Текст книги "Книга судеб Российской Федерации"

Автор книги: Владимир Фильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Черт, как навязывается-то, а? И что с ней делать? Послать подальше? Так язык не поворачивается. Вот интересно – почему? Ведь знает же он, что именно так и завлекают в сети дураков-холостяков, а ничего не может поделать, летит, как моль на лампочку.

– Иду, – он отключил телефон, зашагал быстрее.

Собственно – почему нет? Послать ее всегда успеется. Надо вот что – сразу наговорить, что он не женится, чтоб иллюзий лишних не питала. А если сказать, что женат? Ну, для таких дамочек жена не помеха, наступят на голову, и не поморщатся. Черт, ну зачем он туда идет? Словно тянет что-то. Пришла дурацкая мысль о том, что вдруг это судьба, но Петр сразу же насмеялся над ней, загнал в угол сознания.

– Побольше цинизма, женщины это любят, – перефразировал он слова Остапа Бендера и остановился перед дверью в подъезд, запертый на кодовый замок. Пригляделся к кнопкам, и безошибочно набрал код. Поднялся на лифте, позвонил. Дверь тут же распахнулась.

– Ну, слава Богу! Я вас уж заждалась. Ужинать, ужинать! Нет, сначала руки мыть!

На столе в спальне-гостиной, сервированном по-ресторанному, стояла запотевшая бутылка водки. Петр выпил рюмку и немного оттаял. Исчезли куда-то колкости и несуразности сегодняшнего дня и дурацкая тетка с кулаком, стало тепло и покойно. Напротив сидит славная девушка, мило улыбается, глазки у нее блестят, она рада, что он все-таки пришел, ест салаты и курицу-гриль, пьет водку и постепенно меняется в лице. Хорошо ведь? Хорошо.

А что мы с вами на "вы"? А давайте-ка на брудершафт? Вот так. А теперь поцеловаться, поцеловаться. Нееет! В губы, в губы! Вот так. А музыка у тебя есть? Что-нибудь медленное, я хочу пригласить тебя на танец. Конечно мы на "ты", для чего же пили брудершафт? Включай, включай! А теперь – потанцуем. Что-то я не понял, когда мы целовались, ты не хотела, да? Я тебе противен? Тогда почему? Ах, ты хотела, хотела? И я хотел. У тебя прекрасные губы. Черт возьми, что я несу!

Естественно, дело закончилось постелью. И, когда под утро они, наконец, заснули, Петру не приснилась вчерашняя тетка, он спал без сновидений.

Он проснулся только в три часа пополудни. Светланы рядом не было. "На кухне, готовит завтрак", – подумал Петр и не ошибся. Светлана накормила его остатками вчерашней курицы, разогретой в микроволновой печи, бутербродами с маслом и сыром и напоила свежим чаем. "Прямо как заботливая супруга, – с неприязнью думал Петр, равнодушно глотая еду. – Вся светится, гляди. Почему ты не удираешь, парень?"

После завтрака он сослался на дела и ушел бродить по улицам. Зачем Алексей повел его на пресс-конференцию? Нужно написать какую-то статью? Хвалить президента, вот мол, какой он хороший, как складно отвечал, шутил впопад, все смеялись. Экспромты выдавал... Но никто статьи не заказал. Он достал трубку мобильного телефона, та была выключена. Петр чертыхнулся, включил, набрал номер Алексея.

– Леха?

– Мать твою, Петька, я тебя порву! – заорал Алексей. – Тебя ищет Загорный, он раз двадцать звонил. Сказал, если статьи к вечеру не будет, то тебя близко на порог не пустит.

– К вечеру? Так уж вечер...

– До семи часов время есть. Пиши. Нет, тебе деньги нужны или нет?

Петр отключил телефон, достал портмоне, в котором сиротливо лежала пятидесятирублевая купюра, чертыхнулся и бросился к ближайшей станции метро. Загорный был главным редактором весьма влиятельной и читаемой газеты. Петр прибежал домой, не раздеваясь, бросился к компьютеру и вдруг остановился, пораженный пришедшей мыслью. Дело в том, что он прекрасно помнил свою статью. Не нужно сидеть, вымучивать обороты речи, что-то выдумывать, статья практически была готова. Он засмеялся и включил компьютер. Пока шла загрузка, Петр снял куртку, вымыл руки, посмотрел на себя в зеркало, покорчил рожи. Подумалось вдруг: какого черта Загорный общается с Алексеем? Когда такое было, чтобы главный редактор уважаемой газеты с пеной у рта искал левого репортера для статьи о пресс-конференции президента? Да у кого? У телевизионщиков! Нет, воистину творилось что-то странное. Впрочем, как и всегда. Бардак в отечестве, бардак. Петр пожал плечами, подмигнул себе и пошел писать статью.

Вечером, возвращаясь из редакции, Петр шел медленно, потому что погода была удивительная – на город падал снег. Медленно кружились в воздухе снежинки, опускались на землю и тут же таяли. Петр поймал несколько снежинок ртом и засмеялся. Как в детстве, когда они с мамой шли в магазин. Он также ловил снежинки ртом, а мама беспокоилась о том, что он простудится...

Навстречу шел человек, лицо которого показалось Петру знакомым. Он был коренастый и пожилой, носил короткую кожаную куртку, порыжевшую и потертую в складках, у него росли густые седеющие усы. Они поравнялись, человек окинул Петра равнодушным взглядом и прошел мимо. Петр остановился и обернулся. Человек шел, чуть ссутулившись и заложив руки в карманы. Это тот самый водитель! – мелькнула неожиданная мысль. Что за водитель, и почему тот самый, Петр не смог бы объяснить, да и не задумался над этим, просто пошел следом. Он не смог бы сказать, зачем следит за "тем самым водителем", просто шел за ним.

"Водитель" зашел в универсам, и Петр остался на улице. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, "водитель" вышел, в руках у него был большой пластиковый мешок с покупками. Они свернули с проспекта в боковую улочку, попетляли дворами, и "водитель" вскоре скрылся в подъезде старой пятиэтажки. Петр постоял немного под прикрытием детского грибочка, подумал. Становилось совсем темно, зажигались огни в окнах. Совсем рядом замигал и вспыхнул ртутный фонарь, бросив на Петра луч мертвого света. Петр медленно побрел прочь. Ну, выследил он "водителя". А дальше что? Тот здесь живет, по-видимому. Надо прийти сюда утром, пораньше, и проследить, куда он пойдет. Так можно выйти на след автобуса... Черт возьми, какого автобуса? На котором водитель работает. Петр покачал головой. Что-то непонятное происходит с ним, чего раньше никогда не бывало. То тетка, то водитель с таинственным автобусом... На кой черт ему сдался какой-то неизвестный автобус?

Но было что-то притягательное в мысли проследить "водителя" дальше. Мысль возвращалась снова и снова. Вот никогда же раньше не приходило на ум выслеживать кого-то, играть в шпионские игры, прятаться, подглядывать, а теперь вдруг пришло, да не просто пришло, а в виде навязчивой идеи. В таком случае идти в Светлане ни в коем случае нельзя. Во-первых, ранним утром не избежать объяснений, куда и зачем он собрался в такую рань, а, во-вторых, надо просто выспаться перед слежкой.

Но высыпаться Петр, почему-то, раздумал. Он пришел, с тоской заглянул в пустой холодильник, нашел кусок краковской колбасы, съел его, с отвращением подумал о курице-гриль и о том, что многие женщины совершенно не умеют готовить и пользуются полуфабрикатами для того, чтобы накормить любовника. Ну, и какой любовник после этого возьмет их замуж? Чтобы всю жизнь питаться магазинной едой?

Петр послонялся по квартире, подумал о том, что пора уже делать ремонт, и хорошо бы сделать дорогой ремонт, чтобы не начинать его снова и снова через год-два. Потом он сел за стол, раскрыл компьютер "ноутбук", помял пальцы, подумал немного, и начал писать. Что побудило его к этому, он не знал, наверное, подстегнула полная неизвестность – он не помнил содержания новой статьи, значит, ее еще не опубликовали. То есть, не опубликуют. Э, не все ли равно. Целый час он стучал по клавишам, задумывался, вскакивал, принимался бегать по комнате, снова садился и стучал. В результате появилась статья, которую он назвал "Закон для дураков". Перечитал, остался не очень доволен, но исправлять не стал. Вот полный текст этой статьи.

Петр Скорохлебов

Закон для дураков

Stultorum infinitus est numerus

Слова, вынесенные в эпиграф статьи, переводятся как «число глупцов бесконечно». Я взял эту строчку из Краткого словаря латинских крылатых слов, изданного в 1982 году. Там она дается со сноской: Библия, книга Екклизиаста, 1, 15. Но в указанном месте написано совсем другое: «Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать». В принципе, это тоже о дураках – дурака не сделаешь умным, и если ума нет, его не сочтешь. Мне строчка-эпиграф очень нравится, несмотря на то, что она входит в прямое противоречие с законом Старджона. Получается, что дураков значительно больше, чем девяносто процентов.

Моя статья о дураках. А поскольку их число бесконечно, то и мы с вами, дорогой читатель, тоже дураки. Поэтому, если вы считаете себя умным, можете с легким сердцем не читать.

Дураки народ стойкий в своем дурачестве. Они часто любят того, кого любить и не стоит совсем. Возьмем, к примеру, нашего горячо любимого президента. Его все так любят, так любят, просто отец народа, да и только, а ордена не вешают единственно потому, что был уже однажды с цацками большой конфуз. В то же время все стойко ненавидят правительство, которое грабит народ, продает Россию и вообще, ведет себя совсем не по-джентльменски. Что же получается? Дураки ненавидят правительство и любят его руководителя. А о том, что этоон и наруководил, и не задумываются. Ну и кто они после этого? Язык не поворачивается назвать их умными.

Лично мне президент очень нравится. Особенно я люблю смотреть его показательные выступления, когда он, с трудом удерживая на благодушном лице суровое выражение, по-отечески распекает нерадивых министров, которые одни и виноваты во всем безобразии, в стране происходящем. Эй, читатель, не спешите радоваться, хлопать в ладоши и кричать, что я тоже дурак. Дело в том, что я и правительство люблю, вот вам. Одобряю то, что оно с нами делает. А почему? А потому что так нам, дуракам, и надо.

Дураки очень любят экономить. Они считают любой день без малейшей экономий прожитым зря, и за него им мучительно больно в полном соответствии с каноническим текстом некоего пролетарского писателя. Дураки решили экономить электроэнергию. Благое дело, достойное всяческих похвал! Да, но при этом дураки с периодичностью два раза в год переводят часы то туда, то обратно. И что при этом происходит с живыми организмами, носителями разума, им глубоко плевать. Им плевать на то, что в это время обостряются хронические заболевания, учащаются сердечно-сосудистые кризы, мигрень, усиливается усталость и тому подобное. Их не интересует то, что как минимум две недели население страны спит по утрам на службе, и убытки от этого спанья превышают любую электрическую экономию. Но самое забавное в том, что дураки приводят убийственный аргумент: часы переводят почти во всем мире. О, об этот аргумент разбилось множество умных голов, которые пытались вразумить дураков! Это аргумент стоит как скала, его не берет ни динамит, ни ядреная бомба разума. И никогда не придет в голову дуракам, что во всем мире-то тоже ведь дураки! Не одни же мы славимся вселенским идиотизмом. По тому же закону (см. эпиграф) в других странах тоже полно дураков, которые вертят часы туда-сюда. А нашим, отечественным дуракам, вполне достаточно заявлений некоторых ученых, имен которых, кстати, никто не знает, что перевод времени абсолютно безвреден для здоровья.

Дураки имеют очень умный вид. Снаружи дурака не отличишь от умного. Мы же не говорим о дебилах и олигофренах, которые несут ложку мимо рта. Стандартный дурак выглядит вполне респектабельно, у него даже лицо иногда обезображено интеллектом! Да-да, такие случаи бывают! Это-то и обидно.

Уж сколько раз твердили миру, что антиалкогольная борьба бессмысленна. Но дуракам же закон не писан! Вспомним вскользь борьбу коммунистов во время перестройки. Дурость ведь? Дурость, это даже дураки признают. Не будем вспоминать об американском сухом законе, и о мафии, выросшей на продаже виски. Дураки ведь как рассуждают? Надо бороться? Надо, на. А как бороться? А запретить, на. Нет, ну запрещать же глупо, это же не решение проблемы, мы ее только загоним вглубь... А мы не все запретим, на. Мы только на улице запретим, на. И запрещают. Молодцы! Мо-лод-цы! Шайбу, шайбу! И сразу у нас пиво перестанут пить совсем. На! Не перестанут! Спрячутся в подъезды, подвалы, труднодоступные для милиции дворы, но пить будут. Принципиально! И показывать при этом дуракам фигу. Вот вам! А дураки так и не поймут, что прежде, чем запрещать пить пиво по улицам, нужно создать сеть кафе, забегаловок, где можно было бы посидеть совсем недорого. Даже создавать дуракам ничего не нужно, только поощрять. Само создастся, эх!

Это было о дураках высокопоставленных, а теперь о дураках пониже, никуда не поставленных. О нас с вами. Вот говорят, что радио и телевидение делают из нас дураков. Э, нет, мы сами себя делаем дураками! Мы словно в омут головой бросились в пучину идиотизма. Не мы ли орали: " Даешь русский сериал! Надоело смотреть на Марианну и Марию!"? Нате вам русский сериал! Жуйте, и смотрите, не подавитесь. Менты, менты, менты, одни менты на экране. Не те, так другие, не другие, так третьи. Детективы, детективы, детективы. Даша Васильева эта, Лампы всякие... Или "Секс в большом городе" О! Нате вам русский вариант! "Моя прекрасная няня"? Получите! Смотрите и тупейте, становитесь как можно более тупыми, чтобы дураки могли вами управлять без особых проблем. Вы же сами этого хотите! Рейтинг правит телевидением, а вы правите рейтингом. И вот когда мы это поймем... Да нет, ничего не изменится, если мы только поймем. А вот если начнем воспитывать своих детей в любви к прекрасному, а не к дешевке, может тогда что-нибудь... Но эта статья не дает рецептов. За рецептами – к доктору!

А теперь – о радио. О, это что-то! Эти фальшиво-бодрые голоса ди-джеев, эта музычка... Именно музычка, потому что назвать это музыкой может только дурак. Куда ни плюнь – все презрительно относятся к попсе. Смеются над текстами, над мелодиями, целиком взятыми из электронных синтезаторов японского производства. А почему же крутят-то? А потому, что нравится дуракам, нравится. Дураки заказывают поздравления дуракам, и просят поставить их любимую песенку, дураки передают приветы дуракам, взяв пример с дураков из "Поля чудес"...

Тут я позволю себе немного дистанцироваться от дураков и поразмышлять. Вот я, скажем, поехал на передачу. Ага, приехал, и, глядя в камеру бараньими глазами, начал передавать приветы жене, детям, маме, папе, друзьям, и "всем, кто меня знает". Нет, я на такое не способен. Я же скоро вернусь и сам все эти приветы передам, лично! Зачем мне телевидение для этого? Чтобы дураки сказали, глядя на меня: "О, гляди, еще один дурак"?

Но я отвлекся. Я ж о радио говорил! Десяток дисков, два-три ди-джея, и радиостанция готова к работе. Еще новости, сдутые из интернета, еще передачка типа "Дуракам о дураках", сдутая оттуда же. Все эфирное время занимает музыка. В это время ди-джеи лежат кверху пузом и тренируют мышцы, выдающие в эфир бодрые голоса. Музыка крутится годами одна и та же, а если что-то и меняется – появляется новый, так называемый хит, мало чем отличающийся от предыдущих, – то крутится он днями и ночами...

Люди, давайте устроим им бучу? Давайте заказывать Баха, Бетховена, Рахманинова, Грига, Прокофьева! Пусть ди-джеи дуреют, почему мы-то должны дуреть? Шнитке им закажем, а? Пусть пороются в дискотеках. Им ведь для этого на другой конец города придется ехать! Потому что под рукой нет. Давайте уроним рейтинг "Поля чудес", пусть Леонид отдохнет, он нам только спасибо скажет. Давайте уроним рейтинг сериала "Менты", он же стал совсем не таким, каким был раньше, там даже Дукалис стал от выпивки отказываться. Зашился, что ли? Ведь трезвые менты – совсем не то, что подвыпившие. На них смотреть скучно, как на восковые фигуры никому не известных придурков. Давайте забросаем первый канал письмами с просьбами показывать фильмы Тарковского и Феллини. На кой хрен нам этот Спилберг с его рисованными динозаврами? Давайте накачаем депутатов просьбами отменить вращение часов туда-сюда. Давайте хоть немного поумнеем. Возьмем и напишем закон для дураков, который может быть только один: не лезь, куда не следует.

Стоит ведь только захотеть.

PS. А если кто-то, на кого я тут прозрачно намекал, вздумает обидеться, то пусть наберет в рот говна и плюнет в меня. Я приму с радостью. Ибо сам дурак. А с дурака взятки гладки. На дураков, детей и зверей обижаются только дураки.

Петр перечитал еще раз, хмыкнул и закрыл компьютер. Откуда мысли-то такие взялись? Как из воздуха, право слово. Эх, что-то тут явно не так, есть какая-то подковыка... Хотя... Совсем недавно часы перевели на час вперед. Да не это главное. Откуда, скажем, он знает то, чего еще не было? Не хватало еще, чтобы у него дар такой обнаружился, это было бы просто смешно...

Зазвонил телефон. "Светлана", – с тоской подумал Петр и снял трубку.

– Петя, ну ты где?

Петр почти наяву увидел, как Светлана обиженно поджала губки, а в глазах у нее слезы. Он чертыхнулся в сторону и сказал, стараясь, чтобы голос был твердым:

– Света, я сегодня прийти не смогу. Дела, дорогая. Завтра рано вставать, мне нужно выспаться. Я уже в постели...

– Ну вот...

– Извини, извини, я спать хочу.

И Петр повесил трубку. Так с нею и надо. Чтоб не кисла и не пускала слезы, веками проверенное женское оружие.

Телефон зазвонил снова.

– А завтра придешь?

– Завтра будет завтра. А сегодня пока еще сегодня, – отчеканил Петр и выдернул телефонный шнур из розетки.

Вот так, побольше грома в голос, пусть не воображает, что он у нее поселится. Приходить, может, и будет, но давать отчет – дудки. Он отключил мобильный телефон, плюхнулся на диван, потянулся. Надо бы раздеться, постелить постель, выспаться в человеческих условиях, но лень, лень, да и спать хочется...

Но лучше бы он не спал, или спал с Светланой, потому что опять приснилась давешняя тетка. Она улыбалась и что-то говорила, но Петр не слышал. Он пытался понять по губам, но ему это никак не удавалось. Вот она что-то спросила у него, посмотрела выжидательно, он смолчал. Она повторила вопрос, он опять смолчал. Тогда она повернула голову и заорала куда-то в сторону:

– Да он же не слышит ни хрена! Добавьте звук, инженеры хреновы!

– Слышу, – слабым голосом произнес Петр.

Тетка повернула голову, причмокнула губами и матерински улыбнулась.

– Слышишь, а что ж не отвечаешь? Я говорю, ты завтра собираешься шофера нашего выслеживать?

– Я? Да... Нет... Собираюсь...

Петр растерялся так, как если бы его вытолкнули на стадион, полный зрителей, абсолютно голым, а те взревели от восторга.

– Да ты не парься, касатик, – сказала тетка. – Таможня дает добро.

– Ка... Какая таможня? – еле вымолвил Петр.

– Слепая да не мазанная. Кино не смотришь, что ли? Ну ты темный, касатик!

– Да, я темный, – сокрушенно согласился Петр, мучительно пытаясь понять, о каком кино идет речь. – А вы кто?

– Это хорошо, что ты не помнишь, – обрадованно залопотала тетка. – Это очень даже хорошо! Это нашим спецам большой плюс. Они ведь что утверждают, заразы? Что ты так и не вспомнишь, гы-гы. – Она вдруг посерьезнела и сурово продолжала: – Только я им не верю. Было уже однажды, лопухнулись. Отчего бы еще не лопухнуться, а?

– Обязательно лопухнутся, – Петр кивнул, преданно посмотрел на тетку.

– Погоди, – опешила та. – Это как же – обязательно?

– Закон есть такой. Закон Мерфи. Если неприятность может случиться, она обязательно случится.

– Во как, – протянула тетка, разглядывая его.

Только сейчас Петр понял, что видит только голову женщины, а все остальное теряется в вязком сером тумане.

– Скажите, – воспользовался паузой Петр, – а я глупостей еще не наделал?

Тетка расхохоталась, словно расплакалась, с всхлипом.

– Гы-гы! Нет, касатик, еще не наделал. А что, хочется?

– Так ведь это смотря что глупостью считать, – с готовностью подхватил Петр. – Если б я знал, какие глупости имеются в виду, то я их...

– Ну, понятно, понятно, можешь не продолжать. Я же говорила, умный парнишка, – сказала она кому-то в сторону. – Другой бы обделался, а он ничего, вопросы задает. Слышь, Егорка, ты бы обделался?

Петр не услышал, что ответил невидимый Егор, но тетка тут же сообщила:

– Во! Егорка обделался бы. Как пить дать. Так что ты молодец. Можешь купить себе пряник. Даже два, один от Егорки, он разрешает, гы-гы.

И тут сон был прерван сигналом будильника – электронный петух сообщал, что пора вставать. Петр посидел на диване, таращась в темноту за окном, малодушно подумал о том, что можно и не ходить никуда, на кой черт ему сдалось, но потом твердо решил, что задуманное нужно выполнять до конца, как бы при этом ни хотелось спать.

Он вышел в предрассветную темноту и пошел по пустым улицам. Транспорт еще не ходил, и ему пришлось весь неблизкий путь проделать пешком. Пока он шел, на улицах появились дворники, принялись мести тротуары и убирать мусор, набросанный за день и за ночь; вышли ранние прохожие, смотрели неприветливо. Прогрохотал вдали первый трамвай, Петр спохватился, что опоздает, прибавил шагу. Он вошел в знакомый двор, спрятался за припаркованным вдали от подъезда автомобилем с черно-желтыми шашечками на крыше, присел на корточки, заглядывая на подъезд сквозь салон вишневой "семерки". "Водитель" появился на удивление быстро, словно только и ждал, когда придет Петр. Они вышли со двора, и пошли в сторону проспекта. На проспекте было уже довольно оживленно. "Водитель" остановился на троллейбусной остановке, поглядывал на часы. Петр пристроился поодаль, стараясь не попадаться на глаза.

И тут случилось непредвиденное. Из ближайшей подворотни выскочил парень с глазами безнадежно опаздывающего человека, налетел на Петра и сбил его с ног. Петр пребольно ударился головой о тополь, растущий из чугунной решетки посреди тротуара, на несколько секунд потерял сознание, потом некоторое время приходил в себя. Этого хватило, чтобы "водитель" сел в подошедший троллейбус и уехал. Петр похлопал глазами, оглянулся зачем-то. По всем законам он должен был поймать машину, прыгнуть на сиденье и велеть хозяину "следовать вон за тем троллейбусом", но он этого не сделал. Неудача в слежке не привела его в отчаяние, наоборот, он был почему-то даже доволен. Черт его знает, куда привел бы этот след. А так необходимость следить отпала сама собой, и возобновлять наблюдение совсем не хотелось.

Петр побрел по проспекту, глядя, как оживает город, как поднимается солнце, сверкает сквозь клочья облаков, как прозрачный утренний воздух постепенно оскверняется сизым выхлопом. Пришла очень приятная мысль о том, что можно заехать в редакцию газеты и получить гонорар за вчерашнюю статью. Он так и сделал. Спустился в метро, проехал две станции, поднялся в здание из стекла и стали, получил деньги и прихватил полагающиеся авторские экземпляры. Потом зашел в кафе, одну из тех забегаловок, которые почти не закрываются, позавтракал вчерашними пирожками с какао. Выйдя на улицу, остановился, раздумывая о том, что бы предпринять. Пришла мысль встретиться с Алексеем, и выпытать у него подоплеку истории с пресс-конференцией, но встречу лучше назначать после обеда, в конце рабочего дня, а сейчас неплохо бы отоспаться.

Вернувшись домой, он хотел было лечь, но понял, что боится встречи во сне с той самой теткой, послонялся по квартире, позвонил Светлане, но она не ответила. Он, все-таки, лег, долго лежал с открытыми глазами и незаметно уснул. К обеду проснулся, порадовался, что никакой тетки не видел, тоскливо заглянул в пустой холодильник и отправился обедать в ближайшее кафе.

Они встретились с Алексеем в той же самой пивной "Ячменный колос". Вообще говоря, трудно объяснить, что именно их сюда влекло. Атмосфера? Настроение, которое появлялось, стоило переступить порог заведения? Неизменная Петровна с кружками в руках? Во всяком случае, не тоска по старым временам. При социализме Петр был еще мал, чтобы посещать пивные, а Алексей и того меньше, поэтому они не могли прикипеть душой к ненавязчивому советскому сервису. Может быть, здесь можно было встретить действительно умных людей, спившихся, нищих, но не утративших остроту ума? Во всяком случае, Петр чувствовал себя здесь гораздо спокойнее, чем в уютном и дорогом ресторане с чопорными официантами и надутыми от важности посетителями, вчерашними пролетариями и уголовниками, а ныне новыми русскими.

Они устроились за столиком, и к ним тут же присоседились два спившихся старичка, впрочем, вполне приличного вида. Один был маленького роста и с трудом выглядывал из-за столика, седой, морщинистый, с острыми и живыми глазками, а другой – среднего роста, горбатый, с тусклым и отрешенным взглядом, который, впрочем весьма оживлялся, если ему удавалось хоть на четверть наполнить свою кружку.

– Послушай, – сказал Петр. – Ты должен мне все объяснить. Каким образом ты провел меня на пресс-конференцию?

– Э, Петя, – вальяжно ответил Алексей, благожелательно поглядывая на старичков. – Что ты ко мне пристал? Какая, к черту, пресс-конференция?

– Что значит какая? Ты что, не помнишь ничего, что ли?

– А что я должен помнить?

– Пресс-конференция президента...

– Позвольте спросить? – встрял маленький старичок. – Какого президента вы имеете в виду?

– Как какого? Нашего. Вашего. Того самого. Леша, ты дурня-то не строй, не смешно.

– Слушай, Петя, я не строю. Ты хоть соображаешь, что значит аккредитоваться у президента? Нужно пройти семь кругов проверок, или иметь такую волосатую руку где-то там, в верхах, что... Ну, ты понимаешь, что у меня такой руки нет, и не было никогда, а проверки проходить – рылом не вышел, да и ты тоже. Эх, если бы у меня была такая ручища! Да я бы...

– Погоди, погоди. Ты еще скажи, что не был на пресс-конференции.

– Петя, а, может, водочки выпьем?

При этих словах старички радостно оживились и загугукали.

– Нет, ты погоди. Какой водочки? Нет, ну я могу, конечно, я же гонорар получил. Сейчас принесу...

– Зачем же беспокоиться? – залопотал маленький старичок, чрезвычайно возбудившись. Его приятель горел глазами и делал какие-то странные жесты, будто приглашая приятелей проследовать за ним. – Давайте деньги, я сбегаю.

Петр с готовностью выдал деньги и повернулся к Алексею:

– Так, о чем это я? А, да. Значит, ты не был на пресс-конференции?

– Петя, дорогой, – со вздохом сказал Алексей. – Я замечаю, что в последнее время ты стал какой-то не такой. Странный, чтобы не сказать больше. Какая, на хрен, конференция? Да кто нас с такими харями туда пустит?

– Да ну тебя! – обиделся Петр. – А это, по-твоему, что?

Он вывалил из-за пазухи пачку газет. Высокий старичок с радостью протянул руку, взял одну. Алексей развернул лист.

– Ну, статья, – сказал нехотя. – Подписана П. Старохлебов. Ну и что?

– Ты почитай, почитай, о чем статья.

– Ну.

– Да ты не нукай!

– Я извиняюсь, – вставил слово высокий старичок. – А вы и есть этот... эээ... П. Скорохлебов?

– Да, я и есть, – вежливо ответил Петр.

В этот момент вернулся посланный со шкаликом водки и селедкой с луком, которую одну и подавали в "Ячменном колосе". Петр взял бутылку, плеснул немного старичкам, отчего лица у тех сделались бесконечно воодушевленными и благодарными, налил в пустые кружки приятелю и себе. Они чокнулись с Алексеем, проглотили водку, подхватили с тарелки по куску селедки. Петр вдруг подумал, что ничего не добьется расспросами, значит, и пытаться не стоит. Они распили шкалик, заказали еще пива, поговорили о том, о сем, не касаясь больше пресс-конференции, старички читали вслух статью, всячески разбирали президента, доказывали, что он останется еще на один срок, несмотря на то, что по конституции нельзя. Наконец они расстались. Старички получили в подарок по экземпляру газеты и посчитали, что день прожит не зря.

Петр побрел, куда глаза глядят, размышляя о странностях последних дней. События связывались воедино, но объяснения им не находилось. Приходили на ум теории одна другой хуже, вплоть до нашествия инопланетян, и Петр их с негодованием отбрасывал. Решив, что объяснение найдется само собой, он перестал думать на эту тему, тем более, что едва не стукнулся лбом об афишную тумбу, на которой обнаружил красочную афишу молодежного театра. Спектакль назывался "Фантастика" и был поставлен неизвестным режиссерам "по мотивам современных фантастических произведений". Петр решил сходить на спектакль и написать потом статью о нем для одного журнала, числящего себя в любителях культуры.

Театральный зал начинался сразу же за узким и пустым фойе, в одном конце которого помещался необычайно дорогой буфет. Не было даже вешалки, с которой, как известно, начинается любой театр. Впрочем, фраза о вешалке сказана очень давно, и, возможно, уже устарела. Молодые театралы любят ниспровергать устои, и Петр ожидал увидеть нечто авангардное, продвинутое и необычное. Его ожидания полностью оправдались уже в зале, заставленном переносными конторскими стульями и заполненном едва наполовину. Сцену ему удалось разглядеть, только встав на цыпочки. Она возвышалась над полом не более чем на тридцать сантиметров, не имела ни кулис, ни занавеса, ни какой-нибудь декорации. Сбоку виднелась обшарпанная дверь, через которую, очевидно, и будут появляться актеры.

Действо началось с опозданием на четверть часа. На сцене появилась инфантильная девушка в белых лохмотьях, с длинными волосами и вытянутым лицом. У нее были мечтательные глаза и полуметровые ресницы, которыми она очень эффектно взмахивала, как штандартом.

– Ах! – сказала девица. – Ах! Я разрываюсь между ним и ей. Ах! Кого я люблю больше? Мне не дано понять.

Из двери вышел седой старец в длинном балахоне, остроконечной широкополой шляпе и с посохом. Его длинные седые волосы развевались на искусственном ветру, который устроил служитель сцены из обыкновенного вентилятора.

– Гэндальф! Ах! – сказала девица и хлопнулась в обморок.

Гэндальф немного замешкался, подхватывая падающее тело, что вызвало оживление в зале.

– Ну вот, – сказал кудесник голосом кутилы, проигравшегося в рулетку. – Опять. И так каждый раз, – доверительно сообщил он зрителям, бережно укладывая девицу на пол. – Леди Би! Леди Би, вставайте!

Леди Би подняла ресницы, взглянула на предмет обожания, опять сказала "Ах", но Гэндальф не дал ей потерять сознание.

– Леди Би, не время предаваться воздыханиям! – сурово объявил он и забегал по сцене, ломая руки. Посох при этом он держал подмышкой. – Дело в том, что кольцо исчезло!

– Ах! – сказала леди Би. – Не может быть!

Она села на стул, поданный служителем, и деловито осведомилась:

– Какое кольцо?

– То самое! – отрезал Гэндальф. – Которое я дал вам на сохранение.