в живот, – я молча развернулся и выбежал, добивая воинов снаружи. Контроль я провести не успел и сразу метнулся к Михалычу.
Он был мертв, множество резаных ран, раздробленная каблуками кисть руки. Видимо, когда его добили, пытались вырвать оружие из крепко стиснутой руки, но не преуспели. Дальше просто раздробили кисть и забрали меч. Я его видел среди трофеев.
Душа как-то вдруг опустела. Потерять человека, который стал мне близок, было тяжело. Ярость схватки с налетом ненависти потихоньку отпускали меня. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, я пробормотал:
– Не волнуйся, Михалыч, я доделаю то, что ты хотел.
У Кузьмы Михайловича было только одно желание – вернуться в Новгород и разобраться с теми, кто подставил его, что привело к пленению и гибели родного сына.
– Верну должок, – продолжал бормотать я. – Но сначала…
Вскочив, я накрыл тело Кузьмы Михайловича гобеленом, который взял среди готовых к транспортировке узлов. Быстро приведя себя в боевое состояние, спустился в схрон. Гюльчатай и старший у воинов еще были живы. Добивать Гюльчатай я не собирался, да и выбросил я ее уже из головы. Месть свершилась, что же еще надо? Пусть случайно, но ведь это так и было. Ни о каких терзаниях и речи не шло, не тот я человек и не то время.
Под стоны девушки я быстро допросил воина. Он приоткрыл мне завесу тайны, как удалось найти схрон и где оставшиеся воины.
Разумеется, схрон сдала Гюльчатай, когда они в нем сидели. Михалыч задремал, она тихо откатила камень в сторону и выбралась наружу. Шум все-таки был, и Михалыч проснулся. Девушка с криками бросилась к своим соплеменникам, вынудив старика вступить в бой. Пусть без больших пальцев, с протезами вместо них, но он был боец, и жизнь смог продать подороже. Я ошибся, на его счету было восемь воинов. Пять убитых и трое раненых, их унесли в наш лагерь, в юрту.
Десять ушли к хребту ожидать моего возвращения, остальные на другую сторону. Вот и все, остальное я знал.
После плотного допроса я добил старшего и, скользнув к выходу, помчался к лагерю. Нужно было разобраться с ранеными и зачистить долину от захватчиков.
* * *
С трудом стянув кольчугу, я задрал подол окровавленной рубахи и прижал чистый холст к ране.
Посмотрев на хрипящего ногайца, подхватил булыжник с земли, больше ничего метательного не осталось, даже обеденный нож использовал, и метнул его в голову последнего живого крымского воина.
– Да заткнись ты, – зло выдохнул я.
Как ни странно, не промахнулся, камень с хрустом впечатался в висок под шапкой.
Бой с ногайцами вышел труднее, чем я планировал. Нет, с теми-то, что были в долине, я разобрался быстро, сперва к юрте наведался, где побил трех крымчан, один вроде за лекаря был, и добил раненых. После чего тихо вырезал воинов, которые ушли к хребту. Молодняк тоже хлопот не доставил, но когда возвращался к проходу, лицом к лицу столкнулся с восьмеркой, уходившей к своему лагерю по караванной тропе. Вот тут уж пришлось повертеться, благо сабли мои верные не подвели. Семеро из них вступили в сабельный бой, а самый хитрый, отбежав в сторону, взялся за лук. Минут десять я крутился, подрезая по одному воину так, чтобы не попасть на прицел лучнику. Тут главное, чтобы между нами были его товарищи.
Ногайский молодняк отлично показал мне неумелое взаимодействие в бою. Однако три старых воина мне чуть не наваляли, они умели биться тройкой. А это, я вам скажу, очень серьезно. Одиночке практически невозможно сломать их строй. Так что пришлось покрутиться. С тройкой разобрался, одновременно атакуя и используя камни на земле – подкидывал их ногой так, что они летели в противника. Как только подрезал одного, остальные перестали быть проблемой. Рану я получил не от лучника, как раз по нему отработал последним ножом, обеденным, а от последнего из тройки, он, насадившись на мою черную саблю, ударил стилетом, который прятал в рукаве.
Классный ход, предсмертный удар. Если бы не медная блямба на поясе, попридержавшая лезвие, удара в печень мог не избежать. А так – лезвие только на два сантиметра вошло, фактически кожу порезало.
Наложив повязку, я откинул окровавленную и подрезанную рубаху в сторону и достал из сидора свежую. Посмотрев на оба пистолета, я только вздохнул. Они мне так и не пригодились. Ну, хоть уровень своей подготовки, можно сказать мастерства, знаю. Неплохой.
Осмотрев тела убитых ногайцев, я собрал небольшой хабар и направился к схрону. Нужно было похоронить Кузьму Михайловича, поесть и собираться в дорогу. Думаю, до темноты управлюсь, а там – здравствуйте, приключения.
Перед тем как двинуться дальше, я обернулся и посмотрел на зарево пожара в долине. Михалычу я устроил тризну. Он рассказывал, как отправляют в мир мертвых павших воинов. Собирают погребальный костер и поджигают. Желательно еще бы несколько пленных воинов противника, но были только мертвые, так что Михалыча на нарубленные ветки я положил одного.
Всхрапнув, привлек к себе внимание Рыжик – именно так я назвал своего коня, на котором учился скакать. Это был статный трехлетка каурой масти. Из всего табуна я взял двух коней, Рыжика и Матрену, как вьючную лошадь.
Одет по местным меркам я был роскошно. Не как обычно, во всем серо-черном, даже кольчуга была темной как ночь, а в одеяние местного хана, ну или принца.
На мне был роскошный синий кафтан с полами до середины бедер, с серебряными галунами и шитьем серебряной нитью на груди. Под кафтаном кольчуга для скрытого ношения. Лисья шапка, на вид дорогая, синие штаны вроде шаровар, заправленные в коричневые красивые и удобные полусапожки. Шелковая рубашка и исподнее. Рабочая одежда, та, в которой я куролесил, была спрятана в поклаже на вьючной лошади.
На поясе у меня висели два булатных клинка в красивых расписных ножнах. Боевой нож, обеденный и серебряная ложка тоже устроились на поясе. Кошелька не было, у меня нет привычки носить его в открытую, так что пришлось заставлять Гюльчатай пришивать к кафтану потайные карманы.
После боя в долине я дал имена своим саблям. Черной – Поглотитель душ. Дамасской – Мститель.
Может, и высокопарно, но мне нравилось. Сейчас обе сабли покоились в поклаже, они были слишком приметны, и их могли опознать.
Кроме личных вещей – я, кстати, много не брал, – забрал все драгоценности и деньги, что затрофеил, пока развлекался вокруг долины.
Погладив коня по голове, я вздохнул:
– Вот и остались мы одни, Рыжик. Пошли, нам еще через проход как-то протискиваться.
Лошадей у нас в долине паслось четыре штуки, остальных пустили на мясо зимой. Так что мне было из чего выбирать. Две оставшихся весело резвились на зеленых полях долины. Я их отпустил.
Уже темнело, и пришлось повозиться, пока я смог, не поломав лошадям ноги, вывести их на караванную тропу. После чего, вскочив на коня, дал пятками по бокам, направив Рыжика к тропе – она находилась в четырехстах метрах от прохода. Нам нужно преодолеть этот хребет и по тропе выйти к морю. Там, в нескольких километрах от моря, будет бывшая столица Крымского ханства Кырым. По словам караванщиков, разговоры которых я подслушал на стоянках, до столицы всего три дня пути.
Ночь выдалась безлунная, поэтому двигаться приходилось осторожно, чтобы кони не поломали ноги. Мне нужно было отойти от долины как можно дальше.
Когда начало светать, я заметил на тропе каменное сооружение. При приближении я разглядел во мгле огороженный каменным забором двухэтажный дом и какие-то постройки.
«Да это же средневековый отель!» – удивился я. За время своих развлечений ничего подобного я не встречал. Да, в принципе, так далеко и не уходил.
Похоже, мое предположение оказалось верным, это действительно постоялый двор. В подтверждение тому – и множество построек, и запах пищи, и то, что он находится в одиночестве на тропе. Если бы это была крепость, то все выглядело бы по-другому.
– Сейчас и проверим, вжился я в образ или нет, – тихо пробормотал я и, ударив пятками по бокам Рыжика, подъехал к деревянным воротам.
Вытащив из седельного чехла короткий дротик, постучал концом по воротам.
Ответили только после третьего раза.
– Кто там? – услышал я на местном наречии. Судя по голосу, спросил уже пожилой мужчина, хотя я расслышал и мальчишеский шепот.
– Путник. Хочу сытно поесть и сладко поспать. Юсуф-абый сказал, что у вас лучшее обслуживание в этих горах.
– Мудрый Юсуф не ошибся, – услышал я тот же голос. Юсуфов тут было много, попробуй определи, с каким именно я общался.
В это же время открылись ворота. В них стоял пожилой мужчина, который пристально изучал меня при свете факелов. Еще не так рассвело, чтобы можно было что-то рассмотреть. У створок стояли еще двое, один, видимо, раб, другой – мальчик лет двенадцати, это они распахнули ворота, предварительно убедившись, что я один.
Похоже, увиденное его полностью удовлетворило, он низко поклонился и, приглашающе взмахнув рукой, отступил в сторону со словами:
– Двери нашего дома всегда открыты для благородного господина. Я Мустафа, хозяин корчмы.
Последнее слово было сказано по-русски, старик безошибочно определил мою национальность.
Я тронул бока Рыжика, в воротах соскочил с коня и, подхватив поводья, пешком направился к конюшне. Михалыч говорил, что въехать верхом во двор хозяина это тяжкое оскорбление. Будем соответствовать. Руссо туристо, облико морале.
– Позвольте мои слуги помогут благородному господину, – тотчас воскликнул старик.
Для столь уважительного обращения был свой повод. Еще на Руси говорили: встречают по одежке. Моя выдавала во мне достаточно богатого и знатного юношу.
Местечковый отель имел довольно большой двор, где располагались кузня, сараи и дом, разделенный на несколько комнат.
Цены я примерно знал и, подкинув в воздух две серебряные монеты, велел:
– Мои вещи в комнату. Лошадей почистить и обиходить. Разбудите меня в полдень.
– Хорошо, благородный господин. Так и сделаем. – Я даже не заметил, как монеты пропали, во фокусник!
Был еще повод для столь почтительного ко мне обращения. Это мои сабли. Причина одна: мало кто владел двуручным боем, не редкость, но мало, как это ни парадоксально звучит. Двуручные – это значит высшая степень мастерства, а местные это ценят. Тот, кто не умеет биться на двух саблях, не носит их демонстративно на поясе. Причин несколько, одна из них и самая главная – нужно доказать, что ты носишь их по праву, а то все так нацепят и будут ходить. Поэтому бывали случаи вызова на бой подобных самозванцев, заканчивающиеся их смертью. Бой обычно шел до смерти. Поэтому и не находилось желающих носить две сабли. Если ты, конечно, не мастер этого вида боя. Подобные мастера болезненно реагируют на самозванцев. И небезосновательно, у них и зарплата другая, и доля в добыче несравнимая с долей простых воинов.
Обучаться двуручному бою довольно дорого, поэтому я представлял, какие мысли крутятся в голове у хозяина заведения. Богато одет, знатный. К тому же переплатил. Две сабли – значит, очень богат и очень знатен. Так что проблем с местными не должно было возникнуть.
Войдя в освещенную свечами корчму, я посмотрел на ковры, они были везде.
– Господин сразу пройдет в свою комнату или сперва поест? – спросил Мустафа.
Он шел за мной следом, за ним раб с моими вещами. Мальчишка остался с лошадьми.
– Господин желает спать, – ответил я.
Из своей роли я не выходил, вел себя и разговаривал так, как и положено знатному дворянину.
– Господин что-то ищет? Увидеть в столь благословенных краях русского дворянина, да еще одного, не частое дело. На моей памяти впервые.
– Привык видеть только рабов? – усмехнулся я, повернувшись к нему.
– Всякое бывало, – пожал плечами Мустафа.
– Я боярин Олег Красновский, из плена выкупился, возвращаюсь домой. Хочу в Кырым наведаться. Челядь прикупить, боевых холопов.
Это действительно было так. Русских воинов в аулах и селениях не было, только деревенские. От них проблем меньше, тогда как про воинов можно сказать так: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Местные это прекрасно понимали, поэтому воинов еще на ранних стадиях отделяли и продавали в города. В каменоломнях, на галерах, везде нужны крепкие невольники. Мне они встретились дважды, но их вели из города в город или на продажу. В селении их не было. Как пояснил мне Михылыч, в ауле можно встретить только бояр или боярских сыновей. Причем они не работают и живут в более или менее сносных условиях, Михалыч не в счет, там личное, у некоторых даже слуги свои. Держат их в основном только для выкупа, если его нет, то каменоломни или галеры ждут.
Так что в моем случае, как это ни парадоксально, воинов проще купить. В общем, мой план пройтись по степи огнем и мечом захирел без Михалыча. Вот и пришлось использовать резервный план. Я решил отправляться на Русь морем.
– Тамгу можно посмотреть?
Тамга – универсальный документ ханства. Это и личное удостоверение, и пропуск для не граждан. Естественно, она у меня была. В трофеях нашел кусок выделанной кожи с серебряной насечкой размером со спичечный коробок. Михалыч пояснил, что это такое. Пропуск-подтверждение о продаже захваченного в бою дворянина. У всех местных глав селений они есть. Бывает, что воины захватывают важную шишку, которую потом выкупают семьи, вот и держат их.
Достав тамгу, я показал ее Мустафе. Низко поклонившись, он произнес:
– Если молодому господину будет интересно, то мой племянник Асфат держит постоялый двор в столице. Не в центре, конечно. У крепостной стены, но зато у него сытно и недорого. Также у него есть знакомые на рынке рабов. Он вам может помочь за деньгу малую.
– Хорошее предложение, Мустафа-абый, – уважительно обратился я к хозяину, судя по расплывшейся улыбке, это ему понравилось. – Я подумаю о нем. Когда отправлюсь дальше, вернемся к этому разговору.
Хозяин провел меня к комнате и указал на нее. Войдя, я показал рабу, куда положить мои вещи, и пока он это делал, быстро осмотрелся, благо свеча, которую занес и поставил на столик Мустафа, неплохо осветила комнату, да и глаза были привычны к темноте.
На стенах ковры, на полу тоже. Сбоку за занавеской лежанка, у решетчатого окна столик с кувшином. Стульев не было.
– Хорошая комната, – кивнул я Мустафе. – Не забудьте разбудить меня в полдень.
Мустафа подтвердил, что разбудят, после чего они с рабом вышли.
Подперев дверь столиком, поставленным на-попа, я не умываясь и не раздеваясь рухнул на кровать. Как же хочется спа…
Как я и попросил, после обеда мне постучали в дверь. Одним слитным движением вскочив на ноги, я потряс головой. Со сна немного кружилась голова.
– Да?
– Господин попросил разбудить его в полдень, – услышал я за дверью голос Мустафы.
Убрав столик на место и приведя комнату в порядок, я открыл дверь:
– Хорошо. Благодарствую. У вас есть умывальни или купальни?
– Конечно, даже небольшой бассейн с чистой водой.
– Отлично, я пока разомнусь, а вы возьмите мои вещи, постирайте и приготовьте купальню. После разминки и мытья я пообедаю.
– Будет сделано, боярин.
Достав из поклажи тренировочные штаны, я быстро разделся, отдав сверток с одеждой вошедшей в комнату женщине славянского вида, видимо тоже рабыне. Подхватив сверток, она вышла, я же взял сабли и направился во внутренний двор. Мустафа показывал мне дорогу.
Я удивился такому его поведению, но все оказалось проще. Постояльцев не было, последний караван ушел дальше три дня назад, через пару дней будет следующий, вот в этот промежуток я и попал. К тому же хоть и русский, но знатный. Да и интересно ему было со мной пообщаться. Это я узнал с его слов, напрямую спросил, он и ответил.
Каменный двор был тщательно выметен, так что, выхватив сабли, я стал делать легкую разминку, вращая заточенные полоски стали. Мустафа не уходил, отдав несколько приказов подошедшим слугам, он присел на принесенный топчан и стал жадно наблюдать за мной.
Когда я перешел к активной фазе тренировки, то, как мне кажется, двор заполнили все слуги, с открытыми ртами наблюдая за мной. Судя по виду Мустафы, и он видел подобное в первый раз.
Выйдя из «Дуновения ветра», я перешел к «Танцам с саблями», одновременно жонглируя подобранными в углу двора камнями. Этому меня учил Игорь, не доучил, но я упорно продолжал тренировки, все-таки выдав результат.
Жонглировать – это со стороны кажется просто, да сейчас я уже не контролирую каждое движение, делаю все машинально, но раньше что было… Со стороны я смотрелся завораживающе. Стою я на месте не двигаясь, только сабли рассекают воздух, да несколько камешков в воздух подлетают. Это жонглеры жонглируют руками, тут моими руками были сабли. Их тыльные стороны. Сложнее было предугадать, куда полетит камень, когда по нему ударишь. Сперва я просто жонглировал, потом уже одновременно с этим начинал делать тренировочные движения, то «Укус осы», то «Пчелиный танец». Так что со стороны казалось, что сабли не только жонглируют, но и находятся в постоянном движении, в танце, можно сказать.
Кстати, когда я рассказал про свой сон о рае, Михалыч довольно серьезно отнесся к этому. Он по полочкам разложил все, что там было, особенно его внимание привлек тот отрубленный кусок облака, с которым я падал. В результате его измышлений получалось, что именно оно мне помогает в воинском искусстве. В принципе, меня тоже удивляло, что я после попадания в этот мир так быстро стал делать успехи в двуручном бое, даже несмотря на изнурительные тренировки. Раньше они такими же были, но особых успехов я не добивался, а тут почему-то все стало получаться? В общем, неоднозначный вывод сделал Михалыч. Я его не опровергал, но и не поддерживал. Получается – и ладно.
Отбив последний камешек так, что он улетел вслед за остальными в кувшин с широким горлышком, который стоял у стены, я замер в низкой стойке и, выдохнув, одним слитным движением вернул сабли в ножны.
Несмотря на покрывающий меня пот, дыхание за час достаточно плотной тренировки… да ладно, показушной тренировки, так и не сбилось.
Мустафа, похоже, только сейчас заметил непорядок во дворе, поэтому зарявкал, отправляя слуг работать.
– Вы великий воин, боярин, – поклонившись, с восхищением сказал он.
– Спасибо. Что там с купальнями?
– Уже готовы, пройдите за слугой, вам там могут и помоют.
В процессе купания меня две девушки очень неплохо обработали – после тренировки массаж был самое оно.
Завернувшись в простыню, я прошел в обеденный зал.
– Скажи мне, Мустафа-абый. Те рабы, их выкупить можно? – спросил я про славян, что были у хозяина корчмы в кабале.
– Почему нет. Полная серебряная монета за каждого.
– Сколько?! Это же не ремесленники! – возмутился я, наблюдая, как к нашему столику несут подносы. Корчмарь решил разделить со мной трапезу.
– На рынке дешевле, боярин, – пожал он плечами.
– Так то на рынке, – вздохнул я. – Они вообще кто? Русичи? Древляне? Дреговичи, кривичи и радимичи?
– Поляки.
– Ах эти… Эти пусть батрачат. Забудем о моем предложении.
– Молодого боярина еще что-нибудь интересует?
– Сколько осталось до столицы?
– Два дня верхом.
– Ну, я так и думал. Сегодня у вас переночую, а завтра с утра отправлюсь дальше. Вы мне с собой провизии приготовьте.
– Сделаем, боярин.
Осторожно задавая вопросы, я узнал много нового, особенно цены на товары. Что и за сколько можно купить. Мустафа как источник информации был на вес золота. Он сидел на караванной тропе и знал многое, новости через него проходили быстрее всего.
До вечера я еще раз потренировался, проведал лошадей, искупался и ушел к себе. На рассвете меня разбудили.
– Все готово, боярин, – слегка поклонился кочмарь. Раб в это время крепил сверток с провизией на вьючную лошадь. На пару дней мне должно было хватить.
– Спасибо, Мустафа-абый. Обслуживание было выше всяких похвал. Вот вам за старания, – подкинул я полузолотой. Не от благодарности, а мне еще раз захотелось посмотреть на фокус с исчезновением. Видимо, это была фишка корчмаря, потому как он не сдвинулся. Даже не пошевелился, но монета пропала, не долетев до земли.
«Ловко», – мысленно восхитился я, заметив, как пошевелился широкий рукав халата. У хозяина корчмы была «быстрая рука».
Кивнув на прощанье, я развернул Рыжика и ударил пятками по бокам.
Через минуту, поднимая пыль, мы скрылись за ближайшим поворотом.
Чтобы добраться до бывшей столицы Крымского ханства, как и сообщил Мустафа, мне потребовалось два дня. В этот раз я не заезжал в следующую корчму, хотя одна попалась, а ночевал под открытым небом. Среди моего скарба был трехлитровый медный котелок, так что путь был беспроблемный. Пищу было на чем готовить.
Мысль добраться до местной столицы незаметно я отбросил после некоторых размышлений. Всегда есть шанс, что тебя заметит какой-нибудь пастушок и задумается, что этот воин крадется. Нет, ехал я открыто. Нагло.
За все время пути мне часто встречались путники, ехавшие в ту же сторону или навстречу. Это были или крестьяне на больших арбах, или десятки воинов в патруле, или сопровождающие важных персон. Крестьяне мне раскланивались, воины задумчиво провожали глазами. Один раз навстречу попался длинный караван.
К обеду второго дня, когда я взобрался на вершину очередного холма, по которому пробегала дорога, то замер в восхищении. В этом мире я уже девятый месяц, да что там, десятый пошел, а видел только кочевья с юртами да два небольших селения с каменными домами. Тут же, окруженный высокой крепостной стеной, со своими минаретами и… церковью?! высился средневековый город. Восточный, но все же.
