Текст книги "Горбун из Бахи (СИ)"

Автор книги: Владимир Анзерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Отец немного наклонился к сыну и спросил:

– Ты слышал старую поговорку – "Горбатого, могила исправит"?

– Конечно – ответил Арчи.

– Так вот, я не хочу ждать, пока меня положат в сырую землю. Я хочу нарушить этот глупый закон. Я верю сын, что еще при жизни, можно исправить свою горбатость.

Казалось, удивлению мальчугана не будет конца. Отец говорил страшные слова. Страшные, переворачивающие все с ног на голову, но отчего-то трогающие за душу. Разве можно изменить веками устоявшуюся природу вещей? Как решиться пойти против своего рода? Как ему вообще пришла в голову мысль, что горбатость это плохо?

– Папа, но ведь все вокруг такие! От древних времен наш народ горбат.

– Ты прав сынок, но кое-что ты забыл. Что грозит горбуну, не прошедшему "мерило" повитухи?

Арчи на мгновение задумался, хотя прекрасно знал ответ.

– Его приносят в жертву Бахе, – опередил его отец, – А ты подумай, что если бы им сохранили жизнь? Может быть, сейчас мы были другими?

– Но старейшины говорят, что это для чистоты рода – пытался удержаться Арчи у самого края пропасти, чувствуя, что сейчас весь привычный мир перевернется.

Отец видел, что парень не готов так быстро понять и принять. Нельзя было рушить основы, не поддержав его. А ему нужно было уходить.

– Арчи, я ждал твоего шестнадцатилетия, именно для того, чтобы сказать тебе все это. Сейчас ты еще не готов, но пройдет время и ты поймешь мои слова. Напоследок открою тебе свою тайну и тогда ты, надеюсь, окончательно поверишь мне.

Сердце колотилось в груди у юноши от волненья.

– Вот уже год, как я сплю на спине – произнес отец.

Арчи смотрел на отца, не моргая. Этого не могло быть. Все горбуны, от мала до велика, от рождения и до самой смерти спали на боку. Если бы их сейчас услышали старейшины, беды не миновать.

– Папа, разве это возможно? – спросил Арчи не чувствуя под собой пола.

– Возможно сынок. Именно по этому мне нужно покинуть город. Когда это станет явным, мне несдобровать. Впрочем, я уже давно здесь чужой.

– Этот домик теперь твой. Завтра ты станешь совершеннолетним и можешь сам решать, как и с кем тебе жить. Может быть, ты захочешь поселиться здесь. А еще у меня к тебе просьба – позаботься о моей кошке Мухе. Жалко ее отдавать в чужие руки, выбросят ее, а она ждет приплод.

– Только не это, папа! – воскликнул Арчи. Мать меня выгонит с ней из дому, тем более, опять эти котята, сил нет больше топить их.

И вдруг, вспомнив о своем удивительном изобретении, Арчи смягчился.

– Хорошо, папа, я позабочусь о твоей кошке.

– Вот и славно! В этот короб с крышкой посадим Муху, чтобы она дорогой не сбежала.

Муха все это время посапывала у окна, грея на солнце живот с зарождающейся новой жизнью.

Отец собрал в заплечную сумку самые необходимые вещи, взял флягу с водой, ячменных сухарей и вяленых улиток. Старый дождевик, свернув в рулон, перекинул через плечо.

– Пора. Проводишь меня до россыпи?

Они вышли из домика. Отец закрыл дверь на замок.

– Теперь это твой дом, – сказал он и протянул Арчи ключ.

Они спустились с бугра, и подойдя к первым гранитным глыбам остановились.

Арчи казалось, что он дрожит всем телом, будто злая лихорадка знобит его. Остановить отца, но как? Он не находил слов.

– Ну вот и все сынок. Дальше я один. Не раскисай, ты же Арчибальд, ты должен быть храбрым и стойким. Отец тоже с трудом подбирал слова. Погладив на прощанье сына по лохматой голове, он развернулся и пошел прочь, огибая разбросанные кудесницей природой скалистые глыбы.

Арчи стоял как вкопанный, держа в руках короб с Мухой и не сводил глаз с мелькающего меж камней силуэта отца. Все меньше и меньше он становился. Все реже взгляд выхватывал родную фигуру средь серого гранита. И когда он показался в последний раз, Арчи дрогнул, и слезы брызнули из глаз.

Солнце клонилось к закату. Арчи медленно плелся по улицам города, не обращая внимания на окрики знакомых мальчишек. Словно продырявленный бурдюк, он чувствовал, что полностью опустошен. Столько сильных чувств в течение дня. Счастье и отчаяние, вдох и выдох, сменяют друг друга и нужно уметь не задохнуться от внезапно нахлынувшего восторга и не пасть под ударом рока.

Голова гудела, спина отчего-то ныла, хотелось забраться на печку и уснуть.

Войдя в хату Арчи увидел, что Гирма как часто бывало в это время, поглощала ужин вместе с матерью. На обеденном столе догорала свеча, и в хате было сумеречно. Арчи поставил короб на лавку.

– Что это ты принес сынок? – на удивление ласково спросила мать.

– В коробе кошка Муха – робко ответил Арчи, предчувствуя, что сейчас будет.

– Вот дурень, еще одну нахлебницу в дом притащил – отозвалась старуха.

Арчи хотелось дать мерзкой ведьме поленом по башке, но связываться с повитухой себе дороже. Мать подошла к коробу и открыла крышку. Бедная Муха жалась в углу.

– Она еще и брюхатая! – воскликнула мать и грозно сверкнула очами, – Мало нам одной распутницы, ты еще одну приволок. Чья это кошка?

– Отца...

– Как отца?! – сбавив пыл, спросила мать, – Ты что виделся с ним?

– Да.

– Говори ясней, где, когда?

– Сегодня, он встретил меня у трактира "Тощий мерин" и пригласил к себе в гости.

Старуха от удивления зашевелилась в углу, словно ожившее изваяние.

– Ирма, отпрыска твоего тянет к непутевому отцу! – прошепелявила старуха.

Арчи стиснул зубы.

– Ну, продолжай же! – раздраженно спросила мать, что было дальше.

– Он поздравил меня с днем рождения и подарил мне вещи.

– У тебя же завтра праздник, а не сегодня? Старый олух не помнит, когда сын родился! – захохотала Ирма.

– Он не олух! – воскликнул Арчи. Все он знал, просто у него была причина.

– Какая причина? Знаю я, этого недотепу. Ну да ладно, что же он подарил тебе?

– Башмаки и куртку – ответил Арчи, приготовившись к тому, что сейчас его начнут разглядывать как тряпичную куклу на городской ярмарке.

Гирма взяла свечу со стола и зашаркала к юноше.

– О! Счастливый негодник, какие вещи отхватил! Брюн похоже потратился, ты погляди Ирма, тебе то муженек таких подарков не дарил, – злорадствовала старуха.

– Куртка козья, дубленая! А башмаки то из ореха! Да!

Ирма конечно была рада, что сын заимел такие добротные вещи, но ее точила досада, за то, что Брюн нарушил уговор. Как ей сейчас хотелось устроить скандал, но тот был далеко. Оставался один выход – кошка.

– Я рада за тебя сынок, видно, что отец не поскупился, но на кой скажи, ты притащил его кошку? Отнеси ее обратно, иначе я за себя не отвечаю.

– Не могу я, ее вернуть обратно!

– Сейчас же! – понизив голос, грозно произнесла мать.

– Да не могу я, ее вернуть, – в отчаянии вскричал Арчи, – Отец ушел из города!

Немое безмолвие повисло в полумраке. Складки на морщинистом лице Гирмы на мгновение исчезли от удивления, явив ее облив в молодости. Ирма глупо улыбалась.

– Отец ушел из города и попросил меня позаботится о Мухе. Я обещал ему, теперь она будет жить здесь.

– О боги! – опомнилась первой повитуха. Где же это видано, чтобы горбун самовольно покинул свой род? Безумный Брюн!

– Он не безумный! Он всех вас лучше сто крат! – выпалил Арчи.

– Заткнись сопляк, что ты понимаешь в этом! Ирма, хватит таращиться, скажи что-нибудь.

Мать как-то странно себя вела. Погруженная в раздумья, она погладила сына по голове и сказала:

– Иди сынок поешь, мы как раз вынули из печи твою жабу. Пальчики оближешь!

Арчи вздрогнул.

– Как жабу? Ведь это для праздника, мама! Как ты могла?!

– Вот дрянь какой, сам подарков отхватил, а матери жабу пожалел! – скалилась гнилым ртом Гирма.

– Подавись ты старая ведьма! – выкрикнул Арчи, и выхватив Муху их короба, выскочил из дома.

Ирма хотела утешить сына, но не бежать же за ним.

– А ведь это все ты, карга старая затеяла! – обернулась она к повитухе. Ненасытная утроба. За всю жизнь не уж то жаб ни разу не ела?

– Ты еще слезу пусти! – грубо отрезала старуха. Как я погляжу, у вас вся семейка друг другу под стать. Может ты его пожалела, бедненького?

Ирма смутилась. Повитуху она боялась пуще смерти и тысячу раз кляла себя, что построила с Брюном хату по соседству с этой мегерой. Старую дружбу с тем от кого дрожишь, не порвать в один миг. Ирме было стыдно признаться самой себе, что сына она променяла на старуху. Разболтала ей о невероятной поимке. А когда ведьма предложила самим съесть лакомство, Ирма струхнула. Угождая злым и алчным, незаметно станешь их рабом.

Муха замерев, сидела за пазухой у Арчи и чутко слушала как дрожит и всхлипывает ее новый хозяин. Кошки нюхом чувствуют хорошего человека, и Муха была спокойна за себя и за свое потомство. Брюн и Арчи для Мухи были родными, она это сразу поняла, когда они вошли в домик. Когда человек добрый, об него хочется потереться. Это знала любая кошка. А при виде жестокого, холка сама дыбом становится. Когда Муха увидела Гирму, чудом не вцепилась ей в лицо. Но получить скалкой по спине в чужом доме было боязно.

Арчи совсем не хотелось возвращаться. Он даже подумал, пойти в домик отца. Но еще один скандал был бы выше его сил. Почти стемнело. От реки потянуло холодной сыростью, и надо было идти домой. Мать с Гирмой все еще сидели за столом. Арчи быстро прошел к печке, скинул башмаки и забился с Мухой в самый дальний угол лежанки. Мгновенно нахлынула усталость, и Арчи погрузился в забытье. Временами сквозь сон, он будто слышал чьи то голоса, но не мог разобрать слов. Бурным вихрем мелькали картины дня, неспокойный сон не приносил облегчения. Очнувшись от постороннего звука, Арчи прислушался. За окном была ночь, но явно были слышны голоса.

– Неужели старуха еще здесь? – подумал юноша. Невмоготу становилось ее соседство. Теперь домик отца, хоть и был в глазах горожан чудным, был шансом покинуть это жилье.

Когда-то давно когда Брюн строил хату в которой жили сейчас Арчи с матерью, отгородил печную лежанку от обеденного угла каменной стенкой. Уставший человек мог спокойно отдыхать не тревожимый разговорами. Но со временем, хата просела, и стенка отошла от печи, образовав приличную щель. Теперь из дальнего угла лежанки при желании можно было подслушать, о чем говорят за столом.

Арчи не было дела до чужих разговоров. Он перевернулся на другой бок в надежде уснуть, как вдруг услышал имя отца. Сон мгновенно испарился. Навострив уши он прильнул к щели. За стенкой слышался голос матери и старухи.

– Да брось ты, столько времени прошло, что ты мелешь старая! – говорила Ирма. Ты столько раз принимала роды, как ты можешь помнить всех младенцев?

– А ты за меня не говори – огрызалась старуха. Телом я дряхлая, а вот память у меня получше твоей будет.

– Да причем здесь старье твое? Ты думаешь, оно связано с тем, что Брюн выкинул?

– Глупая, ты еще, молодая. Слушала бы лучше, да вникала. Ничего просто так не бывает. Раз говорю тебе, так оно и есть.

– Не пойму я все же твоих намеков. Ты уж говори ясней, а не темни.

– А ты слушай внимательней и вникай, тогда толк будет – отвечала Гирма. Напомни, сколько Брюну лет сейчас.

– На год меня он старше...Стало быть тридцать семь.

Гирма хлебнула пива.

– Точно помню, что это был он. Когда его мать рожала, отец Брюна застал меня в городе и упросил сейчас же пойти за ним. Я с собой ведь не ношу "мерило", ты же это понимаешь.

А он все твердил, что жена плоха, ну я и поддалась. Мать его страшно мучилась. Пришли мы вовремя, иначе померла бы. Брюн родился здоровым, розовым, горбатым. Все как полагается. Но, не промерив его сразу, сплоховала я дура старая! Следом жена старейшины принесла приплод, меня и закрутило. Шумно гуляли, весело.

Сколько времени прошло я не помню, а когда спохватилась, было поздно. Младенец перерос "мерило" и никак уже нельзя было смерить его. Я хранила это в тайне, тебе не понять, чем мне могла грозить такая оказия.

– Выходит Брюн избежал твоего "мерила"? – ахнула Ирма, и Арчи за стенкой подскочил от услышанного.

"Так вот почему отец твердил, что он в городе чужой", – догадался Арчи. "Наверняка его мать рассказала ему, об оплошности повитухи. А может быть это не спроста? Будь у Гирмы в тот день "мерило" с собой, может отец оказался бы недоноском?"

Арчи бросило в жар, когда он вспомнил еще одну фразу отца – "Подумай, что если бы им сохранили жизнь? Может быть сейчас мы были другими?"

– Отец другой! – осенило Арчи. Он готов был кричать от своего прозрения, но услышав голос старухи вновь прильнул к щели.

– Шли годы, иногда я встречала молодого Брюна на улицах. С виду мальчишка был, как все и я успокоилась... Да видно зря! – продолжала рассказ повитуха. Ты помнишь, как ты орала когда рожала Арчи?

– Такое не забудешь! – отвечала Ирма.

– Так вот дорогуша, за все века, что народ наш здесь обитает, горбунки никогда так не страдали при родах как ты и как мать Брюна.

У Ирмы округлились глаза. Она вдруг вспомнила, что действительно никогда не слышала, чтобы горбунки родами мучились.

– Как же так случилось?

– Пойди теперь разбери – отвечала Гирма. В первый раз я решила, что мать Брюна чем-то больна, потому так мучилась. А вот когда ты рожала, меня охватила тревога и подозрения.

– А что ж ты мне раньше это не рассказывала? – возмутилась Ирма.

– Чтобы ты на базаре, на следующее утро всему городу растрепала, что Гирма недоносков укрывает?

– Погоди... О чем это ты? Мой Арчи здоровый горбун. Да и Брюн – это лишь твои догадки!

Гирма молчала.

– Ты что дура старая умолкла?! Арчи мой здоровый горбун ведь так?

– Успокойся малахольная. Все знают, что твой сын здоровый, не мучься сомнениями.

– Но я чувствую, ты что-то не договариваешь? – все больше тревожась, спросила Ирма.

– Ладно, слушай... Когда я обмыла Арчи и стала его обмерять, то заметила, что горбик у него "дышит".

– Что за чушь!

– Дослушай! Прикладываю я к нему "мерило" и вот когда он вздыхает, горбик входит аккурат в ложе. А как выдохнет, появляется просвет. Маленький, чуть заметный.

Не хотела я тебя беспокоить, так ты орала. Да и что скрывать, струхнула я взять на себя грех. Сомнение обуяло. Прошел младенец мерку, так тому и быть подумала я.

Голоса затихли. Арчи сидел в углу сам не свой.

III

Все задуманное им на завтра покатилось колесом под горку. Матильду не на что было приглашать, угощенье досталось «другой». Старые друзья-хулиганы стали вдруг не интересны. С утра Арчи собрал в сумку провизии на день и ушел в домик отца. Первый раз, в свой день рожденья он остался наедине с собой, без шумных поздравлений и смеха.

На удивление ему не было скучно. Подобрав у порога белый камешек, Арчи рисовал на гранитных плоских скалах все, что приходило в голову. Каждая глыба представляла собой природное полотно. Можно было приходить сюда каждый день и украшать их деревьями, извилистой лентой реки, стрелой колокольни пронзающей облака.

Бесконечный уличный гам, трезвон торговок, ругань и склоки, все оставалось по ту сторону окраины, за густой стеной бузины, молодой осины и зарослей полыни.

Арчи, не ведая того, случайно обрел тихое место, не нарушаемое ни кем безмолвие природы, где можно было быть самим собой. Быть добрым и чутким, ранимым и слабым. И никто не грозил изгнанием или расправой. Старая Гирма была далеко и вряд ли осмелилась предпринять столь долгий переход. Да и что она могла ему сделать?

Арчи чувствовал себя здесь, полноправным хозяином и на то была веская причина. Его родной отец вручил ему ключ и завещал построенный им дом. Печаль от несостоявшегося праздника сама собой улетучилась, и грусть сменилась легкой радостью.

Время покатилось привычным колобком, сменяя дни и недели.

Примерно через месяц, после того как Муха обрела новый дом, она разрешилась бременем, но к радости Арчи никто не знал где. Ирма злилась, что кошка оказалась ловкачкой, и спрятала котят где-то в дровяном сарае, но отыскать где, она так и не смогла.

Прошел еще месяц, котята наверняка уже успели подрасти, но Муха не спешила их выводить из логова, будто чувствуя опасность, исходящую от хозяйки.

Арчи тоже не спешил их искать, хотя постоянно слышал от матери упреки. Впрочем, теперь он не переживал за жизнь котят. Лучшей доли, он вряд ли мог придумать, ведь неизвестность не всегда страшней смерти, так рассуждал юноша. Кто знает, что их ждет за поворотом? Может подросшие котята Мухи, прибившись к берегу, смогут себя прокормить? Арчи думал, что это отличная идея – до поры до времени прятать котят, а "топить" их уже не слепыми и беспомощными как раньше, а готовыми к борьбе.

Муха соблюдала осторожность, но в один прекрасный момент это должно было случиться. Ирма выследила лаз под крышей, куда пробиралась кошка и разобрав поленицу переловила котят. Котята действительно успели подрасти настолько, что Ирме пришлось потрудиться, вылавливая юрких негодников, средь завалов.

Арчи сразу понял, по расцарапанным рукам матери, что котята смогут за себя постоять.

– У Брюна все не как у людей, – возмущалась мать, протирая настойкой изодранные руки, – Даже кошка! Ты ж поди хитрюга, как прятала своих бесенят. Одно слово – бесенята!

Глянь сынок, – говорила Ирма, показывая кровавые царапины.

– Ну ничего, я их до единого переловила в короб. Пойди сейчас же на реку и избавься от этих бесенят. Ни словом не переча матери, Арчи подхватил короб и поспешил "исполнить" указание. Как и в прошлый раз, нарезав лозы, юноша сплел плотик, только на этот раз пришлось сделать его побольше и потолще, так как котята были не в пример крупнее.

Жалко было расставаться с этими сорванцами, уж больно они были живыми и игривыми.

Закончив работу, Арчи высадил котят на плот и опустил на воду.

Бедолаги испуганно сбились в кучу и стали мяукать. Не в силах больше на это глядеть, Арчи оттолкнул плот, и пищащая братия помчалась на встречу новой жизни. Когда они исчезли за излучиной, Арчи взял короб и направился домой. Но только он поднялся на берег реки, как столкнулся с Гирмой. От испуга быть разоблаченным Арчи вдруг подхватился и дал стрекоча. Старуха хотела о чем-то расспросить юношу, но осталась ни с чем. Прозорливая повитуха догадывалась, что, что-то с парнем происходит, но трудно было ей за ним поспеть. На счастье Арчи, она пришла чуть позже свершившегося преступления, и не видела, что он придумал. Но подозрения ее только усилились, когда она столкнулась с перепуганным подростком.

Арчи старался не попадаться на глаза старухе и всячески избегал встречи с ней. Спустя несколько дней, он успокоился, решив, что опасения напрасны. Но для себя сделал вывод, что старуха не так уж проста, и надо ее остерегаться.

Однажды в выходной день, отправился Арчи с матерью на ярмарку. Городская площадь была забита лотками и развалами. Горластые торговки зазывали горожан смешными прибаутками. То здесь, то там раздавались трели и пересвисты, это малыши выбирали свои первые свистульки и дудки. Лотки с лакомствами были окружены детьми всех возрастов. Торговки только и успевали раздавать налево и направо леденцы и пряники.

Взрослые горбуны все как один уплетали вяленых улиток. Тут же трактирщик разливал свежее пенное пиво.

Арчи много раз бывал на ярмарке. Все они были как близнецы похожи друг на друга. Но всякий раз общее настроение праздника тут же подхватывало и увлекало за собой.

Где-то у ратуши грянул маленький оркестрик. Звонкие трубы наполнили воздух бронзовыми переливами, большой старый барабан поспешал за ритмом. И тут вступила скрипка, осаживая остальных, протяжной и очень печальной темой. Музыканты замолкали, но все жители знали, что спустя пару мгновений "певунья" взорвется безудержным танцем чардаш. Казалось еще чуть-чуть и скрипка захлебнется от собственного восторга, но словно невидимой силой ее выхватывало из пучины страсти, и она заводила с начала.

За продуктовыми лотками располагались скорняки, кожевенники, башмачники.

Арчи с гордостью вышагивал меж рядов, светясь от радости. Вычищенные до блеска ореховые башмаки цепляли взгляд даже бывалых мастеров.

В этот раз на удивление матери, Арчи ничего не просил купить. Он тащил за ней корзину с продуктами и глазел по сторонам. Ирма украдкой поглядывала на счастливого сына и понимала, что дело не только в новой куртке и башмаках.

– Мама, купи барбариса в сахаре, – вдруг выпалил Арчи, увидев идущего навстречу торговца с переносным лотком.

Обычно Ирма говорила, что Арчи клянчит все подряд. Теперь же она с радостью купила сыну большой кулек сладостей.

Насытившись всеобщей атмосферой праздника, довольные, сделанными покупками, мать с сыном двинулись к дому. Ирму так и подмывало помириться с Арчи после истории с жабой, но склочный, закосневший характер не давал воли нежности и чувствам. Где-то в глубине сердца она знала, что душит саму себя, но переступить через веками укоренившийся порядок не могла. Арчи же и думать забыл, про жабу. В другое время он еще долго бы страдал и обижался, но сейчас его будто подменили. Что-то сдвинулось с места в душе подростка, после того как он в первый раз проявил «малодушие», нарушив табу. Дав, котятам шанс выжить, он испытал прилив необычного чувства, которое разительно его переменило.

– Быть другим, не так уж и страшно, – размышлял Арчи. Как жаль, что рядом нет отца, уж ему то он доверил бы свою тайну.

Вернувшись домой, Ирма занялась стряпней, а Арчи взяв кулек с барбарисом уселся на бревно, у освещенного солнцем дровяного сарая. Щурясь от солнышка, Арчи уплетал сахарные ягоды, наблюдая, как Муха, охотится у козьей закуты.

– Вот ведь неугомонная, – думал Арчи, – котят отобрали, а она все мышей ловит.

В этот момент Муха словила мышонка, но к удивлению подростка не съела его, а схватив в зубы, понесла к сараю. Арчи, забыв про ягоды, с интересом следил, что же будет дальше. Муха прошла мимо и старым лазом проникла в свое логово, где были ее котята.

– Глупышка, не может понять, что детей забрали. Мышей носить больше не кому.

Спустя какое-то время Муха появилась снова и села рядом. Арчи изучал сахарную пудру на дне кулька, не глядя на кошку.

– Чего ждешь? Дать тебе нечего, барбарис кончился, да и не стала бы ты, его есть.

Арчи скомкал опустевший кулек и взглянув на кошку, обомлел.

Муха держала зубами за холку белоснежного котенка.

Он был чистым, без единого пятнышка и белым, белым, как снег на вершинах пиренейских гор. Арчи не мог поверить своим глазам. Он протер их липкими от сахара руками, но чудо не исчезло. Дрожащие от волнения ладони, Арчи сложил лодочкой и опустил к ногам. Умная Муха, этого и ждала. Подойдя ближе, она аккуратно опустила свое сокровище в ладони человека. Много раз Арчи держал котят в руках, но теперь это были особые чувства. На него глядели отраженные небеса. Нежно голубые глазенки излучали доверие и любопытство. Муха решив, что дитя в надежных руках, потерлась о ноги подростка и исчезла.

Арчи остался один на один со своим изумлением. Что бы он делал, если бы звезда с неба упала ему на ладонь? Чтобы он делал, если бы поймал одного из пролетающих по весне над долиной журавля? Что же ему делать теперь, держа в ладонях, это белоснежное создание? Иногда несбыточная мечта, свалившись внезапно в руки, пленяет ум и волю, вырывает из обыденности дней.

Юноша посадил котенка за пазуху и помчался к дому отца. Только там, он мог сохранить свою тайну. Здесь же, рано или поздно все откроется и тогда им обоим несдобровать.

Пробежав улицу почти до конца, Арчи вспомнил, что забыл ключ. Пришлось возвращаться. От сладкого барбариса в горле пересохло и жутко хотелось пить. Отворив калитку, Арчи застыл. У сарая, где он недавно сидел, стояла Гирма. Мать с перепачканными в тесто руками, что-то объясняла ей и показывала в сторону города.

– Да вот же он и сам! – сказала она, увидев сына.

Арчи почуял неладное, будто старая ведьма караулила его.

– Чего стал как вкопанный, подойди, – прошамкала старуха, поманив юношу кривым костылем.

"Надо ж было ключ забыть" – крутилось в голове.

– Ты онемел, что ли? – с легким волнением спросила мать.

Ноги и правда будто вросли от страха в землю.

– Что ты там прячешь за пазухой? – спросила Гирма, щуря от солнца, подслеповатые глаза. Арчи готов был уже что-нибудь соврать, но в этот момент, тайный виновник высунул наружу свою белоснежную мордочку. Обе женщины ахнули, а Ирма схватилась почему-то за сердце. Лишь одно мгновение тревогой мелькнуло в сознании матери, а сердце тут же кольнул страх.

– Ах, ты недоносок! – захрипела повитуха. Догадки меня не подвели, так я и знала, что ты такой же, как твой отец – Недоносок! Надо было тебя сразу утопить в Бахе, а я смалодушествовала!

– Ирма! – крикнула старуха и та вздрогнула. Ты посмотри, что твой окаянный сын принес нашему народу. Белая кошка! Это же знамение грядущих бед! Древнее проклятие!

Ирма стояла, бледная как мел, руки безвольно висели плетями, а на глазах наворачивались слезы. Она готова была разрыдаться, сама не зная еще от чего, будто стоя у края пропасти.

В это время по улице в поисках приключений слонялась ватага местных хулиганов. Не найдя ни одной кошки, на которую можно было бы поохотиться, подростки, решили поглазеть на разгорающийся скандал, доносившийся со двора.

Арчи оглушенный разоблачением, глядел не мигая на мать, ища в ней защиты и поддержки. Но та, смотрела сквозь него, затуманенным взором.

Старуха стала наседать, грозя суковатым костылем. Арчи наконец дрогнул и начал пятиться назад. Выйдя на улицу и увидев сорванцов, Гирма повелительным тоном крикнула им:

– Гоните этого недоноска из города, а если он не захочет уходить, забейте его камнями.

Мальчишки стояли в растерянности, не зная, что делать. Еще вчера их знакомый Арчи был другом, а сегодня он почему-то изгой и недоносок. Тут Арчи обернулся к ним и все дружно ахнули, увидев белого котенка.

– Если его не изгнать из города, он навлечет на нас несчастье! – хрипела старуха. Сказано в древних рукописях – «Когда кошка земная, родит небесную, тогда постигнет Вас пагуба»! Гоните его прочь! В городе повитуха имела власть старейшины. Решая жить или не жить младенцу, она имела право изгнать любого взрослого, кто посягает на устои рода.

В последний миг отчаянной надежды Арчи бросил в сторону матери полный мольбы взгляд:

– Не предавай меня мама! – воскликнул он.

Ирма закрыла глаза, и слезы безмолвно покатились по щекам. Слезы безвольной души, молчаньем отрекшейся от сына. Все было кончено.

Арчи сунул котенка обратно за пазуху, застегнул под самое горло курку и внезапно, сорвавшись с места, помчался вниз по улице к реке.

– Куда он окаянный? – закричала повитуха, – Гоните его к каменной россыпи!

– Да, уж! Догони его, когда башмаки у него с онучами! – воскликнул один из подростков.

– В погоню! – прокричал главный заводила, и ватага с диким гиканьем бросилась за беглецом, оглашая округу грохотом дубовых и буковых башмаков.

Арчи летел пуще ветра. Почему он побежал к реке, у него и в мыслях не было. Опомнился он, только оказавшись на берегу. Баха спокойно несла свои мутные воды, преграждая беглецу путь. Арчи оглянулся. Из-за бугра доносился нарастающий шум преследователей. Отступать было некуда и когда его настигнут, то забьют до смерти камнями.

От бега и страха сердце колотилось с сумасшедшей силой, отдаваясь в голове как в колоколе. Мысли спутались. Арчи не хотел умирать позорной смертью. Уж лучше утонуть в родной реке.

С тоской он взглянул на темную, беспроглядную гладь. Сколько раз здесь приносили в жертву маленьких горбунов-недоносков? Сколько приносили в жертву лучших козлят?

Сколько раз он сам топил беспомощных котят? Может не спроста, он оказался именно здесь? Горбуны не умели плавать, и Арчи облегченно вздохнул, зная, что смерть будет быстрой и лучшей из того, что его ожидало. Избежав по ошибке вод Бахи шестнадцать лет назад, теперь надо было вернуть долг. Арчи разбежался, и оттолкнувшись от деревянного мостка прыгнул в темную пучину.

Но тут случилось невероятное.

Кожаная куртка, что подарил ему отец, хапнула воздуха при ударе об воду, и надувшись пузырем на спине юноши вытолкнула его на поверхность. Не понимая, что произошло, но чувствуя, что его что-то держит на плаву, Арчи отчаянно заработал руками и ногами, гребя к противоположному берегу.

В это время на бугор высыпали преследователи и замерли раскрыв рты от представшей перед ними картины. Арчи, сносимый течением, плыл вопреки всему. Удивление от плывущего горбуна и потрясение от того, что он осквернил святыню, будто парализовало подростков, дав спасительную минуту беглецу.

Когда Арчи выбрался на берег, главарь ватаги, опомнился и заорал не своим голосом:

– Чего же вы ждете? Убейте его! Он осквернил нашу реку!

Поднялся вой и в сторону Арчи полетели камни. Но было уже поздно. Не долетая до берега, они падали в воду. В яростном желании достать беглеца они метались по берегу ища камень потяжелее. Взобравшись кое-как на скользкий берег, Арчи бросил взгляд на возвышавшуюся вдали колокольню и скрылся в зарослях ивняка.

Ирма и повитуха сидели за столом в полутемной хате. В печи догорали угли, так и не пригодившиеся для пирога. Сырой пирог стоял на столе, ожидая своего рождения, которому уже не суждено было произойти. Отсутствующим взглядом Ирма глядела в темноту, а «сердобольная» ведьма пыталась утешить ее, льстиво подбирая нужные слова.

– Сердце не рви, – говорила старуха. Ему повезло, что просто изгнали, ты знаешь, что сделал бы с ним бургомистр?

Ирма взглянула на нее стеклянным взглядом.

– О, да ты не знаешь?! – обрадовалась старуха ожившей соседке. А я расскажу тебе...

Есть у бургомистра в подвале тайная комната и хранятся там страшные вещи с диковинными названиями. Ты еще молодая, на твоем веку не было того, чтобы он применил хотя бы одну из них, а я повидала... – произнесла сдавленным голосом повитуха. Есть у него "Железная дева", где предателей рода нашего казнят страшной смертью. "Седло" – страсть, какая жестокая придумка. Много еще всяких устройств, но пожалуй самое жуткое, это "Медный бык". Он внутри полый. В него сажают кощунника или осквернителя, а снизу разводят слабый огонь, чтоб сразу не издох. Так вот дорогуша, видела я на своем веку одного бедолагу, что изжарили в нем. Долго он кричал не своим голосом. Жареным мясом его смердело по всему городу.

Ирма очнулась.

– За что же его так страшно казнили? – спросила она.

– Сам виноват окаянный. Родилась у него значит, дочь-недоносок, ну, как и, положено, отдали ее душу Бахе. А отец то ее оказался психическим. Долго страдал, не мог места себе найти и знаешь, что выдумал треклятый?

– Что же?

– Выкрал у меня "мерило" и хотел его уничтожить, дабы больше никто не мог младенцев судить.

– И что же он? Удалось ему?

– Не успел он поганец "мерило" погубить, схватили его. А за такую дерзость одна смерть – казнь через пытку, чтоб другим не повадно было.