Текст книги "Балтийцы сражаются"

Автор книги: Владимир Трибуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

Галс за галсом кронштадтцы очищали фарватеры, хотя противник прикрывал свои минные заграждения артиллерией, расположенной в районе Стрельна, Петергоф. Он методично бил по квадратам, где работали наши тралящие катера и буксируемые трал-баржи, укрытые юркими дымзавесчиками. Выходя из закрытой части канала, корабли попадали в зону прицельного огня противника, и до поворота к северу их безопасность была под большим сомнением.

Разумеется, приходившие или, точнее, прорывавшиеся из Невы корабли мы рассредоточивали в гаванях Кронштадта, насколько было это возможно, и вновь маскировали. У причалов Кронштадта тоже требовалось соблюдать постоянную и строжайшую предосторожность, так как гавани крепости, обращенные на юг, просматривались фашистами со всех точек занятого ими южного побережья залива.

Экипажи кораблей, особенно подводники и катерники, впрочем, быстро привыкли к мысли, что живут в Купеческой и других гаванях под огнем противника. С хладнокровной деловитостью люди готовили свои корабли к боевым походам. Им надо было принимать мины, торпеды, топливо, тральное оружие и разные запасы, на рейдах определять девиацию компасов, выходить для размагничивания на Большой Кронштадтский рейд и делать многое другое в зоне обстрела. Но уж таков дух Кронштадта, чтобы все делать отлично. Команды успевали даже развлекаться: смотрели кинокартины, слушали концерты балтийских артистов и участников художественной самодеятельности.

Прошедший первый год Великой Отечественной войны уже показал, что минная обстановка на театре быстро менялась. Нельзя было быть уверенным, что там, где сегодня корабли безопасно проходили, их не будут подстерегать мины завтра. Поэтому проводка кораблей за тралами, после предварительного траления фарватеров, являлась обязательным видом противоминной обороны. Однако и здесь никто не дал бы гарантию безопасности, так как враг в массовом масштабе применял в своих минах противопараванные и противотральные устройства в качестве средства индивидуальной защиты мин, не говоря о массовом применении минных защитников. Уже в сорок втором году нацисты широко применяли в восточной части залива небольшие мины, установленные на малых глубинах против малых кораблей. Все это говорило о том, что немецкий морской флот очень тщательно готовился к минной войне. Перед началом движения первого эшелона подводных лодок с целью уточнения обстановки мы приняли решение выслать подводного разведчика. Он должен был проверить дорогу на запад. Выбор пал на "малютку" – "М-97", которой командовал капитан-лейтенант Н. В. Дьяков.

Но прежде чем разрешить "М-97" выйти в маневренную базу на острове Лавенсари, нам пришлось позаботиться еще и еще раз об устранении минной опасности между Ленинградом и Кронштадтом, а также на рейдах и на путях к фортам.

Дивизионы М. М. Безбородова, Ф. Е. Пахольчука и В. К. Кимаева до этого, правда, уже проделали большие тральные работы. Однако противник не ограничивался созданием противолодочных позиций на линиях Хельсинки – Таллин и Гогланд – Кургальский риф, он приступил к широкой операции по минированию с воздуха неконтактными донными минами фарватеров и рейдов баз в Островном районе и у Кронштадта, стремясь создать дополнительные трудности для выхода наших кораблей и прежде всего подводных лодок. С конца мая и до середины июня немцы произвели 12 групповых налетов с этой целью. Только за четыре ночи они сбросили 144 мины и 46 бомб. Постановку мин противник прикрывал бомбардировкой и штурмовыми ударами по гаваням, батареям и кораблям. Одновременно гитлеровцы наносили интенсивные артиллерийские удары по гаваням и территории Кронштадтского морского завода. В городской черте Ленинграда, над Васильевским островом и островом Декабристов были сброшены четыре магнитные мины, из которых две удалось разоружить. Как отметили наши наблюдатели, гитлеровцы сбросили не одну сотню мин. Многие из них взорвались при падении, но немалое число приводнилось. И хотя площадь засорения минами была невелика, ходить тральщикам следовало во всех направлениях. Сколько же галсов пришлось им сделать, чтобы на фарватерах не осталось ни одной мины! Иногда они утюжили воду многие часы, ничего не обнаруживая. Но настойчивость побеждала. Через декаду мы уже уверенно отправляли корабли на острова Сескар и Лавенсари.

Немцы впервые, пожалуй, в истории войны применили массированный налет авиации для минирования фарватеров в условиях сильного противодействия наземных средств ПВО и истребительной авиации. Балтийцы встретили врага во всеоружии...

Хорошо было в ту пору налажено взаимодействие истребительной авиации и зенитной артиллерии, в основе которого лежал принцип распределения зон, хотя преимущество в бою отдавалось летчикам.

Вместе с зенитчиками в кронштадтском небе отважно действовали наши истребители. Командир 71-го авиационного полка В. С. Корешков и комиссар И. И. Сербин, оба под стать друг другу, нередко сами вылетали в район маяка Толбухин и там в засаде ожидали противника. Свои решительные атаки командир и комиссар производили в тот момент, когда неприятельские самолеты, уходя от зенитного огня, снижались и начинали разворачиваться на свой аэродром.

Затратив огромные усилия и потеряв большое количество машин, противник и на этот раз не достиг цели. Еще задолго до новой волны налетов мы усилили боевой состав зенитной артиллерии, готовили летчиков истребительного полка, базировавшегося на аэродроме в Кронштадте, заново организовали систему противоминного наблюдения. К этому надо добавить слаженные действия истребительного полка с массированным использованием зенитных средств базы под командованием командира дивизии Д. З. Осипчука. Так же как и в апреле над Ленинградом, немцам был преподан замечательный урок. Базовая и корабельная зенитная артиллерия вместе с летчиками уничтожила немало самолетов противника.

После налетов нацистской авиации в апреле и попыток заминировать фарватеры в мае – июне гитлеровское командование на весь мир протрубило, что значительная часть кораблей Балтийского флота уничтожена в Ленинграде и Кронштадте, а уцелевшие заблокированы минами и выйти в море не смогут. Ну что ж, мы понимали, что подобная ложь нужна была фашистам, чтобы поддержать дух финских, норвежских и шведских судовладельцев, внушить им мысль о безопасности плавания на Балтийском море.

А в это время первый эшелон подводных лодок усиленно готовился к выходу в море.

Сорок пять – шестьдесят миль пути от Кронштадта до Лавенсари враг просматривал с северного берега, и стоило только появиться хотя бы одиночному кораблю, как многочисленные орудия финских батарей открывали плотный огонь. Но наши тральщики, а позднее надводные корабли эскортов, оберегая подводные лодки, которые шли в основном в надводном положении, искусно маневрируя, избегали попаданий. Помогали также искусство ставить дымовые завесы и строгая дисциплина радиосвязи при разговорах на ультракоротких волнах между кораблями. А когда обстановка позволяла, подводные лодки, выйдя на траверз Шепелевского маяка, погружались и шли самостоятельно в подводном положении до Лавенсари, в свою маневренную базу в Финском заливе.

Разумеется, этими мерами нельзя было ни предупредить новой скрытой постановки мин на оси фарватера, ни избежать непосредственной атаки противника силами, превосходящими огневую мощь какого-либо из наших конвоев.

Перед форсированием подводной лодкой гогландской минной позиции самолеты и тральщики с Лавенсари проводили разведку. Нам важно было определить, где и сколько находится дозорных и поисковых групп противника, чтобы демонстративными действиями на ложных направлениях отвлекать их внимание. А тем временем истребители и штурмовики наносили бомбоштурмовые удары. Правда, не всегда эти удары облегчали положение лодки, форсировавшей первый противолодочный рубеж. На Лавенсари их подстерегали новые опасности. Разведчики врага появлялись над островом почти ежедневно, а обнаружив на рейдах корабли, наводили бомбардировщиков. За шесть месяцев, с июня по 22 ноября, на Лавенсари было сброшено около 4000 бомб различного калибра, и все днем. Нам пришлось окончательную подготовку подводных лодок к самостоятельному форсированию вести, как правило, ночью.

Особенно тяжела была служба дозорных катеров. Только между Кронштадтом и Лавенсари во второй половине мая они были развернуты на 16 дозорных линиях. Противник сразу же отреагировал на это – по нескольку раз в день его самолеты совершали налеты на катера.

Но дозор был непрерывным. В начале июня мы получили сообщение от группы катеров "МО-402", "МО-409" из района близ острова Бьёрке. Командир дивизиона старший лейтенант Г. И. Лежепеков обнаружил большой вражеский отряд, насчитав в нем 12 катеров и десантную баржу, которые охранялись торпедными катерами. Курс противника на юг, несомненно, означал, что его цель – минные постановки.

Наши катера открыли артиллерийский огонь, а враг, видимо поняв, что его намерения распознаны и он не сможет скрытно выполнить задачу, поспешно удалился в шхеры, хотя имел многократное превосходство.

Было ясно: постановку мин мы сорвали. Но я согласился с мнением начальника штаба флота, что надо срочно произвести контрольное траление. Наши предположения оправдались: было обнаружено новое минное заграждение севернее банки Деманстейн. Тогда мы приняли решение – и не изменяли ему всю кампанию каждую ночь возобновлять контрольное траление фарватеров до Лавенсари. Это указание выполнялось минерами в течение всего периода белых ночей, а в дальнейшем надводные корабли и подводные лодки стали следовать сразу же за тралами быстроходных базовых и катерных тральщиков. О том, что этот шаг был весьма разумным, говорят факты: в организованных конвоях мы не потеряли от подрыва на минах ни одного корабля.

Разумеется, эти действия имели исключительно оборонительный характер, и мы, конечно, ими не ограничивались.

Наступательные действия легких сил в восточной части Финского залива продолжались и позже, уже после выполнения задачи подводным разведчиком "М-97", который покинул Кронштадт 25 мая.

Четыре дня эта лодка пробыла на Лавенсари и, основываясь на информации катерников, выйдя из бухты острова, сразу же погрузилась под воду, держа курс на южный Гогландский маяк. Систематически подвсплывая, командир "малютки" Н. В. Дьяков осматривал море в перископ. Все вокруг было спокойно. Ни одной записи в журнале! Дьяков не увидел врага ни на воде, ни в воздухе, не обнаружил и их оборонительных средств. Внимательное прослушивание под водой не дало никаких, даже приблизительных данных о наличии мин. Через сутки "малютка" вернулась на Лавенсари, зарядила аккумуляторы и снова – в район Гогланда. За 12 суток "М-97" прошла 310 миль, из них лишь 50 – в надводном положении.

Значительно отличался по сложности задачи, длительности пребывания под водой и воздействию сил противника боевой поход другой подводной лодки "Щ-304", которой командовал капитан 3 ранга Я. П. Афанасьев. Кстати, эта подводная лодка была построена на средства молодежи, собранные в 30-е годы комсомольцами по инициативе В. В. Маяковского.

9 июня Афанасьев получил разрешение на выход в море. Но теперь "Щ-304" ушла вместе с лодкой "Щ-317", которой командовал капитан-лейтенант Н. К. Мохов, с ним же отправился командир дивизиона капитан 2 ранга В. А. Егоров.

В памяти надолго сохранились первые дни наступления подводников, которое развертывалось вопреки тому, что гитлеровцы продолжали на всю Европу разглагольствовать о том, что блокированные "остатки Балтийского флота ни на что не способны".

Афанасьев сообщил с Лавенсари, куда он пришел со своей "щукой" утром 11 июня и задержался там меньше чем на сутки, о том, что первые дни боевого похода протекали, можно сказать, безмятежно. Афанасьев благополучно простился с провожавшим его охотником у Большого Тютерса. К двум часам 13 июня лодка прошла на максимальной глубине четыре линии минного заграждения, отмеченного на нашей оперативной карте между отмелью Большого Тютерса до банки Неугрунд. Особенно трудно пришлось командиру штурманской боевой части старшему лейтенанту И. А. Бартеньеву.

Затем к исходу суток "Щ-304" всплыла западнее маяка Родшер и начала зарядку аккумуляторов. Никто лодку не беспокоил, и в 8 часов утра следующего дня она погрузилась у восточной кромки избранной позиции. Стремясь сэкономить как можно больше электроэнергии, экипаж с согласия командира ограничил бытовое ее потребление, отказавшись даже от горячей пищи. Это делали люди, которые перенесли трудную зиму и весну на крайне скудном береговом пайке и еще не оправились от тяжелых лишений и голодной блокады.

Так увеличились энергетические ресурсы для более длительного и скрытного поиска противника. В ночь на 15 июня (пора самых коротких белых ночей) командир обнаружил вражеский Транспорт. Груженое судно шло курсом на маяк Поркаллан-Каллбода. Афанасьев попытался сблизиться для атаки, но это ему не удалось. Транспорт успел повернуть на север и скрылся в шхерах.

Командир ободрил матросов:

"Теперь мы знаем, где проходят суда, а это главное. Дождемся встречи... "

Расчет был верным. Еще до полудня вахтенный офицер срочно вызвал Афанасьева к перископу. Он прильнул к окуляру. Большой транспорт в охранении пяти сторожевых катеров. Курс – Таллин. Судно было загружено основательно, даже на палубе громоздилась, боевая техника.

Афанасьев мгновенно принял решение. Его помощник капитан-лейтенант В. А. Силин произвел расчеты. Лодка оказалась на самой подходящей позиции – между катером охранения и судном. Залп! Две торпеды угодили в транспорт, и он стал быстро тонуть.

Победы и потери часто перемежались в эти июльские дни сорок второго. И все же Кронштадт был необычно оживлен после зимы. В больших корпусах штаба флота разместился ряд учреждений: и руководство охраной водного района Главной базы, и штабы разных подразделений, и типография. Но всего оживленнее в Купеческой гавани, где обосновались подводники. Кроме подводных лодок в этом месяце мы из Ленинграда перебазировали в Кронштадт эскадренные миноносцы "Грозящий", "Стройный", "Сильный", "Славный" и канонерскую лодку "Красное знамя". Корабли эскадры, находясь в Кронштадте, могли в кратчайший срок выйти в море для поддержки тральщиков или торпедных катеров, а канонерскую лодку мы вскоре направили на Лавенсари для поддержки дозорных и тральных сил.

Наши удары множатся

Минул первый год Великой Отечественной войны. Мы отлично понимали, что задачи, поставленные перед КБФ Военным советом фронта, прямо отвечали общему стратегическому замыслу Верховного Главнокомандования – повсюду изматывать и уничтожать силы врага, срывать его планы и создавать условия для перелома в ходе войны.

В эту пору мы активизировали боевую деятельность сил флота, в первую очередь подводных лодок. Причем их позиции выбирались вблизи берегов противника, а это имело важное практическое и военно-политическое значение: пребывание здесь наших подводников свидетельствовало об уязвимости противника не только в открытом море.

Сообщение капитана 2 ранга В. А. Егорова о прорыве "Щ-317" в Балтику послужило сигналом для отправки в боевые походы других подводных лодок. 12 июня разрешение выйти в море получил командир "Щ-406" капитан 3 ранга Е. Я. Осипов.

16 июня "Щ-406" вышла из Кронштадта на Лавенсари, а прибыла туда лишь 21 июня. Произошло это потому, что контрольное траление обнаружило минное заграждение противника в средней части Финского залива, северо-западнее Деманстейнских банок. Осипову приказали задержаться в районе Шепелевского маяка, и "Щ-406" пролежала там на грунте почти четверо суток.

23 июня "Щ-406" начала форсировать Финский залив. А через два дня во время зарядки аккумуляторов гитлеровцы с воздуха обнаружили лодку. Самолет пикировал на корабль, ведя пулеметный огонь, сбросил бомбы. Лодка быстро ушла под воду. Все же несколько бомб разорвалось у кормы с левого борта. Погас свет, вышло из строя электрическое управление горизонтальными и вертикальными рулями, в трюмах показалась вода. Существеннее всего было повреждение перископа: командиру перестали служить "глаза" корабля.

Впрочем, умелый штурманский электрик старшина 2-й статьи Лапшонков скоро исправил один из перископов. Были бы быстро устранены и другие повреждения, если бы "Щ-406" могла всплыть на поверхность. Но все работы пришлось делать под водой. В продолжение двух суток за кораблем неотступно следовали, то и дело возобновляя бомбежку, катера противника.

Осипов продолжал вести корабль на запад самыми малыми ходами. Конечно, не тратили энергию на камбуз.

В часы преследования всякие шумы на лодке прекращаются, экипаж буквально замирает на своих местах, поднимать перископ нельзя. В этих условиях особенно неоценима роль акустика. Он прослушивает шумы в воде и на поверхности моря. Лодочные акустики в большинстве были виртуозами. Таким на "Щ-406" был Николай Кучеренко. Осипов скоро убедился, что он не только хорошо улавливает шумы, но и тонко различает их, определяет класс корабля, точно указывая пеленг преследователя.

В необычайно трудной обстановке Кучеренко 47 часов подряд не выходил из акустической рубки! И вряд ли ему удалось в течение двух суток вздремнуть больше четырех часов.

Впрочем, и другие члены экипажа были под стать Кучеренко. Кислородное голодание никому не идет на пользу. Физически всем было плохо – это ясно. Но нормативы на боевых постах выполняли, и ни одного случая, как говорил потом Осипов, худшей, чем обычно, сноровки он не видел, а командиры боевых частей даже отмечали еще более подкупающую собранность людей, повышенную чуткость и заботливость друг о друге, готовность помочь товарищу.

В боевом походе Евгений Яковлевич действовал расчетливо и методично. Несколько суток он вел разведку, изучал район и проверял боевую подготовку.

Осипов подвел корабль к границе своей позиции. И тут вахтенный офицер старший лейтенант Константин Старков обнаружил в перископ большой конвой. Транспорты следовали в охранении сторожевых кораблей и катеров противолодочной обороны. Их курсы затрудняли атаку. Осипов волновался. Это и понятно: до сих пор он производил атаки лишь в кабинете на приборах. А вот теперь в море на глазах у команды ему предстояло держать экзамен.

– Я сразу определил элементы движения цели и лег на боевой курс, докладывал он с обычным лаконизмом. – Решил стрелять с предельной дистанции по крайнему судну. Но вдруг моя цель изменила курс, и дистанция стала возрастать. Идти ближе? Мало воды под килем. Надо стрелять. Кстати, транспорты хотя и на дальней дистанции, но были на углу упреждения. Самое выгодное положение для нас. Дал залп двумя торпедами.

Взрывы Осипов услышал будучи под водой и осторожно поднял перископ. Он увидел: сторожевики и катера подбирают в воде тонущих солдат. Включив трансляцию, командир поздравил экипаж с победой – потоплением крупного транспорта противника.

Один из кораблей охранения, вероятно, заметил перископ и принялся преследовать лодку, но Осипов быстрым и искусным маневром скоро оторвался от него.

Что делать дальше? Конечно, враг мог усилить охрану этого района, но возможно и другое. Почему, например, гитлеровцы не могли предположить, что подводная лодка скорее всего будет искать добычу в другом месте? И Осипов твердо решил остаться в том же районе, где добыл такую нелегкую первую победу.

Ждать пришлось недолго. На следующий день произошла еще одна встреча с большим конвоем. Обнаружил его старший лейтенант В. И. Саплин. После атаки командир лодки приказал записать:

"В 13. 00 обнаружили конвой транспортов под охраной сторожевых кораблей. Легли на курс сближения. В 14. 28 залп торпедами. Транспорт затонул".

Третья победа "Щ-406" была достигнута в более сложной обстановке. В теплую и светлую ночь лодка всплыла для зарядки аккумуляторов. Начали вентилировать отсеки. За горизонтом с мостика следил старший лейтенант Б. А. Пономарев. Вдруг в наиболее светлой части горизонта появился силуэт четырехмачтового транспорта. Пономарев тотчас доложил об этом командиру.

Зарядку аккумуляторов немедленно прервали и срочно погрузились. Но и в перископ было видно, что на транспорте обнаружили наш корабль и явно растерялись. Большое судно медленно разворачивалось и вскоре легло на обратный курс.

Еще несколько минут – и транспорт будет в безопасности. Поняв это, Осипов мгновенно определил новый курс по отношению к цели и громко подал команду: "Пли!" Лодка выпустила одну торпеду, но последовали два взрыва, из которых второй был намного сильнее первого.

Итак, в активе "Щ-406" за весьма короткий срок оказались три победы! Ни одна из выпущенных в атаках торпед не прошла мимо!

На большом удалении в перископе появились крохотные, как спички, мачты нескольких судов. Изменив курс, Осипов несколько сблизился с ними и установил, что идут два транспорта с усиленным охранением – четырьмя сторожевиками. При атаке, подумал он, один из сторожевиков мог оказаться в непосредственной близости от лодки и таранить ее, начав преследование. Осипов рассчитал элементы маневра и оптимистически заключил, что с некоторым напряжением упредит контрудар. Вероятно, кроме него только акустик Кучеренко мог представить себе, как велика была опасность, угрожавшая лодке от стремительно приближавшегося сторожевика.

На очень короткой дистанции Осипов приказал: "Второй и четвертый аппараты, пли!" Прислушался и, как только торпеды вышли, быстро скомандовал уходить на максимальную глубину. Под восьмидесятиметровым слоем воды сначала слышны были шумы воды в цистернах, затем донесся слитный глухой гул двух взрывов, и наступила тишина. Немецкий сторожевой корабль в решающий момент потерял нашу лодку.

Осипов выжидал недолго. Он обязан был убедиться в успехе своей атаки и всплыл под перископ. На скрещении нитей в линзе перископа плыли обломки корпуса транспорта, а затем он увидел сотни голов, между которыми сновали шлюпки конвоя. Итак, метким ударом было уничтожено подкрепление, предназначавшееся для группы армий "Север".

После этого "Щ-406" одержала еще одну победу, использовав свою последнюю торпеду. Да, удача не изменила Осипову: 100 процентов выпущенных торпед попали в цель!

Свою вторую военную кампанию "Щ-320" открыла 10 июня. Отправившись в этот день из Ленинграда в Кронштадт, как и Осипов, искусно маневрируя за поставленной дымовой завесой, Вишневский избежал повреждений лодки от артиллерийского обстрела. Через сутки он уже докладывал мне на пирсе Купеческой гавани, что удовлетворен по всем статьям снабжения и готов выполнить любой приказ.

Лодка Вишневского была обнаружена немецкими самолетами западнее Гогланда во время зарядки аккумуляторов. Один самолет – куда ни шло. Но пока лодка погружалась, на нее сбросила глубинные бомбы группа самолетов. "Щ-320" оказалась под водой с выведенным из строя гирокомпасом. Это – большая беда даже для надводного корабля. А когда лишаешься гирокомпаса под водой, то это можно сравнить, пожалуй, с потерей координации в организме человека из-за резкого нарушения функций центральной нервной системы. К тому же, как говорят, одна беда не приходит – заклинило вертикальный руль, погас свет.

Если бы кто-нибудь мог в те часы наблюдать за "Щ-320", то убедился бы в необычайной эффективности нашей системы подготовки и службы на боевых кораблях. Она вырабатывала у каждого моряка, кроме всего прочего, умение исправлять повреждения вверенных ему приборов и механизмов в самой сложной обстановке. В этом я лично убеждался, в свое время плавая старшим помощником на линейном корабле "Марат". В сложнейшей обстановке боевых учений, без света, в затопленных помещениях, аварийные партии умело находили причины повреждений и быстро их локализовали. На эсминце "Яков Свердлов", которым мне довелось командовать задолго до Великой Отечественной войны, в первом котельном отделении вспыхнул пожар, и понадобились считанные секунды аварийным группам корабля, чтобы его ликвидировать. Благодаря отличной подготовке краснофлотцев и старшин в мирное время, экипажи многих кораблей сейчас, в войну, с успехом выходили из, казалось бы, катастрофических положений.

Вернемся, однако, на "Щ-320".

Поутру восточнее маяка Поркаллан-Каллбода командир "Щ-320" обнаружил транспорт. Он внимательно посмотрел на карту и понял, что предстоит трудное и медленное маневрирование по извилистому фарватеру между камнями. Целью атаки и был транспорт (около 6000 тонн водоизмещением), который стоял на якоре у острова Мякилуото. Там были и другие корабли – транспорт и миноносец, но к ним, по всем расчетам, торпеды не дошли бы, а ударились в подводные скалы. Вишневский дал залп с дистанции 12 кабельтовых и скоро услышал взрыв, а в перископ увидел, как транспорт стал крениться и затем опрокинулся.

После этого примерно через час "Щ-320" была запеленгована противником. Ее долго и неотступно преследовали, сбрасывали глубинные бомбы. 30 безрезультатных разрывов – отметили в вахтенном журнале. Почти на трое суток врагу удалось сковать Вишневского, лишить его возможности спокойно произвести зарядку. Лодку преследовали то самолеты, то противолодочные катера.

Наконец 5 июля в пяти милях от косы Курише-Нерунг (Куршской косы) "Щ-320" оказалась близко от конвоя. Немецкий пароход шел в сопровождении двух тральщиков. Вишневский нанес торпедный удар. Транспорт затонул.

Вражеский тральщик, очевидно, радировал в базу, и вскоре "Щ-320" пришлось вступить в затяжную неравную борьбу с противолодочными силами противника. За двое суток на лодке насчитали около 100 разрывов глубинных бомб. Но ни одна из них не причинила повреждений: экипаж испытывал лишь одну неприятность кислородное голодание из-за невозможности вентилировать отсеки.

Как только удалось основательно провести зарядку, Вишневский покинул старую позицию. В новом районе он опять добился боевого успеха. Еще не увидев цели, командир догадался по работе тральщиков на фарватере, что они проверяют безопасность пути для такого-то ценного судна. И в самом деле, скоро показался большой транспорт с войсками. Выпущенная торпеда разворотила носовую часть судна, транспорт вздернул в небо корму с винтами и скрылся в водовороте. Мотоботы подбирали фашистских солдат, которых не втянуло в воронку.

После 40 суток, почти исчерпав запасы топлива и продовольствия, Вишневский вернулся к опасному устью Финского залива. Форсирование его отняло еще пять суток, но зато без всяких происшествий. Во время боевого похода корабль 40 раз пересек неизвестные минные заграждения.

Возвратясь в базу, И. М. Вишневский на собрании командиров подводных лодок соединения с участием члена Военного совета дивизионного комиссара А. Д. Вербицкого сделал интересный и обстоятельный доклад о боевом походе, глубоко обосновав полную возможность прорывов подводных лодок в Балтийское море.

Почти в одно время со "Щ-320" в Балтику вышла одна из подводных лодок "С-4". Командовал ею капитан 2 ранга Абросимов. Дмитрий Сергеевич уже имел большой опыт боевых походов в 1941 году, потопил крупный танкер противника и был награжден орденом Ленина.

В День Военно-Морского Флота – 26 июля Военный совет Ленинградского фронта за подписями Говорова, Жданова, Кузнецова, Штыкова, Соловьева обратился к личному составу флота с теплым приветствием, в котором поздравил краснофлотцев, командиров, комиссаров и политработников и отметил:

"КБФ с честью выполняет боевую задачу на ответственном участке Великой Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками, зорко охраняя морские подступы к Ленинграду и оказывая мощную поддержку войскам Ленинградского фронта с моря, с суши и с воздуха.

... Товарищи! Наша Родина переживает грозные дни решающих боев с врагом, остервенело рвущихся в глубь страны, чтобы навязать советскому народу ненавистное немецкое иго. Гитлеровские орды продолжают угрожать Ленинграду. От всех нас, как никогда, требуется величайшее напряжение сил, стойкость, мужество, высокое мастерство, умение использовать до дна боевую технику, чтобы разгромить оголтелого врага... От души желаем новых боевых успехов Краснознаменной Балтике".

Командир лодки "С-7" Лисин пробыл в боевом походе 38 суток, не считая времени, затраченного на переход от Кронштадта к Лавенсари и обратно. "С-7" форсировала залив со средней скоростью 87 миль

I в сутки, затратив на переходы в оба конца пять с половиной суток. Это был новый рекорд. Позднее по вражеским картам минной обстановки мы убедились, что "С-7" двадцать два раза пересекала опаснейшие линии вражеских минных заграждений.

В двадцатых числах июня лодка "Щ-303" отправилась из Ленинграда в Кронштадт. Едва она вышла из огражденной части Морского канала, как вражеские батареи, расположенные на южном берегу Невской губы, открыли по ней сильный артиллерийский огонь. Все ближе и ближе ложились снаряды. Фонтаны буквально окружили "Щ-303". Еще минута, другая – и лодка будет накрыта. Но Травкин не терял присутствия духа, уверенно отдавал команды в моторный отсек, то уменьшая, то увеличивая скорость корабля. Сопровождавшие "Щ-303" катера дымовые завесчики вырвались вперед и начали постановку дымовой завесы. Шлейфы белесого дыма скрыли лодку от наблюдения противника. Вскоре мощный артиллерийский огонь открыли наши береговые, корабельные и железнодорожные батареи. Артиллерия флота довольно скоро подавила огонь противника.

В Кронштадте "Щ-303" простояла несколько дней. На исходе 4 июля она в сопровождении тральщиков и катеров-охотников под прикрытием истребительной авиации вышла из Кронштадта. Утром следующего дня прибыла на остров Лавенсари.

На Лавенсари командира дивизиона Гольдберга и Травкина познакомили с обстановкой, дали дополнительные инструкции, и еще через три дня катера проводили подводную лодку до точки погружения. К моменту ее выхода в море был изучен и обобщен опыт боевых походов семи кораблей. Кто мог предположить, что "Щ-303" в отличие от всех лодок первого эшелона окажется в труднейшем положении! Но это было так.

Западнее Гогланда есть островок. Его эстонское название – Вайндлоо, а шведское – Стеншер. В 1941 году там находились наш пост службы наблюдения и связи и отлично оборудованный маяк.

Гитлеровские оккупанты, оказавшись временными хозяевами в западной части Финского залива, кое-как восстановили маяк и держали возле него несколько дозорных катеров.

Очевидно, здесь заметили или услышали, как "Щ-303" всплыла и начала зарядку. Катера бросились к лодке. Уже на грунте в отсеках корабля долго слышались со всех сторон разрывы глубинных бомб. На следующую ночь "Щ-303" опять всплыла, но через два с половиной часа появились вражеские катера, которые заставили ее снова погрузиться. Предпринятая в ту же ночь еще одна попытка зарядиться опять не удалась. Вражеский самолет обстрелял лодку из пулемета, а затем сбросил глубинные бомбы. Они взрывались на близком расстоянии – в 15 – 100 метрах от борта. Все же за истекшие сутки лодка миновала юминдское минное поле и приблизилась к маяку Кэри.