355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Царицын » Братья не по крови (СИ) » Текст книги (страница 1)
Братья не по крови (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:16

Текст книги "Братья не по крови (СИ)"


Автор книги: Владимир Царицын



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Владимир Царицын
Братья не по крови

Глава 1. Хохол.

Второй перекат прошли с трудом. Как всегда, впрочем. Но осо-бенно тяжко было Лосю – для него это не просто второй перекат на маршруте, для него это вообще второй перекат. Его и через первый-то волочь пришлось, чуть ли не на закорках. А второй… Смыло Лося с переката, и в омут. Он, придурок, не по центру пошел, а с краю, думал, небось, там течение слабее. Ан, нет. Это ниже перекатов речушка в ширину расходится, там понятно – у берегов течение меньше.

Но глу-бина больше. В некоторых местах – с головкой. Не усмотрел

Рэбэ, он Лося страховать должен был, как самый опытный. А Рэбэ

Хоббит от-влек. Тоже хорош! В спецотряде не первый месяц (второй!), а ногу о камень подводный расшибить умудрился. Заорал, словно ему в жопу семидыр забрался! Семидыр – рыба такая, на змею похожа, по куль-турному – минога. Рэбэ к Хоббиту, а Лось к берегу, а там зубарь огро-мадный. Хвостиком махнул, и нет Лося, только пузыри из омута.

Отку-да только этот зубарь взялся? Самое начало августа, до нереста кеты недели три еще.

Выловили Лося из ямы, из легких на камне воду выдавили и амуницию его меж собой распределили. Вещмешок с песком, естест-венно, Лосю самому тащить. Два 'балласта' и Гуинплен не унесет. Если бы они сухие были, тогда еще ничего, еще как-нибудь, но те, что в воде побывали – что там Гуинплен, это самому Японцу не под силу. После второго переката у всех 'балласты' мокрые были, даже если бы Лося из омута добывать не пришлось. Даже у Гуинплена. А впере-ди еще с километр пути, да еще один перекат, третий, и последний, слава богу!

Нахлебался Лось мутной речной водички, Хоббит похоже мизи-нец на правой ноге сломал, а отплевываться да ойкать некогда, впе-ред надо.

Время, как говориться, не ждет. Умри, но задачу выполни. Условия, твою мать, приближенные к боевым. Если по нормативу в срок не уложимся, Японец нас минимум неделю по этой речушке го-нять будет. С увеличенным 'балластом'.

Мне лосевый калаш достался. Муляж, но тяжелый, зараза! Как настоящий. Рэбэ мне его, как награду вручил. Доверяю, говорит, тебе,

Хохол, 'боевое' оружие нашего младшего товарища. Смотри, гово-рит, не утопи. А утопишь – перед Японцем защищать тебя не буду. Вместо

Лося, говорит, дополнительно тренироваться будешь. Ну, Рэ-бэ! Ну, гад! А ведь вместе под Гудермесом чичей гробили. Вернее, сначала они нас, а потом уже мы… Друзья, можно сказать! Это он мне по-дружески. Принимая из рук старшого автомат, я споткнулся взглядом о гадкую ухмылку Гуинплена. Привык вроде бы к его за-стывшей гримасе, стараюсь не замечать, но замечаю. Вот, блин! Ра-ботать надо над собой.

Себе Рэбэ тесак взял и лопатку, Гуинплену вручил флягу, под-сумок с рожками и арбалет. Хоббиту, приняв во внимание его тягу к травматизму, Рэбэ доверил тащить герметичную аптечку. Пообещал: если еще что сломаешь – голову оторву! Рэбэ, если его разозлить – может.

Он и мне оторвет, не задумываясь, не отвлекаясь на воспоми-нания о

Чечне, Ингушетии и Дагестане.

Рэбэ – наш старшой, старший в группе. Званий у нас нет. Вернее они есть, но гордо называться капитанами или майорами, а кто и про-сто сержантом, как я, мы сможем только в том случае, если нас из спецотряда попрут. В спецотряде званий нет, только клички. Даже у командира спецотряда кличка – Носорог. Вообще-то он не командир отряда, он – куратор. Поговаривают, что таких спецотрядов у

Носоро-га несколько. Своим присутствием в лагере он нас не балует, посто-янно гоняет на вертушке туда, сюда. За себя то Японца оставляет, то Химика, но чаще Японца. Никто не знает, какое у

Носорога имя, какая фамилия, какое звание. По возрасту, Носорог на полковника тянет, или на генерала. А имя ему бы не русское подошло -

Витас, какой-нибудь, или вообще Джон. Он даже говорит с небольшим акцентом. Носорог, он такой…, ну, да ладно. Будет еще время, расскажу. Идти надо.

Шли парами: первая пара – Гуинплен и Лось. Лось кашлял, как чахоточный. За ними – я с Хоббитом. Рэбэ один, сзади. Идти по каме-нистому дну нерестовой речки по пояс в воде – занятие не из легких. Да на время. Да когда помимо всего прочего, чем обычно врага унич-тожают, тащить на себе вещмешок, наполненный песком! Это я вам скажу…, жилы от напряжения лопаются. Ну, не лопаются – растягива-ются. Мышцы после такого марш-броска как каменные.

Лося нам Носорог подкинул, взамен отчисленного Дуремара. Ду-ремар неудачно приземлился во время ночных прыжков на лес. Сло-мал обе ноги – правую в голени, левую в стопе. С такими травмами в отряд не возвращаются, если даже раны, как на собаке зарастают. Если даже прогнозы после выздоровления благоприятные. Тут прин-цип один – травму получил, значит не место тебе в отряде. Склон-ность к травматизму в отряде недопустима. Ты не просто должен за-дание выполнить, ты еще при этом должен выжить, желательно, не пострадать и сразу же должен быть готов к новому заданию. Устал – отдыхай на марш-броске, пока бежишь. Или в воздухе под куполом парашюта, пока к земле летишь…

Куда потом отчисленные курсанты деваются, никто толком не знает.

Но не назад, не на гражданку. Это точно. Пути назад для каждо-го из нас нет. В какое-нибудь другое спецподразделение переведут. Где требования не такие высокие, ну, и сумма контракта, соответст-венно…

Лось – парень неплохой. Но скрытный. Мы в спецотряде все не особенно откровенные, потому, как в контракте пункт о неразглашении имеется. Черным по белому: никому и ничего и никогда не рассказы-вать – ни о себе, ни о других. Полная секретность и полный, я бы ска-зал, пепец. Но деньги хорошие обещаны. Я о таких бабках и не меч-тал. Когда меня в военкомат пригласили для собеседования и в сек-ретную комнатенку завели, а из нее в подвал, потом долго по коридо-рам конвоировали и, наконец, привели куда нужно, я еще по дороге решил – идут-ка они в жопу! Что-то все это слишком необычно и по-дозрительно. Я не первый контракт заключаю, третий. Не новичок, так сказать. Первые два заключал, обычным способом: написал заявле-ние, прошел медосмотр, прибыл на собеседование, ответил на пару вопросов военкома, подписал стандартный бланк договора – и впе-ред, в Чечню. А тут? Прям, какие-то масонские прибамбасы, еще бы глаза черной лентой завязали! Я им говорю: 'Мужики! Я шпионом не пойду, мне бы чего попроще'. А мне отвечают: 'А мы тебе шпионом стать и не предлагаем. Мы тебе предлагаем делать то, что ты очень хорошо делать умеешь. И не бесплатно'. Я как сумму контракта ус-лышал, решил, что ослышался. Скока, скока, спрашиваю? Ты не ос-лышался, отвечают. Прочитай контракт, говорят. Я прочитал. Две сто-роны: я, такой-то, такой-то, и ООО 'Лютик-семицветик'. Ну не

'Лю-тик', конечно, просто название забыл. Почему ООО спрашиваю, по-чему ООО, а не МО? Так надо, отвечают, читай дальше. Читаю: пере-подготовка по программе 'диверсионная работа' с выплатой жалова-ния две тысячи баксов в месяц. После переподготовки – прохождение службы в спецподразделениях, каких, не сказано. Оплата – три штуки в месяц плюс премия по завершению каждой операции.

Устраивает? Вполне. Подписывай! Подписал. А кто бы ни подписал? За такие баб-ки можно и помолчать, можно даже язык себе отрезать, чтобы соблаз-на не было трепаться. То, что я сейчас рассказываю, это ничего не значит, потому, что я и не рассказываю вовсе, а так, сам с собой мыс-ленно разговариваю. Так легче норматив выполнять.

Лось… Как я уже говорил: Лось парень неплохой, но скрытный.

Военную тайну разболтать – это преступление, это нарушение под-писки, трибунал (или даже без него), пуля в затылок и никто не узнает, где могилка твоя. Могилки-то у нас у каждого уже имеются.

Кто там лежит, или пустые они – неизвестно, но могилки с надгробными пли-тами, на которых наши имена вырезаны, имеются. У меня, во всяком случае, есть, мне ее на фотографии показывали перед тем, как сюда отправить. А вот где нас похоронят, когда мы взаправду поумираем, этого никто не знает. Будет ли над могилкой надгробная плита, и какая там будет фамилия начертана?

Лось военную тайну не разболтает. Верняк! Его спрашивают: Лось, ты что больше любишь – котлету или отварное мясо? Молчит, смотрит подозрительно. Спрашивают: ты что – немой? Молча, головой помотает и все. Что греха таить! Подписка подпиской, но мы ведь двадцать четыре часа вместе. Общаться как-то нужно. Мы и общаем-ся. Каждый о себе хоть какую-то информацию выложил, хоть что-то, но сболтнул. Лось – ни хрена! Ничего о нем не знаем – ни как звать, ни сколько лет, ни про боевой опыт. Может быть, еще разговорится? Он только полторы недели в группе. Мы-то все уже по пять, а Рэбэ нас встречал, выходит, он еще раньше здесь.

Рэбэ… Нет, о нем позже. На закуску, так сказать. Если бы мы не в спецотряде были, мы были бы друзьями. Здесь, в спецотряде, дружба не приветствуется. Объяснение простое: а если выбор? А ес-ли нужно кем-то жертвовать? Кем-то одним? Или не одним? Командир отправляет подчиненного на смерть. Знает, что на смерть, но отправ-ляет.

Потому, что задача должна быть выполнена. Любой ценой. От-правлять на смерть человека тяжело. Товарища – совсем тяжело. А друга?

Это Носорог объяснял.

И вообще – после этой учебки нас по разным спецподразделе-ниям распределят. Возможно, друг с другом больше никогда и не встретимся…

Гуинплен… К Гуинплену я отношусь плохо. Откровенно плохо. И не за то, что он сильней меня, а за то, что ему нравится, что он силь-нее меня. Он тащится от того, что сильней. Это видно невооруженным глазом. А может быть, глаз у меня неприязнью зашторен?

Инструктор по силовой подготовке, Японец (никакой он вообще-то не японец, больше на прибалта похож – белый, рослый, глаза, как у вареной ры-бы), Гуинплена всем нам в пример ставит. Ты, говорит,

Хохол, на мя-со налегай, с рыбы ты до Гуинплена никогда не дотянешься. А я, грешным делом, и, правда, мясо недолюбливать стал.

После Чечни. Насмотрелся я на это мясо. Во всех видах – и сырое, и жаренное, и подгорелое. И с душком, и свежак. После того, как вернулся оттуда, мясо совсем есть перестал. Странное дело – там тушенку хряпал, как за растрату, а вернулся – как отрезало. Я кусок в себя, а он наружу. Позже чуть отошел, стал колбасу понемногу потреблять. Колбаса – не совсем мясо, там мяса почти и нет. Потом котлеты… А здесь, на Вос-токе, рыбы – сколько хочешь, и какая хочешь. Ну, я и дорвался. Здесь рыба не такая, как дома. Здесь она наисвежайшая, без заморозки, за которой следует оттаивание и снова заморозка, и так несколько раз. Пока до сковородки доберется – все, что в ней было вкусного, ценного и полезного, все улетучивается.

Камбала здесь и та совершенно дру-гой вкус имеет.

Отвлекся…

Японец в нас силу развивает своим, особым, методом. Спортив-ных снарядов, тренажеров всяких в отряде полно, но мы на них не тренируемся. В свободное время – пожалуйста, если, конечно, силы еще остались. А на плановых занятиях у нас тренажеры другие: стальные пруты, гвозди, железные пластинки разной толщины и дли-ны, бетонные блоки и чугунные чушки, деревянные шпалы и фляги с водой. А порой в качестве тренажера выступает речка Вонючка. По-чему Вонючка? А хрен бы ее знал!

По этой Вонючке мы и сейчас вверх по течению прем, рыбу пуга-ем.

Гуинплен с Лосем впереди.

Железные пруты мы сгибаем и разгибаем, завязываем их в узлы, делаем из них кольца, спирали, вьем пружины. Руками.

Гвозди забиваем в доски без молотка и вытаскиваем их без кле-щей.

Как? Руками, естественно. Вбиваем кулаками, вытаскиваем пальцами.

Железные пластинки сгибаем пальцами. Для каждой пары паль-цев – своя толщина пластинки. Самая толстая пластинка – для боль-шого и указательного, самая тонкая – для большого и мизинца.

По-тренируешься таким макаром, потом гвозди из досок, как из теплого говна вытаскиваешь.

Для чего все остальное – бетонное, чугунное и деревянное – по-нятно. Поднимаем, таскаем, двигаем, в воздух подбрасываем, на дальность бросаем.

Еще есть глыба. Сколько она весит, неизвестно. Много. Больше тонны. Глыба – наше наказание. Если кто япончиские задания плохо выполняет, идет на глыбу. Поднять глыбу нельзя, слишком тяжелая. А вот с места сдвинуть можно. Мы сдвигаем.

Реже других у глыбы Гуинплен потеет. По двум причинам. Пер-вая -

Гуинплен легко выполняет все нормативы Японца. Вторая – Гу-инплен любимчик Японца, и даже если у него случаются срывы или недолеты,

Японец выпучивает свои рыбьи глаза, отводит их в сторону и делает вид, что не заметил. И все же Гуинплену приходиться иногда двигать глыбу. Это происходит тогда, когда находятся сомневающиеся в том, что глыбу можно за раз сдвинуть больше, чем на сантиметр. Это я про новеньких.

В принципе, если объективно, Гуинплен – парень не злой и, что самое главное, не подлый. Особым отношением к нему Японца (да и других инструкторов) не пользуется – пашет наряду со всеми. Многие

Гуинплена уважают, и пример с него берут. Мое отношение к Гуинпле-ну

– это мое отношение, я его никому не навяливаю.

Гуинплен прибыл в отряд вместе со мной, в один день. Дуремар и

Хоббит на следующий день появились, а с Гуинпленом мы вместе на вертолете прилетели. Мне еще в вертолете его усмешка не понрави-лась

– левый уголок губ чуть-чуть вверх приподнят, самую малость, но заметно. А в желтых глазах – иголки. Позже я узнал, что губы кверху

– это у него от ранения. Пуля-дура по скуле мазнула, скользом, но ка-кую-то мышцу зацепила, порвала напрочь. Мышцу потом сшили, а уголок губ после операции вверх подпрыгнул. Шрамик маленький ак-куратный, не приглядываться, так и не заметишь… Ну, губы ладно, а глаза? Желтые, кошачьи? Их колючесть ранением не объяснишь.

Или пуля та разрывная была, а иголочки – это осколки от нее…? И еще у Гуинплена левый глаз дергается, кажется, что подмигивает.

Ранением Гуинплен в Ираке обзавелся. Что он там делал? В Ираке? Это не на-ша война!

Я его спросил. Он не ответил, а иголки в его глазах еще острее стали.

Про Дуремара и Хоббита рассказывать почти нечего. Оба спорт-смены:

Дуремар – боец (то ли каратист, то ли по боям без правил, панкратион называется), а Хоббит – боксер и пловец. Пороха оба не нюхали.

Дуремар из отряда выбыл, ну и будет о нем.

Хоббит военную науку с трудом осваивает. Огневая у него не-важно идет, рукопашка и поединки с применением подручных средств лучше. А вот с силовой подготовкой проблема. Мужик-то он здоровый. И выносливый. Но, видать, сухожилия слабоваты. Хоббит чаще других с глыбой соревнуется.

Японец Хоббита не любит. Оно и понятно…

Подошли к третьему перекату.

Думаете, Японец нас на финише ожидает? Хрен там! Рядом идет, по берегу. Наблюдает, материал для раздолбона собирает. Только его не видно. Его вообще в лесу увидеть невозможно. Понаце-пляет на себя всякой травы, рожу грязью измажет – где ты, Япоша? Нет его. Но появиться может в любой момент, откуда не ждешь. По берегу идти – оно тоже не прогулка. Там кусты, переплетенные лиа-нами дикого винограда, все в колючках. Ямы, овражки, поваленные деревья, корни, трава высокая (мы по сопкам тоже нормативы бегаем, знаем). Трудно сказать, чей маршрут труднее – наш или Японца? Са-мо собой, Японец свой маршрут до миллиметра изучил, тропу себе пробил за долгое время. Но эту тропу простому человеку ни за что не найти. Заросли, как заросли. А Японец, вернее ноги его, знают – куда нужно ступить, чтобы не запнуться, не провалиться, не упасть.

У третьего переката Рэбэ свистом приказал остановиться, но мы бы и сами остановились, если бы даже Рэбэ не свистнул. Здесь Япо-нец обычно подлянку ставил. Подлянка – специальная неожиданная помеха, каждый раз новая. То вдруг бревно, утыканное острыми ши-пами, на перекат вынесет, успевай уворачивайся, то вдруг трос, пере-тянутый по створу Вонючки, из воды резко поднимется и всех с пере-ката сбросит, то перекат окажется перегороженным боном из колючей проволоки. Иногда комбинация подлянок. А то, бывает, ждешь под-лянку, а ее нет. В этом-то ожидании подлянка и состоит.

Рэбэ Лося в хвост определил, мне взглядом страховать прика-зал. У

Гуинплена автомат забрал, себе взял. Всю остальную его аму-ницию между всеми распределил. Гуинплен пошел первым, Рэбэ с травмированным Хоббитом за ним, шагах в десяти, мы с Лосем замы-кающими.

Прошли перекат. Я уже вздохнул с облегчением…

Правильно Рэбэ сделал, что Гуинплена первым послал. Когда 'волна' пошла, Гуинплен от камней метров на двадцать уже отдалил-ся, глубина средняя – по пояс. Но течение быстрое, 'волна' высокая, а ухватиться не за что. Если бы не камни, нас всех у второго переката вылавливать бы пришлось. Мы к камням прилипли, как рыбы-прилипалы, как полипы – хрен оторвешь (нас этому Японец учил)! Гу-инплен удар волны грудью встречать не стал, не дурак (я бы тоже так поступил), весь воздух из легких выдохнул, нырнул, распластался на дне, как камбала, в каменистое дно вжался. Его, конечно, до самого переката проволокло.

Но не ниже.

Когда метров на сто от последнего, третьего по счету, переката отошли, каждый свое оружие и прочую поклажу взял. К финишу подо-шли, чуть ли не строевым, чуть не с песней. Японец сидел на камне, курил сигару и сплевывал в воду. Он уже привел себя в порядок – снял травяную маскировку, грязь смыл. Издали казалось, что камуфла на нем только что из под утюга – отглаженная и свежая, даже мокрых пятен под мышками не наблюдается. Посмотрел Японец на часы, хмыкнул

(довольно), плюнул в Вонючку напоследок (харчок мимо меня проплыл), встал с камня и пошел в сторону лагеря.

Норматив мы выполнили.

В лагерь возвращались молча, устали, как рабы на каменолом-нях

(помните американский фильм 'Спартак'? С Керком Дугласом?), говорить ничего не хотелось. Курить хотелось. Мне, по крайней мере. Лося уже никто не страховал, он брел, глядя себе под ноги и, как гово-рится, подметал языком землю. Глыба ждала Лося с нетерпением. Хоббит словно обрел второе дыхание. Он даже не хромал. Сломан мизинец правой ноги или выбит, об этом можно будет узнать лишь то-гда, когда он снимет гидрокостюм. Сейчас он разошелся, боль позже придет.

Я шел за Гуинпленом и смотрел в его спину, просто так смотрел – тропинка узкая, по сторонам сплошная зеленая стена, не под ноги же смотреть, как Лось. Видимо Гуинплен почувствовал мой взгляд, обернулся и подмигнул. Глаз у него, видите ли, дернулся! В самый подходящий момент! Подмигивание желтым колючим глазом, вкупе с поднятым кверху уголком губ выглядело как подначка. Мне сильно за-хотелось дать ему в морду. Сдержался, только в сторону сплюнул.

Мордобой в спецотряде запрещен. За драку – разрыв контракта и немедленное отчисление из отряда без выплаты денежного посо-бия.

Увечить друг друга нам разрешается на спаррингах. Спарринги проходят раз в неделю, по пятницам, чтобы за выходные мы могли зализать свои раны. Никаких делений на весовые категории, рост, возраст, длительность обучения в спецотряде. Никаких правил. Пол-ный контакт.

Мы не друзья, мы друг другу никто, поэтому в удары вкладываем всю свою силушку.

Но рефери есть. Это для того, чтобы мы друг дружку на смерть не забили. Инструктора по рукопашному бою (да, забыл сказать: при-менение подручных средств в спаррингах запрещается; спарринги с применением только учебные, пока только учебные) зовут Брюс, на-верное, в честь знаменитого Брюса Ли. Наш Брюс, в отличие от арти-ста-каратиста, не китаец, а самый, что ни есть, хохол. Его знаменитое: 'ну, шо, хлопцы, гоп до кучи!', когда он один выходит против трех-четырех курсантов, звучит несколько иначе, чем китайское мяуканье, и бьет он сильнее и увесистее, чем его китайский тезка.

Судит наш Брюс справедливо, но по каждому пустяку в ход поединка не вмеши-вается, только тогда, когда действительно необходимо вмешаться

– когда он видит, что одному из поединщиков приходит пепец.

Мы себе спарринг-партнеров не выбираем, все решает жребий. Здесь неважно – в одной ты пятерке с противником, или вы из разных групп.

За прошедшие пять недель я бился четыре раза, первую пятни-цу нам простили, дали две недели на акклиматизацию. Мне повезло – со своими мне драться не приходилось пока. Хоть нас Носорог и дро-чит по поводу отказа от приятельских отношений, хоть все инструкто-ры и читают нам нотации на тему 'человек человеку – волк', мы ведь все равно одна группа, одна команда. Вместе марш-броски бегаем, командно нормативы выполняем. Ведь в нормативах – оно как? Один сачканул или спекся – всей группе баранка. С другими пятерками мы почти не общаемся – 'Привет – привет' – даже клички не все помним. Чужому по лицу ударить легко, даже некоторое удовлетворение испы-тываешь. А бойцу из своей пятерки? Иные ощущения.

Но Гуинплену я бы в морду дал с удовольствием.

Думаю, он мне тоже.

А может быть, я наговариваю? И на Гуинплена, и на себя?

Первым, кого мы в лагере встретили, был Выкидыш. Носорог его

Викингом окрестил, но какой он викинг? Он черный весь и волосатый, как обезьяна. Роста в нем чуть больше полутора метров (поперек не-много меньше). Он не толстый, он крепкий, как гриб боровик. В про-шлую пятницу Выкидыш с Хоббитом бился, победил Выкидыш, хоть

Хоббит и выше его на полметра. В гладиаторских боях рост не глав-ное, тут главное тактика и расчет. Ну и хладнокровие, конечно.

Почему Выкидыш? Из-за Брюса. Он кличку Выкидыша, 'Викинг', на свой манер произносит – 'Выкинг'. Кто-то не расслышал, кто-то из новеньких, показалось 'Выкидыш'. Так и пошло: некоторые его

Ви-кингом называют, кое-кто Выкидышем. Выкидыш почему-то не возму-щается. Ему по херу все, мне кажется. У него, у

Викинга-Выкидыша, в глазах какая-то грусть, обреченность какая-то.

Не знаю за что, но я его уважаю. И мне почему-то Выкидыша жалко. Он добрый.

Выкидыш из первой пятерки, но это ничего не значит. Первая она просто по номеру, чтобы Носорогу было удобнее график занятий составлять. Всего пятерок пять, стало быть, нас здесь, пятью пять – двадцать пять. Всех нас сюда примерно в одно время доставили, всех одновременно и вывезут. Когда? Четко озвученной даты нет. Срок обучения в спецотряде определен десятью-двенадцатью неделями, степень готовности инструкторы определяют. Куда? В спецподразде-ления российской армии? Хрен там! На объекты народного капитали-стического хозяйства, я так думаю. У Министерства Обороны таких бабок, которые нам обещаны, нет. Вернее, бабки то есть, но чтобы вот так, рядовым боевикам-контрактникам – это вряд ли. Такие бабки только олигархи платить могут. Так что, скорей всего, из нас частных охранников для сильных мира сего делают. Или киллеров.

Вошли в лагерь. Наши прямиком в казарму, перышки чистить (Хоббит мизинец на ноге лечить), я к Выкидышу подошел.

– Привет, Хохол, – поздоровался Выкидыш первым.

– Здорово, Викинг.

– Курить будешь? – Выкидыш протянул пачку 'Кента'.

Я дрожащими пальцами вытянул одну сигарету. Выкидыш щелк-нул зажигалкой. Закурили.

– По Вонючке бегали? – спросил Выкидыш. Мог бы и не спраши-вать.

Видел, во что я одет.

– Угу. – Я мотнул головой.

– Что на этот раз на последнем рубеже?

– Волна.

– Высокая?

– Да так…, – я неопределенно пожал плечами.

– Повторяется Японец, – грустно улыбнулся Выкидыш. – По всему видно – скоро дембель.

– Че это? – удивился я. – Че это видно-то?

– Торопятся, – пояснил Выкидыш. – Японец повторяется. В чет-вертый раз одну и ту же подлянку устраивает. Овощи завозить в сто-ловую перестали, одни макароны… Сегодня пятница, а спаррингов не будет.

– А это ты с чего взял?

– Носорог на вертушке улетел. А он, как ты знаешь, такого зре-лища никогда не пропускает. Да к тому же Брюса и Пулю с собой за-хватил, так что, судить некому.

– Давно улетели?

– Минут двадцать.

Двадцать минут назад мы на третьем перекате с волной боро-лись, шума винтов не слышно было из-за рева воды.

– Так, может быть, еще вернутся? Редко, что ли, Носорог по сво-им владениям путешествует? – спросил я.

– Подраться хочешь? – усмехнулся Выкидыш. Я и, правда, хотел набить кому-нибудь морду, не Гуинплену, так кому другому. Но стыдно мне от того, что Выкидыш догадался про мою сегодняшнюю крово-жадность не было. – Нет, не вернуться, – Выкидыш скорчил гримасу, выпятив нижнюю губу, и покачал головой: – На часы посмотри.

Пять часов вечера. Но даже не в этом дело.

Выкидыш заговорщически огляделся по сторонам и приблизив-шись ко мне почти вплотную, словно он пидор и хочет меня поцело-вать, тихо сказал:

– Я краем уха слышал…, – Выкидыш еще раз огляделся. – Вроде бы нас расформировывать собираются.

– ? – Я удивленно на него вытаращился.

– Носорог с кем-то по телефону разговаривал, когда я мимо его бунгало проходил. Он тихо разговаривал, но у меня слух хороший, я на подлодке Маркони был, три года океан слушал. Носорог про бабки говорил, я сначала подумал он про задержку нашего жалования. Нам уже неделю, как обещанные два кочана американской капусты выдать должны были. Минус аванс. Заинтересовался, естественно. Слушаю. А Носорог, он не о задержке, он о другом. Мол, кучу бабок на этих от-морозков угрохали (отморозки – это мы, я так понял), легенды для ка-ждого сделали, кормили-поили их два месяца. А теперь что – не нужно стало?

Всю программу сворачивать?

– Ну!

– А все. Потом Носорог слушал того, кто на другом конце провода был. Потом трубку повесил. Я по-тихому слинял… Ха-ха-ха! Ну, ты даешь, Хохол, – вдруг засмеялся Выкидыш. – Сколько же ты этих анекдотов знаешь?

Я не сразу врубился. Смотрю на Выкидыша, а он мне подмиги-вает.

Понял: что-то Выкидыш уловил, какой-то звук. Слухач! Я тоже хохотнул, поддержал Викинга.

– Много! – соврал я. – А вот еще один, – и принялся рассказывать бородатый анекдот про мужа, вернувшегося из командировки.

Вообще-то не мастер я по анекдотам. Не запоминаю их. А если какой помню, то рассказываю не смешно. Вот Хоббит – мастер. Рас-сказывает

– уписаться можно.

Тут и я услышал: кусты зашуршали, и из них кто-то на поляну вышел.

Японец. Кого еще угораздит шариться в колючих кустах!? Про-шел мимо нас, подозрительно глянул. Мы козырнули, он кивнул. Инте-ресно: слышал что-нибудь, о чем Выкидыш мне рассказывал? Если слышал – пепец! И Выкидышу и мне.

– Ну, что? Увидимся на спарринге, – сказал Выкидыш мне (и Японцу вдогонку), дослушав скучный анекдот до конца, и хлопнул ме-ня по плечу.

Японец зашел в кантину. Перед тем, как закрыть за собой дверь, бросил на нас с крыльца еще один, долгий взгляд.

– Сука! – зло сказал Выкидыш, когда дверь в кантину (магазинчик на территории лагеря) закрылась за Японцем.

– Сука! – подтвердил я. – Если он что-нибудь…

– Вряд ли! Я говорил тихо, а ты вообще молчал. На таком рас-стоянии и я со своим совершенным слуховым аппаратом ничего бы не разобрал. Но он понял, что мы с тобой не анекдоты травили…

Мизинец Хоббит все-таки сломал. Он сидел на узкой койке и тупо смотрел, как Рэбэ перетягивает его стопу бинтом. Лось лежал пластом и смотрел в потолок. Наверное, он сейчас проклинал свою жизнь и мечтал о смерти. О смерти Японца. Гуинплен читал свою толстую книженцию. Он всегда ее читает. Понемногу, но регулярно. Я в нее ни-когда не заглядывал, не интересовался. Может, это библия?

Посмот-рев на меня поверх книги, Гуинплен осклабился и снова ехидно под-мигнул желтым глазом. На этот раз дать ему в морду у меня желания не возникло. Я молча проследовал в душевую, стянул с себя гидро-костюм и залез под душ. Горячую воду израсходовали на себя мои

'пятерочники', мне нужно было немного подождать, но ждать пока вода согреется, я не стал. Несмотря на то, что обед мы сегодня про-пустили, есть совершенно не хотелось. Хотелось выпить.

Деньги у меня были, остались с полученного аванса, и спиртное в кантине имелось, но торговали им только по субботам. Выбор спирт-ного был неплохим: несколько сортов пива, водка трех-четырех сортов, несколько коньяков, вино всякое. Из импортного – виски, джинн, тот же коньяк, ликеры. На любой вкус, но в меру – по одному пузырю пойла в руки. Крепкие напитки по двести пятьдесят граммов, вино – по половине литра. В воскресенье вечером – шмон. Дежурный по лагерю, из инструкторов, изымал все остатки и публично выливал в раковину. Впрочем, остатков обычно не было.

Так что, спрашивать, не завалялась ли у кого чекушка, я не стал.

Прошел из душа к своей койке, улегся, закинув руки за голову, и стал думать.

Если Выкидыш прав, размышлял я, и ничего не напутал, то дем-бель, как говорится, не за горами. И вот! Новый, блин, поворот! И что он нам несет? И куда он нас ведет? Что дальше-то? Что дальше де-лать?

Контракту хана? Снова становиться безработным? А заплатят ли нам неустойку по контракту, как там прописано? Е-е-е!

Я резко подскочил на койке. Все посмотрели на меня, как на при-падочного. Я взял с тумбочки сигареты, зажигалку, и вышел из ка-зармы, закуривая на ходу.

Мысль, промелькнувшая в моей, не очень-то умной голове, была ужасна. Новый поворот вел в никуда. Меня нет, я лежу в могиле, при-давленный серой мозаичной плитой, на которой выбита моя фамилия, имя, отчество и две даты: первое мая одна тысяча девятьсот семьде-сят пятого года (дата моего рождения), потом тире, и еще одна дата – та самая, которая стояла в подписанном мною контракте.

Двадцать седьмое июня две тысячи пятого. Жизнь моя закончилась двадцать седьмого июня сего года, сорок дней назад. Именно в этот день, под-писав контракт, я подписал себе смертный приговор. Я уже сорок дней, как труп. И душа моя отлетела в рай или погрузилась в глубины чистилища. Можно смело поминки справлять!

Итак: я – труп. А зачем трупу деньги? Программа, о которой раз-говаривал по телефону Носорог, предполагала мое участие в секрет-ных операциях, неизвестно кем финансируемых, после прохождения мною переподготовки в спецотряде. А если программа закрывается, то и я должен быть закрыт. Мы все должны быть закрыты.

Нас убьют и закопают прямо здесь, в песчаной дальневосточной земле.

В братской могиле.

Я бросил окурок в ведро, вкопанное посредине курилки, он ко-ротко пшикнул, и повернулся, чтобы вызвать из казармы Рэбэ и поде-литься с ним своими мыслями. Но Рэбэ, закончив бинтовать ногу Хоб-бита, сам вышел на крыльцо.

– Что случилось? – спросил он, подойдя ко мне.

Я огляделся, так же, как это недавно сделал Выкидыш и все ему рассказал. Рэбэ слушал внимательно, пощипывая щетину на подбо-родке.

Когда я умолк, выложив все, что узнал, и то о чем думал минуту назад, он сказал коротко и ясно:

– Надо линять.

Меня слегка удивила поспешность его решения.

– Ты со мной согласен? – спросил я. – Что нас здесь грохнут?

– Я предполагал подобное развитие событий. Мне с самого на-чала все показалось странным. ООО это…

– Зачем же тогда контракт подписывал?

– А ты?

– Деньги нужны были, – со вздохом ответил я.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю