Текст книги "2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ..."

Автор книги: Владимир Анин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А он…

– Да, работает со мной, по званию – лейтенант, если вам интересно. Что-нибудь еще?

Не дождавшись ответа, он вылез из машины и, хлопнув дверью, зашагал в сторону резиденции посла. Я подозвал Стаса и попросил отвезти к консулу.

Не задавая лишних вопросов, он завел мотор. Трудяга микроавтобус, урча своим недостаточно мощным для таких поездок моторчиком, потащил нас к вершине горы. Пока мы ехали, я старался хоть как-то проанализировать обстановку. Строжайшая секретность, которой была окутана моя миссия, доказывала всю важность порученного мне задания. Если даже местные ребята не знают о цели моего приезда, каким образом консулу удалось сохранить в тайне исчезновение дочери? Хотя, конечно, консул, по всей видимости, человек неглупый и сразу связался напрямую с Москвой. И все же мне совершенно непонятно, зачем из этого делать страшную тайну. По-моему, если придать дело огласке, подключить полицию, общественность, найти девочку будет и быстрее, и проще. Вместо этого я должен неизвестно где искать этого ребенка, будто это не дочь консула, а какой-нибудь сверхсекретный агент.

Консул жил в небольшом особнячке, обнесенном каменным забором, сплошь поросшим вьющимися растениями. Прямо возле калитки раскорячился необъятных размеров баобаб. Я с интересом обошел вокруг дерева, желая убедиться, что оно настоящее. Уж очень необычным был кривой, извивающийся ствол, метров эдак десять в обхвате. Я толкнул калитку и очутился в маленьком, не слишком ухоженном садике. Трава в некоторых местах доходила, пожалуй, до пояса, а то и выше. К дому вела выложенная серой квадратной плиткой тропинка. Если девочка пропала прямо из дома, в какое время это могло произойти? Пропала сама (сбежала?) или похитили? Тогда, зачем? При желании для любого мало-мальски обученного спеца забраться сюда не составит никакого труда. Не помогут ни забор, ни битое стекло. Вопрос только в том, как удалось увести отсюда девочку. Как раз таки для нее забор должен был оказаться непреодолимым препятствием. А незаметно провести ее через ворота просто нереально. Хотя, может, я рано начал строить версии? Может быть, девочка пропала не здесь, на территории посольства, а совсем в другом месте. Тогда я опять попусту трачу время, пытаясь изображать из себя Шерлока Холмса. Надо сперва хорошенько расспросить консула, а уж потом пытаться сформулировать какое-нибудь предположение о том, что все-таки произошло.

Кнопки звонка я не нашел, зато на массивной входной двери висел бронзовый молоток в форме головы негритянки с огромным кольцом в носу. Я постучал. Дверь открыл высокий, лет сорока пяти, мужчина в домашнем халате и с бокалом коньяка в руке. Красные глаза и отекшие веки говорили о том, что он уже несколько дней толком не спал.

– Вы Суворов? – сухо спросил он.

– Да, а вы Романов Анатолий Федорович?

– Входите, – сказал консул и пропустил меня в дом.

Мы прошли в полутемный кабинет. У одной стены расположились два пышных кожаных кресла, между которыми примостился крохотный стеклянный столик. Пространство напротив занимал письменный стол, позади которого вместо привычного для подобных кабинетов книжного шкафа стоял старинный буфет.

– Садитесь. Выпить хотите? – предложил Романов.

– С огромным удовольствием, – не стесняясь ответил я.

Консул достал из буфета бутылку «Хеннесси» и, наполнив бокал чуть ли не до половины, протянул мне.

– Вот что, Александр… э…

– Васильевич, – подсказал я. – Можно просто Саша.

– Спасибо. Вот что, Саша, – продолжал Романов, – насколько я понимаю, вы в курсе, что моя дочь Наталия пропала. Вы также знаете, что это держится в строжайшем секрете. Вам, наверное, интересно знать, почему. Дело в том, что положение наше сегодня довольно сложное. Штаты предоставили Эфиопии огромную финансовую помощь, и естественно взаимоотношения наши с местными властями несколько поостыли. Ну, а в таких условиях любая шумиха, малейший скандал только на руку нашим соперникам. Короче, пришлось продолжать делать вид, что все в порядке. Слава Богу, у вашего руководства хорошие связи с эфиопскими спецслужбами, и они обещали помочь.

– Толя! – донеслось из-за двери.

– Дорогая, я занят, у меня посетитель, – вежливо, но повысив голос, чтобы его услышали, ответил консул. – Жена, – пояснил он.

– Она знает? – поинтересовался я.

– Конечно, но держится молодцом.

– А известно точно, когда пропала ваша дочь?

– Если вас интересует дата, двадцатого августа. Но это вы и так, наверняка, знаете. С утра она попросилась в город. Там есть магазин «Бембис», очень приличный универсам, или, как его тут называют, супермаркет. Я отправил ее со своим водителем Семеном. Но после магазина она уговорила его отвезти ее в «маркат». Это местный рынок. Даже не рынок, а целый рыночный квартал. Ей, видите ли, взбрело в голову купить себе джинсы. Она ведь сюда только на лето приехала. У нас здесь четырехлетка, а ей уже почти тринадцать. Поэтому в остальное время она живет с бабушкой. Вот на рынке Семен ее и потерял. Полдня бегал, искал. Она и сама уже большая, если бы просто потерялась, нашла бы способ добраться до дома. На такси, в конце концов, деньги-то у нее были. Но она просто исчезла, и я очень боюсь, что ее похитили.

– Простите, Анатолий Федорович, – перебил я, – но какой прок в похищении вашей дочери?

– Никакого. И это меня больше всего пугает. Ладно бы шантажировали или вымогали чего-нибудь. Нет, просто похитили и с концами. А тут ведь Африка, между прочим, – континент не самый цивилизованный.

– Анатолий Федорович, как вы считаете, могут ли к этому быть причастны… те же американцы?

– Версия о том, что похищение Наташи дело рук наших политических противников, кажется мне совершенно несостоятельной. Хотя в подобной ситуации, я бы и ее не стал отвергать. Но это маловероятно.

– Вы же сами говорите, любая шумиха им на руку.

– Вот именно, шумиха, а не само похищение.

– Так ведь можно организовать похищение специально для того, чтобы устроить шумиху.

– Похищение, рано или поздно, будет раскрыто. И если выяснится, что к нему причастны наши заокеанские «друзья», то начнется не просто шумиха, начнется целая буря, ураган. И уж это точно будет не в их пользу. Они это прекрасно понимают.

Значит, девочка пропала в городе, на рынке, подумал я. Это здорово усложняет задачу. Надо будет отправиться туда и опросить продавцов. Вот только как это, черт побери, сделать?.. Ах, ну да, завтра же у меня встреча с местным коллегой. Он-то мне и поможет в этом деле. Консул считает, что это простое похищение. Ничего себе простое? И вообще, бывают ли «простые» похищения? Политический мотив он отвергает. Что ж, наверное, он прав. Во всяком случае, ему виднее, он ведь дипломат. Похищение с целью выкупа? Но опять-таки консул говорит, что никто по поводу выкупа не обращался. Правда, могут еще обратиться. С какой целью могут похитить белую девочку здесь, в Африке? Рабство? Месть колонистам за годы унижений? Бред! Да и были ли эти колонисты здесь, в Эфиопии? Что же тогда? Чтобы придумать еще какие-то версии нужно знать местный менталитет. Нет, мне непременно нужна помощь эфиопского коллеги, без него я вряд ли смогу придумать что-либо действенное. А сейчас надо выяснить до мельчайших подробностей, где конкретно исчезла Наташа.

– Мне нужно поговорить с вашим водителем, – сказал я.

– Он живет в доме по соседству, – ответил консул. – У нас там клуб, а за ним жилой корпус. Квартира восемь.

– Спасибо, – сказал я, вставая. – А как вам удалось скрыть исчезновение дочери? – не удержался я. – У нее ведь здесь, наверное, знакомые?

– Для всех она заболела. Единственный, кто знает правду, кроме нас с женой – Семен. Но он будет молчать, как рыба. Даже ваши здешние коллеги не в курсе. У нас, конечно, не принято афишировать принадлежность к Органам, но, по-моему, здесь каждый догадывается, кто на самом деле этот Эн. У него даже фамилия какая-то шпионская.

Я едва сдержал улыбку.

– Вот мой номер телефона, – Романов протянул мне свою визитную карточку.

Я мельком взглянул на нее, «сфотографировал» номер и, сказав: «Я запомнил», – поблагодарил консула за коньяк и вышел на улицу.

Тем временем уже стемнело, в тропиках сумерки очень короткие. Я бросил взгляд на припаркованный у резиденции консула микроавтобус – Стас мирно спал, откинув назад голову и раскрыв рот. В свете уличного фонаря лицо его было устрашающе бледное, и я даже на мгновение испугался. Но переливистый храп, доносившийся через приоткрытое окно, меня успокоил.

Я поравнялся с клубом, из-за дверей которого доносились какие-то звуки. Прислушавшись, я понял, что там показывали кино. На улице не было ни души, и ночную тишину нарушали только треск цикад да натуженное кваканье древесных лягушек. Жилой корпус соединялся с клубом небольшим перешейком, в котором, как я потом выяснил, было помещение для отдыха и бильярдная. Вместе они образовывали довольно причудливое, выкрашенное в белый цвет здание, отдаленно напоминающее по стилю старинную русскую усадьбу.

Квартиру номер восемь я нашел без труда – на этаже их было всего десять. Дверь открыла молодая непричесанная женщина в наспех запахнутом халате, с маленьким ребенком на руках. На осунувшемся лице запечатлелась постоянная усталость. Ее взгляд не выражал никаких эмоций, в нем не было ни вопроса, ни удивления. Из квартиры пахнуло кислым молоком, хозяйственным мылом и влажным бельем. Я поздоровался, спросил, дома ли Семен. Она молча покачала головой, потом вздохнула и сообщила, что муж, скорее всего, в бильярдной.

– Спасибо, – сказал я, и женщина, не прощаясь, захлопнула дверь.

В бильярдной громко играла музыка, дым стоял коромыслом. В сизом табачном тумане можно было различить около десяти мужчин разного возраста и наружности. Кто-то стоял у бильярдного стола с кием в одной руке и стаканом в другой. Кто-то, развалившись в кресле, молча созерцал не то играющих, не то задымленный полумрак зала. От воздуха, наполненного, помимо дыма, концентрированными парами алкоголя и ароматом мужского пота, сразу начинало щипать в носу, и в глазах возникала неприятная резь.

Я обратился к мужчине в расстегнутой до пупа рубашке, с потным лицом, взлохмаченными бровями и потухшей сигаретой в зубах. Он полулежал в кресле, в руке у него был стакан, наполненный до половины желтоватой жидкостью. Мужчина посмотрел на меня мутными глазами, то ли не понимая, то ли не расслышав вопрос.

– Как мне найти Семена, водителя консула? – прокричал я, наклонившись как можно ближе.

Мужчина некоторое время молча смотрел на меня, потом громко икнул и показал стаканом в угол, где в таком же кресле, в полусознательном состоянии, развалился молодой, лет тридцати, здоровяк. Одет он был прилично и, в противоположность моему первому собеседнику, аккуратно застегнут. Потное неподвижное лицо и остекленевший взор говорили о том, что он мертвецки пьян. Взмокшие, коротко стриженые волосы стояли торчком, в руке – пустой стакан.

– Семен, добрый вечер. Меня зовут Александр. Мне надо с вами поговорить.

– Завтра, – еле шевеля губами, ответил Семен.

– Простите, но дело не терпит отлагательства, – сказал я и, наклонившись, шепнул ему на ухо: – Речь идет о Наталии Романовой.

Семен вздрогнул, взгляд его сразу просветлел, приобрел осмысленность, он резко побледнел и испуганно посмотрел на меня.

– Не бойтесь, я пришел, чтобы помочь. Я только что общался с консулом. Вы бы могли уделить мне несколько минут?

Семен брякнул стакан на журнальный столик, кое-как вытащил себя из кресла и, покачиваясь, пошел к выходу. По дороге он свернул в комнату с двумя нулями на двери и вернулся оттуда через минуту уже значительно посвежевший.

– Идем, – буркнул он и вышел на улицу.

Семен направился прямиком к дому консула, постучал в дверь и около минуты о чем-то оживленно беседовал с Романовым. Потом вернулся и знаком позвал меня за собой. Мы спустились по небольшой лесенке в кромешно-темный сад и сели на лавочку, с трех сторон окруженную густым кустарником. Семен шепотом стал рассказывать обо всем, что произошло в тот злополучный день двадцатого августа, стараясь не упустить ни одну деталь.

Из рассказа Семена я понял, что дочка консула та еще штучка, капризная и с гонором. Избалованная вниманием обожающих родителей, она буквально руки им выкручивала. В то утро она вдруг захотела ехать в «Бембис». Консул был сильно занят, а его жена, служащая при посольстве, тоже должна была идти на работу. В результате Романов попросил Семена свозить Наташу в магазин и помочь ей сделать покупки. Но Наташа на этом не успокоилась и пожелала посетить «маркат», так на эфиопский манер именовался рынок. Целый час она таскала Семена по рынку, придирчиво выбирая одежду. Наконец, несносная девчонка нашла то, ради чего, собственно, она сюда и приехала, а именно, джинсы «Ли» – хотя, скорее всего, это была подделка – и велела Семену сторожить сделанные до этого покупки, а сама отправилась в импровизированную примерочную. Когда, по прошествии десяти минут, Наташа так и не появилась, Семен забеспокоился и попытался объяснить продавцу, что пора бы девочке уже выйти. Тот, видимо, тоже заподозрил неладное и, подойдя к примерочной, стал тихонько звать: «Мадам?» У них все женщины «мадам», независимо от возраста, эфиопы просто не в состоянии выговорить «мадемуазель». Семен, бросив пакеты с покупками, перепрыгнул через прилавок и резко откинул полог. Там было пусто.

Словно бешеный зверь, рыча от негодования, бессилия и страха, он носился по всему рынку с выпученными глазами, наводя ужас на продавцов и покупателей. Но тщетно. Наташи нигде не было. Оставалась последняя надежда, что она, просто из вредности, решила отправиться домой самостоятельно, на такси. Но дома ее тоже не оказалось. Тогда Семен бросился к консулу и сообщил ему о случившемся.

– Консул строго-настрого приказал держать язык за зубами, – сказал Семен. – Если кто спросит, велел говорить, что Наташа заболела. Ну, а дальше вы знаете.

Семен замолчал.

– Ладно, – сказал я. – Все, что мне от вас нужно, это схема рынка и расположение того лотка, где все приключилось. Сможете нарисовать?

– Смогу. Когда?

– Прямо сейчас. – Я достал из кармана блокнот и ручку.

– Темновато здесь.

Я улыбнулся, щелкнул кнопочкой, и нижняя часть ручки – старый подарок Самоделкина – засветилась. Конечно, не настолько ярко, чтобы использовать эту ручку в качестве фонарика, но писать в темноте было можно.

– Ух, ты! – удивился Семен и, взяв чудо-ручку, начал рисовать в блокноте схему рынка.

– Вот здесь. – Он нарисовал маленький крестик.

– Спасибо. Я вас больше не задерживаю, можете идти.

Семен встал и медленно пошел по направлению к дому. Отойдя на несколько шагов, он вдруг обернулся и громко прошептал из темноты:

– Найдите ее, пожалуйста.

Я вернулся к микроавтобусу, разбудил сладко спящего и ничего не подозревающего Стаса и сказал, что пора бы определиться на ночлег.

В этот час на улице было немноголюдно. Миновав удручающие своей убогостью нищенские кварталы, мы довольно быстро очутились в центре. Поднявшись на высокий холм, проехали мимо какого-то, судя по наличию охраны у ворот, важного государственного учреждения, прятавшегося за решетчатым забором и густыми зарослями. Затем спустились с холма по круто сбегающей вниз улице и через несколько минут въехали в симпатичный спальный райончик.

Стас притормозил у небольшого пятиэтажного дома на тихой чистой улочке и протянул мне ключ с брелоком, на котором был выгравирован номер квартиры.

– Все, уважаемый, на этом моя миссия закончена. Ваша квартира на третьем этаже. Все, что там есть, в вашем полном распоряжении. И вот еще… Рекомендую вам быть предельно осторожным, вы все-таки находитесь в чужой стране.

Я невольно поморщился. Он еще будет меня учить! Тем не менее, я поблагодарил его за заботу и даже пожал руку. Затем достал из багажника свой скарб и, дружелюбно махнув Стасу, вошел в подъезд.

Квартира мне понравилась – скромная, но со вкусом: гостиная, спальня, небольшая кухня и лоджия. Побеленные стены и потолок. Непривычным показалось то, что пол во всей квартире выложен серым кафелем. Я привык ходить по дому босиком и ощущать под ногами паркет или, в крайнем случае, линолеум, как у меня на кухне. Кафель для такой цели казался холодноват. Хотя здесь, в Африке, не бывает зим, так что использование этого материала, видимо, вполне оправдано, в первую очередь благодаря его долговечности. Ну, а в Москве… Тут дело даже не в холоде. Это сколько же нужно деньжищ, чтобы отважиться на такое извращение. Кстати, возвращаясь, все к той же проблеме зимних московских холодов, сразу представляется, что всю эту красоту придется застилать коврами, каждый из которых стоит чуть ли не полмашины.

В гостиной я обнаружил два кресла, журнальный столик и даже телевизор. В спальне – огромная кровать и встроенный шкаф. Порадовала сверкающая белизной ванная комната с компактным унитазом и биде. На кухне – газовая плита с баллоном и холодильник, в котором очень кстати оказались две бутылки пива, масло, сыр и даже колбаса.

Я поставил на плиту чайник и не спеша разобрал чемодан. Затем включил телевизор, блаженно растянулся в кресле. По единственному эфиопскому телеканалу показывали какой-то детектив на английском языке. Я даже увлекся, совершенно забыв про стоявший на плите чайник. Спохватился я минут через сорок. К моему великому удивлению, чайник еще только собирался закипать. Я даже на всякий случай посмотрел, горит ли газ. Но все было в порядке, веселый голубой огонек полыхал вовсю. Мне говорили, что в Эфиопии, которая почти целиком лежит на высокогорном плато, около двух тысяч метров над уровнем моря, воздух более разреженный и атмосферное давление другое. Из-за этого вода закипает очень долго.

Фильм по телевизору уже закончился, когда чайник, наконец, соизволил, вскипеть. Я к тому времени успел выпить все пиво и закусить колбасой и сыром. Хлеба я в доме не нашел, но меня это не слишком огорчило. Чаю уже не хотелось. К тому же по телевизору начался новый фильм, причем весьма пикантного содержания. Я приглушил громкость, поскольку все равно уже не воспринимал английскую речь, а откровенные сцены можно смотреть и без звука.

Так, сидя в кресле, я и уснул.

Глава 3

Переливистый звонок в дверь вывел меня из оцепенения. Часы показывали ровно девять. На пороге стояла убийственно красивая девушка. Я уже заметил, что местные женщины поверх обыкновенной одежды, платья или юбки с кофточкой, носят накидки, преимущественно белого цвета, из, напоминающей марлю, ткани, и заворачиваются в них как в индийское сари, только еще на голову накидывают. Девушка, что стояла перед моей дверью, была одета не совсем традиционно. На ней были плотно обтягивающие короткие, немного ниже колен, белые брюки и такого же цвета блузка. И лишь полупрозрачный платок, покрывавший ее голову и плечи, спадая вниз, до пояса, создавал некое сходство с «сари». Безупречные черты лица. Не было видно только глаз, спрятанных за темными стеклами очков. Надо сказать, что еще в аэропорту я был немало удивлен – эфиопы опровергли мои былые представления о жителях Африканского континента. Черная, как смоль, кожа, приплюснутые широкие носы, толстые губы – это осталось где-то за границами Эфиопии. Здесь все было наоборот: европейские, без преувеличения, черты в сочетании с кожей цвета молочного шоколада давали потрясающий результат – красивые, а у женщин даже очень красивые, лица. Но моя гостья была просто божественно хороша. Я пожирал ее глазами, не зная, что сказать. Кто она? Что ей здесь нужно? Ошиблась квартирой?

– Может, все-таки предложите мне войти? – вдруг спросила она на чистейшем русском языке, скинув с головы платок.

Голос у нее был мягкий, грудной, с едва заметной хрипотцой. Волосы аккуратно сплетены в тонкие дорожки, переходящие в многочисленные косички. Изящную шею украшал маленький золотой крестик на тонкой цепочке. Я отступил в сторону, пропуская ее в квартиру.

– А вы…

– Лейтенант Аданешь Тамерат.

– Лейтенант?

Девушка прошла в комнату и уселась в кресло, закинув ногу на ногу.

– Итак, вы, если не ошибаюсь, капитан Суворов?

– Точно так, – растерянно проговорил я.

– Мне поручено оказать вам помощь в поисках пропавшей девочки. Начальство сообщило мне, что это дело особой важности и повышенной секретности. Больше мне ничего неизвестно. Но, поскольку операцию контролирует сам шеф, Маркос Габра, и он же инструктировал меня оказывать вам всяческое содействие, возможное и невозможное, я полностью в вашем распоряжении.

Все это время я стоял с открытым ртом – совсем непростительная для моей профессии слабость – и скользил взглядом по ее шикарному телу, тонким изящным рукам с покрытыми бордовым лаком ногтями на длинных пальцах, соблазнительным шоколадным щиколоткам, и далее по элегантным, с нежно розовыми пяточками и безупречным педикюром, ступням, обутым в белые босоножки на высоком каблуке.

– Простите, запамятовал, как вас…

– Аданешь Тамерат.

– Тамерат – это фамилия?

– У нас нет фамилий. Это имя моего отца.

– А-а, – протянул я, – отчество?

– Почти. В принципе, это может быть либо имя отца, либо деда.

– Понятно. Так вот, Аданешь Тамерат…

– Пожалуйста, называйте меня просто Аданешь.

– Хорошо, Аданешь. А вы называйте меня просто Саша. Договорились?

Она кивнула.

– Нам необходимо посетить местный рынок, – продолжал я. – Он, кажется, называется у вас «маркат». Вы не могли бы проводить меня туда?

– Конечно. А у вас не найдется чего-нибудь попить? Лучше, минералки.

– Вы знаете, в холодильнике было только пиво, – растерянно произнес я.

– Тогда зайдем в бар. – Аданешь встала. – Идемте.

Я не удержался от того, чтобы вновь не пробежать взглядом по ее телу снизу вверх и обратно. Подойдя к двери, Аданешь обернулась.

– Одно из двух: или вы прожжете во мне дыру своим взглядом, или у вас полопаются глаза. Если вы хотите, чтобы мы с вами сработались, не надо на меня так пялиться.

Я покраснел – еще одна непростительная слабость.

Мы вышли на улицу. За углом, в том же здании, где находилась моя квартира, оказался небольшой, но миленький бар. Мы сели за столик и заказали по стаканчику минералки.

– А теперь расскажите поподробнее, зачем нам рынок, – сказала Аданешь.

Я немного задумался, решая, посвящать ли ее во все детали. Может, конечно, ей и не стоит знать, что пропавшая девочка – дочь генерального консула СССР, но существует непреложное правило: между напарниками не будет согласия, если они не доверяют друг другу. И я решил раскрыть ей все карты. Я рассказал Аданешь обо всем, что сумел выяснить за последние сутки, общаясь с консулом и его водителем. Она молча слушала и кивала.

Когда я закончил свой рассказ, Аданешь допила воду и, поставив стакан на столик, произнесла:

– Ох, не нравится мне это. Вы, конечно же, правы – обыкновенных похищений не бывает, за каждым из них скрывается какой-то мотив. И, к сожалению, ваша гипотеза относительно рабства тоже имеет под собой вполне определенную почву. Правда, здесь антиколониальные настроения ни при чем. Если это дело рук Берхану, у нас могут быть серьезные проблемы.

– Берхану, это кто?

– Ужасный человек. Подпольный кофейный король и работорговец.

– Что значит «кофейный король»?

– Он владеет огромными плантациями кофе, в основном в провинции Кафа, который контрабандой вывозит в Европу и Азию. У Берхану огромная сеть нелегальных складов по всей стране, собственный транспорт и даже небольшие суда, но все это оформлено на подставные компании, поэтому докопаться до него практически невозможно.

– И еще он торгует людьми?! Ему что, кофе мало?

– Да, это у него что-то вроде хобби. А еще он содержит свой собственный гарем. Так что, если мы в ближайшее время не найдем вашу девочку, ее ждет печальная участь: попасть в гарем к Берхану или быть проданной в рабство какому-нибудь мерзавцу.

– А у вас разве разрешено многоженство?

– Берхану – мусульманин. А вообще, ему наплевать на все запреты, даже если бы они существовали. Вы допили?

– Да. – Я поставил пустой стакан на столик.

– Мамо! – позвала Аданешь мальчишку-официанта.

– Вы с ним знакомы? – удивился я.

– Нет, что вы. Просто так называют всех мальчиков, имени которых вы не знаете. Универсальное имя, или что-то в этом роде.

Мы расплатились и вышли на улицу.

– У меня машина, – сказала Аданешь, показывая на припаркованный у дома «Мустанг».

– Неплохо! – воскликнул я.

– Мой папа – министр, – словно извиняясь, сказала Аданешь.

– А муж? – ехидно спросил я.

– Я не замужем. Мне двадцать четыре года. Получила образование в Москве, поэтому хорошо говорю по-русски, – выпалила Аданешь. – Еще вопросы будут?

Она пристально посмотрела мне в глаза. Я смутился и, пожав плечами, молча сел в машину.

На перекрестке к нам подлетела толпа мальчишек и наперебой стала что-то кричать, а один из них даже попытался спеть жалобную песенку.

– У вас мелочь есть, – спросила Аданешь.

Я покачал головой.

– Зыр-зыр еллам, – крикнула она в окно, и мальчишки нехотя отстали.

– Что это значит? – полюбопытствовал я.

– «Мелочи нет».

Мы въехали в квартал, сплошь состоящий из бесчисленных лавчонок, больших и маленьких, старых, покосившихся, и новеньких, совсем недавно построенных. Толпы людей медленно плыли по узким проулкам. Словно гигантский живой организм, рынок шевелился, наполняя окрестности гулом тысяч голосов.

– Маркат очень большой, – предупредила Аданешь. – Вы знаете, куда идти?

К нам подбежал грязный сопливый мальчишка в лохмотьях.

– Забанья? – крикнул он.

– Иши, – ответила Аданешь. – Сторож. Машину покараулит, – пояснила она мне.

– А что такое «иши»?

Аданешь рассмеялась.

– «Иши» – это значит «хорошо» или «ладно». В общем, выражение согласия. Ну что, идем?

– Иши, – ответил я.

На рынке мы довольно быстро отыскали нужного лоточника. Помогла карта, нарисованная Семеном. Молодой парень, по имени Тулу, сначала не хотел с нами разговаривать, но когда Аданешь показала ему мятую купюру достоинством в пятьдесят быр – так называются эфиопские деньги, – он позвал нас в каморку за прилавком и с жаром стал что-то шептать моей спутнице, время от времени, замолкая и прислушиваясь. Аданешь внимала не перебивая, а когда Тулу закончил, сунула ему в руку купюру и, кивнув мне, вышла.

– Дело – дрянь, – сказала она, когда мы возвращались к машине. – Похоже, мои самые худшие предположения оправдались, и за этим действительно стоит Берхану.

– Почему вы так решили? Это вам торговец сказал?

– Не совсем. Он сказал, что в тот же день на рынке пропали еще две или три девочки. Местные.

– А разве их не мог похитить кто-нибудь другой?

– Александр… Простите, Саша, если здесь людей похищают, то только по указке одного человека – Берхану. По крайней мере, пока было именно так. Надо купить что-нибудь в дорогу.

– В дорогу? – переспросил я.

– Часах в пяти езды отсюда находится озеро Лангано. Тулу сказал, что там, в деревне Лама, располагается один из подпольных складов Берхану. Я не уверена, сможем ли мы его там застать, но, по крайней мере, на какую-то информацию можно рассчитывать. В любом случае, это пока единственная ниточка. Кстати, надо заехать к нам в управление и сделать вам вид на жительство, а то в дороге могут возникнуть проблемы.

Аданешь остановилась возле лотка с всевозможными сумками.

– Давайте купим пару рюкзаков или дорожных сумок, – предложила она. – На всякий случай. Тем более, мне мелочь нужна, чтобы расплатиться с забаньей.

Я удивленно поднял брови.

– С мальчишкой, который машину сторожит, – пояснила Аданешь, увидев мое замешательство.

В управлении пришлось проторчать почти час, пока, наконец, мне вынесли бумажку, испещренную эфиопской вязью, среди которой только в одном месте мое имя было вписано латинскими буквами. Наспех сделанная фотография получилась ужасной, но моя физиономия на ней была узнаваема, а это главное.

Потом мы заскочили в небольшой магазинчик, где Аданешь набрала целую корзину продуктов, а меня попросила взять несколько больших, литровых, бутылок местной минеральной воды «Амбо». Я решил прихватить еще бутылочку вина, так, на всякий случай. Должен признаться, что даже эта небольшая лавчонка приятно поразила меня изобилием продуктов, а в особенности фруктов и овощей. Москва семидесятых хоть и считалась вполне обеспеченным городом, но теперь явно проигрывала в моих глазах даже Эфиопии. Стыдно признаться, но это было именно так. Сперва рынок «маркат», где я был наповал сражен количеством продаваемого и покупаемого, мои югославские джинсы совершенно не смотрелись на фоне подделок а-ля «Ли» или «Левайс». В глазах рябило от сотен тысяч шмоток. Я даже попытался представить реакцию какой-нибудь своей подружки, хотя бы Вероники, попади она сюда.

И, наконец – продуктовая лавка с ее, не поддающимся перечислению, ассортиментом витаминосодержащих вкуснот. Особое чувство я испытал, увидев гигантскую гроздь бананов. Совсем недавно, буквально за месяц до моего отлета из Москвы, я наткнулся по дороге домой на очередь за бананами. Раз в год этот экзотический фрукт завозили к нам в овощную палатку на улице Обручева, и я каждый раз заставлял себя отстаивать полтора, а то и два часа с тем, чтобы побаловать себя бананчиками, к которым с детства питал слабость. На этот раз я проторчал в очереди два с половиной часа и – надо же такому случиться! – последние два зеленых банана достались стоявшей прямо передо мной толстой тетке. Я просто готов был взорваться – потерять уйму времени, и ради чего? Чтобы лицезреть гордый оскал толстухи победно размахивающей последней парой бананов перед носом у озлобленной очереди.

И вот теперь я дорвался. Я схватил дюжину бананов и потащил их к кассе. Аданешь удивленно взглянула на меня, но вежливо промолчала. Уже в машине, когда мы отъехали от магазина, она осторожно спросила, зачем мне столько, и я поведал ей грустную историю о своей неразделенной любви к бананам.

– Сочувствую, – сказала Аданешь, поглядывая на меня, очищавшего к тому времени уже пятый банан. – Я, конечно, хорошо знакома с этим, все-таки пять лет прожила в Москве. Но меня все же волнует один вопрос – вы не лопнете?

Она рассмеялась, а я улыбнулся и пообещал Аданешь, что обязательно остановлюсь вовремя.

– Кстати, вы не сочтете меня слишком любопытным, если я позволю себе поинтересоваться, в каком институте вы учились? – спросил я.

– Ну, почему же? Я окончила Университет имени Патриса Лумумбы, медицинский факультет.

– Не может быть! – воскликнул я.

– В каком смысле?

– Да ведь это совсем недалеко от моего дома! Я живу на улице Обручева. Знаете такую?

– Конечно, знаю.

– А раньше жил на улице Островитянова, это еще ближе. К тому же с этим университетом у меня еще кое-какие воспоминания связаны. Черт побери! Почему же я вас ни разу не встретил?