Текст книги "Древняя Греция"

Автор книги: Владимир Миронов

Владимир Борисович Миронов
Древняя Греция

Глава 1. ГРЕЦИЯ – РОДИНА ЕВРОПЕЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

История как особый вид научного знания – или, лучше сказать, творчества – была детищем именно античной цивилизации. Разумеется, и у других древних народов, и, в частности, в соседних с греками странах классического Востока, бытовал интерес к прошлому и существовали известные формы фиксации главных, знаменательных событий из этого прошлого… Однако в силу большей на Востоке, по сравнению с античностью, скованности социальной и интеллектуальной жизни рамками теократического и деспотического надзора историописание здесь остановилось на подступах к собственно истории. Эпос не приобрел здесь того светского характера, каким у греков отличались уже гомеровские поэмы, автобиографические повествования не обрели вида развернутых мемуаров, а хроники, оставаясь по существу официальными царскими прокламациями, так и не трансформировались в индивидуализированное историописание, нацеленное на научную реконструкцию прошлого, проникнутое оригинальной философской идеей… Иначе обстояло дело с историческими занятиями у древних греков… История древних греков отличалась замечательным своеобразием, сильнейшим образом способствовавшим подъему народной культуры и самосознания – по крайней мере на отрезке времени в две тысячи лет…

Э. Д. Фролов. Факел Прометея

Греческие боги и мифы

Обратимся теперь к Греции, с которой в памяти любого из нас связаны многие понятия и представления нынешней цивилизации. Греция – эпицентр всей западной культуры. По мнению ряда историков и писателей прошлого, древние изображали ойкумену круглой, посредине же, как полагали, «лежит Эллада и посредине последней – Дельфы. Они – пуп Земли» (Агафемер). К слову сказать, почти все народы мира склонны рассматривать именно свою землю как «пуп земли», как «райский уголок», особо отмеченный печатью богов. Хотя в нашу задачу не входит разбивать последующее повествование, подобно зеркалу андерсеновской Герды, на тысячи хрустально-временных осколков, но все ж надо хотя бы как-то упорядочить представления о тогдашнем времени и пространстве. Наш рассказ ограничивается странами, расположенными в центре исторических событий, на главных торговых путях (Египет, Ассирия, Вавилон, Персия, Палестина, Индия, Греция, Рим, Китай).

Представленная картина создана путем синтеза двух понятий: мира-как-истории (Шпенглер) и мира-как-культуры. История греков – «центральное звено» нынешней человеческой цивилизации, ибо прежде всего через них и посредством их узнаем жизнь мира, а не только схему мировой истории. Близость греков к рассмотренным ранее ареалам Востока очевидна и находит проявление во многих эпизодах. «Запад являет собой взаимосвязанный мир – от Вавилона и Египта до наших дней. Однако со времен греков внутри этой культурной сферы Запада произошло разделение на Восток и Запад, на Восточный и Западный мир», – писал философ Карл Ясперс.

Карта Греции

Древний мир был населен богами. Причины, порождавшие веру в богов, вызвавшие преклонение перед ними, лежат на поверхности. Две из них очевидны – страх и неуверенность. Демокрит, автор первой известной античной теории происхождения религии в ее натуралистическом духе, сказал: «Древние люди, наблюдая небесные явления, такие как, например, гром и молнию, перуны и соединения звезд, затмения солнца и луны, были поражены ужасом, полагая, что боги суть виновники этих явлений». Лукреций говорит: «Primus in orbe deos fecit timor». Петроний выразил мысль примерно такой же фразой: «Первых богов на земле создал страх». У Гомера человек с ужасом взирает на разбитый молнией дуб, пастух боится темной тучи – предвестницы дождя, моряк напуган бурей… Но ведь и сегодняшние обитатели земли, более просвещенные и гораздо более информированные в научном плане, боятся тех неожиданностей, которые может принести на землю непредсказуемая природа или космос с его кометами, солнечной радиацией и т.д. и т.п. Страх продолжает жить в нас (даже и подсознательно). Вспомним, какая нешуточная паника и волнение возникли в мире в 1999 году на рубеже тысячелетий (во время последнего солнечного затмения).

Греческие боги

Если после стольких столетий, казалось бы, «полнейшего торжества» наук, культуры, образования, воспитания, после стольких достижений цивилизации и так называемых побед разума в современных обществах наблюдаются дичайшие пророчества, а в массе популярны прогнозы магов, гадалок и колдунов, если даже у твердых рационалистов XXI века заметны колебания духа, что же говорить о древней публике. «Страх есть причина, благодаря которой суеверие возникает, сохраняется и поддерживается» (Спиноза).

О греческой религии и мифологии составил обширный труд афинский грамматик Аполлодор в начале II века до н.э. («О богах»), который, к сожалению, не сохранился. Одни представители античности считали, что религия есть продукт договора меж царями и жрецами, с одной стороны, народами – с другой (Секст Эмпирик). Другие же склонны были видеть в ней разновидность социально-политического обмана, вне зависимости от того, навязан ли он народу царями и жрецами или философами и политиками (афинский тиран Критий). Кстати, и в Средние века мысль о том, что религия была чистой воды обманом, воплотилась в идею «о трех обманщиках» – это Моисей, Христос, Мухаммед. Хотя вряд ли обман, страх, надежда, как и идея религии как опия (Вольтер) или социоморфных образов, полностью исчерпывают религиозную идею.

Младенец Зевс на острове Крит

В основе верований земледельцев, скотоводов или охотников, живших в городах и селах (древние города вначале были лишь большими деревнями), лежали обычные, повседневные нужды. Всё у греков было организовано почти как у современных людей. Поэтому даже и в обителях богов наблюдается расслоение, как в «Метаморфозах» Овидия:

 
Есть дорога в выси, на ясном
зримая небе;
Млечным зовется Путем,
своей белизною заметна.
То для всевышних богов —
дорога под кров Громовержца,
В царский Юпитера дом.
Красуются справа и слева
Атрии знатных богов, с дверями,
открытыми настежь.
Чернь где придется живет.
В передней же части чертога
Встали пенаты богов —
небожителей, властию славных.
Это-то место – когда б
в выраженьях был я смелее —
Я бы назвал, не боясь,
Палатином великого неба.
 

Какую роль в жизни играли боги и различного рода культы? По мнению греков, судьбой человека руководят боги (Софокл). Греки делили всех богов на небесных или Олимпийских, земных и подземных. Когда боги в их представлении стали все более походить на людей, возникло стремление выстроить для них жилища. Уже в гомеровских поэмах встречаются упоминания богов. Их изображения вначале люди делали из дерева, а затем уже из камня. Простой люд считал, что все боги наделены сверхъестественной силой и в состоянии вершить чудеса. Павсаний рассказывает о чудесах, что свершались статуями Геракла в Эрифрах, Аполлона в Гилах, другими. Одной из самых почитаемых богинь в древности была Геката. Причина ее популярности в том, что в Древней Греции колдовство и ведовство были женскими сферами, а Геката – богиня, царствующая над привидениями и чудовищами. Считалось, что она пробирается в спальню счастливых матерей и крадет у них детей, чтобы затем напиться их крови, хотя она не чужда и сострадания. Считалось, что она могла помочь тем, кто потерял близких, найти возлюбленных в подземном царстве Аида (а в некоторых случаях даже вернуть их в реальный мир). Любовь и стремление овладеть чарами магии (и заодно мужчинами) особенно привлекали к ней дам.

Зевс

Плутарх пишет и о силе статуи Артемиды в ахейском городе Пеллене. Считалось, что статуи Артемиды в Спарте излечивают от подагры и кашля. И вообще деяния богов всячески персонифицировали и живописали. Говорили даже, что тела богов в ряде случаев обливались потом, копья в их руках дрожали, менялось выражение лица богов и т.д. На то, что эти чудеса воспринимались всерьез, что в них свято верили, указывает и такое любопытное свидетельство: эфесцы при осаде их города Крезом соединили стены города веревками с храмом Артемиды, чтобы таким вот хитрым способом доверить град защите почитаемой богини. Иногда статуи с целью удержания бога или богини на данном месте приковывали цепями. О разного рода реликвиях и предметах, якобы обладавших чудодейственной силой, тут и говорить не приходится. Вещи, камни, предметы, масла, кости – всё шло в ход. Понятно, что богам, храмам, жрецам приносились многочисленные дары: чаши, бокалы, лампы, светильники, ожерелья, браслеты, платья, статуи, картины, рельефы, золото и пр.

У. Блейк. Геката, или Три судьбы

Люди просят у богов то, чего нехватало или что хотели получить. Воды было мало. Реки и источники ценились высоко. К ним обращались с мольбой о плодородии и о рождении детей. Обычно без молитвы даже не переплывали реку. Посейдон был богом моря, коней и землетрясений. В Лаконии его называли «тот, кто ездит под землей». При первых признаках землетрясения ему пели гимны. Считалось, что это он ударом трезубца открыл источник воды на Афинском Акрополе, тогда как Пегас ударом копыта вызвал к жизни поэтический источник на горе Геликон (источник Гиппокрена). Боги являлись грекам в образе животных, с кем тесно связана жизнь земледельца и воина (бык и конь). Духами воды являлись кентавры и силены, воплощавшие мощь природы. К этой же группе богов могут быть отнесены сатиры и нимфы, перешедшие затем в культуру и искусство. Первые божества выглядели довольно грубо. Скульпторам потребовалось время и мастерство для создания их гениальных образов – статуй Афины-Девы и Зевса Олимпийского (работы Фидия).

Посейдон

Артемида Версальская

По словам Страбона, у устья реки Алфей в цветущих долинах встречались святилища Посейдона, а также немало святилищ Артемид, Афродит или нимф. Поэт и ученый Каллимах (310—240 гг. до н.э.), деятель александрийского Мусея, создатель знаменитых «Каллимаховых таблиц» (120 книг), писал об Артемиде:

 
Артемиду, кого не к добру
воспевать песнопевцу,
Мы воспоем, возлюбившую лук,
и охоты, и травли,
И хоровод круговой, и пляски
на горных высотах;
Петь же начнем от времен,
когда еще девочкой малой,
Сидя на отчих коленях, она
лепетала умильно:
«Папенька, ты подари мне дар
вековечного детства,
Много имен подари, чтобы Феб
не спорил со мною!
Дай мне стрелы и лук – или нет,
отец, не пекися
Ты о луке и стрелах; скуют мне
проворно киклопы
Множество стрел, и гибкою
лук наделят тетивою.
Ты же мне светочи даруй
в удел и хитон, до колена
Лишь доходящий, дабы нагнать
мне зверя лесного…
Жить на высях я буду, людей
города навещая
Только по зову рожающих жен,
что в пронзительных муках
Станут ко мне вопиять,
мне в удел сужденные первый
Мойрою; им я должна помогать
и нести избавленье,
Ибо не ведала мук, нося меня
и рождая,
Мать, но безбольно на свет
из родимой явила утробы.
 

«Гесиод и Гомер… впервые и установили для эллинов родословную богов, дали имена и прозвища, разделили между ними почести и круг деятельности и описали их образы», – отмечал Геродот. Хотя греки и не знали страха перед смертными, но богов они все же опасались, стремясь всячески их умилостивить. Нередко к ним обращались с личными просьбами или с просьбами даровать победу. Ни один греческий полководец не начинал похода или битвы без обращения к божеству. Ни одно сколь-либо важное действо не совершалось без возложения на алтарь богов даров и благовоний. Греческому войску под Троей вожди внушают, что надо чтить богов, выполнять свои обещания, ибо, как сказано, «отец Зевс никогда не помог ни лжецам, ни нарушителям клятв». Они обращались к богине Афине Палладе, что являлась богиней победы и носила щит Зевса и его грозное оружие – перуны. В битве при Платее Павсаний отказывался вступить в бой из-за неблагоприятных знамений на небе (несмотря на то что персы атаковали его войско). Ксенофонт честно признался, что никогда бы не решился даже собрать воинов и подготовить к сражению, если бы увидел некий дурной знак, пусть и перед лицом угрожавшего голода.

Сцены из жизни богов-олимпийцев

Одним словом, ни у какого другого народа боги не сыграли столь заметной роли в формировании мировой литературы и искусства. Д. П. Шантепи де ля Соссей писал об этом так: «Как история религии освещает характер греческого народа, так наше предварительное знакомство с этим народом объясняет нам в свою очередь многие поразительные черты его религии. Так, мы знаем, что греки находили особенное удовольствие в преданиях и сказках, вообще во всякого рода рассказах, в которых живая фантазия получала желанную пищу и либо творила далее из услышанного, или же греки старались дополнить слышанное при помощи собирания новых сведений о собственном прошлом и о жизни других народов. Эпическая поэзия и историография греков выросли на почве этой склонности. Если присоединить к этому поэтические стремления, присущие грекам, как никакому другому народу, то станет понятно, каким образом миф, т. е. рассказ о божестве, то примыкая к преданию, то создаваясь процессом свободного поэтического творчества, мог так удивительно развиться в греческой религии. Для набожного грека эти мифы имели, может быть, гораздо меньше значения, чем жертвы, служение богам и священные празднества; но для нас неисчерпаемая сила мифического творчества, эта великая особенность греческой религии, остается тем, чего у других народов нельзя найти в такой степени, в особенности если обратить внимание на то, к какому единению религии и искусства привело это богатство мифов». В то же время о божествах греческой религии можно было бы сказать словами философа Протагора: мы не знаем о тех богах ничего достоверного и не можем сказать о них ничего истинного. Боги – бестелесные призраки.

Дж. Беллини. Пир богов

И тем не менее на каждом шагу встречаемся с их присутствием в виде идеи или образа. Греки поклонялись своим богам, наделяли их разного рода добродетелями. По мнению Платона, боги вовсе не лентяи, они заняты делом, наблюдая, так сказать, за общественным порядком среди людей на земле и состоянием Вселенной. Они держат «начало, конец и середину всего сущего». Платон в «Законах» отмечал, что бог должен быть мерой всех вещей, ибо он гораздо совершеннее человека. И тот, кто хочет быть любезен богу, должен уподобиться ему насколько это возможно. Устами афинянина философ рекомендует совершать жертвоприношения богам, общаться с ними путем молитв, приношений и всякого рода служений. И прежде всего следовало почитать Олимпийских богов и богов – охранителей государства.

 Возносящая гимны богам. Кипр. 300—280 гг. до н.э.

«Вслед за всеми этими богами разумный человек станет почитать священными обрядами гениев, а после них и героев. Затем следует священное почитание, согласно с законом, частных святилищ родовых богов и почитание тех родителей, что еще живы: ведь священная наша обязанность – выплатить им самые большие и настоятельные долги – главнейшие из всех повинностей; мы должны сознавать, что всё, чем мы обладаем и что имеем, принадлежит тем, кто нас родил и вскормил; потому-то и должно по мере сил предоставлять все это к их услугам: во-первых – наше имущество, затем – наше тело, наконец – нашу душу». Только так можно отплатить им добром за их заботливость, за муки родов, за те страдания, которые они претерпели ради нас, своих детей. Подчеркнем, что и родители (речь идет о достойных родителях) стоят у философа хотя и после богов, гениев и героев, но все же на первом месте. Тут же возникает тема: кто имеет право служить богам, а кто нет. Согласно идеальным воззрениям греков, только порядочный, чистый человек имел право на почитание богов. Дурному же человеку путь к сердцу богов закрыт был напрочь. «Поэтому служение богам со стороны нечестивых тщетно, со стороны же благочестивых – уместно и даже необходимо. Вот та цель, в которую мы должны метить» (Платон).

Герои греческих мифов

Конечно же, оба этих действующих лица совершенно непохожи. Богу – богово, человеку – человеково. По мнению Аристотеля, бог вообще не знает ни добра, ни зла: «…и, как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу». Нам представляется в высшей степени знаменательным выведение греками бога за пределы человеческого круга, то есть за пределы наших мирских забот, хлопот, дел, волнений. Аристотель пишет: так же как редко бывает «божественным» человек, так же редко встречаются средь людей по-настоящему жестокие «звери». Те и другие – это отклонение от человеческого естества. В науке Аристотель отделяет то, что принадлежит богу (науку о божественном), от того, что собственно прежде всего необходимо человеку (науки о прочем). Божественная наука, может быть, и лучше, но зато все другие науки – куда «более необходимы».

Так что пусть уж боги остаются на небесах, в своем «золотом веке», живя, не зная забот, усталости, старости, вечно оставаясь молодыми. Пусть проводят себе время в веселых пирах, что находятся в ведении и под эгидой Талии, музы, управляющей желанием поесть и выпить (муза комедии). Пусть сопутствует им сладкая жизнь, которую увидел впервые попавший на Олимп Аполлон. Аполлон увидел картину пиршества, сопровождавшуюся болтовней, сплетнями и песнями. Музы воспевали бессмертные права богов на развеселую, а по сути суетную жизнь повес; при этом они оплакивали несчастных людей, что постоянно должны трудиться, подвержены болезням, не могут побороть старость и смертны. Батюшка Зевс тут же вручил ему кубок, наполненный пьянящим нектаром. Так имеют обыкновение у нас поступать забулдыги-отцы или схожие с ними матери, с детства приучающие их чад к вину. Дурной пример для подражания.

Плутон

Большим уважением у древних пользовались герои… Культ героя был почитаем. Кости Тесея и Ореста греки с почетом перенесли на родину. Во время серьезных сражений им молились, к ним обращались как к самым могущественным богам. Во время Марафонского сражения греки были уверены, чтоТесей восстал из земли, чтобы вместе со своим народом воевать против персов. В Греции была масса могил и святилищ неизвестных героев («вождей»). Греки считали, что их образы живут в памяти народной и даже являются им воочию. Мартин Нильссон сравнивал героев со святыми католической церкви, чьи останки считались особо драгоценными и были объектом поклонения. Греческие крестьяне почитали Деметру, богиню зерна (ее часто упоминает Гесиод). Многие были уверены, что благодаря ей Афины стали колыбелью земледелия, очагом цивилизации. Заметьте, земледелие всегда стояло на первом месте в табеле о рангах. Кстати, вспомним и о том, что богиня Деметра, Мать Зерна, на трижды вспаханном поле под паром соединилась с Иасионом, и от этого родился Плутос – бог богатства. В древности у греков богатством считалось не жалкое пошлое злато, а прежде всего запасы зерна, хлеб, которым весь год питались люди.

Так что Плутон – это лишь производное от слова «ploutos», что означает «тот, кто обладает богатством». Вероятно, когда на смену труженику и крестьянину пришли рабовладельцы и ростовщики, занявшие первые места иерархии, опошлившие само слово «труд» и благородное назначение труженика-земледельца, изменилась сама функция и роль Плутона (Аида). Тогда он стал властителем подземного царства мертвых, а тот, кто обладал богатством, стал все чаще ассоциироваться с известным ныне словом плут.

Ж.-О.-Д. Энгр. Сон Оссиана. 1812 г.

Показательна в этом смысле комедия Аристофана «Всадники», где выведены ведущие политики Греции, представленные как некие рабы, хотя и, разумеется, под вымышленными именами. В комедии они вели борьбу за благосклонность Демоса (это персонифицированный образ народа Афин). Болтая о демократии, один торгаш спорит с другим – продавец кож с колбасником. Так как колбасник оказался более изворотливым и наглым, его пророчества выглядели в глазах демоса гораздо более заманчивыми и обещающими. Вспомнился отчего-то один подлец из популярных редакторов, который уж больно ловко в прессе «размахивал колбасой», к месту и не к месту говоря о «сладкой колбасной жизни» народа России в «этой стране» в эпоху «демократии». Потом он, правда, предпочел сбежать за океан. Массы людей охотно встречали такого рода провидцев. Да и чему было удивляться, если того, кто станет победителем в споре соперничавших афинских политиков – Перикла и Фукидида, определил… баран (Плутарх). Публика (электорат) порой напоминает по сей день такого вот жертвенного барана. Вера в пророчества нужна была не только жрецам или провидцам, но и политикам. Лишь один метод предсказания не был подвергнут критике – сны… В сны верили все, и даже Аристотель рассуждал о божественной природе сновидений. Древние греки испытывали желание заглянуть в будущее.

Тема привлекала внимание ученых в более поздние времена. В XVIII веке известный шотландский философ Юм назвал веру «общим свойством человеческой природы». Вера и мифы оказались тесно связаны в сознании человека. В его представлении вера в божества есть род метки или печати Творца («образ или оттиск»). Для того этапа истории были естественны идолопоклонство и политеизм. Философ увидел в политеизме первобытную религию невинного человечества. Хотя порой язычник, поклоняющийся солнцу и дождю, ревностно и восторженно несший дары Нептуну или Юноне, куда искреннее в почитании Бога, нежели иной цивилизованный вор и циник, выкладывающий кучу банкнот на воздвижение храма Христа или синагоги. Юм, приводя примеры из обычаев древнеримских политеистов, испрашивающих поддержку и защиту в делах житейских у богов, отдает должное естественности их антропоморфных взглядов. Понятно в этой связи и то, почему идолопоклонники призывали Юнону во время бракосочетания, Люцину – при рождении, Посейдона – при выходе в море, Цереру – в надежде на получение богатого урожая, Меркурия – перед отправкой торгового каравана, Марса – перед решающей и трудной битвой и т.д. Это был, конечно, отнюдь не акт корысти, но признание естественного главенства природы.

Храм Посейдона (Нептуна) в Пестуме

Так вот и шло выстраивание связки Бог—Герой—Человек в ходе сложного и емкого процесса очеловечивания мифа. Уже в Древнем Египте бог, от которого должен был родиться наследник престола, являлся не в образе животного, как это было бы ранее, но в облике живого полубога, то есть фараона. К. Маркс говорил о том, что появление веры в богов отражает первую ступень в развитии человеческого сознания, весьма примитивный уровень мышления, ибо «для кого мир неразумен, кто поэтому сам неразумен, для того бог существует». Этого никак не скажешь ни о шумерах, ни о греках в особенности. У них боги наделены развитым разумом. Так же у египтян. Фараоны считались наполовину богами, наполовину людьми, т. е. богочеловеками. В дальнейшем мифы отражают не только часть культа божеств, но и определенные культурные представления людей. В первобытной культуре миф выступает как бы своеобразным эквивалентом духовной культуры и образования. Он – классический воспитатель. Египетские и иудейские мифы имели канонический набор требований. Никто в древности не избежал влияния мифа (от греч. mythos – повествование, басня, предание). Хотя отношение к нему в разные времена было различно. У Гесиода миф не только информатор, но он еще и носитель истины:

 
Эй, пастухи полевые, несчастные,
брюхо сплошное!
Много умеем мы лжи рассказать
за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду
рассказывать можем!
 

Если Гесиод и даже Гекатей Милетский, старавшийся более трезво взглянуть на миф, говоря о «смехотворности» рассказов эллинов, все же еще отдают дань сказке в мифическом повествовании, то Пиндар в оде трезво говорит о Гомере: «Вымыслы его… некое несут величие; умение его обольщает нас, сказками сбивая с пути». Еврипид, признавая законность мистики и религии, также считал миф сказкой, что серьезно воспринимается разве что лишь легковерными детьми и глупцами. У него человек фактически полностью предоставлен сам себе и своим заботам. Геродот, сохраняя букву мифа, все ж старался приглушить сверхъестественную тональность мифов, стремясь вытеснить из истории богов, призраков и духов. Аристофан также открыто высмеивал чужих и своих богов. Знаменательна его комедия «Птицы», в которой боги вследствие постройки города лишились жертвоприношений и готовы ради куска пищи отказаться от управления миром. Он противопоставлял сказания мифа басням Эзопа. В баснях, считал он, хотя бы сокрыта поучительная истина для умных граждан. Поэтому Аристофан полагал необходимым сохранять веру в богов, ибо в них, считал он, нуждается само общество. Демокрит же воспринимал миф как химеру, что вылепливают иные люди. У Парменида и Эмпедокла миф – это знание, поучение, устное послание. Милетцы заимствуют из мифов понятийный материал и объяснительные схемы, где за стихией природы зачастую видны фигуры божества.

Пиры богов

Сложнее обстоит дело с философами. В отличие от историков, писателей, поэтов они чаще витают в эмпиреях, а раз так, – оказываются в вершинах, где традиционно «пребывают боги». Фалес, Анаксимандр или Анаксимен, судя по всему, нисколько не сомневались в существовании богов. И даже Демокрит, чья теория, казалось, допускала существование лишь атомов и пустот, но не оставляла места для богов, все же не отрицал возможности их наличия. Пифагор и Эмпедокл совмещали свои занятия философией с культовой деятельностью. Это не вызывает удивления, если учесть зависимость первых ученых от общественного мнения, преимущественно богоцентричного. Поэтому философу обычно приходится ходить в плаще теологии, что будет наблюдаться и впредь (и не суть важно, языческие, христианские или какие-то иные наступили времена). И все же скептицизм в отношении религии шаг за шагом пробивал себе дорогу с усилением рационального и естественно-научного взглядов на природу и окружающий мир. Особенно это заметно в воззрениях Ксенофана Колофонского (VI в. до н.э.). Тот сурово критикует даже великих аэдов (Гомера и Гесиода) за сочинение ими мифов, которые представляют «выдумку прежних времен». Критике подвергаются и многие аспекты их культовой практики. Он ставит под сомнение саму божествественность обитателей Олимпа. Ведь раз их так много, они уже не столь всемогущи, а следовательно, не будут обладать и истинной природой бога.

Юпитер

Иные даже считали Ксенофана чуть ли не первым монотеистом, «греческим Моисеем». Нас эта сторона его взглядов менее интересует (один бог или их много – не столь принципиально), нежели его трезво-скептический взгляд на саму природу религии. Она у него выглядит скорее как сомнительная догадка, хотя и важная и нужная для некоторых людей:

 
Истины точной никто не узрел
и никто не узнает
Из людей о богах и о всем,
что я только толкую:
Если кому и удастся вполне
сказать то, что сбылось,
Сам все равно не знает, во всем
лишь догадка бывает.
 

Однако уже ученик Платона, Аристотель, несколько умерил столь безусловное доверие к богам, как и к их способности по наведению порядка и обеспечению справедливости. Только в глубокой древности можно было верить в то, что «звезды являются богами и божественное охватывает всю природу». Слова эти отразили неверие в идею создания Вселенной каким бы то ни было богом. Боги служат отвлеченным примером служения или педагогическим примером, «чтобы убедить большинство и стать всеобщими законами и интересами». Аристотель сравнивает жизнь богов-олимпийцев и смертных только в плане этики или же образа жизни. Проблемы богов его мало волнуют, он более озабочен судьбой людей. Аристотель говорит: «Подведем окончательный итог: всё, что касается деятельности, кажется нам мелочным и недостойным богов. Тем не менее все единодушно думают, что они живут, а не погружены в сон, как Эндимион. Но если мы отнимем у живого существа способность действовать или, более того, творить, то что останется за пределами созерцания? Следовательно, деятельность бога, которая увлекает его своим блаженством, не может быть никакой другой, кроме созерцательной».

Гуго ван дер Гус. Грехопадение. 1775 г.

А это означает одно: бог, будь то сам Зевс, – это простой наблюдатель за всем тем, что происходит, он ни во что не вмешивается (как «голубые каски»), выказывая полнейшее равнодушие к заботам смертных. Одним словом, у богов своя жизнь, а у людей – своя. «Дело бога – бессмертие, т. е. вечная жизнь». Дело же человека – короткая жизнь, прожитая так, как он сам сумеет ее организовать и воплотить. Поэтому люди, которым вздумалось бы уподобиться богам, выглядели бы крайне странно, даже если они окажутся добродетельными. Гомер говорит устами Приама о Гекторе, в частности, о его добродетели: «Так, не смертного мужа казался он сыном, но бога!»

Храм Зевса в Олимпии и фигура Зевса

Наибольшую известность среди людей науки получило высказывание софиста Протагора Абдерского из его трактата «О богах» (увы, не сохранившегося), где он писал дословно так: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их и каковы они, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и людская жизнь коротка». Великий агностик разделил веру и знание, не покушаясь, однако, и на прерогативы божества. Скорее всего, Протагор был представителем «просвещенной религиозности», как Перикл или же Сократ. О роли божеств в жизни человека писали Гераклит, Гиппон из Регия и Диоген Аполлонийский. Последние двое первыми в античном мире обрели репутацию ярых «безбожников». Позже о роли «греков-безбожников» прекрасно скажет Тит Лукреций Кар в поэме:

 
В те времена, как у всех
на глазах безобразно влачилась
Жизнь людей на земле под
религии тягостным гнетом,
С областей неба главу являвшей,
взирая оттуда
Ликом ужасным своим
на смертных, поверженных долу,
Эллин впервые один осмелился
смертные взоры
Против нее обратить
и отважился выступить против.
И ни молва о богах, ни молньи,
ни рокотом грозным
Небо его запугать не могли, но,
напротив, сильнее
Духа решимость его побуждали
к тому, чтобы крепкий
Врат природы затвор он первый
сломить устремился.
Силою духа живой одержал
он победу, и вышел
Он далеко за предел ограды
огненной мира,
По безграничным пройдя своей
мыслью и духом пространствам.
 

Между мифологиями Греции и стран Древнего Востока, и их героями безусловно прослеживается тесная связь. Прометея порой сравнивают с карийским культурным героем Паламедом, который по воле богини изобрел искусства и ремесла и научил им людей, а также ставят в ряд с вавилонским богом Эа. Тот уверял, что создал из крови совершенного человека Кингу, тогда как мать-богиня Ауру создала из глины менее совершенное существо. Эта параллель напомнила героев эпоса о Гильгамеше (Гильгамеша и Энкиду). Вот и персонажи санскритского эпоса «Бхагавата Пурана» в какой-то мере могут считаться прототипом Прометея и Эпиметея. Греки первыми и обожествили человека… Таковым стал спартанец Лисандр. Они обожествили его еще при жизни, воздвигнув ему на его родном острове алтарь. «Тогда-то Лисандр, пользовавшийся такой властью, какой не имел до него ни один из греков, стал проявлять заносчивость и самонадеянность, не соответствующие даже его власти. Дурид рассказывает, что ему первому среди греков города стали воздвигать алтари и приносить жертвы как богу и он был первым, в честь кого стали петь пэаны… Самосцы постановили, чтобы праздник, справляющийся у них, назывался лисандриями». С легкой руки самосцев все больше смертных высказывали желание сравняться с богами (к примеру, Клеарх, тиран Гераклеи, провозгласил себя сыном бога).