Текст книги "Ангел с картонными крыльями (СИ)"

Автор книги: Владимир Борода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

–Привет, у тебя как всегда двери нараспашку, когда-нибудь какие-нибудь наркоманы тебя зарежут за полсотню франков, Майкл... Предполагаемая жертва вскинула голову и уставилась на Гарри. Тот скульптурно возвышался в проеме двери, прижимая к груди какой-то сверток.

–Как голова, бо-бо? Ну ни хуя, ни хуя, я тебе пару банок пива принес – полечись и вперед, на наблюдательный пост, как вчера договаривались... Все это Гарри болтал, стремительно передвигаясь по комнате, то выглядывая из-за шторы на улицу, как бы пытаясь там что-то разглядеть, то присаживаясь в продранное кресло, то снова вскакивая и снова подбегая к окну. Такой большой, плотный и наверно очень сильный Гарри...

–Какое наблюдение, не пойму, Гарри?..

–Ты че земеля, перебрал вчера, что ли? Ну ты даешь, сам подбросил такую делюгу, а сейчас в кусты, давай-давай, шевелись, шевели извилинами – выследим барыгу, кинем его вонючий киоск и сразу жизнь заиграет новыми красками!.. Ты че, заспал, на похмелись и вперед, на балкон!.. Гарри разодрал сверток и на свет появились две банки пива и потертый черный бинокль....Майкл удивленно уставился на бинокль – где же мы уже с вами встречались, мосье?..

–Ну ладно, я побегу, у меня еще вызов, да и машина внизу, не дай бог сопрут, хотя кому такое говно старое нужно, но все же, а ты давай-давай, подлечись и вперед, на балкон, дверь я захлопну, а то блин, какие-нибудь наркоманы за полсотней франков припрутся, сова!..

–Сова...-

пробормотал ошарашенный Майкл, еще не совсем проснувшийся в момент появления Гарри, а тут такой напор...Не таксист, а ураган... Звук захлопнувшейся двери ударил по ушам и окончательно разбудил Майкла. Он достал из-под подушки второй, но фактически первый бинокль и удивленно уставился на них....Сжимаемые в руках были можно сказать близнецами. Один в левой, другой в правой...Один левый, другой правый...Может это ему снится? И что же теперь ему делать с ними?.. Майкл медленно поднес к глазам оба оптических прибора и попробовал так же оба пристроить...Не получалось...Значит придется ломать голову – в какой последовательности использовать их...

Внезапно Майклу стало страшно от своих мыслей. Придурок, может ты с ума уж сошел, ну и рассуждения, ошизел, отбрось один немедленно, а с другим и с пивом марш на балкон, благо сегодня с утра не тошнит почему-то, несмотря на вчерашнее возливания...

Звонок в дверь отвлек Майкла от рассуждений. Интересно, кого это принесло в такую рань?..

–Сова! А шел мимо и подумал...-

за дверью, широко распахнутой Майклом, стоял Алекс-модельер-учащийся и протягивал ему бинокль.

–Зачем? – тупо поинтересовался Майкл. -Ну это.. .следить что б удобней было. ..Ты бери, а я побегу на занятия...

Дверь захлопнулась, Майкл уселся на кровать, перед ним лежало три бинокля. Постепенно схожу с ума, сейчас еще кто-нибудь припрется и принесет бинокль, телескоп, подзорную трубу, перископ и что там еще есть из следяще-подглядывающего арсенала?...

Попивая пиво, холодное, хорошо с утречка, и потихоньку приходя более-менее в норму, хотя кто ее знает – норму, но тем не менее, Майкл разглядывал в один из биноклей киоск на углу. Стеклянные крылья киоска были раскинуты влево и вправо, увешаны яркими журналами, блестевшими на солнце глянцем и черно-белыми страницами газет... Редкие утренние клиенты подходили к киоску, выбирали разноцветность пятен и приобретя желаемое, медленно или быстро или по разному, отходили. Несколько клиентов купили вдобавок к чтиву и сигареты. Но ни один не польстился на "Житанос", а потому следить становилось все скучней и скучней...

Майкл откупорил вторую банку и попивая, задумался, опустив бинокль на колени. Майкл разглядывал свой скукоженый прик. ...Слушай, а я уже и не помню, когда приплывал или по утрам маячило.. .Ни хрена себе, может я импотентом стал...Майкл удивился собственному спокойствию в таком, когда-то для него злободневном вопросе, надо же, наверно я стал старым, уйду на пенсию писать мемуары, ни хрена себе, да еще год назад, какой там год! полгода назад я бы от таких мыслей, от такого вывода, от таких известий!.. А что бы я, ну что, ну? Да блин, не хера, в том то и дело, может у меня это нервное, сейчас успокоюсь и все будет ништяк.

Майкл закрыл глаза и представил свою, там, в России, в Совке поганом, последнею герлу, там, в далекой Москве...Старый флет на Арбате, прямо над «Бубликами», магазин облюбованный бомжами и хипповой пионерией, расшатанный диван, молодое упругое тело, ласковые руки герлушки, вся такая расположенная ко всему, что только придет в лохматую башку...Вспомнился холодок из-за плохо прикрытого окна, в соседней комнате поскуливающая собака... Воспоминания тронули улыбкой губы, но не веря собственным ощущениям, Майкл открыл глаза и посмотрел вниз, под бинокль. Там было без изменений...Все по прежнему – скукоженый прик тряпочкой висел-лежал между худых ног, даже не раздражая, а просто незаметный член его тела...По моему все...Но почему нет ни страха, ни паники?..

Внимание Майкла отвлекло какое-то движение там, внизу, около киоска явно что-то происходило, и он быстрым движением руки поднес бинокль к глазам, и он поднес бинокль, и он поднес... Холодный пот выступил на лбу, росой покрыл его, хотя на улице установилась ленивая жара. Опять! Опять рука не слушается!.. Майкл напрягся, внезапно подлетевший к глазам бинокль, как будто подброшенный неведомой силой, с размаху ударил резиновыми окружьями по глазам и – сквозь почему-то красный свет, он отчетливо увидел движущихся в каком-то медленном, как будто в полусне рабочих-мусорщиков в белых комбинезонах и оранжевую машину...Вот они медленно открыли дверь киоска и вытащили так же медленно оттуда ярко-желтый бак для мусора, затем так же медленно оглянувшись по сторонам, медленно и торжественно высыпали мусор в машину, еще раз оглянувшись по сторонам, все так же медленно сунули в бак картонную коробку с синей лентой и надписью "Житанос", а ярко-желтый пластиковый бак, с коробкой внутри, медленно и торжественно вернули в киоск...

Весь этот медленный балет так поглотил внимание Майкла, так заинтересовал его, так...что он совершено забыл, для чего он сидит на балконе да еще с биноклем. Так вот как попадает в киоск наркота!.. Так вот как заезжает «кристалл»!!.. Так.. так какого черта я сижу!..

Майкл подскочил на нагретом пластиковом стуле и с трудом оторвался от резиновых окуляров бинокля, глаза почему-то болели и слегка саднили, саднили и слезились, хотелось умыться, бежать куда-то, куда-нибудь, с кем-нибудь поделиться своим открытием или выпить еще пива...А тут еще не стоит почему-то по утрам... Не выдержав, Майкл сорвался с балкона, нет-нет, не вниз, а в студию, набросил на плечи халат и с трудом попадая руками в рукава , ринулся к двери.

–Черт, какой козел ее захлопнул! -

колесико замка не давалось вспотевшим пальцам, норовило выскользнуть, замок открыть было ну ни как, Майкл сгреб полу халата и сквозь толщу махровой ткани ухватил вожделенное. Раздалось клацанье, дверь распахнулась, он уже был на половине лестничного марша, когда до него долетел звук захлопывающейся двери и защелкнувшегося замка. Теперь ни один наркоман ко мне за полсотней франков не придет – удовлетворенно подумалось...

Переведя дыхание перед дверью Катрин, Майкл нажал кнопку звонка.

–Входи, я одна. Ты уже наготове пришел, -

Катрин кивнула на распахнутый халат и провела рукой по безволосой узкой груди Майкла.

–А что такой запыхавшийся? Так сильно торопился? Может хочешь джусу? Спокойная речь и обыкновено-затертые слова отрезвили Майкла. Она же ни чего не знает, ее же вчера не было в сквоте... Мысли путались, в висках стучало, руки Катрин скользили по голому телу, в общем-то не вызывая эмоций, и он вспомнил!

–Слушай Катрин, у меня уже два месяца не маячит!..

–Вот как? Ты это придумал? Дурачок, я же все равно бы тебе не отказала, ты. же знаешь, глупый, я же всем вам не отказываю... Майкл был подведен к кровати и усажен на край, Катрин склонила свою лохматую голову над его скукоженым несчастьем. ..Майкл чувствовал только ее ласковые теплые губы, мокрый рот, шершавый язык и больше ничего.

–И больше ничего. . .

–Может тебе обратится к врачу?.. Ты совсем ещё не старый, тебе же только сорок...И вообще.. Может ты просто устал, Микки...

–Сколько раз тебе говорить – не смей меня называть так, я ненавижу это имя! Я – Майкл, Майкл, Майкл!! Сука!

Хлопнула дверь, Майкл стоял на площадке, тяжело дышал и пытался запахнуться. Что-то мешало, болталось на шее, отталкивало и руки, и полы халата, да что за хуйня, Майкл нервно рванул, шею резануло острой болью, а перед уже опухшими глазами возник все тот же черно-потертый бинокль.

4.

В квартиру Майкл попал только к вечеру, когда приехавший Гарри мгновенно отпер захлопнувшийся замок телефонной картой. А до вечера где только Майкл не был!.. Гулял возле фонтана, в махровом халате с застиранными полосами и босиком, с висящим на шеи биноклем, прогуливался возле метро и по окрестным удочкам, подумывал даже – не зайти ли в храм, церквушку сербскую, но некоторая экстравагантность костюма остановила его от этого намерения. К вечеру у него гудели ноги, подтянуло живот и зверски хотелось пить.

–Ну, какие успехи на шпионском фронте? – поинтересовался Гарри, дождавшись когда Майкл напьется, наестся, примет душ и оправится после соединенного обеда-ужина, а ведь наверно и не завтракал хипарь, рано уперся, Катька все рассказала...

–Ну, какие успехи на шпионском фронте? Майкл вяло, без подробностей поведал об открытии. Гарри внимательно выслушал лазутчика и хлопнул по плечу:

–Практически они у нас в руках, надо только разработать план и все. Ты внимательно посмотри – не подстраховывает ли кто-нибудь этих мусорщиков, ну знаешь, с какого либо авто, морды бандитские, а в общем-то все ништяк.. Держи хвост пистолетом, я на работу, у меня еще пара заказов. Привет!

–Привет рабочему классу, -

вяло пробормотал Майкл в сторону захлопнувшейся двери и рухнул в постель. Изможденное за день торчания на улице тело немедленно требовало покоя и сна...

Тело требовало покоя и сна, душа была встревожена. Встревожена вот уже без малого год.

Год с лишним назад, а фактически сто лет назад, тысячелетие назад, когда ветры, что веют над вами и нами, разорвали в клочья не только плавками цветными болтающийся над Москвой и страной, флаг цвета того самого, но и саму страну, а главное!.. Главное-то, ветерок тот, с ураганными порывами, столбы повалил, на которых проволока колючая была натянута.. Проволока и граница, натянута в напряжении семьдесят лет и звеня от напряжения этого, грозилась лопнуть и хлестнуть кого-нибудь промеж глаз или по жопе...Вот это и случилось, что так ждалось долгожданно-нежданно-негадано...Лопнула граница, разбежались карацупы с джульбарсами хрен знает куда, и вырвался на мутном гребне волны эмиграции Майкл, тогда еще его звали в узких кругах московского хиппового андеграунда – Майкл-Данило, вырвался.. Вырвался от всего счастья советско-российской жизни... То есть от винтов за прикид, пардон, перевожу -задержание на три часа работниками милиции за внешний вид, не соответствующий внешнему виду советского человека...От психушек-психодромов и спецприемников, от насильного парикмахерского обслуживания и многообильной любви всей этой блядвы, желающей ткнуть носом волосатого в то говно, что сами эти жлобы насрали за семьдесят лет...Одним словом на свободу, в либертуху, пиплы, от жлобья и гопников, люберов и полисов, от совков...

Спасибо маме, к этому времени, времени эмиграции уже лежавшей на одном подмосковном кладбище, дай бог ей чтоб земля была пухом, спасибо маме, учительнице французского, не лупила Мишеньку, а лаской, терпением и хитростью, вдолбила в головенку советского ребенка чуждые слова, купила его на детективы, на французском, с заманчивыми обложками и где брала – непонятно...Спасибо мамочка, если б не французский твой, а ставший моим – караул был бы.

Приехал Майкл в Париж туристом, но сразу сунулся куда надо, нашел, кого надо и буквально через пару месяцев стал Михаил Данилов не туристом, а эмигрантом, получил вид на жительство и естественно, право на пахотьбу.

А дальше одни обломы, хотя любой совок радовался бы безмерно, что еще придурку надо – вид на жительство, право на пахотьбу, есть где жить, есть работа, сыт, обут, одет и если хочешь, то и пьян...Но Майкл то не совок и ехал сюда совсем не за этим, сунулся было он по адресам, что еще в Москве наковырял, как сразу и началось.

Сквот Хвоста в разгоне, сам Хвост давно хайра состриг и в искусство подался, больше между Питером и Москвой тусуется, чем по Европам... Такой же облом и по остальным адресам – все устарели, все недействительны, все уехали и не оставили своих координат...и мест тусовок нет в сранном Париже, и молодежь на его прикид смотрит как на шкуру мамонта, все эти при дредах, ссученных хайрах в валенок, шмотки ориентально-роково-космическо-хер знает какие, вроде и сквоты есть, и сэйшена гремят, но все не то, все не то, все не то...

И понял Майкл, что остался один в этом чужом и чуждом ему мире, и нет у него ни брата хипа, ни сестры хипушки, ни герлы любимой, и заплакал Майкл тогда слезами жгучими почти каждую ночь, но не вернутся в юность, суки, не войти дважды в одну и туже лужу от портвейна, и рассеялись облака от когда-то выкуренной травы.. И открылось ему в голом мерзком виде пустота его бытия, и понял Майкл – поменял он счастье на свободу...и не видать ему счастья теперь, как ушей своих, а быть ему свободным и одиноким, как альбатрос над Гольфстримом...

И снова полились слезы в ночи, пытаясь хоть немного оживить засохший Париж, но все напрасно. И Москва, и Париж слезам не верит, и пусть плачет неудачник, и пусть он бьется головой об мягкую подушку, скрипит зубами, но все будет напрасно...

Придет жаркое утро, затем жаркий день, затем гнойный вечер и снова упадет покровом ночь, промелькнет так незаметно – в пьянстве с совками из русского сквота и переливании из пустого в порожнее с ними же неделя отведенная на отдых, и вновь ненавистная работа, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, за плечами уже почти год такой бессмысленной жизни, и не успеешь оглянутся, Майкл, как станешь старым, лысым и ни на хер негодным цивилом-жлобом, а кто же ты сука сейчас, как не поганый цивил, ведь у тебя от прежнего, от прежнего тебя, паскуда, только хвост жидкий и остался, а в душе-то пусто...

За распахнутыми настежь окнами жила своей ночной жизнью Крымская улица – скрипела тормозами автомашин, слышались какие-то крики и возгласы, смех, музыка и гнусавое пенье про "малютку с грудями"...За распахнутыми настежь окнами был синий, со сполохами рекламы ночной Париж, прожаренный и прокопченный жарой, зноем и бездождьем, если есть такое слово в русском языке, во французском точно нет...Майкл валялся, конечно, на истерзанной кровати, ни в одном глазу сна как не бывало, хотелось напиться в смерть или шмыгнуться какой-нибудь дрянью и двинуть кони от передозняка, нет, это была не ностальгия, такой херней он не маялся, не тянуло его в Совок поганый, просто было ему здесь сильно одиноко... И не было герлы...Даже горевать без стеба не можешь, недаром мама родная говорила – Мишенька как клоун, ради красного словца не пожалеет родного отца...

Папа, Майкл видел его один лишь раз, перед самой этой паскудной эмиграцией, специально нашел в оставшихся от мамы бумагах старые бланки-переводы присылаемых алиментов на Мишеньку, и сходил-съездил в ближайшее Подмосковье в богом забытый Загорск, ранее – ныне Сергиев Посад.. .Эх мама, мама, у кого брала ты эти жалкие рубли, как же у тебя рука поднималась принимать эти крохи, эту лепту... даже если ради меня, единственного и непутевого, то нет тебе все равно оправданья и спросится с тебя в судный день, мама моя любимая. ..Папа был старенький, немощный, такой весь сухонький старичок в черной длиннополой одежке за высокой кирпичной стеной...Папа был монахом.

Майкл сел на кровати, луна освещала желтым студию, в свете ее натасканная из помоек мебельная дрянь не так паскудно выглядела, ему захотелось пить, просто пить, он точно помнил, в маленьком его холодильнике, что так приятно гудит из кухонного угла, есть двухлитровая бутыль, он купил, не помню только, вчера, позавчера или приснилась просто, надо встать и проверить...Но нет сил.

Майкл оттер остатки слез тыльной стороной ладони, опухшие глаза, ебаный бинокль! слегка болели, щипало от слез, надо умыться, он встал с кровати и сразу увидел – за шторой кто-то есть! Притаился...

Ну все, докатился до шизофрении, пора к психиатру, уже глюки появились, охренеть можно, надо отдернуть штору, что б самому себе, дураку, показать что там нет ни хера...Майкл шагнул было к шторе, как из-за нее выглянул бутон огромнейшего цветка с жалом, покачивающимся в сумерках желтого лунного света. .. Так, снова вперло, видать правильно в сквоте говорили, что "кристалл" и по второму разу впереть может, ну уж хрен, суки, я не удолбанный и не смотря на глюки, контроль над собой держу...

Тем временем или другим временем, может быть в это самое время, а может и раньше или позже, но паскуднейший цветок все вылезал и вылезал из-за шторы, вонь от него уже докатилась до Майкла – ох ни хуя себе, глюки! глюки не только зрительные, но и органы обоняния коснулись, попытался блеснуть перед самим собой эрудицией Майкл, но страх холодком стал подбираться к ногам, цветок все покачивался, как в кафе, ну сука, жало все больше и больше, уподобляясь кнуту, стегало по сторонам, и вся эта картина, так же как и в кафе, гипнотизировала Майкла, он не мог оторвать глаз от всей этой картины, хотя одновременно с этим он прекрасно знал – это глюки...

Если в стенке открылся люк – ты не бойся, это глюк! всплыло из хиппового детства-юности, внезапно цветок качнулся как-то особенно агрессивно, а! сука... руку ожгло, на этот раз не правую, а левую, боль ожгла до самого плеча, и цветок сразу исчез, растворился в лунном свете, Майкл повалился на кровать, нянча ужаленную руку, ноя и причитая – ну сука, ну глюк, ну тварь...

Всхлипнув, он провалился в сон.

5.

Первое, что сразу вспомнил Майкл проснувшись – цветок! Рука заныла, но еще не веря до конца себе, Майкл поднес оба запястья к глазам...На одной руке след от ожога был уже зарубцевавшийся, темно-красного цвета, с подсохшей корочкой, на другом же запястье совершенно свежий, но в точь-в-точь такой же формы...Только блестящий и сочащийся сукровицей.... Да, не хрена себе глюки, а если б привиделось, что башку отрывает, Майкл поежился, по спине пробежал холодок, хотя наваливающееся утро было такое же беспросветно жаркое, как и вчерашнее и позавчерашнее, и поза позавчерашнее...

Поборов утренние апатии и хандру, а г-же легкое недомогание, имя которому – лень, заодно и справившись с тошнотой, уже ставшей почти нормальным утренним состоянием, Майкл выполз на балкон. На свой, ставший уже привычным, пост, сжимая бинокль в одной руке и банку с пивом в другой. Вглядевшись в окуляры и наведя резкость, он отчетливо, как будто всего в метре, это было так стране, он увидел, он видел, а его нет, как будто в метре он увидел киоск с распахнутыми стеклянными крыльями, все так же заполненный глянцем журналов и черно-белыми страницами газетных новостей. Не спеша подходили клиенты, многих из них, за это короткое время, вчера и сегодня, Майкл уже узнавал в лицо. Он легко определял даже тех, кто покупал именно те самые "Житанос", чаще всего это были арабы, они покупали сразу целый блок и не распечатав его, засовывали в сумку и отправлялись в противоположный конец Крымской, туда, где они постоянно вертелись, около школы...Несли детишкам вечное, доброе, ну суки!..

–Ты загораешь, мой ангел?

Приперлась, а я тут голышом... не трахать же ее, это ведь ни в какие ворота не лезет...

–Че надо? Дай халат.

–А почему у тебя нет крыльев? Все ангелы с крыльями..

–А я ангел без крыльев и вообще, откуда ты знаешь, может быть я и не ангел?

–Не-е-т, ты ангел и с крыльями, только ты их отстегнул, но если я попрошу тебя, то ты же их пристегнешь обратно, правда ведь же?.. Ну что на это можно сказать, у кого крышу сорвало напрочь, скорей всего у него, сорвало и несет его по собственному сумасшествие неизвестно куда...

–Знаешь что, давай я лучше тебя новой песенки научу...

–Давай мой ангел, я с радостью.

–Запоминай, че не ясно – спрашивай:

Прилетит, крыльями звеня,

Птица счастья – завтрашнего дня,

Выбери меня, выбери меня,

Птица счастья завтрашнего дня...

–А что такое...

–Привет, ты опять двери не закрываешь, тебя точно зарежут наркоманы за...

–За полсотни франков, я это уже наизусть знаю, Гарри. Ты лучше скажи – зачем приперся?..

Играем в дешевый детектив, а ведь точно – детектив, "Следствие ведут знатоки", только мы с другой стороны, а ведь ни кого они грабить не будут, кишка слаба, им просто нужно свой страх и свою скуку разогнать, ну хотя бы немного, ведь они же в собственном дерьме киснут, как в болоте, ни хрена не видят из местных красот, достопримечательностей – посмотрите налево, посмотрите направо...

–Ты меня слышишь? Ты че с утра пива перепил?... Зонтик купи, пляжный, что б башку не напекало, слышишь?..

–Слышу и хорошо...Даже очень хорошо, а что ты говорил?

–Повторяю для особо умных – приходи вечером в сквот, есть интересное предложение, надо обсудить, о-кэй?

–О -кэй...,

Громко хлопнула где-то дверь, отрезав Майкла от наркоманов с ножами, охотников за скальпами и полусотней франков, сверху сияло, пекло, слепило охуевшее солнце, воздух напоминал атмосферу в духовке или сауне, пиво кончилось, а идти вниз было лень... Следить тоже надоело, что он, нанялся, грабить скорей всего тоже не будут...

Можно пойти поспать... Или принять душ...А может музычку поставить, роллингов или там бердсов...

Заорал остервенело Микки Джагер, жить стало хоть чуток не так погано. Что-то я совсем раскис, съезжаю прямо по бездорожью, то ли устал от цивильной жизни, то ли от жары.... Майкл заскрипел зубами и полились слезы, сами собой.

Ну козел, скоро точно останется только полосанутся по венякам и с балкона вниз башкой...Рывком вскочил с кровати, но благий порыв остался только порывом, на большее не было сил» Майкл лежал ничком и хоть слезы перестали течь, что реветь, старого не вернешь, а нового не начнешь, не получится, но общее состояние было близко к истерике... <

Ты совсем охренел, старый, Майкл, Майкл, сколько говна ты видел в той жопной стране, так почему же слезы, почему же...Вспомни все, что было ништяк, и все будет ништяк, все будет пучком, вот увидишь...От этих мыслей стало немного легче, надейся и жди, вся жизнь впереди – подпел Джагеру Майкл, правда на другой мотив, но зато сразу стало еще легче, и сразу стало спокойней? только запястья болели да в висках стучало... На балконе кто-то негромко напевал:

...Прилетит крыльями звеня

Офигенная херня,

Охуенная фигня,

Выбери меня, выбери меня,

Ангел завтрашнего дня...

. . .

Остановившись перед воротами сквота и вдохнув запах разрушения и тлена, Майкл вздохнул и постучал кулаком по теплому железу. Створка ворот медленно приоткрылась.

–Привет. Все уже собрались, только тебя нет, – дядя Коля был как всегда задумчив, но тем не менее или может быть именно потому, одним словом – как всегда благодушен.

Во дворе сквота в творческом беспорядке валялось всякое дерьмо и мусор, какое-то ржавое железо неизвестного происхождения, может быть даже сбитый "маки" во вторую мировую фашистский "мессершмидт", остатки каких-то деревянных конструкций, по замысловатости спорящие с изделиями конструктивизма, вдоль забора висело давно уже высохшее в этой утренней или дневной или уже вечерней жаре, страшной жаре, всякая дрянь...Особо выделялись огромные черные трусы. За забором свечой возвышалась колокольня сербской церквушки...Бетон двора, растрескавшийся от житейских бурь, был украшен какими-то разноцветными пятнами неизвестного назначения.

В общем, все было, все было обычно и как всегда, стена мирно поднята и за стоящим наискосок столом, собрались и сидели все действующие лица этого сумасшедшего театра абсурда. Сидели и с улыбками смотрели на Майкла, замершего посередине растрескавшегося бетонного двора, над которым летали ветры промчавшихся лет...

Самым крайним сидели – слева Алекс-другой, справа Джин, один поигрывал стаканом с налитым в него вином рубинового цвета, другой же вцепившийся в собственную голову...Между ними расположились в следующем порядке – Гарри, свирепый Гарри, прошедший Афган, плен и мусульманское обрезание члена; Алекс кладущий по супермаркетам, мечтатель о мебели с полосатой обивкой; спиной, как обычно, к двору, сидел Петька трусливый, всем осточертевший своим страхом, своими истериками, своими... Дядя Коля скромно приютился в данной мизансцене немного сбоку, немного в стороне, немного в глубине, тем самым отражая свою внутреннию суть... Сидел и поблескивал из глубины кресла стаканом.

Секундная пауза на взаимное разглядывание, вылившаяся в довольно таки долгу», может быть даже в двух, двух часовую паузу, кончилась и приветственные крики раздались со сцены.

–Ба, кто к нам пришел! А мы заждались! У-тю-тю, кого я не вижу!.. Ну наконец то наконец, мы поймали на конец!.. Вдруг ни откуда и на лыжах!.. Вдруг откуда не возьмись появился заябись!.. Какие люди к нам приехали, к нам пришли, соизволили нас посетить, нас осчастливили!..

А над всем этим уже пьяным балаганом невидимо витали два ангела – мужской и женский...Майкл медленно, сознавая важность данной минуты, поднялся по металлическим ступеням на сцену или просто в цех бывшей мастерской, и стал одним из действующих лиц, усевшись на выбранный стул...Как просто – только что ты был зрителем, как; сразу стал действующим лицом... Все присутствующие с улыбкой смотрели на Майкла и каждый думал про него совершенно свое, субъективное, личное, некоторые даже нехорошо, с завистью или даже с легким раздражением и даже с элементами злобы, хотя правильней сказать – злобцы, такой легкой, можно даже выразится – дружеской, что ли...

Гарри своей могучей рукой – на запястье браслет белого металла с группой крови на случай ядерной войны, выше старая татуировка, что-то среднее между мешком с картошкой и трупом, в общем любимая девушка в исполнении пятнадцатилетнего оболтуса, не умеющего рисовать...Еще выше толстый локоть, ну а перед самым рукавом трички – эмблема ВДВ, но не доколотая, помешали гады! – рукой, можно добавить – левой, налил из пятилитровой пластиковой канистры рубиновой жидкости в стакан и подвинул его Майклу. Все остальные с улыбкой добрых родственников смотрели на него. На Майкла...

И Майкл поднял стакан на уровень глаз, рубин блеснул в лучах заходящего солнца, почему заходящего? ведь только что было утро... Блеснул тускло и ярко вспыхнули по всей Крымской улице фонари синим светом-цветом и оглядев собравшихся, Майкл обратил внимание – у всех были смертельно уставшие лица. ИЛИ их такими выставлял подлый синий парижский свет...Свет парижских фонарей . .Парижских уличных фонарей...

Майкл поднес стакан? бокал? кружку? к губам и отхлебнул. Это было низкосортное вино, услада парижских клошаров, ни разу в жизни не пробовавших советской "бормотухи", ну и хорошо, иначе бы у парижской" скорой помощи" прибавилось бы работы...

Отхлебнув и поставив стакан на замусоренную нужными предметами в быту сквота поверхность стола, он обратил внимание – вновь сияло солнце за проемом поднятой стены, яркое летнее солнце...А как же фонари?

–Сколько я здесь сижу?

–День...

–Да часа два, а че?..

–Вечность...

Гарри выплеснул остатки из стакана себе в пасть, сглотнул и утерев губы рукой, обратился к Майклу;

–Слушай, мы здесь без тебя пообсуждали и пришли к решению – на кой ляд нам эти дроги, наркота херова, давай лучше выпаси, когда и куда бабки отплывают, срубим по легкому и...

–И жизнь расцветет новыми красками, – захихикал Алекс-другой и затряс от удовольствия своим хвостом-метелкой, хайра то жидковаты у будущего покорителя международных подиумов, не хвост, а так, одно название только... БикЮджин с трудом отодрал правую руку от своей больной башки и вцепился в стакан, Сегодня на нем была какая-то зажеванная зеленая рубашка, явно выкинутая на помойку ветераном первой мировой. Он прохрипел что-то непонятное и быстро глотнув вина, вцепился вновь в голову...

Между Майклом и Джином был стол длиной в сто метров. А посередине болтались огромные семейные трусы... Оглядевшись по сторонам, он понял, откуда это так несет помоями, оказывается, пока он рассуждал над чепухой и разглядывал Джина, Алекс-воришка начал закусывать каким-то местным сыром, страшной вонючей гадостью...Воняло хуже чем сгнившими носками. С трудом подавив позыв, Майкл скользнул взглядом по сообщникам, сидящим за столом. А кто же они, как не сообщники, ведь нельзя же их назвать революционерами или борцами за справедливость, хотя кто знает, если они отнимут прайса у этой банды, может быть это и в какой-то мере вклад в борьбу за социальную справедливость?...Кто знает...

Алекс который учится на кутюрье, весь в черном, по моде местной андерграундной молодежи, символ пессимизма и конца радужных идей шестидесятых, хихикал, раскачиваясь на задних ножках стула, балансируя на грани падения в бездну нищеты, держал в одной руке стакан, а другой слегка размахивал в воздухе, видимо разгоняя свои мысли...Может быть упадет и обольется этим паршивым вином?.. Гарри вытирал руки об когда-то бывшую белой, тричку и громко не обращаясь собственно ни к кому, рассказывал в очередной, тысячный раз байку из набора слов – Кандагар, "духи", снег, "Калаш"... Дядя Коля тупо уставился в стол, видя там черти что, совершенно невидимое другими... Алекс-воришка мечтал страстно мечтал, ну просто нет слов, как мечтал об стуле с полосатой обивкой, рассказывая со слюнями на губах об этом самом стуле Джину тот же в свою очередь только мычал, все так же сжимая свою голову руками, как будто боялся, что она возьмет и убежит... Петька, бравый офицер давно распущенной в другую организацию КГБ, лежал головой в луже вина и дрыгал ногами, пытаясь выкрикнуть что-то про свой вечный страх, но у него ничего не получалось, только розового цвета пузыри вздувались и с шумом лопались на губах, обдавая всех сидящих за стол винными брызгами... Майкл стоял около ворот, одной рукой держась за чуть приоткрытую створку ворот, готовясь покинуть этот балаган, другой устало потирал лицо. Внезапно ярко освещенный проем цеха бывшей мастерской погас, как будто провалился в пустоту, в черноту, в черную дыру и...