Текст книги "Восемнадцать капсул красного цвета"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Нарвались», – подумал Глеб.

С противоположного края чердака один за другим стукнули три выстрела из АПС, после чего послышался голос Войтова:

– И от меня тоже парочка. – Тут же раздался еще один хлопок. – Все, теперь точно две. – Денис нашел в досках фронтона щель, чтобы просунуть ствол «стечкина». – Атас, – обратился он к Лажеву, – ты бы спустился в дом, к своему другану и объяснил ему, что мы на его чердак вынужденно попали. Тебя твари не должны тронуть: вы одного роду-племени.

– Жаль, не ты вслед за Глебом по лестнице лез и я тебя с тварью не спутал, – не остался в долгу Лажев. – Ох я и засунул бы ствол в твою пасть, чтобы до самых кишков достать.

– Господи, да о чем вы?! – не выдержала Полина. – Возможно, нам здесь погибнуть придется, а вам все неймется. Глеб, скажи ты им, наконец!

– Говорю. Еще пара слов, и я прямо сейчас тебя с донесением к Викентьеву отправлю. Веришь мне, Войтов? – Внешне Чужинов выглядел спокойным, но внутри едва себя сдерживал.

– Все, все, Глеб. – Денис отгородился от него ладонями: с Чужака действительно станется.

– Ты бы, Денис, лучше спасибо ему сказал, – заговорил Поликарпов. – Если бы он лестницу не отыскал, вряд ли бы мы все здесь оказались, времени забраться не хватило бы.

Вместо ответа Войтов повернулся ко всем спиной и припал к щели, буркнув что-то себе под нос…

Глава 4
Часы на память

«…Его бы в больницу, вон лицо какое серое. А вдруг инфаркт? – Глеб в очередной раз взглянул на сидевшего на земле и опершегося спиной о ствол поваленного дерева Кошелева. – Чтобы уколы, капельницы и все остальное, что положено. Только куда?»

Ильино все больше заволакивало дымом, пожар разгорался.

«Ну не может же быть так, чтобы везде сразу? Должно же остаться место, где всего этого нет. Нужна машина, желательно внедорожник. – И Чужинов перевел взгляд на «пробку» у моста. – Например, вон тот японец вполне подойдет: видно же, что подготовлен явно не для понтов по городу. Да и оружие должно быть в патрульной машине». Насколько уверенней он бы себя чувствовал, пусть и с этим огрызком – АКСУ. Или пусть даже пара пээмов: стрелять сразу с двух рук навык имеется – в его родных войсках готовят на совесть.

Эти гадины, а что они? В конце концов, они не умеют снимать одним выстрелом в голову с дистанции, на которой противника невооруженным глазом даже не разглядишь. Или из засады в упор внезапной очередью. Их, этих гадин, и не видно, кстати. Даже та парочка, что возле «Днепра» была, куда-то испарилась.

Глеб прикидывал варианты подхода к мосту, а руки были заняты другим. Выбрасывателя у ружья не имелось, и потому он раз за разом переламывал ружье, разряжал его, стучал кистью с зажатыми в ней патронами по бедру, после чего снова вгонял их в стволы. Раз, другой, третий, десятый, двадцатый. Автоматизм за полчаса не наработаешь, но лишним не будет: глядишь, в нужный момент и без заминки обойдется, которая бывает ценою в жизнь.

«Если подогнать джип к подножию холма, а Кошелев с внуком будут меня уже там поджидать, тогда им только и останется, что в него вскочить. А потом, потом как карта ляжет: какими бы ни были быстрыми эти гадины, но за машиной им не угнаться. Медлить смысла нет – скоро стемнеет. Попросить пистолет у Кошелева? Вряд ли он его даст и правильно сделает».

– Как вы себя чувствуете, Андрей Владимирович? – обратился он к нему. Возможно, придется помочь ему спуститься с холма. Или на себе отнести.

– Мне уже лучше, Глеб. Только ты вот что: выбрось-ка все это из головы.

– Что именно, Андрей Владимирович?

– То, что задумал, Глеб. – Кошелев пошевелился, и лицо его болезненно скривилось. – Не стоит, поверь мне. Будь я в лучшем состоянии, можно было бы и попробовать, но не в одиночку.

– Но машина, Андрей Владимирович…

– Глеб, вот что я тебе скажу: все намного страшней, чем может показаться, успел я «налюбоваться» тем, что творилось там, внизу. Сейчас, отойду немного, и мы пешочком, пешочком… так будет надежнее, поверь.

Слова Кошелева прозвучали больше как просьба, нежели как увещевание.

– Хорошо, Андрей Владимирович, я останусь, – пожал плечами Глеб.

Понятно все: беспокоится Кошелев не за себя, практически беспомощного, и тем более не за него – за внука. Останься тот один, и что его ждет?

– Кто-то едет. – Егор выглядел на удивление спокойным, Глеб мальчишку даже зауважал.

Мальчишка не мог не слышать их разговор, а именно утверждение деда, что такое, как здесь, творится сейчас повсеместно. Но он не приставал к деду с бесконечными вопросами: «А с мамой ничего не случится?» – и тому подобное.

Звук мотора все приближался, и по нему было понятно, что из машины стараются выжать все. Наконец показалась и она сама – паркетник не из дешевых, черный, сверкающий лаком в тех местах, где его не запорошила дорожная пыль.

Джип остановился примерно на том месте, где Чужинов бросил мотоцикл. Выходить из машины никто не стал, наоборот, завизжали по асфальту шины, и она начала разворачиваться. Она уже почти развернулась, когда из кустов облепихи, что росли на противоположной стороне дороги, молнией выскочила темная тень и бросилась к авто. Даже с холма, на котором они находились, было слышно, как со звоном разбилось дверное стекло.

Внутри джипа раздались испуганные крики, причем не одного человека, нескольких, один из них явно принадлежал женщине. Из кустов появлялись все новые тени, и вскоре машина стала очень похожа на те, которых так много было вокруг: с выбитыми окнами, с потеками крови по пыльным дверцам. Глеб вздрогнул: такое могло случиться и с ним, когда он остановил мотоцикл.

– Повезло тебе, Глеб, – услышал Чужинов голос Кошелева. – Тебе повезло, – повторил он. – Или, возможно, есть какая-то другая причина?

Другая причина? Мотоцикл тарахтел так, что его слышно издалека. Хотя… Уже на асфальте у «Днепра» сдох генератор: не привык мотоцикл к таким дальним вояжам, и сюда Глеб добирался на аккумуляторе. И если верно то, что утверждает Кошелев… Хотя, может быть, и действительно ему просто повезло.

Кошелев умер ночью. Возможно, его погубило то, что они перебрались на соседний холм, подальше от дороги и моста, и на этом настоял он сам. К подножию Андрей Владимирович шел еще своими ногами, опираясь на внука, но вверх по склону Чужинов практически нес его на себе.

На ночлег они расположились у раскидистой сосны. Когда-то очень давно дерево лишилось верхушки и потому выросло похожим на гигантский куст. Вторая половина ночи прошла в полудреме. Под утро его стало клонить в сон так, что веки, казалось, налились свинцом и закрывались сами собой.

– Ты бы вздремнул, Глеб, я уже выспался.

В сереющем рассвете лицо Кошелева выглядело особенно бледным, но голос как будто бы звучал бодро.

– Как вы, Андрей Владимирович?

– Нормально, Глеб, нормально, спи, разбужу.

Чужинов прижался спиной к стволу сосны, накинул капюшон толстовки на голову, сунул руки под мышки – куртку отдал Егору, ему нужнее. Под утро значительно посвежело, и все же спать хотелось до одури. Казалось бы, с чего уставать, но за день он вымотался так, что чувствовал себя как будто выжатым.

«Нервы, все нервы, больше всего всегда пугаешься неизвестного».

Поерзал, устраиваясь поудобнее, несколько раз положил руку на лежавшее рядом ружье, как бы примериваясь, и заснул.

То, что Кошелев умер, Глеб понял сразу, едва открыв глаза. Было уже светло, вовсю пели птицы, радуясь новому дню, встретить который Кошелеву не пришлось. Чужинов взглянул на Егора, завернувшегося в его куртку и свернувшегося калачиком.

«Пусть поспит, – подумал он. – Ничего изменить уже нельзя».

Он все же попытался прощупать пульс на виске, на шее, на запястье, – безрезультатно. Рука Кошелева, еще не закоченевшая, безвольно откинулась в сторону, когда он ее отпустил, задела Егора, и тот открыл глаза. Пока Глеб подбирал нужные слова, чтобы сообщить ему самое неприятное известие из всех, что только существуют, – известие о смерти близкого человека, мальчишка посмотрел на деда и понял все сам. Взглянул на Чужинова, и Глеб кивнул:

– Мужайся, Егор, – только и сказал он.

Глаза у мальчишки блеснули слезами, но он справился, сильно прикусив губу, и только шмыгнул носом.

Егор осторожно положил руку деда на грудь, погладил ее:

– Глеб, деда ведь мы не смогли бы спасти?

– Нет, – покачал головой Чужинов.

«Наверное, нет. И все же, вероятно, стоило рискнуть. Возможно, не прав он был, настаивая на том, что беда пришла для всех сразу, и где-нибудь совсем рядом все осталось по-прежнему. Или не совсем по-прежнему, но там люди, много людей, и среди них есть врачи».

Перед тем как положить в неглубокую могилу тело Кошелева, Глеб вынул из его карманов документы, пистолет и снял с руки часы. Протянул их Егору:

– Возьми, память о деде останется.

Тот взял, но надевать не стал, спрятав в карман джинсовой куртки.

– Попрощайся с дедом. – И Егор послушно присел рядом с телом Кошелева.

– Стрелять приходилось?

Егор кивнул:

– Да, из «марголина»[13]13
  «Марголин», пистолет Марголина – самозарядный малокалиберный пистолет для спортивной стрельбы.


[Закрыть]. И еще из «макарова», но совсем немного.

– Отец тоже военный?

Егор снова кивнул:

– Майор.

– А Андрей Владимирович? – Глеб взглянул в сторону невысокой могилы, где в изголовье был воткнут наспех сооруженный крест.

– Генерал-майор.

«Вот они-то и воспитывали тебя мужчиной», – подумал Чужинов.

– Значит, так, смотри и слушай внимательно. У этого пистолета, в отличие от пээма, предохранитель снимается вверх. Видишь красную точку?

Перед тем как отдать вальтер мальчишке, Глеб внимательно его осмотрел, вынув обойму и сняв затвор. Пистолет оказался в превосходном состоянии. И еще, он не ошибался: калибр у пистолета действительно был мал, пять и шесть миллиметра, или двадцать второй. Словом, то, что называется «мелкашка». Патрон кольцевого воспламенения с безоболочечной пулей, больше всего подходящий для охоты на мелких грызунов. В детстве они с пацанами мастерили самоделки под такой патрон. Ничего сложного: две трубки, вложенная одна в другую, болт и резинка от велосипедной камеры. Его друг даже ладонь себе прострелил, слишком ненадежная конструкция.

Ну и позже приходилось иметь с такими патронами дело: со снайперской винтовкой, разработанной на основе биатлонной. Но она так, против собачек и людей, не защищенных бронежилетами, на дистанции тридцать – сорок метров. Собачкам, и не каким-то там дворовым цепным барбосам – специально обученным псам, его научили рвать пасть в самом прямом смысле этого слова. Именно пасть – наиболее уязвимое место. Вернее, не пасть – нижнюю челюсть. Но много ли это меняет? Вот только эти существа совсем не собаки, а у такого калибра при отличной баллистике останавливающее действие никакое. Увеличить его, конечно, можно путем нехитрых манипуляций с пулей, но вряд ли даже этого хватит.

– Дед рассказывал, такие когда-то были у британских коммандос, – сказал вдруг Егор, видя, как внимательно рассматривает Чужинов пистолет.

– Держи, – Глеб протянул ему собранный вальтер, – и не забудь, что предохранитель снимается вверх.

Он не представлял, что делать дальше и куда направиться. Чужинов знал только одно: теперь у него есть цель – этот мальчишка должен остаться жив, и все его дальнейшие планы приобретали хоть какую-то осмысленность…

– Во, еще одна тварина сдохла, – известил всех Семен Поликарпов, дежуривший у входа на чердак.

– Может, повезет, как тем? – Голос Кирилла Лажева звучал без особой уверенности.

– Вряд ли, чтобы они все вдруг сразу сдохли, единственный раз и слышал о подобном случае, – засомневался Поликарпов.

Каждый знал историю о том, как однажды немалая стая тварей, загнавшая несколько человек на крышу, вся передохла в течение нескольких часов прямо у них на глазах.

Мертвых тварей попадалось достаточно и раньше, но чтобы вот так, разом… Когда впервые начали обнаруживать трупы, причем в немалом количестве, люди воспрянули духом: глядишь, через какое-то время все хищники передохнут. Увы, надеждам сбыться было не суждено: отродий меньше не становилось.

Глеб слышал множество версий произошедшего, и одна из них показалась ему наиболее правдоподобной, а именно: в течение жизни количество сердечных сокращений у живых существ примерно одинаково, что у воробья, что у слона, что у человека, разница только в частоте. У воробья она за тысячу, ни со слоном, ни с человеком не сравнить, соответственно, и срок жизни пичуги очень мал. У тварей пульс огромный, тот же воробей обзавидуется, но и живут они несравненно меньше птиц. Зато и регенерация бешеная, и плодовитость ужасающая. К тому же твари абсолютно нечувствительны к боли, и единственный способ борьбы с ними – убить или хотя бы обездвижить.

«Возможно, те твари и наплодились в одно время. Именно по этой причине все они тогда и передохли у людей на глазах», – предполагал рассказчик.

Дом, принадлежащий прежнему знакомцу Лажева, скорее всего давно уже мертвому, был небольшим – шесть на шесть метров, к тому же часть пространства занимала печная труба кирпичной кладки, и места на чердаке оставалось не так уж много. Хуже того, для теплоты был насыпан шлак, а от него и грязи, и пыли хватает.

– Замо́к, что ли, твой друган не мог сделать? – ворчал Семен.

– Какой замо́к? – Лажев уже наслушался, что у его друга руки не из того места растут и вообще что дом маленький, не кирпичный, не двухэтажный и не забранный по всем окнам толстыми решетками или бронежалюзи. Тогда оставалось бы только проделать в потолке люк.

– Чика терпеть решеток не мог, – поначалу попытался объяснить Кирилл, но потом плюнул.

– Такой замок: мешают глину с опилками, чтобы не растрескалась, и заливают сверху. Держит тепло не хуже, а такой грязи нет, – объяснил Поликарпов. – И где он только шлак в этом захолустье отыскал? – недоумевал Семен.

– В кочегарке. Она школу отапливала, клуб и сельсовет. И вообще: не нравится здесь, вали в соседний дом, он как раз кирпичный.

«Я тоже сомневаюсь, что эти твари передохнут, – думал Чужинов. – Вот в то, что сюда могут заявиться новые, верится гораздо больше. Значит, необходимо что-то предпринять. Только что?»

– Глеб, – отвлек его от размышлений голос Молинова, – взгляни. Видишь ее?

Чужинов кивнул: вижу.

– Как ты думаешь, сама не сдохнет?

– Нет, только если ты ей в этом поможешь, – улыбнулся он.

Через дыру в крыше были видны голова и часть туловища твари, и она явно не собиралась подыхать сама. Убивать тварь, которая вот-вот отдаст концы сама, – лишний перевод патронов, но эта, за которой они наблюдали, явно заслуживала пули.

Молинов перевел предохранитель на одиночные выстрелы, затем плавно потянул спусковой крючок. Тварь как подкошенная завалилась набок и даже дергаться не подумала.

– Сам дорабатывал? – поинтересовался Глеб.

– А чего там военного? – пожал плечами Молинов. – Конечно, сам.

Спуск у таров довольно тугой, но Эдуард положил на крючок самый кончик указательного пальца.

– Глеб, – это была уже Полина, – ничего придумать нельзя? Душно тут – ужас. Что к вечеру-то будет?

– «Придумать»? Можно, Полина, еще как можно. Хватит нам на чердаке загорать, нас поди заждались уже. Сделаем-ка мы вот что…

Глава 5
Приманка для тварей

К утру погода разгулялась, тучи развеялись, и солнце стало по-настоящему жарким. На чердаке стояла духота, и, несмотря на то что доски фронтона давно были выбиты, люди то и дело утирали с лица пот. Земля много дней впитывала влагу и теперь щедро отдавала ее в виде испарений. Крытая железом крыша накалилась, и до нее невозможно было дотронуться. Питьевая вода, несмотря на все попытки экономии, убывала с катастрофической быстротой.

Глеб смотрел на близкую реку Семеновскую, разлившуюся до небывалой ширины.

«В такую бы погоду да на море, – размечтался он. – Искупаться бы, за мидиями понырять, а вечером запечь их на костре, да под вино или пиво. И чтобы Марина была. Хорошая девушка, будь со мной все по-другому, о лучшей подруге и мечтать бы не приходилось».

Рассказывали ему: твари собираются во время шторма на берегу, когда там полно статического электричества. Самому же Глебу однажды доводилось наблюдать, как беснуются они во время грозы, когда воздух буквально им пропитан.

Он прислушался к себе – начинается. Извлек из кармашка разгрузки капсулу, лежавшую там отдельно. Он положил ее туда, когда еще все спали. Незаметно сунул в рот и запил водой из фляги. Теперь стоило немного подождать, подействует ли. От некоторых не было толку: то ли из-за того, что все они давно просрочены, то ли по какой-то другой причине. За последний месяц два раза так произошло. Когда их много – еще ничего, но когда они все в портсигар помещаются…

– Глеб, так что все же делать-то будем? – поинтересовался уже Поликарпов. – Деревню жечь?

С самого утра только и было разговоров, как избавиться от тварей. Сошлись на том, что нужно пробиваться к реке. Там, недалеко от берега, островок, и стоит попасть на него… Это на берегу твари быстры как молнии, но в воде медлительны, и перебить их будет несложно. Сколько их здесь, в Макеевке? Десятка два? Вполне по зубам. Но только в том случае, если оказаться на острове. Ну а пожар необходим для того, чтобы отпугнуть их подальше и появилось время добраться до острова.

«Все это так, – думал он. – Но слишком мокро вокруг, и, пока все просохнет, ждать придется долго. Оставим этот вариант на крайний случай и попробуем другой. Как будто бы спазмы, что всегда появляются в начале приступа, утихли – подействовала капсула, а значит, пока живем».

Отмахнулся от Семена – подожди немного, и обратился к Лажеву.

– Кирилл, а этот твой друган закадычный, – Чужинов топнул, указывая, какой именно, – он как вообще жил?

– Чика, то ли? Правильным пацаном он жил, – откликнулся тот. – А ты зачем спрашиваешь?

– Верю, что правильным, – улыбнулся Глеб. – Только меня другое интересует. С деньгами как у него было?

То, что домишко небольшой, еще ни о чем не говорит. Возможно, внутри хоромы хоромами.

– Да откуда у него деньги? – Атас даже скрывать не стал, что удивился. Затем съязвил: – Чужак, ну а бабки-то тебе зачем? От тварей откупиться хочешь? Барашка в бумажке им сунуть?

– Что-то вроде того, – кивнул Глеб. – Мебель у него какая была? На чем он спал?

– На чем все люди спят? На том и он, на кровати.

– Главное, что не на нарах. А диван у него был?

– У него все как у людей было: и кровати, и диваны, и телевизор. И даже книг полно. Решетки им подавай, нары. Тюрьма, что ли? – проворчал он. – Что, Чужак, решил диванчик сюда поднять? – хохотнул Лажев, довольный своей шуткой. – Что ты все загадками говоришь, объясни толком!

Все остальные с интересом прислушивались к разговору, не понимая его сути и ожидая объяснений.

Эта мысль пришла к Глебу, когда он увидел прислоненную к дому сетку от панцирной кровати. На совесть проржавевшую, но на вид все еще крепкую. Ну а мечты о море только дополнили ее. И еще предложение Дениса Войтова спустить вниз на веревке Атаса, чтобы подманить тварей.

– Ты не бойся, – хлопнул Войтов Лажева по плечу. – Мы тебя не за шею, за ноги спускать будем, как приманку. За шею смысла нет – тварь на обгаженную мертвечину не клюнет. И выдернем вовремя – за один спуск всех не соберешь. Тем более я сам тебя вытаскивать буду.

Однажды Глеб смотрел телепрограмму, где за борт в кишащее акулами море спускали металлическую клетку с человеком в акваланге. Чтобы, так сказать, изучать хищниц в их естественной среде. Акулы, не проявляя особой агрессии, тыкались носами в клетку, но добраться до человека, конечно же, не могли.

Твари не акулы, и на это у него был весь расчет: собрать металлические сетки от кроватей и диванов, чтобы изготовить из них нечто вроде клетки и уже в ней спустить человека на землю. На веревке, естественно, чтобы в случае необходимости быстро поднять клетку наверх. Такая приманка, как отгороженный всего лишь тонкой проволокой человек, обязательно должна сработать. Ну не сможет тварь при всей своей ненависти к человеку устоять перед соблазном. Соберутся они перед клеткой, пытаясь добраться до того, что более всего им ненавистно. Возможно, соберутся не все, но проредить их удастся изрядно. Вполне вероятно, он заблуждается, и все же попытаться стоит, либо Глеб их совсем не знает.

– В общем, так, – приступил к объяснениям Чужинов, – для начала разбираем потолок. Наша цель состоит вот в чем…

Когда он закончил, некоторое время все молчали.

– А кто полезет в клетку? – поинтересовался помрачневший вдруг Кирилл Лажев.

– Я и полезу, идея-то моя, так кому же еще. – Глеб обратил внимание, как побледнела Полина.

«Ты за Молинова переживай, – мрачно усмехнулся он. – До меня-то тебе какое дело? Тут ведь и еще причина есть: стрелять в тварей придется в упор, крови будет достаточно, и не дай бог, она попадет кому-нибудь внутрь. Не факт, что он влипнет, как я, но в любом случае – мне-то что терять?»

– Лажев, мы с тобой будем разбирать крышу, желательно со стропилами. Опасаюсь, что, после того как мы достанем все, что нам необходимо, от потолка только балки и останутся. Так вот, чтобы не сидеть на них, как курам на насесте, необходимо застелить пол. Денис, ты наблюдатель, вдруг какая-нибудь любопытная особь высунется из-за шума. И не забудьте лица прикрыть – пыль до небес поднимется.

Все послушно полезли за балаклавами[14]14
  Балаклава, или лыжная маска – головной убор (вязаная шапка, шлем), закрывающий голову, лоб и лицо, оставляя небольшую прорезь для глаз, рта или для овала лица. Фактически соединяет в себе шапку и маску-чулок.


[Закрыть], и только Полина, покопавшись в рюкзаке, вынула ситцевый платок, украшенный по краям ярким цветочным орнаментом. Сложив его по диагонали, девушка приблизилась к Чужинову.

– Глеб, повернись, давай повяжу.

Вообще-то у него была своя балаклава, вязанная из толстых шерстяных ниток. Удобная вещь, многофункциональная, но сейчас, в духоте чердака, в ней будет некомфортно. И все же Глеб, перед тем как повернуться к Полине спиной, поинтересовался:

– А сама как? Да и жалко его, такой красивый. Во что он превратится? В тряпку, которую только и останется, что выкинуть.

– У меня еще есть, – жизнерадостно сообщила Полина. – Да и не жалко его для тебя. Поворачивайся.

Чужинов послушно повернулся и даже немного присел для удобства. Почувствовав прикосновение тугой груди девушки, он невольно взглянул на Молинова, к тому времени уже успевшего напялить балаклаву. Вообще-то Полина должна заботиться именно о нем. Но тот был занят: застегивал клапан на горловине рюкзака, чтобы внутрь его не попала пыль, которой вскоре будет очень много.

– Спасибо, Полина.

Девушка улыбнулась в ответ, достала второй платок, копию первого, после чего завязала на голове так, что остались видны только глаза.

– Ну что, клан ниндзя, за работу? – осмотрев всех, усмехнулся Чужинов.

– А откуда начинать? – поинтересовался Поликарпов.

– Со спальни, наверное. Кирилл, где тут спальня расположена?

Тот на некоторое время застыл на месте, вспоминая, затем прошел в один из углов чердака:

– Здесь. – Немного подумав, добавил: – Точно здесь.

– Вот отсюда и начинайте. И вот еще что, Семен: если попадется что-нибудь для приманки, постарайтесь поднять тоже.

Поликарпов кивнул: постараюсь.

Глеб с сомнением посмотрел на сооруженную ими конструкцию, висевшую снаружи на краю того, что раньше называлось потолком. Затем взглянул на вечереющее солнце. Его хорошо было видно теперь, когда от крыши мало что осталось. Откладывать смысла нет – до наступления темноты осталось не так много, иначе придется ждать до утра.

– Если никто не заявится, не забудьте вытащить наверх, – пошутил он. – Ну и в меня постарайтесь не попасть. Кирилл… – многозначительно взглянул он на Лажева.

– Чужак, да понимаю я, что не Робин Гуд. Если только в стороне кто-то из тварей окажется.

«Тут ведь дело не только в том, что стрелок ты никудышный, к тому же и со зрением проблемы. Разлет картечи из твоего недоразумения о-го-го!»

– Ты мне лучше свой плащ дай.

И Лажев с готовностью его протянул.

«Крови, если все получится, будет много, а его дождевик – сплошная резина, так что отмыть его будет значительно проще», – думал он, напяливая чужую одежду и накидывая капюшон.

Плащ, сидевший на Лажеве как на вешалке, оказался ему тесен в плечах, а рукава едва достигали запястий.

– Глеб, возьми. – Денис протянул ему свой «стечкин». – И пару магазинов к нему. Все же шестьдесят патронов – это сила.

– Без надобности, – отмахнулся тот. – В клетке особо не развернешься. Специально, что ли, узкую сделали?

– Благо хоть на такую хватило. – Семен взглянул на него как-то непонятно. – Зато надежно получилось: там, где наружу, – почти везде в два слоя.

– Будем надеяться, что надежно, – пробормотал Чужинов, усаживаясь на самый край чердака и спуская ноги в клетку.

– Это тебе точно может пригодиться. – У Эдуарда на ладони металлом блестел мультитул[15]15
  Мультитул, мультиинструмент – многофункциональный инструмент, обычно в виде складных пассатижей с полыми ручками, в которых спрятаны дополнительные инструменты.


[Закрыть].

– А вот за него спасибо. – Глеб взял у Молинова инструмент и спрятал его под плащом.

В мультитуле, помимо всего прочего, есть и кусачки, и они действительно могут понадобиться: то, что можно было назвать клеткой лишь с большой натяжкой, – настолько уродливо выглядело сооружение, – сплошь было скреплено проволокой. И не зубами же их перекусывать в случае необходимости?

У Молинова вообще вся амуниция такая, что остается позавидовать. Новенькая, причем все, что есть лучшего, и кто его только так экипировал? Один тактический нож чего стоит.

– Ладно, с богом! – Глеб протиснулся сквозь узкую щель. – Закрывайте.

Сверху легла решетка, бывшая когда-то радиатором на холодильнике, и Семен, перед тем как прикрутить ее проволокой, взглянул на Чужинова:

– Может, не стоит? Вдруг из клетки придется быстро выбираться? Вход узкий, тварь в него точно не пролезет. И достать не сможет, если присесть.

– Давай, Сёма, давай, – откликнулся Глеб. – Так будет надежнее.

Вскоре клетка с приманкой опустилась на землю. Оставалось только ждать.

«Сработает, не сработает?» – размышлял Чужинов, оглядываясь по сторонам.

Все, что он знал о тварях, говорило, что они клюнут, но сомнения все же оставались: от них его отгораживала металлическая решетка. Они не могут ее не видеть и купятся ли на такую бесхитростную уловку? Хватит ли у них ненависти к человеку, чтобы кинуться на него в попытке достать? Возможно, стоило действовать проще: спуститься на веревке, тогда бы точно они не смогли преодолеть соблазн. Конечно, риску было бы несоизмеримо больше: эти гадины иной раз появляются буквально из ниоткуда, и его попросту могли бы не успеть выдернуть наверх. Например, вон в тех вымахавших почти по грудь человеку зарослях лопуха вполне могла затаиться гадина, прокравшаяся туда еще ночной порой и терпеливо дожидавшаяся своего счастливого шанса.

Под ногой хрустнуло, и Глеб посмотрел вниз. Как же он мог забыть, что сам и попросил Семена бросить в клетку то, что когда-то содержало электричество или работало от него. В том, что хрустнуло, он узнал умножитель от электронно-лучевой трубки. Практически все дно было ими усеяно. Рядом валялись электромотор от пылесоса, какой-то блок питания, паяльник, батарейки и тому подобный хлам. Глеб взял одну батарейку, пальчиковую, – так их называли, пока весь мир еще не рухнул. Мысль о том, что его затея сработает, сейчас показалась бредовой.

«Помять, что ли, хорошенько? – усмехнулся он, крутя батарейку в пальцах. – Когда-то такое нехитрое действие помогало извлечь те крохи заряда, что в них оставались после разрядки».

Чужинов разжал пальцы, батарейка со стуком приземлилась на фен, что удивительно – с насадкой, и в этот момент сверху раздался испуганный вскрик Полины. Он невольно вскинул голову и замер: вынырнув откуда-то из-за длинного строения, по виду напоминавшего коровник, на него мчались твари, много тварей, значительно больше, чем они рассчитывали.

Клетка вдруг показались таким ненадежным укрытием, что Глеб застонал сквозь до боли сжатые зубы. Он с надеждой взглянул вверх на Поликарпова с Войтовым. Веревка дернулась, клетка вздрогнула, и вдруг откуда-то сбоку возник стремительный силуэт, заставивший его отшатнуться. Тварь прыжком оказалась на клетке, и толщиной в четыре пальца канат был перекушен так мгновенно, как будто по туго натянутой нитке полоснули опасной бритвой.

Клетка завалилась набок, и Глеб, прижав обе ладони к лицу, упал ничком, скрючившись в три погибели и принимая позу эмбриона. Глаза, главное – сберечь глаза. Видел он глаза тех, кому в них попала кровь тварей, и больше всего они походили на глаза вареной рыбы.

Где-то там, наверху, стояла такая пальба, что ему едва удавалось разобрать каждого стрелка.

Семен, изменив обычной своей выдержке, лупил из АК-12 с отсечкой в три выстрела. Денис, опустошив «Винторез», а у него все магазины на двадцать патронов, переключился на «стечкина». Молинов вначале стрелял короткими очередями, а затем дал длинную, явно на весь остаток магазина. А вот и его родной АК. Не иначе Семен, чтобы не терять время на перезарядку, ухватился за него. Калибр у них одинаковый, но свой автомат Глеб узнал сразу. У Полины, вероятно, тряслись руки, потому что промежуток между двумя магазинами из ее «Беретты» получился куда больше, чем необходимо на перезарядку. У нее М-9, под мощный парабеллумовский патрон, хороший пистолет, удобный со всех сторон. Но, вероятно, от волнения она не смогла сразу попасть магазином в рукоять. Когда бабахал дробовик Лажева, Глеб невольно напрягался, ожидая, что вот-вот в него угодит какая-нибудь шальная картечина. Клетку трясло, он слышал совсем близко шумное, хриплое дыхание тварей, и только. Да и откуда взяться визгу или вою, если они вообще не могут звуков издавать: как рассказывали сведущие люди, устройство гортани не позволяет.

Бешеная пальба наконец начала стихать, раздалось несколько одиночных выстрелов, наступила полная тишина, но Глеб продолжал лежать не шевелясь.

– Чужак, ты там живой? – Узнал он по голосу Лажева.

– Глеб, ты как? – Это был уже Семен.

– Живой, живой, – откликнулся Чужинов. – Клетку стоймя поставьте, боюсь в крови выпачкаться.

– Да ты и так как будто в ней выкупался. – Судя по звукам, Кирилл перезаряжал ружье.

– Ствол в сторону убери. – Реплика Дениса Войтова явно предназначалась Лажеву. – Пальнешь еще ненароком.

Клетку наконец поставили стоймя, она поползла вверх, но Глеб по-прежнему не отрывал ладоней от лица. Таким его и извлекли из нее, после чего послышался удар его «убежища» о землю.

– Точно она больше не пригодится? – с сомнением в голосе поинтересовался он.

– Точно, Глеб, точно, – заверил его Поликарпов. – Сейчас сам все увидишь.

Дождевик с Чужинова сняли, разрезав ткань. На голову ему полилась вода, затем он почувствовал, как кто-то тянет его за руки, отрывая их от лица. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой Полину с полотенцем наготове.

– Ты герой, Глеб, – тихо произнесла она, вытирая ему лицо.

Чужинов хмыкнул: много ли геройства пролежать без движения в металлической клетке, боясь, что в него угодят свои или дотянется какая-нибудь тварь? Забрал полотенце и повернулся, чтобы посмотреть на землю. Картина впечатлила его настолько, что он едва не присвистнул от изумления: ну ничего себе! Все пространство перед домом оказалось завалено трупами тварей.