Текст книги "Н 5 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Стало быть, и владетелем тебя не назвать?

– Я таковым себя разве называл? – Изумился князь. – Я столько денег потратил, чтобы людей из подвалов вытащить и восстановить водоснабжение. Павших по чести похоронить. Пропавших из под завалов спасти. Сегодня слышу речи, будто я разорил и разграбил.

– Святой с нами за одним столом! – Едко прокомментировал князь Скрябин. – Поди, жизнь ты им оставил, а карманы за помощь свою вывернул до донышка, да еще за ноги потряс, чтобы грош какой не утаили!

– Княжество я принял нищим. – Сухо ответил Панкратов, вызвав волну удивления.

– Это Фоминских-то?!

– Золото в сокровищнице целиком ушло на восстановление, да еще не хватило. – Недовольно повел он плечом. – Своих поперек имеющегося доложил почти десятикратно. Бумага сгорела.

– А банковские счета?! – Гудели уже по всему периметру стола.

– Форц-банка-то? – Словно припоминая, уточнил Панкратов. – Так его у меня нет. Забрали. – Развел он руками, сетуя.

Удивление стало оборачиваться форменным изумлением.

– Это у тебя-то? – Сглотнув вязкую слюну, обескураженно спросил князь Тарусский.

– Он был очень убедителен. – Постарался не скрипнуть зубами Панкратов.

И не обращать внимание на тыкающий в его бок локоть князя Давыдова, требовательным шепотом бубнившего «это он? Это он, да?».

– Сейчас этот банк подарен моему внуку, Игорю. – Подал голос князь Долгорукий.

Градус изумления приподнялся вновь.

– На свадьбу, – словно само собой разумеющуюся мелочь, повел тот рукой. – Так молодые решили в честь торжества все счета вновь открыть, как были. Ради народной радости и в помощь погорельцам бывшего княжества Фоминских. Потому, ежели кто держал там вклад – будьте спокойны, ваши деньги на месте. Ну а кто задолжал… – взгляд из добродушного стал цепким и хищным. – Извольте внести в кассы добровольно.

Добрый десяток князей невольно почувствовал ком в животе.

– А деньги?! Деньги Фоминских там же?! – Занервничал Скрябин.

– Вот их что-то не припомню. – Озадаченно покачал головой Долгорукий. – Нет, не было. – Посмотрел он на порученцев у стены, отрицательно покачавших головой. – Ну так на том свете, поди, они им не особо нужны.

– Фоминские еще есть! Моя бывшая жена!

– Юридически, это так. – Вдруг произнес князь Черниговский, сдвигая очки на переносице чуть ближе к глазам. – По праву крови, ей владеть наследством. А раз ты защитник, а не хозяин, так будь добр – отдай.

– Послушайте, да тут у многих были жены из рода Фоминских! – возмутились со скандального полукруга стола. – С чего бы ей быть хозяйкой? Вон, князь Челокаев выбросит свою гадюку, чем она не княжна?!

– Ах ты мерзавец!!! – Резко встал дородный мужчина напротив. – Ты где был со своим советом раньше?!!

– Тишина! – Произнес Император.

И народ мигом угомонился, вспомнив о хозяине дома.

– В этом вопросе есть проблема. – Продолжил Император. – Раз у Фоминских нет денег золотом и на счетах, то как им платить взносы на защиту границ, образование и содержание городовых?

– Так князь Тарусский приданое жене вернет. – с усмешкой произнес князь Урусов. – Вот с той земли заберешь свое.

– И мне с того приданного затраты бы компенсировать. – Озадачено произнес князь Панкратов. – Но уважая право императора, я готов ждать, пока налогами с княжества не компенсируют мне потери.

– Это вот – дело! – Забубнили по углам стола.

– А до той поры дети княгини в моем доме поживут, в качестве гарантии. – Подвел черту Панкратов.

Лет за сорок, быть может, он решит, что оплатили достаточно – ведь будут расходы по содержанию мытарей, администрации, чиновников и все прочее, что почти обнулит баланс казны каждый год. Главное, наотрез отказать брать компенсацию полной суммой – не ради денег он все это затеял. Так что, может, и за сто лет не вернут долги – а там заложники породнятся с его вассалами, по любви разумеется, ведь других кандидатов и кандидаток рядом не будет все равно. И в его кабинете на огромной настенной карте появятся новые отметки вассальных городов.

– Постойте. – Занервничал князь Тарусский. – Тут верно говорят, претенденток может быть много. Следует обозначить список желающих и решить среди них, кому возглавить род.

– Вас, так понимаю, следует записать в списке первым? – Уточнил Туманов.

– Женщины непредсказуемы. Возможно, горе отступит и она захочет вернуться в семью. – Бухнулся тот на свое кресло.

На кой демон ему терять два города и отдавать детей в заложники ради княжества под чужим управлением…

– Вопрос считаю закрытым. – Подытожил Император. – Благородные из числа Фоминских определят себе нового князя и придут ко мне. Есть еще вопросы у благородного собрания, достойные нашего времени и участия?

– Есть. – Величаво поднялся с места князь Шемякин, сидевший по правую руку князя Черниговского.

Расслабленно-бравурные настроения, неминуемо коснувшиеся Панкратова с союзниками, сменились мрачной сосредоточенностью.

А император одобрительно качнул головой, приглашая говорить.

В обществе, где аристократу нельзя соврать, есть много обходных путей, как сохранить честь и обхитрить противника лукавой речью, полной скользких формулировок, многозначительно оборванных фраз и двойственных смыслов. Но там, где могут потребовать не юлить и говорить прямо, предпочитают действовать надежнее и проще – отдавая право говорить другим. А уж те вполне могут ошибаться, искренне заблуждаясь или не обладая полным объемом информации – но веря в нее истово.

Поэтому князь Шемякин говорил во весь голос, расправив широкие плечи и гневно потрясая бородой клинышком, взывая к стенам тронного зала; к сердцу и княжеским умам – и даже где-то недоумевая, отчего люди смотрят на него крайне скептически.

– Кто не смотрел новости по утру? Спроси меня, и я скажу – князь Черниговский, что по правую мою руку, ведомый честью и долгом, взял за глотку многое ворье, разбойников и убийц в нашей стране. Сделал разом то, чего никогда не бывало на моей памяти.

Естественно – мрачно подумали владетели – раньше он спокойно брал деньги, а сейчас что за вожжа под хвост…

– Но расследование не завершено! – Провозгласил князь в поднимающемся шуме голосов. – Еще предстоит определить истинных виновников. Предстоит отделить подлость от незнания, а злой умысел от небрежения долгом хозяина земли. Расследование идет. Так отчего говорю я сейчас о еще не свершившемся?

Шемякин пристально обвел взглядом сидящих за столом.

– Почему встал и потребовал слова? А от того, братья, друзья и соседи, что на следствие оказывается беспрецедентное давление. – Построжел его голос. – Не сегодня началось расследование. Не делается все за один день; каждый кропотливый труд требует времени – вам ли не знать? Но как на охоте, когда подходишь к зверю – то начинает чуять он гибель свою. И охотника может увидеть, даже если тот таится тщательно. Тут главное не струхнуть и ружье в сторону не увести, верно? – Добавились в его тон вкрадчивые нотки, а злой взгляд смотрел на половину стола Юсупова и присных.

– Ты обвинить кого решил или про охоту рассказать? – Поймал его взгляд Шуйский.

И на секунду, глядя в человечьи глаза, из которых проглянуло лютое и нелюдское, князь Шемякин внезапно осознал, что будет, ежели слова его про зверя и ружье сбудутся. С холодным потом осознал, потекшим по спине и дрожью в пальцах, которые запутаются и не нажмут спуск; с головокружением и паникой, которая сделает ноги деревянными, пока разум будет орать призыв к побегу.

Впрочем, князья Шуйские настоятельно советуют не бегать от медведя. А на настороженное уточнение – поможет ли это? отвечают честно: медведю – да.

По счастью, вокруг не было дремучей чащи, а потому солнечный свет, богатое убранство и молчаливая поддержка соратников быстро вернули Шемякину самообладания.

– Я хочу сказать. – Отвел взгляд князь, сцепил ладони в кулаки и продолжил на упрямстве и характере. – Что кому-то не понравилось радение князя Черниговского. До той степени не понравилось, что против благородного человека спланированы чудовищные провокации, призванные очернить его и не дать расследованию ход. Хочу сказать, что атака на него уже идет! Бог ты мой, князю уничтожили родовую башню!!! Срыли до фундамента, до черной копоти. Основу основ, символ княжеского рода и нерушимости его прав! Что подумает чернь, при виде огороженного пустыря у стен Кремля?!

– Как что? – Возмутился князь Давыдов. – Городу давно нужен парк в центре! Облагородить там, кустики-деревья насадить, дорожки пешеходные. Только скамейки не ставить, чтобы всякие бомжи не спали.

Князь Черниговский вскинулся с места. Князь Давыдов тут же оказался на ногах, подхватив графин в руку.

– Василий! – Окрикнул уже не Шуйский, а сам император.

И самый известный гусар империи вернул руку из замаха.

– Да спокоен я. – Буркнул он, усаживаясь обратно. – Вот, водички пью. И вам советую.

Только графин, присев, он приложил холодной гранью ко лбу, недобро поглядывая исподлобья на Черниговского.

– Недобрые силы желают, чтобы уважаемый князь Черниговский оставил расследование. – Веско произнес князь Шемякин, кому недавняя вспышка вышла иллюстрацией агрессии. – Многие боятся, оттого в страхе своем готовы… на многое.

– Так чего ты желаешь? – Уточнил Император.

– Я требую! – возвысил голос Шемякин. – Чтобы был наказан виновник разрушения твердыни князей Черниговских. Показательно. Чтобы ни у кого не возникло мысли, будто башни родовые могут пасть. В том числе ваши башни, уважаемые князья. Такие мыслишки в крови надобно топить. Прецедент не допустим. А уж тех, кто стоит за этой дерзкой выходкой, определит следствие. Ежели, разумеется, они не обнаружат себя раньше, защищая мерзавца.

– А что, князь Черниговский не в силах наказать своими силами? – Удивились в зале.

– А не может, – хмыкнул князь Шуйский. – Он от него уже сбежал.

– Что за враг такой появился у нас? – Поерзал от любопытства князь Гагарин, отклонившись на кресле и уложив ладони на примечательную трость из желтоватой кости.

– Максимка, из мастеровых, рода Самойловых. Убийца и лиходей, трус и клятвопреступник!

– Ты бы полегче, князь, про моего зятя. – Обронил император, равнодушно оглядывая говорившего. – Или ты меня желаешь оскорбить, что я внучку за татя отдал?

От лица пару мгновений ничего не понимающего Шемякина отхлынула кровь, а сам он затравленно посмотрел на князя Черниговского, отодвинувшись от него, как от чумного.

Впрочем, сам Черниговский тоже смотрелся озадаченным и недоуменно глядящим на трон, словно ожидая оглашения шутки.

– Ты как про отца моего крестника говоришь, морда бородатая?! – Решительно полез Давыдов на стол, закинув колено и споро двигаясь к обидчику с графином в руке – до того момента, как спохватившийся Шуйский не перехватил его за сапог и не утянул обратно.

Но графин все-равно просвистел в сантиметре от опешившего Шемякина, моргнувшего и очнувшегося, только когда поток воды хлестнул по щекам.

– Да забери ты себе сапог, я ему все равно ноздри выдеру! – в гневе вывернулся гусар.

– Тихо!! – Рявкнул император. – Василий, разжалую! В матросы!

– Тьфу! – оставил за собой последнее слово Давыдов, и был он меток.

Но все же угомонился и с достоинством принял обратно свой сапог. Правда, надевать его не стал – тайком взвесил рукой, примеряясь, и положил у правой ноги.

– Бе-бесстыдство! – Вновь покраснел Шемякин, оттирая щеку. – Смотри народ, что деется то! На гостя императора его же слуга смеет руку поднять!

– А ты бы в моем доме родню мою не поносил, на чем свет стоит. – Отозвался император. – Так ли гостю поступать? Или, может, вышвырнуть его взашей?!

– Так это, твое величество, правда ли, про свадьбу? – осторожно уточнил князь Долгорукий.

– Столь же верно, что он не клятвопреступник и не трус. – Кивнули ему с трона.

Многозначительно подчеркнув иные недостатки, что в ином обществе сойдут за достоинства.

– Это что же, и свадьба была? – Задумчиво уточнили из скандального сектора. – Без торжества на всю страну?

– Балда, тебе же сказано – Давыдов крестный их сына.

– А, так по залету!

– Стоп… – поднял руку император.

– А я слышал, прижила она ребеночка на стороне, а Самойлова за папу.

– А и верно – он же все равно долго не проживет!

– Так она от Давыдова и прижила. Ай!…

– Ох!..

– А ну тихо!! – Рявкнул император.

– Верните сапоги, сволочи. Я с вами не закончил. – Гневно дышал Давыдов.

– Угомонитесь! Никакого ребенка нет! – Стукнул император кулаком по подлокотнику.

– Ох, горе то какое! – Всплеснули руками. – Скорбим твоей беде, великий княже!

И народ взволнованно потянулся подниматься с мест, переглядываясь – потерять ребенка принцессе, да с такими медиками и целителями! Что за беда произошла?!

– Сели. Все. Резко. – Пролаял император, заставив иных сбледнуть. – Принцесса Елизавета здорова и в положении не была.

– Тогда как же…

– Давыдов крестный сына первой жены Максима. – Откашлялся князь Панкратов. – Позор и бесчестье сомневаться в непорочности цесаревны.

– Полностью с вами согласен, Панкратов. Одолжите ботинок.

– Подождите, а кто тогда первая, если принцесса за вторую? – Поднял в удивлении брови князь Вяземский.

– За третью. – Уточнил Панкратов, невозмутимо реагируя на пристальный и недовольный взгляд императора.

– За прошлую он десять миллиардов рублей отсыпал, – горделиво завил ус Давыдов. – Лично по ним вот теми сапогами ходил! Вон там валяются! Князь, ты же на них смотришь, будь другом – перекинь сюда.

– Чтобы я сапоги подавал кому…

– Торжества будут. – Надавил император голосом. – Свадьба оговорена между мной и его дедом, как старшими родичами.

– Между нами. – Поддакнул князь Юсупов тихо, впервые произнеся слово за большим столом.

Но тишина, за ними последовавшая, и та волна уважения, что ей сопутствовала – им бы позавидовали бы иные виртуозные речи.

– Скажи мне, Шемякин. – поднял старый князь взгляд на вновь взбледнувшего мужчину. – Отчего ты лишаешь моего внука права мести за похищенную супругу?

– А с чего, ты, князь, даешь ему право на истину? – Сняв очки и принявшись оттирать линзы платочком, столь же негромко произнес Черниговский. – Не иначе ты императора решил собой заменить, с ним породнившись?

– Истина принадлежит всем. Сегодня она в том, что ты заигрался, черная душа.

– А может, она в том, что ты продаешь свою нефть под видом персидской, доходы от государя утаивая? – Иронично посмотрел на него Черниговский. – На сколько миллиардов ты обманул казну, уважаемый? На сколько обворовал родича своего, выходит, иуду впустившего в семью?

– Я – ни на грош. – ухмыльнулся Юсупов. – Расследуй, государев человек. А ежели выйдут неправдой твои слова – будь готов за них ответить.

– Моему расследованию все князья станут судьей. – Огрызнулся Черниговский. – А тебе меня не запугать! Ни башней, твоим внуком порушенной поперек закона! Ни попытками оболгать мое честное имя!

– Кстати, о попытках, – меланхолично произнес князь Мстиславский, раскрывая перед собой папку с бумагами.

– Господа! – Дернулся голос о напомнившем о себе князе Шемякине. – Я обращаю ваше внимание, что обсуждается мой вопрос и мое требование.

– То есть, ты упорствуешь в своем желании казнить мужа принцессы? – Изумленно уточнил Долгорукий.

– Я?!.. Нет, – выдавил из себя Шемякин. – Речи о казни не идет!

– Нам его поругать?

– Разрушена клановая твердыня!! – Сорвался князь. – А вы ведете себя, будто ларек у метро снесли!

– Но согласитесь, в городе сразу стало лучше. – мудро заметил Давыдов.

– Я настаиваю на суде!! На лицо попрание княжеских прав, действие вне закона и традиций, совершенное общественно опасным способом! Без расследования, без суда и следствия – атаковать башню заведомо невиновного человека! Шутка ли, уважаемые! А если на этом месте будете вы?!

– Ты нам предлагаешь красть невесту внука князя Юсупова? – Уточнил Ухорский. – Я бы еще пожил, уважаемые господа.

– Но князь Черниговский не крал ее!

– Однако это сделал его бастард. – Басом произнес князь Мстиславский, постукивая фалангой пальца по листкам.

– Отреченный от рода! И я еще не договорил!

– Самойлов – гусар! – Стукнул Давыдов кулаком по столу. – Подсуден только военно-полевому суду, главой которого являюсь я. Что ты там еще хотел сказать?

– То есть, это твой полк снес мне башню? – Взъярился Черниговский.

– Он занимался этим во вне служебное время!!

– Тогда и суд для него не твой! – Поддакнул Шемякин. – А наш суд! Который не убоится и родича императора, при всем к нему уважении! Компенсация должна быть! Вира за кровь и камни! За артефакты и ценности, потерянные навсегда! За урон чести!

– Этот тоже предлагает идти за него под пули, – сказал соседу Ухорский достаточно тихо, чтобы услышали все.

– Оставьте, князь. Вас услышали все, – произнес Мстиславский, останавливая новую попытку Шемякина найти союзников. – Я возьму на себя ответственность и скажу, как надо поступить.

– Говори, – произнес император, обозначая, что хозяином тут все еще он.

– Налицо заинтересованность сторон в решении споров. Князь Черниговский ведет важное расследование, но урон чести и достоянию невольно может сделать его необъективным.

– Необъективным к кому?! – Вскинулся Черниговский. – Не к тебе ли, кто индусам оружия продал в том году на шестьдесят процентов больше, чем по документам на всех заводах сделано за три года?!!

– Это надо расследовать. – Пожал плечами Мстиславский. – А вы себя не бережете, князь. Перерабатываете, наверное. Ночами не спите – оттого я прощаю вам усталость, из-за которой ты посмел перебить меня, пока я говорю. – тихим рыком звучали его крайние слова, от которого – показалось ли – задрожал пол и колонны?

– Ты все еще у меня в гостях! Отзови Силу!! – Хлестнуло приказом, и иные князья поняли – то дрожал все-таки пол, а не был то постыдный страх от ауры чужого могущества.

– Потому скажу я спокойно, – кивнул он императору, принимая укор. – А уж вам, княже, решать – любо ли вам мое решение. Предлагаю отправить князя Черниговского в отпуск.

– Не бывать такому!!!

– … А дела его, государевой важности, отдать человеку доверенному и честному, чтобы никакое беззаконие не осталось без ответа.

– Чушь!

Но отчего-то возмущались исключительно семеро из семидесяти восьми князей. Остальные же смекнули, что им банально предлагают слить все расследования – и этот вариант был люб, и признан мудрым.

– Это родовая должность от прадеда к деду и отцу!!! Попрание традиций недопустимо!!! – Орали уже в голос зависимые князья.

– Так мы не лишаем должности. – Мягко увещевали их.

– Князь просто сходит в отпуск. – Успокаивали десятками голосов.

– Ежели расследование не придется ему по душе – так откроет вновь, разве беда это? – Мудро отмечали остальные, пряча хитрые взгляды.

Потому что расхлябанные подчиненные наверняка растеряют все бумаги, пока начальство изволит отдыхать.

– К тебе взываю, император, как к радетелю традиций и родичу по Рюрику Великому! – Гаркнул князь Черниговский, перекрикивая толпу, заставляя их умолкнуть и повернуться к трону.

Именно там должны были решить – быть ли уже принятому княжескими сердцами решению.

Но трон был пуст. Разве что негромко затворилась ставня справа, ведущая от трона в Кавалергардскую залу – словно кто-то совсем недавно вышел, оставив владетелям самим вершить их вопросы.

– А теперь, князь Черниговский, сядь и выслушай меня. – Ласково произнес побледневшему князю Мстиславский и перевернул первую страницу. – Речь пойдет о тайной тюрьме князей Черниговских, что под Екатеринбургом.

– Это провокация! – Не отрывая взгляда смотрел Черниговский на двери, отчаянно надеясь, что те откроются.

Но не открылись, нет.

– Ты говори, князь Мстиславский, всем нам интересно. – Хмыкнул князь Гагарин.

А остальная свора, что уже не боялась компромата, хищно прицелилась взглядами на человека, посмевшего их пугать.

Глава 16

Сколько слов надо, чтобы не оставить от репутации камня на камне? Кто-то скажет, что достаточным станет одно-единственное – обвинительное и хлесткое. Другие посчитают уместным не экономить на словах и пожелают вогнать в пыль размеренной, негромкой речью, обосновывая каждый свой довод фактами. Но в жизни все немного сложнее – оттого куда важнее будет то, кто станет говорить.

Из почти восьми десятков представителей княжеских фамилий, пребывающих в Большом Кремлевском дворце, не так и много людей, кто был равен или превосходил князя Черниговского в родстве и положении. Не то, чтобы длина родословной лишала человека права требовать и возможности высказаться – но как обвинять, когда на каждое веское слово в ответ найдется укоряющий монолог о том, как его предок помог предкам вот этих вот серьезных бородатых детин, от смертной гибели отвадив али из грязи вытащив, а они, неблагодарные, всякое добро позабыв теперь на него напраслину возводят? А ежели ты со всем уважением, но обида твоя велика, то отчего не пришел в мой дом, не посоветовался до того, как сор из избы выносить? А ежели приходил, а тебя не пустили на порог, то может место твое за тем порогом, вместе с псами, которые тоже умеют лаять, а значит иным уважаемым и слушать это брехание не следует? Ах, так обвинитель гневается и смеет дерзить – так мы с дружиной и союзниками за такое оскорбление живенько огнем пройдемся по дворам твоим!

Хорошо быть равным среди владетельных князей – тут и уважение тебе, и почет, ежели молчишь.

Для того и был император, чтобы любезно предоставить возможность высказаться абсолютно всем, давя на корню любые отсылки к родству и знатности рода на правах сильнейшего среди равных. Однако в его отсутствие, все вновь сводилось к традиции, по которой Черниговский был необоримо выше двух третей присутствующих. А среди оставшихся было достаточно тех, с кем можно было договориться. Оттого на душе князя не было паники. Лишь только злость и недоумение – он же выплатил Рюриковичам все деньги! Какого демона его так подставили?!

Проблемой же князя было то, что Мстиславские были аккурат из тех, кто был вправе выражать ему претензию.

– Говори, да не заговаривайся, – резкой отповедью пресек князь Черниговский неправильное для себя развитие событий. – С чего это ты мою честную фамилию рядом с тюрьмой ставишь, ежели ни у меня, ни у предков моих не было и пяди родовой земли под Екатеринбургом?! Или ты мои заводы из города своей волей в пригород перенес?!

– Хорошо. – Поднял князь Мстиславский на него холодный взгляд из-под кустистых бровей. – Речь пойдет о тайной тюрьме под Екатеринбургом. Найденные выжившими заключенные которой свидетельствуют, что заточены по твоей воле.

– Раз не моя тюрьма, чего ты желаешь от меня услышать? – Фыркнул Черниговский. – Откуда там безумные, мое имя повторяющие? Так я скажу, как можно такую подлость устроить. Даже имя князя Шуйского станут повторять. Его ведь сын подле той тюрьмы был, верно?

За столом слегка зашумели, перешептываясь и переглядываясь.

– А ты там по какой причине появился? – Уточнил Мстиславский спокойно, перекладывая листочки из стопки в стопку.

– Я узнал, что там будет Самойлов! Я желал убить того, кто уничтожил мою башню! Как сделал бы каждый из вас! Но вместо того попал в подлую засаду, устроенную этим Самойловым и твоим, Шуйский, внуком со товарищи! Спроси его, общество, правду ли я говорю?! – Надрывался Черниговский.

– Верно, был там мой внук. Бастарда твоего убивал. – Согласно кивнул Шуйский. – Который ту тюрьму сторожил. Вот тебе правда и мое в этом слово.

И волна перешептываний вышла почти на полный голос – а угомонить ее было некому.

– Этот человек, зовущийся тобой бастардом, отречен мною от рода! – Веско заявил князь, перекрикивая нарождающийся гул. – Задолго до тех дней!

– Задолго до тех, когда звался он Кочетовым?! Или до тех дней, когда ты ему новую личность и документы нарисовал, хитростью выманив из под моего суда?! – Постучал Панкратов кулаком по своим бумагам, добиваясь внимания и заинтересованной тишины.

Кровь прилила к голове, зашумев в ушах, но Черниговский постарался выглядеть бесстрастно под взглядами семи десятков владетелей.

– Какой еще Кочетов? Еще какого преступника ты желаешь мне навязать, захватчик земли Фоминских?!

Ворчливое одобрение от края стола, где все еще были хмурыми князья, лишенные солидного куша и наследства, придало ему сил – и кое-кто, определившись со стороной, теперь недовольно сверлил взглядом его противников.

– Виновник обрушения плотины на землях Борецких. В турнире, устроенном князем Долгоруким, если ты запамятовал. Вот уважаемые отцы и деды десятка убитых наследников – те помнят, верно? И я своего сына помню, никогда не забуду. – тяжело сглотнул Панкратов, в ярости глядя на него.

Зал притих, восстанавливая в памяти события пятилетней давности.

– Не твои ли люди обманом остановили машины «Ока государева», поубивали там всех и бланки выкрали? А потом мне, мне!!! Безутешному отцу их привезли, виновника мною пойманного забрав и именем государя поклявшись его казнить со всей жестокостью?!

– Ты желаешь сказать, что я лично этим занимался?! – Изобразил оскорбление до глубины души князь Черниговский. – Убийствами, подлогами и похищениями?! Что с тобой, князь? Не напекло ли голову тебе, такие обвинения высказывать?!

– А ты поклянись, что не делал. – Не моргая смотрел на него Панкратов. – Что ты непричастен. Что новой личности Кочетову не давал. Что тюрьма не твоя. Силой клянись, человек.

– Родословной не вышел, у меня что-то требовать. – Насмешливо глянул на него Черниговский. – Вон, подай Давыдову сапоги, тот устал босым сидеть.

– А я, думается, еще минут пять всякого послушаю, и с тебя сниму, – радушно улыбнулся ему гусар. – Вы продолжайте, очень интересно!

– Нечего тут продолжать! – Рявкнул Черниговский. – В первый ли раз шайка воров и жуликов решила власть облыжными обвинениями сковать?! Князь Гагарин, я твое расследование лично вел, честнейший человек, которого слуги в заблуждение ввели! Скажи, приятно ли тебе будет, ежели тебя обвинят в государственных преступлениях?!

– Не скажу. – Равнодушно пожал тот плечом. – Не о том мои мысли. Внука своего вспоминал, царствие ему. Пять лет прошло, а как вчера… Скажи лучше, нужна ли мне новая трость? – Крутнул он желтоватое отшлифованное изделие в своих руках.

– Зависит от того, уважаемый, есть ли в той тюрьме, возле которой наследник Шуйских стоял, останки твоих предков, – слегка поклонился Черниговский, скрывая легкую нервозность.

Бывшего владельца человечьей берцовой кости, из которой сделана трость Гагарина, он знал лично – его именем шли потоки Товара по реке, и его смертью обрывалась цепочка расследования, ведущая далее наверх. И намек ему был более, чем понятен.

– Ежели о бастардах речь, то Шуйские многих бастардов привечали. – продолжил Черниговский. – Вон, Самойлов, что у князя Юсупова внук, пусть и бастард – у них воспитывался!

– Не бастард. Но воспитывался, – кивнул Юсупов, не проявляя особых переживаний по этому поводу.

Хотя изумление слушателей вновь заставило Черниговского следующие слова буквально кричать.

– Быть может, оттого все так складно выходит, что это твоя тюрьма, Шуйский, и отреченный мною бастард на тебя работал? А?! С чего же твой наследник там был, подле Самойлова, скажи нам?!

– Дружат они.

И от такого беззубого, словно нехотя ответа – многие всерьез обеспокоились, даже из числа верных союзников Юсупова.

– На днях говорил я великому князю Роману Глебовичу, что молодость нынешняя бывает жестокой и преступной. Даже на такое способна, что собственную жену чужими руками похитить и в тюрьму тайну спрятать! Самостоятельно! Лишь бы доход от того был, – облизал Черниговский губы. – И великий князь мне не возразил. Я не ручусь за то, что Самойлов мог бы своими руками убить жену, лишь бы очернить меня. Потому что кровью моей, пусть и отреченного из рода, они то место уже окропили! Как жертвенного быка положив на алтарь собственных замыслов! А вам лишь бы мое имя с той тюрьмой связать, словно ведом и вам этот замысел!

– А ты, получается, чудом избежал засады? – Еще раз уточнил Мстиславский.

– Я жив и зол, как ты видишь. И в ни в какой отпуск не собираюсь!!! Честные люди, – веско посмотрел он по сторонам, взглядами встречаясь с самыми заинтересованными. – Тоже не пожелают, чтобы их расследованиями занимался кто-то, назначенный вашей кликой. Неведомо что вы там еще насочинять можете! А те, кто вам поверит сейчас, в это ваше «честное» расследование, может так сложиться, до конца дней будут плеваться от своей сегодняшней слабости!

И князья невольно задумались – а кого назначат им в судьи? Князь Черниговский, что извивался, как та змея на сковороде, в данный момент выглядел куда предпочтительней. Что до обвинений в его адрес – все смотрелось достаточно слабо… Да и сговорчивей будет, в самом деле. Что им до тех тюрем? Разве есть там их родня? Не слыхали о том.

– Значит, отреченного тобой от рода ты бы собственноручно казнил, ежели встретил? – Хмыкнул Мстиславский.

– Как можно убивать, когда надо расспросить со всем тщанием, кто его привел и что замыслил? – Фыркнул пренебрежительно князь. – Не мне бояться его жизни, если я волен в его смерти. Это вон, хозяевам той тюрьмы стоит беспокоиться, как бы он живым не остался. – Демонстративно смотрел он на Шуйского. – Тела ведь его ты предоставить не сможешь, верно? Я его забрал. Не боишься, что живым он остался и показания даст?

– Тогда перейдем к другим свидетелям, – подхватил его мысль князь Мстиславский. – Тут указано, что на месте боя присутствовала Аймара Пакэри Инка.

Брови князя Черниговского поднялись вверх, а первый, тщательно задавленным воплем чуть не стало «это уж точно не я!».

– Нашлась подле Шуйского, надо же, – демонстративно удивился князь. – Поразительное совпадение для похищенной принцессы великого рода! Шуйский, мне даже боязно спросить, не твой ли внук ее удерживал?

– Разве что ее сердце, – задумчиво произнес тот, пригубив флягу, в которой Давыдов с тихим возмущением узнал свою. – Она сопровождала его без принуждения.

– Погодите, князь. Тут Аймара чуть гору на Москву не скинули, требовали дочь найти и выдать!!! – Загудел возмущенно князь Шереметьев. – А у вас тут любовные шашни?!

– Похищение второй половинки – это старинная и красивая традиция, – меланхолично отреагировал Шуйский, вновь отпивая добротного коньяка. – Родственники, разумеется, не в восторге. Я бы сказал, в ярости, но как без этого?

– Вот что делает с человеком общество гусара, – одобрительно ткнул Давыдов соседа локтем.

Но в ответ получил отчего-то весьма мрачный взгляд – куда подходящий скорее отцу похищенной невесты, чем снисходительному к юношеской удали старшему родичу мужа.

– Постойте, как это гору – на Москву? – Спохватился Шемякин. – Это же была иллюзия!