355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Романовский » В постели с Президентом » Текст книги (страница 9)
В постели с Президентом
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:41

Текст книги "В постели с Президентом"


Автор книги: Владимир Романовский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

В небольшом уютном отеле – три этажа над одним из самых популярных кафе Латинского Квартала, Гвен настояла на двух номерах вместо одного несмотря на очевидное недоумение на лицах менеджера и Лероя.

– Вы уверены, что вы не вместе? – спросил менеджер, глядя на Лероя.

Лерой беспомощно поднял брови, показывая, что ничего не понимает – выражение, знакомое менеджеру, который на какое-то время был сбит с толку чистотой парижского прононса Гвен.

– Вы разве не вместе? – спросил менеджер на безупречном британском английском. – Я думал вы вместе. Вы уверены, что вы не вместе?

– Да, конечно, – ответила Гвен раздраженно, по-французски, частично стыдясь, что ее сопровождает невежда, частично – поскольку очень хотела разделаться со всем этим и уединиться в номере. – Уверены.

Лерой беспомощно улыбнулся, показывая, что он всего лишь невинный рядомстоящий, понятия не имеющий, о чем речь.

– Дайте мне номер, чьи окна не выходят на этот пошлый сквер, – сказала Гвен. – Ему можете дать все, что хотите. Если у вас есть кладовка без окон и с крысами, он не будет возражать.

Менеджер издал довольный смешок, дал Гвен две совершенно бесполезных формы – заполнить от руки – и принялся тщательно изучать данные ему паспорта.

– Как долго вы собираетесь у нас прожить? – спросил он Гвен, не глядя больше на безграмотного невежду.

– Не знаю точно, – ответила Гвен и, повернувшись к безграмотному, спросила, – Сколько мы будем тут торчать?

– Неделю, – сказал он. – Кстати, милый человек, – обратился он к менеджеру с лучшим британским акцентом, когда-либо слышанным коренным населением Бруклина, – будьте добры, с этого момента говорите с нами только по-английски. Вежливость требует, чтобы участники беседы говорили на языке, который все участники понимают. Любой другой метод общения классифицирует общающегося как мещанина с дурными манерами. – Перестаньте, – сказала Гвен, нервничая.

– Да, сэр, – с сомнением сказал менеджер.

Лерой презрительно фыркнул.

Утомленная перелетом, Гвен попыталась уснуть и не смогла. Чувствуя каждой клеткой каждое неправильное, выходящее за рамки систем, движение Вселенной, она вдруг поняла, что дрожит от мутного ужаса, свойственного людям, в которых недавно стреляли. За ними следили? Их преследуют? Двор отеля за окном – очень мрачный. Пол в коридоре скрипит от поступи слоняющихся там богатых юношей и девушек. Где-то раздается чей-то оргазменный крик. Прекрасное место для убийства, не так ли. «Богатая Наследница Убита В Парижском Отеле». Некоторое время она переживала по этому поводу. Можно было выйти и выпить, но не в одиночку же. Выходить в одиночку сейчас – немыслимо. Было боязно даже в душ зайти. Она осторожно вышла из номера и постучалась к Лерою.

– Да? Войдите.

Она вошла. Лерой уже принял душ и теперь курил у окна, разглядывая двор. Крыс в номере, вроде бы, не было.

– Простите, – сказала раздраженно Гвен. – Я очень напряжена сейчас, не могу расслабиться, не могу уснуть. И не могу быть одна. Я боюсь.

– Это обычное явление, – сказал Лерой. – Я бы удивился, если бы вы не боялись. В ванной есть лишнее полотенце. Примите душ.

– Я…

– Вам нужен душ, мисс Форрестер. А потом мы вместе выйдем и выпьем, и даже наверное съедим чего-нибудь. Уходящий страх способствует аппетиту. Не волнуйтесь, вы в безопасности.

Такое вдруг сочувствие – от Лероя! Это чудовище, этот хам с садистскими замашками! К чему бы это?

Вода в душе была комнатной температуры. Полотенце оказалось слишком маленьким даже для маленькой Гвен. Выйдя из ванной, она поймала взгляд Лероя и неловко улыбнулась. Проксимальные фаланги больших пальцев ног были круглые, неприятно похожие на мячи от гольфа. Но халат скрывал, тем не менее, слишком развитые икры. Она сразу пошла к кровати.

– Я только посплю немного, час всего, – сказала она устало. – Вы можете посидеть в кресле, или еще чего-нибудь.

Она подняла покрывало и забралась в постель.

Он сообразил, что она механически воспринимает его, как представителя низов, вроде слуги. Он ухмыльнулся.

Она, однако, вымоталась здорово. И уснула моментально.

Лерой осторожно присел на край постели. Ресницы у Гвен очень длинные. А глаза огромные. Неаполитанский нос, дорсумная часть слишком широка, чтобы назвать нос аристократическим – дернулся несколько раз из стороны в сторону – очень умилительно. Фильтрум сузился и сморщился на мгновение, когда она собрала губы в бантик в ангельском сне. Безупречная кожа. Нежная шея, удобная для поцелуев и сворачивания. Из-под покрывала торчит рука с длинными, изящными пальцами, красивый маникюр, лунки и кутикулы ухоженные. Он ощутил почти непреодолимое желание захватить зубами мочку ее уха, или подразнить ей языком трагус, чуть вытарчивающий. Чего он ожидал? Что она вдруг вплывет к нему в объятия и растает? Что она ни с того ни с сего вдруг решит, что он ей ровня? А может его бесконечный мужественный шарм и учтивость должны были произвести на нее впечатление? Можно было, конечно, бросить ей что-нибудь в стакан с водой, или просто приложить смоченный чем-нибудь кусок материи к ее ноздрям, из-за чего у нее потом долгое время будет дико болеть голова. Нет. Нет. Помимо этого – исследовать ее, голую, прикладываться губами и носом и пальцами – безусловно, приятно, но дальше-то что? Воспользоваться. То бишь, если честно – изнасиловать. Не говори глупостей, друг мой.

Он разделся, почистил зубы, и после тщательной инспекции одежды Гвен, каждый предмет по отдельности, уснул в единственном в номере кресле, вытянув поперек комнаты ноги.

Гвен проснулась через четыре часа и уставилась сонно на человека в кресле, со стоячим членом на виду.

– Эй! – сказала она. Затем повторила, громче. Вылезла из постели и, чуть поколебавшись, тронула Лероя за плечо.

– Ммм? Что? – спросил он.

– Я думала, вы будете следить, нет ли опасности, а не спать, – сказала она с трудом, сонная.

– Я слежу, – парировал он. – Все это время я держал уши открытыми.

– Вы голый.

– Я всегда сплю голый. Прошу прощения. Вас это беспокоит?

– По-моему, вы сумасшедший.

– Хорошо.

– Я хочу кофе.

– До завтра нельзя подождать?

– Нет. Хочу сейчас. И хочу выйти на улицу.

Лерой встал, рыча. Гвен опасливо отступила.

– Что это вам не спится? – неодобрительно сказал он, ища трусы. – Почти одиннадцать часов по местному времени. Кофе… Кофе она хочет!.. Где мои джинсы? А, вот они. Хорошо, пошли пить [непеч. ] кофе, раз вы настаиваете. Мне сюда его принести, или вы спуститесь со мной? Вы нисколько не изменились. Еще в школе были неприлично требовательны.

– Что? – она нахмурилась.

– Да так, ничего. Я знаю о вас больше, чем вы думаете. Жил-был такой парень, звали его Арчи.

– Как, простите?

Порассматривав рубашку, он подозрительно понюхал ее, прежде чем надеть.

– Вы с ним спали в колледже. Он был на последнем курсе, а вы на втором. У него еще безумная такая стрижка была, как будто он обиженный дикобраз.

– Откуда вам это известно? Кто вам сказал?

– Гейл.

– Гейл ничего не знает о моих университетских годах, маньяк!

– Почему вы не одеваетесь?

Глаза ее горели. Она топнула ногой.

– Хорошо, – сказала она. Пройдя к двери, она положила руку на бронзовую ручку и остановилась. – Я…

– Да идите же! Ну и дела! – сказал он. – Никто вас там не ждет, по крайней мере сейчас. Но все-таки попытайтесь одеться быстро.

Она сверкнула глазами. И вышла. Дверь в ее номер открылась и закрылась. Почти сразу раздался ее отчаянный крик.

Лерой вылетел из номера и пинком распахнул дверь в следующий, готовый бросится на того, кто смел расстраивать Гвен, кто бы он ни был.

– Черт, – сказала Гвен. – Это занавеска. Я думала там стоит кто-то. Не знаю. Вон, посмотрите на очертания.

– Очертания в точности совпадают с очертаниями стандартной занавески на французском окне, – сообщил ей Лерой.

– Но силуэт…

– Одевайтесь. Сейчас же. Я тут посижу и посмотрю задумчиво в окно, как Наполеон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. РАССВЕТ НА МОНМАРТРЕ

Город, некогда бодрствовавший круглые сутки, Париж последние лет двадцать стал придерживать поводья. Всего несколько заведений оставались открытыми за полночь, и меньше чем дюжина предлагала услуги после часу. Ле Конти, бар внизу, традиционно не закрывавшийся до четырех утра, изменил интерьер дабы угодить вкусам менеджеров среднего эшелона и музыка там играла очень громко. Заведение напротив, Ла Буши, некогда презираемое интеллектуалами, пользовалось теперь успехом у эпикурейцев, любителей поговорить о смысле жизни ночью, не пытаясь при этом перекричать динамики.

Лерой заказал коньяк себе и черный кофе Гвен.

– Вы платите, не так ли? – спросил он, заметив, что она не собирается платить.

– О… – сказала она, вспомнив.

Некоторое время они пили молча.

– Может, пройдемся немного? – спросила она.

– Ну конечно же, – согласился Лерой. С энтузиазмом, как она заметила.

Они шли в молчании до Пляс Сен Мишель, затем через мост на Сите, вдоль набережной до Пон Нёф, по нему на Правый Берег, через Риволи и дальше, углубляясь неминуемо в трущобы. Гвен не помнила, чтобы она когда-либо здесь ходила, этими темными улицами. Половина фонарей не работала. Кругом пустынно.

– Здесь не… не опасно? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответил Лерой. – Может и опасно. Я люблю опасные места.

– А куда мы идем?

– На Монмартр, если, конечно, у вас нет других планов.

– А что на Монмартре?

– На Монмартре Сакре-Кёр. Кафедральный собор и базилика.

– Это я знаю! Зачем мы туда идем?

– Я думал, что вам хочется прогуляться. Мы именно этим сейчас и занимаемся. Мы прогуливаемся. Почему вы никогда не бываете удовлетворены?

– Почему мы идем именно по этой улице?

– А, теперь, стало быть, улица виновата в чем-то. В чем виновата улица?

– Здесь темно.

– Здесь интересно. Посмотрите на строения. В основном шестнадцатое столетие, но то тут, то там неоклассический стиль.

– Как, простите?

– Неоклассический. Девятнадцатый век. Во времена Реконструкции, или незадолго до нее, по всему городу такого настроили. Вы что, нервничаете?

– Ну да.

– Не нужно. Слушайте, это для вас редкая возможность. Вы идете через плохой район – но вы в полной безопасности. Такое не часто бывает, не так ли. Взбодритесь.

Она подумала и не нашла аргумент Лероя убедительным.

– Откуда вам известно про Арчи?

– Что? А, это. Да так… – ответил он. – А вот что вас на самом деле удивит… мягко говоря… так это то, что я знаю, что у вас была фотография Кристофера Аткинза в шкатулке, которую вы прятали под кроватью в дормитори.

– Что?

– Вы правы. Шкатулки не было. Но у чемодана было второе дно, и в нем было многое спрятано.

– Все так делали.

– Но не все держали там янтарный браслет, да еще спрятанный в роман Стендаля. Специально выковыряна дырка в страницах, почти насквозь. Вы не любите Стендаля, да?

– Кто вы такой? – спросила она. – Как вам все… Мы знали друг друга в прошлом? Кто вы такой, черт вас возьми? Просто скажите, кто вы такой.

– Детектив Лерой, к вашим услугам.

– Как?

– Что – как? Не понял.

– Как вы узнали про янтарь? И вообще – про все?

– Профессия такая – знать чужие тайны.

– Никто не знал про янтарь, – с уверенностью сказала Гвен, кусая губы. – Даже Арчи не знал.

– Магда Висконти тоже не знала? Вы с ней делились многим.

– И Магда не знала… Магда! Вы и про Магду знаете!

– Успокойтесь.

– Хорошо, – сказала она. – Слушайте. Мы с вами вместе учились, что ли?

Он улыбнулся.

– Подумайте, – сказал он. – На ваш взгляд – похож я на человека, с которым вы могли вместе учиться?

– Нет.

– Ну и вот.

– Но я не понимаю.

– Всего понять невозможно, Гвен, – сказал он заговорщическим тоном. – Некоторые вещи должны оставаться непонятыми. Типа, шшш! – Он приложил палец к губам. – Понимаете?

– Вы меня пугаете.

– Нет, нет, пожалуйста, Гвен. Пожалуйста поверьте мне. Со мной вы в безопасности. Я никому не позволю вас обидеть.

Опять они некоторое время шли молча.

– Почему? – спросила она наконец.

– Что почему?

– Почему вы никому не позволите меня обидеть?

– Ах, уж я и не знаю даже…

– Это что же, это…

– Признание в любви? Нет, мисс Форрестер. Совсем нет. Да вы не беспокойтесь. Расскажите мне про Гейл.

– Гейл?

– Гейл. Именно так я и сказал. Гейл.

– Гейл Камински?

– Про нее самую. Расскажите.

– При чем тут Гейл?

– Из всех потенциальных лонгайлендских домохозяек, почему вы выбрали именно Гейл?

– Для чего выбрала?

– Для одаривания временем и деньгами. Вы дважды внесли за нее месячный взнос банку, за дом. Кто так поступает?

– Откуда…

– Почему вы выбрали именно ее?

– А кого я должна была выбрать, вас?

– Мне просто любопытно.

– Это не любопытство, это бестактность. И я вас боюсь. Что вам нужно от меня?

– Нет, любопытство. Можете не отвечать, хотя предупреждаю, что если мне долго не угождать, я могу… э…

– Что? Что вы можете?

– Ох не знаю, – он огляделся. – Могу отдать вас вон тому суровому чудику, который торчит на углу.

Презрительное ругательство чуть не вылетело у Гвен, но она вовремя себя остановила. Все-таки они находились сейчас в очень плохом и страшном районе, и Лерой был действительно ее единственной защитой, единственной связью с уютным и безопасным цивилизованным миром. Когда они проходили мимо чудика, тот вдруг ступил на середину тротуара и обратился к ним по-французски с сильным акцентом.

– Что он сказал? – спросил Лерой.

– Он хочет узнать, как мы себя чувствуем.

Внезапно Лерой круто повернулся и направился к чудику. Последний объяснил, что он ничего такого не имел в виду, никаких проблем, отступил спиной, повернулся, и пошел прочь. Лерой ухмыльнулся. Возвратившись к Гвен, он взял ее за руку. Это было невежливо, такая фамильярность, и Гвен захотелось отобрать руку, но передумала. Касаясь руки Лероя, она чувствовала себя так спокойно, как не чувствовала многие годы.

– Расскажите мне про Гейл, – попросил он еще раз.

– Не понимаю, что вы хотите слышать. Ну… Она очень несчастный человек, – сказала Гвен. – Сплошной эгоизм и ребячество.

– Как вы с ней встретились?

– В баре.

– Что за бар?

– Просто ирландский паб, на Бродвее. Она меня спросила, не знаю ли я, где находится станция метро. Она заблудилась.

– Вы ей сказали?

– Да. Но это была не та станция, которая была ей нужна.

– А об этом вы ей сказали?

– Нет. Это была единственная станция в районе, о которой я точно знала.

– Она воспользовалась станцией?

– Нет, она взяла такси.

– Домой? В Лонг Айленд?

– До автостоянки. Она показала шоферу квитанцию стоянки. Он сказал, что примерно знает, где это.

– И вы договорились встретиться еще раз?

– Мы обменялись телефонами. Через две недели она вдруг является в город и просит, чтобы я прошлась с ней по магазинам. Мне было любопытно.

– Что вы хотели узнать?

– В какие магазины ходят женщины вроде Гейл.

– Узнали?

– Да. Бергдорф и Блумингдейлз.

– Бергдорф?

– Да. В Бергдорф она ничего не купила. Сказала, что все очень дорого.

– Это так и есть.

– Я не заметила большой разницы между этими двумя магазинами. Хотя в Бергдорфе было приятнее внутри. Вы уверены, что мы правильно идем? Что-то улица все темнее и темнее.

– Мы идем на север.

– И что же?

Лерой пожал плечами.

– Если идешь на север, рано или поздно упрешься в бульвар. Предполагаю, что мы окажемся где-то между Пигаль и Клиши минут через двадцать. А оттуда – все время в горку, пока не доходишь до вершины.

– Вы уверены?

– Я посмотрел карту. Север – все еще по направлению к северному полюсу. Как и три тысячи лет назад.

Некоторое время они продолжали болтать – до того момента, как вдруг оказались в районе под названием Сталинград. Четырехугольные столбы, поддерживающие эстакаду метро, выглядели призрачно-зловеще. Появились совершенно черные зоны и закоулки столь жуткие, что казалось они просто умоляют тебя перерезать кому-нибудь горло, или подставить под чей-то нож собственное. Настроение Лероя нисколько не изменилось – все также спокоен и бесстрастен.

– Может, поймаем такси? – спросила Гвен.

– Вы чего-то боитесь?

– Преступников. Нападения.

– Если вы и увидите сегодня нападение, – сказал Лерой, – то нападать скорее всего буду я. Не волнуйтесь, здесь спокойнее, чем вы думаете.

Как он обещал ранее, они повернули на улицу, идущую в гору. Оставив неприятные кварталы позади, они углубились в сетку монмартрских неровных переулков. Повернули. Увидели ярко освещенное кафе. Дальше был уютный жилой сквер, над которым возвышался роскошный отель восемнадцатого века постройки. Гвен узнала его. Его постоянно показывают в претенциозных французских фильмах о меланхоличных неудачниках, психологически переживающих жизненную неустроенность в Париже, без начала, конца и сюжета. Лерой повел Гвен дальше. Наклон улицы стал заметно круче. К моменту, когда они добрались до вершины, Гвен тяжело дышала и помалкивала. Из десятка кафе по периметру главного монмартрского сквера последние два закрывались. Лерой и Гвен пересекли сквер, утыканный пляжными зонтиками, под которыми в дневное время популяция поглощала еду, приготовленную в этих кафе, и платила китайским умельцам за созидание неуклюжих портретов углем, пастелью, акрилом, и сухой кистью, и наконец вышли к порталу Сакре Кёра. В этот момент, точно по команде, прожекторы, иллюминирующие парижские достопримечательности, выключились (они выключались каждую ночь, через час после полуночи), и величественный собор времен Бель Эпокь возвышался над ними, Гвен и Лероем, сплошным черным силуэтом на фоне фиолетового неба.

Лерой круто обернулся и сошел вниз по ступеням, ведущим на террасу, с которой можно видеть крыши всего Парижа. Дальше вниз был парк, запертый на ночь. Группа черных подростков перелезала через чугунную ограду – в парк и из парка – под звуки африканской песенки, раздающейся в переносном стерео, стоящем на асфальте. Песенку пели на ломаном английском и стилизована она была в какой-то степени под американский хип-хоп. Гвен посмотрела боязливо на молодняк.

– Попросите у них сигарету, – посоветовал Лерой. – А то у меня кончаются.

Он скинул рюкзак с плеча и неожиданно вытащил из него бутылку бордо и два самых настоящих стеклянных бокала, завернутых плотно в бумагу. Затем у него в руках появился штопор.

– Ого, – сказала Гвен, хихикая неуверенно.

– Да, – сказал Лерой. – Преимущество вина в этой стране – оно в основном французское. Посему, купив бутылку и найдя, что вино плохое, винить следует не отсутствие везения, а собственную глупость. – Он налил темную влагу в бокал и протянул его Гвен. – Прозит!

Стерео запело хриплым баритоном – «Его поймали в рабство в Аааафрике. И белые поволокли его в Амеееерику». Некоторые части города все еще были неплохо освещены, в некоторых из ближних окон горел свет.

– Хорошо, что они не понимают слов, – заметил Лерой. – Я не в настроении сейчас драться.

– Может, пойдем еще куда-нибудь? – спросила Гвен, опасливо поглядывая на группу.

– Не подавайте виду, что боитесь, – сказал Лерой. – То есть, я, конечно, справлюсь с ними, но это пустая трата времени. Ножи у них есть, а вот огнестрельного оружия нет. Нож мне не нужен. Отнять у кого-нибудь пистолет я бы не отказался. Без пистолета я чувствую себя голым. Возможно, я вам об этом уже говорил пару раз. Кстати, диск отдадите мне.

– Какой диск?

– На котором записана сцена убийства вашей сестры. Куда вы его засунули? Какой-то ящик в банке, о котором я не знаю?

– А вы подлец, – сказала она, совершенно сбитая с толку.

– Я его обыскался давеча. И все-таки думаю, что он у вас дома. В конце концов, дома у вас на дисках – вся история человечества с момента вашего рождения, в деталях. А этого диска нет. На котором убивают вашу сестру.

– Вы обыскали мою квартиру?

– Без ордера. Подайте на меня в суд.

– Черт знает что!

– Эй, вы хотите найти убийцу или нет? Помимо убийцы, нам нужно еще найти храброго стрелка, который в вас давеча стрелял. Возможно, это не одно и то же лицо. Разные люди.

Она отвернулась и вдруг почувствовала себя глупо. Когда сердишься на мужчину, нужно ставить бокал и выходить из комнаты. Презрительное фырканье – бонус, можно исполнить, можно не исполнять. Не было комнаты, из которой можно выйти, и не было ничего, кроме асфальта, на что можно было поставить бокал. Допустим, она все-таки поставит его на землю. И куда же она после этого пойдет? В отель, который они только что видели! А потом? Обратно в Штаты. Сойдет с самолета – прямо в прицел стрелка. «Богатая Наследница Убита в Аэропорту. Семья Чемпиона Уменьшается Каждую Неделю».

Несправедливо все это!

– Слушайте, – сказала она. – Кто вы такой? Если не скажете, клянусь, [непеч. ], я прямо сейчас уйду, и плевать мне на последствия.

– Не могу вам сказать, – сообщил Лерой, сожалея. – Поверьте мне, не могу. Может быть позже. И перестаньте вы ругаться. Вам не идет. Просто представьте себе, что я единственный человек в мире, могущий и желающий вам помочь.

– Откуда мне знать, что это не вы убили мою сестру, а потом попытались убить меня?

Она сразу поняла, что говорить этого не следовало. Чтобы скрыть смущение, она добавила:

– Почему я должна вам верить?

– Потому, – сказал Лерой мрачно, – что вы мне нравитесь.

– Простите, как?

– Нравитесь. Мне. Очень. Вы привлекательная.

– Какая?

– Собственно, более или менее неотразимы.

Она посмотрела на него с презрением. Покачала головой, опустив вниз и в сторону нижнюю губу и закатив глаза.

– Чушь, – сказала она, фыркнув.

Ей было лучше.

– Нет, не чушь.

– Перестаньте. Терпеть не могу неискренние комплименты.

– Я искренен. И это был не комплимент.

– Слушайте, Детектив. Мы взрослые люди. Я знаю о своих, скажем так, недостатках, а также о том, что самая привлекательная моя черта – деньги моего отца.

Лерой помолчал.

– У вашего отца нет денег, – сказал он.

– Ага, – сказала она.

– Сегодня он еще держится, а завтра объявит банкротство и останется без друзей, без средств, возможно на улице. Я не хотел вам об этом говорить. Я хотел бы, чтобы это сделал кто-то другой. Простите. Очень сожалею.

– Глупости, – сказала Гвен.

– Очень жаль.

– Откуда вы знаете!

Он поборол соблазн сказать, что его профессия все знать и так далее.

– В «Дейли Ньюз» об этом написали, – сказал он.

Неподалеку торчала телефонная будка. Лерой протянул Гвен французскую телефонную карточку. В другое время она бы удивилась – откуда у него карточка, когда купил, где, откуда знал, как заплатить, и как работают в этом городе уличные телефоны (очень малая их часть все еще принимала монеты), но ей было не до этого. Некоторое время она воевала с телефоном, потом сдалась и попросила Лероя помочь. Он снял трубку с держателя, вставил карточку, и набрал два нуля.

– Теперь набирайте единицу, код зоны, и номер.

В Нью-Йорке было десять вечера. Трубку взяла мама. Очень сдержанным голосом она заверила дочь, что все по поводу банкротства – правда. Более того, юридическая защита фондов не была еще оформлена. Это займет время. А пока что все фонды заморожены или арестованы и переданы кредиторам. Ни один счет не избежал замораживания, наличные ни откуда не поступают. Оставались собственные мамины сбережения (пятьдесят тысяч, прикинула Гвен), и драгоценности (сто тысяч, прикинула Гвен – остальное взято напрокат).

Гвен повесила трубку. Странная улыбка застыла на ее лице. Лерой что-то пробормотал по поводу разбазаривания фондов. Она решила проигнорировать замечание. Оказалось, что он имел в виду телефонную карточку. Он вынул ее из щели и сунул себе в нагрудный карман.

– Приключение, – сказала Гвен.

– Что?

– Давайте возьмем такси, – предложила она. – Я не хочу тащиться обратно пешком через весь город.

– В данный момент поймать такси здесь непросто, – заметил он.

– Они проезжают иногда, ищут пассажиров.

– Только когда они никому не нужны.

Она посмотрела на него, ожидая… чего именно? Что он выйдет на проезжую часть перед собором, подумал он, и встанет там с поднятой рукой, пока не остановится такси. Он пожал плечами и сунул руки в карманы.

– Ну? – сказала она.

– Вы хотите такси. Вы и ловите.

Она надулась. Сейчас она была очень ранима. Она вышла на проезжую часть. Никаких такси. И машин тоже. Она стояла, готовая поднять руку. Минуту спустя она почувствовала себя глупо.

– Можно было бы провести остаток ночи здесь, – сказал он. – Рассвет на Монмартре. Такого нигде больше не показывают.

– Нет, спасибо, – сказала она. – Мне холодно.

То есть, до нее еще не дошло. Она не могла осознать, отказывалась до конца понимать, что случилось. Давешние события – гибель сестры, выстрелы – были трагические и страшные – но это – весь ее мир вдруг обрушился, сразу – нет, это нельзя было охватить умом. Не вписывалось в кругозор. Ее понятия о том, как устроена Вселенная, не могли к этому приспособиться. Не за что было зацепиться. Такие вещи не просто маловероятны – их не бывает. Никогда. Гидранты не превращаются в кузнечиков, полицейские в Таймз Сквере не перекидываются остроумными репликами, составленными из пятистопных ямбов, обычные лампы не загораются до того, как кто-то поворачивает выключатель. Состояния не исчезают в темном вакууме.

– А можно сойти вниз, к Клиши, и поймать такси там, – сказал он.

– Там есть?

– Конечно.

Она согласилась. План был хорош. Они вернулись к главному скверу, пересекли его, и начали спускаться по уклонной улице.

– Ноги болят дико, – объявила она.

– Все магазины обуви сейчас закрыты. Завтра купим вам сникеры. Хотите, я вас понесу?

– Нет, спасибо. Подождите-ка.

Остановившись и чуть согнувшись, она сняла туфли. Холодная брусчатка обласкала ступни – но это было временное утешение. Они снова были в сквере перед отелем.

– Давайте здесь поспим, – сказала она почти умоляюще.

– Ладно, – согласился он.

Они вошли в вестибюль. Портье посмотрел на них сонно. Гвен объяснила, что им нужна комната и протянула кредитку. Портье, исполнявший ночью также обязанности клерка, пропустил кредитку через машину, и машина отказалась принимать транзакцию.

– Не может быть, – сказала Гвен. – Попытайтесь еще раз.

– Дайте ему другую кредитку, – сказал Лерой.

– Хорошо, – сказала она покорно.

Те же результаты.

– Что-то не так с машиной, – предположила Гвен, нервничая.

– Боюсь, что все так, – сказал Лерой.

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете.

– Но не могут же мне взять и отменить кредит, вот просто так!

– Почему нет? Могут. Что им мешает?

– Это противозаконно. Все мои кредитки – на мое собственное имя.

– А когда вы последний раз оплатили счет сами? То есть, когда вы действительно сами заполнили чек, расписались, положили в конверт, приклеили марку, и кинули в почтовый ящик?

– Я… Не знаю. В прошлом месяце.

– Нет. Вы лично. Когда вы в последний раз занимались этим лично?

Она яростно на него посмотрела.

– Спросите у него, возьмет ли он зеленоспинные, – сказал Лерой, вытаскивая бумажник.

Клерк объяснил, что не возьмет.

– Скажите ему, что он идиот, – сказал Лерой. – Скажите ему, что доллары – тоже самое, что золото. Скажите ему, что мы оккупируем Францию, как только закончим с Ближним Востоком. [непеч. ] лягушатники.

Клерк, кажется, что-то понял и разразился гневной тирадой, которую заключил английским словом «сожалею».

– Ничего не поделаешь, – сказал Лерой. – Если, конечно, у вас нет евро с собой.

– Двадцать или тридцать не хватает.

– Тогда пойдем отсюда.

– Значит, – растерянно сказала Гвен, – мы не можем здесь остаться ночевать?

Лерой уставился на нее. Мигнул. Ощутил сильное желание обнять и поцеловать ее.

– Сожалею, – сказал он. – Все сожалеют, о герцогиня. Вы сожалеете, я сожалею, этот бесполезный кретин ужасно сожалеет. Просто представьте себе весь мир, и что он вам виновато улыбается. «Сожалею, помочь не могу». Обычное дело.

Бесполезный кретин наклонил голову, показывая что он понял и, да, сожалеет.

– А вы ничего не можете сделать? – спросила потерянная Гвен.

– Я могу дать ему в морду. Но делу это не поможет. Слушайте, до рассвета два часа. Мы пойдем… Нет, подождите-ка. Спросите его, нет ли у него бутылки вина.

– Клерки в отеле не продают вино.

– Спорим?

– Перестаньте.

– Спросите его.

Она закатила глаза, но все-таки сказала по-французски:

– Мой спутник хотел бы узнать, нет ли у вас вина.

– Конечно есть, – откликнулся клерк.

– Есть?

– Конечно.

Он взял с них в три раза больше стоимости данной бутылки – примерно треть платы за номер.

– Прекрасно, – сказал Лерой. – Пойдемте обратно на вершину холма. Я покажу вам нечто совершенно потрясающее, милая дама.

Морщась, Гвен снова надела туфли. Хулиганы ушли. Несколько прилично выглядящих индивидуумов разных рас и национальностей собрались на террасе и ступенях.

– Присоединимся к клубу, – сказал Лерой. – Все ждут восхода.

Он открыл бутылку и налил вино в бокалы. Элегантно одетая женщина подошла к ним, неся пластиковый стаканчик, и спросила по-французски с акцентом, не нальют ли ей немного вина.

– Она хочет вина, да? – спросил Лерой.

– Да, – подтвердила Гвен.

– Спросите ее, есть ли у нее настоящий бокал.

– У нее есть стаканчик.

– Это я вижу. Спросите, есть ли бокал.

Гвен спросила. Нет, бокала у женщины не было.

– Скажите ей, чтоб она шла [непеч. ], – сказал Лерой.

– Почему? Мистер Лерой…

– Сэм.

– Почему вы не хотите налить ей вина?

– Потому, что у нее нет бокала, – объяснил Лерой. – Пить доброе вино из пластмассы – святотатство. Людей, так поступающих, следует пороть на площади.

– Извините, – сказала Гвен женщине. – Он не хочет наливать в пластик. Вот, отпейте из моего бокала.

– Э, нет, не пойдет, – сказал Лерой, останавливая руку Гвен. – Мало ли, может она заразная. Перестаньте сейчас же.

– Она… – Гвен хотела объяснить, что дама скорее всего принадлежит к ее, Гвен, классу. Не объяснила. Ей вдруг пришло в голову, что капризы Лероя ей, в общем, нравятся. Она повернулась к даме. – Идите на [непеч. ], – сказала она на очень чистом, очень отчетливом французском.

– Простите? – сказала дама.

– Она австрийка, – сказал Лерой без видимой причины.

– Идите [непеч. ], – повторила Гвен по-немецки.

Отвергнутая вместе с компанейскими ее побуждениями, дама резко распрямилась и отошла, возмущенная.

– Вот и хорошо, – сказал Лерой. – За свободу, Гвен. Вашу и мою.

– Мистер Лерой…

– Сэм.

– Сэм. Сэм? Вы не смотритесь, как Сэм.

– Сэмьюэл Кристофер.

– Сэмьюэл. Лучше. Слушайте, Сэмьюэл… Нет, вас не Сэмьюэл зовут… Вам правда следует мне сказать, откуда вам все это известно… обо мне. Серьезно. И что еще вам известно. Обо мне.

– Всему свое время, – сказал Лерой. – Прозит.

Они пригубили вино. Нет, наверняка он не Сэмьюэл. Она также была уверена, что он не Майкл и не Дейвид. И уж точно не Брайан. Странный человек.

– Приятное пойло, – сказал Лерой, – этот кот-дю-рон. Ничего лучше в данный момент не нужно. Бордо – было бы слишком. Перебор.

Он закурил.

Дюжина человек из разных стран и сословий толпились, хихикали, обменивались псевдо-циничными замечаниями, стоя, сидя и глядя на величественный метрополис с населением в четыре миллиона, семь миллионов с пригородами, в мире с шестью миллиардами душ. Подъехал Бентли с шофером, остановился у собора, из него вышла среднего возраста дама в вечернем платье – и направилась к террасе. Будто он только этого и ждал, пожилой бродяга с тяжелой гривой седых волос и седой бородой притащился от главного сквера. Группа таким образом была вся в сборе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю