Текст книги "Полдень, XXI век (июль 2011)"

Автор книги: Владимир Голубев

Соавторы: Константин Ситников,Андрей Измайлов,Елена Кушнир,Наталья Землянская,Кусчуй Непома
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

3

Стив Дрю говорил: «Если сесть верхом на лошадь задом наперед и дать задний ход, можно успеть к десерту» (что бы это ни означало).

Еще он говорил: «Чтобы приготовить омлет, нужно выпить полпинты молока, проглотить пару яиц, хорошенько попрыгать и залезть в разогретую духовку».

За свою короткую жизнь (он умер от сердечного приступа, едва ему исполнилось двенадцать, а мог бы протянуть еще год, если бы не баловался травкой, разве можно так наплевательски относиться к своему здоровью) Стив Дрю наговорил много глупостей.

Вот лишь некоторые из них:

«Когда с тобой случается катастрофа, в мире образуется трещина, через которую можно увидеть звезды».

«Каждый раз, когда я сажусь, чтобы о чем-нибудь серьезно подумать, в голову лезет всякая чушь. Лучшие мысли приходят на толчке».

«Господь мой, даруй мне свои дары, исцеление моему телу и искупи мою вечную светлую душу! Ты мой искупитель: искупи меня, ибо я твой! Ты мой разули: выведи меня! Ты мой покой: даруй мне его! Ибо разве не полон я веры и надежды? И, Господи, дай мне хоть разок по-настоящему трахнуться. Я знаю, ты можешь, ибо твои сила, и слава, и величие во веки веков. Аминь!»

Стиву Дрю было почти десять, он был на голову выше Персиваля Тиса и внешне сильно отличался от него. («Наверно, через три года я стану точно таким же».) Коричневая голова Стива была покрыта на макушке и висках невесомым пухом, огромный бугристый нос нависал над тонкими губами, а по сторонам торчали развесистые уши. Он жил один в прокуренной съемной квартире в Луизиане и сам зарабатывал себе на жизнь в интернете.

– Умеешь колотить? – спросил он, глядя на Персиваля Тиса сверху вниз своими змеиными глазами. – Бить, лупить, долбить, стучать, дубасить? Нам нужен ударник, больше некому.

Персиваль Тис пожал плечами. Умел ли он колотить? В гараже дома у него была настоящая ударная установка, собранная из картонных коробок и консервных банок. Звук, который он извлекал из них при помощи двух оструганных палок, можно было сравнить с шумом самодельной проволочной сигнализации, в которой запуталось полдюжины кошек. Умел ли он колотить!

Обо всем этом поведал Персиваль Тис своему новому знакомому Стиву Дрю. Стив Дрю долго думал над его словами. Наконец он сказал:

– Не знаю, как насчет барабанов, а языком колотить ты умеешь.

Так Персиваль Тис стал ударником в рок-группе «Старикашки». Они каждый день собирались в доме Хопкинсов, в комнате, оклеенной синими обоями, и репетировали часами подряд. Перси бил, лупил, долбил, стучал и дубасил по барабанам и тарелкам до полного улета.Звезды, солнца и кометы пускались в хоровод – в голове наступала невесомость, – в такие моменты Перси верил, что запросто может ухватить комету за хвост.

– Лупи, Перси, лупи! – кричал Стив Дрю. – Мы порвем их! Порвем на кусочки! Всех до единого!

И они порвали. Концерт удался на славу! Стив Дрю был в ударе. Толпа неистовствовала, девчонки бросались трусиками, Иззи Осборн так разошелся, что слопал на сцене летучую мышь.

После концерта, уже в аэропорту (до посадки Джессике Хопкинс и Персивалю Тису оставалось полчаса), Стив Дрю спросил:

– Ну, что теперь? – Подразумевалось: «Чем ты займешься теперь, приятель, когда все кончилось? Чем ты займешься теперь?».

Персиваль пожал плечами.

– Продолжу готовиться к школе. Хочу поскорее сдать все тесты и поступить в университет. А ты?

– Доберусь до своей берлоги. Раскурюсь хорошей травой, врублю Игги Попа и завалюсь на диван с Чаком Палаником.

– А потом?

Стив презрительно скривился.

– Я не заглядываю так далеко, приятель.

4

Прошло два года. Как-то солнечным октябрьским утром в доме Тисов раздалась телефонная трель. Звонила Джессика.

– Здравствуйте, мисс Тис, – сказала она. – Можно поговорить с Перси?

– Перси, возьми трубку. Это Джессика.

– Слушаю, – сказал Персиваль.

– Из Луизианы звонили, – сказала Джессика. – Насчет Стива.

– Что с ним?

– Он умирает. И он хочет, чтобы мы приехали.

Через час они были уже в аэропорту. В самолете они заняли соседние кресла. Глядя на лысую старушку, сидевшую у иллюминатора, Персиваль Тис вспоминал, какой он увидел ее первый раз два года (двенадцать лет) назад. Это была маленькая фея с огромными голубыми глазками, белым пушком и голубыми прожилками на голове. На ней было желтенькое платьице и белые носочки, и улыбалась она такой трогательной детской улыбкой. Она и сейчас не разучилась улыбаться, но теперь в этой улыбке было слишком много печали.

Они совсем не говорили о Стиве Дрю, хотя, наверно, каждый думал о нем. Первой нарушила молчание Джессика.

– Ты знал, что нас уже семьдесят восемь? – спросила она. – Фонд изучения прогерии вчера вывесил на сайте. А должно быть еще сто пятьдесят.

– Как это? – не понял Персиваль.

– Статистически. Понимаешь? Всего, по подсчетам, в мире должно быть около двухсот двадцати случаев детской прогерии. Где остальные сто пятьдесят?

– Может, в России? – предположил Персиваль. – Или в Пакистане. Вряд ли там умеют проводить генетические исследования. И вообще, мне кажется, что дело не в генетике, – сказал он, помолчав. – Точнее, не только в генетике. Слишком много совпадений. Вот как, например, получилось, что в городишке с населением пятнадцать тысяч человек нас двое? Это невозможно. Статистически.Думаю, все дело в эксперименте.

– В каком еще эксперименте?

– Который ставят над человечеством. Только не спрашивай кто. Шишки из Пентагона. Марсиане. Пришельцы из параллельных миров. Думаю, что мы не люди. Точнее, не совсем люди. Я не удивлюсь, если узнаю, что это не наши тела, а искусственные оболочки, скафандры, которые нужны нам, чтобы выжить в чужой атмосфере.

Теперь настала очередь Джессики спросить:

– Как это?

– Очень просто. Представь, что мы пришельцы с другой планеты. Наш биологический вид обитает совсем в иных условиях, дышит другим воздухом, питается другой пищей. И вот нас внедряют на Землю, чтобы разведать, что здесь и как. А чтобы мы не умерли в ядовитой среде, нас снабдили специальными скафандрами. Они растут вместе с нами, едят, спят. Мы-то думаем, что это мы и есть, а это всего лишь наши скафандры.

– А где же мы сами?

– Где-то внутри. В том-то и заключается весь фокус. Чтобы понять, кто ты есть на самом деле, надо снять скафандр. Но как только ты это сделаешь, ты умрешь. А скафандры вышли из строя. Понимаешь? Что-то в них разладилось, и все пошло наперекосяк. Вот почему мы стареем быстрее, чем обычные люди. А генетики ломают головы, почему это происходит.

– Это самая фантастическая гипотеза, какую я слышала, – сказала Джессика. – Ты собираешься поделиться ею со Стивом?

– Конечно, ради этого я и лечу, – серьезно сказал Персиваль. – Стив и сам признавался мне, что он марсианин. Конечно, он тогда изрядно обкурился, и не очень-то я ему поверил. Но чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к выводу, что он прав.

– Господи, – покачала головой Джессика, – и эти ненормальные мои лучшие друзья.

5

Они успели как раз вовремя, чтобы застать Стива дома. Его заталкивали на носилках в фургон, чтобы отвезти к реке, где у него был плот.

…Над головой черное звездное небо, река вздыхает и всплескивает под плотом, канаты поскрипывают. Стив Дрю сидит в соломенном кресле на колесах, его ноги укутаны клетчатым пледом. Он раскуривается, прикрывая лицо сморщенной ладошкой. Хотя прикрывать, собственно, нечего. За последний год от его лица не осталось ничего, кроме носа и ушей.

– Перси, так что ты там бормотал насчет пришельцев? – сипит он и перхает как старик. Да он и есть старик: вчера ему исполнилось девяносто шесть. – Прости, я не въехал сразу. Кха-кха! Проклятая дорога вынула из меня рушу.

Он внимательно выслушивает теорию своего друга о том, что все они марсиане. Его змеиные глаза слезятся от дряхлости и дыма. Когда Персиваль заканчивает, Стив Дрю долго и мучительно кашляет, потом вытирает пятнистой лапкой веки и говорит:

– Мне нравится твоя идея. В ней есть сумасшедшинка. Только я не понял, что будет, когда я помру?

– Что будет? – отзывается Персиваль. – Все только начнется, вот что будет. Все только начнется.

– А мы? – подает голос Джессика. – Встретимся мы или нет?

– Ну конечно, – говорит Персиваль. – Конечно, мы встретимся. Верно, Стив?

Но Стив Дрю уже не отвечает.

Кусчуй Непома
Тоннель

1

Я Ева Эламер, дочь Александра и Марии Эламер. Мне двадцать пять лет. То, что случилось со мной, могло случиться с кем угодно. Но это произошло со мной. Так устроен мир, в котором каждый миг что-то случается. Со мной ли, с другими. Понимаю, что говорю банальные вещи. Они просты, как гаммы, которые каждый день играют мои ученики.

Я всегда знала, что буду преподавать музыку. Знала это, еще когда училась в музыкальной школе. После нее меня пригласили в городской симфонический оркестр. Я люблю свой коллектив, люблю музыку, которую мы играем. Мы довольно часто выезжаем на музыкальные фестивали или праздники в ближайшие города. Бывает, нас приглашают за границу. Однако основная моя работа – это преподавание музыки. Я даю частные уроки. Ученики – дети. С меня начинается их жизнь в музыке. Большинство из них живет здесь, в нашем городе, но есть и такие, кто живет в соседнем, том, что с другой стороны горы, в том, куда мы частенько выбираемся на выходные покупаться и позагорать – ведь там море, настоящее теплое море.

2

Последние метры по склону, по крутой лестнице, ведущей к тоннелю, самые сложные. На тебе десятикилограммовый бронежилет, автомат, боеприпасы, несколько гранат и прочее. Словом, немало. Путь от КПП ко входу в тоннель занимает минут двадцать. Сегодня наша смена. Нас предупредили, что мы должны выдвинуться на позиции намного раньше обычного. Почти сразу вслед за предыдущей группой. Говорят, там, с той стороны, что-то происходит.

На последней ступени я обернулся: внизу – мой город, за ним море. А у самого КПП – остановка трамвая, моего трамвая, на котором я работаю. Конечная остановка. Другая конечная – у моря. Сейчас, в полдень, море искрится под солнцем, и больше всего на свете хочется окунуться в его зеленоватые воды. Я так и сделаю, когда вернусь со смены. Сяду на трамвай и сойду на конечной, проваляюсь все воскресенье на пляже, а рано утром в понедельник буду уже в нашем трампарке, и впереди целая восьмичасовая смена на транспортной артерии моего городка – маршруте номер 4. Он идет через весь город и соединяет замысловатой петлей морское побережье с КПП.

Отряд вошел в тоннель, почти сразу остановились. На рельсах стояла платформа. Рядом копошились санитары. Перекладывали на носилки раненого. Рядом лежали двое, которым помощь была не нужна. Раненый постанывал, его за руку придерживал боец. Грязное лицо, ссадина во весь лоб, порванный камуфляж. Ему повезло – живой.

– Рвануло так, – кричал он, – что уши заложило. Никто не ожидал. Это же в нашем тылу, как можно было ожидать…

– Не ори ты так, – незлобно проворчал один из санитаров.

– Чего? – тот, живой, не слышал.

Санитар трижды шмякнул четырьмя пальцами по большому, изображая говорящую ворону, затем отрезал жестом – понял?

Раненого понесли к выходу, а тот, живой, все орал:

– Этих насмерть, сразу. Сигаретку только что у меня стрельнул. Я ему зажигалку хотел дать, да уронил. Нагнулся, чтоб поднять. А тут и рвануло…

Отряд погрузился на платформу. Я отодвинулся подальше от кровавого пятна. Не хотелось пачкать чистую форму.

3

Мы рыли этот подкоп месяц. Боковые галереи давно занял противник. Две трети всего тоннеля теперь за ними. Они спят и видят, как выйдут из него с нашей стороны, увидят у подножия горы наш город, а за ним – лес, наше богатство, нашу гордость. Пока за нами остается хоть один метр этого тоннеля, мы будем биться.

Это была брошенная галерея. Задуманная как техническая, недостроенная, она шла параллельно тоннелю и заканчивалась тупиком. Они, конечно, знали о ее существовании, но вряд ли могли предположить, что мы станем из нее рыть проход.

Под грохот стрельбы наши саперы потихоньку вели подкоп. Месяц понадобился, чтобы выйти к самой узкой части тоннеля, заложить там взрывчатку, а потом рвануть ее в тот самый момент, когда мимо пойдет платформа. Мне удалось выбраться через лаз, прокопанный в стороне от закладки. По сути, это было ответвление подкопа. Ночью – хотя пойми здесь в горе, когда день, когда ночь, – я выбрался в тоннель и отыскал укрытие. Двое суток я прятался в нише за порванными кабелями – слушал. Двое суток – это много. Мне удалось взять отгул на работе. Начальник охраны, конечно, поворчал, но больше для порядка. Когда они искали замену одному из охранников, я порой по двое суток торчал у ворот фабрики, нюхая эту вонищу, что прет от красильного цеха. Так что отгулов я заработал, считай, на неделю.

У меня были сухари, шоколад, фляжка с холодным чаем, часы и заветная кнопка. Из укрытия я почти ничего не видел, но хорошо слышал – команды, разговоры, скрежет платформы. И когда я понял расписание их передвижений, нажал на кнопку. Крики, вопли раненых, скрежет – я слышал все это даже через заткнутые уши. Когда все закончилось, я вытер пот с лица, проверил пистолет (я был налегке – ни автомата, ни броника). Теперь нужно выбираться отсюда.

4

Дядя попросил меня помочь привезти камуфляжную ткань из соседнего города, того, что стоит с противоположной стороны горы. Приятный городок, хоть там и нет моря. Зато там есть хороший красильный цех. Мой дядя – портной. Он шьет униформу для бойцов. Сам он уже в тоннель не ходит. Отвоевался. Несколько лет назад – лет пятнадцать, что ли, – в одной из вылазок перед ним разорвалась граната. Осколок раздробил колено. Без ног остались и два его товарища. Операции – одна, вторая, третья, – долгий реабилитационный период, но нога так и не стала сгибаться в колене. Да и голеностоп тоже не ахти как работает.

У дяди джип с открытым кузовом. В городе он еще сам управлялся с ним – приноровился одной ногой на все педали жать. Однако ехать по дороге, огибающей гору, со множеством резких поворотов и уклонов он не решался. Потому и просил меня посидеть за баранкой. Конечно, все дела в красильном цехе решал он сам, заказы там, наряды, оплата, я лишь вел машину туда и обратно да помогал на разгрузке. По горной дороге езды часа два, а напрямую, через тоннель, всего-то будет с десяток километров.

5

Мой личный номер LR 6345. Что значат эти буквы и цифры, я не знаю. Скорее всего – ничего. Но мне хочется думать, что левый и правый канал стерео. Такой же номер на моем шкафчике и на круглом жетоне, что висит у меня на шее. У каждого бойца свой номер. Уникальный. Он не передается никому, если вдруг что случится с самим бойцом. По этой причине номера на шкафчиках меняются. На моем шкафчике еще прилеплена наклейка – трамвай. Я карандашом пририсовал четверку– четвертый маршрут.

Мы ехали на платформе все дальше по тоннелю, а я думал о своем шкафчике. Так бывает, что думаешь о всякой ерунде. И эта ерунда порой становится такой выпуклой, такой значимой. Как сейчас этот шкафчик с наклейкой, в котором висит моя гражданская одежда. К которому я вернусь после смены, после того как сдам оружие в оружейку. Сгружу в него грязную униформу, пойду в душ смыть пот и копоть, может, сначала в санчасть придется заглянуть – царапины промыть-перевязать…

Сержант ткнул локтем в бок.

– Ну у тебя и харя, парниша! Как у бычка перед забоем! И заржал. Я знал его. В городе он работал на скотобойне. Здоровый, сволочь, кулак в пол моей головы.

6

Расчет был такой: после взрыва наши начнут атаку – эффект внезапности, тактическая хитрость, воспользоваться смятением противника. Атакой и смятением хотел воспользоваться и я, чтобы нырнуть в свой лаз и уйти к своим.

Я выбрался из укрытия, в тоннеле тянуло гарью, вдалеке была слышна перестрелка – наши активизировались. Мелкими перебежками, скрываясь за бетонными блоками, я постепенно приближался к месту взрыву. Вдали послышался звук приближающейся платформы. Мерное постукивание колес и редкие стоны клаксона. Это было неожиданностью. По моим расчетам, никакой смены быть еще не должно. Я двигался, держась стены. Поворот – с платформы выгружался отряд, строго, упорядоченно, буднично, как будто ничего особенного не произошло. А они не доехали до места метров пятьсот. Взрыв разворотил рельсы. Я вжался в стену. Выглянул: на платформу грузили тела убитых.

До спасительной дыры мне оставалось всего-то метров пятьдесят. Но разве туда теперь сунешься?

Прибывший отряд группами по три человека осторожно двинулся вперед. Фонари шарили по тоннелю – понятное дело, боятся, осторожничают.

7

Я стоял у ворот фабрики и разглядывал темно-зеленый джип.

Из него выкарабкался хромой и заковылял в красилку. Я видел его не в первый раз. Мужик из соседнего города. Он красит на нашей фабрике ткань – сине-черный камуфляж для униформы.

Я подошел к джипу – за рулем водитель. И этого парня я тоже знал в лицо. Попросил закурить. Курить-то собственно не хотелось, хотелось поболтать. Сидеть целый день в будке при воротах и глазеть на улицу или немытые окна красилки надоедает до чертиков. Едва я прикурил, как из-за поворота выехал автобус. Он прошумел мимо ворот фабрики, из бокового окошка высунулась Ева и замахала мне рукой:

– Тебе что-нибудь привезти? – крикнула она.

Я в ответ махнул ей рукой.

– Рыбки вяленой… Ну ты сама знаешь, какую я люблю.

– Хорошо!

Автобус запылил по дороге, и Ева закрыла окно.

8

Мы выгрузились с платформы. В тоннеле вдалеке раздавалась стрельба. Вовремя, однако, мы подоспели. Тем, кто сейчас на линии огня, наверняка туго. Но ничего, они продержатся. Позиция выгодная, все боковые галереи и ответвления остались у нас в тылу и хорошо охранялись. Разве что вот этот взрыв мог образовать новый проход.

Старший принял решение: основная часть отряда группами движется вперед по тоннелю. А мы трое во главе с сержантом – тем самым здоровяком – остаемся обследовать завал.

Платформа дернулась, заскрежетала и затормозила. Наша троица уперлась в металлический бортик руками и принялась толкать – погнутый рельс не давал свободного хода. Я опустил голову, чтобы не видеть окровавленные тела на дощатом полу платформы. В такие минуты я старался не думать о мертвых, о том, что сегодня кто-то не вернется домой, что завтра кто-то не выйдет на привычное место работы – в кондитерскую, трам-парк, банк или школу. Такова наша жизнь.

Платформа заскользила в обратную сторону, к далекому выходу из тоннеля. Медленно, стуча колесами на стыках рельс. В мерцающем свете аварийных фонарей. Сейчас она исчезнет за поворотом… Сержант толкнул меня в плечо.

– Чего уставился. Идем.

9

– Сестра, – сказал мне охранник и замахал рукой.

Я смотрел на девушку в автобусе и думал, что будь я не при руле и дяде с его джипом, впрыгнул бы сейчас в этот автобус и обязательно с ней познакомился.

– Сестра, – снова повторил охранник, – поехала оглоедов учить.

Меня окликнул дядя. Он все уладил: документы-деньги. Нужно подогнать машину и загрузить несколько рулонов ткани.

Дядя отрывал краешек бумажной упаковки, чтобы убедиться – во всех ли рулонах нужная ткань. Как оказалось, не зря. В последнем ткань была другая. Такой же камуфляж, но не сине-черный, а зелено-черный. Ошибочка вышла. Пришлось ждать, пока заменят рулон. Снова подошел охранник.

– Униформу шьете? – спросил он, заглядывая в кузов.

– Да, – ответил мой дядя. – Не, носовые платки. Хочешь, тебе сошьем?

– Да у нас свои шьют, – охранник шутку понял, подмигнул. – Так себе, конечно, не все удобно, продумано как будто наспех. Понятное дело, нанимают своих, кумовщина…

– Ну, если надумаешь, обращайся.

Охранник внимательней глянул на костюм дяди. Покивал головой. Сразу видно, что сшито добротно.

– Подумаю, – ответил он.

10

Я возвращался. Осторожно, перебежками. Добраться до моего недавнего укрытия и снова схорониться там, пропустить этот отряд. Откуда ж он взялся? Что планировали они, стягивая к передовой дополнительные силы?

Вдруг я увидел, что навстречу мне движется боец. Он шел оттуда, где сейчас были слышны выстрелы. Правая рука у него безвольно висела. Другой он зажимал рану около плеча. Понятно, раненый, а может, еще и связной, отправленный в тыл. Итого, сзади два десятка вооруженных парней, а впереди – этот, уже не боец. Решение пришло быстро.

11

Я вел машину, дядя дремал. Он предлагал мне перед отъездом зайти в ресторанчик, который содержал его давний приятель, но я отказался. Несмотря на то, что дядя гарантировал прекрасную кухню и отличное вино. Вот то-то и оно, что я за рулем, с какого рожна мне пить. И потом, хотелось побыстрее добраться домой. Хоть половину дня поваляюсь на диване перед телевизором. Завтра новая рабочая неделя, а в конце ее моя очередь заступать на дежурство в тоннель.

Вся эта история с тоннелем началась давно. Еще до моего рождения. В те времена строили железную дорогу, чтобы соединить внутренние районы страны с перспективным, с точки зрения туризма, городком на берегу моря. И последней стадией был тоннель через гору, соединяющий наши города. Тоннель прорубили. Даже начали вести подготовительные работы по прокладке железнодорожного полотна и электрификации. Но тут случилось землетрясение – несильное, правда. Впрочем, этого хватило, чтобы что-то где-то сдвинулось, что-то где-то посыпалось, – словом, тоннель стал небезопасным. Бесконечные комиссии вынесли окончательный вердикт: нашему городку не быть курортом международного значения. Но, как говорят, здесь не обошлось без крупной взятки. Железнодорожный путь стали прокладывать к другой части побережья.

Очередной крутой поворот дороги, я сбавил скорость, глянул в зеркало заднего вида – за мной никого. Аккуратно выполнил маневр. После чего резко нажал на тормоз. Дядя проснулся от толчка, уставился на меня. Я показал ему на автобус, пробивший дорожное ограждение и нависавший над пропастью.