Текст книги "Горбун из Бахи (СИ)"

Автор книги: Владимир Анзерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Annotation

Анзерский Владимир Евгеньевич

Анзерский Владимир Евгеньевич

Горбун из Бахи

Verum – истина(лат.)

I

В самом сердце пиренейских гор, в долине окруженной непроходимой чащобой, отрезанный от всего мира, притаился небольшой городок. Внешне он не был ничем примечателен, если бы не его жители. Все, от мала до велика, женщины, мужчины, старики и дети, все были горбунами. Когда-то давно, может тысячу лет назад, а может и две, в город вела дорога и частенько в него заезжали купцы и путники.

Но никто в городе не помнил, почему она заросла, как никто не мог вспомнить, отчего здесь стали селиться горбуны.

В дни городского праздника, подвыпившие старики и мужчины собирались на главной площади и рассевшись за выстроенными в длинный ряд дубовыми столами заводили древнюю легенду о «Первом горбуне». Звали его Арбун, был он родом из Галисии, но став жертвой оговора бежал в горы. На вопрос молодых горбунов о том, как же он один мог положить начало их «горбатому» роду, старики чмокали дряблыми губами и заговорщицки произносили:

– А это, есть великая тайна нашего народа.

С тех пор минуло сотни лет, легенда поросла быльем, но осталось от Арбуна в городе то, что, воочию служило доказательством его существования. Где-то в тайных кладовых городской ратуши хранилась странная вещица. Это была изогнутая костяная пластина, напоминающая плоское ребро, называемое «мерилом», которым ведала главная повитуха города. Легенда утверждала, что это «мерило» было вырезано из горба усопшего Арбуна и по сей день служило на страже чистоты рода. Древний патриарх, заповедал потомкам блюсти «чистоту» крови, и после его смерти вырезать из его горба «мерило» для будущих поколений.

Принимая очередные роды повитуха прикладывала "мерило" к спинке младенца, тем самым, решая его судьбу. Еще только появившись на свет, не успев раскрыть глаза, ребенок чувствовал на себе костяную хватку этой жизни. Надо сказать, что иногда, хотя пожалуй, что редко, но рождались в городе "неправильные" горбуны, не проходившие проверку "мерилом". Их считали недоносками, способными испортить род и топили в реке.

Теперь стоит сказать несколько слов о реке, поскольку она была под стать, жителям городка и тоже отличалась особым своеобразием. Река называлась Баха. В честь нее был назван город, а жители именовались Бахайцами.

Река текла сквозь долину с севера на юг и огибала город с восточной стороны. Для бахайцев она была святыней, именно поэтому негодных младенцев и не только их, топили в ней. В отличие от других горных рек, несущих хрустальную воду, воды Бахи были мутными и затхлыми. В жаркие годы она почти протухала и наполняла воздух в городе отвратительным зловонием. Больше в окрестностях не было ни единого источника чистой воды и так уж повелось, но именно здесь Арбун основал свой город. Испокон веков горбуны пили из этой реки и настолько привыкли к ней, что другого питья и не знали.

Во времена затяжных дождей, когда воды Бахи разбавлялись чистой дождевой водой, бахайцы начинали роптать и жаловаться, на то, что боги прогневались на них, поскольку пить стало нельзя эту безвкусную воду.

Действительно река была для них святыней. В нее запрещалось входить, в ней нельзя было стирать белье, бросать мусор и многое другое. Воды реки стали удивительной «закваской» для всего, что бы ни готовили горбуны. Вся пища и напитки обретали специфический вкус и аромат, и даже образ жизни бахайцев стал закваской их характеров. Жители Бахи были злобными, циничными насмешниками, любителями скабрезных шуток и подколок. Молодежь ехидно скалилась над немощными стариками, те же в свою очередь кляли молодую поросль за хамство, в душе посмеиваясь и радуясь подрастающим циникам.

Из речной воды бахайцы научились варить удивительные, хмельные напитки. Самой крепкой и любимой из них была настойка "Бахайка", которую хранили в погребах и употребляли только по большим праздникам. В остальное время пили пиво, которое отличалось затхлым, кислым вкусом, но так было любимо жителями, что зачастую пили его в течении целого дня вместо воды. Подросткам кроме "Бахайки", также дозволялось пиво на обед и ужин и пожалуй оно было любимым напитком города. Похлебки, студни, морсы, все что было приготовлено на речной воде, становилось для бахайцев деликатесом. А самые любимые квашеные щи стали в городе народным блюдом.

Когда в предпраздничные дни жители в огромных количествах варили щи, пиво и прочие "лакомства", город наполнялся невыносимым ароматом. Может быть поэтому во всей округе не водилось диких животных и даже птиц.

Единственными прирученными домашними животными в городе были козы и кошки. И те и другие были абсолютно черными как смоль, и отродясь, никто не видел других расцветок. Козы давали жителям шерсть, молоко, мясо, кожу и в отличие от коров не требовали пастбищ. Кормились они на окраине города, объедая наседающий на приграничные дома буйный подлесок и кустарник. Кошек держали исключительно ради того, что они очищали улицы и дома от крыс и мышей и если бы не эта их заслуга, пожалуй ни одной кошки в городе не осталось. Вообще-то их недолюбливали. Когда они слишком быстро плодились, лишних котят топили в реке. А в праздники приносились торжественные жертвоприношения и тогда река «пожирала» отборных козлят. Реку боготворили, ей посвящали песни и стихи.

Центральная площадь и несколько трехэтажных домов окружавших ее были сложены из камня, остальной же город был деревянный. Мужчины горбуны хоть и отличались крепостью, но в силу физического уродства им трудно было работать в каменоломне и возводить дома. Колокольня, дом бургомистра, дом совета старейшин и ратуша, вот те немногие здания, что были выстроены из камня.

Улицы были устланы деревянными настилами. Жилые дома представляли собой небольшие бревенчатые срубы с печью посередине хаты. За домом обычно был небольшой огород, где выращивали овощи, а также пара длинных канав, заполненных водой из Бахи, в которых разводили болотных улиток и лягушек. Маринованные улитки и тушенные лягушки, были чуть ли не главными деликатесами у горбунов. Летом в день солнцестояния горожане гуляли всю ночь, поедая их в неимоверных количествах и запивая все это пивом.

Надо сказать, что хоть горбуны и отличались злым нравом, но в такие дни они чувствовали, что являются одним целым и готовы были отдать жизнь за свой род.

Как повитухи следили за чистотой рода, отсеивая недоносков, так старейшины блюли традиции и нравы. Дело в том, что особая порода людей сложившаяся в течении столь долгого времени и живущая на удивление сплоченно, была для рода некой драгоценностью, которую следовало хранить. И хотя нравы бахайцев как уже говорилось, были скверными, но именно их, ревностно охраняли старейшины. Бывали случаи, когда из города изгонялись жители и даже целые семьи, по той лишь причине, что они разводили у себя слишком много кошек. Когда выяснялось, что причиной тому излишняя жалостливость хозяев, то это вызывало настоящую бурю гнева, и народ требовал наказать "отступников". Обычно старейшины не церемонились с ними. И несмотря на плачь и уговоры, изгоняли "убогих" из города. Им разрешалось уйти вниз по течению Бахи, чтобы не лишать изгоев единственного источника питья.

Нежность характера была сродни кощунству, и искоренялась жестко, дабы сохранить грубую природу, сам костяк этого удивительного народца, умудрившегося выжить в полной изоляции от остального мира.

На одной из улочек, тех, что спускаются к самой реке, в старой, осунувшейся хате жил со своей матерью юноша пятнадцати лет. Коренастый и крепкий как большинство горбунов, он был работящим с детства, поскольку отец оставил их когда ему было семь лет.

Раз в год он виделся с ним, где-нибудь в городе, обычно на свое день рожденье. Отец как всегда дарил новые деревянные башмаки на следующий год и потрепав пацана за вихры, говорил:

– Не кисни Арчи, вся жизнь впереди!

Арчи, так звали юношу, с грустью принимал подарок и ждал следующего дня рождения, что бы увидеться с отцом. Он был очень ему благодарен за подарки, но еще большей радостью одарил бы пацана отец, если бы позволил встречаться с ним чаще.

Ирма, мать Арчи, женщина строптивая и злая, терпеть не могла своего бывшего мужа и запретила отцу встречаться с сыном. Арчи об этом не знал и думал, что отец его не любит и потому не желает его видеть чаще.

Трудиться по хозяйству приходилось за двоих, но даже это не могло смягчить колючий характер матери. Она была ярой сторонницей «старого» воспитания и не выносила добрых слов и телячьих нежностей. Возможно, на нее имела особое влияние дружба с повитухой города, старой, рыхлой каргой Гирмой, которая была их соседкой и практически каждый день заходила вечером на ужин. Она была до отвращения бесцеремонна и груба и зная свое важное положение в городе вела себя нагло.

Но Ирме она особо не хамила и причиной тому были кулинарные способности матери Арчи. Вдобавок старуха все больше и больше дряхлела, и ей тяжело было готовить пищу. Своего мужа и дочь она пережила, а внука видеть не хотела. Так что Ирме приходилось терпеть склочную бабку.

Арчи поднимался с рассветом, и быстро переделав домашние дела, убегал в школу. Это было единственное место, где он мог окунуться в иной мир. Школа находилась у городской площади и была пристроена с южной стороны ратуши, чтобы в классах всегда было светло. Все знания, что давали горбуны своим отпрыскам, можно было разделить на три раздела – естествознания, история народа и ремесла.

Чтобы Арчи каждый день мог ходить в школу, ему нужно было быть дома услужливым и добросовестным, иначе за любую провинность мать лишала его школьных занятий. Для Арчи это было самым тяжким наказанием и мать зная слабость сына постоянно злоупотребляла им. Больше всего Арчи не любил носить передачки старухе Гирме.

Сырая, зловонная хата, вселяла в него животный страх. Иногда ему чудилось, что Гирма имеет связь со злыми духами, а может быть и вовсе была ведьмой. По всем углам ее логова висели сушеные шкурки каких-то животных, толи крыс, толи котят. Паутина, грязь и копоть от покосившейся печки. Каждый раз входя к ней в дом, Арчи не мог какое-то мгновение ничего разглядеть, поскольку свет не пробивался в это царство. Старуха всегда появлялась неожиданно, будто из ниоткуда, пугая юношу своим древним видом.

Отдав ей котомку с гостинцами от матери, он стремглав несся на улицу, чтобы отдышаться. Ему казалось, что невидимая паутина, оплетает его душу и сознание.

Но тут он вспоминал, что завтра в школе новая тема по природе края и лучше потерпеть старую ведьму, чем лишиться уроков. Занятия вносили хоть какое-то разнообразие в обыденную жизнь молодых горбунов и что удивительно, большинство из них ходили в школу с удовольствием. Конечно, были и такие, что целыми днями напролет слонялись по улицам, стреляли в кошек и ворон из рогаток и попадали в неприятные ситуации.

Весна в новом году была на редкость ранняя и теплая. Ивы у реки покрылись пушистыми почками, радуя ребятишек. Арчи был в предвкушении своего дня рождения и мысленно представлял встречу с отцом. Он надеялся, что может быть в этом году, ему уделят больше времени, чем обычно.

Однажды утром, обычный распорядок нарушила кошка Хлося.

Арчи уже почти заканчивал дела по хозяйству, наносил воды, отвел коз на новый зеленый луг, привязав к буку старую козу Эльзу, чтобы молодняк не разбежался. Оставалось покормить улиток и лягушек, и можно было бежать в школу. Достав из мешка немного ячменной крупы, Арчи насыпал ее в ступку и стал быстро растирать ее. Ячменная мука была любимым кушаньем, как болотных улиток, так и головастиков.

Канавы уже неделю как расцвели водорослями и кувшинками. Арчи любил наблюдать за поведением тех и других. Болотные улитки собирались на круглых, плавающих на воде листьях кувшинов в ожидании кормежки. Насыпав муки на середину листьев, туда, где от утренней росы еще оставалась вода, Арчи наблюдал, как улитки будто по приказу устремлялись к центру. Головастики вели себя по-другому.

Если тихо подойти к канаве, то поначалу можно было их даже не заметить. Будто застывшие серые тени они прятались в пологе водорослей и листьев. Но стоило подойти к самому краю, как в мгновение ока вода вскипала. Всякий раз головастики приводили Арчи в восторг своей безумно кипучей энергией.

И вот когда юноша собрался удовлетворить ненасытных живчиков, из сеней послышалась ругань матери. Спустя мгновение Ирма появилась на пороге с корзинкой в руках.

– Опять эта распутница котят принесла! Когда хоть она успевает?

Арчи высыпал остатки муки головастикам и подошел к матери.

– Раз, два, три.... Ого, семь штук! – посчитал Арчи.

– Спасу от них нет. Пойди сейчас же к реке и избавься от них.

– Но мама! Я спешу в школу, котята могут подождать до вечера!

– А я не могу! – злобно крикнула Ирма, и Арчи понял, что лучше не спорить, иначе можно лишиться занятий.

Не глядя в корзинку, он пошел быстрым шагом к реке. Никогда он этого не любил. Всякий раз противное чувство подкатывало к горлу, глядя как маленькие пушистые комочки, уходят под воду. И почему мать всегда его заставляла топить котят? Арчи пытался вспомнить, было ль хоть раз, чтобы она сама это делала, но пришел к выводу, что это его вечная повинность. Подойдя к берегу, он услышал звон городского колокола и понял, что опоздал на занятия. Настроение тут же поникло. Арчи сел на бугорок, поросший свежей травкой, и заглянул в корзинку.

– Раз, два, три.... Так много Хлоська еще не приносила, чтоб ей пусто было! – в сердцах воскликнул юноша. Он боялся признаться себе, что ему жалко топить котят. Он прекрасно знал, чем могла для него закончиться эта жалостливость. Но всякий раз, это чувство становилось все сильней и долго потом еще занозило в душе раной. Страшно было ослушаться мать. Даже подумать, что на тебя станут коситься и показывать пальцем, было невыносимо. Конечно старейшинам видней, на то они и старейшины. Нельзя быть слабым говорили они, слабость порочна. Род превыше всего и нужно быть как все...

– Отчего же внутри что-то перечит мне, когда я снова иду топить несчастных котят? – мучался вопросом Арчи, глядя как черные пушистики, тыкаются друг в дружку носами, ища свою мать. Будто невидимые «котята» ворочаются в душе и не дают покоя. Проходило несколько месяцев, боль утихала, но эта несносная Хлоська снова приносила приплод. И конца края этому не было видно.

Тяжесть усугублялась тем, что некому было открыться. Рассказать о своих переживаниях, было сродни выдать самого себя. Приходилось носить в себе эту тайну. Учиться как-то уживаться с ней. Но почему? Арчи хотел найти выход чувствам, переполняющих его.

Только сейчас он вспомнил те немногие случаи, когда его соотечественников изгоняли из города за жалостливость. Он страстно захотел увидеть и поговорить хоть с кем-нибудь из них. Может быть, они смогли бы понять его боль. Но их уже не было в городе, и Арчи оставался наедине с самим собой.

Плакучая ива, склоняясь ветвями к самой воде, гладила мутную реку. Мясистые, пуховые почки, намокая, тянули ветви в непроглядную толщу. Арчи стало не по себе. Хотелось разорвать этот замкнутый круг, отринуть дурную повинность. Он глядел, как ветви сплетались увлекаемые течением и вдруг, словно озарение пришла спасительная мысль.

Арчи оглянулся. Ивы росли густым массивом по обе стороны от тропинки, по которой носили воду. Юноша поднялся и вынул из поясных ножен небольшой ножик.

То, что пришло парню в голову казалось невероятным открытием, поскольку никогда раньше он видел и знал, что такое плот. Арчи улыбался, радуясь своему прозрению, и срезал длинные ветви. Нарезав целую охапку, он очистил их от почек и разложив ветви на берегу, начал сплетать лоскут на подобии холстины.

Все толще и толще становился деревянный плотик. Теперь нужно было проверить его.

Арчи подошел к воде и опустил его в воду, придерживая за край. Плотик держался на воде. Сердце стучало в груди от волнения. Он собирался сделать то, чего и помыслить не мог. Он собирался нарушить указание матери... нарушить родовое табу.

Аккуратно переложив котят на плотик, он опустил его в воду и легонько оттолкнул от берега. Течение подхватило невиданное доселе творение и понесло вдаль. Котята сгрудились в центре, но не пищали, а с удивлением таращили глаза на блестящую гладь реки.

– Что с ними будет? – думал Арчи, глядя, как река уносила в неизвестность беззащитных малышей, – Скорей всего погибнут.

Но на душе у парня стало вдруг легко и светло, настроение вновь заиграло весенними красками, и довольный собой и своим открытием, он помчался в припрыжку обратно.

Старуха Гирма стояла у плетня и обсуждала с матерью Арчи свежие сплетни, когда юноша, насвистывая песенку про прыгал мимо них, бросил корзинку в чулан и умчался в город.

– Гляди-ка Ирма, что это отпрыск твой прямо светится от счастья?

– Сама не знаю...

– Ай, день рождения?

– Что ты, день рождения у него через несколько дней.

– Чего ж он скачет как молодой козел?

– Я его послала котят утопить, а он вернулся будто "бахайки" выпил.

Старуха приподняла брови:

– Котят говоришь, топить ходил... Странно, очень странно, – подумала Гирма, – Понаблюдать бы за ним, да ноги мои старые не поспеют.

II

Несколько последующих дней Арчи пребывал в таком же приподнятом настроении. Погода установилась солнечная, тяжелый груз с души спал и даже Матильда, будто бы чаще стала улыбаться Арчи. Он безумно хотел пригласить ее к себе на день рождения, но прекрасно знал, что она откажет.

За день до означенного срока, Арчи проснулся раньше обычного и решив побыстрее освободиться от домашних дел, схватил ведра и помчался на реку. Были еще сумерки, от реки тянуло холодом и пахло сырыми водорослями. Зачерпнув с небольшого деревянного мостка воды, Арчи собрался идти обратно, как заметил краем глаза, какое-то шевеление на берегу. Поставив ведра и сделав пару шагов, он замер он неожиданности. Под нависшей над берегом, трухлявой корягой сидела огромная речная жаба. Таких размеров Арчи еще ни разу не встречал. Жабы были одним из редчайших деликатесов у горбунов. В отличие от лягушек они не хотели плодиться в искусственных канавах. Жили они в глубоких норах под берегом и выходили из них только по ночам. Поймать крупную жабу было невероятным везением.

Арчи замер в нерешительности. Как бы подобраться к ней, чтобы не спугнуть. Пятясь задом, он вернулся к ведрам. Осторожно опорожнил одно из них и взяв его вроде сачка тихонько двинулся вперед. Жаба к своей погибели уже несколько минут пристально следила за добычей – жирной гусеницей висящей на ивовом прутике.

Подкравшись настолько близко насколько это было возможно, Арчи прыгнул и накрыл жабу ведром.

– Йо-хо! – воскликнул парень, и забарабанил по пустому ведру, глуша свою добычу, чтобы она не сопротивлялась.

– Вот это удача! Вот так, так! – приплясывал Арчи вокруг ведра, – Теперь уж Матильда не сможет мне отказать! Ни одна девочка в городе не откажется от тушеной жабы, да еще такой гигантской!

Радости мальчугана не было границ. И все это под самый день рожденья!

Опрокинув второе ведро, он ловким движением подхватил оглушенную жертву и вложив ведро в ведро, чтобы жаба не выпрыгнула, побежал домой.

Захлебываясь от радости и восторга Арчи рассказывал матери о невероятной случайности и удачной поимке. Ирма тоже поразилась величине пойманной жабы и в первый раз в жизни похвалила сына.

– Мама, я хочу пригласить друзей на пир. Баха послала мне ко дню рождения подарок!

– Ну что же, я не против, – нехотя ответила мать, – ведь ей было страшно завистно, вряд ли она попробует столь редкое лакомство.

Увидев, что мама не очень рада и догадавшись о причине, Арчи воскликнул:

– Не расстраивайся мама, на всех хватит! Ты погляди, какая жирная!

И действительно, – подумала Ирма, такой, на всех хватит.

Вручив свои надежды в руки матери, Арчи довольный собой, решил прогуляться в город, и похвастаться своим друзьям, удивительным уловом.

Дойдя до самой площади и не встретив никого из знакомых, которые к слову собравшись ватагой, гнали в это время домашнего кота бургомистра к реке, в надежде либо утопить его, либо побить. Этот кот выводил из себя всех пацанов в округе своей неприкосновенностью. В городе все кошки были равны перед рогаткой хулигана, а этот хлыщ дразнил ребят из-за окна. Но в этот раз, поддавшись весне и любви, кот совершил оплошность и покинул свою "крепость". Тут то его и ждали.

Если бы Арчи оказался чуть раньше, он конечно присоединился к погоне, но теперь он не знал куда податься. Вдруг он услышал знакомый голос:

– Здравствуй Арчи, а я тебя ждал!

Арчи обернулся. У открытого окна таверны «Тощий мерин» сидел отец и потягивал холодный квас.

– Здравствуй отец – произнес юноша, подойдя к окну. Ты наверно спутал числа, у меня завтра день рождение.

– Я прекрасно помню сын. В этот раз именно сегодня ты мне и нужен.

– Откуда же ты знал, что я приду?

Отец улыбнувшись, окинул взглядом небо.

– Посмотри, какая погода? Я был уверен, что ты появишься!

Он допил свой квас и вышел наружу.

– Пойдем, сегодня я нарушу запрет твоей матери и приглашу тебя к себе в гости!

Арчи чуть не подпрыгнул от радости.

– И хотя домик мой скромен, но надеюсь, тебе понравится. Я приготовил для тебя подарки. Арчи хотел, было спросить, почему сейчас, почему не завтра, но его переполнял восторг и счастье и ему уже было все равно. Они зашагали к южной окраине и только теперь Арчи вспомнил, как мать, хлебнув с Гирмой лишнего, затягивала свою излюбленную тему, о чудном Брюне.

– Этот малахольный, выстроил себе "курятник" у самой каменной россыпи, где даже отъявленные пьянчуги не живут, – повторяла она повитухе в сотый раз, – Не удивлюсь, если он на закаты ходит глазеть.

И действительно, отец Арчи выбрал для житья самый неприятный участок. Каменная россыпь было тем местом, по которой уходили изгнанные из города горбуны. Оно не могло радовать глаз своим унылым видом, как и кладбище, которое находилось неподалеку. Всякий раз, услышав пьяные пересуды, Арчи уходил из дома, не желая слышать гадости про отца, но в глубине души также терзался вопросом – Почему там?

И вот радостно поспевая за отцом, он решился сам задать этот вопрос.

– Почему там? – переспросил отец, – Наверно потому, что там дышится легче.

Арчи не понял, что это значит, а переспрашивать постеснялся. В самом деле, кому какая разница, размышлял он, выбивая веселый ритм деревянными башмаками по настилу.

Вскоре жилые дома закончились, дорога резко сузилась и превратилась в тропинку, нырнувшую в заросли бузины. Горький запах ударил в нос и Арчи чихнул.

– Что пробрало? – улыбаясь, спросил отец.

– Ага.

– Уже скоро.

Через минуту заросли расступились, и перед ними раскинулась каменная россыпь. Большой зеленый луг, будто испещренный огромными осколками, казался местом, где прогневались боги. Большие, в рост взрослого горбуна, глыбы с острыми гранями были густо разбросаны по всему лугу. Чтобы попасть на другую сторону, нужно было потратить много времени, обходя каменные преграды. Дети и подростки бывали здесь очень редко. Место внушало страх даже взрослым, потому здесь всегда было безлюдно и тихо.

– Слышишь? – спросил отец.

– Что? – Арчи, навострил уши.

– Какая здесь тишина! – с удовольствием промолвил отец.

Действительно, было непривычно тихо и даже умиротворенно.

– Тебе правда здесь нравится жить? – спросил Арчи.

– Очень...

Юноша силился уловить смысл и интонацию слов отца, чувствовал, что он еще многого не понимает и что отец его не чудной, как твердила мать. Здесь было что-то другое.

На небольшом бугре, возвышающимся над лугом стоял крохотный деревянный домик.

У многих горбунов амбары были больше чем дом отца Арчи. Мальчугану все было в диковину. Все что касалось жизни отца, почему-то казалось таинственным и необычным.

Домик был маленький, но очень крепкий и добротно сложенный.

Отец достал из заплечной сумки ключи и открыв навесной замок, распахнул дверь.

– Теперь это твой дом, входи.

Арчи волнуясь, переступил порог и застыл в немом восторге. На противоположной стене, огромное по меркам обычных хат окно открывало вид на луг. Сумрачные хибары с маленькими окошками казались теперь темными склепами, в которых проходила жизнь горбунов. Окно было собрано словно мозаика из небольших кусков стекла, закрепленных в тонких медных полосках. Казалось, будто живая картина висит на стене. Комната, залитая светом, наполняла радостью этот странный домик на отшибе. Маленькая печка, лежанка, большой ясеневый стол у окна, обычные в хозяйстве вещи и посуда, вот и все что здесь было.

Арчи хотелось воскликнуть и поделиться с отцом своим удивлением и восторгом, но он не мог подобрать слов. Он подошел к самому окну. В это время легкие весенние облачка затеяли игру с ветром и солнечный свет, пробиваясь сквозь них, заиграл на гранях каменной россыпи. Луг в мгновение ожил и наполнился бликами, заискрились холодные камни, и даже воздух над лугом наполнился искорками. Арчи завороженный, глядел на чудесную перемену и не мог поверить своим глазам. Еще несколько минут назад он был уверен, что это самое угрюмое место в округе, а теперь не мог оторвать глаз от великолепной картины.

-Красиво!? – спросил отец, подойдя к сыну.

Арчи поднял глаза полные невысказанной благодарности. Он перебирал в памяти все бугры и перелески где только бывал и не мог вспомнить, чтобы местная природа так восхищала его как этот луг. Отец для Арчи предстал вдруг тайным живописцем, который видел то, что не видели другие. И он поделился этой тайной с Арчи.

Юноше захотелось обнять отца, но страх показаться слабым и женственным удержали его.

– Папа, твой домик большая тайна, ведь правда? – спросил Арчи.

– Тайна сынок не в доме – ответил отец и задумался. Ему хотелось рассказать сыну все, что он знал, но времени не было, настала пора свершить задуманное.

Арчи ждал, что вот-вот и отец расскажет ему нечто такое, что развеет сомнения.

– Сын, ты поймешь чуть позже, почему я не дождался завтрашнего дня. Время не терпит. Много лет я ждал этого часа, поэтому прими подарки сейчас.

Арчи охватила неясная тревога, от того, что меж слов отца, был какой-то смысл, которого он не понимал.

Отец достал из-под стола сосновый короб, а из него, новые башмаки.

Арчи ахнул. Облегченные, вырезанные лодочкой башмаки из орехового дерева, были мечтой любого подростка. Но это было не все. К задникам были пришиты кожаные онучи, которые опоясывали голень и не давали башмакам соскочить с ног.

– Папа, теперь за мной никто в классе не угонится! – воскликнул Арчи.

– Носи сынок!

Арчи тут же скинул свои старые, тяжелые, дубовые башмаки и обулся в обновку.

– Какие легкие, ног не чую, будто босой! – радовался Арчи.

– А вот еще подарок.

Арчи оторвал взгляд от обувки и с удивлением произнес:

– Еще?! До сего дня он и мечтать не мог о том, что подарок может быть не один.

Отец снял свою козью кожаную куртку и протянул сыну.

Арчи в растерянности замер, не зная как поступить.

– Ты даришь мне свою куртку?

– Да, сынок.

– Но в чем же ты сам будешь ходить?

– Она мне больше не понадобится.

Арчи хлопал глазами не понимая, что ему говорит отец. Как может не понадобиться куртка? Если только человек собрался помирать?

– Бери, Арчи, сейчас я тебе все объясню. Время не терпит.

Арчи робко взял куртку из рук отца и надел ее прямо поверх своей жилетки.

– Она тебе еще великовата, но ничего, подрастешь – промолвил отец, поправляя куртку на спине сына. Арчи раздирали противоречивые чувства. Радость от столь дорогих подарков, мешалась с тревогой и непониманием.

– Тебе понравились подарки? – спросил отец.

– Очень папа, я так тебе благодарен!

– Теперь сядь сюда, я скажу тебе главное.

Отец был взволнован. Он ходил по комнате, пытаясь подобрать слова. Сколько раз он представлял этот разговор, а теперь мысли спутались.

– Сынок...– начал отец. Я не хочу ворошить прошлое. Много лет назад я оставил тебя с матерью и ушел. Тогда ты бы все равно не понял причин моего поступка, да и сейчас ты еще молод. Пройдет время... А время лучший судья на свете и оно тебе откроет некоторые истины. Надеюсь на это всем сердцем.

Арчи замерев, слушал отца, боясь пропустить хоть одно слово. Так они были непривычны слуху горбуна.

– Завтра тебе исполнится шестнадцать лет. Ты станешь взрослым. Я много лет ждал этого часа и не мог совершить то, что наметил. Но теперь пришло время...

Отец зачерпнул деревянным ковшом воды и промочил пересохшее от волнения горло.

– Я ухожу из города.

Слова прозвучали как набат. Как гром среди ясного неба. Арчи готов был услышать что угодно, но только не это. В мыслях у мальчугана не могло родиться подобного – покинуть город по собственному желанию? В истории города со времен самого Арбуна, не было подобного случая, иначе старейшины обязательно его сохранили бы в назидание потомкам. Как это уйти из города? Это подобно смерти. Арчи отказывался верить в это.

– Ты я вижу, удивлен? – спросил отец.

Сын молчал, но глаза вперившиеся в отца, требовали объяснений.

– Когда-то давно, сейчас уже и не вспомню, я начал задыхаться. Приступы удушья мешали работать. Я стал меньше зарабатывать. Дома начались скандалы. Бесконечная ругань только ухудшала мое самочувствие. Я перепробовал все известные настойки и закваски, ходил даже к старухе Гирме, в надежде, что ведьма откроет мне причину моей болезни.

Помню, она так перепугалась, раскладывая гадальные кости, что выгнала меня из хаты. Я уж решил, что дело мое совсем плохо, раз старуха не дала ответ.

Ирме она что-то пошептала, и меня выгнали из дома, запретив настрого с тобой встречаться. Я скучал по тебе и по Ирме тоже, хоть она и склочная, но мне пришлось оставить вас. Она не желала нести на себе бремя больного мужа.

В городе я поселился у звонаря. Он приютил меня по старой дружбе. Какое-то время я был еще слаб, но постепенно пошел на поправку, приступы отступили, и я вернулся к работе. Спустя год я решил вернуться в семью, но странное дело, тут же начались приступы. Шли годы, ты подрастал, а я все чаще приходил на это место, где мне так легко дышалось и удушье отступало. В итоге я решил построить здесь домик и уединиться.

Вот уже пятый год я здесь обитаю.

– Все равно не понимаю, – спросил Арчи, – Если тебе здесь хорошо и болезнь отступила, зачем ты хочешь покинуть город?

– Сынок, я чувствую, что я здесь чужой, будто что-то манит в даль.

– Но ведь здесь твой род, твоя семья, неужели ты не будешь скучать?

– Конечно буду. Но жить здесь больше не могу.

– Но почему?! – воскликнул Арчи.