Текст книги "Империум. Туман с Альбиона(СИ)"

Автор книги: Владимир Петров-Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Петров-Одинец Владимир Андреевич
Империум. Туман с Альбиона

Туман с Альбиона

Неудачная з ас ада

Жеребец оступился и так резко дёрнулся, ловя равновесие, что капитан Мухин почти свалился наземь. От позорного падения его спасло не менее позорное хватание за луку седла. Это мгновенно взбодрило и заставило прошипеть сквозь зубы ругательство – из тех, что вырываются помимо воли.

"Как баба вы, Дмитрий Сергеевич, верхами держитесь, – зло подумал он про себя, ловя ногой потерянное стремя – слава богу, темно, никто из бойцов не видел!"

Своим реноме командир заставы очень дорожил, поэтому, как обычно, возглавлял кавалькаду. Взвод двигался следом, создавая рокот перестуком копыт. Безлунная ночь и сплошной туман – конечно, скверно, что всадники дорогу не видят. Но кони по знакомой тропе шли вполне уверенно, не спотыкаясь. Кроме капитанова Вихря. Однако, винить жеребца – дело последнее. Вместо этого Дмитрий Сергеевич легонько похлопал по тёплой шерстистой шее: "Осыпь, дружок, понимаю, камень подвернулся..." – и выбросил пустяковое происшествие из головы.

Впереди, на грани слышимости, охнул боец из головного дозора, потом выругался. Более низкий голос – там же, впереди – негромко, но командно рыкнул, и наступила тишина.

– Стой! – обернувшись, скомандовал Мухин.

Приказ, повторяясь, улетел назад – взвод остановился. Перестук копыт по камням почти прекратился. Рядом появился унтер-офицер Егор Суров, спросил, в чём дело. Вслушиваясь, он вместе с капитаном пытался рассмотреть хоть что-то во тьме, которая всегда предшествует рассветным сумеркам. К тому же низкая облачность или высокий туман – хоть как называй, сущность одна – заполнял тайгу промозглой и непроглядной сыростью.

Выждав минуту, капитан двинулся вперёд. Что случилось с дозорным, осталось непонятным, но раз тревогу не подняли, значит, ничего важного. И всё равно Мухин напрягал зрение, пытаясь рассмотреть тропу. Это и спасло его. Толстая ветвь, покрытая чешуйчатой коричневой корой с обломками мелких сучочков, способных выколоть глаз – вдруг проявилась перед лицом. Именно вдруг!

Пригибаться? Поздно!

Уклоняться? Тоже поздно, не успеешь – порвёт щёку!

Капитан едва успел откинуться назад, почти лечь на круп жеребца. И понял, почему охнул дозорный – напоролся на эту преграду, бедолага. Чтобы сберечь других бойцов, Мухин обернулся к унтеру, который следовал за ним:

– Суров, тут ветка на уровне лица. Передай назад, чтобы брали левее.

Когда взвод поднялся на перевал, видимость ухудшилась окончательно – мир окутало такой белесой мутью, что руки не видно. Капитан в сердцах выругался:

– Проклятая облачность!

– Вашбродь, – глухо прозвучало сбоку, – здравия желаю!

– Хурхэнов, ты?

– Так точно! – отозвался бурят из ватно-серой мглы. – Дальше идти не надо, там он стреляет, – и знакомое лицо проявилось на уровне капитанова колена.

– Суров, ко мне, – позвал Мухин унтер-офицера, – всем спешиться, лошадей в безопасное место, одно отделение к засаде, остальным заниматься лагерем, – и обратился к бойцу, который более отчетливо проступил сквозь туман. – Хурхэнов, доложи обстановку. Почему раненые, как? Подставились сдуру, небось! Что значит, издалека подстрелил? А ты где был со своей дальнобойной? Ладно, потом в деталях расскажешь... Он не уйдёт по туману? Уверен? Тогда – к засадникам.

Бурят двинулся вперёд по невидимой тропе, ведя за собой жеребца. Капитан размышлял о стычке с контрабандистами и задавал уточняющие вопросы. Понять ситуацию, чтобы поставить взводу верную задачу – было делом безотлагательным.

Мухин принял заставу не так давно, всего-то год с небольшим, но реалии пограничной жизни усвоил крепко. И никаких иллюзий по части лёгкой службы не питал. Задачу охраны границы капитан решал, надеясь только на себя, потому что агентурную работу с кочевниками вести – как воду решетом носить. Сегодня поишь его водкой, в друзья набиваешься, подарки делаешь, сулишь другие на будущее, а завтра тот свернул юрту и был таков. Вот и верь сведениям тувинца!

Поэтому пограничники заставы не мудрствовали лукаво, а перекрывали главные тропы своей части Урянхайского края для досмотра всех и каждого. На высотах ставили долговременные наблюдательные пункты, в укромных местах – устраивали засады. Как эту. Из доклада Хурхэнова следовало, что дозор мух ртом не ловил, если издалека заметил караван:

– ...трое верховых, ведут пять вьючных лошадей. Не охотники, раз столько вьюков. Без баб и детей – не кочевники. Значит, с товаром. Таких брать сразу нужно. Вот мы и выскочили, окружили, обезоружили...

Капитан одобрил поведение бойцов. Численное преимущество, внезапность – всё было на их стороне. Сначала. Два тувинца и русский – что могли сделать втроём, увидев пять нацеленных стволов? Только сдаться. Контрабандисты и сложили винтовки. Именно тогда пограничники расслабились, утратили бдительность. Кто же мог ожидать, что русский окажется опытным волчарой, улучит момент и в стремительной рукопашной схватке уделает всех засадников?

– Да, опростоволосились вы, вояки... – с горечью признал недочёт подчинённых Мухин. – Хоть одного бы в секрете оставили. Хурхэнов, ты же снайпер, первым же выстрелом его и обезвредил бы. В плечо, если мало – во второе, а боец из раненого, что из дерьма пуля. Эх...

– Виноват, вашбродь, не додумали! Я успел выстрелить. Потом, когда он спешился. Но попал в лошадь. Она там и сдохла, у пещеры, – оправдался Хурхэнов, прислоняясь к высокой глыбе. – Дальше только ползком, а то подстрелит. Он и в темноте видит, а уже светлеет. Вон, пещера, между скал.

– Да ладно, видит! Скажешь тоже...

Облако ушло, оставив после себя сырость и мизер света – невооружённый глаз улавливал лишь контуры скал и разную плотность темноты в складках горы. Но для оптики – уже достаточно. Капитан выполз чуток, умостился между камней и стал в бинокль изучать подходы. Хурхэнов был прав – уйти оттуда незамеченным не получилось бы у самого ловкого человека. Отвесные скалы справа и слева, козырёк и отрицательный уклон. Не то что зацепки для рук – даже для копыт архара, прирождённого скалолаза, и то не видно опоры.

В темной продолговатой дыре вспыхнул огонёк. Камень вздрогнул от удара, в щёку Мухина хлестнула каменная крошка. Отрикошетившая пуля с воем ушла вверх. Бурят с опозданием рванул командира за плечо, но тот и сам, рефлекторно, спрятал голову.

– И верно, заметил меня. Но как? – поразился капитан, осторожно промокая посечённую щёку платком и рассматривая пятнышки крови.

– Нечистый, однако. Или сын барса?

Капитан надел фуражку на ствол винтовки бурята, выдвинул в просвет между камнями, точно на то место, где только что была его голова. И замер в ожидании. Так прошло несколько минут. Со стороны тропы послышались шаги и негромкий голос Сурова:

– Ваше благородие, отделение прибыло.

– Смени людей в секретах, – распорядился Мухин, строго подчеркнув, – и следи, чтобы на открытое место не выходили! Ходок отменно видит. И отличает людей от обманок, впустую не стреляет, – констатировал он, опуская винтовку с надетой на неё фуражкой.

Собственно, по докладу капитан сразу заподозрил, кого прихватила засада. "Ходоки" – явление нередкое, про них все наслышаны. Только вот откуда такая нечисть появляются, даже церковь не знает. Судя по проповеди полкового священника, всё же, сатана плодит ходоков, раз оружие их нелюдское, огнестрелы, серой воняет?

Правда то, нет ли, Мухин не заморачивался. Его задача – схватить или убить ходока, дальше будет разбираться Орден. Но как выкурить глазастого стрелка из пещеры? Если ни сверху подхода, ни сбоку, а по открытому месту не подкрадёшься, так, может, уговорить?

– Эй, в пещере! К вам обращается командир заставы Мухин, – сложив ладони рупором, прокричал капитан. – Вы окружены и блокированы. Предлагаю сдаться. Гарантирую жизнь! Учтите, при штурме дам приказ стрелять на поражение!

Голос, ослабленный расстоянием, хамовато ответил:

– Да ты что! Вот напугал, так напугал! Мухин, а ведь я тоже стрелять умею!

– Один, против взвода?

– Да хоть рота! Ты лучше меня выпусти, а то замучаешься своих хоронить!

Сделав вывод, что ходок умом и манерами не блещет, капитан от уговоров отказался, отполз вниз, где Хурхэнов что-то шепотком рассказывал Сурову. При виде командира оба пограничника смолкли, ожидая команды. Мухин махнул рукой, дескать, вольно, поёрзал, усаживаясь удобнее.

Унтер-офицер пересел, вынул кисет, набил трубку. Единственный курильщик на заставе, он всегда устраивался с подветренной стороны. Сделав первую затяжку, Суров выпустил дым, разогнал ладонью. Глядя, как белые клубы закручиваются вихорьками и растворяются, Мухин подумал:

"Может, выкурить ходока? Сбросить горящий хворост. Потом сырые ветки, хвою для дыма... Да, пошлю пару бойцов!"

Заря пробилась сквозь облачность, добавила света, выявила плоскую вершину скалы над пещерой. Из-за этого, что ли, воображение нарисовало радужную картинку: "Под прикрытием дыма подбежим, забросаем пещеру гранатами, – но опыт возразил. – А ну, он заляжет в углу, куда осколки не достанут? И выкосит моих, едва они внутрь войдут. Им со света ничего не видно, а сами будут как на ладони. Осколочно-фугасный снаряд бы туда... Если не зацепит, то оглушит, и бери тёпленького! А что? Прямой наводкой... Но волочь орудие сюда? Нет, справимся и так..."

Бурят сладко зевнул, прикрывая рот ладонью. Суров добродушно хохотнул:

– Что, не выспался?

– Ага. С прошлой ночи.

Капитан встрепенулся, ловя себя на том, что упустил очевидную вещь:

"Ходок там один! И тоже спать хочет! Значит, надо тревожить его, чтобы ни минуты спокойной, а как утомится, тут мы его и возьмём!"

– Хурхэнов, найди позицию подальше, чтобы ходок тебя не достал, и стреляй по входу в пещеру. Не реже чем раз в пять минут. Тревожащий обстрел, понял? Будет отвечать – бей по вспышкам. Суров, пришли ему кого потолковее на смену.

Мухин вскочил, направился вниз, к уже готовому лагерю, где в палатках отдыхали уставшие за ночной переход бойцы, а на костре готовился завтрак. Согреваясь у веселого пламени, капитан написал обширное донесение командованию. Факты, говорящие о ходоке, подчеркнул, как положено – такие события автоматически попадали в сферу интересов Собственной Е.И.В. Канцелярии. Вот пусть штаб полка им и сообщит!

Снайперская винтовка Хурхэнова била методично, заявляя о себе характерным, чуть протяжным звуком. Пока командир заставы составлял донесение и писал приказ, у ходока сдали нервы – он несколько раз откликнулся на выстрелы бурята короткими очередями, сдвоенными и строенными. Чувствуя, насколько самому хочется смежить веки, прикорнуть у костра, командир заставы позлорадствовал в адрес ходока:

– А побудь без сна! Солнце встанет, второй раз предложу сдаться. Нет? Тогда, извини. Коли враг не сдаётся, его уничтожают.

Класть пограничников в немедленном штурме пещеры капитан не собирался. Ходок никуда не уйдёт, а бойцам надо отдохнуть. Операция с засадой переросла в осаду долговременной огневой точки – значит, надо, как сказано в Наставлении, атаковать, подавляя массированным огнём, чтобы победить малой кровью. Его этому учили. И он, капитан Мухин, это сделает!

Приют отшельника

Раскат грома разрушил безмятежность отдыха, как нога пляжного хулигана – песочный замок. Руслан подскочил, оглядывая только что чистое небо. Легкий, едва ощутимый ветерок, сдувавший с тела избыточное тепло – сменился резкими порывами. Ощутимо похолодало, солнце скрылось за тёмной тучей.

– Чёрт! Позагорал, называется!

Он в два глотка опустошил бутылку, уже без удовольствия, но не бросать же пиво? Блаженство ничегонеделанья решительно отменялось грозой, которая завесила мутной пеленой дождя склон горы и стремительно приближалась. Пришлось подхватить матрас с подушкой и бежать во ведь дух. Первые капли зашумели по траве, редко, но полновесно шлёпая – особенно неприятно, когда по голове – и Руслана.

Он успел захлопнуть дверь, когда стена воды рухнула – другого слова не найдёшь – на крышу домика. Под гул ливня, который перекрыл все звуки, аспирант прошёл из сеней в большую комнату, щёлкнул выключателем. И выругался:

– Чёрт, – когда лампочка под потолком не вспыхнула, – что значит привычка. Знаю, что света нет, а рука сама тянется включить. Ничего, завтра к вечеру будет!

Это была чистейшая правда. Руслан Рослов, младший научный сотрудник кафедры электрометаллургии, сюда прибыл, чтобы электрифицировать охотничий дом, где над входом красовалась резная вывеска "приют отшельника". Ещё утром он завтракал в родном Новосибирске. А час назад, проводив вертолёт, устроился под алтайским солнышком, посасывая прихваченное с собой, заботливо увёрнутое в полотенце и ещё холодное пиво. Почему нет? Заказчику он убедительно доказал, что работы много, всякие там монтаж, наладка, настройка, прозвонка – канитель дня на четыре. Но потом нужен прогон под нагрузкой!

Короче, недельный отпуск Руслан себе обеспечил, хотя реально мог управиться и за день, даже без спешки. Но зачем, если клиент наукообразную аргументацию схавал, деньги уплатил, а докучливых надзирателей или просто свидетелей безделья в тайге гарантированно не будет? Только дурак станет хвататься за работу, когда можно позагорать! Поэтому Руслан первым делом выволок на травку матрас и блаженствовал под солнышком, охлаждаясь пивом. Естественно, ознакомиться с обителью, в которой ему предстояло жить – банально не успел.

Сейчас он оглядывался, соображая, где может находиться керосиновая лампа, а в голове его, аспирантской, мельтешили, прямо-таки, философские мысли. Про то, что цивилизация формирует привычки быстро, а держатся те – на редкость прочно. Горячую воду из крана, электрический свет, телефон, мороз в холодильнике, тот же унитаз, не к обеду будь сказано, и всё такое прочее – горожанин воспринимает как естественные и обязательные удобства. И на тебе, избалованный комфортом чел, получи дом в тайге, за сотню километров от цивилизации! Огреби разрыв шаблонов! Вода – в ручье, туалет – снаружи, с комарами в задницу, а еду будь любезен готовить на костре или на печи, предварительно собрав хворост в соседнем сосняке.

Свет нужен? Легко! Делов-то. Надо лишь сотворить простенький ритуал с керосиновой лампой: снять стекло, протереть изнутри от вчерашней копоти, вернуть на место, рычажком поднять, просунуть зажжённую спичку к фитилю, отпустить рычажок, отрегулировать фитиль, чтобы горел ярко, но без копоти...

– Фу-у-ух! Вот ты где, – пробормотал Руслан, вынимая из шкафа лампу и радуясь бульканью в резервуаре, – хоть заправлять не придётся.

Фитиль загорелся ровно, двугорбый язычок пламени рассеял сумрак в комнате. Под раскаты грома ливень молотил по крыше и в окна. Даже если он скоро кончится, позагорать уже не получится – земля просохнёт, хорошо, если к вечеру.

– Сидеть без дела? Тоска...

Руслан решил пока собрать и "прозвонить" цепь мини-ГЭС на предмет полной исправности:

"Заказ исполнять надо? Надо. Если всё нормально, останется турбину на место закрепить и кабель провесить. Так я его сейчас присоединю, на генератор же и намотаю... В сборке и покачу к ручью... считай, полдня на том сэкономлю".

Он вытащил из кладовой генератор, турбину, открыл ящик с инструментами и приборами. Привыкшие к такому труду руки сами находили болты, гайки, шайбы, а мысли витали вокруг этой охотничьей резиденции. Рослову казалось – он понимал владельца, денежного мужика, который лет пять назад создал "Приют отшельника".

Алтайская тайга, место, решительно оторванное от цивилизации: вертолётом – час, ногами – неделя. Идея проста – если уж сбегать от повседневной суеты, так сбегать! Без мобильников, без телефона, без тёщи, жены, любовницы и детей. Взлетел, приземлился, вертушку отпустил и – ты Робинзон. Даже Пятница в такой медвежий угол не попрётся.

Видимо, буржуин сильно уставал, если от людей прятался. Конечно, когда нервы ни к чёрту, лучше сбежать на пару-тройку дней в тишину. Рослов вспомнил, как при написании дисера умолял соседа-меломана не шуметь. Разговор закончился дракой.

– Да уж, хорошо, что административный арест до защиты отсидел, – он усмехнулся. – Менты, суки, нет, чтобы уголовников сажать! Ну да, со мной проще, я же без ножа, без ствола...

Мысли покрутились вокруг единственного за всю жизнь "срока" и вернулись к отдыху на дикой природе. Понятно, что сперва бизнесмену тут нравилось. Помнится, в школе учили, как физиолог Павлов доказал собакам пользу смены деятельности. На обезьян, видать, учёному денег не хватило, но спасибо, не на людях проверял. Хотя, спору нет, порыбачить, побраконьерствовать, просто побыть наедине с природой – разве плохо?

Но лопушок плохая замена туалетной бумаге, а местные комары так яростно голодны, что захотелось буржуину и в тайге благ цивилизации. Электричество нужно? Легко! Мини-ГЭС в ручей – и волшебная сила подаст в дом воду, обеспечит яркий свет, загонит мороз в холодильник и оживит телевизор со спутниковыми тарелками.

– Ага, и хозяин сюда больше не поедет, – криво усмехнувшись, вслух произнёс Рослов, затягивая ключом последний контакт на генераторе.

Шум ливня уменьшился. Или же молнии били часто и слишком близко, заглушая остальные звуки оглушительным треском. Скорее, второе, потому что сквозь окна то и дело врывался мертвенно-белый свет, как от мощной фотовспышки или клубного лазера, когда тот чиркает по глазам.

Руслану стало чуточку страшно. Экстремальные виды развлечений его не привлекали, а напротив, отталкивали ясной опасностью для жизни и здоровья. Поэтому в свои тридцать два года о силе природы он имел лишь теоретические представления. Как, собственно, большинство нормальных людей, кто всякие там горовосхождения, дрифт, клифдайвинг, дельтапланеризм или серфинг созерцать желает не воочию, а на экране, с дивана.

Гроза ушла, солнышко так славно плеснуло светом в окно, что неприятные мысли, навеянные буйством стихии, забылись. Легкий ветерок быстро подсушил луг, и хоть за хворостом в сосняк пришлось брести в сапогах, зато разогретая на сковородке говяжья тушёнка отлично пошла под очередную бутылку пива.

– Ну, господин аспирант, – шепнул себе Руслан, умащиваясь на прекрасной двуспальной кровати, – завтра халтурку закончим, а потом балду бить можно. Отдых от науки, плюс полштуки баксов, неслабо?

И крепко уснул.

Первый штурм

Подняв вестового, капитан Мухин вручил ему пакет с донесением. Тот козырнул, кинулся седлать коня. Кашевар доложил о готовности завтрака, наполнил котелок, подал с ломтём уже черствеющего хлеба. Не утерпев, капитан откусил горбушку, прожёвывая, попросил слить на руки, ополоснул лицо, сел на камушек, принялся за кашу.

Вестовой вспорхнул в седло.

Два отрывистых звука донеслись от пещеры – словно швейная машинка крутанулась. В конусе ели над головой капитана цвиркнул рикошет – в котелок посыпалась хвоя и маленькие веточки. Вестовой вскрикнул, выгнулся, но усидел, припал к гриве. Конь вынес его из сектора обстрела и умчал в распадок. Капитан Мухин прошипел ругательство, подозвал бойца весеннего призыва, совсем молодого калмыка:

– Бери лошадь, и – за ним! Если он плох, доставь сюда, если легко ранен, окажи помощь и сопроводи. Пакет – срочный! Понял?

– Так точно!

– Верхами пойдёшь там, а сейчас – бегом!

Калмык схватил повод, дернул лошадь за собой и припустил по склону что есть духу. Разогнав кобылку на рысь, он заскочил в седло и переливчато свистнул, отчего та рванула галопом. Выждав, когда этот курьер скроется за деревьями распадка, командир заставы отдал распоряжения Сурову, а сам ползком отправился к снайперу:

– Ну что, Хурхэнов? Видишь его?

– Вашбродь, – бурят на миг оторвался от прицела, – темень там.

– А по вспышкам!

– Бил. Только его Эрлен-Намун хранит, – на полном серьёзе предположил снайпер, делая пальцами козу против злого бога Нижнего мира.

И снова припал к длинноствольной винтовке. Та досталась буряту после победы на окружных стрельбах. Неслучайно – для доводки перспективных образцов оружейники желали получать отзывы от бойцов, которые реально вели бои, а участок границы в Эрзинском районе последние годы славился, как место чрезвычайно беспокойное.

Ожидая, пока верхолазы поднимут на вершину хворост и дадут отмашку о готовности, Мухин позволил себе отдохнуть. Поерзав спиной по скале, он нашёл более-менее удобное место, накрыл лицо фуражкой. Но даже так расслабиться не удалось. Кипела злость на Монголию.

После укрепления русско-китайской границы, когда просачивание нелегального опиума на Дальнем Востоке существенно затруднилось, контрабандисты, как тараканы, полезли искать другие щели. И зашастали в Урянхай!

– Чёртовы араты, – выругался Мухин, облегчая душу, – свои границы не охраняют, а мы отдуваться должны?

Подняв фуражку, он окинул взглядом окрестности. Тайга, горы, опять тайга, рассекаемая реками, редкие безлесные долины... Граница была условной линией, которая только на картах видна, а здесь, в первозданно диких местах – обозначению в натуре не поддавалась:

"Эх, стать бы на их границе с Китаем, по степи! Перепахать, колючку натянуть, и всё! Дел – на пару месяцев. А здесь? На вершинах и в ущельях, где чёрт ногу сломит? В тайге, где от верхового пожара бежать некуда?"

Летом тайга горела то там, то здесь. Специально её кто поджигал, молнии ли пакостили, но пожарные дирижабли дежурили в небе с мая по сентябрь. Вот и сегодня в одном месте почти вертикальным столбом поднимался дым, на высоте размазывался тонким слоем и уносился к северо-востоку. Два дирижабля таскали воду из реки в цилиндрических емкостях, которые висели на невидимых с расстояния тросах. Кто знает, сколько кубов входило в эти гигантские вёдра, но когда вода рушилась на горящую тайгу, дым резко светлел.

Подполз Суров, доложил:

– Верхолазы огонь развели. Тройка атакующих ждёт приказа. Пулемет уже под паром, бойцы на позициях к залповой стрельбе готовы, – и высказал опасение. – Боюсь, в своих бы не попали.

– Окстись! Типун тебе на язык, – осёк его Мухин, на что унтер только перекрестился.

Капитан подобрался к последнему валуну, от которого до пещеры бежать добрых полста саженей. Три самых проворных пограничника с гранатами стояли в готовности за соседним камнем. Убедившись, что котёл пулемёта раскочегарен – об этом говорил предохранительный клапан, стравливая время от времени белые струйки пара – Мухин сложил ладони рупором и прокричал:

– Эй, в пещере! Снова предлагаю сдаться! Гарантирую жизнь!

Никто не отозвался. На вершине скалы пламя уже пожирало несколько вязанок хвороста.

– Суров, отмашку скалолазам.

Бойцы увидели сигнал, жердями спихнули огневые снаряды. Красиво оставляя за собой длинное пламя, хворост кучно упал на козырек, выбросив искристый фейерверк. Оттуда ветки покатились вниз порознь, создав перед входом тлеющую линию, которая недолго почадила и схватилась дружным огнём.

Сырая добавка, щедро брошенная сверху, попала точно и сработала, как задумано – пригнетённое пламя смешалось с густым серым дымом, застилая видимость. За спиной капитана грянул первый залп. Пули улетели в тёмный проём пещеры, а некоторые оставили светлые выщербины на скале.

– Пулемёт!

Скорострел резво выкатился на открытое место. Лежа за броневым щитком, пулемётчики послали в черноту пещеры первую очередь, осеклись, дождались залпа стрелков, после них снова отстучали смертоносную дробь.

Так, чередуясь, взвод стегал по входу свинцовым дождём, прикрывая бег атакующей троицы, которая уже приготовила гранаты для бросков. Однако из дыма, застлавшего вход, по крутой дуге вылетел какой-то небольшой предмет, упал за спинами бегущих и взорвался. Другой ударил снизу в козырёк, отскочил и рванул перед ними.

Взрывные волны сбили всех троих, а наспех отброшенные бойцами гранаты бесполезно разметали догорающий хворост. Капитан оцепенело смотрел, как ещё три разрывных снаряда ходока – сомнений в том не осталось – с небывалой скоростью вылетели из пещеры. Одна из таких гранат взорвалась в воздухе, видимо, от попадания пули, но две – по всем законам баллистики, которые Мухин помнил по училищу, вот-вот должны были пасть на землю. В опасной близости от бойцов огневого прикрытия!

– Пулеметчики, назад! Укрыться за камня...

Команда запоздала. Сдвоенный взрыв опрокинул станок и пробил бак. Струя острого пара со свистом вырвалась, ошпарив оглушённых взрывом бойцов. Пренебрегая личной безопасностью, Мухин утащил одного за валун и позвал санитара, пока кто-то из пограничников выносил второго раненого. Следующая граната по очень отлогой дуге долетела до леса и взорвалась в кроне, никого не задев осколками. Наступила тишина, в которой стоны раненых били по нервам с особенной силой. Санитар закончил перевязку:

– Ракитин – тяжело, в грудь. Надо бы в госпиталь.

Атака захлебнулась – капитан осознал это лишь теперь. И подвёл итоги, молча, для себя: "Скверно. А трое истекают кровью там!" Чувство вины оказалось так велико, что Мухин сломил ближайшую ветку, содрал хвою и мелкие лапки, повязал на неё белый носовой платок. Уязвлённое самолюбие – как же? напрасно положил бойцов! – требовало совершить нечто искупительное, наказать себя. Но в голову ничего путного не приходило, а спрашивать совета – у кого? Он здесь старший, ему принимать решение.

Мешанина, даже не мыслей, а каких-то нелогичных обрывков – цитат из уставов, наставлений, собственных представлений о долге командира и чести офицера – подталкивала Дмитрия Сергеевича к быстрому принятию решения об участи лежавших возле пещеры раненых. Это было неотложным предприятием. Потому руки и сделали белый флаг. Оставалось назначить парламентёра.

И тут Мухин сделал глупость – направился к пещере. Суров кинулся вдогонку:

– Ваше благородие, куда? Зачем сами? Дайте мне! Убьёт ведь он вас! Как пить дать, убьёт, после атаки же, не остыл он... Вы ему хоть слово сперва скажите, пусть пообещает...

Дмитрий Сергеевич слышал разумные слова унтер-офицера, да и сам уже опомнился, сообразил: ходок сейчас поразит его, как ростовую мишень на стрельбище, с одного выстрела, и всё – взвод останется без командира. Но возвращаться? На глазах бойцов и ходока показать, что празднуешь труса? Это было бы ещё хуже.

И капитан Мухин продолжил идти.

Умирать ой как не хотелось! Страх перекрыл слюну, высушил рот, мешал дышать, но честь офицера послужила надёжной опорой – он распрямился, зашагал, как на параде, чтобы выглядеть достойно, когда ходок полоснёт очередью:

"Дурак, дурак, дурак! Что же ты делаешь, Мухин? А деваться некуда, бойцы смотрят в спину... Значит, надо идти... Распрямись, Мухин, ты воин!"

Но страх не отступал, не отставал, напротив – с каждым шагом всё сильнее давил на плечи, сильнее, чем штанга с рекордным толчковым весом. И так он действовал на Дмитрия Сергеевича, что метания его мыслей сравнить было можно с переполохом в курятнике при визите лисы или хорька:

"Цугцванг! Назад – позор. Вперёд – смерть. И она всё ближе. Господи, только бы сразу, чтобы не мучиться! Стреляй, ходок, чего тянешь? Ну же, не тяни!"

Расстояние до пещеры сокращалось с каждым шагом, а ходок всё не стрелял.

"Мотаешь мне нервы? Ждёшь, что испугаюсь? А я дойду! Стреляй, хоть в упор! Как наказание мне... За глупость... И ничего со взводом не случится. Суров возьмёт командование..."

Испытание страхом не кончилось, но Мухин уже дошагал к месту побоища. Возле первого пограничника, с которого взрывом гранаты сорвало гимнастёрку, Дмитрий Сергеевич отбросил "белый флаг" и наклонился, проверяя состояние раненого. Тронул рукой за плечо – тот шевельнулся, застонал, повернулся на бок, поднял голову. Страдальческая гримаса на окровавленном лице, и шёпот:

– Ва... больно...

– Куда тебя, Крутов? – едва справились с вопросом сухие губы и язык капитана. – Встать можешь?

Ответа не последовало – боец опять обмяк, потерял сознание. Капитан вдруг сообразил, что не взял с собой даже индивидуальный перевязочный пакет, и сквозь пелену страха пробилась первая здравая мысль – упрёк себе:

"Идиот! Чем я его перевяжу?"

Дмитрий Сергеевич огляделся, разыскивая гимнастёрку Крутова, в кармане которой должен лежать бинт, но рыться в разбросанных клочьях – только время терять. Тем более, что отозвался второй боец, иссечённый по спине мелкими осколками, отчего кровь на одежде запеклась сплошной коркой, словно панцирь:

– У меня нога подбита. А Сидорову шею порвало и грудь пробило, кровью харкает. Помрёт, если быстро не вынести.

Его бодрый доклад поразил капитана в самое сердце – за самим кровавый след тянется, длиной метров пять, всё, что смог проползти, а он о другом раненом заботится! И страх, гнетущий смертного по имени Дмитрий, отступил перед неотложными делами командира заставы, офицера Мухина:

– Эй, в пещере, – сорвавшимся голосом крикнул капитан в сторону пещеры, давя желание грязно выругаться, как уличные драчуны в дни его отрочества, – чего не стреляешь? Бей сейчас, чтоб не в спину, когда мы раненых заберём!

Ходок отозвался. В его глуховатом голосе, свойственном немногословным людям, Мухину послышалось – или показалось на фоне собственных переживаний? – нотка сочувствия:

– Забирай. Подходят двое и без оружия, – продиктовал условия этот неистребимый человек, а потом дополнил странным требованием. – Ну, а ты здесь посидишь, типа, заложником. Портупею отстегни, с кобурой, да. И положи подальше.

От этих слов большой СТРАХ быть убитым, который Дмитрий Сергеевич усиленно давил в себе, не то чтобы исчез, но утратил остроту, стал, скорее, разумным опасением. И капитана Мухина отпустило, вернулся командный рык:

– Санитар с помощником, сюда! Бегом!

Те ринулись на зов, один – держа сложенные носилки, а второй – неся перед собой большую сумку с красным крестом. Три десятка сажен они одолели вмиг, затем принялись перевязывать беспамятного Крутова и перхающего кровью Сидорова. Дмитрий Сергеевич оказался не у дел.

– Сядь, капитан, – донеслось из пещеры, – не мельтеши перед глазами.

Подходящего камня, куда можно присесть, рядом не оказалось, однако выбирать-то из чего? Осталось ладонью смахнуть колючую крошку и сесть на землю. Ногам и заду пришлось жестко, неудобно. Пока Мухин ёрзал, выбирая приемлемое положение, ему подумалось, что молчать, находясь тет-а-тет с ходоком, глупо. Этими словами он и возобновил разговор:

– Без экивоков, чтобы время не терять, предложу: сдавайтесь. Как вас зовут, кстати?

– Меня давно уже не зовут, никуда, – иным тоном, словно иронично, отозвался ходок. – Сдаваться? Разбежался, ага.

– Поймите, так или иначе, но вы обречены. Зачем погибать?

– А зачем жить?

– Не понял? – удивился Дмитрий Сергеевич, теперь уже безысходности слов.