Текст книги "Нирвана"

Автор книги: Владимир Безымянный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Значит, в девять?

– В четверть десятого – мы с ним уже на ходу потолковали кое о чем. А в чем, собственно, дело?

– Павел Михайлович, вы это серьезно насчет целителя? – в голосе Родюкова слышалось такое наивное удивление, что Строкач расхохотался.

– Ну, Игорь, ты у нас прост. Я лично вполне допускаю, что все действующие лица уже на том свете.

– Ну, Минская, во всяком случае, оборонялась...

– И потому выхватила из кармана халата "вальтер", которого у законопослушного гражданина быть не может? Пистолет был наготове – на ткани следы смазки, на оружии – ворсинки.

– Тогда, может, она выстрелила сначала...

– А Усольцев, мгновенно скончавшийся от трех пуль, прыгнул к Минской, ударил ее ножом и убрался в свой угол. Любопытная версия. Растешь... Ладно-ладно, не дуйся, – кивнул Строкач, посерьезнев. – Не было у меня причин грешить на Дмитрия Дмитриевича. Нет мотива, а кроме того – алиби, все состыковалось. В восемь тридцать вышел из дома, вахтер подтверждает. Десять минут ходу до подрайона. Сорок минут с участковым. В это время Усольцев пришел к Минской, уже оба были мертвы. В семнадцать минут десятого Хотынцев-Ланда входит в магазин. Две минуты на покупку масла совпадает с показаниями продавщицы и ее напарницы из соседнего отдела. В девять тридцать он уже возле дома, отдает соседке покупку и спешит на работу. В клинике появился, когда еще не было десяти.

– Что это за время такое – "не было десяти"? Как-то неконкретно, товарищ майор. – Родюков ухмыльнулся.

– Увы! – Строкач развел руками. – У него свой ключ, а уборщица пришла ровно в десять. Доктор уже был на месте, облачен в белый халат и что-то там колдовал со своей водой. Впрочем, все это не имеет значения – к тому времени, когда он вручил масло соседке, вахтер обнаружил трупы. Так что считаю излишним дальнейший анализ распорядка дня многоуважаемого психотерапевта.

– Вот и отлично, Павел Михайлович. Он у нас – положительный персонаж, даже чересчур.

– Дело в алиби, а не в этой сугубой положительности. Самое подозрительное, что может быть, – стопроцентная лояльность. Ведь вполне можно допустить наличие неизвестного нам мотива. Знаешь, как говорят: "если есть брак, есть и повод для убийства". То же самое и с соседями.

– Тогда можно допустить, что...

– Семидесятилетняя старуха мастерски зарезала молодую крепкую девушку, – подхватил майор. – С близорукостью минус восемь и ишемической болезнью второй степени. Наблюдается она, однако, в районной поликлинике, невзирая на фантастические способности обожаемого сына. Оставь Марию Сигизмундовну в покое. Идем дальше. Рядом у нас обитает очаровательная Светлана Евгеньевна Турчина, двадцати лет. С вечера к ней кавалер пожаловал. С ночлегом. А между тем утром никто не видел, чтобы он выходил, не оказалось его и в квартире.

– Так, может, поговорить с ней как следует, Павел Михайлович?

– Ты забыл, Игорь, кто у нас папа, и, как тебе известно, Светлана Евгеньевна проводила своего знакомого по имени Олег, фамилии и адреса которого она не знает, вечером, и если вахтер в это время отлучался по своей надобности, ее вины в этом нет.

– Но она же явно смеется над нами. Подъезд запирается...

– Изнутри дверь можно открыть одним движением пальца. Это войти в подъезд без помощи вахтера невозможно, а товарищ Обреутов – страж надежный, отставной военный, такие порядочек держат. Тем не менее, он действительно один раз отлучался в туалет. В принципе, можно допустить, что кавалер Турчиной ушел именно в это время. Попробуй-ка ты его разыскать, а я пока займусь архивом Минской. Похоже, что там кое-чего недостает.

Вечер и большую часть ночи Строкач провел содержательно. Он улегся, когда за окном начало сереть, но и в предсонье его не оставляло ощущение, что он слышит голос Леры Минской.

Кое-что из того, что ему пришлось просмотреть, оказалось просто скандальной хроникой, черновиками и набросками, заметками для памяти. Попадались также и вырезки – статьи самой Валерии. Нечто о свободной торговле – ничего нового, обычные факты рыночного беспредела, грязь, скотство, разгул "карманников" и "сумочников"... Репортаж "Воровской сход в детском санатории". Запомнилось – потому что Строкач и сам принимал участие в событиях.

"Ради чего встал в разгар лета на ремонт единственный в районе детский санаторий? Оказывается, не так уж и обветшали его стены, и персонал на местах, и оборудование функционирует нормально. В чем же дело?

...Полчаса назад в горотдел поступила информация, что на территории детского санатория проходит воровской сход. По тревоге были подняты угрозыск и ОМОН. Без шума было нейтрализовано кольцо охраны, обеспечивавшее ход "мероприятия", блокированы подходы.

Выстрелы в воздух, команда "Оставаться на местах!" – и молодые, превосходно одетые парни послушно кладут руки на затылок, бросая недобрые взгляды на сотрудников милиции. Мошенники и грабители, карманщики и автомобильные воры... Их личным транспортом уставлен весь периметр санаторского забора.

Цель "форума" – выработка активной воровской политики. Существование сплоченного и организованного воровского мира сегодня не секрет. У подножия структуры – "рабочие" воры. В их группах действуют свои "авторитеты". В районах – фигуры покрупнее, а на самой вершине – считанные "воры в законе". Чем выше "чин", тем он опаснее. "Воры в законе" сами не участвуют в "делах", но они – носители воровских традиций и идеологии, ими вырабатывается политика преступной деятельности в регионе, они держат "общак", "греют зону" наркотиками и деньгами, разрешают споры, воспитывают новое поколение. "Авторитеты" преступного мира – опухоль, непрерывно дающая метастазы, и потому борьба с ними требует принципиально иного подхода, чем тот, который утвердился сегодня..."

Было еще несколько страничек на машинке – странноватая притча, поворачивающая старую сказку об Иванушке, Марье-красе да Кощее совсем неожиданной стороной...

– Ба, Светлана Евгеньевна! Ну и встреча! – Родюков запнулся, подыскивая продолжение разговора, но ничего подходящего не успел придумать.

– Неужто неожиданная? – девушка сухо улыбнулась.

Не составило труда довольно быстро выяснить, что Турчина всем остальным предпочитает это кафе неподалеку от дома, причем именно в утренние часы, когда народу немного. Лейтенант встал за девушкой в коротенькую очередь к стойке, и когда пришел их черед, даже попытался уплатить за ее кофе и орешки. Светлана пренебрежительно дернула плечом и ядовито заметила:

– Это вам по инструкции положено? Теперь, вероятно, вы попытаетесь приударить за мной? – она подхватила свою чашку и быстро направилась к столику в углу. Родюков догнал ее, расплескивая кофе.

– Послушайте, Светлана... – на его веснушчатых щеках пылал румянец.

– Бросьте, лейтенант. Дохлый номер. Вас ведь мой парень интересует? Или решили за меня взяться вплотную?

– Нет, – лейтенант помотал головой. – Вы тут ни при чем. Нас действительно интересует Олег. Необходимы его показания, и я хочу просить вас передать ему, что нужно встретиться.

– Я, кстати, и не отказывалась. Передам как только он позвонит. У нас, к сожалению, только односторонняя связь, познакомились мы случайно в кафе-автомате. Я была одна, мы оказались вместе за столиком... Так с самого начала и сложилось: никаких компаний, шумных вечеринок. С ним легко – никто больше не нужен, – девушка улыбнулась, смутившись.

– С деньгами у Олега, видимо, нет проблем? Где он работает, вы не интересовались?

Лицо Светланы стало жестким.

– Работает? Бизнес. Ну, как все сейчас – какие-то трансферты, конвертации – я в этом не смыслю. Деньги – да, с этим свободно. Я сама не бедствую – папа с мамой не заставляют ждать милостей от природы, – но у него большие обороты. А впрочем, я девушка легкомысленная и потому предпочитаю тратить, а не задавать глупые вопросы – что да откуда. В любом случае к вашим делам Олег не имеет отношения, и все, что я раньше вам сообщила, я повторю еще и еще. А неприятности доставлять ему я не собираюсь.

Самому себе Родюков мог признаться: большинство из этих кафе и баров вовсе не выглядели отвратительными притонами. Спокойная, расслабляющая атмосфера, негромкая музыка, мягкий свет нравились лейтенанту, и затеянный им обход всех этих заведений, расположенных в центре города, можно было считать отдыхом от нескончаемой собачьей беготни.

Если верить Светлане Турчиной, ее возлюбленный любил хорошую тонкую кухню, а мест, где таковая водилась, в городе, и уж тем более в районе, было раз-два и обчелся. Грело и то, что фоторобот этого самого Олега, пожалуй, удался, хотя девушка и помогала в этом крайне неохотно. Даже Обреутов тотчас опознал парня и внес некоторые коррективы. Что касается имени, то, судя по всему, оно либо подлинное, либо постоянно используемое в злачных местах, и под ним его должны знать официантки и бармены. Покрывать его им нет резона – всегда существует риск оказаться замешанными в чужие и опасные дела.

"Олега" опознала в седьмом по счету кафе рыжая разбитная буфетчица с родимым пятном на левой щеке, похожим на раздавленную смородину. Познакомившись с удостоверением Родюкова, она выказала просто-таки небывалую готовность к сотрудничеству.

– Олег? Знаю, конечно. Неужели что-то натворил? Денег у него, конечно, невпроворот, только не похоже, чтобы это был ваш клиент. Скорее, мой.

– А чем он вообще занимается? – Родюков окинул взглядом сдобные плечи рыжей и могучую грудь, распирающую полупрозрачную блузку.

– Да кто его знает... Их разве сейчас поймешь? Посредничество, что ли... Но в "Бизнес-клубе" его наверняка знают. Вроде бы через их фирму товар на барахолку поступает, кое-что из гуманитарной помощи тоже.

– Торгуют, значит?

– Вроде того, но сами, конечно, на барахолке не стоят. У них киоски на каждом углу, по коммерческим магазинам товар разбрасывают... Вы все-таки поспрашивайте в "Бизнес-клубе". А я всегда рада помочь, если что, всегда ко мне обращайтесь. Все-таки получше, чем я к вам. – И словоохотливая буфетчица томно вздохнула.

Долго рыться в архиве Строкачу не пришлось. Недаром показалась ему знакомой фамилия одного из самых приметных обитателей третьего этажа респектабельного дома. История была настолько громкая, что даже Строкач спросил себя – это тебе ничего не напоминает? Ведь не так уж часто встречаются дела, когда преступники попадают в руки следствия в виде трупов.

Тома уголовного дела повествовали о случившемся подробно, но сухо и бесстрастно. Хотя о таких событиях, казалось, должны кричать и бумажные листы.

Отбыв наказание за хищение в особо крупных размерах, гражданин Теличко год назад был освобожден из колонии строгого режима. (Строкач отметил – не забыть познакомиться с первым делом, статья серьезная). Упомянутый гражданин, в эпоху развитого социализма испытывавший неодолимую тягу к подвигам на ниве альтернативной экономики, в годы реформ развернулся во всю ширь, возглавив фирму, гордо поименованную "Примэкс" (Производство, Импорт, Экспорт). Всеведущий отдел по борьбе с экономическими преступлениями дал справку: "Примэкс" за время своего существования не произвел даже пуговицы, но с экспортом и импортом был полный ажур. Из страны уходили цветные металлы, назад тек ручеек трикотажного белья, шоколада, жвачки. Обороты фирмы, по самым скромным оценкам, превышали ущерб, который причинили городу все вместе взятые воровские шайки со дня его основания.

Но пришла-таки к лидеру "Примэкса" настоящая беда. Теличко, бывший зек, всегда очень заботился о безопасности жилища. Но сколько ни возводи бронедверей и сигнальных устройств, рано или поздно приходится покидать дом. И это самый опасный момент, особенно если это происходит ежедневно в одно и то же время.

Как показал на следствии Теличко, открыв дверь, он увидел четырех лиц кавказской национальности, которые, не медля ни секунды, бросились на него, совершенно безоружного и не готового к обороне. Однако он успел схватить тяжелый секач для рубки мяса, оказавшийся почему-то не на кухне, а здесь же, в тамбуре, под рукой. Нанес удар на поражение одному из нападающих – в живот, и бросился в квартиру. Бандиты, прыгая через труп сообщника, ринулись за ним. Однако Теличко успел добраться до своего "зауэра", и заряд картечи достал в дверном проеме сразу двоих. Того, который оказался впереди с наганом в руке, разнесло буквально в клочья. Бандиту, прикрывавшемуся его телом, повезло больше – рана в плечо лишила его возможности действовать. Из всех нападавших только ему и удалось уцелеть. Замыкавший группу рослый господин с аккуратными усиками, в строгом костюме, при галстуке и шляпе, ринулся вперед, паля на ходу из "макарова", – вовсе уже не за тем, чтобы грабить. Гордый житель гор, впервые за свою преступную карьеру столкнувшийся с отпором, фактически уничтожившим с таким трудом сбитую банду, жаждал мести.

Теличко, абсолютно хладнокровно сориентировавшийся в обстановке, уже лежал на полу в дальней комнате. Он осторожно перекатился по паркету в сторону коридора и выставил руку из-за угла. В ту же секунду пуля из "макарова" пробила ему бицепс. Теличко ответил жаканом из второго ствола. Бандит промучился минут пять с развороченным животом – как раз до приезда милиции – и началась агония.

Грабителю с простреленным плечом тоже не удалось уйти далеко. Он успел выбраться из подъезда и упасть в стоящую рядом машину, на которой приехала банда. Здесь он и потерял сознание, а лечиться пришлось уже в тюремной больнице.

Судили их вместе – Николая Теличко за неумышленное убийство троих бандитов и Роберта Гардабадзе за разбойное нападение. Теличко освободили из-под стражи в зале суда, приговорив к трем годам условно, зачтя восемь месяцев пребывания в тюрьме под следствием день за три, причем оставшийся год, как прикинул Строкач, истекал буквально на днях.

Гардабадзе получил восемь лет строгого режима. За ним волокся такой "хвост", что майор даже подивился мягкости приговора. Конечно, и Теличко отделался, можно сказать, легким испугом. Как ни крути, а три трупа!

Горфинотдел, как и прочие основные учреждения городской власти, как бы сгрудившиеся в центре, в кольце радиусом метров триста, находился в пяти минутах ходьбы. От такой скученности связи между всякого рода контролирующими инстанциями лишь крепли и множились. Люди одного круга, их сотрудники цепко держались друг за друга, и невзирая на всякого рода пертурбации в верхах, составляли бессменную обойму.

Заведующую Строкач тревожить не стал. Передав привет от часто посещающих финотдел инспекторов службы по борьбе с экономическими преступлениями, в ответ он получил улыбку смешливой белокурой Верочки и в придачу всю необходимую информацию.

– Технология здесь простая, Павел Михайлович. Действуют совместные предприятия очень активно, но поступлений в бюджет от них почти нет. Налоги взыскивать не с чего. За что куплено – за то и продано.

– Бескорыстные ребята, значит? Странная торговля выходит. Я тоже одного такого альтруиста знаю. Психотерапевт и сеятель добра в районном масштабе.

– А, Хотынцев-Ланда. Любопытную он себе фамилию выбрал. Звучит. Между прочим, он уже и паспорт поменял, и все бумаги – он ведь тоже к нам в финотдел заглядывает – новой фамилией подписывает. Ну, у него тоже не разживешься. Маленький секрет – отсутствие фиксированной платы за вход на сеансы: кто сколько даст.

– А вы сколько дали? Или фининспекторам бесплатно?

– Я? – изумилась Верочка. – У меня на эти штучки времени нет, но судя по тому, что мне подруга рассказывала, так ему едва хватает, чтобы за аренду рассчитаться. За весь прошлый год четырнадцать тысяч. Я их ему в декларацию и вписала, когда он "Волгу" покупал.

– Так ведь "Волга" тогда пятнадцать стоила.

– А он не новую – в комиссионном. В конце концов, не каждый же ищет выгоду. Ну, тешит человек самолюбие – и счастлив. А, может, я чего-то не понимаю? Как бы там ни было, он не чета некоторым моим "клиентам". Те знай гонят за рубеж медь, никель, хром, ванадий, получая за них валютой, на которую ширпотреб закупают. Здесь продадут – глядишь, и кое-какая прибыль получается. Но основные суммы за металл, "вершок", оседают на заграничных счетах бизнесменов. Ни налоги, ни декларации им не страшны.

– А я-то по-дилетантски считал, что самое надежное вложение недвижимость: дома, участки, квартиры.

– Я понимаю, – Верочка прыснула. – Действительно, чем не помещение капитала – дачка на берегу Средиземного моря...

– Это вы фирму Теличко имеете в виду? – поинтересовался Строкач.

– Нет, те еще более-менее. Да и сам он человек незаурядный, сильная личность, как говорится. А от этого и апломба поменьше, чем у всех этих владельцев ларьков да уличных прилавков. Нет, Павел Михайлович, не может существовать здоровая экономика за счет дырок в законе. Иной раз кажется, что те, кто такие законы принимал, и все эти обиралы и жулики – из одной компании.

– Трудно сказать, Верочка. Тут один путь – обратиться к общественности, как можно полнее публиковать статистические данные...

– А кто их будет публиковать, если большинство газет живут за счет спонсорских вливаний да солидных рекламодателей? Кому охота терять поддержку. Тут, между прочим, приходила девочка из газеты, тоже Теличко интересовалась, – а толку?

– Какая девушка? Что ее интересовало? Вера, милая, тут каждая мелочь на вес золота. Может быть вы заметили что-нибудь необычное, странное...

– Ее ко мне моя подруга направила, просила помочь. Ручалась, что девушка хорошая. Звать ее Валерия, Лера. Вы ведь понимаете, мы кому попало информацию не даем – особой секретности нет, но кому из бизнесменов понравится, скажем, если будут преданы огласке сведения о том, что в делах его фирмы приносит наибольшую прибыль. Прямая подсказка конкурентам. По платежкам также видно, откуда поступают сырье и товары. Рэкетирам тоже любопытно, кто списывает большие суммы на зарплату. А что-нибудь случилось?

– Нет, Верочка, вам беспокоиться нечего. Вот, взгляните-ка, – майор протянул фотографию.

– Она, конечно. Только, кажется, чуть постарше, серьезнее.

Строкач вздохнул и спрятал в папку снимок, сделанный пять лет назад. Лера Минская, студентка второго курса, беззаботно улыбалась.

Вывеску "Примэкса" – синюю стеклянную дощечку – не сразу можно было отыскать в скоплении таких же у подъезда ампирного четырехэтажного особняка с фасадом, обремененным массой лепных украшений.

Вахтер в подъезде, даже не взглянув на удостоверение майора, равнодушно махнул – мол, проходите, какие у нас секреты.

"Примэкс" занимал почти весь третий этаж. В конце коридора Строкач почти сразу приметил табличку "Н.В.Теличко" и зашагал прямиком туда. Дверь оказалась открытой, а сам Николай Васильевич, попивая кофе, резался в нарды с хорошенькой блондинкой лет восемнадцати в кожаной мини-юбке. На доску девушка смотрела с унынием, ей уже надоело, а появление нового лица вносило все-таки некоторое разнообразие. Сам же Теличко не обратил на следователя никакого внимания, продолжая угрюмо изучать позицию на доске.

Строкач не обиделся.

– Прошу прощения, Николай Васильевич, отрываю. Но поговорить необходимо.

Теличко поколебался, не поднимая глаз, наконец буркнул:

– Ступай, Вика. После. С этим дядей не стоит шутить.

Девушка послушно вышла, покачивая туго обтянутыми бедрами.

– Солидный офис у вас, Николай Васильевич. – Строкач уселся, потирая запястье. – Как бизнес?

– Двадцать процентов зарплаты перечисляю в доход государства, если именно это вас интересует.

– А меня все интересует. Профессия, знаете ли.

– Мне больше нравится, когда проявляют личную заинтересованность.

– А почему, собственно? Все законно, такой товарообмен, как у вас, вполне отвечает сегодняшним общественным потребностям.

– Ох, не стоит, вот ей-богу, не стоит. Я наперед знаю, что вы скажете, да только много ли толку в том, что все, что мы теперь вывозим, погниет по складам да заводским дворам?

– Так уж и погниет? Тогда тем более честь вам и хвала.

– А мне не нужно. Честь, кстати, я вроде тоже не терял. А медь – она, если и не погниет, так ее, матушку, кто-то другой продаст. Сами видите, что творится – за объедки вся эта шушера, которая сидит в аппарате, пуговицы от штанов продаст.

– Что, много давать приходится?

– Мои проблемы.

– Известно, вы за помощью не бегаете.

– Само собой. – Теличко умолк, выразительно, чуть искоса, глянул в глаза Строкачу.

– Что было, то прошло, Николай Васильевич. Никто вам старое вспоминать не станет.

– Надеюсь. Дважды за одно и то же не судят, хотя в этой стране всякого можно ожидать.

– Почему вы поменяли квартиру, Николай Васильевич? – спросил Строкач как бы без связи с предыдущим разговором. – Прежняя была вроде побольше, да и отделана превосходно.

– Тюрьма учит быстро соображать. Думаете, жалею, что "зверей" кончил? Ни на копейку. Доведись еще раз – ни одного бы в живых не оставил. Они ведь, гады, мочить меня шли – за паршивые пятьдесят тысяч, да цацек еще на столько же набралось бы. Им это в кайф, они и за обручальное колечко могут, – голос Теличко сел, последние слова он просто выхрипывал, сцепив зубы. – А вы думаете, в "сизо" от меня отстали? Другого бы точно "нагнули". Только нашла коса на камень, отбился.

– Так что, выходит, пожалели вы Гардабадзе?

– Да чего там, разбежались наши дорожки. Ему – в лагерь, мне – домой. Но я еще из тюрьмы жене отмаячил, чтобы с квартиры съезжала. Здесь вахтер, да и найдут, может, не вдруг. Не рвать же сходу на пустое место. Если так рассуждать, то и вовсе податься некуда – вам бы у них розыску поучиться. А дома все-таки и камни помогают, и люди. Если кто начнет в городе справки наводить – до меня до первого дойдет. А я, вы знаете, замочиться не боюсь. Слыхали, как лиса блох выводит? – Теличко неожиданно широко улыбнулся. – А я своими глазами видел. Берет в зубы клочок мха и начинает медленно-медленно заходить в воду. Так и идет, пока над водой один мох не останется, а все блохи туда не перебегут. Тогда она его отпускает плывите, мол, ребятки, бог с вами, – а сама галопом на берег, обсыхать, он умолк и как-то разом потемнел: – Это ведь конченые парни, их кроме пули ничего не остановит...

– А Лера Минская расспрашивала вас об этой истории?

Теличко сплюнул на ковер.

– Все-таки на меня списать хотите? Да какой смысл, а? Там же полный комплект. Ну, лезла девчонка куда не следует, нарывалась, но не таких же, как она, мне бояться? Зачем тогда вообще было с "Примэксом" заводиться? Ладно, тыл у меня прикрыт надежно, так что можете начинать рыть. А с той бойней суд уже разобрался. Мне с Лерой нечего было делить, ее всякая экзотика интересовала, а меня – она сама, в известном смысле. Но это в конце концов ничего не значит...

Каменные желваки заходили по скулам Теличко, но он быстро овладел собой. Всякая видимость контакта исчезла, и Строкач решил, что пора прощаться.

В отдел борьбы с экономическими преступлениями Строкач, как обычно, явился на поклон. Инспектор Максим Куфлиев, высокий, тощий и желчный, проработав здесь после института восемь лет, любил пожаловаться, что за эти годы так вымотался, что в любую минуту готов к уходу на пенсию. Его всегда можно было застать обложенным грудами бумаг, над которыми он близоруко склонялся, словно обнюхивая длинным унылым носом этот кишащий муравейник бухгалтерской цифири. Однако работа инспектора вовсе не была такой однообразной, как могло показаться: в поисках этих своих бумаг Куфлиев неутомимо рыскал по городу, успевая, между тем, занимать призовые места в соревнованиях по стрельбе.

– Что, Паша, по-прежнему ведешь паразитический образ жизни? А потом, небось, будешь склонять нас, бумажных душ, на совещаниях?

– Ладно, Макс, не набивайся на комплименты. Верно, пришел поклянчить. А что тебе стоит рассказать мне, к примеру, о могущественном предприятии, именуемом "Примэкс"?

Куфлиев еще бубнил что-то, а рука его уже сама собою шарила по скоросшивателям, перебирала какие-то листы и заметки. Разметав веером одну из папок, Куфлиев раскрыл ее на нужном месте и, почти не заглядывая в нее, с уверенностью заявил:

– Твой "Примэкс" – обычное дерьмо, которого сейчас – на любом углу. Все, как у всех. В головке – та же номенклатура, не сами, все больше детки. Тут ведь большего ума не требуется. Когда папа – директор завода, что ему стоит перепихнуть тебе фондовую медь в качестве отходов производства? Хватай и волоки за бугор, коси валюту. А кто тебя конкретно в "Примэксе" интересует?.. Так я и знал. Теличко – единственная там, по сути, фигура. Мужик крутой, так и держится, но его в случае чего и вытаскивать некому. Сам лбом стенки прошибает, сам и башку расшибет. Да ты его первое дело смотрел?

– Нет, а что?

– Очень советую. Там весь характер как на ладони.

Поскольку архив к тому времени закрылся, Строкач решил поудить в другом месте и по иному поводу.

На дверях в "Бизнес-клубе" дежурил "швейцар" лет двадцати, самую малость не дотягивающий до двух метров. Спокойствие бизнесменов и их спутниц было надежно обеспечено. Предъявив свою книжечку и отказавшись от предложенной помощи, майор прошел прямо в обеденный зал. Он двигался между столиками, с каждым новым шагом обнаруживая, что здесь полным-полно знакомых лиц, ранее то и дело мелькавших в ходе расследований, а теперь сменивших квалификацию и занявшихся легальной деятельностью. По старой памяти любой из них не отказался бы поделиться с майором пустяковой информацией об интересующем его лице. С властью всегда следует ладить.

А фоторобот действительно оказался неплох. Конфетно-красивую физиономию "Олега" Строкач моментально выделил среди множества иных. В этом сезоне вошли в моду прически "под деловых", и воротилы бизнеса все как один выглядели, как "авторитеты" уголовного мира. "Олег" же синеглазый, смуглый, подтянутый, с шапкой черных как смоль кудрей. Он был бы действительно по-мужски хорош, если бы лицо не портил вялый, постоянно влажный рот с безвольно повисшими уголками. Через минуту оказалось, что парня действительно так и зовут, фамилия Жигарев, двадцать два – и никаких конкретных занятий.

– Олег... простите, как ваше отчество?

– Ну, какое в мои годы отчество, товарищ майор? Смешно сказать.

– А чего же? Вполне совершеннолетний молодой человек. Настолько совершеннолетний, что даже не верится, что ни разу не привлекались к ответственности. Которая, между прочим, за убийство наступает с четырнадцати.

– Ну вот, так я и знал. – Олег сразу скис, откинулся в кресле, тревожно уставившись на следователя.

Приглашение присесть Строкач не принял. Во-первых, вместе с Жигаревым за столиком лениво потягивала сухое шампанское полная брюнетка – не менее хорошенькая, чем Света Турчина, но куда более яркая, а во-вторых, в городе, пожалуй, не было места, менее защищенного от прослушивания. Так что ему пришлось предложить Олегу прогуляться и покурить на воздухе. Тот не стал возражать, и они вышли в скверик.

Жигарев курил жадно, отрывистыми, слепыми затяжками, узел галстука сбился в сторону. Чтобы занять руки, он все время вертел зеленую пачку "Сэйлема", постукивал по ней, убирал в карман и вновь доставал. В нем все время ощущалась какая-то тревожная напряженность. Наконец, резко выдохнув и распрямившись, он заговорил:

– Так что вы хотите от меня, Павел Михайлович? Какой я могу представлять интерес для угрозыска? Я действительно ночевал у Светланы... Черт, не помню я ее фамилии, вылетела из головы...

Строкач перебил:

– Ну, положим, фамилию ее вы прекрасно знаете. Не тот случай. Влиятельная семья, особый статус – это вам не мотыльки из "Бизнес-клуба". Или вы уже настолько окрепли, Олег Константинович, что не нуждаетесь в поддержке?

– Хорошо. Если вам так угодно – Турчина. Простите, запамятовал. Бывает. Так что предосудительного вы находите в том, что мне нравится, что у девочки серьезные родители? Вы сами предпочитаете со шпаной дело иметь? – парень вопросительно прищурился, поглядывая на Строкача, прикидывая, что майор все-таки хочет от него услышать.

Майору хотелось точных и правдивых ответов на некоторые вопросы.

– В котором часу вы ушли от Турчиной? – Заметив колебания, майор посоветовал: – Врать не стоит. Ведь не думаете же вы в самом деле, что вас никто не видел?

– Как знать. Вахтера на месте не было, а больше мне никто и не встретился. "Дворянское гнездо" – к шести на завод торопиться некому.

– А вы-то что же, Олег Константинович? Тоже ведь вроде не к мартену на заре.

– Почему на заре? Хотя, действительно, ушел довольно рано – в полдевятого. Света осталась досыпать. А что поделаешь – дела.

– Какие? Куда вы направлялись? Собственно, меня прежде всего интересует, кто вас видел этим утром?

Жигарев снова поскучнел.

– Ну что вам мои дела? Бизнес, крутеж. А вахтер меня действительно не видел. Я спустился – никого нет, открыл замок, вышел и захлопнул за собой дверь.

– И все-таки, кто вас видел в это время и может подтвердить? Может быть – соседи? Вы кого-нибудь встретили на лестнице в парадном?

– Нет. Я уже говорил. Да вы у Светланы спросите.

– Обязательно. Только она не годится в свидетели. Не то чтобы я не верил Турчиной, но хотелось бы иметь показания и совершенно объективные.

Лицо Жигарева отразило некоторое изумление.

– Ну, это вы напрасно. Кто-то здесь только что намекал, что я, мол, с суконным рылом да в калашный ряд намылился. А теперь выходит, что и Турчина вам не свидетель... Ладно, как ни крути, а со свидетелями – туго. Вот собака – та, что лаяла за соседской дверью почуяла меня. Может, и хозяйка глянула в глазок. Хотя... постойте, у них и дверь была чуть приоткрыта...

– Ну, что ж, Олег Константинович, нам осталось выяснить, чем вы занимались после половины девятого утра, и кто может это засвидетельствовать.

Жигарев что-то прикинул и выпалил:

– Да в банке я был с девяти, платежки оформлял. Видели меня и бухгалтер, и операционистка, да и многие клиенты знают, здороваемся.

– Это неплохо, – заметил Строкач. – Можно за вас порадоваться. Тем не менее вам придется поехать со мной, Олег Константинович. Кое-что необходимо уточнить.

– Куда?

– К нам, в горотдел.

– В семь вечера?

Строкач смиренно кивнул. Жигарев сорвался на крик:

– Я что, арестован?

– Задержаны, если вам угодно. Закон это предусматривает, и не стоит кричать – люди оборачиваются. О вашей же репутации беспокоюсь. Так что попрошу в машину.

С утра Строкач посетил ЖЭК, но беседа с начальником и дворничихой, обслуживающей привилегированный дом, не дала ничего нового. Мелкие сплетни, какие-то слухи о жильцах, словом – мусор.

Время близилось к девяти, когда майор вернулся в горотдел.

Конвойный с Жигаревым уже дожидались его у кабинета. Проведенная на нарах ночь сделала свое дело: небритый и измятый, парень потерял весь свой лоск, на лице уныние, даже нос, казалось, заострился, словно у покойника... Однако заговорил Олег энергично, с некоторым даже напором. Известное дело: после размышлений в камере многие из тех, кто не имеет тюремного опыта, спешат выплеснуть эмоции.