Текст книги "Империум. Туман с Альбиона(СИ)"

Автор книги: Владимир Петров-Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Кабина оказалась широкой и просторной, как у дальнобойщиков, только вместо отдельных сидений здесь во всю ширину тянулся почти диван. Последний раз такое сиденье Руслан видел в древней "Победе" или самой первой "Волге", чему несказанно удивился. А вот приборная панель и торпедо, в целом, аспиранта поразили полной необычностью.

Увидеть хотя бы радио он не ожидал, понятно же, староверы себе ничего подобного не позволят, но вместо привычных серых и чёрных пластиковых кнопок перед шофёром сверкали рычажки и переключатели. Маленькие и средние, очень удобные на вид, с рифлением или накаткой, чтобы не скользили при захвате, они сияли хромировкой. И впечатляла сама панель, целиком деревянная, лакированная, тёмно-коричневая. Такую отделку Руслан согласился бы иметь в своей "Ладе-Калине" вместо угрюмого однотонного пластика.

Сидор, судя по всему, давно привык и утратил интерес к роскошному виду передней панели. Он держал баранку руля крепко, ловко выкручивая то вправо, то влево, объезжая слишком большие рытвины. Грунтовка с колдобинами заставляла грузовик раскачиваться, но тот катил довольно резво, расплёскивая лужи. Аспирант вдоволь налюбовался приборами и теперь поглядывал на окружающую тайгу, покашливал, слушал анекдоты водителя, улыбаясь и старым и новым. Староста реагировал живее, порой оглушительно хохотал.

Извилистый проселок вывел на поле, заросшее высокой цветущей травой. А за ним началось хорошее четырехполосное шоссе, по которому мчались автомобили совершенно незнакомого вида. Руслан снова ощутил тревогу: "Для староверов их тут многовато..." Пытаясь отвлечься, он развернул прихваченную газету, благо плавное движение позволяло читать. Взгляд упал на последнюю страницу: "Императорский Томский университет объявляет набор учащихся..."

Аспирант безумным взглядом уставился на газету, потом откашлялся и спросил старосту, который хохотал над очередным анекдотом:

– Тимофей Кондратьевич... Скажите, кто у нас президент?

– Президент чего? – удивился тот.

– России!

– Господин император, что ли? Александр четвёртый.

«Сомы», начальник Томской канцелярии и орденка

Штабной майор склонился над носилками с перевязанным Антоном, спросил санитара:

– Он живой?

– Пока да. Срочно надо в госпиталь.

Мухин подошёл, посмотрел. В рассветных сумерках лицо полевого агента выглядело алебастровой маской, того же мертвенного оттенка, что и бинты. Но губы шевельнулись:

– Жаль, что не смогли... Дмитрий Сергеевич, скоро будут сомы, они его возьмут...

– Ждать не будем, – бодро воскликнул майор Воронов, – сами захватим. Я грубо подсчитал, он сделал уже более полста выстрелов и бросил с десяток гранат. Вряд ли у него много боеприпасов. Так что имитируем еще две-три атаки под завесой дыма, заставим растратить всё и...

Мухин вскинул голову, насупился, резко возразил новоявленному стратегу:

– Опять попусту класть бойцов? Нет!

– А вам, капитан, я слова не давал, – окрысился тот. – Как старший офицер...

– Нет. Под трибунал пойду, но не дам...

– Что? – Воронов взвизгнул, положил руку на кобуру.

– Суров! Арестовать майора!

В голосе капитана прозвучала непреклонная решимость, а унтер с такой готовностью выкликнул к себе пару пограничников, что сомнений в исходе конфликта быть не могло. Полевой агент попытался подняться с носилок, слабым голосом призвал:

– Господа! Остыньте... – и после длительного перерыва, подкопив сил, закончил речь однозначным приказом. – Отстранять капитана Мухина не позволяю. Вы меня поняли, господин майор? Никаких атак...

Воронов оскорблено засопел, отвернулся и ушёл. Подоспевший унтер с двумя бойцами молча смотрел в спину майора. Санитар хлопотал над особистом и корил:

– Нельзя вам говорить. Совсем нельзя!

– Дмитрий Сергеевич, наедине, минуту, – прошептал Антон, убедился, что по жесту Мухина все отступили от конных носилок, совсем тихо сказал, – я был неправ. Извините. Хотел сам, до сомов управиться... Прошу, не дайте ему уйти. Наши скоро придут, они профи, возьмут его...

Капитан кивнул, протянул руку, агент слабо пожал её. Караван тронулся, унося убитого и раненых. Унтер-офицер Суров, дымя трубкой, смотрел вслед, пока последняя лошадь не скрылась в распадке.

– Ваше благородие, что дальше?

– Ждать, пока ходок с голоду не помрёт. Или пощады запросит. Чуешь, как пропастиной несёт?

Капитан втянул носом запах разложения лошажьей туши, которая вздулась и топорщила ноги у входа в пещеру. Ветра не было, и резкая вонь заливала всё вокруг. Суров выбил трубку, подтвердил:

– Да уж. Скоро продыхнуть нельзя будет. И как он терпит? Ему-то куды с добром достаётся! А там и шкура лопнет, да жижа внутрь потечёт.

– О! Этому помочь можно, – осенило Мухина. – И нужно! Скажи засаде, пусть в снайперской стрельбе практикуются. Бить в одно место на пузе, чтобы шкура быстрей прорвалась! Понял? Исполняй.

Стрелки с удовольствием занялись делом. К сожалению, шкура оказалась слишком прочной, но пограничники так основательно издырявили тушу, что брюхо заметно уменьшилось в объёме, а вонь от вытекающей гнили усилилась.

Майор Воронов куда-то исчез, во всяком случае, до обеда капитану на глаза не попадался. В полдень из распадка появилась целая кавалькада. Военные в необычной форме остались рядом с постом, а офицер, женщина и прихрамывающий мужчина средних лет – направились к штабной палатке. Мухин сидел, прислонившись спиной к стволу дерева – ждал, пока санитар обновит повязку. Ночью, в горячке отступления, касательная рана в предплечье была наспех замотана. Сейчас рука болела. Несильно, досаждая лишь при сжатии кисти.

Горбоносый офицер с погонами капитана козырнул, представился Ахмедом Газаевым, командиром взвода сопровождения оперативных мероприятий. Хромой мужчина славянской наружности оказался многословнее:

– Меня зовут Ильгиз Кадырович Каиркенов, начальник Томской региональной канцелярии Особой экспедиции Третьего отделения. В связи с ранением полевого агента Ханаева принимаю его обязанности по руководству операцией на себя...

Капитан Мухин проигнорировал удостоверение, скандальным тоном ответил:

– Очередной начальник? Сразу предупреждаю, бойцов гробить не позволю. Ваш мальчишка перед отправкой в госпиталь сказал, что есть какие-то сомы, вот их под пули и посылайте!

Все молчали, ожидая реакции Каиркенова. А тот не спешил, перебирая в уме варианты действий. Формально если, то дерзость командира заставы заслуживала наказания вплоть до трибунала. Но Антон, встреченный на половине пути в Белоцарский госпиталь, себя в попытке взятия ходока не обелял, а командиру пограничников воздал должное. Особо подчеркнул, как тот возражал против ночной операции.

И ведь прав оказался Мухин – авантюра не увенчалась успехом, а бойцы его погибли! Это оправдывало нервозность капитана. К тому же Ильгиз Кадырович отслужил в боевых частях и отнюдь не кашеваром, так что знал, как больно терять соратников в нелепом бою. Поэтому мудрый хромец от "наезда" воздержался, субординацию же восстановил косвенным образом:

– Дмитрий Сергеевич, сом – это аббревиатура: силовое обеспечение мероприятий. Бойцы капитана Газаева. Если вы не в состоянии передвигаться сами – дайте толкового бойца, который хорошо знает место. А?

– Покажете, где он засел, и всё, – добавил усатый горец. – Дальше мы сами.

Воронов, пыхтя и отдуваясь, ворвался в круг. Чистый мундир, сияющие хромовые сапоги, гладкие розовые щёки и аромат хорошего мужского парфюма выгодно отличали штабного майора от помятого Мухина. Бойко вскинув ладонь к фуражке, Воронов представился новоприбывшим, красиво закончив фразу:

– ... от штаба полка для оказания содействия уполномоченным лицам Особой экспедиции! Приказывайте!

Капитан Газаев хмыкнул в усы. Каиркенов выразил недоумение вопросом:

– Простите, а зачем, когда мы всё решили с Дмитрием Сергеевичем?

– Идёмте, – игнорируя майора, Мухин расправил закатанный рукав, надел фуражку.

– Вот и хорошо, – обрадовался Каиркенов, – на месте и обсудим, что делать, – но его прервал звонкий голос:

– Минутку! Ишь, теплая мужская компания, всё бы вам воевать. Капитан Мухин? Соберите мне тех, кто видел предмет...

Забытая всеми спутница протиснулась к пограничнику. Тот мельком окинул девицу взглядом, оценил соразмерность лица, яркие полные губы, нежную кожу щёк и выразительные глаза, опущённые густыми, загнутыми вверх ресницами. Девушка была чудо как хороша, особенно, в приталенной кожаной куртке, просторных хромовых брюках и полусапожках на среднем каблуке. Но ее появление на поле боя, где уместны кровь, бинты и убийственное оружие – разозлило Мухина: "Только бабья мне не хватало..." – поэтому он высказался резко:

– Девушка, здесь опасно, ходок стреляет, гранаты бросает. Вернитесь на заставу и ждите, пока мы его возьмём...

На красивом личике возникло выражение презрительного высокомерия, словно принцесса увидела вонючего свинопаса, а голос обдал холодом:

– Вы кто такой, чтобы мне указывать?

– Тот, кто имеет право. Выдворить силой? Это можно.

Голос и выражение лица капитана, наверное, напугали девушку. Её рука метнулась под расстёгнутую куртку, где намётанный глаз Мухина заметил оперативную кобуру и рукоять пистолета.

Побег

Староста ляпнул, не задумываясь:

– Император. Александр четвёртый, – и продолжил хохотать над примитивным анекдотом, как дебил, которому показали пальчик.

"Да что за дела? Дурдом на волю выпустили? – возмутился аспирант, но тотчас одёрнул себя. – Стоп, Рослов! А не дурак ли ты сам?"

Руслан слышал раньше, что шизики никогда не признают себя сумасшедшими. И внутренне соглашался, что так и должно быть, не зря ведь Шопенгауэр зло пошутил, мол, человек считает умным одного себя, а идиотами – всех остальных. Но сейчас аспиранту стало не до философии. Он вдруг ощутил несоответствие окружающего мира своему представлению о нём:

"Как это, шоссе современное, а газета и вывески с царскими ещё буквами? Машины необычные, только не раритеты, а новёхонькие? И президент России зовётся императором Александром четвёртым. Не понимаю!"

Из осторожности Руслан решил не показывать спутникам виду, что изумлен. Он дождался конца очередного анекдота, обратился к водителю:

– Сидор, а твой Руссобалт неплохо бежит! Он какого года?

– Двухлетка! Я ещё не гоню, а то бы как этот, – водитель кивнул в сторону седана, идущего на обгон, – только так всех делал! Дорожная полиция лютует, ограничения по скорости для грузовиков сделала.

Он включил правый поворотник и остановился за длинным автобусом, который высаживал пассажиров. Почти тут же из щедро остеклённого здания автовокзала вышел, слегка прихрамывая, немолодой, сухощавый мужчина. Староста потеснил Руслана:

– Двинься, он подсядет.

Широкой скамьи грузовика хватило и новому спутнику, который представился Филипповым. Он выглядел бывшим военным. Фамилию эту Руслан уже слышал, разговор со старостой вспомнился сразу: "... унтер тебе поможет". Но то, что на поясе у соседа висела кобура с пистолетом, а взгляд оказался пристальным, словно у вахтёра на проходной, аспиранта встревожило. Крепко пожав руку парня, Филиппов задал странный для первого знакомства вопрос:

– Вы, сударь, в столице давно бывали?

– Года два назад, на симпозиум летал, – коротко, стараясь не ляпнуть лишнего, ответил Руслан. – А что?

– Ну и как вам, понравилась?

– Да так, – неопределённо пожал плечами аспирант, – Москва всегда Москва. Толкотня, дороговизна.

– Это да, – согласился Филиппов и переглянулся с Тимофеем Кондратьевичем, – толкотни в Москве много. Так вы заблудились, значит, – сменил он тему разговора. – И документы, поди, в тайге потеряли? Бывает, бывает... Как приедем, я вас, сударь, сопровожу. Есть у нас служба, которая людям в таких случаях помогает.

Руслан кивнул, не задумываясь – ему было не до этого. Когда машина тронулась, он смотрел вперёд, на трассу, которая шла вдоль реки, не повторяя её прихотливые изгибы, а плавно используя ширину долины от берега до лесистых гор. Железная дорога, по которой тащился длинный состав, отражая солнце окнами пассажирских вагонов, сразу показалась аспиранту старинной, но вот чем, он понял только сейчас. Вагоны тащил не тепловоз и не электровоз, а самый настоящий паровоз, из трубы которого валил дым, а понизу белой струёй выбрасывался пар.

Шоссе повернуло, и перед глазами возникла перспектива тайги до горизонта, над которой висел аэростат или цеппелин – Руслан видел такие на древних фото. Вкупе с паровозом и отсутствием электричества летательный аппарат окончательно убедил аспиранта и доказал инаковость дремучего, безнадёжно отсталого мира.

Страх. Он обрушился лавиной, заставил похолодеть и замереть.

Руслан не знал, что делать, как поступить. Водитель, безудержно моловший анекдоты всю дорогу, почему-то заткнулся. Молчание выглядело зловещим, а переглядывание старосты с унтером – подозрительным. Руслан лихорадочно соображал, где и что ляпнул не в тему, и нашёл:

"Столица! Ой, ё! До революции же Петербург был! Вот я накосячил... Сам себя сдал!"

Сердце заколотилось, едва не выскакивая из груди – настолько страшные перспективы нарисовало воображение. Царская Россия даже в приличных фильмах, вроде "Статского советника" или "Сибирского цирюльника" – представала страной жестокой, где жандармы, полицейские и обыватели дружно травили и преследовали инакомыслящих. Разве будет тупой унтер Филиппов слушать какого-то приблудного попаданца? Да со слов не менее тупого старосты он его уже чуть не к шпионам причислил! Тюрьма, каторга, рудники ждали Руслана Рослова!

Решение пришло мгновенно:

"Удрать!"

Он застонал, зажал рот руками, делая вид, что его затошнило. Попутчики поверили. Сидор резко затормозил, вывернув на обочину, староста и унтер вышли. Отойдя к заднему колесу, аспирант продолжил изображать страдальца, даже сунул два пальца в рот, но организм не желал отдавать съеденное. Спутники деликатно отвернулись. Улучив момент, Руслан перепрыгнул ограждение и сбежал по откосу.

– Эй, куда?!

Крик подстегнул. Аспирант мчался в сторону леса без оглядки, спеша преодолеть жалкий десяток метров быстрее, чем унтер-офицер Филиппов начнет стрелять ему в спину.

На долгий бег сил не хватало, но аспирант всё-таки гнал себя до железнодорожной насыпи. С неё он увидел, что погони нет, а грузовик с надписью «Мобилавка» уже влился в общий автомобильный поток. Спускаться с насыпи Руслан не стал – так идти было быстрее, чем по густой траве. Сбиваясь с ноги из-за коротких промежутков между шпалами, он поспешил вперёд, размышляя, как правильнее распорядиться свободой.

– Надо стать незаметным. Староста говорил про джинсы, значит, край как нужны другие штаны. Вопрос, где взять?

Ответ напросился, но удовольствия не доставил: "Украсть". Стать вором аспирант никогда не мечтал, хотя поведение безбашенных отморозков или крутых парней из "Бумера" там, из "Бригады" – в юные годы на себя примерял. Однако сегодня жизнь ему выбора не оставила. Поэтому, дошагав к полустанку и разглядев сверху развешанное у дома бельё, он спустился, присмотрел вполне приличные брюки, украдкой сдёрнул с верёвки. Не услышав гневного крика, осмелел, прихватил рубашку с отложным воротником.

Торопливо отмахав не меньше километра, Руслан спустился с насыпи, переоделся в кустарнике. Брюки оказались чуть великоваты, зато свободный напуск прикрыл кроссовки, которые тоже могли выдать попаданца внимательному взору. Рубаха, напротив, обтянула так, что стоило чуть посильнее свести плечи, и лопнула бы. Однако капризничать аспирант не стал – главное, его внешний вид разительно преобразился. Сразу и тревога ушла, почти вся, отчего думы о реалиях этого мира вышли на первый план. Руслан даже залюбовался толстой сигарой дирижабля, которая степенно проплыла над головой. Зрелище, действительно, впечатляло.

Раздумывая над ближайшим будущим и своими перспективами, он добрался к следующему полустанку, порядком намотав ноги и пропустив пять или шесть поездов в разных направлениях. Это напрягало – шастать с насыпи вверх-вниз. Поэтому пассажирскую платформу аспирант встретил с радостью. Деревянные скамейки в тесном зальчике вокзала, бесплатный поильный автомат незнакомой, но понятной конструкции, к тому же, с запасом картонных стаканов – обеспечили комфортное ожидание.

Свежий ветерок насквозь продувал небольшое кирпичное здание через распахнутую дверь и открытое окно. Пение птиц из густого подлеска, отдалённый собачий перебрех подействовали на аспиранта умиротворяющее. Он даже немного подремал, вскидываясь лишь на шум пролетающих на скорости товарняков. Примерно через полчаса дежурный, он же кассир, мужик средних лет, сидевший в застеклённом кабинете, вышел в зал ожидания, заботливо предупредил Руслана и одинокую старушку:

– Идёт пригородный до Ойрот-Туры. Бабуль, это твой. Сударь, если у вас сезонный, то пройдите в голову состава. С первого по пятый.

Аспирант кивнул, застигнутый врасплох. Он намеревался поступить по ситуации, в крайнем случае, занять гармошку последнего вагона – приём, освоенный благодаря военной кафедре университета. Во время лагерных сборов они так срывались в самоволку. Но под бдительным взором этого железнодорожника пришлось войти в вагон, как обилеченному пассажиру.

Не тот Алтай , не та Сибирь

По счастью, проводников пригородному поезду не полагалось, а контролеров Руслан заметил своевременно, когда на следующей станции те садились в крайние вагоны. И сразу сместился в средний. Хитрость удалась, на следующей остановке он успел перебежать в конец поезда.

Такие перемещения не мешали думать, и решение сформировалось окончательно. Надо отыскать умного человека, лучше всего – профессора физики, который поймёт ценность Руслана, как перспективного учёного: "Ну да, который сумеет отстоять от жандармов, от полиции, добьётся освобождения из тюрьмы. А как добраться до такого профессора? В университет, конечно... В какой только... Томск? Но я его плохо знаю... Нет, лучше Новосибирск!"

Вокзал Ойрот-Туры встретил Руслана муравьиной суетой пассажиров. Держа подмышкой сверток с джинсами и ковбойкой, аспирант отправился читать расписание. Громадная таблица на стене, подсвеченная снизу шеренгой неярких прожекторов, его озадачила. Кроме Томска, Омска и Красноярска там значились незнакомые города Новониколаевск и Щегловск. Беспересадочные вагоны до Москвы, Санкт-Петербурга, даже Хабаровска – он нашёл. Новосибирск отсутствовал.

Немножко странно выглядели иные пассажиры. На фоне обычной серости провинциалов среднего достатка, одна группа смотрелась канарейками среди воробьиной стаи. Галифе песочного цвета с подшитой между ног кожаной вставкой, контрастно-коричневой, оттенялись охрой или умброй пиджаков, разнообразно клетчатых. А круглые котелки с козырьком, и высокие лаковые сапоги – доводили отличие этой группки до крайности.

– Что за перцы? – вырвалось у Руслана невольное восклицание.

– Вот, Настенька, слышишь, как аттестует среднестатистический нормальный гражданин этих столичных ретроградов? – раздался сбоку бодрый голос. – Простите, молодой человек, что использовал ваше высказывание, но ведь мы не сговаривались, а мыслим почти одинаково. Ишь, прохиндеи, что удумали! Агитационное путешествие по России затеяли. Помните их лозунг? Конь всему голова! В пику техническому прогрессу.

Интеллигентный очкарик средних лет раскланялся с Русланом и снова обратился к симпатичной девушке, облачённой в умопомрачительного покроя наряд. На взгляд аспиранта такое платье вполне сгодилось бы для показа мод.

Белоснежная воздушная накидка создавала иллюзию ангельских крылышек – так она струилась от легчайших, неощутимых движений воздуха. А юбка, слегка прикрывающая колени, подчёркивала талию и собирала под широкий пояс крупные складки блузы персикового цвета. Та, в свою очередь, оттеняла роскошные белокурые локоны красавицы, больше всего подошедшие бы ангелу – Руслан давно забыл автора старинной картины, но впечатление, оставленное образом, помнил.

Девушка, которой прекрасно подходило имя Настенька, улыбнулась аспиранту. Тот рефлекторно кивнул и расплылся в улыбке, хотя и помнил, как неказисто выглядит в оксфордской щетине. Ну, не шла она ему, в отличие от гламурно-брутальных мачо из телереклам! Но такой красотке Руслан просто не мог не ответить. Тем временем очкарик отпустил спутницу в свободное плавание по залу ожидания:

– Погуляй пока у киосков, купи пару безделушек. Я быстро, только спрошу, и поедем вместе...

– Нет, милый, некогда!

Настенька-ангел чмокнула его в щёку и пошла к выходу походкой женщины, уверенной в своей неотразимости. Очкарик покачал головой и даже неодобрительно стукнул тростью по кафельному полу. Скривил губы в гримасе разочарования, приложил согнутый указательный палец к подбородку и несколько раз его погладил, вероятно, погрузившись в задумчивость.

Его по-мужски привлекательное лицо, если использовать саркастический оборот из анекдота, и без того было непоправимо изуродовано интеллектом. А в задумчивом состоянии мужчина выглядел даже утончённо, словно аристократ. Ну, это уже на взгляд Руслана, который дворян встречал только на экране. Но вряд ли селянин от сохи или рабочий от станка сумел бы с достоинством носить такую элегантную одежду. Весьма непростую: серый костюм-тройку из тонкого сукна очень уместно украшал или оживлял серебристо-серый галстук или, скорее, шейный платок, затейливо повязанный и заколотый серебряной булавкой.

Наверное, именно особенная, свойственная интеллигентному человеку, одежда и подтолкнула Руслана на прямой контакт. Воспользовавшись шапочным, но знакомством, он спросил элегантного очкарика:

– Справочное бюро, не подскажете, где?

– Вон, будочка, – любезно указав направление тростью, мужчина озаботил аспиранта встречной просьбой, – займите и на меня очередь. За вами буду.

За справкой пришлось постоять, хотя миловидная дама старалась всем отвечать кратко и полно. Но народ тупил, переспрашивал раз по пять одно и тоже, так что Руслан истомился в ожидании. Он проверил бумажник, сразу отмёл идею расплачиваться "деревянными", а вот валюту пересчитал. С неё и начал:

– Девушка, где ближайший обменник?

– Простите, – та удивлённо подняла брови, – как вы сказали?

– Обменный пункт, – повторил аспирант. – Валюту поменять на рубли. Доллары.

– Долари, – повторила дама явно незнакомое ей слово. – Ой, даже не знаю... Может, талеры? Наверное, в банке. У вас всё?

– Нет. До Новосибирска какой поезд идёт?

– Простите, это где?

– Да вы что, – раздражением крикнул он в окошко, – не слышите по названию что в Сибири?!

Выслушав отрицательный ответ, Руслан отошёл в сторону, прислонился лбом к стене, чувствуя себя совершенно раздавленным. Он вдруг из зрелого самостоятельного мужчины стал мальчиком, которого мама впервые оставила в детском саду, где верховодят чужие тетеньки, которым он безразличен, где везде, куда ни ткнись, незнакомые дети, которые не хотят делиться игрушками... Жалость к себе нахлынула, накрыла аспиранта, выдавила слёзы и рыдание:

– Да что же творится! Почему такая непруха?

Чья-то рука тронула за плечо:

– Сударь, вам нехорошо? Возьмите.

Рослов смахнул слёзы. Тот самый интеллигентный очкарик средних лет, который только что стоял за ним в очереди, протягивал аккуратно сложенный платок. Неподдельное участие оказалось настолько кстати, что аспирант не выдержал и, хлюпая носом, признался:

– Да, плохо. Хуже некуда. Просто катастрофа. Полный трындец...

– Может, врача?

– Нет. Я попал... хер знает как и куда...

– Хер? Простите, – удивился собеседник и потянул Руслана за собой. – Вы привлекаете внимание, надо бы где-то уединиться!

Однако рослый мужчина в форменной одежде с погончиками, аксельбантом, жёлтыми пуговицами, металлической планкой на нагрудном кармане с именем и фамилией уже остановился рядом и требовательно спросил:

– Господа, что случилось?

И снова штурм?

Мухин готов был рассмеяться, настолько нелепым показалось ему попытка девушки напугать его, боевого офицера. Когда вокруг взвод пограничников? Да ещё в присутствии бойцов Особой Экспедиции? Капитан едва не воскликнул: «Детский сад, ей богу», но красотка повела себя умнее, чем выглядела. Она выхватила не пистолет, отнюдь, а удостоверение:

– Грамотный? – и дополнила, как в лицо плюнула. – Читай!

Капитан уже сообразил, что для репортёра – а вездесущих проныр, обнаглевших после Указа о свободе информации, в Империи расплодилось немеряно – девица экипирована слишком скудно. В её наплечной сумочке не уместился бы даже компактный фотографический аппарат. Да "особисты" никого бы и не взяли с собой, кроме представителя Ордена.

Так оно и оказалось. В удостоверении значилось, что предъявитель сего – инспектор Баторина. Орденка дёрнулась убрать документ в карман, но не тут-то было! Мухин решил доиграть роль дуболома, поймал её тонкое запястье, удержал:

– Минутку.

Выгадывая секунды для принятия решения, капитан нарочито долго вглядывался в цветное фото, где Баторина Магдалина выглядела ещё красивее, нежели сейчас. Это порождало в пограничнике противоречивые желания. С одной стороны – очень хотелось уступить, чтобы использовать ситуацию, познакомиться поближе, с приятными последствиями всякими там...

С другой стороны – бабьё, оно всегда бабьё! Не зря ведь флотская поговорка родилась про бабу на корабле? И вообще, на кой чёрт ему здесь, сейчас, когда надо сосредоточиться на взятии ходока – проблемная барышня с немереными претензиями? Лишних забот Мухину и не хватало! Да чего стоит один вопрос с обустройством для неё отхожего – не к обеду будь сказано – места? Это ведь в мужской компании пожурчать сообща можно. Портки расстегнул, струю на дерево направил, и вся недолга. А девице надо деликатным манером отойти в сторонку, заголиться, присесть...

"Тьфу! – мысленно сплюнул капитан, представляя, как его бойцы непременно углядят в редколесье округлую розовую попку и отвлекутся от задания, что чревато. – Принесла нелёгкая... Нет, надо отшить! "

С представителями Ордена пограничникам пришлось встречаться дважды, когда те проходили через Эрзинскую заставу. Но то спокойные мужчины, которые не суетились, всего лишь просили проводить до перевала и не обращать внимания, кто с той стороны их встречал. Они даже не назывались, предпочитая безличное обращение "брат". Поэтому сравнение с настоящими орденцами девица Баторина проиграла полностью.

Капитан отпустил её руку с удостоверением. Он определился с линией поведения, поэтому выбрал безличную манеру общения, чтобы не навеличивать, пусть симпатичную, но стерву:

– Барышня, хоть вы право имеете находиться здесь, но инспектировать лучше в безопасном месте. Пройдите в штабную палатку, я закончу насущные дела и...

Стерва не преминула выказать строптивость:

– Обращайтесь ко мне вежливо и называйте сестрой Магдаленой, это первое. Второе, не смейте указывать инспектору Ордена, что и где делать. Третье, полнота власти, насколько мне известно, перешла к господину Каиркенову. Ильгиз Кадырович, извольте приказать капитану.

Хромец среагировал мгновенно:

– Ой, простите, сестра, совсем забыл о вашей просьбе. А подождать вы не можете? Ну что же, придётся исполнять! Дмитрий Сергеевич, кто из ваших бойцов видел предмет, упомянутый в донесении? Пригласите всех, пожалуйста.

– Такой один. Суров, отправь Хурхэнову смену, – распорядился капитан, а потом с неудовольствием добавил в спину унтеру, который направился исполнять приказание. – Пусть ответит сестре Магдалене.

Затем оба капитана и Каиркенов отправились к пещере. Майор Воронов, которым пренебрегли "особисты", остался возле инспектора Ордена, что-то темпераментно рассказывая, взмахивая ручками и показывая в сторону вершины, где на фоне неба вырисовывалась тройка бойцов, наблюдающих за пещерой.

Ползком преодолев опасную зону, особисты долго разглядывали вход в пещеру, подходы и труп лошади, вонь от которого шла как раз в их сторону. После рекогносцировки капитан Газаев надолго задумался. Мухин тоже молчал, угрюмо глядел на вход в пещеру, катая желваки на скулах.

Затих и Каиркенов, баюкая заболевшую от ходьбы по камням ногу и посматривая то в сторону, где засел ходок, то на офицеров. Конечно, Ильгиз Кадырович не придумывал вариант атаки, на то есть два профессионала, но мысли куда денешь? А поразмышлять есть над чем, ведь долгая осада – не решение проблемы.

Желательно бы взять ходока живьём.

Но до пещеры – ровная поверхность без укрытий, да ещё и сужение на манер рыболовной ловушки, как там она называется, верша или вентерь? Сам вход в пещеру, по сути, узкое горло, вдвоём тесно. К тому же, по аттестации Мухина, стреляет вражина мощно – щит мортиры в трех местах издырявил! Значит, даже армаферритовые кирасы не устоят. И толку-то, что боец Газаева умеет "качать маятник", если в узости входа хоть одна пуля, да зацепит атакующего "сома"?

Значит, прямая атака невозможна.

Заваливать трупами, пока пули с гранатами не кончатся – безумие.

Врасплох захватить?

Пробовали. Не удалось. То ли ходок вовсе не спит, то ли мгновенно просыпается. Якобы, ночью он прекрасно видит или чует лучше кошки. Вроде, такое невозможно, но как не верить командиру заставы?

Остается одно – убить ходока. Застрелить не получится, значит, взорвать. Вопрос, как, если он укрыт толщей скалы? Артиллеристы свой единственный снаряд отправили-таки в пещеру, а толку – ноль. По словам пограничников, прежде пещеру никто из них глубоко не осматривал, так что гадай, где там ходок может укрываться от взрывов?

Можно притащить ещё две-три пушки и пару пулемётов, поливать вход свинцовым дождём, чтобы ходок голову поднять не смел, и целый день засыпать пещеру снарядами. Можно. Но потом всё равно надо идти внутрь – искать труп ходока. А если тот уцелеет, то на входе всех положит, как при обычной атаке. Фугас взорвать перед входом? А смысл? Потом месяц разбирать завал, чтобы найти труп ходока... Нет, не дело!

Отравить? Плевать, что Конвенция запрещает химическое оружие, тут не война, и победителей не судят. Перед входом прострелить баллон хлора – газ тяжёлый, сам затечет в пещеру, и прощай, ходок... Но вдруг ветер переменится? Своих потравишь. Нет. Значит, единственный надёжный вариант – это забросать пещеру газовыми гранатами.

Была неудачная попытка, ну так что? На то и профессионалы "сомы", чтобы сделать дело лучше пограничников. И когда ходок зайдётся в кашле и зальётся слезами – войти туда в противогазах. Нет. Он будет стрелять на слух.

"... получается, бойцов всё равно не уберечь, – замкнул Каиркенов цепочку размышлений и подытожил. – Скверный расклад. Остается одно, травить ходока насмерть..." Оказалось, произнёс он это вслух.