Текст книги "Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза"
Автор книги: Владимир Демченко
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Значит, ненавидишь коммунистов, так-так, – сказал он. – А убить коммуниста смогла бы?
– Да хоть десяток, – не задумываясь ответила Макарова. – Я даже с пулеметом обращаться умею.
– Отлично, – сказал Каминский и распорядился отвезти девушку к конюшне-тюрьме. Вывели десять приговоренных к расстрелу. Выкатили пулемет «максим» и ткнули Макарову прикладом.
– Давай, докажи свою верность.
– Водки дайте, – только и сказала Макарова.
Опрокинув залпом стакан, подняла рамку прицела, проверила ленту и нажала на гашетку. Через минуту в прицел были видны лишь лежащие тела. Кто-то еще бился в судорогах, Антонина взяла у одного из полицаев пистолет и добила их.
– Пойдем, Тонька-пулеметчица, – сказал он. – Теперь ты с нами.
Через несколько дней Макарову было не узнать. Вместо бледной доходяги в лохмотьях по селу гуляла румяная, довольная жизнью краля в новенькой полицейской форме. Ей предложили стать штатным палачом республики. Она согласилась, попросила только оставить ей пулемет и дать собственный пистолет. Ей выделили комнату и положили оклад – 30 оккупационных марок.
– Мои тридцать сребреников, – шутила она.
Тридцать лет спустя, на первом допросе, она скажет:
– Время было такое, война. Это была обычная для войны работа, за которую я получала деньги.
Все в копилку
Прозвище Тонька-пулеметчица так и закрепилось за Макаровой. В Локоти ее знали все. Работа не отнимала у нее много времени – всего пару раз в неделю она отправлялась к конюшне, выкатывала пулемет «максим» и отправляла соотечественников на тот свет. Работа нравилась. Вскоре пулеметчица потребовала, чтобы группу собирали побольше. Зачем напрягаться из-за 5–10 человек. Пусть будет сразу двадцать.
Позже на одном из допросов она призналась:
– Все это чушь, что мертвые приходят во сне. Ко мне ни один не приходил. Отстрелялась – и забыла об этом.
Тонька нашла приработок. Людей выводили на смерть в той же одежде, в какой арестовывали. Перед казнью она обходила строй и придирчиво осматривала несчастных. Отмечала тех, кто был неплохо одет, заставляла улыбаться, выискивая золотые зубы. А потом старалась целиться тем, чьи вещи приглянулись, в голову. Чтобы ткань не повредить.
В копилку шло все. Женские вещи оставляла себе, мужские продавала. Если пулевые отверстия все же встречались, пулеметчица отстирывала кровь, штопала дырки… В военное время все сгодится.
Жители поселка видели Тоньку почти всегда навеселе. Вряд ли она топила в шнапсе чувство вины, просто разгульная веселая жизнь нравилась ей. Девушка постоянно заигрывала с немецкими офицерами и нашими полицаями, меняла кавалеров, словно чулки.
Рядом с конюшней-тюрьмой был офицерский клуб. Публика собиралась каждый вечер. Немцы пили пиво, шнапс и водку, закусывали свиными ребрышками, играли в карты и обсуждали успехи армии на фронтах. Сюда же для снятия стресса согнали несколько девушек из поселка и соседних деревень. Они работали одновременно официантками, танцовщицами и жрицами любви – офицеры уединялись с ними в специальных комнатах. Большинство девушек привели в клуб насильно, поставив перед выбором: либо офицерская постель, либо пуля за нелояльность. Тонька же приходила в клуб по собственной воле. Она командовала девушками, собрала из них группу самодеятельности, сама флиртовала со всеми мало-мальски смазливыми клиентами. Иногда по нескольку раз за ночь отправлялась в номера с разными мужчинами, дарила ласки и принимала подарки.
Она стала в доску своей в офицерской среде. Одного ее слова было достаточно, чтобы человека поставили в строй перед ее пулеметом. Как-то она повздорила с одним из селян. Не прошло и двух дней, как его расстреляли. Жители стали сторониться Тоньки-пулеметчицы, завидев ее, перебегали на другую сторону улицы и старались побыстрее уйти.
Тонька словно не замечала этого. Ее жизнь вошла в накатанную колею. «Отстрелялась – и забыла». Вот только положение на фронте становилось для немцев все хуже. Прошел 1942 год, наступил 43-й, а с ним и страшное для Германии поражение в Сталинградской битве. Офицеры в клубе пили все больше. Чувствуя скорое наступление советских войск, активизировались партизаны. Схватки с полицаями, подрывы мостов, эшелоны под откосом… Все больше людей включалось в борьбу. Работы у Тоньки прибавилось, весной 1943 года она выкатывала пулемет почти каждый день. Отстрелявшись, она снова пила и спала с мужчинами. Правда, теперь она старалась исподволь узнать: возьмут ли немцы ее с собой, если им придется уйти.
По следу предателей
Красная армия освободила Локоть в августе 1943 года. Войска уходили дальше на запад, а в бывшей республике началась напряженная работа НКВД. По лесам вылавливали бывших полицаев. Следователи кропотливо собирали информацию обо всех коллаборационистах и тех, кто поддерживал оккупационный режим. Вопреки расхожему мнению, расстреливали далеко не всех. Тех, на ком нет крови, отправляли в лагеря. 10 лет – таким для них был минимальный и самый частый приговор.
О Тоньке-пулеметчице рассказывали многие. Еще до взятия Локоти об этой «оторве» органам госбезопасности сообщали партизаны. Оказалось, что за полтора года женщина-палач казнила больше полутора тысяч человек. Ее внесли в специальный список тех, кого необходимо найти и покарать во что бы то ни стало.
КСТАТИ
Изменников родины искали агенты в тылу врага. Когда в 1944 году выяснилось, что экс-бургомистр Локотской республики Бронислав Каминский стал генерал-майором войск СС и участвовал в жестоком подавлении Варшавского восстания, советские разведчики организовали утечку информации, из которой следовало, что Каминский является давним агентом НКВД. И в августе 44-го бывшие покровители арестовали Каминского и расстреляли.
Тонька исчезла. Мало того, кроме прозвища и описания внешности, о ней не было известно ничего. Даже фамилии. Ведь архив Локотской республики был уничтожен, бургомистр и его приближенные бежали. Где же она? Тоже сбежала? Но оккупанты были не очень-то склонны долго таскать за собой бывших прихлебателей.
Со временем многих локотских предателей переловили – и в Союзе, и в Германии, и в других европейских странах. Им некуда было деться от возмездия, за границей они были словно белые вороны. Но Тоньки-пулеметчицы не было нигде. Исчезла, испарилась…
Шли годы. Дело несколько раз сдавали в архив. Потому что не видели путей продвинуться в поиске. Может, сгинула пулеметчица, гниют ее кости на какой-нибудь опушке. Но всякий раз документы возвращали в работу: нельзя оставлять безнаказанным то, что она совершила.
Бытовая драка
Прошло 30 лет. В СССР родилось и выросло целое поколение, не знавшее войны. Миновала оттепель, эпоха застоя была в самом разгаре. Но нацистских прихвостней продолжали искать. Дело Тоньки-пулеметчицы лежало без движение до самого 1976 года, пока в один из летних дней в центре Брянска не произошел незначительный, казалось бы, инцидент. Подрались двое мужчин, один нанес другому ножевое ранение. Пострадавшего отправили в больницу, а преступника, естественно, в камеру. Что ж, обычная бытовая драка… Но на допросе следователи сразу переменили отношение к произошедшему.
– Человек, на которого я напал, нацистский преступник, – заявил задержанный. – При фашистах он был начальником тюрьмы в поселке Локоть. Его зовут Николай Иванин, он лично отправлял людей на казнь и заслуживает смерти.
Палату пострадавшего в больнице взяли под охрану, Иванина допросили. Он не стал отпираться. Да, это он командовал тюремной охраной. А после войны жил в Брянске по поддельным документам. Теперь он понимает, что война его настигла.
Среди прочего Иванин вспомнил и про Тоньку-пулеметчицу. Она ведь была его подчиненной. Между ними даже короткий роман случился.
– Она рассказывала, что у нее были братья и сестры, – вспоминал Иванин. – Фамилия? Ну как же, помню. Макарова она.
Это был прорыв. Не редкая, конечно, фамилия, предстоит перелопатить тысячи личных дел. Но игра стоит свеч.
Почти год оперативники КГБ проверяли всех Макаровых страны. Искали женщин по имени Антонина, родившихся около 1920 года, чья военная биография туманна. Подозрительных оказалось не так много. Большинство пришлось отсеять: их фотографии показывали жителям Локоти и арестованному Иванину. Они твердо говорили «нет».
Лишь в одном случаи свидетели засомневались. 55-летняя Антонина Макарова из Серпухова казалась им очень похожей. Иванин даже вызвался опознать ее, и его повезли в Серпухов. Он честно сотрудничал со следствием, и его не стали закрывать в местной тюрьме. Поселили в гостинице под охраной.
Макарова работала продавцом в магазине. Утром Иванин должен был под видом покупателя прийти туда и сказать окончательное слово. Но ночью предатель покончил с собой – удавился простыней. Видимо, не вынес тяжести воспоминаний и предстоящей встречи с женщиной-палачом.
Из Локоти в Серпухов привезли двух знавших Тоньку женщин. Одна за другой они заходили в магазин, долго стояли у прилавка…
И обе твердо заявили: не она. Расследование вновь зашло в тупик.
Но через несколько месяцев оперативников ждала новая удача. Некий сотрудник Минобороны из Тюмени по фамилии Парфенов собирался в загранкомандировку. В СССР перед такой поездкой даже обычного человека тщательно проверяли. А военного – тем более. Каждому приходилось заполнять подробные анкеты, указывать всех близких родственников. Парфенов написал, что у него есть сестра Антонина Гинзбург, 1920 года рождения. А в девичестве она… Макарова.
Командированного допросили. Вниманием к сестре он был немало удивлен. Она, дескать, живет в небольшом белорусском городе Лепель. Участница войны, работает на швейной фабрике контролером швейного цеха. Муж ее тоже ветеран. Уважаемые, в общем, люди. На вопрос, почему он Парфенов, а она Макарова, военный рассказал курьезную школьную историю.
Неужели это та самая Тонька-пулеметчица? В Лепель отправили оперативника КГБ с заданием достать изображение Антонины Гинзбург. Без проблем: лик Антонины висел на Доске почета фабрики. Свидетели в Локоти неуверенно закивали: «Да, очень похожа. Но ведь прошло столько лет. Вдруг это опять ошибка…».
Белорусскому КГБ поручили выяснить как можно больше о контролере швейного цеха. Ошибиться значило оскорбить подозрением заслуженного человека. За Макаровой-Гинзбург установили слежку. Но женщина жила обычной жизнью, ходила на работу, варила борщи мужу и взрослым уже дочерям…
9 мая 1978 года. Ветеран Антонина Гинзбург участвовала в общегородском митинге, выступала перед школьниками, рассказывая о войне. В какой-то момент к ней подошел журналист. Он с интересом расспрашивал Антонину Макаровну о ее боевом прошлом, желая детально описать подвиги в публикации. Позже этот молодой человек, оказавшийся капитаном госбезопасности, направил в Брянск рапорт:
«Старается уйти от ответов на конкретные вопросы относительно действий войскового соединения, в котором воевала. Не смогла назвать командиров батальона, полка и даже дивизии».
Было решено отправить в Лепель локотских свидетелей.
И снова санитарка
К побегу из Локоти Тонька-пулеметчица начала готовиться заранее. Через поселок часто гнали советских пленных. Однажды, еще в 1942 году, кто-то из полицаев шепнул ей: среди новой партии есть ее тезка – Антонина Макаровна Макарова. Тонька сначала усмехнулась и пожала плечами. Но потом осознала, что такое совпадение может здорово ей пригодиться.
Она уговорила одного из любовников – офицера комендатуры – дать ей побеседовать с пленной. Привела в кабинет, напоила чаем… Оказалось, девушка из Москвы, воевала санитаркой на передовой и попала в плен после контузии. Тонька-пулеметчица аккуратно записала все: номера частей, звания, сведения о родственниках. Тонька была приветлива и доброжелательна. А утром договорилась с тем же офицером и отправила санитарку в строй смертников. И расстреляла без тени сожаления.
Листок со сведениями пригодился. Когда в 1943 году в Локоти стала слышна канонада советских пушек, она выучила его наизусть. А потом увязалась за отступающей немецкой армией. Добежала до Кенигсберга (ныне Калининград). Зимой 1944 года город был окружен, покровителям стало не до Тоньки-пулеметчицы, она оказалась предоставленной сама себе.
Когда наши войска захватили город, Тоньке удалось в неразберихе смешаться с узниками одного из концлагерей. В особом отделе проверяли всех. Тонька без запинки отрапортовала, где служила и как попала в плен расстрелянная ей санитарка. В дивизию отправили запрос и вскоре получили подтверждение правдивости Тонькиных слов. Девушке выдали новые документы и определили служить в госпиталь – тут же, в Кенигсберге.
Так Тонька-пулеметчица начала новую, третью по счету жизнь. Сестричка-фронтовичка ухаживала за ранеными, не страшась самых жутких увечий, для каждого находя время и ласковое слово. Одним из раненых был молодой солдат Виктор Гинзбург из Лепеля. Симпатичная санитарка приглянулась ему. Да и она частенько поглядывала в его сторону. Влюбилась ли она в него? Или просто решила, что в замужестве ей будет безопаснее? Трудно сказать. Свадьбу сыграли там же, в захваченном немецком городе. А потом, демобилизовавшись, отправились в Лепель.
Теперь Тонька-пулеметчица была Антониной Гинзбург. Со временем у супругов появились две дочки, семье дали отдельную квартиру. Антонина работала на фабрике, ее муж – в автомастерской.
Макарова-Гинзбург даже разыскала братьев и сестер, переписывалась, встречалась с ними. А что, она ведь прошедшая плен фронтовичка.
Наверное, женщина так и дожила бы до глубокой старости – без воспоминаний, без угрызений совести. Приближался выход на пенсию. Поэтому Антонина Гинзбург не удивилась, когда ее попросили зайти в собес.
«Время такое было»
В опознании участвовали две жительницы поселка Локоть. Одна, загримированная, сидела прямо в кабинете. Вторая вместе с одним из оперативников ждала на улице. Договорились так: если свидетельница на улице уверенно опознает пулеметчицу, наступит офицеру на ногу. Но женщина от волнения все перепутала. Она уткнулась лицом в грудь опера, боясь, что наводившая ужас женщина-палач узнает ее. А потом, опомнившись, чуть ли не закричала:
– Да делайте же что-нибудь! Вы что, не видите, что она сейчас уйдет!
Через секунду на улице появились еще два сотрудника КГБ и вторая свидетельница. И той, и другой хватило одного взгляда, чтобы узнать женщину-палача.
– Успокойтесь, – сказал офицер. – Она под наблюдением и никуда не денется. А задержать ее надо тихо, без лишнего шума.
Когда Тоньку привезли в Брянск, она, не отпираясь, начала давать показания. Даже согласилась поехать в Локоть и провести следственный эксперимент. Показала, где ставила пулемет, где полицаи строили обреченных.
Она не боялась суда. К ней в камеру подсадили сотрудницу КГБ, и та узнала: Тонька-пулеметчица уверена, что смертный приговор ее не ждет. Ведь многим дали 10 лет, и к ней, надеялась Макарова-Гинзбург, отнесутся снисходительно ввиду возраста, срока давности и пола.
– Дадут года три, – рассуждала она. – А отсижу два. А потом начну новую жизнь.
Тонька была уверена, что не совершила ничего, что выходило бы за рамки обычного поведения в военное время.
– Времена были такие, я, что ли, в этом виновата, – повторяла она.
Она ни разу не попросила свидания с родными – ни с мужем, ни с дочерьми. Да Тонька и не вспомнила о них, для нее эта страничка уже была закрыта. Если уж предавать, то всех.
А вот супруг на предательство не был способен. Когда жена пропала, он носился по инстанциям, стучался во все двери, пока не выяснил, что она арестована.
– За что?
– Не имеем права сказать…
– Вы не понимаете, я не сдамся.
Виктор принялся писать в ЦК Компартии Белоруссии, потом в Москву. Грозился дойти до Организации Объединенных Наций. И тогда его все-таки пригласили в Брянск к следователю. Усадили за стол и протянули папку с показаниями Тоньки.
– Знаете почерк жены? Читайте…
На следующий день Виктор Гинзбург вернулся в Лепель, собрал вещи, взял дочерей и уехал из города навсегда.
20 ноября 1978 года суд приговорил Антонину Макарову-Гинзбург к расстрелу. У подсудимой на лице не дрогнул ни один мускул. Она завела руки за спину и прошла в автозак. Но тем же вечером написала прошение о помиловании. Потом, когда отказали, отослала еще одно и еще… Она ссылалась на то, что 1979 год – это Год женщины и что ей, представительнице слабого пола и матери, непременно нужно сохранить жизнь. Она придумывала все новые аргументы, писала, что раскаивается и что готова искупить вину… Трудом, но не кровью.
Все прошения Антонины Макаровой-Гинзбург были отклонены. 11 августа 1979 года приговор был приведен в исполнение.
Часть 4
Маньяк Чикатило: ошибки, стоившие десятки жизней
Душегуба могли остановить в самом начале кровавого пути. Но вместо него казнили другого человека
Несознанка
Андрей Чикатило сидел перед следователем Генеральной прокуратуры Иссой Костоевым уже несколько часов. Это был не первый допрос, но результат не менялся: маньяк молчал. Следователь, по всем канонам криминалистической науки, заходил то с одной стороны, то с другой… Пытался запугать, грозя суровым приговором, то вдруг превращался в заботливого «друга», желающего помочь. Предъявлял улики, утверждая, что и без показаний арестованного в деле есть все, чтобы его осудить на смерть. Все тщетно, худой долговязый человек в очках с толстыми линзами ушел в глухую оборону, в «несознанку», как говорят частые гости мест не столь отдаленных.
Костоев понимал, что блефует, что улик на самом деле мало, да и те, что есть, лишь косвенные. Толковый адвокат разобьет их в пух и прах, представит дело как попытку осудить невинного человека. На дворе 1990 год, журналы и газеты кишат рассказами о том, как советская судебная система ломала судьбы и отправляла на смерть и в лагеря сотни тысяч невиновных. Еще одна жертва кровожадных опричников, желающих повесить на обычного человека все «глухари»…
Шел уже 8-й день задержания – на десятый по закону нужно было отпускать подозреваемого. Признание нужно как воздух. Но Чикатило молчал! Костоев приказал увести арестованного, захлопнул папку и поднял телефонную трубку. Набрал номер психиатра Александра Бухановского. Они давно не общались, хотя ученый стал неофициальным членом следственной группы. Сегодня Костоев не ждал от Бухановского помощи, врач и так сделал, что мог. Следователь просто рассказывал о возникшей проблеме, просто выговаривался и изливал душу.
– Дайте мне поговорить с ним, – прервал его Бухановский. – Не обещаю, что смогу повлиять, но попытка не пытка.
– Хорошо, приезжайте завтра часикам к девяти, – сказал Костоев.
На следующий день Александр Бухановский положил перед собой стопку листов с отпечатанным на машинке текстом. Привели Чикатило. Сняли наручники, усадили на привинченный к полу стул. Несколько минут он внимательно смотрел на маньяка, а потом попросил Костоева оставить их наедине.
Вышел Бухановский только глубоким вечером. А Чикатило вдруг заговорил. Да так, что не остановишь, Костоев еле успевал записывать. Маньяк не каялся, он скорее хвастался – в подробностях рассказывал о девочках, мальчиках, девушках и женщинах, зверски замученных им и брошенных в лесу.
Дня не хватило, продолжили на следующий. Чикатило признался в 56 убийствах – под Ростовом, в Москве, Ленинградской области… Через несколько дней он стал знаменитым, одним из самых кровавых душегубов в СССР и мире. О нем писали диссертации, книги и снимали фильмы – даже в Голливуде. Его дело навсегда вошло в программу юридических факультетов. Правда, сам Чикатило об этом не узнал.
Что же сказал Бухановский этому извергу? И что толкало Чикатило на невероятную жестокость и жажду убийства?
Грязная речка
Первое убийство, в котором признался Чикатило, стало для следователей сюрпризом. Они полагали, что свой кровавый путь он начал в 1981 году. Но оказалось, что еще в 1978 году в Шахтах он убил девятилетнюю Лену Закотнову. То дело давно было закрыто, материалы пылились в архиве. Потому что за это убийство был расстрелян другой человек.
Самое страшное, что изувера можно было остановить еще тогда. Чикатило был уже одной ногой на эшафоте, но сумел «соскочить». Из-за того, что следователи доверяли стереотипам больше, чем себе самим.
Впрочем, в деле Чикатило это была не последняя ошибка.
Закотнову убили в мазанке в Межевом переулке. Этот квартал – злачное место, одноэтажные трущобы советского времени. В покосившихся домиках ютились рабочие и тунеядцы, откинувшиеся с зоны и алкоголики с наркоманами. Рядом течет речка Грушевка. Узкая, грязная и вонючая, с мутной водой и горами мусора. Среди этого мусора и нашли тело Лены. Оно было изрезано множеством ножевых ударов, неподалеку плавал ее школьный портфель.
Одноклассники девочки рассказали, что в тот день она сбежала с последних уроков. Явно куда-то торопилась, но никому ничего не сказала. Знакомая девочка видела ее на остановке с каким-то высоким дядей в очках. Мужчина что-то предлагал, Лена раздумывала, потом согласилась. С остановки они, по словам маленькой свидетельницы, ушли вместе.
Казалось, раскрыть это преступление не составит труда. Дядю быстро нашли, им оказался Андрей Романович Чикатило, 42 лет, педагог. Подозреваемого показали девочке, она неуверенно кивнула. Вроде он.
– Да что вы, помилуйте, – начал Чикатило. – У меня самого двое детей, мальчик и девочка. Вот, взгляните на фото. О каком убийстве вы говорите! Я учитель, работаю с детьми. А свидетельнице показалось.
Все в этом интеллигенте-очкарике не вязалось со звериной жестокостью убийства. Учительствовал и жил он, правда, в другом районе, а дом в Межевом купил по дешевке, хочет сделать из него наполовину склад барахла, наполовину мастерскую. Надо бы осмотреть помещение на всякий случай, но… Тут милиции стало не до интеллигента: появился настоящий подозреваемый.
Рядом с Грушевкой жил Александр Кравченко, отсидевший 10 лет за изнасилование малолетней. Ну конечно, кто же кроме него мог совершить такое злодеяние! Улик не было, но при обыске на чердаке дома Кравченко нашли украденные незадолго до того у соседа вещи. За это Кравченко, как сейчас говорят, «закрыли». Уже через несколько дней он признался и в убийстве Лены Закотновой. Умели тогда убеждать арестованных.
В июле 1983 года Кравченко расстреляли. А о Чикатило в связи с этим делом не вспоминали 12 лет, до самого его признания в 1990 году. Маньяк рассказал, что убивать девочку не хотел. Собирался просто надругаться. Встретил ее на остановке и пригласил в дом, пообещав подарить жевательную резинку. Кто рос в конце 70-х, знает, что тогда значила жвачка. Для детей из бедных семей, а Закотнова была именно такой, это было недосягаемое наслаждение. Чикатило знал это, он умел играть на струнах детской души. Презрев опасность, девочка согласилась пойти с добрым дядей. В доме маньяк стал трогать ее, уговаривать и шептать ласковые слова. Лена начала яростно отбиваться, царапалась, кричала. Тогда Чикатило зажал ей рот, схватил нож и начал наносить удары. По его собственным словам, он почувствовал возбуждение и настоящий, давно забытый оргазм.
Дождавшись темноты, учитель отнес тело к Грушевке и бросил в воду. И вернулся к семье.
Тихий и спокойный муж
В том далеком 1978 году Чикатило вместе с семьей только переехал жить в Шахты. Он устроился воспитателем в ГПТУ № 33. А до этого сменил множество работ и жилищ. Родился в деревне в Харьковской области в 1936 году, пережил войну и оккупацию.
После Победы закончил школу, училище связи, институт инженеров железнодорожного транспорта, филологический факультет Ростовского университета. Высшее образование он получал в основном заочно, но учился до поздних лет. Например, в 1970-м, когда ему уже было 34 года, он заочно окончил педагогический институт по курсу марксизма-ленинизма и литературы.
С женой Евдокией Чикатило познакомила сестра. Свадьбу отпраздновали в 1964 году. Спустя год родилась дочь Людмила, а еще через 4 года – сын Юрий. Тогда будущий маньяк жил уже в Ростовской области. Работал инженером на телефонной станции, был председателем районного комитета физкультуры и спорта. Получив педагогическое образование, учил детей русскому и литературе в школе-интернате. Потом стал мастером производственного обучения в ПТУ. Первое убийство Чикатило совершил, будучи воспитателем в ПТУ № 33 Новошахтинска.
КСТАТИ
Сын Чикатило Юрий Одначев был трижды судим. В первый раз – получил 2 года условно за ограбление вьетнамских челноков. Позже попадал в тюрьму за грабежи и вымогательства и в общей сложности отсидел 12 лет. Он, к примеру, похитил бизнесмена и, требуя денег, показывал ему свидетельство о рождении: «Я сын Чикатило, не шути со мной».
Евдокия позже вспоминала, что дома муж был тихим и спокойным. Никогда не ругался, претензии в свой адрес выслушивал молча. Обожал читать газеты, просто жить без них не мог. Маньяк жил без суеты, по социальной лестнице подняться не стремился, обеспечил семье относительный достаток (у них даже автомобиль был) и считал, что с него достаточно.
Жена и дети не подозревали, почему на самом деле он бросил техническую стезю и выбирал места поближе к детям и подросткам. Не догадывались, что, когда он вместе с домочадцами смотрел телевизор, им овладевали желания настолько страшные, что любой пришел бы в ужас. Но Чикатило привык к ним. Жажда убивать, видеть угасание жизни в глазах жертв казалась ему органичным продолжением его натуры. К убийству Закотновой он шел всю жизнь.
До того этот примерный семьянин пытался удовлетворить сексуальные страсти, не переходя черту. Он пользовался услугами недорогих жриц любви, расплачиваясь деньгами, что удавалось утаить от жены. А денег, судя по всему, было немало. Он даже купил дом в Межевом – специально для встреч с проститутками.
Но взрослые женщины перестали вызывать радость и возбуждение. Тем более за деньги – разве это любовь… Убив девятилетнюю девочку, Чикатило понял, что вот она, его настоящая страсть. Это чувство даже близко нельзя было сравнить с удовлетворением от полового акта. Подобного этот долговязый человек не испытывал раньше никогда. Теперь Чикатило понимал, чего ему не хватало всю жизнь, знал, что жить без этих ощущений уже не сможет.
Подожди, станет очень хорошо
Оказавшись на грани ареста после первого же убийства, маньяк перепугался. И собственных чувств, и возможности быть пойманным. Три года Чикатило не выходил на кровавую тропу. Пытался совладать с темной стороной собственной личности? Скорее выжидал, пытался продумать будущие нападения до мельчайших деталей, чтобы избежать риска.
Второе по счету убийство Чикатило совершил 3 сентября 1981 года. Жертва – 17-летняя Лариса Ткаченко. Снова годовой перерыв, и после этого волна смертей захлестнула Ростовскую область. В 1982 году на счету маньяка семь человек – это дети от 9 до 16 лет. 1983 – восемь, 1984 – пятнадцать, это был самый кровавый для Чикатило год.
В 1985 году маньяк убивает двоих. В этом году вместе с семьей он перезжает в Новочеркасск и становится инженером на электровозостроительном заводе. Теперь он часто ездит в командировки, расширяется и география преступлений. Так, 31 июля он убивает в Москве, в районе аэропорта Домодедово, 18-летнюю Наталью Похлистову.
И снова годовой перерыв. 1987 – забирает три жизни, в том числе в Ленинградской области и Запорожье. Столько же в 1988-м. 1989 – пять, 1990 – восемь. Последнее убийство Чикатило совершил 22 ноября 1990 года.
Среди более или менее взрослых душегуб выбирал девушек или пареньков с невысоким социальным статусом. Любящих выпить и бродяжек, проституток и вульгарных девиц легкого поведения. Их легче было уговорить пойти с ним, посулить что-нибудь приятное. Знакомился с ними на автобусных остановках, на вокзалах и в парках. Например, к 16-летней Ольге Куприной он подошел в электричке. Она стояла в тамбуре, курила и презрительно оглядывала проходящих мужчин. Девушка уже несколько дней как поругалась с матерью и слонялась по области. В тот момент она от нечего делать ехала до конечной станции и сразу собиралась вернуться обратно в Ростов.
– Может, хочешь на даче отдохнуть? – спросил ее Чикатило.
Девушка оценивающе оглядела интеллигента.
– А деньги у тебя есть? – спросила она. Чикатило кивнул.
– А выпить?
– И это найдется. Тебе понравится, у меня там камин, телевизор. Шашлык сделаем.
Они сошли на станции Казачьи Лагеря. Ольга шла за Чикатило почти 2 километра и все спрашивала капризным голосом:
– Скоро уже?
Маньяк свернул в лес, сказав, что так короче. Потом обернулся, нож блеснул в руке. Чикатило повалил девушку на землю, начал с остервенением бить ножом. Жертва отбивалась, кричала. Чикатило вставил нож ей в рот и вырезал язык. Отрезал соски, орудовал ножом во влагалище, исполосовал все тело и повторял:
– Подожди, сейчас тебе станет очень хорошо.
Подобным образом он действовал всегда. Заманивал детей конфетой, обещанием показать собаку, марки, видеомагнитофон. Тех, кто постарше, соблазнял деньгами или водкой. И будущие жертвы шли за ним, иногда по нескольку километров.
– Мне приходилось часто бывать на вокзалах, в поездах, электричках и автобусах, – рассказывал Чикатило на допросах. – Там бывает очень много всяких бродяг, молодых и старых. Они и просят, и требуют, и отбирают. С утра где-то напиваются… Эти бродяги втягивают и несовершеннолетних. С вокзалов расползаются по электричкам в разные стороны. Приходилось видеть и сцены половой жизни этих бродяг на вокзалах и в электричках. И возникал вопрос, имеют ли право на существование эти деклассированные элементы… Знакомиться с этими людьми не составляет труда. Они сами не стесняются, лезут в душу, просят деньги, продукты, водку и предлагают себя для сексуальной жизни.
Пол жертвы для Чикатило значения не имел – ведь он не вступал в сексуальный контакт. На счету маньяка – 21 мальчик в возрасте от 7 до 16 лет, 14 девочек от 9 до 17 лет, 18 девушек и женщин. Самая младшая его жертва – семилетний мальчик Игорь Гудков. Самая старшая – 44-летняя бродяжка и алкоголичка Марта Рябенко.
Со временем следователи с одного взгляда на труп могли сказать, что это дело рук маньяка, которого называли «мистер Икс».
Тела были изуродованы, Чикатило каждый раз наносил жертве от 40 до 70 ударов ножом. Он испытывал оргазм, отрезая мальчикам гениталии, а женщинам соски, вырезая глаза, откусывая языки и носы… Иногда он уносил эти трофеи с собой.
Операция «Лесополоса»
Следов убийца почти не оставлял. Наверное, в наши дни эксперты-криминалисты что-нибудь обязательно нашли бы. Следы пота или слюны – анализ ДНК многое бы дал. Но тогда о таких технологиях можно было только мечтать. Все преступления совершались в лесу, не с чего снять даже отпечатки пальцев. Правда, еще в начале 80-х на одежде одной из жертв нашли сперму, смогли даже определить группу крови. А много позже Чикатило оставил четкий отпечаток ботинка. Еще в одном случае в руке у убитого мальчика был зажат волос с проседью. Вот и все улики.