Текст книги "Империум. Туман с Альбиона(СИ)"

Автор книги: Владимир Петров-Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Офигеть!

Руслан смотрел на поток, который бушевал в узких каменных берегах – маленький, вроде, но снесёт запросто, если в него сунешься.

– Ага, – родилась догадка, – так, может, меня смыло, пока я в отрубе валялся? Поэтому и место не узнаю. Вот я тупой!

Сил бежать, да ещё вверх, не нашлось. Жрать хотелось до урчания в животе. Одолев пешим ходом около километра, где тайга обступала ручей слишком плотно, аспирант убедился, что места дому нет. И версия с принудительным сплавом увяла.

Солнышко поднялось и пригревало неслабо – тайга исходила паром, обеспечивая банный эффект. Обливаясь потом, Руслан вернулся к генератору, пнул железную шпульку, вымещая зло на собственную дурость:

– С чего я решил, что меня смыло, если он рядом лежал? Его же никаким потоком не унесёт!

Голод и усталость нагоняли в голову мысли о временном безумии после поражения током, о хождении без памяти, о всякой иной дури, вплоть до похищения пришельцами. Он отмел их, как разумный человек – читать или смотреть по телеку, это одно, но фантастика, она и есть фантастика! И ухватился за правильную:

– Да что гадать? В Горно-Алтайск! Скажу ментам, что после молнии потерял сознание. От них позвоню буржуину, а там видно будет!

Сюда, в "Приют", его доставили вертолётом, но Руслан знал, как выбираться к жилью: вдоль ручья Кадрин, который приведёт к реке, а там и к людям.

– Вперёд!

Туманный Воксхол

Сэр Роберт, глава Сикрет Интелидженс Сервис, стоял у окна и глядел на промозглый туман, застилавший набережную. Где-то там, за проливом, за цивилизованными и менее цивилизованными соседями притаилась страна дикарей. Язвительные журналисты привыкли изображать её в виде грузного, неповоротливого, туго соображающего медведя – извечного противника Соединённого Королевства. Однако этот медведь слишком силён, чтобы схватываться с ним напрямую.

Беседа с новым министром иностранных дел и министром обороны касалась как раз этой темы, а закончилась приказом – запланировать и осуществить ряд операций против Российской Империи. "Чтобы потом загнать ослабевшего зверя туда, где ему место, – так военный министр чётко и ясно обозначил конечную цель, – в Сибирь. Пусть грызёт снег, а не покушается на новые территории..."

Сэр Роберт представил заснеженную и заледенелую Россию и передёрнулся от мгновенного озноба. В кабинете было тепло, но тело, иззябнувшее за время поездки, этого ещё не воспринимало. Конечно, стоя у камина, впитывая жар и глядя на пламя, согреться удалось бы скорее, но в ходе совещания на такое удовольствие времени не выкроишь. "Дела, дела, бесконечные дела" – подумал он, поворачиваясь к сотрудникам:

– Джентльмены, в рамках существующей доктрины сдерживания России нам поставлена новая задача. К сожалению, Император Александр IV совсем утратил страх и отбросил осторожность. Его ползучая экспансия в Средней Азии переросла в откровенный нажим на независимые ханства. А допускать усиление России за счет земель, которые Великобритания считает своими – мы не должны.

Затем он дал слово аналитику:

– Напомните коллегам, как шла экспансия.

– Когда Россия освоила казахские степи, её форпосты вышли к горным цепям. Зная, что Халифат не в силах удерживать регион в целом, русские использовали местных кочевников. Часть особо агрессивных племён сделали союзниками, а нейтралы и раньше не поддерживали попытки Хокандского Ханства отстоять Иссык-Кульскую и Чуйскую долины. Киргизы давно мечтали отложиться, но обширная цепь ханских крепостей с сильными гарнизонами...

– Да, и вы убеждали, что Хоканд удержит северную границу, – попрекнул его сэр Роберт. – Опрометчиво, как оказалось.

– Увы, сэр Роберт, едва мы прислали хану оружие и наших инструкторов, как это самоуверенное ничтожество возомнило о себе слишком много. Не успев сосредоточить войска, он совершил набег на русское пограничное укрепление Кастек.

– Сколько у него было конников? Пять-шесть сотен?

– Почти три тысячи, включая пехоту и лёгкую артиллерию. Но русские успели прислать подкрепления и в жестоком двухдневном сражении наголову разгромили нападающих. Когда хану заявили протест, он грубо отказался от переговоров. Россия, судя по всему, готовилась заранее и почти сразу предприняла военную экспедицию. При поддержке переброшенных по воздуху штурмовых броневозов командующий экспедиционным корпусом полковник Эйммерман разрушил крепость Токмак и захватил там современную артиллерию английского производства вместе с нашим инструктором Чарли Блейзом. Чтобы отвергнуть прямые обвинения, пришлось пожертвовать лейтенантом Блейзом, заявить, что тот действовал по собственной инициативе...

Постоянный секретарь метнул на докладчика взгляд, как бы предостерегая, но аналитик и сам знал, насколько опасно акцентировать такие прецеденты, поэтому описал слабость Халифата, который своевременно получил информацию, что группировка русских захватила крепость Пишкек практически нетронутой:

– ...ни официального протеста, ни требования об отводе русских войск. Самое скверное, когда восьмитысячный корпус Эйммермана разгромил пятидесятитысячную армию Хокандского хана, другие правители сделались слишком сговорчивыми.

– То есть теперь Пишкек, по сути, сильный имперский форпост, а Британия стремительно теряет влияние в Средней Азии, – констатировал глава МИ-6, строгостью голоса давая понять, что приступил к постановке задачи. – Джентльмены, сегодня утром военный министр напомнил мне, что мы не только орган внешней разведки Соединённого Королевства, но и мозговой центр. Нам поручено разработать ряд операций, которые покажут Ордену, что Россия нарушает договор.

Начальники отделов изобразили заинтересованность на лицах. Сэр Роберт знал, насколько просто профессионалу сыграть любую эмоцию, он и сам это умел в превосходной степени, но понимающе улыбаться не стал. Напротив, добавил металла в голос:

– К сожалению, у нас до сих пор нет копии договора между Орденом и Российской Империей. Приходится основываться на предположении, что он однотипен с нашим вариантом. Даже если это не так, утаивание ходоков и самостоятельная работа с ними ради использования технических и научных знаний иных миров – суровое обвинение. Нам известно, что государства, не заключившие договор о сотрудничестве с Орденом, такие как Китай, Аккумское царство и Халифат, создали закрытые институты, где содержат ходоков. Нам предстоит в сжатые сроки ОБНАРУЖИТЬ, – голос главы разведслужбы выделил слово, – я не оговорился, именно обнаружить соответствующие структуры на территории Российской Империи. Они там есть, наше дело лишь вовремя привлечь внимание Ордена к ним.

Сэр Роберт смолк, вернулся в кресло, внимательно посмотрел в глаза каждому начальнику отдела, подбодрил их к проявлению инициативы:

– Вопросы?

Посыпались не только вопросы, но и здравые предложения:

– Если ходоков, обнаруженных на территории отсталых стран, направить в Россию и там отследить их судьбы? Или доказать Ордену, что закрытые лаборатории стран, где используются знания ходоков, принадлежат России? Например, в том же Хоканде. Халифат открестится, а хан признается Орденскому инспектору, что его вынудили?

Убедившись, что инициатива бурлит, ответственный секретарь встал, давая понять, что совещание закончено.

– Благодарю вас, коллеги. Предложения жду в письменном виде.

Не глядя на сотрудников, покидающих кабинет, сэр Роберт подошёл ближе к камину, дожидаясь, когда лучистое тепло проникнет сквозь твид пиджака и жилета. Потом подставил жару бок, дождался комфортных ощущений; предоставил огню напитать теплом спину, стал другим боком, завершив, таким образом, полный оборот, и, напоследок, вытянул ладони к щедрому пламени.

Размышляя над поставленной задачей, глава внешней разведки никак не мог избавиться от воспоминаний о заваленной снегом Сибири. В своё время, будучи амбициозным третьим атташе посольства Великобритании в России, он зимой пересёк ту громадную страну, направляясь в Японию. Тогда молодой разведчик понял суть русских и правильно их классифицировал. В лютом холоде, от которого не спасали шубы, одеяла и отопление спального вагона, способны выживать только непритязательные дикари.

– Дикари, – вслух повторил характеристику врага сэр Роберт, – наивные, доверчивые, но очень злые, когда понимают, что их одурачили...

Потерев горячие и сухие ладони, главный разведчик Англии пересёк кабинет, посмотрел в окно на туман, который так и не рассеялся. Напротив, он уплотнился, стал почти непроницаемым, и залил Воксхол полностью. Казалось, ему нет конца и края, и весь мир погружён в промозглую белизну, где передвигаться даже наощупь можно лишь досконально зная свой район.

– The Foggy Albion... Ну, что же, господа русские, мы подпустим вам тумана.

Холодный Алтай

После луга, где остался лежать генератор, непролазная тайга оставила один путь – по руслу. Хорошо хоть уровень понизился, снимать джинсы не пришлось, только закатать выше колен. Ледяная вода мигом выстудила ноги. Сначала их ломило где-то глубоко, а потом чувствительность вовсе пропала. Ступни скользили по камням, пальцы бились обо что-то, а боль, как в первую минуту – уже не приходила.

Что идёт он, как на ходулях, Руслана сперва не очень огорчало. Вот сопли – результат промёрзших ног – те стали проблемой. Шмыганье не помогало. Носовой платок промок мгновенно, а размазывать предплечьем – он что, ребенок? Приходилось отсмаркивать жижу по-деревенски, поочередно зажимая то одну, то вторую ноздрю, а потом споласкивать пальцы в ручье.

Однако холод из ног стал подниматься выше. Когда добрался до пояса, Руслан споткнулся об угловатый валун, рухнул, едва успев выставить руки. И понял – пора выходить. Иначе, упади он в глубокую воду – окоченевшее тело не подчинится – тогда кранты!

Так, на четвереньках, он и выполз на относительно свободный пятачок. Сел, принялся растирать ноги. Первой вернулась ломота и боль в костях, аж до слёз и мата. Ума хватило поступить, как лыжники – энергично махать ногой, загоняя в неё кровь.

Через полчаса и сопли подсохли. Обувшись, Руслан продрался в сторону от ручья. Много выше уреза воды обнаружилась странная тропинка. Трава на ней была существенно реже,  хотя идти приходилось в полуприседе, а местами на четвереньках, если путь преграждала поваленная лесина. И всё равно аспирант обрадовался. Пусть полусогнутый, лишь бы не вброд!

Ходьба в стиле шимпанзе не отвлекала от сетований на невезуху, которые перемежались мыслями типа: что бы такое съестное найти и сожрать? Самый каверзный вопрос – как ты, придурок, попал в незнакомое место? – ответа не требовал, но ощущался на заднем плане всех мыслей, и постоянно.

Впереди показалась поляна. Ручей Кадрин, наконец-то, уткнулся в небольшую речку, шириной метров десять, вдоль которой змеилась уже полноценная тропинка. Рослов отогнул последние ветки колючего кустарника, распрямился. Комары, которые в чаще назойливо звенели, но атаковать среди листвы не успевали, на открытом месте бросились кусать с лёту. От лица их удавалось прогнать ладонью, а вот уши мигом набухли, отекли и зазудели. Несколько веток, собранных в веники, принесли облегчение, но махать ими пришлось в темпе чарлидерши.

Солнце клонилось к закату, у реки становилось прохладно. Ходьба уже не согревала, сил хватало лишь тупо переставлять ноги и похлёстывать лицо веничками. Пока глаза различали тропу, Рослов брёл. Однако сумерки густели, заря покидала небо – он стал часто спотыкаться. Когда остановился – тело наполнилось усталостью, хоть падай, но ума хватило не поддаваться соблазну:

– Чтобы опять застыть? Хренушки, только на подстилку!

Веники пришлось отложить – комары радостно взвыли. Хвойные ветки поддавались плохо, поэтому Руслан измазал в смоле пальцы, и к ним прилипла всякая шелуха. Повозившись с четверть часа, он со стоном облегчения возлёг на ложе. Мелкие сучки тут же впились в спину.

Проклиная бизнесмена, которые дал заказ, себя, Алтай, комаров, грозу и тайгу, аспирант, в конце концов, скрючился в комок, накрыл голову лапником, уткнул лицо в порядком обтрёпанные веники и вырубился.

**

Роса, озноб, кашель – разбудили Руслана, когда свет только набирал силу. Чувствуя, что готов сожрать что угодно, он вяло побрёл вдоль реки. Та набирала силу, то расширялась, то сужалась, падала с водопадов, вскипала на порогах. Многие места приходилось обходить, теряя время. В одном месте удалось перебрести, держась за скалу, в другом он даже рискнул переплыть узость, что заняло минуту вместо длиннющего обхода вкруговую.

Но силы иссякали, пустой желудок терзали голодные судороги. Посчитав за лучшее наполнить его хоть водой, аспирант пригоршнями хватал ледяную воду, от которой ломило зубы. Солнце поднялось и не просто грело, пекло форменным образом, но простуда уже набрала силу. Из носа беспрерывно текло, в горле бился кашель, а в груди – хрипело и булькало. Жар пульсировал в голове.

Тропа тянулась бесконечно, вилась вместе с рекой, только никуда не выводила. Несчастному аспиранту казалось, что он всю жизнь будет идти вдоль реки, пока не упадет в изнеможении. Даже отмахиваться веничками от комаров он стал экономно, в ритме ходьбы. Долбаные горы всё не кончались, хотя речка стала полноводнее, хоть сплав устраивай. Он бы сделал плот, даже помечтал воспалённой головой, как ложится на брёвна, а те несут его вниз, чудом преодолевая пороги – но где взять топор?

На ночь аспирант устроился под шатром нижних ветвей ели, нащипал жиденькую лапниковую постель. Утром всё тело ломило. Озноб и кашель стали привычными, хотя мышцы живота чуть не рвались от потуг. Сопли текли ручьём, ноздри воспалились – сморкаться сил не было. Рослов так вымотался, что вперёд не смотрел, а, придерживаясь за ветви деревьев, тупо брел по тропе, которая вилась вдоль реки. От комаров он отбивался уже одним веничком.

К вечеру тропа превратилась в просёлок, лес отступил от неё, отделился лугами. Стало свежеть. Ознобное потряхивание и слабость превратили походку Руслана в старческое шарканье. Он переставлял ноги на упрямстве, как вдруг услышал стук топора. Невысокий коренастый мужчина в темном халате обтесывал березовый ствол.

– Здравствуйте, – Руслану хватило сил вымолвить это, – помогите.

– Вечер добрый, – мужчина воткнул топор в ствол, удивленно уставился на аспиранта. – Что с вами?

– Я заблудился, – кашляя, отсмаркиваясь, признался тот, – а надо в город. Вы на колёсах?

– На колёсах?

От энергичного сморкания у Рослова заложило уши, пылающая жаром голова, полная боли, закружилась. Но даже в таком состоянии он сообразил, что абориген тупит. Пришлось перейти на самый простой стиль общения:

– Мне в Горно-алтайск, – он бросил веник, жестикулируя, ткнул себя в грудь, показал за спину, – я был в тайге. Заболел. Идти не могу. Довезёте? – потом вынул бумажник, показал тысячную купюру. – Деньги есть.

Собеседник наморщил лоб, рассматривая деньги. Руслан потерял терпение, да и силы покинули его. Слабость заставила сесть на бревно. Он закашлялся, подумал: "Мало предложил... Пятёрку дам...", но потерял равновесие и стал заваливаться на спину. Абориген бросился к аспиранту, протягивая руки – схватить ли за горло, удержать ли?

И сознание Руслана померкло.

Поражение

Капитан Мухин перекатился очень вовремя – пули ударили рядом, в место, где он только что лежал. Тонко ойкнул особист, уронив фонарь. Луч упёрся в скалу, подсветил козырёк. Как раз оттуда и стрелял ходок – ему пришлось отвлечься от Мухина и Антона, расстреливая невыгодную подсветку. Капитану хватило этого, чтобы швырнуть на козырёк гранату со слезогонкой, выхватить пистолет и ещё раз перекатиться.

Опять своевременно. Короткая очередь простучала – пули прошли мимо. А потом ходок зашёлся в кашле, который сместился вниз и стал глуше. Мухин выпустил на звук все пули. Но короткие ответные очереди, по два, три выстрела, не прекращались. Затем раздался взрыв, второй, третий. И кто-то застонал.

– Кто жив, доложитесь, – вполголоса запросил капитан.

– Я Михеев, цел. Я Зинчук, цел. Я Липартия, ранен в плечо, – ответили трое.

Остальные молчали. Полевой агент шумно, с бульканьем дышал неподалёку от капитана. За спиной бухнул взрыв, осколок ударил капитана в руку. Боль не пришла, но рукав стал намокать.

– Липартия, ползти сможешь? Не очень... Да хоть на карачках, но ползком! Кто ближе, Зинчук? Перевяжи его. Михеев, проверь остальных. Если...

Близкий взрыв заставил Мухина распластаться. Ещё один громыхнул подальше, у скалы, и напрочь отбил желание продолжать штурм. Из пещеры доносился кашель ходока и хлёсткие выстрелы, два-три сразу. Пули щёлкали о землю или скалы в разных местах – значит, стрелял тот неприцельно, веером. Затем снова прозвучал взрыв. И короткая очередь. Мухин отбуксировал Антона к скальной стене:

– Потерпи. Он головы поднять не даёт, – шёпотом окликнул бойцов. – Зинчук, что? Михеев?

– Липартию перевязал, он уполз. Николенко, похоже, убит, – срывающимся шёпотом ответил первый, а второй дополнил. – Улюкаев и Мирзоян дышат, но не откликаются.

– Перевязать их сможешь?

– Никак нет. Темень же, а они молчат! Куда кто ранен – не видно...

– Тащите их вдоль скалы. Николенко оставьте, – принял решение капитан. – Сурову скажите – направить двоих на помощь.

Когда стихло тяжкое дыхание бойцов, которые волокли за собой раненых, стрельба из пещеры прекратилась – доносился только кашель и непонятные всхлипы. Капитан подобрался к Николенко, ощупал – тот отозвался стоном. Щадя его левую сторону, липкую от крови, Мухин за правую руку подтащил бойца к Антону.

Тучи разошлись, луна залила всё серебристым, мертвенным, сейчас предательским светом. Отступающие пограничники в нём просматривались, хотя отползли довольно далеко. Мухин вынул из сумки особиста последние баллоны, активировал "дымовуху", катнул её в сторону предстоящего ему отступления, а ту, что со слезоточивым газом – зашвырнул ко входу в пещеру.

На дребезжание баллонов и шипение газа ходок ответил выстрелами. Капитана не задело. Он переждал, поднял голову. Дым, спасительный, густой – расползался по земле медленно, увы, слишком медленно! А небо, мало что очистилось от туч, так ещё и разгоралось зарёю. Мухин отстегнул кирасу особиста и задрал на нём рубаху, пытаясь рассмотреть место ранения, но грудь Антона была неразличимо залита кровью. Предательского для отступающих бойцов света – не хватало для перевязки.

"Проклятье! Ну, всё против меня!" – скрипнул зубами капитан, боясь вслух облегчить душу ругательствами и вспугнуть тишина, в которой звучал только кашель ходока.

Дым, наконец-то, дополз, накрыл полной непроглядностью. Капитан переместился к Николенко, осторожно отстегнул с него пробитую грудную пластину кирасы, беззвучно положил на землю. После этого припал ухом к груди пограничника, надеясь услышать удары сердца. Перевязывать некогда – надо тащить двоих, чередуя. Или нести? Встать в рост, взвалить первого на спину, пройти, сколько сил хватит, опустить, вернуться за вторым...

Он сбился с мысли, не услышав сердца Николенко. Торопливо проверил пульс на его шее, потом на правой руке, потом долгую минуту напрасно ждал, шевельнётся ли грудь бойца на вдохе. И понял – перед ним труп.

– Убит. А всё из-за тебя, – обвязывая беспамятного агента под мышками поясным ремнём, снятым с мертвого бойца, шептал Мухин, изливая злость. – Вот брошу, чтобы сдох здесь, а его тело вынесу! Так бы и сделал, ей богу... Ну, погоди, если выживешь, вылечат, встретимся, как щенка выпорю, этим же ремнём...

Ходок дал короткую очередь – одна пуля ударила в скалу над головой, убедила, что надо ползти. Тащить Антона оказалось трудно. Худенький на вид полевой агент с каждой саженью тяжелел, а встать и взвалить его на спину – Мухин не решался. Подбадривая себя угрозами и обещаниями в адрес бессознательного особиста, он полз и полз, пока Суров с помощниками не подхватили его и ношу, убирая из сектора обстрела.

Село Бел ый Бом

Миг просыпания Рослов всегда воспринимал, как откровение. Типа, лакмусовая бумажка предстоящего дня. Если первой приходит мысль, что идти на работу не хочется – пиши пропало, опыт провалится, а научный руководитель вставит неслабый пистон. И наоборот.

Сейчас никаких мыслей не появилось. Сознание включилось, как лампа – сразу, высветив последние воспоминания и дав первые ощущения: "Я в постели, голый. Вчера мужик на меня набросился, я отрубился. Тело болит... Наверное, он меня пинал. Ноги болят... Я их сбил в ручье... И мозоли натёр. Лицо горит и зудится... Обгорело на солнце. А уши почему зудятся? А, комары нажалили!"

Рослов выпростал руки из под одеяла, потёр лицо и уши, испытывая огромное наслаждение. В стороне скрипнула дверь, он повернул голову, увидел женщину, повязанную платком на манер плакатных колхозниц – узел сзади, под волосами. Но ни ватника, ни сапог – белый халат на уровне колен, туфли на среднем каблуке. И очень приличная фигура, что стало заметно, как только гостья – а может, хозяйка? – приблизилась.

– Пришел в себя, славно. Как звать-то? Руслан... Жар ещё есть?

Теплая ладошка легла на лоб, взгляду аспиранта открылось декольте с ровной загорелой кожей, и соблазнительной ложбинкой. Молодое симпатичное лицо, милая улыбка, обнажившая прекрасные зубы – как не улыбнуться в ответ?

– Да я здоров, вроде.

– Это вряд ли, но, надеюсь, кризис миновал. Я полночи билась, вон, глянь, сколько лекарств извела, – ладошка описала полукруг, указывая на мусорное ведро, заполненное бумажными упаковками и ампулами. – Когда Еремей тебя привёз, ты горел, бредил...

– Вы медсестра?

– Фельдшер. Полина.

– А Еремей...

– Пасечник. Когда ты в обморок упал, карлик Асом тебя на руках к нему и принёс. Ерёма лошадь чуть не загнал, боялся, помрёшь. Где тебя угораздило простыть? Летом-то?

– А вот, сумел, места знать надо, – пошутил аспирант, но тотчас зашёлся в приступе кашля. – Простите. Вы не поверите, но в меня молния шандарахнула. Я ночь под ливнем пролежал, вот и простудился...

Расспрашивая, Полина налила теплого молока из глиняного кувшина, предложила выпить. С жадностью опустошив стакан, аспирант сказал:

– Есть хочу зверски! Полина, а телефон далеко? Мне бы позвонить...

– Телефон? – удивилась Полина и подняла брови, как бы изумлённо. – Во что звонить? И зачем? А покормить, это я мигом!

– Ой, не надо! – возмутился Руслан, не расположенный к шуткам. – Ну, рация тогда! Допускаю, мобильник у вас тут не берёт, но какая-то связь должна быть! И дуру мне гнать не надо!

– О-о-о, похоже, у тебя опять горячка... – огорчилась фельдшер, и не думая обижаться на "дуру". – Погоди, я завтрак принесу.

Она велела больному лежать смирно, оставила халат в соседней комнате и вышла наружу. Немного подумав, Руслан поднялся с постели, оделся, благо ковбойка и джинсы лежали на стуле рядом. Чистые, сухие.

"Постирала, и спасибо, – затягивая ставший широким ремень, поблагодарил он Полину, встал, качнулся, оперся плечом о стену, – блин, совсем я ослабел".

Переждал дурноту, пошел к двери. На крыльце мальчишка строгал какую-то деревяшку, а теплый ветерок ерошил ему волосы. Голова Руслана кружилась. Решив немного отдохнуть, он сел на ступеньку, прислонился плечом к брёвнам дома, пробормотал, глядя на стружки, летящие из-под ножа:

– Пацан, что за деревня?

– Белый Бом.

– Сколько до Горно-Алтайска, знаешь?

– Горно чего? Неа, – мотнул головой мальчишка.

Рослав понял, что чего-то не понимает, но отнёс это на счет недомогания – голова сильно кружилась. Это заставляло мир крениться, и глазами воспринимался он как вид через трубу: не целиком, а кусками, по две-три избы вдоль раскатанного в пыль и грязь просёлка. Ладно хоть уши, пусть и глухо, словно ватой заткнутые, воспринимали гагаканье, кряканье, петушиные крики, мычание и поросячий визг – чисто сельскую озвучку.

– Вот глухомань! А в город, вообще, как добраться?

Мальчишка откликнулся:

– Староста, Тимофей Кондратьич, завтра собирались, с мобилавкой. Вон, где палисадник.

Пошатываясь, аспирант добрался к дому старосты. Крупная собака, лёжа посреди двора, похлопала хвостом по земле, как бы приветствуя, буркнула "гав" с закрытой пастью. На стук в дверь никто не ответил. Рослов вошёл в дом:

– Тимофей Кондратьевич?

Крепкий мужик лет сорока появился из второй комнаты:

– День добрый. Это тебя Мироничев привёз? С пасеки?

– Здрасьте. Мне надо в город.

– Завтра. Но ты бы отлежался, а? Мордаха красная, горишь ведь. Заплохеет в дороге, и что с тобой делать? Не зря Поля сюда бежит, – староста показал в окно, – ишь, всполошилась!

Аспирант успел задать ещё пару вопросов, удивиться, возмутиться, но Полина потребовала, чтобы он вернулся в постель, цепко схватила за рукав. Чувствуя, что сил на сопротивление не хватит, Руслан сдался и побрёл назад, в опрятный дом с вывеской: "Медицинский пунктъ". Хотя голова и кружилась, но аспирант отметил непривычный твердый знак, который в конце надписи стоял скромно, не выделяясь ростом и статью, в отличие от собрата из заголовка журнала "КоммерсантЪ". Насколько помнится, такой архаизм носил довольно странное название – "ер".

– Или "ять"?

Аспирант потёр лоб, задумался над совершенно неважным сейчас вопросом, но Полина оказалась девушкой решительной и быстро сбила его с дурацкой мысли. Она уложила Руслана в постель, поставила на кровать удобный деревянный столик на низких ножках, с которого тот с удовольствием поел. Куриная лапша с волокнами мяса, гречка и котлета – улетели вмиг. До чая фельдшер заставила принять ложку темной сладковатой микстуры, высыпала на язык больного сразу два порошка, потребовала запить киселём, а потом поставила укол.

Аспиранта прошиб пот, навалилась слабость, что веки не поднять, и он уплыл в забытьё. Когда проснулся – поздним вечером или ночью – в палате стоял полумрак, а за окном слабенько рдела заря. При неясном свете свечного ночника, похожего на бумажный китайский фонарь, Руслан сел, соображая – где же туалет?

Решив действовать "методом научного тыка" – искать за каждой дверью – он спустил ноги с кровати, нашаривая обувь. Пятка ударилась о металл, дребезжание заставило наклониться, а увидев ночной горшок, Руслан сообразил – придётся вспомнить детсадовские навыки. Встав в полный рост, он покачнулся от сильного головокружения, отчего сразу же сел и уже в такой позе зажурчал, облегчаясь. Никакого смущения при этом аспирант не испытал:

– А что? Не наяву, бред же!

Староверы?

Утром он проснулся без головной боли, и сразу, открыв глаза, задался вопросом – почему под потолком вместо привычной лампочки висела керосиновая? Гадая, как он вчера не заметил этого, аспирант спросил Полину, есть ли в деревне электричество? Та отмахнулась, опять напоила микстурой и порошками. А попутно спросила, что за татуировка у него на шее. Руслан гордо усмехнулся:

– Китайский иероглиф, который означает счастье. И приносит его.

– Да как же он может приносить христианину? Если нерусь придумала, значит, он только для них и годится. Нет, баловство это!

Тут в палату вошёл староста и сообщил, что пора ехать. Полина возразила, но после недолгого препирательства тот настоял на своём:

– Сказал, со мной поедет, значит, поедет! До города не помрешь, парень? Ну и ладно!

На улице Руслан напрасно искал взглядом столбы с проводами. И в доме Тимофея Кондратьевича роль светильника играла керосиновая лампа. Спрашивать старосту Руслан не стал, понял сам, что электрификация медвежьих углов России – дело далёкого будущего. Да и как расспрашивать, если рот полон слюной?

Наваристые щи и тушёную картошку с мясом подала полная женщина, видимо, жена старосты. Сам Тимофей Кондратьевич есть не стал, только выпил стакан крепкого чая, посматривая на аспиранта. Огненные щи и второе прогрели того до пота. Вытирая испарину со лба, Руслан откинулся на спинку деревянного стула и поблагодарил хозяйку:

– Класс! Вкуснее, чем в ресторане. Честно, вам надо шеф-поваром работать! Профессионально готовите!

Староста отодвинул пустой стакан, глянул на жену, на гостя, удивился:

– Ну и речь у тебя, парень... Слова странные говоришь, не к месту...

– Это да, – с внутренней гордостью согласился Рослов.

Он знал, что научная работа накладывает неизгладимый отпечаток даже на простые разговоры. Если годами насыщаешь речь специфическими терминами, то они всегда вылетать будут, надо или не надо. Академгородок потому и назывался "академ", что в нём высшее образование подразумевалось низшей точкой отсчета, платформой, так сказать. Ну, можно ли сравнивать человека с ученой степенью и деревенщину?

– ... какой класс, ведь здесь не школа, – продолжил хозяин. – А вчера ты непонятное бормотал. Ибланы, какие-то. И бога поминал, еврейского...

Рослов покраснел:

– За ебланов извините. А еврейский бог... Когда это я?

– Ты Яхвой клялся. Яху, ей! Или ею.

Аспирант спешно перевел разговор на другую тему:

– Тимофей Кондратьевич! Мне бы уже сейчас связаться с бигбоссом, сказать, где я. В деревне, как я понимаю, телефона нет. А почта по пути будет? Только в городе... Хреновастенько. А куда мы едем?

Ответ поразил его и заставил забыть про стыд за матерщину:

– Ойрот-Тура? Что за город? Где я нахожусь, вообще? Что? Томская губерния, Алтайский округ... Да ладно шутить!

Староста понимающе усмехнулся, разубеждать не стал, сам задал вопрос:

– А ты, Руслан, откуда будешь? К нам-то забрёл вдоль реки, а в тайге что делал? Одёжа у тебя дивная. Штаны особенные...

– Обычные джинсы. Что вы меня разыгрываете?

– А права Полинка, с головой нелады, – в голосе мужика отчетливо звучало сочувствие. – Андрон когда с крыши упал, тоже так заговаривался. Ты, вот что, парень, как Филиппов в Климовке подсядет, расскажи ему свою историю, он покажет, куда тебе надо.

– Филиппов, он кто?

– Унтер наш, становой. Ладно, пора нам!

После древних слов, знакомых по книгам и фильмам, аспирант вдруг сообразил, что не видел в этой деревне телевизор: "И радио нет. Даже отголоска музыки, – что моментально всё и прояснило: – Так они староверы! Или раскольники. Ну, правильно, а тут скит, типа монастыря! Живут в лесу, молятся колесу! И что я удивляюсь?"

Беседа угасла. Пока Тимофей Кондратьевич обговаривал с женой, что купить в городе, Руслан углядел на подоконнике газету, спросил разрешения. Газета "Сибирская жизнь" выглядела обычно, разве что текст пестрил твердыми знаками. И скандальных историй со знаменитостями заголовки не анонсировали.

– Пойдём, – позвал староста, – газетку возьми, если хочешь. Я уже прочёл, да и позавчерашняя она.

На улице их ждал грузовой фургон, на мощном капоте которого блестела эмблема "Руссо-балт", а по борту косо шла надпись "Мобилавка". Шустрый мужичок по имени Сидор укорил Тимофея Кондратьевича за медлительность и немедленно отправился в путь. Шум двигателя показался Руслану необычным, без стука, характерного для дизелей, и урчания, свойственного бензиновым. Этот автомобиль шипел и клацал, но аспирант удивляться не стал: "Староверы! И техника у них старая, тоже. Газогенератор, небось, на дровах работает..."