Текст книги "Н 5 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Значит, через три года? – Задумчиво произнес князь.

– Вы тоже торопитесь?

– Что вы, совсем нет! – Заверили императора.

– Больно много родичей у судьи, – буркнул Шереметьев. – Не договаривались мы о том. Сомневаться я стал.

– Сам предложил, теперь от слов своих отрекаешься? – Удивился его величество.

– Как быть тем, кто не родич и не сват? – Скрывая раздражение и бешенство тем, как его провели, держал он руки под столом. – Кто не ходит вшестером сватать к одной невесте!

– Моя внучка еще не сосватана, – пожал плечами император. – Может, тебя позовут? Может еще кого, кто отличится и все зло на своей земле вычистит, да штрафы без судейских заплатит? Вон, Еремеев зятю присоветует.

Шереметьев хмыкнул. Но взгляд заинтересованный в сторону судьи кинул.

– Я полагаю, таких добровольных много будет. – Поделился своими мыслями государь. – Честь великая быть мне сватом, и оскорбление мне лично, если кто к этому стремится не будет, верно? – Вкрадчиво уточнил он у князей.

Нарушение закона еще можно кое-как обойти, ссылаясь на традиции…

– А эти, – недовольно махнул рукой Шереметьев в сторону Юсупова. – Этим что будет?

– Тоже заплатят, если повинны, – жестким тоном подвел черту Рюрикович. – У государства воровать не позволю.

И это кое-как примиряло остальных со случившимся. Потому что государство и карман императора находились в одной географической точке.

– Кстати, о деньгах, – улыбнулся холодно его величество князьям. – На днях виделся я с ее светлостью княгиней Борецкой… – Сделал он паузу, чтобы люди осознали. – Жаловалась она мне, что, дескать, не отдает никто данное им на хранение достояние. Как же так, ваши сиятельства? Не уж то поперек слова каждый из вас пойдет… Снова? – Вкрадчиво уточнил император.

– Нет никаких Борецких! – Нервно отреагировал из-за стола князь Орлов. – Упокоились давно!

– Ты, никак, лжецом меня назвал? – Удивился император.

– Боюсь я за тебя, что в заблуждение ввести тебя могли. Не видел я Борецких на твоем приеме уже двадцать лет, как мне знать, что те живы?

– Теперь знаешь. Списки данного вам могли быть утеряны, за давностью лет. Это я понимаю и отношусь со снисхождением, – иронично смотрел он на встрепенувшихся и полных надежды князей. – Поэтому направлю вам свои копии. Кто утерял что-нибудь, вернет деньгами. Я тот документ заверял, мне с вас и требовать.

– Это тяжелое дело, твое величество, – хмурился и Долгорукий. – Разом столько собрать.

– Ты за бедность не жалуйся прилюдно, – со смешинкой ответили ему.

– Я не про бедность, а про сроки! Мы же к сохраненному со всей бережливостью, уговора не было, что те деньги нельзя в оборот пустить и проценты брать! Нелегкое это дело – взять и вытащить из оборота.

Прочие поддержали его одобрительным гулом.

– Вы не беспокойтесь. Казна богата, мы вас выручим. – Мягко успокоил их император. – И процент сватам назначим по-родственному. Не то, что остальным.

От обсуждения очередной мрачной финансовой перспективы отвлекла ощутимая дрожь земли. А заполошно вбежавший в зал порученец, что-то принявшей нашептывать императору – тот всерьез настроил на военный лад. Как бы не случилось чего…

– Радуйтесь, ваши сиятельства, – поднялся император с трона. – Одной смерти князь Черниговский избежал. Еще три осталось.

– И наших тридцать, – требовательно смотрели на него из-за стола.

Тот коротко кивнул, признавая. После чего направился делать так, чтобы они не понадобились.

Ко всему привычна сытая и богатая столица. Не удивят ее ни иностранцы в диковинных одеждах, ни уличные музыканты с танцорами.

Оттого и восемь не самых молодых человек, закруживших в ритмичном танце на краю широкой площади перед гостиницей в самом центре Москвы, не особо изумляли прохожих.

Они действительно были похожи на артистов – в праздничных костюмах белых, расшитых богато и красочно, в своих бамбуковых масках с намалеванными поверх алой краской скалящимися лицами и оставленными двумя прорезями для глаз. Их движения были резки и далеки от грации. Вокруг не было музыки, хотя им определенно подошли бы гулкие барабаны – зато пел старик, стоящий в центре, распахнув руки вверх, а остальные семеро звучно хлопали в ладоши, будто ставя точки в мрачном и певучем речитативе. Словно механизм, выполненный через шестерни и колен-валы, они завораживали идеальным автоматизмом, а звуки хлопков будто бы находило отражение в ритме дыхания, стоило прислушаться…

Кое-кто с интересом остановился. Потихоньку собралась толпа, с радостью хлопающая в такт.

У уличных танцоров не было ни футляра для денег, ни перевернутой шляпы. Не ходил помощник, собирая пожертвание с тех, кому понравилось – или же с тех, кто решил форсануть, стоя рядом с девушкой.

Оттого первые деньги полетели танцорам прямо под ноги – и грани монет отразили яркое солнце… До того, как распасться сверкающей пылью, так и не долетев до земли.

Очередной взрыв веселья и аплодисментов утонул в недоумении – потому как иные дарители расстались и с сотенной, свернутой в четверо – но и от нее остался только пепел, а купюра не долетела до земли.

Затем и недоумение погасло в предупредительном возгласе, сменившемся страхом. Потому что над силуэтом отеля, таким же радостным в солнечном сиянии, как только что толпа, внезапно образовалась густая тень – будучи просто дымкой, она быстро собралась в образ той самой маски, что была на людях.

После чего стоящий в центре вытащил из складок одеяния на поясе кривой кинжал и резанул себя по запястью.

Завизжала от ужаса впечатлительная дама, отшатнулась толпа, переходя сначала на шаг, а потом и на бег от той жути, что выплеснулась вместе с алой кровью.

А те же, кто посмел обернуться, убегая, мог заметить, как на белоснежной маске в воздухе начали появляться алые линии – рисуя кривую скалящуюся гримасу в пустоте и два алых глаза.

Где-то заорала сирена, а гостиница в миг окуталась плотным сероватым пологом – будто вспыхнувшим, словно давно заготовленный и проявившийся в последний миг.

Серьезная магия, могучая, пробирающая даже неодаренных с солидного расстояния – мурашками по коже и ощущением иномировой жути. Крайне надежная. До той поры, пока оскалившаяся маска не развернула пасть в оскале тридцатиметровых клыков и не перекусила гостиницу на уровне второго этажа.

Жалобно простонав уцелевшими перекрытиями и ударив по ушам громом, здание рухнуло внутрь самого себя, взметнув облака бетона и пыли.

– Пожалуй, мы закончили в этом городе, сын. – Аймара Олланта посмотрел на руины отеля, когда пыль спала, а его люди вернулись констатировать численную убыль противника.

– Дождемся хозяев и объясним нашу позицию?

– Как принято делать у вас? – Уточнил патриарх клана у белорусского переводчика.

– У нас принято не дожидаться озлобленных хозяев. Считается, что время успокаивает, а степень вины не меняется.

– Это мудро. – покивали Аймара. – Как зовется эта традиция?

– Atas, menti. – Спокойно ответил молодой седой человек.

Дворец князей Черниговских, пусть и выстроенный всего то в прошлом столетии, за что удостоился наименования «Новый», все же зацепил те времена, когда общий дом было принято делить на мужскую и женские части. Времена поменялись, но разделение все еще казалось князю удобным – меньше суеты в родном кабинете. Меньше внимания, эмоций и осуждения по поводу разбитой посуды, перевернутых кресел и густого запаха спиртного, разлитого по наборному паркету. А когда женщина понадобится князю, он пойдет к ней сам.

Князь бережно отложил бутылку с виски, опустошенную на половину, оправил распахнутый ворот рубашки, желая застегнуть – но обнаружил пуговицы вырванными. Оглядел себя, с облегчением не обнаружив мундир залитым и испачканным. И направился на женскую половину – сквозь весь дворец; через длинные коридоры, заставленные портретами предков, от которых старательно прятал взгляд.

Не смотря на выпитое, его не водило из стороны в сторону и не звало на подвиги. Алкоголь прошел через шокированное сознание, как вода. Обожгло живот и отступило, будто не было, оставив ту же пустоту и потерянность. Ему нужен был собеседник; нужен был совет, и он шел туда, где его могли дать.

Тяжелая дверь будуара супруги удостоилась выверенного и деликатного постукивания. Как бы не хватилось рвануть, вышибить, разрушить массив дерева, но помещение всегда плотно связывалось с образом супруги – а на нее он руку поднимать не смел и в мыслях.

– Зайди, супруг мой, – медовой речью с дивным акцентом донеслось из будуара, вызвав смесь любви и вожделения, надежды и привязанности.

Кто-то, в миг горя, шел к духовнику, иные исповедовались близкому другу. Другие приближали к себе психолога или любовниц. Для него его Лита была всем.

В отличие от духовников от друзей, не обязательно говорить только о явном, сжигая себя тайным; в противовес от любовниц и психологов, верность не требовалось проверять – равно как решать, что делать с трупами, сболтнув лишнего.

Его супруга достойна правды, любой, даже самой горестной и проклятой. И она же может подсказать путь – она умная, всегда была умной. Поэтому он ее взял, выделил из шумного и многочисленного семейства князя Сапеги. «Порченная» – говорил отец, пытаясь отвадить его, подсовывая небылицы о ее прошлом. Старый зашоренный дурак, который слишком доверял советникам – благо последний ненадолго пережил первого.

Черниговский поймал себя на том, что стоит в проходе двери, привалившись к створке, и искренне любуется, глядя на супругу, сидящую перед зеркалом. Лита сидела к нему спиной, расчесывая длинные, цвета воронового крыла, волосы – и он видел ее лукавую улыбку, обращенную к нему в отражении. Сколько ей лет? Вечные двадцать шесть – в этом весь ответ. Зрелость, помноженная на природную красоту и властность. Волна обожания прокатилась по телу, обернувшись отчего-то кое-как удержанными слезами.

– Лита, я все потерял. – Не удержал он дрожь в голосе, а слезинка все-таки скатилась на щеку.

– Что случилось? – Замерев с расческой в руках, с тревогой смотрела она на него через зеркало.

– Они убили моего сына. Они убили Олега! Они узнали про Заповедник. – скрываемая до того паника все-таки прорвалась в голосе горестным шепотом. – Они выпустили заключенных!

– Нину – тоже? – Пожала она губы недовольно.

– Всех, – покаянно опустил князь голову.

– Значит, пришло время взять власть. – Порывисто повернулась супруга к нему и даже не подошла – подплыла, остановившись в гранах миллиметра и заглянув снизу вверх. – Ты достоин быть первым, муж мой. Надо сломать вековую несправедливость. Призови союзников. Надави на должников. Заставь выступить всех, кого ты готовил и выращивал.

– Они убоятся императора, – отчего-то произнес князь Черниговский.

Произнес правду, но не ту, которую она должна была услышать.

– Император будет мертв, – жестко произнесла супруга.

Метнулась к будуару, порывистым жестом выбила фальш-доску из боковины и куда более бережно достала оттуда шкатулку, обернутую темно-алым бархатом.

Двумя руками, словно регалию, поднесла она ее к супругу и ободряющим взглядом призвала открыть.

Мягко щелкнул замок, отворяясь, и под приглушенным светом люстр матово блеснул наполненный синеватой жидкостью стальной шприц.

– С этим ты убьешь его, – шептала Лита. – Это подарок от наших друзей. С этим ты убьешь кого угодно. Потом ты сольешь весь компромат на князей в сеть, чтобы народ вышел на улицы, добьешь сопротивляющихся и войдешь на трон героем. – Уверяла она его, а он млел, глядя в эти глаза, что отражали его влюбленное лицо.

– Лита… – заикнулся князь.

– Т-ш! Я знаю, оно лишит тебя детей, – бережно отложив шкатулку на стол, женщина взяла в ладони его лицо и поцеловала подбородок. – Но сегодня мы сделаем нового! Мы сделаем тебе наследника, – целовала она его лицо.

А князь сходил с ума от вожделения.

– Я немного придержу беременность на тот случай, если кто-то заподозрит тебя, – ворковала Лита. – Когда ребенок появится, он будет здоров, и всякие подозрения умрут. Потом умрут их владельцы.

– Да… – выдохнул князь, чувствуя ее руки под своей рубашкой.

– Мы назовем его Олегом, в честь твоего бастарда, хочешь? – Шептала она.

Князь хотел, теряя рассудок.

Хотел настолько, что не мог заставить себя сказать ей, что император уже знает о Товаре. Что признался он ему в этом сам. Что их война проиграна, потому что он не сможет заставлять идти в бой князей под страхом разоблачения, потому что они уже разоблачены. Они все – все, кого он выращивал, скармливая им ослабленные владения, но связывая страшной тайной наркотика, боятся не князя Черниговского, а огласки – а этого страха больше не существует.

Но он молчал и пил вкус этих губ, сходя с ума по ней так же, как когда-то мальчишкой. Ей уже тогда было «двадцать шесть», и ничего не изменилось.

Сумасшедшее вожделение отпустило его через несколько часов. Потом он лежал в постели, прислушиваясь к ее дыханию. И только под утро, когда рассвет проявил тени в комнате, сел на край постели. Оглянулся на Литу, отметив изящную спину, приоткрытую одеялом. Потянулся к ней рукой, желая провести по нежной коже, но кое-как удержался и силой воли заставил отвернуться.

Перед ним, на столе перед зеркалом, по прежнему стоял открытый футляр со шприцом.

А рядом с ним лежал его сотовый телефон. И он помнил номер.

Мыслей не было. Но взгляд невольно переходил с предмета на предмет.

Футляр. Телефон. Футляр…

Глава 17

Иногда иные праздничные события невольно смотрятся с тревогой.

Например, воскресное утро в родном доме, да еще с любимой девушкой под боком, устроившейся вместе со мной на диване перед телевизором, могло смело претендовать на звание идеального. Тем более, что родитель и сестры укатили на выходные к Федору в Румынию, и были мы тут одни. А еще родственники Ники тоже были в безопасности. Плюс защита дома работала на максимум, убирая вообще любые треволнения и беспокойства. Ну и Брунгильда тоже бдила, на всякий случай держа одно ухо приподнятым, а кот Машк лично смотрел в окно.

Словом, все для того, чтобы Ника перестала ерзать и спокойно посмотрела со мной какую-нибудь легкую комедию. С чего-то же надо начинать обычную семейную жизнь.

Вон, даже еда разогретая стояла на столике перед нами – это чтобы не металась, придумывая причину для беспокойства.

Но не тут-то было – случайное нажатие на новостной канал (а я знал, что нельзя доверять ей пульт!) отразило подтянутого и сурового человека в мундире, в котором Ника первая узнала знакомого нам обоим человека.

– Это же папа! – Охнула она.

А там и я вчитался в бегущую новостную строчку внизу экрана.

– «Чрезвычайный представитель императора», надо же, – хмыкнул я, глядя на два новеньких ордена на его мундире, не иначе навешанных для большей представительности. – «Исполняющий обязанности министра внутренних дел».

– Тихо, папа говорит! – Шикнула Ника.

Ну а папа говорил, что всю преступность велено прижать к ногтю, чем он лично поставлен заниматься. Судьба прежнего министра репортера отчего-то не занимала вообще.

Дела, поднятые князем, будут доведены до суда и решение по ним представлены общественности. Да, он знает о вываленных в сеть материалах, но призывает относиться к ним рассудительно, потому что каждый умный человек обязан знать, что вместе с крупицей правды могут быть вывалены горы лжи. Вон, простой пример – …

И интервью развернулось полноценным сюжетом на добрые полчаса. Новый генерал (надо же, не пожадничали) в пух и прах разбивал громадье сетевого вранья, демонстрируя документы и убедительно показывая признаки подделки.

Эфирное время, наверное, стоило адово дорого. А состряпанный в экстренном темпе обвинительный хлам, обильно разбавивший правду о княжеских преступлениях и влитый через те же источники, и того дороже.

– Ты, надеюсь, не нарушал закон? – Уточнила Ника, вздохнув то ли довольно, то ли с тоской.

Папа стал большим начальником, но видеть его ей теперь придется куда как реже… Тяжела судьба генеральской дочки.

– А что? – Мрачно уточнил я супруги.

– Ничего… Папа спросит, наверное, при знакомстве. Он у меня очень ответственный. Ну, вы ведь с ним и мамой не виделись еще.

– Зачем нам знакомиться? – Заерзал я. – Я уже читал их досье. Приличные люди.

– Так они тебя совсем не знают!

– Хорошо, дам им почитать мое досье.

– Так не делается, – строго постановила Ника. – Надо при личной встрече.

– Обменяться досье?

Ника демонстративно закатила глаза и махнула рукой.

– С момента, как твоего отца назначили на пост, я ничего не нарушал. – Успокоил я ее. – Переключай на «ДолТВ», сейчас начнется уже.

– Там реклама еще минут пять, – смотрела Ника на отца, хотя звук выключила – тот начал говорить про семью и детей.

Мало ли что ему прописали в сценарии – дочь слушать это не особо хотела.

– Как Артем? – Спросила невеста.

– Кто ж его знает. Укатил с Инкой к ней домой. Если про него нет в международных новостях, значит нормально.

– А Пашка?

– В Китай, как я знаю. С Дейю. За ними прислали самолет, и про них тоже нет ничего в новостях.

– Здорово, – протянула Ника.

– Вот! – Наставительно произнес я. – Умные девушки – забрали себе толковых парней. А ты чего ждешь?

Ника потупилась и смущенно отвела взгляд.

– Принесешь мороженого? – Попросила она.

Эх…

– Ладно, – с грустью в голосе, поднялся я и сделал шаг к кухне.

Вернее, попытался сделать шаг.

– Оп-па, ноги не слушаются… Ника, блин! – Возмутился я, обернувшись и видя торжественно-победную улыбку на ее лице.

После чего рухнул горизонтально вниз – благо, руки подставил. Да и те неметь стали.

– Кто сказал, что я тебя не заберу? – Мурлыкнула Ника, подтянулась руками вверх, встала на ноги.

И тоже рухнула рядом.

– А я стаканы нам поменял, – доверительно произнес я лежащей рядом супруге.

– Дурак! – обиженно смотрела на меня с ковра Ника. – Я все подготовила! И мороженое, и все!

– Посмотрели кино, – обреченно вздохнул я, стукнув лбом о ковер.

Рядом дулась невеста. Вы посмотрите – даже отвернулась! Я бы и сам отвернулся, но шея тоже занемела и не двигалась.

Спрыгнув с подоконника, мимо прошел Машк, поведя хвостом и потеревшись боком о лицо. Запрыгнул на диван. Запрыгнул на столик. Зачавкал.

«– Блин!» – попытался возмутиться я, но вырвалось что-то невразумительное, на одних гласных – рот тоже занемел.

Лежал, смотрел в затылок Нике и даже осуждающим взглядом ее укорить не мог.

С глухим звуком поднялась со своего коврика Брунгильда и заинтересованно подышала мне в лицо. Повторила с Никой. Гавкнула, покрутившись вокруг, зачем отчего-то сорвалась к двери и легко ее открыла.

Сверху со стола упал парализованный кот. Принялся укоряюще смотреть на него – полегчало.

А затем вбежавшая и крайне возбужденная Брунгильда аккуратно уцепила Нику за штанину и куда-то потащила во двор, восторженно поскуливая.

«– Не, ну ты видел?» – Возмущенно смотрел я на Машка.

Потому что отвернуться не мог все равно.

Впрочем, минут через пять Брунгильда вернулась снова и потащила уже меня – мимо стола, мимо телевизора, мимо деловито кушавшего мороженого на кухне Вени, который проводил меня взглядом и вновь открыл холодильник, доставая еще одно. И это с учетом того, что половина в руках не доеденная! Возмутительно!

А, между тем, путь наш шел по колее внутри травы, к самому углу широкого двора – где некогда Брунгильда сделала себе логово в запасном выходе в наше тайное метро.

Словом, Ника там уже была. Меня положили рядом и унеслись во двор.

Кота Брунгильда выплюнула подальше внутри своей конуры, после чего с довольным видом устроилась под моим боком, уложив морду на лапы и выглядя абсолютно счастливой. Вечерело.

– Аээхдыы, – произнесла Ника виновато.

Я повел языком, с радостью отмечая возможность невразумительно мычать. А еще слегка начали двигаться пальцы рук.

«Прекрасная первая брачная ночь!» – Раздраженно выразился я, но на мои звуки одобрительно гавкнула только Брунгильда.

Зато теперь мы могли с Никой смотреть друг на друга и выяснять отношения. Правда, минут через пять помирились и смотрели уже влюбленно и чуть виновато.

А затем мир шарахнуло сверху так, что я на мгновение потерял зрение. Продавившаяся земля завалила вход, а бетонная плита над нами покрылась сеткой трещин, скрывшись в поднятой пыли.

Жалобно скулила Брунгильда; шипел, пытаясь кого-то поцарапать, кот. От земли же над нами стал пробиваться ощутимый жар – сначала просто теплом, потом удушьем, пробирающим почище натопленной бани. И только отвод в метро давал шансы не сдохнуть. Впрочем – покосился я – его практически завалило, оставив щели в сломленной пополам бетонной плите с торчащей арматурой.

Затем жар сменился холодом – лютым, с корочкой на веках и видимым дыханием. После чего удар повторился, замуровав нас от выхода окончательно.

Не сразу тишина ощутилась тем самым моментом, когда все завершилось. По-прежнему скулила Брунгильда и топорщил шерсть кот. Но прошла уже вечность длиною в половину часа, и никаких новых атак я не ощущал.

Что, впрочем, не означало немедленного желания выбраться – не стоит забывать о возможной команде зачистки. К тому же, воздух был, язык перестал ощущаться онемевшим и даже руки обрели подвижность. А еще рядом была любимая девушка, которая точно никуда не сбежит.

– Руки! – возмутилась Ника на мои посягательства.

– Дорогая, я в кои то веки муж!

– Здесь, под завалом?! – Возмущалась она.

– А как же дух романтики?

– Рядом с котом и собакой?!

– Они отвернутся.

– Я так не могу! – Категорично заявили мне.

Вздохнув, нащупал Машка и отвернулся к Брунгильде.

– Максим, ты спишь? – Спросила в тишине Ника.

– Кота глажу. Ему страшно. – Буркнул я.

– А ну! Меня гладь. Мне страшно.

Что, собственно, делать оказалось куда интересней. В конце концов, должна же быть у нас хоть какая-то брачная ночь!..

Но стоило продвинуться к ней, как сверху предательски заскрипели камнями. А затем и вовсе по-хамски впустили в наш уютный уголок свет полной луны!

– Господин, я так рада, что вы живы! – Размазывая землю по лице, плакала от счастья та самая китаянка, которая так удачно свалилась в Москву-реку парой дней раньше.

– Пошла вон! И камни обратно верни! – Зашипели мы на нее хором.

Короче, все равно пришлось выбираться. Тьфу! Все же хорошо было!

Ну а сверху, за выжженным кратером, которым некогда был мой дом, за оцеплением из алых лент, в свете огней скорых помощей и полиции, нас уже ждало огромное количество людей, радовавшихся нам, как родным. Даже сильнее, чем родным. Потому что лютовавший не так далеко глава клана Шуйских на полном серьезе желал кого-нибудь повесить.

– Живой, скотина, – оглядел Шуйский меня с ног до головы, после чего прижал к груди и обнял.

– Вот он – читал мое досье, – пережив спонтанные чувства, деловито объяснял я супруге. – Никогда раньше не виделись, а какое доброжелательное отношение!

– Максим… – Словно не слышала меня Ника, глядя на коричневый пепел в кратере. – А давай, если у нас будет сын, назовем его Вениамином?

Сердце кольнуло. Еще и от того, что кратер имел вполне читаемый рельеф – с серьезным уклоном напротив того места, где мы были.

– Давай.

Нас побеспокоили через десяток минут молчания.

– Максим, вас к телефону, – пробрался ко мне княжеский порученец. – Его Сиятельство разрешил. Говорит, важно.

Я принял трубку.

– Максим, слышишь? – Произнес знакомый голос. – Это – не я! Слышишь!!! Это – не я!!!

– Мои условия вам все еще интересны? – ответил я князю Черниговскому.

– Я не знаю, как у тебя получится… Но я хочу, чтобы наши юристы встретились.

– Вам позвонят. – Положил я трубку.

– Я видела призраки, – шепнула китаянка из-за спины, заставив вздрогнуть.

– Ты еще тут? – Возмутилась Ника.

– А я теперь от вас никуда не уйду, – нахмурилась она. – У меня миссия.

– Оу, миссия… – Вздохнул я.

– Она мне не нравится! Пусть она уйдет! – Требовала невеста.

– Не прощаюсь! – Гордо подняв подбородок, убежала китаянка по своим делам.

Еще и оттого, что к ней направилась встрепенувшаяся и только сейчас отреагировавшая на постороннюю княжеская охрана.

Ника же осталась недовольно шипеть.

– Ты погоди, – успокоил я невесту. – Кто знает? Быть может, имя для дочери нам тоже выдумывать не придется.

– Собака! Собаку держите! – Охнули где-то позади, от скорых помощей.

Там отчего-то тоже решили обследовать пострадавших домашних животных – хотя что им будет, у Машка вон в ошейник такого накручено, что окрестные собаки гавкать боятся…

– Бруня, сюда! – Строго произнесла Ника.

И даже радовалась какое-то время, с гордостью глядя, как несется к ней огромная собака. А потом с разочарованием вздохнула, когда Брунгильда пронеслась мимо, прямо в пыль и пепел пережженной земли.

– Переживает, – грустно констатировала жена. – Они ведь территориальные, а тут дом сожгли…

Собака действительно смотрелась смятенной – то срывалась к краю, то вынюхивала что-то в центре, то вновь мчалась странными зигзагами, жалостно поскуливая. И ладно бы обычных размеров – но в холке она была мне по пояс. Так что зрелище было печальное и тоскливое.

Пока Брунгильда, наконец, не остановилась в дальнем от нас пятачке, громко гавкнула и принялась зарываться лапами в землю. Громко лаять и снова рыть.

– Нашла что-то? – Еще не понимая, произнесла Ника.

Но люди из поисковых групп, что были к собаке ближе, уже со всех ног неслись к находке – опережая вскочившего и рванувшего вперед меня.

– Веня! – Охнула жена и опрометью понеслась за мной.

– Тут труп, – чуть не сбила меня издали тусклая фраза.

– Уберите собаку, я проверю. – Не верили ему.

– Не чувствую жизни. – Ответили ему холодным тоном специалиста.

И вся суета разом остановились.

Я раздвинул вставших полукругом людей, пробираясь ближе. Посмотрел на перекрученное тело, сломленное, будто игрушка. Обнял и прижал к себе Брунгильду, приседая с ней рядом и удерживая ее.

Рядом замерла Ника и с болью в глазах до крови прокусила нижнюю губу.

– Тело мы забираем, – вздохнув, обозначил мужчина в белой форме медика.

– Нет. – Ответил я ему, глядя в запыленное сажей и покрытое коркой крови лицо.

– Вы же не собираетесь оставлять тут труп? – Немного нервно отреагировал он.

Хотя с другим, наверное, даже разговаривать не захотели – но отношение князя было продемонстрировано явно…

Я отвечать не стал. Передал Брунгильду Нике, подошел к Вене ближе и присел у головы.

– Ты вообще как? – откашлявшись, произнес я, игнорируя осуждающие взгляды в спину. – Мороженое будешь?

Мертвый левый глаз, переборов прикипевшую корочку, заинтересованно открылся и посмотрел на меня.

Позади гулко рухнуло обморочное тело. Радостно гавкнула Брунгильда. Задумчиво почесала затылок китаянка.

– Откопать, покормить, – поймав ее взгляд, приказал ей. – Хотя нет, сначала покормить, потом откопать…

– Но постойте, ему надо в реанимацию! – Возмутились позади.

– У меня тут «целитель» в ранге «мастера» и бесплатная рабочая сила в качестве сиделки. – Проворчал я. – Так что верните кота, и огромное вам спасибо. Хотя нет, стойте… У вас есть лопата?

– Да, разумеется.

– Ну так идите и накопайте себе другого пациента!!