Текст книги "Один и без оружия (СИ)"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Ребята, ну что же не решили остаться здесь еще на денек? Отдохнули бы, выспались, а там бы и пропажа ваша нашлась», – невесело размышлял я, осматривая стоянку самым тщательным образом. Нет, не для того чтобы окончательно убедиться: здесь ночевали именно они – для другого. Любая мелочь, которую они потеряли или выбросили за ненадобностью, в моем нынешнем положении могла бы пригодиться.

Ровным счетом не нашлось ничего. Да и не стал бы никто выбрасывать на виду. Тщательно прикопал бы, либо кинул в реку, где бурное течение унесет далеко от этих мест. К тому же и терять им особенно нечего. В дальних походах каждый грамм имеет вес, и у них при себе лишь самое необходимое.

Теперь только и оставалось, что принять окончательное решение: как поступить дальше? Но перед этим, я решил дать себе отсрочку – отдых на целый день. Тело все еще отдавало болью, и особенно досаждало плечо. К тому же после практически бессонной ночи неудержимо тянуло ко сну. И самое главное: существовал крохотный шанс, что Грек вернется, и мимо им не пройти.

Проснулся я, когда день давно уже перевал за полдень. Полежал некоторое время, слушая, как беснуется бурный речной поток. Наверное, лежал бы еще долго, но желудок вдруг требовательно заурчал: хозяин, пора кормить! Вообще-то без пищи человек может протянуть довольно долго, питаясь исключительно за счет внутренних резервов. Главное, ясно дать ему понять: никакой пищи не будет, перестраивайся! Следует или питать его достаточно калорийно, или не кормить вообще. Двухнедельную голодовку, человек выдерживает достаточно легко. Даже если не будет лежать неподвижно, пытаясь сохранить запас сил, а целенаправленно куда-то идти. Главное, чтобы не было обезвоживания. И еще гипогликемии. То есть, катастрофического снижения уровня глюкозы в крови, что вполне может случиться во время жесточайшей вынужденной диеты. Всю эту информацию мне дали мои куда более опытные товарищи, а Слава Проф – объяснение на уровне физиологии.

И я согласен голодать, днями вышагивая по лону дикой природы. С водой проблем быть не должно: она встречается практически на каждом шагу, и еще у меня есть чудом сохранившаяся фляжка. Что же до гипогликемии…

Колючие кустики по соседству сплошь усеяны сизо – синего цвета плодами. Мелкие, с горошину, они имеют настолько сладко – приторный вкус, что можно нисколько не сомневаться: стоит запастись ими впрок, как и эта проблема будет решена. Остается определиться с направлением движения. Неправильно выбранное, оно может стоить жизни. С другой стороны, в этом мире есть и другие? Сомнительно.

Глава 10

Я прождал их два дня и две ночи. Хотя правильнее будет: два дня и одну ночь. Поскольку вторую ночь, в отличие от первой, спал беспробудно. Первую практически всю бодрствовал, опасаясь, что они пройдут мимо меня, и не увидят. Отлично понимая: в темноте никто в здравом уме даже с места не сдвинется. Здесь тоже полно хищников, которые, как и земные, предпочитают охотиться в темное время суток. И они, в отличие от людей, по ночам видят превосходно. Миллионы лет назад, жизнь заставила приматов, которые в дальнейшем эволюционировали в человека, подняться на деревья. Долгое время у них не было никаких врагов. Затем они появились. Враги страшные, охотящиеся по ночам, и специализирующиеся исключительно на приматах. И были ими далекие предки тех самых созданий, которые ныне так уютно устраиваются у нас на коленях, и так мило мурлычут в ответ на наши ласки – кошечек.

– В принципе, ничего не изменилось, – улыбался Слава. – Что тогда мы поставляли им еду, что сейчас. Зато, проживая на деревьях, приматы приобрели возможность различать красный цвет и его оттенки, чего подавляющее большинство других животных, делать не умеют. Надо же было им каким-то образом различать в кронах деревьев фрукты, которые и составляли их основной рацион? – А эти, которых мы встретили, спустились уже с деревьев, или еще на них не поднимались? – тут же поинтересовался Гудрон. Причем таким тоном, как будто ему необходимо жизненно важно знать ответить на этот вопрос.

– Не уверен, но думаю: уже спустились.

– Почему так думаешь? – от Бориса последовал новый вопрос, а мы начали устраиваться поудобней: велика вероятность того, что Гудрон сумеет Профа разговорить, и тогда нам предстоит услышать нечто интересное.

– Ты же сам видел, как они собирают моллюсков, не отказываются от рыбы, и недалеко от них останки какого-то съеденного ими животного. А значит, уже всеядны. Или на подходе к тому.

– И что это дает?

– Неплохие шансы на то, что когда-нибудь они станут разумными.

– И что, это так важно?

– Безусловно, и даже более того. Понимаешь ли, друг мой Борис Гудрон. При полной травоядности такое произойти не сможет – слишком мало белка. Тушу как у слона или гиппопотама – легко, но с мозгами куда сложнее.

– А поподробнее?

– Гудрон, тебе что, побольше о своих будущих подданных захотелось узнать? – попытался подначить его Гриша. Но тот от него лишь отмахнулся.

– Проф, не сочти за труд, поясни: какая связь между мясом и мозгами?

– Самая прямая. Чтобы тебе было известно, в среднем по планете человеческий мозг весит чуть больше килограмма триста грамм. Это примерно пятидесятая часть от общей массы тела. Но от всей производимой организмом энергии мозг потребляет порядка десяти процентов в состоянии покоя, и до четверти при напряженной умственной деятельности. Вдумайтесь в эти цифры: весит одну пятидесятую, а забирает четверть. Кстати, знаете, у какого животного масса мозга наиболее высока по соотношению к массе тела? – спросил Слава, и сам же ответил. – У крохотной птички колибри. И они, при недостатке корма, впадают в самый настоящий анабиоз. Вернее, мозг заставляет их туда впадать, иначе ему не выжить. Существует такая закономерность: чтобы увеличивалась масса головного мозга, необходимо, чтобы уменьшались челюсти. Объем и масса головы конечны, и, убирая что-то одно, появляется возможность добавить другое. Но эти приматы всеядны, а там уж как повезет.

– В чем именно?

– В том, с чем повезло нам. Вернее, нашим предкам в отличие от других приматов. А вот с чем именно им повезло – до конца еще непонятно. Самая ближайшая к человеку обезьяна – шимпанзе. Так вот, генетически у нас с ней разница всего в два процента, но различие между нами видишь?

«Эх, парни, парни! И как же так все получилось?! Всего-то два дня прошло, а соскучился по вас так, как будто с семьей расстался!».

Ожидая их, я здраво рассудил, что пока нет смысла объяснять организму: «В ближайшее время тебе придется питаться исключительно внутренними резервами!». Особенно на берегу реки, которая просто кишела рыбой. То ли она шла на нерест, то ли ее всегда так много, но добывать пропитание не составляло никакого труда. Но самое приятное заключалось в том, что моя рана на правом плече, даже не думала загноиться. Либо местные бактерии не знали, как себя вести с инопланетной плотью, либо антибиотики действительно помогли.

Утром третьего дня, когда в дальнейшем ожидании не оставалось смысла, я все же решился.

Сборы были недолгими, а шаг мой легок. И вел он меня к сверкающим на солнце белоснежным вершинам горной гряды.

– Дойду до них, посмотрю, что и как, а там уже будет видно, – едва ли не посвистывая на ходу, рассуждал я. – Лезть в горы с той амуницией, которая у меня имеется – верх легкомыслия. Но, возможно, стоит мне только до них добраться, как моему взору откроется чудная долина, разрезающая горный хребет пополам. Наверное, мне стоило потеряться раньше. Чтобы приобрести то, что благодаря своей пропаже, приобрел. Ну и пусть например вон из-за того камня выскочит сейчас хищник. Если смогу – убью его. Если не получится – он убьет меня. Стоит ли из-за этого нервничать?

Никогда не считал себя трусом, но теперь ловил себя на мысли, что слишком легко отношусь к возможности собственной смерти. Мне даже пришла мысль, что какая-нибудь местная зараза не была убита земными лекарствами, а вполне освоилась в организме. И теперь хозяйничает в нем, как только пожелает. Например, в том мозговом центре, который отвечает за чувство страха – в миндалинах, которые находятся в височных долях. Оттого мне совсем и не страшно. Главное, чтобы она ничего не изменила в моей сексуальной ориентации. Поскольку миндалины, помимо других важных вещей, ответственны еще и за нее. А страх – пусть! Без него даже удобнее.

Затем внезапно выпорхнувшая из-под самых ног птица, убедила – все далеко не так. Никуда оно не делось – чувство самосохранения. Иначе, не оказался бы одним прыжком за ближайшим деревом, а рука не сжимала бы револьвер. Но сердце при этом не билось так, как будто пытается вырваться из груди, и улететь подобно напугавшей меня птахе подальше от опасности. И руки часто не подрагивают от внезапно прихлынувшего норадреналина. Обычная реакция организма на внезапную опасность, без которой я оказался бы потерявшим всякое чувство страха идиотом. Что одновременно и обрадовало и несколько опечалило. Идиот – не идиот, но вдруг вместо пропавшего дара эмоционала, у меня проснулся дар бесстрашия? Как выясняется, нет.

Я не стал безрассудным. Все также внимательно как и всегда, посматриваю по сторонам, под ноги, вверх: опасность может прийти с любой стороны. Но при этом успеваю полюбоваться красивой бабочкой, цветком, еще чем-то, чего прежде за собой не замечал, полностью поглощенный тем, чтобы не пропустить смертельную опасность. И мое нынешнее состояние нравилось мне куда больше.

Людей убивают, или, по крайней мере, значительно укорачивает им жизнь, стрессы. Причем не те, когда сердцебиение зашкаливают за все мыслимые границы – другие. Страх потерять работу, любимую девушку, вовремя не заплатить за ипотеку… их бесконечно много, причин для стресса. Все они мелкие, но именно они, как ржавчина металл, разъедают наш организм. Даже у животных жизнь в неволе удлиняется чуть ли не вдвое, поскольку им ничего не грозит. И дело не только в том, что состарившись, они становятся легкой добычей хищников.

Мои размышления перебил запах дыма. Сначала мне показалось, что я ошибся, спутав его с запахом какого-нибудь растения, здесь случается и не такое. Затем он стал сильнее, заставив не на шутку встревожиться. Совсем не хотелось бы попасть в лесной пожар. Особенно, если он верховой, когда огонь перебирается с вершины на вершину с такой скоростью распространения, что от него чрезвычайно тяжело скрыться.

«Это не может быть пожаром, – размышлял я. – Слишком много влаги после недавнего затяжного ливня. А значит, огонь рукотворный. Отсюда следует: где-то недалеко есть люди. Правда, радоваться пока рано. Это могут быть и бандиты, и хуже того – перквизиторы. Игорь, тебе же не хочется, оставшись без умело ими содранной кожи, захлебываясь слезами от ужаса, путаясь и забывая слова, исповедаться: по какой именно причине сюда угодил? Нет? Ну тогда постарайся быть предельно осторожным. Поверь – это полностью в твоих интересах. Шанс встретить их не так велик: утверждают, что они обитают гораздо севернее. Но с твоим везением в последнее время, вполне могут оказаться и они».

Встречаться с перквизиторами мне уже приходилось, и тогда спасло лишь чудо. И еще мощный ФН ФАЛ, от которого теперь оставалась полуметровая стальная трубка. Годная только для того чтобы жахнуть ею по голове зверька величиной с некрупную собаку.

Определить направление на место, где жгли костер, оказалось нетрудно. Запах дыма явно пришел ко мне вместе с бегущей водой ручья. Вверх по течению я и направился. Осторожно, пеняя себе за каждый изданный шорох. Сколько времени провел среди тех, кто в любом месте и в любой ситуации умеют шагать бесшумно, но сам так и не научился.

Сотня шагов, примерно столько же изданных в свой адрес проклятий, и вот уже среди деревьев стал различим колеблющийся огонек костра.

«Господи, хоть бы это оказались Грек и остальные!», – взывал я к тому, в которого никогда не верил. Держа наган наготове, я крался среди деревьев, готовый в любой момент громко сказать: «Гриша, что у нас сегодня на ужин?». Или задать стрекача, пригибаясь так, что грудь будет касаться колен. Или просто поздороваться с людьми, чей вид показался бы мне достаточно безопасным.

Ни того, ни другого, ни третьего, не понадобилось. Вместо всего этого, я вошел в ручей и побрел теперь уже вниз по течению, стараясь ступать осторожно, чтобы не выдать своего присутствия плеском воды. С каким-то отрешением ожидая, что в любой момент в ноги вцепятся сотни мелких, но острых как бритва зубов. Местных пираний, которых от земных отличает только то, что они все еще кистеперые. Но не повадки держаться большими стаями и кровожадность.

Шел, стараясь держаться строго посередине ручья, хотя вода иной раз поднималась по грудь, а сам ручей раздавался далеко в стороны. И почувствуй я вдруг укус, у меня не будет ни единого шанса оказаться на берегу. То, что успел разглядеть возле костра, было куда страшнее.

Все три человека, в которых даже с полувзгляда можно определить опытных путешественников, были еще живы. Вокруг них валялось множество так необходимых мне предметов. Снаряжения, оружия, а над всё еще не погасшим костром висел котелок, от которого исходил запах подгоревшего варева. «А ведь стоило мне набрести на них полчаса назад, и тогда я бы был вместе с ними», – от этой мысли меня нервно передернуло.

Эти люди не были еще мертвы, и некоторое время жить будут. Как утверждают – неделю. Пока их плоть не начнется расходиться во множестве мест, и на свет не появятся уже взрослые геламоны. Которые начнут подыскивать себе новых жертв. Чтобы проникнуть в их тело, обездвижить, и вывести в них личинок.

Я брел вниз по ручью, готовый ко всему. К острой боли, которая придет снизу. Или к вдруг возникшему жжению между лопаток, так похожему на укус шмеля или шершня: геламоны метят именно туда. Брел, надеясь успеть приставить к виску ствол револьвера, который бы крепко зажат в руке.

Глава 11

«Эмоциональное опережение – вот как это называется», – наконец-то вспомнил я. Состояние, когда чего-либо страстно ждешь или желаешь, но когда событие происходит, у тебя не осталось никаких эмоций. Все они давно растрачены, потому что ты пережил их заранее.

– Дима, налить тебе еще?

Я кивнул: наливай. Прекрасно понимая, что еще одна тарелка похлебки точно будет лишней. На которую желудок обязательно отреагирует. Несложно догадаться, каким именно образом. Ну и пусть.

– А ты всегда так ходишь?

– Так – это как?

– Так как сейчас? Без оружия, без рюкзака, почти без одежды и в одиночку?

Пожимая плечами, и держа лицо невозмутимым, я солгал.

– Чаще всего.

Жанна – девушка красивая, так почему бы не порисоваться?

– И тебе не страшно?!

На этот раз ответил ей честно:

– Нет.

Весь мой страх похоронен в том месте, где должен был лежать сам – на дне вымоины. А если что от него и оставалось, закончилось за те две недели, что брел сюда. Пока, наконец, не наткнулся на поселение. Чтобы полностью убедиться: эмоциональное опережение действительно существует. Сколько я мечтал о том, что встречу людей? Фактически только этим и занимался. А в свободное время изо всех сил стремился выжить. Когда, например, стая похожих на земных медоедов существ, загнала меня на дерево.

Не стану отрицать: в тот момент мне просто повезло. Потому что ближайшим деревом оказался не молодняк со стволом толщиной с руку, а настоящий патриарх. Такое сравнение напрашивалось само собой, потому что он был настолько грандиозен, что вокруг него вообще не имелось никакой другой растительности. Все что только можно он тянул из почвы мощнейшей корневой системой, не оставляя для других ничего. Потому и ветви у него начинались у самой земли. Будь по-другому, они оказались бы высоко-высоко. Там, где их не заслоняли бы от солнца ветки соседних деревьев.

Наблюдай за мной в тот миг обезьяны, они обязательно бы позавидовали моей проворности, настолько быстро оказался наверху. Так мы и просидели несколько дней, поглядывая друг на друга: снизу на меня эти твари, а сверху на них я. Через какое-то время ко мне в голову пришла показавшаяся на тот момент весьма неглупой мысль – потратить один из двух оставшихся револьверных патронов. Его хватило, чтобы самая крупная тварь упала замертво. И только наблюдая за тем, как остальные рвут ее на части, понял – идея была самой бредовой. После того как они подкрепятся, им будет проще дождаться того, что, обессилев, свалюсь с дерева. Если к тому времени не загнусь от жажды. Но для начала сойду от нее с ума.

Сейчас смешно, но чем я только не пробовал их отогнать! Соорудил лук, метал в них привязанный к свитой из разорванной одежды веревке ствол ФН ФАЛа. И даже попытался из него пальнуть.

Замысел был прост. Привязать ствол к ветке, достаточно тонкой для того чтобы можно было направить ее на одну из тварей, вставить в него винтовочный патрон, благо их у меня оставалось, а затем разбить капсюль. Чем угодно, той же подошвой берца, предварительно вкрутив в нее что-нибудь металлическое, что заменило бы боек. Даже если не удастся попасть – грохот получится еще тот. Именно на него и строился весь расчет.

Выстрел действительно получился громким. Правда, эффект от него был нулевым. То ли они оказались глухими, то ли просто не смогли соотнести его с опасностью. Ну да: во время грозы еще и не такие раскаты случаются. Затем, в какой-то из проведенных на дереве дней, твари исчезли также внезапно, как и появились, когда мне едва удалось вовремя их заметить.

– Дмитрий, – завидев, что тарелка моя пуста, и я даже отодвинул ее в сторону, окликнул меня тот самый мужик, который и был первым повстречавшимся мне человеком. Звали его Иван, а когда я поинтересовался отчеством – ему неплохо за пятьдесят, он ответил: имени будет достаточно. – Там тебе приготовили, отдохнуть не желаешь?

– Желаю, – с готовностью откликнулся я. И, обращаясь к потчевавшей меня обедом девушке. – Спасибо, Жанна. Суп – настоящее объедение! Он всего лишь чуточку не такой вкусный, как ты красивая.

Нет, ну а каких еще комплиментов можно ожидать от почти одичавшего человека? Который в последнее время только и разговаривал, что сам с собой? Именно таких, чей смысл и самому ему не совсем понятен. Но, как бы там ни было, Жанне комплимент понравился, поскольку смущение ее было не наигранным.

– Отдохнул? – сразу же после моего пробуждения, едва я только вышел из предоставленной мне крошечной бревенчатой хижины, подошел все тот же Иван.

– Да, спасибо! Выспался замечательно.

То, что частенько просыпался – это уже мои проблемы. Никто меня не будил – привычка выработалась. Кстати, абсолютно бесполезная. Если бы хищник напал во сне, я бы проснулся только для того чтобы немного похрипеть перекушенным до шейных позвонков горлом.

И все же выспаться мне действительно удалось на славу. Разница заключалась в том, что просыпаясь, каждый раз вспоминал: наконец-то нахожусь среди людей. И потому нет необходимости тщательно вслушиваться в звуки леса, а можно спокойно закрывать глаза и спать себе дальше.

– Ну, коли выспался, пошли под навес. Там и расскажешь: кто ты, откуда, и как сюда попал.

Теперь начиналось самое сложное. Этих людей, а помимо Ивана присутствовало и еще четверо, не обманешь как Жанну. Никто из них не поверит, что странствовать по джунглям в одиночку – дело для меня самое обыкновенное.

Первым что придет им в голову – я что-то натворил. Нечто ужасное, причем настолько, что мне пришлось спасаться бегством, рискуя навсегда остаться в джунглях. Вторым – все мои спутники погибли. Если об этом заявлю сам, мне придется назвать их имена. По той самой причине, что среди них могут оказаться знакомые им люди. Грека в любом случае называть нельзя. Он – фигура широко известная. И если эта пятерка знает, что на одного из его людей объявлена охота с хорошим призом, они могут заподозрить – я и есть именно он.

Потому что ориентировка была не на какого-то там Теоретика, а на одного из людей Грека. И только затем уже шло описание жертвы: зовут Игорем, кличка Теоретик, немного за двадцать, ростом около метра девяносто, глаза карие, волосы русые, спортивного телосложения, особых примет нет.

Утверждают, для того чтобы ложь как можно больше походила на правду, все и должно быть правдой. Кроме нескольких мелочей, которые и есть самые важные. Ну, или чтобы она была грандиозной: в такие вещи люди тоже почему-то верят легко. Но в обоих случаях, нужен ум. Я же свой где-то в джунглях оставил.

– Мы взяли заказ на одного эмоционала. Кличка у него Теоретик, зовут Игорем. По описанию, чем-то на меня похож, только на голову выше. И поздоровей, – после вынужденного поста, когда питался от случая к случаю, добрый десяток килограммов потерял. Так что назвать меня теперь здоровяком, ни у кого язык не повернется. – Да вы и сами наверняка о нем слышали.

Они переглянулись. Только этот факт не сказал мне ровным счетом ничего.

– И что было дальше?

То, что было дальше, рассказать легко. Промоина, из которой едва выбрался, геламоны, жизнь на дереве, и еще много-много чего другого. Даже если не сгущать краски, получается довольно страшноватая история.

– В чьей команде ты был? – в конце моего рассказа, спросил Иван.

Самый сложный вопрос из всех тех, на которые мне пришлось уже им ответить.

– Лехи Воробья, – не придумал я ничего лучшего.

Леха был моим первым знакомым в этом мире. И погиб он на второй день знакомства. В Фартовом, который по местным меркам находятся весьма и весьма далеко. Но этот факт совсем не означает, что кто-нибудь из них с Лехой не был знаком. И тогда придется выкручиваться.

– Воробьев Алексей Николаевич его зовут.

Понятия не имею, какое отчество было у моего знакомого, впрочем, как и фамилия. Но если им известно о Воробье, вряд ли случится так, что совпадет все сразу. Они переглянулись снова.

– Ладно, Дима, отдыхай пока, – поднимаясь на ноги вслед за другими, которые за все время не произнесли ни слова, сказал Иван. – Тебе у нас не меньше недели придется пробыть.

– А потом?

– Потом наши люди отправятся в Станицу. Здесь же, поди, не останешься?

Успел обратить внимание: названия местных поселений не балуют ни фантазией, ни изощренностью. Все просто и обыденно: Шахты, Вокзал, Фартовый, Самолет… Ну разве что слышал, существует и Веселая Жизнь. Но чем там жизнь весела, никто мне так и не удосужился объяснить.

– Нет.

Маленькое оно, ваше поселение. Около десятка бревенчатых домишек, окруженных, как и везде, частоколом. Если даже в каждом из домов проживает четыре – пять человек, все равно получается не больше пятидесяти. Так что затеряться тут будет сложно. И поинтересовался сам.

– Из Станицы на Вокзал попасть сложно? И вообще, как далеко он расположен?

– Кто именно?

– Станица. И Вокзал.

– Вокзал на той стороне хребта, – указал Иван на горы. Ну, это и без него мне известно. – До Вокзала от Станицы без малого неделю добираться, пехом. Отсюда до нее два дня. По реке. Возвращаться, естественно, больше. Поскольку против течения, а в иных местах пешком по берегу с лодкой на привязи.

Сибирь когда-то так и заселяли. Шли всем семейством по берегу, коровенку с собой вели, лошадь. А весь скарб и малых детей за собой волокли в лодке. Понравится главе семейства место, он и заявит: все, остаемся здесь. Ну и названия образовывались соответственно фамилии: Ершово, Хомутово, Быково, и так далее. То, в которое нахожусь, называется Хутором. С одной стороны, если есть Станица, значит, и Хутор быть должен. С другой, чего бы не назвать его каким-нибудь Иваново или Степаново? По первым поселенцам?

– Оружие не дадите? – без всякой надежды поинтересовался я.

– Лишнего нет, – Иван сказал, как отрезал.

И сам бы на его месте не дал – себе дороже. Неизвестно, кто к ним пришел, чем он дышит и чего от него ждать. От охотника за головами, которым сам себя я и представил.

– Я заплачу, – продемонстрировав один из трех имеющихся у меня жадров. Цена, за которую на том же Вокзале можно приобрести достаточно серьезный ствол. Иван взглянул на него мельком и без всякого интереса.

– Нет у нас лишнего, я же сказал.

– Тогда хотя бы патронов с десяток. Для нагана.

И снова получил отказ.

– У нас таких не имеется, – и не проверишь, действительно их нет, или по той же причине перестраховывается. – Да и не нужны они тебе: у нас здесь тихо – оазис.

Так-то оно так, вот только чувствуешь себя с единственным патроном в револьвере весьма неуютно. Не пулемет же прошу, в конце-то концов. Меня и обычная двустволка вполне бы устроила.

– Дима, а ты его знаешь?

– Кого именно?

– Ну, этого Теоретика?

Определенно Жанна подслушивала: при разговоре с ней, я ни разу о нем не упоминал. К тому же не так много мы и общались. Помимо моего желания – девушка она симпатичная, с хорошей фигурой. Но крутится вокруг нее один тип, Олег. Как будто желает все время держать ее под контролем. Тут и гадать не нужно: либо ухажер, либо и вовсе муж. Причем муж ревнивый. Мне же, в моем нынешнем положении, только и остается, что создать проблемы на ровном месте.

– Нет, не приходилось. А к чему интересуешься?

– Да так. Ни разу эмоционала не видела. Интересно, чем они отличаются от обычных людей? Ну так смотри сколько душе угодно. И полностью убедись: абсолютно ничем. С другой стороны, помимо того эмоционала, что периодически вижу в зеркале, мне довелось увидеть одного из них единственный раз. Федора Отшельника. Вот у того действительно облик был почти демонический. Хотя, возможно, дело в том, что жить ему оставалось всего пару месяцев, и сам он об этом отлично знал.

– Дима, а ты кого-нибудь из них видел?

– Однажды, на Вокзале, – лгать не имело ни малейшего смысла. К эмоционалам если и не очереди, то посетителей хватает. Так почему бы и мне не побывать?

– Его не Отшельником звали?

– Именно.

– Говорят, он уже умер. Теперь там другой.

«На его месте должен быть я», – вспомнив предложение Сноудена, не смог удержаться от улыбки. Гриша оказался прав: стоило нам задержаться на Вокзале, и вполне могло такое случиться, место Отшельника стало бы моим. Задержаться не так уж много. Не прошло еще с момента нашей встречи двух месяцев. А если учитывать, как медленно доходят новости – именно доходят, не доезжают, и, тем более не долетают – ножками они распространяются, ножками, умер Федор чуть ли ни сразу же после нашей встречи.

– Он точно сам умер? Его не убили?

Обычная среди эмоционалов история. Нет, чтобы профсоюз какой-нибудь создать. Поделить поле деятельности, и жить себе припеваючи.

– Точно сам умер. И еще рассказывают, очень он мучился перед смертью.

Что не исключает – его отравили. Каким-нибудь местным кураре или соком анчара. Хотя последнее – бред, не настолько тот и ядовит.

– Жанна, – вспомнил я реакцию Ивана на жадр. Вернее, практически полное ее отсутствие, – а что, у вас здесь жадрами не пользуются?

– Конечно, пользуются, куда же без них?

– А почему тогда они не заинтересовали?

– Их у нас и без того хватает, – и внезапно, как будто сказала лишнее, переменила тему. – Ой, что-то заболталась я совсем. Вон и Олег идет. Пока – пока!

Судя по тому, как по-хозяйски Олег обнял девушку, а затем положил ей руку пониже талии, он точно был ей не просто другом.

– Нет уж, доберусь до Вокзала, черта с два когда за его пределы выйду! И совсем не потому что для меня, в моем нынешнем положении Вокзал – самое безопасное место. Хотя и потому тоже. Там и электричество есть, и музыку послушать можно, и фильм посмотреть, и даже потанцевать при желании. А самое главное, девушек там куда больше и не все они заняты. Нужно как можно быстрее отсюда убраться, здесь только от скуки помирать, – такие мысли упрямо лезли мне в голову уже на четвертый день пребывания на Хуторе.

Первые три я наслаждался тем, что снова попал в общество людей. В безопасное место, где есть и крыша над головой, и мягкая постель, и баня. И еще я был объектом всеобщего внимания, рассказывая о перипетиях своего вынужденного путешествия в одиночку. Затем интерес к моей персоне значительно поугас, да и самому мне смертельно надоело трепать языком. Тогда-то и пришла скука. Особенно по вечерам. Днем занятие всегда находилось. В основном я занимался тем, что помогал Ивану.

Несмотря на то, что он был здесь главным, Иван не проводил все время в ожидании того, что кому-нибудь понадобится его мудрый совет или жесткий приказ – он плотничал. Когда я начал напрашиваться к нему в помощники, не сказать, чтобы просьба его обрадовала, но, по крайней мере, он не отказал. Своим главным и едва ли не единственным инструментом Иван действовал виртуозно.

«Вот чего бы точно никогда не подумал раньше, – размышлял я, глядя, как ловко он им орудует, – так это то, что освоение новой планеты будет происходить не терраформированием, не всякой сложной техникой, а обычным стальным топором».

– Чему улыбаешься? – поинтересовался Иван, обнаружив на моем лице то ли улыбку, то ли ухмылку, то ли гримасу.

А когда ему рассказал, усмехнулся сам.

– По-хорошему, Дима, тебя бы на карантин посадить.

– Это еще зачем?

– На всякий случай. Мало ли ты какую заразу с собой принес?

– И что, бывали случаи?

– Сам не встречался, но слышать о таком приходилось.

– Так чего же тогда не посадили?

– Сам не знаю. А теперь уже и поздно, – и перевел разговор на другое. – Теперь смотри. И запоминай. Хват тут немного необычный, и на первых порах может показаться неудобным. Но так ловчее будет фаску снять.

Я смотрел и запоминал, совершенно не представляя, пригодятся ли мне такие навыки в будущем. Но, по крайней мере, не оставалось времени раздумывать над тем, как все плохо. И сейчас плохо, и в дальнейшем ничего не изменится. Разве что поверить в чудо, собрать достаточное количество пикселей, и попытаться открыть портал домой. Ах да! Есть же еще один способ – Пик Вероятности. Но о нем я кроме названия ничего не знал.

Жители Хутора не то чтобы держались от меня обособленно. Но вели себя так, как будто есть у них какая-то тайна, о которой мне не положено знать. Хотя чтобы не разгадать ее, нужно быть полнейшим идиотом. Когда наблюдаешь за тем, как ближе к вечеру откуда-то возвращается половина мужчин Хутора в перепачканной и пахнущей дымом одежде, и вспоминаешь реакцию самого Ивана, все становится предельно ясным. Жадры они здесь добывают, жадры! А дымом от них пахнет по той простой причине, что жадры – не самородки, готовыми их не найдешь. Их выплавляют из какой-то руды. Мне и видеть-то ее до сих пор не приходилось. Знаю только, что днями руду можно плавить, но ни одного жадра так и не получить. К тому же необходимо подходящую рудную жилу найти – экскаваторов нет. Иначе цена на жадры была бы как на золото. Которого здесь, по выражению Гудрона – как хорошо всем известной субстанции за баней.