Текст книги "Хромой. Империя рабства (СИ)"

Автор книги: Владимир Белобородов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да ты наркоман Хрумзик. Можно я тебя расчешу? – Я подобрал выроненные грабли и потихоньку, еле касаясь, провёл по шерсти. Хрумз передёрнул шкурой. Я, задрав рубаху, глянул на свой бок. Глубоко конечно зацепил, но не смертельно. Я продолжил легонько пытаться расчесать его, неся елейным голосом, какую-то ахинею про то какой он красивый и спокойный хрумз. Нормально. Когда под кайфом, даже лучше чем привязанный ведёт себя. В проёме ворот показалась чья-то фигура, выглянув из-за хрумза, увидел орка. Хотел опустить голову и выпрямить руки по швам как положено, но орк показал рукой, что не надо, мол, работай. Хрумз похоже даже получал удовольствие от расчёсывания, единственное не дал прикасаться к голове. Ну, ещё бы, ему на неё три раза привязку пытались поставить. Увлёкшись расчёсыванием, я не заметил когда ушёл орк. В общем, через пару часов, хрумз был как домашний. Шёлковая шерсть лёгкими волнами спадала по бокам, даже хвост был вычесан. На прощанье я похлопал его по боку и тут же вылетел сквозь жерди, так как он вздрогнул и резко повернулся. Кто его знает, вдруг он тоже меня по боку похлопает? Одного раза хватило.

Убраться у дикого мы успели. Принимать пришёл Коряк, он же Корявый, он же сволочь несусветная. Вообще к имени этого корма я бы мог придумать с сотню эпитетов точно. И он это знал, поэтому меня не любил. Ну, понятно, что нелюбовь была взаимна. Наверно это было единственное, что объединяло наши разумы. Кривой, стоя в шлюзе, нашёл к чему придраться, глупо было бы... Но, мы уже выпустили хрумза в загон.

– Плохо убрали, вон по центру дерьмо, и в углах тоже.

– Коряк, он больше сегодня не войдёт сюда....

– Да знаешь, что я делал на твои оправданья.

Внутри стала вскипать злоба, не знаю, что на меня нашло,

– Как собственно и я на твои приёмки, – выпалил я. – Что мы сейчас будем всю ночь за ним бегать? У него дней сорок не прибирались, мы чуть не вылизали. Пошёл ты сука, знаешь куда...

По опыту я знал, лучше было бы промолчать, так как словесная перепалка быстро переходит в драку, но тут не удержался. Справиться с Коряком, я вряд ли смогу, а вот палок отхватить, теперь уже точно отхвачу. Да ещё как назло заточку отдал. Вообще я старался не конфликтовать с кормами по мелочам – себе дороже выходит. Вот если что-то серьёзное начиналось, например месяца два назад пытались меня в яму с орчьими фекалиями загнать, типа вычистить надо, или одному тут приглянулась моя обувь, которую я неделю вечерами шил жилами из старой куртки, тут да..., я тупо без объяснений вставал в позу. Оба раза закончились без явных последствий для меня, так как до драки не доходило, но кормы нет, нет, да провоцировали. Конечно они бы и так могли.... Но, были прецеденты, когда особо зарвавшийся корм погибал, отравившись грибами которые есть не хотел. А орки не любили терять собственность и наказывали за это всех без разбора, корм ты или нет. Да и общее настроение рабов начинало колыхаться, когда они знали, что палок могут прописать и без провинности, многие становились ожесточёнными. Поэтому, как ни крути, им нужен был мотив, чтобы наказать меня и дать урок другим. А тут я его явно дал. Решив, что я так и так отхвачу, я взял в руки черенок от сломанного Ларком скребка.

Корм вместо того, чтобы попытаться ударить или орать, вдруг ехидно улыбнулся. Я не сразу понял, в чём подвох. Орк, вышел через пару секунд из-за угла. Я не знаю, может, кормы как-то мягким местом чувствуют зелёных..., но в преддверии праздника Тепла, это был залёт. Орк просверлил меня взглядом и молча, пошёл дальше. Вашу маму....

– Можешь идти в загон Хромой, – скаля зубы, произнёс Кривой.

– С-с-с – тварь.

– Я ведь могу и палок прописать напоследок, учись, давай, мечом махать.

По дороге я обдумывал свои шансы попасть в праздничную команду смертников. Неполноценный, да ещё и агрессивный, получалось девяносто девять из ста. Процент на то, что кто-то сильней накосячит. Ну, как так то я? Со злобы хотел пнуть Ларка, идущего впереди. Просто так. Сдержался только по причине и так жалкого его вида и обвисших рваных штанов.

Глава 3

До ужина оставалось ещё с полчаса, я спустился в яму, проверить нары. По-местному конечно это слово звучало как деревянный настил, но я привык называть вещи своими именами. Хотя... Кто его знает, вечерами я любил философствовать, погрузившись в себя, в частности обыгрывал и это слово. Нары – это деревянный настил или кровать для заключённых? А что такое «шконка»? Жаль, Гугла нет.

Проверять в землянке-яме было что. Шмон, проходил регулярно, уж не знаю, что ищут в тюрьмах нашего мира, но тут искали "лепёшки" и "заточки". Если с последним всё понятно, то "лепёшку" надо объяснить.

В принципе рабы у орков имеют почти свободное перемещение в пределах глиняного селения орков. Нам, запрещено лишь входить в любое из зданий без ведома кормов, причём, строго настрого, вплоть до смерти. Доступ имеют только рабыни и то не все. И ещё, запрещено приближаться к лошадям. Но сейчас не об этом. В связи с таким вольным отношением, возникает соблазн сбежать. Ну, как минимум у половины рабов. Останавливают два фактора. Первый – степь. Степь кругом. А псы орков большие и быстрые, причём не всегда просто останавливают тебя – могут и кусками принести. И второй – каша. В неё шаман добавляет порошок. Уж не знаю, кокаин или героин родня этому, но кайфа никакого, а вот ломка безумная. Я видел, некоторые пытались попробовать голодать. Так вот, каша вызывает такое привыкание, что сбежавший, через два дня идёт обратно. Поэтому те, кто собирается сбежать, заготавливают "лепёшки" – бесформенные куски или порошок из сушёной каши. Говорят, она помогает пережить ломку, или как минимум отсрочивает её. Почему говорят? Потому что я ещё ни разу не общался со сбежавшим рабом. Но есть такое поверье, что бежать нужно вдвоём. Первый после благополучного побега, привязывает второго к дереву и дожидается, поедая "лепёшку", пока не пройдёт ломка второго. После чего второй, привязывает первого, ну и аналогично только без поедания. В общем, у половины рабов такие "лепёшки" были. Прятал, кто как может. Я глянул на бревенчатый потолок, моя была на месте, я даже проверять не стал, так видно, что метку никто не тронул. Взяв горшок, пошёл на улицу. На выходе столкнулся с Клопом, у того красовался бланш в пол-лица.

– О, красавец. Кормы?

– Не-е. Потом расскажу. Что?

– Похоже, сегодня не обыскивали, но проверь.

Клоп кивнул и, проходя мимо, сунул мне заточку,

– Держи. Спасибо.

Я встал в очередь к котлу, вскоре за мной пристроился и Клоп. В середину очереди попытался воткнуться Ряха, оттолкнув Толикама. Так бы я промолчал, но Толикам был нормальным рабом, хотя и постоять за себя не мог, да и настроение у меня было мерзопакостное:

– Ряха, ты может в конец встанешь, а не будешь наглеть?

Ряха глянул на Толикама, потом на меня,

– Тебе-то чего? Или лобызаетесь?

– Ты меня сдвинул на один горшок назад. А про лобызаетесь, может, расскажешь? Мне даже интересно стало.

– Ладно, – многозначительно произнёс раб, глянув на Клопа возвышающегося сзади меня, отошёл в конец очереди.

– Чего, рассказывай? – спросил я у Клопа.

– Неймётся же тебе, – ответил он. – Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.

– Чего шептать, вон одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?

– Бревно орку на ногу уронил.

Я некоторое время обдумывал его слова.

– Это как?

Он пожал плечами.

– Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?

– Похоже уже.

Я поглядел на него. Он правильно понял мой взгляд.

– Ну, я не очень по-оркски, но Карлан и биться понимаю, думаю праздник в этом году мой.

– Значит, вместе пойдём, – я рассказал Клопу свою неудачу.

– Так, я ладно, нечаянно. Ты то, чего опять? – резюмировал мой рассказ Клоп.

– Да надоело всё.

– Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завёлся...

Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня об моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб-Сократ.

– ... помирился бы с кормами, может что посоветуют.

– Ага, сейчас, только все закладки с "лепёшками" сдам.

Подола наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.

– Старис, ты чего?

– Тебя потом накормят. Можешь идти.

– Ну, положено же....

– Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей, и жрать заставлю.

Тварь. Я отошёл от котла и уселся на бревно, рядом с Толикамом. Брёвна стояли в два ряда. Со стороны это походило на нахохлившихся осенних воробьёв, сидящих на ЛЭП. Я со стороны смотрел – один в один. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между брёвнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на "лепёшки". Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно по полному имени – Пидрот, ну нравилось оно мне.

На выходе с площадки кормёжки ещё и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо, может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам своё рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи был свят. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.

– Держи, – вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.

Отказываться я не стал, но спросить чего за благородство в нём проснулось, между махами лопатки спросил.

– Всё равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану, – он кивнул в сторону котла.

Твою мать. Орки! Орки на ужине к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана – трёхсотпроцентная, что накажут до полусмерти.

– Клоп! – заорал одноглазый. – Сюда!

– Чего сидишь? – подошёл Жирный. – Здесь он!

– Тащи его, Пидрот.

Наказание орков, это не наказание кормов. Бил прихрамывающий орк. Видимо тот, которому Клоп ногу отдавил. Эх, как он бил. С оттяжкой, с душой. Я прижмуривался во время удара. «Девяносто восемь, девяносто девять, – считал я количество палок, понимая, что Клоп труп, – сто».

Уф. Остановился. Шаман подошёл к лежащему на столе раздачи рабу. Прижал палец к затылку. У меня внутри всё сжалось. Смерть раба вообще обычное дело. Но, Клоп...! Постояв секунд пять, шаман отдал какой-то глиняный сосудик корму. Мать моя женщина! Жив паскуда! Жив! Иначе бы мазь не выдали. Клоп – сука. Напугал! Живучий гад.

Клопа утащили к кормам. Это нормально. Там есть местный лазарет. Кормят опять же лучше.

Вечер был тоскливым. Не потому что произошло сегодня. Здесь все вечера были тоскливыми. В углу резались в «интеллектуальные» экскременты, в реальности игра называется грубее, но пусть так. Суть игры почти как в монетки, а проигравший и есть самый настоящий экскремент, ввиду отсутствия оного у него некоторое время, так как останется без некоторого количества каши, по полпорции которой он должен будет отсыпать выигравшим утром и вечером.

Толикам как обычно рассказывал что-то. Рядом с его нарами собралась кучка рабов, в полутьме напоминавшая картину: казаки пишут там чего-то. Толикам был образованный раб, из бывших "голубых". Не-е, не подумайте ничего плохого, здесь этот цвет носит другой смысл. Я же ещё не рассказывал о цветовой дифференциации рабов. О-о-о. Это целая стезя местной экономики. И наплюйте на тех, кто говорит, что рабство это экономически неэффективный строй, очень даже эффективный. Правда это воспринимается только у людей. Ну, начну с низа.

Низ – это я. В смысле – мы – "чёрные" рабы. Чёрными, называемся так по причине наличия чёрной тату на виске, вообще она называется печатью, но выглядит как незамысловатая тату. Печати, кстати, не имеют никакого магического воздействия, но и вывести невозможно. Чёрные – самые распространённые, самые бесправные и самые дешёвые животные. Добывают нас за долги, во время войн, во время грабежей, ну, в общем, всяко разно.

Средний вид рабов – "голубые" рабы. Они не имеют ничего общего с чёрными. Вообще ничего. Это добровольное рабство, в редких случаях скупленные у родителей перспективные дети. Наименование происходит так же как у чёрных – по цвету печати. Суть "голубых" – любой, достаточно умный (надо пройти экзамен) и свободный человек, испытывающий недостаток в средствах, может продать себя. Продать в академию, где тебя обучают в зависимости от твоих талантов (действительно от талантов – определяют магически) определённым дисциплинам. Обучение может варьироваться от музыки до местных инженеров. После прохождения процедуры усовершенствования раба, то бишь обучения, продают за бешеные деньги. "Голубой" раб обладает некоторыми привилегиями, в частности небольшой зарплатой и одним выходным в местный месяц, то есть луну. Но есть и ограничения: ни женитьбы, ни детей, если твой владелец, конечно, не захочет новых рабов (корова, которая даёт молоко и её телята, ну вы помните). Зато твоей защитой от внешних воздействий, в том числе и хозяина, служит определённый совет при дворе местного царька. И в случае жестокого обращения – а та-та. Понятно, что при желании, да о чём я, почти всегда, хозяин раба может обойти местный закон, но это не очень выгодно, так как...

Третье, и последнее сословие рабов – серебряные рабы. Их тату выглядит довольно гламурно, и они могут даже указать обычным гражданам место, это рабы империи. Через десять местных лет службы в "голубом" статусе, тебя с вероятностью в девяносто процентов выкупит государство по остаточной стоимости, которая тоже не очень низка. То есть, империя получает готового, не слишком старого специалиста с опытом работы за сравнительно небольшие деньги. Практически, такой раб, почти не раб. Нет, конечно, работать тебе придётся куда пошлют, но и зарабатывать будешь больше чем зажиточный крестьянин. Ты можешь купить дом, завести семью, твои дети не будут считаться рабами, ну, в общем, там куча привилегий. И все счастливы. У государства образованный персонал за невысокую цену и низкую зарплату. Прежний хозяин получает на десять лет хорошего специалиста или художника за ещё меньшую стоимость (с учётом выкупа империей). Школа просто стрижет за обучение, ну а сам раб, помимо первоначальных денег уплаченных ему и потраченных обычно на погашение долгов, имеет хоть и не слишком высокий, но заработок, и полную гарантию в трудоустройстве. Конечно, здесь не слышали о восьмичасовом рабочем дне, пятидневной неделе, отпусках, поэтому уж извини раб – солнце ещё не взорвалось. Но нормальные управляющие знают, когда устаёт мозг или лёгкие. Там ещё много заморочек, но я не углублялся – мне серебро не светит.

Наш "голубой" Толикам, провыёживал своё счастье юбкой. Другими словами музыкант спалился на дочке хозяина. Отец был далеко не дурак, и наказал его по полной, продав в качестве "чёрного" оркам. При этом я так понимал, что в империи он вообще считается беглым, а это точно смерть.

В общем, это был обычный рабский вечер, я уже почти заснул, когда ко мне подошёл Ряха,

– Чего говоришь, торопишься?

Я нащупал заточку,

– Нет. Но и когда двигают, не люблю, – ответил я, садясь на нарах.

– Ты знаешь моё отличие от кормов?

– Да никакого. Две руки, две ноги.

– Скалишься значит. Смотрю, выбитые зубы ничему не научили.

– Ну..., так и не ты же их выбил. Ты чего Ряха хочешь? Повеселить рабов? Так давай, – я встал с облегчением – успел.

Ряха дал встать. Я бы на его месте сразу ударил. Лежачего. Были бы возмущения конечно, но рабы по природе своей жизни асоциальны. Самое тупое это начинать разговор с жертвой, как например Ряха сейчас. Я говорить не стал. Два коротких удара заточкой в бедро, прежде чем у Ряхи сработали инстинкты самосохранения. От его удара я ушёл, есть школа, потом расскажу. Ряха отпрыгнул от меня.

– Ты чё тварь?

Тут к нему подскочил один из холуёв, и прошептал что-то на ухо. Я догадывался что.

– Ну? – спросил я у, твою мать, не побоюсь этого слова – оппонента, когда от него отбежал шнырь, – Хочешь дальше? Как раз моё место освободится на празднике.

– Живи дерьмоскрёб. А твоего голубого, я потом прижму.

– А ты доживёшь до утра? Землянка одна.

Ряха молча развернулся и захромал в свою сторону. За Толикама я не волновался – пофиг, мне бы со своими бы проблемами расхлебаться. А вот Ряха, гарантирую, спать не будет, пока меня не отправят на праздник.

Кстати насчёт неизведанности возможностей человеческого мозга, могу авторитетно заявить, что человек может спать, и одновременно сканировать звуки вокруг. За шесть лет у орков, ни одна сволочь не смогла ко мне подойти так, чтобы я не проснулся.

Утро началось с заунывного голоса одного из прихвостней кормов,

– Вста-а-али.

– Я те в глотку фекалий насую, – раздалось из темноты.

Нормальное утро с нормальным звонком будильника. Быстро встать и на построение, последнему – одна палка.

Умывшись в одной из бочек и порадовавшись с десяток минут восходу местного светила, я пошёл отстаивать очередь за завтрокообедом. Не дай бог опять обделят – я дней через пять тогда сам на арену проситься буду. В этот раз у котла стоял Пидрот. В его смену, ввиду видимо определённых страданий толстяка в прошлые от кормовой жизни годы, порции бывали в полтора раза больше чем обычно.

После насыщения данной богами пищей – распределение работ. Нудно и долго, но иногда взбодряло. Меня, например, второй раз за неделю назначение заставляло быстрей кровь по венам течь.

– Хромой – на тренировку, потом, если сможешь к хрумзам.

Лучше уж к дикому. Тренировка! Мерзопакостное занятие. Хотя кому-то нравится. Суть – ты груша для битья. Бить будут подростки орков. Те ещё твари. Орки воспитывали своих отпрысков в воинском духе и рабы покрепче постоянно страдали на мечном бое с орчатами. Рабам, конечно, тоже позволялось наносить удары, но все понимали – не дай бог травма... Ладно, если семилеток достанется, а вот если лет пятнадцати... Орчата к этому возрасту килограмм восемьдесят весили, отсюда выводы. Но меня выбор не касался. Отцы остальных выродков, старались выбирать чадам соперников посильнее. Клоп, например, за месяц уже дважды попадал. Но не отец этой несуразности. Он лелеял свой кактус и позволял ему самостоятельно выбирать спарринг-партнёра. Да, я знал своего "соперника" – Хырганос. Звали его немного по-другому, но я не мог выговорить рычащее наречье зелёных. Это ближайшая интерпретация. И так – Хыргонос. Четырнадцатилетний ушлёпок, не умеющий постоять за себя. Вот его неумение и стало моей Голгофой, уж извините христиане. Этой зелёной жабе, с отвисшими боками, не нравилось сражаться с равными, или хотя бы немного уступающими по силе. Не-е-ет. Ему нужна была жертва, а что может быть безопасней хромого дрища. Кстати вот отсюда я обладаю совсем даже неплохой реакцией.

И так – тренировка. На поле моего бития, я обязан прийти первым. Это единственный плюс экзекуции, так как Хыргонос ленив и явиться может, даже к вечеру. Раз он меня безумно порадовал, не придя совсем. Я тогда джигу танцевал. Зато в прошлый раз вынес мне два коренных зуба и это к четырём уже отсутствующим. Не ну один то так и так надо было. Но второй! Хороший крепкий жёлтый зуб! Был....

До обеда, в смысле полудня, я вялился. Переживать от ожидания какой-нибудь пакости, я отучился года четыре назад. Пакость, всё равно придёт, и зачастую совсем не с той стороны. Поэтому гонять себя напрасными терзаниями не стал. Я мечтал. Мечтал нормально поесть. Мечтал о сексе с восемнадцатилетней моделью имеющей бюст не больше второго размера. Ну не нравится мне большая грудь. Даже возбудиться успел. Тут ещё и три рабыни мимо прошли. Чумазенькие и возрастом не больше сорока. Эх! Как они стрельнули в меня глазками. Нет, я знаю, что не красавец, но плечи распрямил. Девчонки тоже страдают от отсутствия мужской ласки. М-м-м. Одну бы, пусть вон ту пострашнее, да в загон к хрумзам. М-м-м. У меня за бытие здесь, аж два раза было. Раз у корчмаря с четырнадцатилетней рабыней, а второй здесь, года три назад, в честь праздника один из орков разрешил девчонкам прийти к нам, не буду рассказывать, с кем я был. Насчёт четырнадцатилетней, здесь девушка ребёнком считается до первой крови, а там может всё – если конечно хочет. Правда, кроме этого, женскому полу данного мира больше стремиться было не к чему, так как невозможно. Наших феминисток бы сюда – пыл сбить.

– Хрра!

Твою мать. Он наверно мнит себя Робокопом, выходя на поле против меня. Меч – в смысле палку, обмотанную кожей он выбирал подлиннее. Я же выбирал полегче. В лёгкости моё, нет, не преимущество – спасение. Тяжёлой, даже если она длинная, я не успевал. А вот облегчённой – были шансы, что уйду без травм. Ни разу не получалось, но я знал – шансы были.

– Хрра!

"Свинья", – хотелось ответить, ну или ещё чего заканчивающееся на -я, -а.

Палка прошла мимо. Я разорвал дистанцию суперджампом, это когда, опираясь на больную ногу, я быстро перехожу на здоровую и прыгаю назад, слегка касаясь земли больной, оказываюсь снова на здоровой. Школа Хромого Шаолиня. Вы бы видели кульбит через врага в моём исполнении. Шучу.

Ш-ш-иу, – пропела оглобля этого придурка над головой.

Как там, если слышишь пулю – она не твоя. От следующего удара уйти не удалось. Морду Хырганоса осветила радость. Ему нравилось, когда было больно, разумеется, не ему.

И тут взыграла злоба. Твари зелёные! Уклонившись от очередного удара, я превозмогая боль метнулся к нему с колющим ударом в рёбра. "На, на, на", – я видел его обескураженную обидой морду и яростно бил ликуя. В конце, метелил уже кулаком в голову. Беспамятство наступило внезапно.

Глава 4

– М-м-м.

– О, очнулся, герой.

Голос знакомый. Ба! Клоп! Я открыл глаза. Яма лазарета, в смысле лекарская по-местному. Я уже пару раз просыпался здесь после палок.

– Вонючий, я жив? – память обрисовала последние слайды.

– Да как сказать. Пока – да. Но это ненадолго.

– Я его убил?

– Нет. Ты же ещё жив.

– Ну, да. А чего не убили?

– Так, кормы сказали, что отец зелени не хочет скандал развивать. Это же позор, побил самый слабый раб.

– Ты это, за языком то следи....

– Ну, почти самый слабый.

– Вот, другое дело. Я же всё-таки третий. С конца.

– Я рад, что ты шутишь, только...

– Чего? – голова болела ужасно, и тошнота прямо накатывала, похоже, сотрясение.

– Ну...

– Смертник ты, – раздался незнакомый голос.

Я повернул голову. На соседних нарах лежал здоровенный незнакомый мужик.

– Да он уже знает, – поддержал незнакомца Клоп, совсем не обнадёживая и не щадя моих нежных чувств.

– А ты кто? – спросил я мужика, хотя по отсутствию волос на голове и лице, уже догадывался.

– Это корм, из пришлых, – пояснил Клоп. – Ты уже третий день отдыхаешь. Вчера полсотни новых привели. Их кормы с нашими встретились.

– Кто кого?

– Ваши нас, – ответил мужик. – Но одного я отправил к богам.

– Шикарно. Кого?

– Кривого, – ответил вместо мужика Клоп.

– О-о-о, – я хотел посмеяться, но вырвался только вздох, отдавшийся в рёбра. – Я бы тебе руку пожал, если бы ты не был кормом. Так понимаю, ты тоже праздничный пирог?

Мужик промолчал.

– Клоп, чем он меня так? – я ощупывал голову.

Такой шишки не бывает. Она выпирала, казалось ещё на размер моей головы в бок.

– Не знаю. Думал, ты расскажешь?

– Бревном, – ответил корм. – Ты прямо сказание у рабов. Говорят, так ребёнка уделал.

Я засмеялся, Клоп поддержал.

– Чё хмыритесь, я бы на месте отца убил бы сразу, а не к лекарям.

– Так это не он меня, а отец. Клоп, а чего с этим? – я повёл головой в сторону корма.

– Легонько помяли, – понял меня раб.

– Что, так обгадишься? – спросил корм, поняв мой намёк.

– Да нет почему, только встать бы....

– Вы это, мужики, прекращайте, – произнёс Клоп. – Нам сдыхать вместе..., похоже.

Особо артачиться я не стал, но и с кормом не разговаривал больше. Клопа увели в этот же день. Корма на следующий. Меня ещё раз посещал шаман. Я так понял сотрясение и трещина ребра. Шаман поднял меня на ноги за два дня, и я тоже оказался в загоне, впрочем, ненадолго.

– Клоп, Чустам, Ларк, Хромой, Толикам, собирайте вещи, пойдёте со мной, – произнёс Жирный.

Я, конечно, ждал этого момента, но сердце всё равно упало в пятки. Тоска прямо сжала внутренности: "За что, боже? Ну, за что ты так! Сука".

Через десять минут, отведённых на сборы, нас, опустивших головы, вели в кузню. Там, во избежание попыток побега, на ноги наденут кандалы, которые снимут лишь перед ареной. Руки. Десять дней жизни. Десять последних дней жизни. Орки уважали воинов, поэтому в эти руки, мы не будем работать. Нас будут обхаживать, разумеется, в рамках нашего статуса. Мы, будем есть, сколько хотим, нам разрешат один раз воспользоваться рабыней, собственно и всё обхаживание.

Строй рабов равнодушно смотрел на нас. Каждый в этот момент думал: "Как хорошо, что не я". Я их понимал, конечно, но легче от этого не становилось.

Отдельная яма-землянка на пятерых в отдельной же локации, в смысле загоне, огороженном жердями. В загон выходить можно, за него – нет. Через трёхметровый проход – следующий загон, туда скоро прибудут наши соперники из других кланов. Выход за пределы огороженной территории запрещён. Компьютерная игра маму её.... Если заметят вне загона, можно остаток недолгих дней не только в кандалах провести, но ещё и прикованным к здоровенной чушке, а то и с рабским ошейником на цепи. Ну и палок не смотря на свой статус смертника напоследок получить.

Все попавшие в принципе были своими, кроме Чустама. Чустам – это давешний помятый корм не из наших.

– Таликам, а тебя за что? – спросил я безобиднейшего мужика.

– За надежду.

– Понятно, что ничего не понятно. Ты не мудри, прямо скажи.

– Историю рассказывал, как рабы победили хозяев, – объяснил Клоп.

– А-а-а, политический.

– Ты ведь не в деревне вырос Хромой? – посмотрел на меня Толикам.

– Чё ито?

– Знаешь много, думаешь не так как селяне.

– Так по акценту то не понятно, что я не местный? А у нас деревни образованные.

– Рассказал бы, а то всегда любопытно было, что за страна такая – Замухрынск? Недолго нам осталось, к чему теперь тайны?

– Не-е Толикам, пусть я останусь самым загадочным рабом, хоть в чём-то впереди всех.

– Эй! Воины! – раздалось с улицы. – Держите.

Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пачкой из пяти лепёшек.

– Пидрот сказал, что мы можем костёр на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.

– О-о-о, даже мясо есть, – произнёс Чустам, заглядывая в котелок.

Рассматривать кашу мы не стали, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.

– Ларк!

Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.

– Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не заберёт. Мало будет – ещё наложишь. Сам. Сколько хочешь.

Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.

– Хо-о-о, – вздохнул Клоп, – сейчас бы ещё отварчику.

– Да можно, но лень, – ответил Толикам. – Ларк, не разведёшь огонь?

– Я разведу, – неожиданно предложил Чустам.

Никто не стал возражать. Сладкая истома сытости клонила в сон.

– Как свиньи перед забоем, – решил пофилософствовать я. – Чтоб жирок нагуляли.

– Отстань Хромой, – ответил Клоп. – Дай насладиться.

– И ведём себя также, – подержал меня Толикам. – Наелись и поспать.

– А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, – лениво произнёс Клоп.

– Вон, корм его уже ищет.

Чустам разжёг огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.

– Тебе Клоп тоже не помешало бы, – предложил я.

– Почему только мне?

– А нас хоть затренируй, всё равно толку не будет.

– Ну почему? – возразил Толикам. – Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.

– Это как?

– Изображать бой в танце. Там движения конечно артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.

– То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнёшь.

Мы засмеялись, даже Ларк, тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.

– Чего это вы ржёте, – подошёл Чустам, успокаивая дыхание.

– Да Толикам решил на арене станцевать, – просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.

– Хорошее дело, – вполне серьёзно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, – видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?

Раб нехотя встал и пошёл к костру.

– Ты ведь уже не корм, – высказал я своё недовольство Чустаму, – и распоряжаться не можешь.

– Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать. А то прикрываешься рабами, а сам не на что кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела...

Договорить он не успел, так как отвлёкся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанёс по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.

– Я не хотел так резко с тобой разговаривать, – продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. – Только знаю, что с такими как ты – упёртыми, по-другому нельзя – не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов показывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберёмся, а нет – духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.

– Чтобы ты об этом оркам выложил? – восстанавливая дыхание, прошипел я.

– Хотел бы, уже и про железку твою, – он подопнул ко мне заточку, – и про зубильце, что в кузне спёр, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, всё равно на арену. Подумай, потом поговорим.

Корм, клацая цепью, пошёл к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.

– Я не успел... – начал было Клоп.

– Нормально всё. Есть о чём подумать, – успокоил я раба.

Отвар пили в тишине. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей стычки тоже не особо были предрасположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушёл в яму.

– И вправду надеешься? – спросил Толикам.

Я покосился на Ларка. Он конечно забитый, но вот в наушничестве замечен не был. Да и кому ему стучать. Кормов он ещё больше чем я ненавидит, а орков боится как огня.

– Так подыхать или иначе, тут хоть какой никакой – шанс.

– И как?

– Осмотреться надо. Кандалы снять попробовать.

– У меня снимаются, – вдруг подал голос Ларк.

Он приподнял штанину, оголив ноги-спички, и выпрямив ступню, почти выскользнул из кандалов. Затем вернул ногу обратно.

– У тебя уже шанс есть.

Ларк отрицательно мотнул головой:

– А вдруг поймают?

– Поймают, значит поймают.

– Бить будут. Да и страшно одному, не был я никогда там. Говорят, там волки есть.