Текст книги "Повседневная жизнь Арзамаса-16"

Автор книги: Владимир Матюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава третья
Безопасность

Хотя антиядерная истерия, вызванная техническими и политическими причинами, в последнее время пошла на спад, многие и сейчас испытывают страх перед ядерной энергетикой и применением расщепляющихся материалов в жизни. Конечно, существует серьезная опасность аварий на атомных электростанциях, радиоактивного облучения персонала и радиоактивного загрязнения окружающей среды. Да, шутить с этим нельзя, но слишком бояться и трусить тоже не надо. Необходимо только знать, что этотакое и как с нимобращаться.

Отдельный аспект истории отечественного ядерного центра связан с техникой безопасности и становлением специальных служб. Возникновение и развитие подразделений данной направленности проходило в непростых условиях, особенно в период начального, интенсивного развертывания производств экспериментальной базы КБ-11. Сложности были связаны с тем, что предусмотреть риски и их возможные последствия было затруднительно по нескольким причинам.

Во-первых, из-за отсутствия нормальных производственных возможностей, соответствующий уровень которых только создавался. А во-вторых, из-за недостаточной изученности свойств тех веществ и продуктов, которые широко применялись и в экспериментах, и в производстве. Об их опасности и токсичности, разумеется, знали, но эти знания были далеко не полными. Поэтому период деятельности ядерного объекта, особенно начальный этап 1947–1952 годов, чрезвычайно интересен тем, что именно тогда накапливался опыт и создавались правила, обеспечивающие безопасность людей. На этой основе создана современная система безопасности. Общепризнано сегодня, что нам удалось избежать тех аварийных ситуаций, которых не избежали американцы при разработке своих ядерных вооружений.

Нельзя сказать, что полное понимание важности данной проблемы разделяли все работники, прибывшие на объект. На одном из совещаний у П. М. Зернова возник вопрос о необходимости дозиметрической инспекции. Ответ директора объекта был примерно такой: «Мы собрали со всей страны лучших специалистов, и какие инспектора сравнятся с ними в определении того, что опасно, а что нет?!» Разумеется, очень скоро под влиянием конкретных событий позиция руководства изменилась. Д. А. Балашов, пришедший в коллектив экспериментаторов-взрывников, дает правдивую картину первых лет деятельности: «Сквозь череду беспредельно дорогих мне тех дней 1948–1952 годов, в памяти часто возникает масса эксцессов, вызванных не тем, что мы что-то нарушили, а новизной решаемых задач и условиями работы, которые от настоящих отличаются, как небо от земли. <…>

В те далекие начальные годы никаких инструкций и вводных инструктажей, кроме пожарного, не было. Для меня „вводным инструктажем“ по взрывным работам на площадке оказалась фотокомната отдела… Техники безопасности, а тем более в современном ее понимании, тогда не существовало. Была полная свобода в отношении выездов на опыты и получения взрывчатых веществ, которые брали под роспись в журнале у погребщицы. Ограничения времени в проведении опытов на площадке не было. Их, как правило, проводили во второй половине ночи. Из спецодежды были только халаты. Работали в своей одежде (на площадке). В летнее время загорали, поэтому раздевались до трусов. Особенно эту процедуру любил Самуил Борисович Кормер» [55]55
  Люди объекта. С. 116.


[Закрыть]. Кстати, сам же он рассказывал мне множество курьезных случаев, когда в серьезнейших экспериментах, не предусмотрев некоторых деталей, уже в процессе опыта приходилось применять подручные средства.

Помещений не хватало, поэтому зачастую где работали, там и жили. Например, в 1949 году при майской предпраздничной уборке комнаты, в которой когда-то готовили взрывчатые композиты, были обнаружены два свертка. Они напоминали «продукт» и, так как хозяина, естественно, найти не удалось, решили подорвать их на площадке. Там пакеты осторожно развернули, и вид взрывчатки вызвал подозрение у Б. Н. Леденева. После опробования «на зуб» был поставлен диагноз. Взрывчатка оказалась мукой высшего сорта. Борис Николаевич Леденев – фигура поразительная. О его выдержке рассказывались легенды. Вот один из эпизодов.

В специальной железобетонной бочке он вместе с сотрудницей устанавливал заряд массой, эквивалентной примерно двум килограммам взрывчатки. В это же самое время в соседнем помещении производили пробные включения импульсного рентгеновского аппарата. Вдруг раздается взрыв. Все, кто были в укрытии, поняли, что взрыв произошел преждевременно. Всеобщий шок Спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, появляются в дверях укрытия невредимые экспериментаторы, она крайне взволнованная, а Борис Николаевич совершенно невозмутим. «Ничего особенного, – комментирует он, – это наш заряд взорвался от вашей наводки, мы уже отошли от бочки!»

Масштабность экспериментальной деятельности, связанной с взрывчатыми и специальными материалами, объективно создавала возможность различного рода происшествий с нежелательными последствиями. К примеру, большую опасность при экспериментальных взрывных работах представляли искровые электродетонаторы, которыми снаряжали заряды, поскольку они содержали инициирующие взрывчатые вещества. Об этой стороне деятельности позднее упоминал В. А. Цукерман: «Эксперименты со взрывчатыми веществами всегда требуют особого внимания и осторожности. Я до сих пор удивляюсь, что у нас в отделе практически не было несчастных случаев. Разумеется, выполнение инструкций было обязательным. А на площадках, наряду с инструкциями, висели объявления: „Взрывник, помни, ты не имеешь права на ошибку“, „Парень, будь внимателен – Господь Бог, сотворив человека, не изготовил к нему запасных частей“» [56]56
  Цукерман В. А.,Азарх З. М.Люди и взрывы /. Звезда. 1990. № 10.


[Закрыть]. Кстати, данную проблему решили, изобретя значительно более безопасный электродетонатор другого типа.

И еще один случай, хорошо иллюстрирующий производственную и творческую обстановку тех первых лет. Летом 1950 года готовили один из опытов. Работали, не учитывая времени. Готовили и собирали аппаратуру. Ближе к полуночи, закончив наконец работу с измерительным узлом, Д. А. Балашов подошел к усердно чем-то занятому Борису Николаевичу Леденеву. Тот был занят веревками, создавая изделие, которое никак не вписывалось во взрывную тематику. На вопрос: «Что это вы вьете?» он встал со стула и несколько задумался. А потом, выставив перед собой свое «рукоделие», с доброй и несколько ироничной интонацией ответил: «Это?.. Я разрабатываю новый вариант подпруги для лошадей».

Как оказалось на следующий день, когда проводился опыт с большой моделью, этими «лошадьми» стали сам Леденев и Сергей Покровский. С помощью собственноручно сплетенной подпруги оба исследователя доставили заряд весом 150 килограммов к месту проведения опыта. Веревки они перекинули через шею на плечи, а петли на концах просунули на ручки носилок. Еще один исследователь, Балашов, был подручным, время от времени, через каждые 10–20 метров, подставляя под носилки обычную табуретку под команду: «А ну-ка, добрейший, дай Сергею возможность не упасть!» О нескольких подобных эпизодах, которые явно выходили за рамки так называемых штатных ситуаций, мне рассказывал также С. Б. Кормер.

Но справедливости ради надо сказать, что по архивным документам, с первых дней существования объекта прослеживается достаточно жесткий подход руководства КБ-11 к вопросам контроля безопасности и охраны труда.

При первых испытаниях строили погребки для хранения взрывчатых веществ. Проект предусматривал для подъезда к ним бетонную дорогу. Когда ее сделали, П. М Зернов сам сел за управление автокаром, пригласил строителей и, проехав по ней, заявил, что такая дорога для взрывчатых веществ не подойдет. Дорога была переделана. Вспоминают, что крепко доставалось от него тем, кто пренебрегал правилами работы с взрывчатым веществом [57]57
  Люди объекта. С. 97.


[Закрыть]. Для стиля П. М. Зернова характерно было глубокое понимание связи проблемы безопасности на производстве с общей культурой, порядком на рабочем месте. Для молодого сотрудника высказывания и замечания высшего руководителя имеют огромное значение, часто запоминаются на всю жизнь. В. И. Жучихин рассказывал о разносе, устроенном ему директором вроде бы по пустяку. При посещении лаборатории Зернов обратил внимание на гору окурков в пепельнице на рабочем столе. Переход в разговоре от дружеского и участливого тона был резким и оттого особенно обидным. «Что это у тебя? Ты где находишься – в лаборатории или в кабаке?» Далее был ликбез по вопросу деградации личности, от пустяков к более серьезным упущениям, которые приводят к беде. «С тех пор всю жизнь у меня и на рабочем столе, и в ящиках стола, и во всех углах лаборатории постоянно поддерживались порядок и чистота. Правило соблюдения порядка во всем было перенесено и на подготовку и проведение эксперимента, что способствовало почти полному отсутствию отрицательных результатов, которые у нас назывались „нулями“».

Второй серьезный нагоняй, по воспоминаниям Виктора Ивановича, он получил от Зернова за… удачно проведенный первый взрывной эксперимент с натурным зарядом. И все потому, что, как выразился Павел Михайлович, «все было сделано на живую нитку: кабели подключались скрутками, поддерживались разными подвязочками, подпорочками…». «С этого разговора, – считал Жучихин, – и началась у нас не только разработка мероприятий по культуре постановки опыта, но и разработка автоматизированных систем управления подрывом и систем блокировки взрывного устройства с работой осциллографов и затворов фотоаппаратов» [58]58
  Люди объекта. С. 90.


[Закрыть].

Осознавая уникальность, необычность и серьезность задач, возложенных на КБ-11, директор был строг и требователен в вопросах соблюдения техники безопасности. Его фраза: «Береги себя – сбережешь дело» стала крылатой среди сотрудников.

Надо было вводить в действие казематы для проведения экспериментов с взрывчатыми веществами. Комиссию по их приему в эксплуатацию возглавил Ю. Б. Харитон. Ясно, что дел у него и без этого хватало, однако главный конструктор КБ-11 считал, очевидно, невозможным передоверить контроль кому бы то ни было. Следует отметить, что данным вопросам Юлий Борисович уделял огромное внимание. Можно смело сказать, что была создана школа Ю. Б. Харитона по технике безопасности. Основывалась она на требовании высочайшего овладения профессиональными знаниями. Многие подчеркивали его требование: знать о явлении в десять раз больше, чем это необходимо для проведения конкретного эксперимента. Не случайно, что впоследствии в обиходе употреблялась единица измерения безопасности «один Харитон». Например, проверка специальных помещений проводилась не по документации, а методом «прямого воздействия». Иначе говоря, подрывали заряды взрывчатых веществ весом до 160 килограммов на расстоянии от 10 до 20 метров от лобовой стенки казематов. Зафиксирован только один случай, когда, несмотря на подобную проверку, каземат не выдержал во время проведения научного эксперимента. К счастью, все обошлось легким ранением одного из лаборантов.

При высоких требованиях к обеспечению безопасности сотрудников в ходе опытов, учитывая непредсказуемость «поведения» различных веществ, с которыми работали ученые и производственники КБ-11, руководство ядерного центра делало в основном ставку на строжайший самоконтроль и личную ответственность сотрудников.

Центральную комиссию по допуску сотрудников к взрывным работам и работе с взрывчатыми материалами возглавлял первый заместитель главного конструктора КБ-11 К. И. Щелкин. Он же, и только лично, давал разрешение на проведение экспериментальных работ на спецплощадках. Инструкции по технике безопасности утверждались Ю. Б. Харитоном и К. И. Щелкиным. Каждый сотрудник, допущенный к опасным работам, проходил ежемесячный инструктаж. Требования комиссии по проверке знаний правил техники безопасности были настолько высоки, что большинство научных работников не осиливало сдачу экзамена с первого захода. Определенным барьером являлось то, что многие инструкции имели высокий гриф секретности и в силу этого не доводились до сведения всех исполнителей работ, прежде всего до рабочих и мастеров, которые знали о свойствах веществ, с которыми работали, лишь понаслышке.

Первые получившие разрешение на проведение взрывных опытов специалисты – асы своего дела, К. И. Щелкин, Л. В. Альтшулер, Д. М. Тарасов, хотя их профессионализм не вызывал никаких сомнений, обязаны были следовать жесточайшим условиям проведения эксперимента. Все, в том числе военизированная охрана, должны были быть заблаговременно удалены…

К середине 1948 года понимание необходимости специализированных служб по технике безопасности стало очевидным. Приказом П. М. Зернова была регламентирована ответственность всех должностных лиц за обеспечение безопасности на вверенных им участках. Но и при таком высоком уровне контроля отсутствие на объекте специальной службы охраны труда и техники безопасности нередко приводило к нарушениям. Все сведения об этом сосредоточивались в местных службах госбезопасности. Отсюда информация о нарушениях в обобщенном виде поступала руководителям объекта. Полученные сведения заставляли директора КБ-11, начальников лабораторий издавать приказы, уточнявшие порядок учета, хранения и выдачи взрывчатых и специальных материалов. Павел Михайлович обращается в высшие инстанции с просьбой ускорить создание специальной службы по технике безопасности и охране труда, но все-таки прошел еще год, прежде чем сформировался отдел по технике безопасности.

Количество несчастных случаев на производстве постепенно увеличивалось. В 1949 году их было 53, в том числе 8 профессиональных заболеваний, вызванных радиационным воздействием. Это сразу же стало предметом обсуждения руководителей объекта и министерства, после чего была создана система медицинского обслуживания сотрудников, включая обследование и профилактику.

Конечно, создание специального органа и издание инструкций еще не гарантирует безопасность. В. А. Цукерман отмечал, что официальные инструкции не исчерпывали всего свода правил, которыми руководствовались экспериментаторы. Существовали многочисленные неписаные нормы, вырабатывавшиеся в ходе практической деятельности. Ну и, конечно, выручал высокий уровень квалификации. За полигоны на объекте отвечали не просто кадровые офицеры, но и классные специалисты в своей опасной профессии. Все они имели высшее инженерное образование. Полигон на объекте возглавлял Г. П. Ломинский, выпускник Артиллерийской академии. До приезда в КБ-11 он руководил НИИ Главного артиллерийского управления. Начальниками испытательных площадок были офицеры инженерных войск Ю. А. Ворошилов, П. С. Повышев, И. П. Михеев и другие.

Отдавая должное всей совокупности факторов, обеспечивавших достаточно высокий уровень техники безопасности в КБ-11, В. А. Цукерман считал, что и Его Величество Случай бывал благосклонен к экспериментаторам, выручая их. Но на случай, судя по всему, не очень полагались. Ни одна более или менее серьезная производственная травма, ни одно происшествие не оставались без внимания и соответствующей реакции. И, как правило, выход находили не в дальнейшем ужесточении требований к технике безопасности, а в другом. Так, от электродетонаторов, доставивших немало хлопот при «общении» с ними, сумели отказаться вовсе, разработав новые средства инициирования. С 1948 года степень безопасности взрывных экспериментов резко повысилась и одновременно определились пути создания надежных схем подрыва «изделия».

Не только взрывная тематика доставляла большие хлопоты с точки зрения безопасности. Гораздо опаснее была радиоактивность – невидимый и серьезный противник

Зимой 1960 года случилась авария на производстве, которая грозила безопасности населению всего города. Весь состав рабочих и ИТР, несмотря на мороз, был выведен из помещения. В производственном корпусе уже находился директор Б. Г. Музруков. Доза в рабочем помещении раза в три превышала допустимую. При включении дозиметры издавали мелодичный звон, сигнализирующий о повышенной радиоактивности. Директор весьма оперативно привлек к работе нужных специалистов. Исследовав ситуацию, сделали вывод, что при таком превышении активности в эвакуации не было необходимости. Приняли решение выяснить и устранить причину.

Основным производственным оборудованием в зале были боксы из органического стекла, соединенные в общую линию. Видимо, не очень герметичные, что и приводило к утечке радиоактивных газов и аэрозолей в зал.

Решение по сегодняшним представлениям было просто поразительным. Использовали пластилин. С помощью счетчиков разыскивали неплотности в боксах и замазывали их. Показатели загрязнения заметно уменьшились. Вечером возникла еще одна идея: в темноте должна быть хорошо видна люминесценция аргона – основного газа, заполняющего линию. Действительно, когда погасили свет, внутренний объем бокса стал светло-голубым. В местах утечки газа интенсивность свечения была выше, чем на остальных участках.

Семь дней и ночей велась упорная борьба за снижение уровня радиоактивности в воздухе производственного корпуса. К концу этого периода активность в помещении лишь слегка превышала допустимый уровень. На протяжении всего этого срока Борис Глебович отлучался на какие-нибудь два-три часа в ночное время. Он был на самых ответственных участках, не опасаясь уровня радиации. Его уговаривали, пытались объяснить, что для радиоактивных газов все равно, оператор ли это установки или директор предприятия. Эти уговоры мало помогали. В итоге при контроле уровня радиоактивности в организме оказалось, что директор получил на порядок больше условных единиц кюри, чем другие участники ликвидации аварии.

Человек «старой закалки» Б. Г. Музруков считал, что руководитель подразделения, несущий всю полноту ответственности за технику безопасности, должен сам присутствовать на наиболее опасных участках.

Характерная деталь! Рабочие, осознавая в общем-то опасность радиации, порой пренебрегали ею в силу чисто материальных соображений. Был такой любопытный эпизод. Однажды в цехе рабочим отменили спецпитание под предлогом того, что загрязненность воздуха «спецпродуктом» стала ниже допустимой нормы. Рабочие быстро нашли «выход» из создавшегося положения… При следующей проверке содержание урана в воздухе оказалось именно на том уровне, при котором полагалось спецпитание. Что было, то было… Несмотря на улучшенное в сравнении со всей страной продовольственное снабжение ядерного центра, послевоенные годы далеко не были для его обитателей, в том числе и занятых на специальных работах, периодом «продовольственного благополучия».

Отстающим направлением считалось обеспечение экологической безопасности. Перелом наметился лишь в 1954 году. Многое пришлось наверстывать. В первую очередь это касалось ущерба, нанесенного окружающей среде. Из-за отсутствия специального могильника загрязненные радиоактивными веществами промышленные отходы вывозились и сжигались на одной из отгороженных площадок в зоне объекта. Ввиду того, что не было специальной промышленной канализации, сброс активных и токсичных веществ сначала производился в реку Сатис без очистки. Загрязненность реки превышала в некоторых местах допустимые нормы в две тысячи раз. И только с середины пятидесятых годов за решение проблемы очистки взялись более или менее основательно. Самостоятельная дозиметрическая служба на объекте была организована тоже в это время, в 1954 году.

Возникновение дозиметрических служб и органов техники безопасности совпадает с периодом создания мощных источников нейтронов (специальных исследовательских ядерных реакторов).

Молодые сотрудники физического отделения, участвующие в ту пору в ядерно-физических исследованиях, лишь недавно окончили учебные заведения, были полны энтузиазма и желания работать, но не имели еще достаточного практического опыта и навыков. Единых организационных начал, также как и инструкций по работе с делящимися материалами, не существовало, каждый выполнял работу, руководствуясь лишь теоретическими знаниями и небольшим практическим опытом. Следствием этого являлись столкновения между физиками и немногочисленными представителями службы техники безопасности, которые пытались, как многим казалось, возводить барьеры.

Противоречия ученых и производственников со службами техники безопасности обострились до предела, когда на впервые созданных в России в середине шестидесятых годов импульсных ядерных реакторах ВИР-1 и БИР-1 начали проводиться массовые испытания радиационной стойкости изделий, выпускаемых различными предприятиями военно-промышленного комплекса. Бывший начальник отдела исследовательских ядерных реакторов А. М. Воинов отметил это в своих заметках. «К работам были привлечены десятки бригад из многочисленных „почтовых ящиков“. Появление вблизи мощных источников ядерных излучений большого числа „непрофессионалов“, участвующих в проведении радиационных испытаний, привело в ужас старшего инспектора по технике безопасности главка Н. М. Ушацкую. В результате при подведении итогов очередной проверки по технике безопасности в присутствии Б. Г. Музрукова, в день семидесятилетия Б. Г. Музрукова разразился громкий скандал, и Н. М. Ушацкая потребовала отстранить меня, бывшего в то время начальником отдела исследовательских ядерных реакторов, от работы. Но мудрый директор поинтересовался: какие правила нарушил А. М. Воинов? Наталья Марковна вынуждена была признать, что писаных правил по проведению подобных работ в главке нет. „Так их нужно создать, и немедленно. Вот Вы вместе с ним этим и займитесь“, – распорядился Б. Г. Музруков» [59]59
  Отдам все силы Родине. Повесть о Б. Г. Музрукове. Саров, 2004. С. 376–377.


[Закрыть].

Для разработки правил сформировали группу из представителей главка, ВНИИЭФ и других организаций министерства, которая обобщила нормативные документы, действующие в отрасли, и опыт работы исследовательских ядерных реакторов на предприятиях главка и министерства.

На создание и оформление первого варианта «Правил по технике безопасности при проектировании, устройстве и эксплуатации исследовательских ядерных реакторов и стендов для критических сборок» ушло примерно два года. С начала семидесятых годов, когда они прошли все стадии утверждения, и до настоящего времени, то есть на протяжении более 30 лет, эти «Правила…» являются законом, обеспечивающим непрерывную и грамотную эксплуатацию уникального парка ядерных установок.

Исследовательские реакторы нашли многочисленные применения в широком круге прикладных задач и фундаментальных научных исследований. Перемены, которые происходили в эти годы в состоянии техники и в обществе, отражаются в «Правилах…» путем своевременной корректировки отдельных положений и норм. Но общий подход к проблемам обеспечения безопасности особо опасных работ остается неизменным.

Подход большинства руководителей к вышеуказанным проблемам был прост: рядовые сотрудники должны дисциплинированно относиться к инструкциям и правилам, но и правила и инструкции в свою очередь должны быть грамотно составленными. Дисциплина же начинается с руководства. Вот целый ряд характерных суждений о стиле поведения директора ВНИИЭФ в отношении безопасности труда.

Г. С. Прохоров: «В феврале 1969 года Музруков назначил меня заместителем главного инженера ВНИИЭФ по технике безопасности. В 1967–1974 годах было выпущено много приказов по ТБ, которые я согласовывал с директором института. 29 апреля 1969 года Борис Глебович издал приказ, в котором объявлялось о ежемесячном (каждый второй вторник) проведении „дня техники безопасности“.

Музруков рассказал мне, что в 1936 году, когда он работал на Кировском заводе начальником цеха, у них произошел несчастный случай, погиб рабочий. После этого Борис Глебович ввел обязательный еженедельный „день техники безопасности“. И очень внимательно следил за тем, чтобы его приказ соблюдался».

Г. А. Соснин: «Борис Глебович, будучи директором комбината „Маяк“, в самый тяжелый пуско-наладочный период, принимая личное участие в ликвидации аварийных ситуаций, по необходимости неоднократно подвергался воздействию радиации. Видимо, поэтому он и в нашем институте требовал строгого соблюдения норм безопасности.

Как-то раз мы с ним были в цехе изготовления деталей из урана. Я показывал ему подборку готовой продукции, после чего, вытерев руки о марлевую салфетку, пошел к выходу. Он задержал меня и тихо сказал: „Идем мыть руки“. Я ответил ему: „Борис Глебович, это же простой уран, и после короткого контакта с ним мыть руки не обязательно“. На это он мне также тихо сказал: „Яэто знаю, но нам (руководителям) нельзя демонстрировать производственникам пренебрежительное отношение к технике безопасности“. И он был прав – они же работают с ураном постоянно, и соблюдать правила им необходимо!» [60]60
  Отдам все силы Родине. С. 378–379.


[Закрыть]

Одной из сторон общей политики в сфере безопасности всегда было предоставление определенных льгот людям, занятым на опасных объектах. На «объекте» нередко складывались ситуации, когда директору приходилось неординарными методами защищать интересы сотрудников. О таких решениях рассказал А. Д Пелипенко, заместитель директора института по кадрам. Он отмечал явную несправедливость, когда работающим в специальных условиях не предоставлялись льготы, если, согласно документам, сотрудники находились в этих условиях не более половины рабочего дня, хотя и достаточно часто.

Начало работ по созданию изделий, стойких к воздействию излучения, потребовало экспериментальной проверки наиболее уязвимых узлов, содержащих радиоактивность. Начиная с 1965 года, работники отдельных подразделений проводили исследования на ядерных реакторах, причем количество опытов возрастало. Уже первые результаты исследований подтвердили, что узлы, содержащие спецматериалы, имеют большую наведенную активность. Согласно данным контроля дозиметрической службы, работа с узлами в течение 15 минут давала двухнедельную дозу облучения, поэтому был установлен специальный режим: 15 минут – исследования на реакторе, затем вывод из работ на две недели. При этом сотрудники, получая радиационные воздействия не меньше тех, кто был занят такими работами постоянно, не имели никаких льгот: ни доплат, ни льготного стажа. Энтузиазма это не прибавляло. Необходимо было найти достаточно легитимный выход из такого положения.

Неоднократные выходы на комиссию по установлению льготного стажа ни к чему не привели. Скептицизм присутствовал относительно обращения с письмом в Совет министров СССР о введении такого вида работ в льготные списки. И тогда избрали более реальный путь. Был подготовлен приказ за подписью директора, которым ограниченный круг сотрудников был отнесен к разряду лиц, имеющих постоянную занятость. Отсюда следовали и все соответствующие льготы: начисление льготного стажа, получение в день работ на реакторе талонов на спецпитание, доплаты.

Приказ был подписан. По этому пути затем шли и в других подразделениях, решая вопрос о своих сотрудниках, занятых аналогичными работами. Формально директор мог сослаться на действующее законодательство и занять нейтральную, а по сути, отказную позицию. Но забота о сотрудниках, желание найти выход из непростого положения привели его к другому решению.

Следует сказать, что секретность и обеспечение безопасности накладывали серьезный отпечаток на повседневную жизнь жителей города, в определенной степени формировали привычки, своеобразный язык общения по производственной тематике. Сдержанность и строгость соблюдения режимных правил, с одной стороны, и необходимость общения и обсуждения проблем – с другой, порой сталкивались, входили в противоречие, вызывали раздражение при непродуманном, формальном, слепом следовании режимным инструкциям. Было и такое, когда под видом борьбы за режим ставили на место «слишком умных и принципиальных», были и доносы, которыми занимались не только режимные службы. Сегодня многое изменилось, создание умной техники привело к совершенно другим способам и методам обеспечения секретности и безопасности. Однако пока ядерное оружие является самым могучим политическим и военным средством обеспечения мира, упаси бог от его применения в качестве такового, режим будет существовать в тех или иных формах в любой стране.