Текст книги "Гибель Царьграда"

Автор книги: Владимир Порутчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

21

Очнулся от ужасающего запаха тлена. Что-то давило на грудь и мешало дышать. Где-то совсем рядом раздавались душераздирающие крики и стоны. Юноша открыл глаза, но увидев лишь непроглядный мрак, с ужасом подумал, что оказался в аду, как предавший свою веру грешник, которому, как известно, нет и не будет прощения. Значит, он всё-таки разбился, и безжалостные дэвы уже успели унести его грешную душу туда, откуда уже не будет возврата?

Страх придал ему сил: отчаянным усилием он сдвинул с себя чьё-то обмякшее тело, и ночное, усыпанное звёздами небо вдруг ясно глянуло на него.

Слава Богу, он всё ещё жив!

Влажный воздух показался сладким. Несколько мгновений Януш просто наслаждался им, прежде чем наконец сесть и осмотреться.

Он находился в полузасыпанном рве, куда, судя по всему, скатился или был сброшен после падения с лестницы, и вокруг него громоздились тела уже мёртвых или умирающих башибузуков. Крики последних и услышал юноша, когда пришёл в себя... Справа, буквально в шаге от Януша, темнел перекинутый через ров палисад, и чья-то рука с обгрызенными ногтями свисала с него.

Откуда-то сверху, из-за городской стены, вдруг явственно донёсся звон колокола. Но в отличие от того тревожного набата, что гремел, когда они шли на приступ, этот звон был мягче, печальнее. Колокол словно скорбел по всем убиенным: своим и чужим.

Но куда подевались толпы штурмующих? Почему стихли флейты и барабаны? Неужели штурм захлебнулся, и башибузукам разрешили отойти? Что стало с Доганом и его людьми?

Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове янычара и ответа на них пока не было.

«В любом случае надо поскорее выбираться отсюда», – решил он, пытаясь встать, но это оказалось не так-то легко: в голове сразу же зашумело, и горло сжал рвотный спазм. Видно, падение со стены не прошло бесследно. Он ещё немного посидел, собираясь с силами, и снова попытался подняться. На этот раз ему это удалось. Правда, его тут же вырвало, но в голове несколько прояснилось, и исчезла предательская дрожь в ногах.

Осторожно ступая по заполнявшим ров телам, он, наконец, достиг противоположного края, дорогой подобрав чью-то саблю. Поскольку ров был уже почти засыпан землёй, вязанками хвороста и телами павших, выбраться из него не составило особого труда.

Тут взгляду юноши открылся лагерь, полный трепещущих, жёлтых огней, и он пошёл на эти огни, на нетвёрдых ещё ногах, то и дело спотыкаясь о распластанные на земле тела – всё пространство за рвом было тоже усеяно ими. Янушу вдруг показалось, что ров – это река смерти и волны этой реки вдруг выплеснулись наружу и убили всё живое вокруг. То тут, то там, выхватывая из мрака застывшие в муке лица, оскаленные рты, пронзённые стрелами груди и спины, догорала подожжённая «греческим огнём» трава.

Штурм провалился, понял Януш, но, как оказалось, это было только начало. Дрожащие на холмах огни вдруг потекли ему навстречу. Издали они напоминали потоки вышедшего из берегов огненного озера, и таких потоков было великое множество. Качнулись и медленно поползли к городским стенам неподвижные и невидимые до этого осадные башни, в ночи подобные устремлённым ввысь глыбам мрака...

Один из потоков оказался на пути Януша. Вскоре он уже мог различать фигуры воинов. Янычары. Он сразу узнал их по сдвоенной, характерной только для них колонне и высоким белым головным уборам – калафатам. В руках – пылающие факелы. Отблески пламени играли на кольчугах, на панцирях, на рукоятках ятаганов.

На миг Януш пожалел о том, что его нет среди них. Но только на миг...

Впереди колонны шагал огромного роста человек. Вместо факела он держал в руке боевой топор, такой же огромный, как и его хозяин. Когда воины подошли ещё ближе, Януш узнал великана. То был Хасан – приятель по янычарской школе. Когда-то давно они делили все тяготы и невзгоды той суровой, полуголодной жизни. Потом, жизнь развела их по разным ортам, а затем и городам...

Пока Януш раздумывал, стоит ли обнаруживать себя и не помешает ли эта встреча его планам, великан вдруг выхватил факел у идущего сзади воина и, всмотревшись, с удивлением вскричал:

– Бозкурт? Ты ли это? Я едва признал тебя...

Через мгновение он уже мял Януша в объятиях, одновременно засыпая кучей вопросов:

– Почему ты здесь? Говорили, что ты в Синопе охраняешь султанского посланника... Ты что: шёл на штурм вместе с башибузуками? Где твоя орта? Отрастил бороду и этот странный наряд...

Януш слабо улыбнулся:

– Как я рад тебя видеть... Долгая история, брат...

– Да и у нас сейчас мало времени. Ты, я вижу, не совсем здоров. Ранен?

– Упал со стены... Неудачно...

– Эй, вы двое, отведите его в наш лагерь и проследите, чтобы его накормили и переодели во что-нибудь поприличнее!

Двое крепких молодцов тут же подхватили Януша под руки.

– Ну ладно, брат, если даст Всевышний, ещё увидимся после штурма. Жаль, что ты сейчас не с нами. Султан обещал щедрую награду тому, кто первый поднимется на стену города.

Когда Януша повели уже прочь, Хасан вдруг обернулся и прокричал:

– Бозкурт, брат, я совсем забыл сказать! Здесь дервиш Омар. Я ещё сам не видел его, но говорят, что он в лагере с ранеными...

Хасан ещё что-то кричал, но тут снова ожили пушки и последние слова его потонули в страшном грохоте. Но услышанного было вполне достаточно.

Дервиш Омар! Не может быть!

Сердце радостно забилось в груди Януша. Вот тот человек, которому можно будет всё рассказать и спросить совета, что делать дальше.

– Скорее, скорее ведите меня к раненым! – вскричал он. Ведущие его воины поначалу запротестовали, ссылаясь на приказ своего командира, но Януш требовал, умолял, говорил, что с ними или без них – всё равно пойдёт искать старика, и те, наконец, сдались...

На самом краю лагеря, неподалёку от Золотого Рога, было устроено некое подобие лазарета. Побитые и покалеченные люди, – кто-то пришёл сам, кого-то принесли товарищи, – лежали прямо на земле. Меж ними скорбными тенями скользили дервиши с факелами в руках. Дервишей было не более десятка, раненых – многие тысячи, большинство из которых медленно и мучительно умирали. Но умирая, они истово верили – и в этом им помогали дервиши, что совершили богоугодное дело и впереди их ждёт благодатный рай и тонкостанные юные гурии. Иншалла! – ведь так было угодно Аллаху!

«Вот он – ад!» – мысленно воскликнул Януш, когда ведомый дюжими янычарами оказался среди этого царства мрака и боли. Несчастные тянули к ним руки, кто-то просил пить, кто-то слёзно молил ударом кинжала или сабли прекратить его мучения, а когда они молчаливые проходили мимо, страшно скрежетали зубами и посылали вслед проклятья.

Навстречу им попался один из дервишей, который на вопрос Януша, где найти Омара, молча махнул костлявой рукой в сторону костра, одиноко горящего чуть в стороне. Этот костёр, казалось, был единственным светлым пятном среди сплошного мрака, если не считать разрозненных, медленно плывущих над землёю огоньков дервишских факелов.

Когда они подошли поближе, то стало видно, как в дрожащем свете пламени какой-то седобородый старик возится с лежащим на кошме раненым. Одна штанина несчастного была разодрана, являя взорам сильно распухшую ногу, на другой ноге сидел какой-то головорез с перебинтованной головой. Ещё двое держали раненому руки. В зубах тот сжимал палку.

Увидев старика, Януш позабыл и про свою тошноту и головокружение, ибо стариком этим был не кто иной, как дервиш Омар. Такой же худой, подвижный, в стареньком халате и чалме – казалось, он совсем не изменился за прошедшие годы. Быстрыми, но острожными движениями старик вначале вправил сломанную ногу – на лбу раненого при этом выступили капельки пота, а затем густо смазал повреждённое место какой-то мазью из стоящего подле глиняной плошки. Под конец он ловко наложил на перелом несколько заранее приготовленных дощечек и обмотал всё это длинным куском ткани.

Юноша едва дождался, когда дервиш закончит и, вырвавшись из рук поддерживающих его янычар, закричал:

– Баба, это я – Бозкурт! Вы помните меня?!

Старик обернулся. Он кажется ничуть не удивился этому вопросу. Только глаза его чуть сощурились, припоминая:

– Подойди-ка поближе, юноша. Вот сюда, к свету костра. Позволь-ка мне получше рассмотреть тебя. Здесь темно, да и глаза мои уже не так остры, как прежде...

Несколько мгновений старик молчал, всматриваясь в лицо юноши.

– Да-да я узнаю тебя, мой мальчик... – сказал наконец дервиш и положил лёгкую старческую руку на плечо Януша…

Тот счастливо засмеялся.

– Баба, как я рад видеть вас. Но как вы оказались здесь? Почему?

– Где же ещё быть дервишу, как не на войне: помогать раненым и готовить умирающих к встрече со Всевышним...

– Баба, мне очень нужно с вами поговорить. Это очень важно...

Януш покачнулся. Тошнота вновь подступила к горлу.

Дервиш внимательно посмотрел на него:

– Хорошо. Только вначале закончу с делами, да и тебе тоже надо немного отдохнуть. Я смотрю: ты едва держишься на ногах. Что с тобой случилось?

– Упал со стены...

– Положите-ка его вот на эту кошму, – обратился Омар к сопровождающим Януша янычарам. – А я сейчас...

Вскоре он вернулся с дымящейся медной чашкой.

– Пей, – сказал он повелительным тоном, приподнимая голову юноши и поднося к губам его шершавый край чашки. Находящийся в ней отвар пах полынью и был горячим и терпким на вкус. Он огнём пробежал по жилам Януша, наполнив всё тело и голову приятным теплом. Вдруг отяжелели веки...

– А теперь закрой глаза и постарайся уснуть, – откуда-то издалека долетел до него ласковый голос старика. – Это будет для тебя лучшим лекарством...

И он заснул, несмотря на долетающий сюда грохот пушек, барабанный бой и вой флейт, знаменующих начало нового штурма...

22

– Воины Аллаха, к ору...!

Чей-то отчаянный, внезапно оборвавшийся на полуслове крик вторгся в его затуманенное сном сознание – юноше показалось, что кричал дервиш Омар – и тут же, со стороны лагеря, совсем близко послышался звон оружия и шум борьбы, которые смолкли также внезапно.

Схватившись за саблю (по счастью, она всё так же висела на поясе), Януш вскочил на ноги. Сна как не бывало, как, впрочем, не было уже головокружения и давешней слабости в ногах. Два последних обстоятельства обрадовали юношу чрезвычайно – напиток дервиша и немного отдыха сделали своё благое дело. Но что же произошло в лагере и кто всё-таки кричал?

Не отрывая рук от сабли, готовый в любой момент пустить её в дело, юноша осмотрелся.

В нескольких шагах уже ничего нельзя было толком разобрать из-за пришедшего со стороны Золотого Рога тумана, скрывшего и сам Золотой Рог, и землю, и лежащих на ней людей. Только часть городской, спускающейся к заливу стены, невидимая ночью, теперь выступала из белёсого моря тёмной окаменевшей волной в двух полётах стрелы впереди. Стена казалась безлюдной: утонувший в тумане штурм кипел значительно правее – в долине реки Ликос и у главных городских ворот. Было слышно, как рокочет там неутомимый людской прибой и изредка бьют, сотрясая землю, страшные султанские пушки.

Около погасшего костра лежало нескольких раненых. Один из них в тревоге приподнял обмотанную грязной тряпицей голову и, встретившись взглядом с Янушем, изобразил на лице некое подобие улыбки. Другие так и остались недвижимы. И ни дервиша Омара, ни его помощников.

Вдруг чьи-то едва различимые в белом мареве тени – до юноши долетели неразборчивые обрывки команд, бряцанье оружия и шум от движения большого числа людей – стремительно проследовали к темнеющей впереди стене. Кто это: свои или чужие, понять было невозможно, но двигались они со стороны лагеря. Юноша благоразумно решил не окликать их, а раненый тут же уронил голову, притворившись мёртвым.

Предчувствуя недоброе, Януш бросился к лагерю и так разогнался, что на скользкой от росы траве буквально выкатился под сабли дюжих анатолийцев – он узнал их по красным, повязанным вокруг остроконечных шлемов тюрбанам и круглым железным щитам.

Взопревшие от бега, с перекошенными от ярости лицами, анатолийцы неминуемо изрубили бы Януша, если бы он не успел прокричать им, что свой. Один из солдат, почти по глаза заросший чёрным волосом, больно схватил его за плечо.

– Где они? Ты видел гяуров, парень?

Мгновенно догадавшись, кто только что прошёл мимо него в тумане, Януш махнул рукой в направлении стены. Турок хищно оскалился и, оттолкнув его, побежал дальше. За ним, обдавая юношу тяжёлым запахом пота, загромыхали остальные. Их было орты четыре, не меньше.

Януш уже не сомневался, чей крик прервал его сон и что произошло в лагере. Он ускорил свой шаг и внезапно увидел того, кого искал...

Дервиш Омар лежал на боку, пронзённый копьём. Рядом с обращённой наружу ладонью опрокинутый медный кувшин и чашка – та самая, из которой он поил ночью Януша. Тонкие навсегда разжатые смертью пальцы.

Мир вдруг остановился и замер. Противно зазвенело в ушах.

Рядом толпились какие-то воины, кажется, были ещё убитые, но Януш уже ничего не видел, кроме распростёртого на земле тела своего учителя.

– Что?! Что здесь случилось?!!! – почти зарычал он от отчаянья, падая на колени перед дервишем, хотя и сам уже понял всё. Слёзы застлали глаза.

«Что же ты наделал, баба? Зачем ты закричал? Ведь ты мог бы промолчать, и твои убийцы прошли бы мимо?» – мысленно вопрошал он, вглядываясь в белое почти сливающееся с туманом и удивительно покойное лицо дервиша.

«Треснул кувшин и вытекла из него вода, и, как ни пытайся, уже никогда не собрать её. Так и жизнь человеческая неповторима и невозвратна, как та вода», – сказал им когда-то их мудрый учитель.

Неповторима и невозвратна. Теперь Януш понял это со всей отчётливостью.

– Кто он тебе, парень, что ты так убиваешься над ним?

До юноши наконец дошло, что этот сочувственный голос обращается именно к нему. Ответил, не поднимая головы:

– Учитель...

– Хороший человек был твой учитель. Если бы не он – гяуры застали бы нас врасплох. Они выскочили на нас из тумана, когда мы выдвигались к городу. Человек сто или даже двести...

– Он же лечил нас... Кто же теперь позаботиться о нас? – растерянно вторил ему другой.

– Подлые греки, проклятые греки! – вскричал третий. – С каким бы удовольствием я бы намотал на кулак их кишки...

Эти слова мгновенно высушили слёзы в глазах янычара.

«Да-да – выпустить кишки. Всем без исключения! Догнать и отомстить! Немедленно отомстить! – застучало в голове. – Они ещё не успели далеко уйти...»

Не думая больше ни о чём, кроме мести, он бросился в погоню. Направление – зажатая между двумя сторожевыми башнями городская стена около Золотого Рога. Именно туда стремились греки и преследовавшие их анатолийцы.

Ярость предала сил, и он сам не заметил, как оказался среди мёртвых, в основном башибузуков, павших во время ночного штурма. Глядя на их тела, на разбросанное повсюду оружие, он вдруг подумал, что одной сабли, пожалуй, будет маловато для полноценной мести.

У одного из мертвецов – красивого и ещё не обезображенного смертью юноши – Януш забрал ятаган, сразу привычной тяжестью нагрузивший руку, у другого – сайдак со снаряженным луком и стрелкам.

О, теперь он был готов убивать: резать проклятых греков, как овец, поражать их стрелами, душить голыми руками!

Так, с двумя обнажёнными клинками и луком за спиной, он выскочил из тумана на уже знакомый ему отряд анатолийцев. Солдаты растерянно топтались около городского рва и, несмотря на переброшенные через него палисады и осадные лестницы, оставшиеся ещё после ночного штурма, явно не торопились перебираться на другую сторону.

– Где греки? Где они? Чего же вы ждёте? – закричал он им.

– Где?! Мы бы и сами хотели это знать!

– Провалились как сквозь землю!

– Видать, сам шайтан помогает неверным...

– И вообще кто ты такой и по какому праву кричишь на нас, щенок?! – возмущённо загудело в ответ сразу множество голосов.

Но Януш уже не слушал, не сводя глаз с городской стены, грозно возвышающейся надо рвом. В ней не было никакого намёка на ворота или дверь. И это обстоятельство сильнее всего беспокоило сейчас янычара. Что-то здесь было явно не так: греки не могли так быстро уйти. Не провалились же они и в самом деле под землю? Значит, где-то здесь должен находиться потайной проход, который во что бы то ни стало надо найти.

По одной из лестниц Януш в два счёта перебрался на другую сторону. За ним никто не последовал, тем более, что со стены вдруг полетели стрелы и камни, раскатисто треснуло несколько пищальных выстрелов, и анатолийцы, прикрываясь щитами, стали откатываться в спасительный, но уже начинающий редеть туман. Одинокую, прижавшуюся к стене фигуру Януша защитники по счастью не заметили...

23

Слева – башня, справа – башня, сзади – холодная и шершавая стена, вдоль которой Януш медленно продвигался в надежде найти потайной ход...

Так, ничего на обнаружив, дошёл он почти до правой башни, как вдруг в стороне, где кипел сейчас штурм, в очередной раз ударила пушка – судя по грохоту, самая большая и ужаснейшая из них. Вздрогнула под ногами земля, сверху посыпались мелкие камешки. Следом докатился восторженный рёв атакующих. «Видно, ядро обрушило часть стены», – догадался юноша. Словно в подтверждение над головой его встревоженно закричали ромеи, и в направлении главных ворот торопливо пробежало множество подбитых железом ног.

Едва дождавшись, когда наверху стихнет шум, Януш осторожно двинулся дальше, но не успел сделать и нескольких шагов, как вдруг увидел то, что искал: в торце уже близкой башни темнел едва различимый контур двери. Вначале юноше показалось, что кто-то провёл углём по стене несколько прямых линий или просто треснул от времени камень, но когда подобрался ближе, понял, что не ошибся: потайной ход всё-таки существовал. Позабыв об осторожности, ещё до конца не веря, Януш подскочил к двери, и тут его ждал ещё больший сюрприз: она была приоткрыта.

Дверь!

Была!

Приоткрыта!

Несмотря на охватившую его радость, янычар не смог сдержать презрительной усмешки: проклятые убийцы так торопились оторваться от преследователей, что забыли запереть за собой дверь.

Ну что ж, сейчас посмотрим, чего вы стоите в ближнем бою!

Януш надавил плечом, и каменная плита неожиданно легко подалась внутрь, словно приглашая войти. Ошалев от такой невероятной удачи, он едва не бросился в открывшийся узкий проход, но в последний момент разум всё-таки возобладал: в одиночку не следовало соваться туда.

Тут он вспомнил про анатолийцев...

Пока бежал назад – более всего страшился ромейской стрелы или пули, могущих помешать его мести, но стена молчала, и он благополучно добрался до выстроившихся за рвом солдат. Их количество за это время значительно увеличилось. Судя по всему, они с минуты на минуту собирались идти на приступ и лишь ожидали команды снующих вдоль строя командиров. Но Януш опередил их своим криком:

– Сюда! Скорее! В башне – потайной ход! Быстрее, пока греки на закрыли его!

И тут же пришла в движение, сломалась неровная линия холодно поблескивающих в тумане щитов. Возбуждённо загудели в первых рядах, кто-то уже перебирался через ров, а Януш, вдруг испугавшись, что дверь действительно закроют, кинулся обратно к башне. И снова с замиранием сердца ждал выстрела со стены. Но и на этот раз обошлось...

Когда оглушённый собственным сердцем, готовый убить всякого, кто осмелиться встать на пути, он примчался к потайной двери, проход за ней был всё так же мёртв и тёмен.

Пройдя, несколько шагов в полном мраке, Януш едва не споткнулся о крутые, ведущие вверх ступени, и уже забираясь навстречу неизвестности, удовлетворённа но услышал за спиной радостные крики анатолийцев. Башня сразу же наполнилась бряцаньем оружия и топотом.

Впереди призывно маячил плат предрассветного неба. Ещё немного, и взгляду янычара открылась широкая и прямая как ромейский меч площадка, прикрытая справа мощными каменными зубцами. Слева – межстенная пропасть и нависающая громада внутренней стены. Недалеко от выхода облачённый в панцирь простоволосый воин прилаживал меж зубцов ручную пищаль. У ног – неосмотрительно снятый шлем, горка каменных пуль и тлеющий фитиль.

О, теперь Януш мог наконец дать выход своему гневу и ненависти!

В два прыжка подскочил он к ромею – тот ещё успел обернуть к нему посеревшее от ужаса лицо – и саблей отмахнул по голове. Скрежетнув панцирем по камням, несчастный осел вниз...

Навстречу Янушу уже торопились закованные в латы фигуры.

– Тревога! Турки прорвались на стену! – кричали они. Но фигур, как успел отметить янычар, было совсем немного: четыре или, может, пять – не больше. И лишь где-то далеко у соседней башни густо темнело людьми.

Ну что ж, по крайней мере у него есть время разделаться с этой четвёркой!

Янычар решительно сошёлся с первым и, саблей отбив обрушенный сверху удар меча, вонзил ятаган в незащищённое доспехом бедро противника. Вонзил, дёрнул на себя и тут же хватанул саблей по его шлему. Орущий от боли воин рухнул на колени, а Януш, ногой спихнув его в межстенный проход, уже сшибся с другим...

Из башни тем временем выскакивали первые анатолийцы. Ромей, видимо, поняв, что обречён, дрался с отчаянной решимостью. Но Януш был быстрее: изловчившись, он саблей выбил у противника меч, и следом – резкий выдох, хлёсткое, возвратное движение руки – рубанул ятаганом в область шеи. Веером брызнула кровь. Мелькнули мертвеющие, заведённые к небу глаза, и воин тяжко грохнулся об камни площадки.

Эти смерти только распалили янычара. Он жаждал ещё большей крови. Резать, резать проклятых греков, как свиней!

Но разделаться с остальными ему помешали заполнившие площадку анатолийцы: они мгновенно оттеснили Януша от оставшихся ромеев и, как он ни пытался сопротивляться людскому потоку, закружили и повлекли к спускающейся в межстенный проход лестнице. Оглянувшись, он успел ещё увидеть, как над бешеным водоворотом тюрбанов, рук и сабель блеснули было и тут же исчезли несколько длинных ромейских мечей...

Тем временем со стороны соседней башни подоспели другие защитники. Смертельным клином вонзились они в толпу анатолийцев, разя и сбрасывая их со стены, но переломить ситуацию уже были не в силах: турок с каждой минутой становилось всё больше и больше. Они выбегали из захваченной башни, они лезли через стены и гремящим, нескончаемым потоком стекали по крутым каменным лестницам вниз – в ещё хранящий ночные тени проход...