Текст книги "Под чужими знаменами"

Автор книги: Владимир Беляев

Соавторы: Михаил Рудницкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Он сразу же подскочил ко мне и, угрожая кулаками, заорал хриплым голосом:

– Собака проклятая, ты немец, а изменил своему отечеству и служил большевикам! Я убью тебя за это здесь же, на место!

Я отвечал сразу очень спокойно, но затем, видя, что меня не слушают, – громче, что я совсем не немец, а поляк, несмотря на то, что я окончил немецкий университет, был доцентом в Вене и говорю по-немецки. Оба фашиста о чем-то перешептались, и начальник, спросив его, сколько у меня детей, сказал:

– Я увижу, что можно будет сделать для вас. Я поговорю со своим начальником.

С этими словами он быстро вышел из комнаты. Я остался в обществе офицера, который арестовал меня. Офицер сказал мне:

– У него нет никакого начальника. Он сам начальник, и все от него зависит.

Не успел он это сказать, как в комнату опять вошел высокий офицер с опухшим лицом и сказал мне:

– Идите в коридор и ждите. Быть может, мне удастся что-нибудь для вас сделать.

Он вывел меня в коридор, в котором уже стояли старик-терапевт Роман Ренцкий и профессор гинекологии Адам Соловий, старик, уже вышедший на пенсию. Ему было больше 80 лет. Я простоял в этом коридоре около получаса. Наконец опять явился начальник. Он сказал мне:

– Вы свободны. Идите во двор, расхаживайте там, не производя впечатления арестованного. Домой пойдете после 6 утра (с 9 часов вечера до 6 утра во Львове, оккупированном гитлеровцами, нельзя было ходить без особого на то разрешения; это время называлось полицейский час).

…Я вышел во двор, оставив Ренцкого и Соловия в коридоре, и, закурив папиросу, стал расхаживать по двору. Двор охраняли гестаповцы с винтовками. Начинало светать. Вдруг я увидел трех молодых офицеров гестапо, которые быстрым шагом направились к зданию, из которого я вышел во двор. Один из них, ударив с размаху меня кулаком в лицо, закричал:

– Как ты смеешь расхаживать здесь, да еще держа руки в карманах?

– Мне приказано не производить впечатления арестованного, – ответил я.

Они оставили меня в покое и прошли в здание.

Я расхаживал дальше по двору, выкуривая одну папироску за другой. Было уже почти совсем светло. В это время из здания вывели 5–6 женщин. Оказалось, что это прислуга профессоров Островского и Грека, арестованная вместе с их женами и гостями. Они так же, как и я, были освобождены и стояли небольшой группой во дворе.

Спустя несколько минут гестаповцы вывели из здания группу профессоров, человек 10–15. Четверо из них, охраняемые плотным конвоем, несли окровавленный труп убитого человека. Позже от прислуги профессора Островского я узнал, что убитый был молодым Руффом – сыном известного хирурга Руффа. Семья Руффов – пожилой отец-хирург, его жена и молодой сын жили все вместе на квартире у профессора Островского и были вывезены оттуда гестаповцами вместе с гостями и с ксендзом Комарницким в ту же ночь. Молодого Руффа фашисты убили на допросе, когда с ним случился эпилептический припадок. Я узнал людей, которые несли труп молодого Руффа. Вне всякого сомнения, это были профессора: заведующий кафедрой патологической анатомии Медицинского института Витольд Новицкий, профессор Политехнического института Владимир Круковский – известнейший специалист по нефти – и руководитель кафедры технологии нефти Политехнического института Станислав Пилят и еще кто-то четвертый, кажется, профессор математики Владимир Стожек.

Эту группу вывели через двор, за то здание, в котором мы сперва находились… Когда они уже исчезли из виду, я увидел, как гестаповцы принудили жену профессора Островского Ядвигу и мать молодого Руффа смывать кровь с лестницы, по которой проносили кровоточащий труп ее сына.

Прошло еще около получаса. Вдруг оттуда, куда увели профессоров, несших труп молодого Руффа, я услышал несколько автоматных очередей. На дворе стало уже ясно. Рассвело. Через некоторое время из бурсы опять вывели группу профессоров, человек 15–20, не больше. Их всех поставили лицом к стене. Среди них я узнал профессора гинекологии Станислава Мончевского. Вслед за этой группой вышел и начальник с опухшим лицом, который меня допрашивал. Он сказал нарочито громко часовым, кивая на арестованных: «А эти пойдут в тюрьму». У меня создалось впечатление, что слова эти были сказаны исключительно для моего сведения. Подойдя к группе прислуги, начальник спросил:

– Здесь что, все прислуга?

– Нет, я учительница, – сказала одна из женщин, задержанная у кого-то из профессоров, и сделала шаг вперед.

– Учительница? Тогда марш под стенку! – крикнул офицер и присоединил ее к стоящим лицом к стене профессорам. Он стал расхаживать по двору и напевать какие-то песенки. Взяв у одного из часовых винтовку, он принялся стрелять в ворон, которые в большом количестве кружились над нами. Так как уже приближалось окончание полицейского часа, он отпустил сперва прислугу, потом меня.

Когда я уходил, профессора еще стояли спиной ко двору с поднятыми руками.

…В то же самое утро, только немного попозже, идя из дому в клинику, я встретил возле дома № 5 по улице Романовича, в котором жил профессор Тадеуш Островский, одного из унтер-офицеров, которые производили у меня обыск. Он направлялся на квартиру профессора Островского. Оказывается, ее гестаповцы уже грабили с раннего утра. Я тогда еще не вполне отдавал себе отчет в том, что мои коллеги убиты. Унтер-офицер гестапо остановил меня и сказал смеясь:

– Вам очень посчастливилось!

Когда я пришел к себе в педиатрическую клинику, я узнал, что, кроме виденных мною во дворе и в здании Бурсы Абрагамовичей знакомых профессоров, фашисты в эту же ночь арестовали профессора педиатрии Станислава Прогульского – моего первого ассистента, вместе с его сыном Андреем. Был арестован стоматолог мировой известности профессор Антоний Цешинский, профессор-хирург Добржанецкий, профессор судебной медицины Владимир Серадокий, офтальмолог доцент Юрий Гжендельский. Кроме того, я узнал, что профессора Витольда Новицкого фашисты забрали вместе с его сыном Юрием.

Несколько дней спустя ко мне на квартиру зашли два унтер-офицера из тех, что арестовали меня… Они сказали, что пришли в гости и для того, чтобы спросить, не смогу ли я им «продать» фотоаппарат или ковры. При этом посещении я узнал их фамилии. Одного звали Гаке, другого Келлер. На протяжении 2–3 месяцев они неоднократно заходили ко мне с подобной целью. Однажды я осмелился спросить Келлера, что случилось с остальными профессорами? Он только махнул рукой и сказал:

– Их всех расстреляли в ту же ночь».

Таков рассказ очевидца событий той страшной ночи, происходивших в Бурсе Абрагамовичей, расположенной, как мы уже сказали, в 300 метрах от могилы на Вульке, разрытой и опорожненной участниками зондеркомандо 1005.

…Этой памятной ночью в квартире профессора и доктора микробиологии, заведующего кафедрой медицинского института Наполеона Гонсиоровского, услышав громкий стук в дверь, гитлеровцам открыла жена профессора, вся в трауре. Она еще не ложилась спать, и на ее опухших от пережитого несчастья глазах блестели слезы. Ни пистолеты гестаповцев, направленные в ее сторону, ни грубые их выкрики не произвели на жену профессора такого ошеломляющего впечатления, какое они производили на обитателей других квартир, где побывали фашисты. Только когда ее спросили грубо: «Где здесь профессор Наполеон Гонсиоровский?»– этот вопрос поразил ее в самое сердце, он прозвучал для нее страшной издевкой. Но лица гестаповцев, мрачные и озлобленные в своей тупой деловитости, требовали ответа. Сдерживая нахлынувшие рыдания, женщина сказала:

– Он уже не живет.

Профессор Наполеон Гонсиоровский и в самом деле умер в дни бомбежки Львова, после нескольких сердечных припадков. Его похоронили за день до ночного визита гестаповцев. По обстоятельствам военного времени похороны были весьма малолюдны, но ближайшие коллеги профессора, в том числе и те, что в минуты ночного визита стояли с поднятыми руками в полутемном коридоре Бурсы Абрагамовичей, пришли отдать последний долг покойному в часовню при медицинском институте, откуда гроб был перенесен на Лычаковское кладбище.

Ни слезы на глазах вдовы профессора, ни его портрет на стене, обтянутый траурным крепом не произвели никакого впечатления на гестаповцев.

Держа в руках черный список ОУН, они не поверили смерти Гонсиоровского, так как документы на умершего по обстоятельствам военного времени еще не были оформлены.

Гестаповцы перестали допытываться у родных покойного, где профессор, только лишь съездив вместе с ними на Лычаковское кладбище.

Там, над свежей могилой, значилась фамилия человека, которого они должны были арестовать и расстрелять.

Неудача постигла группу гестаповцев и в квартире руководителя глазной клиники медицинского института профессора Адама Беднарского.

Когда вдова сказала офицеру, что профессор Беднарский умер естественной смертью еще в 1940 году, разъяренный офицер, потрясая оуновским списком, закричал:

– Этого не может быть. Наши союзники сообщили, что он живет!

Свидетельство о смерти, предъявленное женой, немного утихомирило офицера, но видно было, что он стремился во что бы то ни стало выполнить заданную ему начальством норму захвата намеченных к уничтожению видных интеллигентов. Офицер знал, что его начальство привыкло верить в смерть только в том случае, если она принесена самим гестапо.

– А кто заместитель профессора Беднарского? – спросил офицер оглядываясь.

– Его первый ассистент доцент Юрий Гжендельский, – ничего еще не подозревая, опрометчиво ответила вдова профессора.

– Адрес? Где живет Гжендельский? – выкрикнул офицер.

Через несколько минут машина со стрелками СС на борту, скрипнув тормозами, остановилась перед домом № 19 на улице Миколая. Гитлеровцы захватили в этом доме молодого талантливого ученого доцента-окулиста Юрия Гжендельского.

Он был грубо разлучен со своей рыдающей женой – врачом по детским болезням, отвезен в Бурсу Абрагамовичей и после беглого обыска также поставлен лицом к стенке.

Выкрики: «У нас есть сведения, что они живут!» – услышали в эту ночь и семья профессора дерматологии Романа Лещинского, и вдова директора библиотеки Академии наук Украины, так называемой «Оссолинеум», доктора Людвига Вернадского, и соседи профессора Адама Герстмана.

Все эти ученые умерли естественной смертью в период между сентябрем 1939 года и захватом Львова гитлеровцами, то-есть до 30 июня 1941 года. Это означало, что гитлеровская агентура не успела уточнить составленные ею страшные списки смерти.

На улице Котляревского во Львове проживала семья профессора математики Политехнического института Антония Ломницкого.

И он, занесенный в черный список украинскими националистами, по-видимому лишь только потому, что по его учебникам математики учились десятки тысяч юношей, был таким же зверским образом оторван от своей семьи в ту страшную ночь.

И ему фашисты цинично говорили, когда он хотел взять с собой осеннее пальто:

– Это вам не понадобится.

Ошеломленная всем происходившим, жена профессора Мария Ломницкая никак не могла заснуть в ту ночь. Она до рассвета ходила по опустевшей квартире, томимая страшным предчувствием, рассматривала фотографии мужа, висевшие на стенах, а потом, когда первые признаки рассвета стали просачиваться в комнату сквозь синие маскировочные шторы, подняла их и открыла окно, обращенное в сторону Вулецких холмов.

Поросшие густой зеленой травой, они все ярче и ярче проступали в своих очертаниях при свете наступающего утра. Когда стало уже совсем светло, Мария Ломницкая увидела группу людей в темных костюмах, спускающуюся по узкой тропинке к лощине, в которой была вырыта свежая глинистая яма. Один из идущих вниз по тропинке от Бурсы Абрагамовичей к Вулецкой был одет в черную сутану. Позже выяснилось, что эго был ксендз Комарницкий, гость профессора Т. Островского.

Группу штатских со всех сторон окружали гестаповцы с автоматами в руках. Гестаповцы завели их в лощину и расположили на краю ямы, велев обернуться лицом по направлению к Бурсе Абрагамовичей, скрытой от них грядой холмов. Только когда первый залп из автоматов потряс воздух и потом быстрые автоматные очереди стали рвать тишину раннего утра, Мария Ломницкая, видя, как падают в яму люди в штатских костюмах, поняла, что происходит на ее глазах.

Подавленная окончательно внезапным арестом мужа, криками гестаповцев и, наконец, ужасным зрелищем, увиденным сейчас, она не в состоянии была отойти от окна. Находясь в странном оцепенении, она видела также, как фашисты привели новую партию арестованных и повторили то же, что сделали с первой группой…

– …Конечно, в ту ночь я еще не могла предположить, что наблюдаю расстрел собственного мужа, – сказала летом 1945 года авторам настоящей книги старший библиотекарь Львовского политехнического института Мария Ломницкая.

Кроме ученых, опознанных Гроером, в ту же ночь машины СД привезли в Бурсу Абрагамовичей профессора-хирурга Генрика Гиляровича, профессора судебной медицины Владимира Серадзского и других. Не было такой отрасли медицины, которая не была бы представлена в ту ночь в подвалах бурсы среди людей, стоявших с поднятыми кверху руками.

Аресты в ту памятную ночь вырвали из научного мира Львова и видных представителей технической интеллигенции города. Среди них, кроме названных раньше ученых, были приведены на расстрел профессор Роман Виткевич – специалист по газовым турбинам, руководитель кафедры Политехнического института профессор и доктор Каспар Вайгель, доктор технических наук Казимир Ветуляни. Был зверски расстрелян со своей семьей профессор права Роман Лонгшам де Берье. В лощине близ Вулецкой вместе с другими учеными был убит переводчик, писатель и обличитель нравов буржуазной Польши, профессор и академик Т. Бой-Жеденекий, написавший в общей сложности свыше 900 литературных трудов. В свое время он бежал из Кракова во Львов под защиту Красной Армии.

Выдающийся украинский писатель Ярослав Галан в своих воспоминаниях о писателе-революционере Александре Гаврилюке так характеризует Бой-Желечского:

«Припоминаю собрание, на котором рассматривались заявления писателей о приеме в члены профсоюза. Кого председатель собрания называл по фамилии, тот вставал и рассказывал о своем политическом и творческом прошлом. Как всегда в таких случаях, председательствовал Гаврилюк. Подошла очередь профессора Львовского университета высокоталантливого польского писателя и переводчика французских классиков Тадеуша Бой-Желенского, кстати сказать, одного из самых скромных среди писателей тогдашнего Львова. Знакомый уже с практикой таких собраний, Бой-Желенский встал. В то же мгновение поднялся и Гаврилюк:

– Прошу вас, сидите, товарищ профессор. Это мы должны встать, когда речь идет о вас.

Все поднялись. Минута напряженного молчания, и вдруг буря аплодисментов. Бой-Желенский был принят в члены профсоюза».

Спустя год пули варваров в эсесовских мундирах оборвали жизнь этого видного славянского ученого, который сейчас мог бы принести столько пользы возрожденной Польше!

Мы описали все эти подробности потому, что люди, повинные в смерти львовской интеллигенции, на свободе и находятся в Западной Германии под покровительством американских оккупационных властей.

Осенью 1944 года, когда Советская Армия, продолжая свой великий освободительный поход, вышла на берега Вислы, американские летчики, пользуясь любезно предоставленной им возможностью заправлять бензином свои «Летающие крепости» на одном из аэродромов Украины, совершали так называемые челночные операции, летая от Сицилии до Украины и обратно. Теперь мы уже хорошо знаем, что они, следуя приказу своего командования, с удивительным милосердием щадили заводы Круппа, «И. Г. Фарбениндустри», Стального треста и прочих предприятий гитлеровской Германии, в которые столько миллионов долларов вложили дельцы Уолл-стрита, и в свою очередь, с непонятным тогда еще многим из нас ожесточением бомбили заводы и жилые кварталы мирных городов и, в частности, Брно, Моравскую Остраву, Прагу. Но, помимо этого, участники челночных операций оказывали кое-какие услуги американской разведывательной службе Си-Ай-Си, которая через своих резидентов в Германии завербовала адмирала Канариса, генерала Лахузена, Гизевиуса и прочих видных руководителей гестапо и абвера.

В то время в органах немецкого шпионажа уже шла лихорадочная передача американской разведке списков тайной агентуры Германии в странах Восточной Европы, в Советском Союзе, в том числе и в Западной Украине, а среди этой агентуры – и украинских националистов.

Один из таких агентов и был выброшен над пограничным районом Львовщины на американском парашюте с «Летающей крепости», которая якобы по атмосферным условиям несколько сбилась с заданного ей курса. Агент был послан американской разведкой для установления связи с бандой ОУН, которая в то время занималась грабежами и убийствами на польской стороне в лесах Прибужья.

Советские чекисты-пограничники, обезвредившие агента, были весьма удивлены, обнаружив при нем не только запас сигарет «честерфильд», но и два новейших американских пистолета системы кольт.

Отправляясь в дальнюю дорогу на «Летающей крепости», перевербованный американский бандеровец захватил с собой и пропагандистские материалы, в том числе составленную украинскими националистами, по указанию германской разведки, еще в преддверии нападения на СССР, инструкцию под названием «Борьба и деятельность ОУН во время войны», которую мы цитировали выше.

Когда мы прочитали эту составленную под немецкую диктовку обширную инструкцию о составлении черных списков ОУН, отпечатанную на немецкой папиросной бумаге, параграфы 1 и 2 раздела «Службы безопасности» точно указали нам, кто именно первый натолкнул гитлеровцев на мысль об убийстве большой группы ученых Львова.

…Так действовали оуновцы тринадцать лет тому назад, когда они были главным образом агентами гитлеровской Германии. Так направили они под фашистские пули группу славянских ученых древнего Львова.

Когда летом 1945 года окончательно выяснились все обстоятельства убийства ученых Львова и последующего сожжения их трупов и стало понятно, кто именно был наводчиком этого убийства, виднейшие ученые и научные работники Львова обратились с письмом к ученым всего мира. Это письмо заканчивалось словами:

«Мы пережили страшное время. В этом страшном времени есть дни и ночи, которые никогда не забудутся. Такой была для научных работников Львова ночь с 3 на 4 июля 1941 года.

Чтобы никогда не повторилась больше такая ночь, чтобы никогда больше выродки человечества в обличии фашизма не смогли безнаказанно уничтожать лучшее достояние человеческой мысли, прогресса, цивилизации, в эти счастливые дни завоеванного всем культурным человечеством мира и в преддверии долгожданного суда над гитлеровцами, – мы считаем своим долгом напомнить всему научному миру о днях, которые мы пережили.

Пусть эти страшные подробности встретят сочувствие тех, кому дорого счастливое будущее человечества, и послужат грозным обвинением врагам мира на международном суде над гитлеризмом».

Обращение и подробное описание убийства вместе с биографиями погибших ученых Антифашистский комитет советских ученых в Москве отправил во все научные общества мира и прежде всего ученым Англии и Америки.

Однако кие-кто из ученых Западной Европы и США, занятых уже тогда лихорадочной работой по созданию атомных бомб и других новых видов оружия для третьей мировой войны, сделали вид, что не услышали призыва ученых Львова.

Другие же «гуманисты», вместо того чтобы потребовать от своих правительств разыскать и покапать убийц 36 ученых Львова, стали проявлять подозрительную заботу о всех предателях и бандитах, бежавших под защиту так называемых «западных демократий», называть их «перемещенцами», «скитальцами» и прочими именами.

Теперь, спустя тринадцать лет после убийства ученых Львова, всякому становится ясно, какие мотивы руководили и руководят представителями мировой реакции, когда они пригревали и пригревают убийц.

Знал отлично эти мотивы и Степан Бандера, посылая в 1948 году из своего баварского логова совершенно открыто «ноту» государственному секретарю США Джорджу Маршаллу с требованием признать за его бандитами права инсургентов. Позже, когда началась американская интервенция в Корее, тот же Бандера и прочие националистические мерзавцы любезно предложили послать своих головорезов в Корею, и американские поджигатели войны сочувственно отнеслись к этому предложению.

Разве убийцы негров из Мартенсвилля, участники Ку-клукс-клана, организаторы Пикскиллского погрома не объединены между собой той же самой моралью людоедов, что и составители черных списков ОУН, отправивших в могилу ученых Львова?

Разве гестаповец, расстрелявший гордость польской филологии академика Тадеуша Бой-Желенского в лощине близ Вулецкой, не похож на американского летчика, сбрасывавшего напалм на институты залитой кровью Кореи, на ученых Пхеньяна, на их лаборатории и библиотеки?

Враги мира, приютившие сейчас убийц из ОУН, продолжают грязное дело немецкого фашизма.

В мае 1954 года в газетах Украины было опубликовано сообщение военного трибунала Киевского военного округа по делу одного из составителей черных списков ОУН, захваченного органами государственной безопасности УССР шпиона-парашютиста американской разведки, буржуазного националиста Василия Охримовича. Как следует из этого сообщения:

«…Охримович являлся одним из главарей так называемой организации украинских националистов (ОУН), которая, как известно, перед Великой Отечественной войной поставляла немецким фашистам шпионов, диверсантов, убийц и провокаторов, а во время войны активно помогала гитлеровцам в их чудовищных злодеяниях, направленных на истребление украинского народа.

При изгнании гитлеровцев с территории Украины главари ОУН Бандера, Охримович и другие, боясь ответственности за содеянные преступления, бежали в Западную Германию и, как показал Охримович, сменив своих хозяев, стали выполнять шпионские задания американской и английской разведок против Украинской ССР. В этих целях, обосновавшись в Мюнхене, они собрали там наиболее отъявленных бандитов из числа оуновцев и других преступных элементов и готовили кадры шпионов для заброски в Советскую Украину и страны народной демократии.

Охримович показал, что он также обучался в одной из специально организованных шпионско-диверсионных школ в местечке Кауфбейрен близ Мюнхена, по окончании которой был снабжен офицерами американской разведки портативной приемо-передаточной радиостанцией, шифрами, ядом, оружием, бланками фальшивых документов и печатями, советской и иностранной валютой, перевезен на Висбадепский аэродром около гор. Франкфурта-на-Майне, откуда на двухмоторном самолете без опознавательных знаков в ночное время доставлен и выброшен на парашюте на территорию Украинской ССР.

Американская разведка поставила перед Охримовичем задачу – по прибытии на Украину организовать группу преступников для сбора шпионских сведений, подготовки и совершения диверсий и террористических актов над советскими людьми.

Охримович до дня ареста пытался выполнять полученное им задание американской разведки и неоднократно связывался по радио с американским разведывательным центром, находящимся в Западной Германии.

Подсудимый Охримович В. О. в предъявленном ему обвинении полностью признал себя виновным, дал развернутые показания о подрывной деятельности иностранных оуновских центров против украинского народа и выдал своих сообщников по шпионской работе на Украине.

Военный Трибунал Киевского военного округа приговорил Охримовича Василия Остаповича к высшей мере наказания – расстрелу.

Приговор приведен в исполнение».

Таков бесславный конец бандита с большой дороги, ответственного и за гибель ученых Львова.

Примечательно, что ни разу никто из дикторов «Голоса Америки», ни тем более филиала американской разведки в Мюнхене, названного громко «Радио Свободная Европа», не обмолвился ни одним словом о подлинных причинах трагической гибели группы львовской интеллигенции, о наводчиках этого кровавого злодеяния.

Никому из американских пропагандистов не сделать этого потому, что разномастный националистический сброд, навербованный капиталистическими разведками американского блока в подворотнях Европы, состоит как раз из тех, кто планировал это, да и многие другие убийства.

В очередь с андерсовцами, мечтающими возвратиться в свои львовские поместья, в тех же самых радиостудиях, существующих под сенью американского флага, подходят к микрофонам подобные охримовичи, составители черных списков из шаек Бандеры и Мельника. Закончив свое грязное дело лжи и обмана, щедро оплачиваемое американскими долларами, они встречают разгуливающих свободно на улицах городов Западной Германии тех самых амнистированных ныне генералов, чьи группы ГФП и СД, врываясь в города, подобные Львову, начинали свои действия с уничтожения интеллигенции.

Покровители убийц ученых Львова хотят повторить ночь с 3 на 4 июля 1941 года.

От бдительности и сплоченности всех народов СССР, живущих в дружбе с миролюбивыми народами всего мира, зависит, чтобы такие ночи никогда больше не повторились.

Мы сделаем это во имя счастья наших детей, во имя будущего всего человечества!