Текст книги "2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ..."

Автор книги: Владимир Анин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Это был не первый случай, когда я убил человека. Первый был годом раньше. Тогда я тоже выследил одного отморозка – сексуального маньяка, специализирующегося исключительно на иностранках, преимущественно студентках Университета Дружбы Народов. По плану предполагалось, что я, сразу после обнаружения, передам это дело ребятам с Петровки, но случилось так, что он попался мне в тот момент, когда готовился надругаться над очередной своей жертвой. Я не раздумывая бросился на него. Он оказался здоровенным детиной и легко отшвырнул меня. Я выхватил пистолет, но он умудрился поймать меня за руку и чуть не вырвал оружие. При этом получилось так, что он моим пальцем надавил на курок. Раздался выстрел, и маньяк, удивленно вытаращившись на меня, рухнул на землю. Пуля прошила печень. Он умер практически мгновенно.

Я понимал, что мерзавец получил по заслугам, но все же целый месяц после этого не мог прийти в себя, места себе не находил. Ведь я убил человека!..

– И у меня бывало, – со вздохом отозвалась Аданешь. – Может быть гораздо чаще, чем этого хотелось.

– По-моему, этого никогда не хочется, – улыбнулся я.

– Вы правы. Я еще заметила, что страшно только в первый раз. Потом, конечно, тоже страшно, но уже не так. Просто привыкаешь к этому страху.

Тут я был с ней полностью согласен и с удовлетворением отметил, что даже в таком щекотливом вопросе мы друг друга поняли. А значит – сработаемся. Без сомнений.

– Так куда мы направляемся? – бодро спросил я.

– В Аксум.

– Аксум, это где?

Аданешь укоризненно, нет, даже немного презрительно посмотрела на меня, выдерживая многозначительную паузу. Поняв, наконец, что такой необразованный тупица, как я, не то что не вспомнит, но даже никогда не знал ничего из истории ее страны, она безнадежно махнула на меня рукой.

– Аксум – это древняя столица Аксумского царства. Родной город царицы Шебы, которая правила там несколько тысяч лет назад. Ее еще называли царицей Савской.

– Ах, ну да! – воскликнул я, боясь признаться в своей безграмотности и обидеть девушку.

Я что-то слышал о царице Савской, но сейчас, конечно, уже не помнил. Кто она такая, я и знать не знал, а что это как-то связано с Эфиопией, и подавно. Да и не нужно мне это было, если честно. Но Аданешь не поверила в мое внезапное озарение и решила таки меня просветить.

– В священной книге «Кыбрэ нэгэст» – «Слава царей» – рассказывается о том, что царица Шебы навестила Соломона с целью задать ему несколько коварных вопросов, дабы убедиться в его мудрости, о которой ходили легенды. Она покорила Соломона своей красотой, и тот захотел взять ее в жены. Однако, забеременев, царица Шебы вернулась в Аксум и родила мальчика, которому дали имя Менелик. Именно от Менелика ведет свой род династия эфиопских царей, и нынешний император Хайле Селассие согласно этому преданию – прямой потомок Соломона. Вот, вкратце, и все. Если хотите узнать больше, обратитесь к «Кыбрэ нэгэст», у меня есть эта книга на английском языке. Могу дать почитать, когда вернемся.

– О, спасибо! – улыбнулся я, а про себя подумал: «Боже упаси!».

Тем не менее, раз уж Аданешь затронула эту тему, я решил прояснить для себя еще один вопрос, связанный не столько с историей, сколько с происхождением эфиопского народа.

– Аданешь, а могу я задать вам один деликатный вопрос?

– Смотря насколько он деликатный. Ну ладно, задавайте. Если смогу, отвечу. Если не смогу – деликатно откажу.

– Спасибо. Я только хотел узнать: почему эфиопы не похожи на… негров? Это потому что они евреи? Ну, я имею в виду – предки Соломона и все такое.

Аданешь звонко расхохоталась. Абдель-Алем хлопал глазами, глядя то на меня, то на нее, видимо, силясь понять, не его ли мы сейчас обсуждаем.

Аданешь, наконец, успокоилась и вытерла тыльной стороной ладони льющиеся от неудержимого смеха слезы.

– Извините. Но это действительно было смешно. Ну, а отвечая на ваш вопрос, скажу, что все гораздо проще. Эфиопы произошли от поселенцев с Аравийского полуострова. Так что мы, скорее, арабы… Куда ты лезешь, идиот?! – крикнула она, чуть было не въехавшему нам под колеса, велосипедисту.

Аданешь высунулась из окна, и далее последовала тирада «непереводимого местного фольклора».

– Хотите, я сяду за руль? – предложил я, видя, что Аданешь стала немного нервничать.

– Я поведу машину до окраины города, – сказала Аданешь, – а дальше придется вам. По горной дороге я боюсь.

– Хорошо, – ответил я, не совсем понимая, почему она боится.

Глава 5

Мы выехали за город, и я сразу понял, чего так боялась Аданешь. Через несколько минут дорога, сузившись до двух полос – по одной в каждую сторону, – выскочила на самый край высоченного, не меньше полукилометра, обрыва и стала бешено петлять, огибая все неровности гигантской горы, склоны которой были сплошь покрыты густыми зарослями опунции. Миновав одну гору, мы очутились на другой, потом на третьей и так далее, медленно перебираясь вдоль тянущегося на юго-запад хребта. То и дело, из-за поворота возникали лениво ползущие навстречу грузовики. Разъехаться с ними было непросто – приходилось прижиматься к узкой, не более метра шириной, обочине, за которой зияла пугающая своей глубиной пропасть. Никаких бордюров или ограждений не было и в помине. Дальше – хуже. Через пару часов асфальт закончился, и мы покатили по грунтовой, посыпанной красноватым щебнем, дороге. Длинный шлейф рыжей пыли вился за нами. За последний час нам попался только один грузовик, двигающийся в попутном направлении. Поначалу пришлось тащиться за ним в густом облаке пыли, а потом обгонять, протискиваясь между грузовиком и нависшей над дорогой скалой. Пейзаж вокруг изменился, обретя какие-то фантастические, я бы даже сказал, марсианские черты. Вместо цветущих сине-зеленых гор, теперь вокруг высились полностью лишенные растительности бурые скалы, похожие на пирамиды расплавленного шлака.

Впереди показался довольно крутой поворот. Я сбросил скорость и плавно повернул руль. Машина, как капризный ребенок, которому надоело слушаться родителей, проигнорировала мои действия и упрямо двигалась вперед. Вдавив педаль тормоза в пол, я почувствовал, что все четыре колеса перестали вращаться, но круглые катышки щебня, будто ролики, продолжали по инерции тащить машину к обрыву. «Фиат» остановился только на самом краю, еще немного, и правое переднее колесо повисло бы над бездной. Двигатель заглох. Я облегченно выдохнул и посмотрел на своих попутчиков. Аданешь сидела, закрыв глаза, на лице Абдель-Алема застыла гримаса ужаса. У меня тряслись руки и ноги, от напряжения заболела шея. Я понял, что надо немного передохнуть. Аданешь осторожно выбралась из машины и закурила. Я вылез следом и, подойдя к обрыву, попытался заглянуть вниз, но сразу отшатнулся – закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Такого мне раньше видеть не приходилось. Останкинская башня отдыхает – тут высота была раза в два больше. Даже жутко представить, что было бы с нами, не остановись машина вовремя. Аданешь молча протянула мне сигарету, я жадно затянулся.

– Ну, ты ездун! – сказала она.

– Я-то тут при чем? – возмутился я. – Не нравится, садись за руль сама.

Мне стало обидно, и я даже не заметил, как мы нечаянно перешли на «ты». Аданешь, не говоря больше ни слова, подошла к машине и села на свое место. Я швырнул недокуренную сигарету в пропасть, проводив ее долгим взглядом.

– Ладно. Только больше никаких претензий. Тебе понятно? – обратился я к Аданешь, вновь садясь за руль. – А тебе? – зачем-то сказал я, повернувшись к Абдель-Алему.

Тот, конечно, ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

Я завел мотор, сдал немного назад, и мы поползли дальше. Километров через двадцать вновь появился асфальт – видимо, мы приближались к городу. За очередным поворотом открылся вид на бугристую, поросшую скудной растительностью, долину, и дорога резко нырнула вниз. Предстоял крутой спуск. Я включил вторую передачу и все время держал ногу на педали тормоза. Мотор натужно выл. Казалось, колеса вот-вот потеряют сцепление с асфальтом и машину понесет. В конце спуска нас поджидал «тещин язык» – резкий, на сто восемьдесят градусов, поворот, за которым дорога вновь под невероятным углом устремлялась вниз. Разобравшись еще с двумя «тещиными языками», мы, наконец, попали в долину и уже через десять минут въехали в Аксум.

Небольшой пыльный городишко, расположенный в северной части провинции Тиграй, он весь был застроен одноэтажными домиками, по большей части, глинобитными хижинами. Лысые холмы окружали Аксум с четырех сторон. Центральная площадь, расположенная на месте старого города, заметно отличалась от остальной части Аксума. Возникало волнующее чувство соприкосновения с великой тайной истории. Три монолитных обелиска, высеченных из гранита и украшенных невероятными узорами, устремлялись в небо, словно немое доказательство былого могущества Аксумского царства. Ни сами обелиски, ни ведущая к ним каменная лестница, казалось, совершенно неподвластны времени. Единственным напоминанием о бренности всего сущего являлся четвертый обелиск, рухнувший, видимо, много лет назад, и расколовшийся на огромные глыбы.

Столетия погребли под толщей земли большую часть города, но стараниями археологов многие памятники древней цивилизации были отвоеваны у времени и являли взору удивительные образцы аксумской культуры, в полной мере подтверждающие исключительное мастерство античных зодчих. В особенности, поражали изъеденные тремя тысячелетиями, но, тем не менее, сохранившиеся, стены дворца царицы Шебы и ее знаменитая купель, высеченная и огромного куска гранита.

Неподалеку возвышался необычной формы древний храм, православный, как сказала Аданешь. Однако я не нашел в нем ничего от наших, русских церквей, даже округлый восьмиконечный крест на макушке своей ажурностью напоминал, скорее, большую снежинку.

Абдель-Алем наклонился к Аданешь и что-то пробормотал.

– Нам туда, – сказала она, кивая на храм. – Абдель-Алем говорит, что абба может подсказать, где живет Берхану.

– Кто такая абба?

– Не такая, а такой. Священник.

– Понятно. Тоже универсальное имя?

– Нет, это просто означает – святой отец.

Я припарковал машину возле высокой металлической ограды, которой был обнесен храм и несколько прилегающих к нему строений. Возле ворот Аданешь остановилась.

– Дальше идите одни. Я подожду вас здесь.

– Почему? – не понял я.

– Это территория мужского монастыря. Мне туда нельзя.

– Прости, но как я буду объясняться с вашим эфиопским попом? – поинтересовался я не без иронии. – Этот, боюсь, вряд ли сойдет за переводчика? – кивнул я на Абдель-Алема

– Священники – люди образованные, – спокойно ответила Аданешь. – Абба наверняка говорит по-английски.

Я только пожал плечами.

В храме царила тишина, пахло воском и ладаном. Абдель-Алем со знанием дела направился к видневшейся справа от алтаря резной двери. За ней обнаружилась небольшая темная комната, посреди которой, стоя на коленях, молился священник в черной сутане. Лицо его было обращено к висевшей в углу иконе Божьей матери, совсем такой же, как наша Казанская, за небольшим исключением – черты лица Пресвятой девы и Младенца откровенно выдавали в них эфиопское происхождение. Меня это, признаться, даже немного повеселило.

Абба повернулся и вопросительно посмотрел на нас. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти. Аккуратно стриженая борода с проседью едва доходила ему до груди. Черные угольки глаз, наполовину скрываясь под густыми бровями, терялись на фоне смуглого лица и потому, казалось, ничего не выражали.

Я поздоровался по-английски. Видимо, он меня понял, но продолжал молчать. Абдель-Алем выдал какую-то длинную фразу, трижды упомянув имя Берхану, и священник немного оживился, глаза его как будто выпрыгнули из-под бровей, и в них замерцало некоторое беспокойство. Он немного помялся, но потом все же протянул мне руку.

– Отец Ефрем, – сказал он на чистейшем английском. – Абдель-Алем сказал, что вы ищете Берхану.

– Да, – ответил я. – Меня зовут Александр Суворов.

– О! Переход Суворова через Альпы? – улыбнулся отец Ефрем.

– А вы знаете? – поразился я.

– Люблю историю. Всемирную.

– Потрясающе!

– А что касается Берхану… Могу я поинтересоваться, зачем он вам нужен?

– Видите ли, отец Ефрем, у меня есть подозрение, что к нему попала одна девочка, русская. И мне крайне необходимо ее вызволить.

– Мистер Суворов, желание ваше мне понятно. Но даже если эта девочка каким-то образом оказалась у господина Берхану, в чем я сомневаюсь, почему вы думаете, что он так вот просто вам ее отдаст. С какой стати? Кто вы такой, мистер Суворов?

– Я ее родственник, – не моргнув соврал я. – И если потребуется, я готов заплатить выкуп.

Отец Ефрем искоса посмотрел на меня и почесал бороду.

– Ну что ж, тогда вы найдете его дом на северном склоне холма Давида. Господин Берхану сейчас там.

Мне показалась подозрительной та легкость, с которой этот абба выдал мне тайну местонахождения Берхану.

– А это ничего, что вы так спокойно о нем говорите со мной? – на всякий случай поинтересовался я.

– Конечно, нет, – вновь улыбнулся отец Ефрем. – Если вы с ним договоритесь, он заплатит мне хороший процент, как посреднику. А если не договоритесь, он вас убьет. Так что я ничего не теряю.

«Вот те раз! – пронеслось у меня в голове. – А этот поп не лыком шит».

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо за помощь.

– Помогать страждущим – мой долг, – ответил священник, скромно потупив взор.

Абдель-Алем подошел к отцу Ефрему и что-то шепнул ему на ухо.

– Если Абдель-Алем вам больше не нужен, – сказал отец Ефрем, – он просит разрешения остаться в Аксуме. А вашей спутнице передайте, что он вернется в Асмару сам, через пару дней.

– Не возражаю, – ответил я и, попрощавшись, вышел из храма.

Аданешь ждала за оградой и курила. Я невольно залюбовался девушкой, она даже курила как-то особенно изящно. Грациозно зажав сигарету самыми кончиками пальцев и слегка отставив в сторону локоток, Аданешь задумчиво смотрела куда-то вдаль, на горы, и пускала тонкие струйки дыма, которые змейками обволакивали ее запястье, прежде чем сорваться и умчаться прочь, растворившись в воздухе.

– Ну, как прошла беседа? – спросила Аданешь, заметив меня.

– Нормально. Священник сказал, где находится дом Берхану.

– Надо же! Никогда бы не подумала, что это так легко узнать. Полиция гоняется за ним уже пять лет. И все безрезультатно.

– Знаешь, я тоже поначалу удивился, но этот поп не такой уж простой мужик. Он мне прямо сказал: если я выкуплю девочку, Берхану отстегнет ему процент за посредничество, а если у меня другие намерения, то живым я оттуда не уйду.

Аданешь усмехнулась и, бросив докуренную сигарету, втоптала ее в землю.

– А где наш дружок Абдель-Алем?

– Решил тут немного погостить. Сказал, что сам потом доберется до Асмары.

– Ну, пусть гостит. Надеюсь, он нам больше не понадобится.

Аданешь подошла к машине и села за руль.

– Говори, куда.

– На северном склоне какого-то холма, – начал вспоминать я.

– Давида?

– Точно. Ты знаешь, где это?

Аданешь кивнула и завела двигатель.

Мы ползли по жуткой, посыпанной крупным щебнем, дороге. Машину трясло, будто мы ехали по стиральной доске, камешки барабанили по днищу, а из-под колес взмывала едкая пыль и белыми клубами медленно растекалась по улице. Подъем стал круче, и Аданешь включила первую передачу. Мотор недовольно рычал, но все же тащил машину к вершине.

Наконец, мы вырулили на небольшую площадку и остановились. Я вышел, оглядываясь по сторонам. По одну сторону холма открывался вид на желтый, будто сделанный из песка, город Аксум. Другая сторона холма была покрыта зеленью, а вдалеке кучились бесконечные темные горы, постепенно исчезающие в голубоватой дымке и на горизонте практически сливающиеся с небом.

– Раз уж мы здесь, – сказала Аданешь, – давай я покажу тебе одну достопримечательность.

Она подвела меня к большому каменному колодцу, отверстие которого было выполнено в форме креста прямо на уровне земли. Стоявшие поблизости два эфиопа тут же бросились к нам, размахивая какими-то бумажками и наперебой тараторя на жуткой смеси всех европейских языков, но Аданешь что-то сказала им, и они, насупившись, отступили.

– Кто это? – поинтересовался я.

– Что-то вроде экскурсоводов. Рассказывают туристам об этом сооружении. Но я и так про него все знаю, так что позволь сегодня мне быть твоим гидом. Это, – она показала на крестообразный колодец, – вход в подземелье. От него лучами расходятся четыре тоннеля, созданные рабами царицы Шебы. Один, самый длинный, уходит вон за те горы. Я, честно говоря, уже не помню, сколько это километров, но очень далеко.

– Ничего себе! Сколько же им лет понадобилось, чтобы прорыть такое?

– Наверное, немало. Но они, при строительстве подземного хода, еще использовали систему естественных пещер, так что это им, думаю, здорово помогло. Тоннель сейчас завален, но когда-нибудь его расчистят. Тогда все сомнения насчет его протяженности будут развеяны, и это сооружение смело можно будет приравнять к чудесам света.

– А почему этот холм называется именем Давида? – спросил я.

– Ну, его по-разному называют, но чаще всего именно так. Чтобы звучало громко, наверное. Помнишь, я тебе говорила, что царица Шебы стала женой царя Соломона и родила сына. Его назвали Менелик, но у него были и другие имена. В Иерусалиме его знали под именем Давид. Его так и называли – Давид, сын Соломона, сына Давида, Царя Израилева. Однажды, когда враги попытались напасть на него, царь Менелик, он же Давид, спасся бегством, воспользовавшись этим тоннелем. Это, конечно, легенда. Но всякая легенда рождается из реальной истории. А теперь пошли, нам пора. Только прошу тебя, постарайся быть как можно сдержаннее. Не забывай, пожалуйста, с кем мы имеем дело. Нам важен результат. Не вздумай ничего требовать, угрожать. Только просить. И очень вежливо. Договорились?

Я кивнул.

На противоположном склоне холма, в самом низу, виднелась хижина с красной крышей, окруженная плетеным забором, сплошь покрытым зарослями какого-то растения с ярко-фиолетовыми цветами. Других строений поблизости не было, и, решив, что это и есть дом Берхану, мы направились к нему. Чем ближе мы подходили, тем больше я поражался необычайности этого строения. Издали оно действительно казалось небольшой хижиной с крашенной соломенной крышей. Однако, по мере приближения к ней, я начинал понимать, что это не хижина, а огромный дом, причем двухэтажный. Казавшийся издали невысоким, плетень на самом деле предстал двухметровым забором, построенным из длинных жердей, по всей видимости – стволов молодых эвкалиптов. Что можно сказать? Я был восхищен. Исключительно виртуозное использование ландшафта для создания оптического обмана!

Подходя к дому, мы услышали лай собак. Воспользоваться электрическим звонком на воротах даже не пришлось, они распахнулись, и нам навстречу шагнули два угрюмых охранника со старенькими американскими карабинами М-1 на плечах.

– Берхану! – выкрикнул я, не дав Аданешь даже рот раскрыть.

Охранники бесцеремонно прижали нас лицом к забору и обыскали. Мы были налегке, я даже свой шпионский кофр оставил в машине. Боюсь, если бы мне пришло в голову притащить его сюда, не видать мне больше ни фотоаппарата, ни кинокамеры.

Не найдя ничего подозрительного, охранники проводили нас в дом. Интерьер, признаться, впечатлял: мебель из черного дерева, устланный пушистыми коврами пол, картины, шкуры животных и богатая коллекция старинного оружия – все это было тщательно подобрано и с хорошим вкусом.

Нас довольно грубо усадили в шикарные, обитые бордовым атласом, кресла и оставили одних. Через минуту, дугой уходящая куда-то под потолок, деревянная лестница с широкими лакированными перилами протяжно скрипнула, и по украшающей ступени малиновой ковровой дорожке спустился одетый в ярко желтую шелковую рубаху и такого же цвета шаровары мужчина с толстой золотой цепью на шее. Я бы дал ему лет тридцать пять, но лицо у него было как у юноши, с блестящей, похожей на вареную сгущенку кожей. Увидев меня, он сразу расплылся в улыбке и заговорил на чистейшем английском языке.

– Чем могу служить, господа? – спросил Берхану, усаживаясь в кресло напротив.

Он мягко, по-кошачьи, положил руки на подлокотники, являя взору безупречный маникюр и огромные переливающиеся крупными драгоценными камнями, перстни, на каждом пальце, включая большой.

– Добрый день, Берхану, – сказал я, подумав про себя, как было бы здорово сейчас съездить чем-нибудь увесистым по этой холеной роже. – Меня зовут Александр, а это моя спутница Аданешь. Нам нужна ваша помощь.

– Помощь? – удивился Берхану, манерно захлопав длинными, как опахала, ресницами.

– Да, мы ищем белую девочку, которая, по всей видимости, могла каким-то образом, случайно, попасть к вам. – Я вопросительно посмотрел на Аданешь, правильно ли я все сказал. Она едва заметно кивнула.

Берхану помрачнел.

– Послушай, Берхану, – сказала Аданешь, – нам, правда, очень нужна эта девочка. Мы готовы заплатить за нее. Много. – Аданешь посмотрела на меня.

–Да, да, конечно, мы заплатим, – подтвердил я.

– Но у меня ее нет, – фальшиво улыбаясь и состроив невинную физиономию, ответил Берхану.

– Как это нет! – вскинулся я.

Он начинал злить меня, я даже забыл про охранников, которые наверняка наблюдали за нами.

– Лучше говори…

– Замолчи! – перебила меня Аданешь и заговорила с Берхану на своем языке.

Тот покачал головой и что-то буркнул.

– Дай ему тысячу быр, – сказала мне Аданешь.

– Что?!

– Тысячу быр!

– Каких, таких… Ах, ну да!

Я вспомнил, что так называются эфиопские деньги, и полез в карман за бумажником. Отсчитав десять сотенных купюр, я протянул их Берхану. Тот не шелохнулся, и мне пришлось положить деньги на стол перед ним.

– Вам придется отправиться на остров Дахлак Кебир, – тихим голосом проговорил Берхану. – Девочка, скорее всего, там. Ее купил Мехрет Шамседин.

– Это что еще за чудо-юдо? – спросил я.

– Мехрет?! – ужаснулась Аданешь. – Афар?

Берхану молча кивнул.

– Ты уверен, что он на острове? – не унималась Аданешь.

– Должен быть. Только поторопитесь. Больше я вам ничего не могу сказать, – ответил Берхану и встал.

Я ничего не понимал. Все надежды были на Аданешь. Хотелось верить, что из всей этой белиберды про остров она узнала что-то важное и полезное для нас. Мы вышли из дома и под пристальными взорами охранников покинули резиденцию кофейного короля.

– Признаться, я представлял себе его иначе, – сказал я. – Более грозным, что ли. А это прямо манекенщик какой-то.

– Внешность бывает обманчива, – возразила Аданешь. – Ты не представляешь, сколько он народу погубил.

– Так что же его никак не поймают? Мы ведь с тобой без труда нашли его.

– Мы – без труда. А для полиции он неуловим. Осторожный. И умный. Видел, как он живет?

– Да уж! И рожа у него гладкая, как задница у младенца.

Аданешь рассмеялась, услышав такое сравнение.

– А почему он вдруг взял и выдал нам, где находится Наташа? – задумался я.

– Ну, во-первых, не вдруг, а за тысячу быр. А во-вторых, я его немножко припугнула, так, самую малость.

– Поясни.

– Упомянула одно имя, которого он, как огня, боится, – уклончиво ответила Аданешь

– Вот, значит, как! Мне ты сказала «только просить», а сама попугать его решила?

– Только чуть-чуть. Это же сработало.

– Ну, хорошо. А зачем тогда было платить?

– Это была честная сделка.

Я почувствовал, что сейчас либо совсем запутаюсь, либо у меня начнется приступ ярости.

– Допустим, – сказал я. – А теперь, пожалуйста, объясни мне все по порядку. Про остров, про какого-то хрена.

– Мехрета. Пойдем в машину, нам надо торопиться, – сказала Аданешь. – Я тебе потом все объясню. Мне надо еще кое-что осмыслить…

– Послушай! – возмутился я. – По-моему мы работаем вместе. И, вообще, ты не забыла, что это моя миссия и кто-то должен и, кстати, обещал оказывать мне всяческое содействие?..

– Потом. Пожалуйста, – умоляюще сказала Аданешь.

– Ладно. – Я сел в машину и, хлопнув дверью, уставился в окно.

Вернувшись в город, мы заехали в маленький ресторанчик пообедать, а возможно, поужинать, поскольку дело уже было к вечеру.

– Как ты относишься к эфиопской кухне? – поинтересовалась Аданешь.

– А как я могу к ней относиться? Никак. Понятия не имею, что это такое. Я ведь только позавчера прилетел. И вот уже два дня ношусь с тобой по всей стране.

– Это еще не вся страна, – возразила Аданешь.

Мы уселись в плетеные кресла. Между нами стоял невысокий, тоже плетеный, круглый столик. Она подозвала мальчишку-официанта и стала ему что-то объяснять. Тот замотал головой и быстро-быстро заговорил, как мне показалось, плачущим, извиняющимся тоном. Тогда Аданешь махнула рукой, сказала еще что-то и повернулась ко мне.

– Хотела попросить, чтобы принесли не очень острый соус, но Мамо говорит, что у них есть только классический, рассчитанный на местных жителей.

– А что там такого острого? – спросил я.

Аданешь слегка пожала плечом.

– Увидишь.

Мальчишка принес четыре бутылки «Мелотти» и, откупорив, поставил пиво на пол, ибо качающийся плетеный столик, для этого явно не подходил. Затем убежал и через минуту вернулся, неся в руках плоскую плетеную вазу, раскрашенную в малиновый и фиолетовый цвета. Внутри этой вазы стояло большое блюдо, по краям которого горками высились разнообразные салаты, один из которых на вид очень напоминал наш винегрет. В центре дымилась ароматным варевом большая плошка, а вокруг лежали несколько рулонов чего-то серо-бежевого. По виду варево напоминало то ли поджарку в томатном соусе, то ли гуляш. Мальчишка подал нам салфетки и, поклонившись, ушел.

– Смотри и учись, – сказала Аданешь.

Прежде всего, она смочила салфетку пивом и протерла руки.

Я вопросительно посмотрел на нее.

– Здесь нет умывальника, – невозмутимо ответила Аданешь. – Это, – она подхватила один рулончик, – называется инжера. Ее готовят из тефа. Это такой злак.

Она отмотала небольшой кусочек от рулончика, и стало понятно, что инжера – какой-то необычный блин или лепешка. Она была очень нежная, так и трепыхалась в руках, будто студень, сверху гладенькая, шелковистая, а снизу ноздреватая, и по цвету напоминала наш черный хлеб, точнее, его мякоть. Аданешь ухватила лепешкой немного «винегрета» и отправила ее себе в рот. Я повторил этот фокус. Лепешка, как оказалось, и на вкус чем-то напоминала черный хлеб, только гораздо кислее.

– А это – вот, – сказала Аданешь, когда мы расправились с салатами, и макнула оторванный ломтик инжеры в дымящееся варево.

– Что «вот»? – не понял я.

Она рассмеялась.

– «Вот» – это национальное эфиопское блюдо. Особым способом приготовленное мясо с помидорами, луком и красным перцем «бербера». В общем, получается такой соус. Только имей в виду, он может показаться тебе очень острым. Так что особенно не увлекайся.

Аданешь отправила инжеру в рот и элегантно облизала пальцы. Я усмехнулся, видя, с каким спокойствием она поглощает это «острое» блюдо. Ей бы кавказскую кухню попробовать – вот где острота! Я оторвал кусок инжеры, в очередной раз поражаясь необычайной нежности лепешки, зачерпнул соуса, стараясь прихватить побольше мяса, и запихал себе в рот. Вкус у вота был исключительный. Кусочки мяса, некрупные, вроде азу, очень сочные и мягкие, буквально таяли во рту. Я блаженно закатил глаза, медленно пережевывая это творение эфиопской кухни. Но через пару секунд почувствовал, будто мне в рот сунули горящий факел. Уши налились кровью, лоб покрылся испариной, из глаз фонтаном брызнули слезы, а сами глаза полезли из орбит в поисках чего-нибудь охлаждающего. Я судорожно схватил пиво и залпом осушил бутылку. Этого оказалось мало, и я проглотил вторую.

– Только не говори, что я тебя не предупреждала, – рассмеялась Аданешь.

Я еще некоторое время сидел, пытаясь прийти в себя, икая и обливаясь потом. Аданешь, улыбаясь, продолжала поглощать огненную смесь. Я смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Но, голод все-таки поборол, тем более что мой желудок, с легкостью принял и, похоже, одобрил столь необычное подношение. Однако теперь я был осмотрительнее, соуса набирал совсем чуть-чуть и сразу запивал пивом. Под конец я уже привык к остроте вота и даже испытывал наслаждение, оттого как он обжигает внутренности. Пиво, правда, пришлось заказывать еще дважды. В результате, я выпил восемь бутылок и здорово захмелел. Заметив это, Аданешь сказала, что сама поведет машину – не хватало еще, чтобы я спьяну свалил нас в пропасть.

Послушавшись девушку, я забрался на заднее сиденье и лег, сообщив, что должен немного поспать. Аданешь ничего не ответила и закурила. Я смотрел на нее сзади сквозь полузакрытые веки и невольно любовался ее дерзкой красотой. Всякие мысли, большей частью эротические, лезли мне в голову. Я даже не пытался их отогнать – зачем отказывать себе в удовольствии помечтать? Тем более о такой роскошной женщине. Продолжая рисовать в своем воображении яркие, будоражащие сознание картинки, я не заметил, как сладкая дремота унесла меня из мира реальности в мир сказочных видений.

Солнце уже зашло, когда я проснулся и, сев, стал протирать глаза.

– Выспался? – спросила, не оборачиваясь, Аданешь.

– Угу. Где мы?

– Уже недалеко. Сейчас будет Ади-Угри. Но, боюсь, у нас могут возникнуть проблемы.

– Что за проблемы?

– Время уже почти одиннадцать.

– Черт! – воскликнул я. – Комендантский час! Неужели он даже здесь действует?

– Везде, – ответила Аданешь. – Попробуем, конечно, проскочить.

Впереди показался небольшой городок, а, скорее, даже поселок. Въезд уже был перекрыт шлагбаумом – длинной жердью на козлах. Мы остановились. Поблизости никого не было. Я выбрался из машины и оттащил жердь в сторону. Аданешь въехала в поселок. Вернув шлагбаум на место, я догнал ее, прыгнул на переднее сиденье, и мы покатили дальше. Но на выезде из поселка возле такого же шлагбаума стояли два вооруженных солдата, на груди у них висели «клизмы» М3. После коротких переговоров мы поняли, что застряли тут до утра, и поехали искать ночлег.

Маленькая одноэтажная гостиница «Авет», расположенная прямо у шоссе, особого восторга не вызывала, но выбора не было. Для нас нашлись два отдельных номера, расположенных по соседству. Я предложил закинуть вещи в комнаты и пойти в ресторан перекусить. Мы вроде бы уже и ужинали, в Аксуме, но с тех пор прошло много времени, к тому же эфиопская национальная еда оказалась не такой уж калорийной. Не знаю, как Аданешь, но я был ужасно голодный. Помимо нас в небольшом зале сидели еще пять человек, видимо, тоже застряли в Ади-Угри из-за комендантского часа. Меню не отличалось разнообразием, да и сам ресторан не слишком воодушевлял. Аданешь посоветовала заказать по большой порции джина в качестве дезинфекции.