Текст книги "Напряжение сходится"
Автор книги: Владимир Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Что, в общем-то, не отменяет возможности «передать» Зубовых какому-нибудь подчиненному роду. Это, конечно, двусмысленно и недостойно – принимать в род изгнанников, особенно таких, и спустят такое только тем, кто под могучей защитой или сам – защита… Но ради древних привилегий Зубовых, которые не отменит ни изгнание, ни даже император, это стоит того. Товар должен идти по реке.
– Мне не нравится ваша обвинительная риторика. Я продолжаю настаивать на спланированном характере происшедшего. Никаких денег вы от меня не увидите ни через неделю, ни позже. Я не собираюсь оплачивать чужую вину.
– Детали нашего разговора и эта видеозапись через неделю уйдет Шуйским.
– Да мне плевать на Шуйских, – повел его сиятельство рукой.
– Запись все еще идет.
– Вы не запугаете меня и не заставите платить. – Уверенно постановил Черниговский, поднимаясь с кресла. – Я отрекусь от Зубовых в знак признания недостатка образования своего ребенка, и не более того. Он не должен был столько пить в тот вечер. И он должен был размозжить черепа тем, кто пытался его остановить.
Поз-зорище… Немедленно отнять все деньги, квартиру, машины и заблокировать карты. Самого – в учебный лагерь минимум до зимы, паршивца!
– Насколько нам известно, Шуйские умеют спрашивать и отделять правду от лжи. Вне зависимости от вашего к ним отношения.
– Тогда не удивляйтесь, если Шуйские придут к вам лично, – с угрозой произнес князь. – Вы посмели использовать их имя для угроз, и вне зависимости от моего к ним отношения, я признаю их право требовать ваши жизни.
Его сиятельству удалось оставить за собой последнюю фразу и выйти из кабинета. Никакой реплики вслед не было.
Столь же спокойным он прошел по коридорам и вышел из здания. Отметил двух молодых олухов в машине сопровождения, мазнул взглядом по суматохе у микроавтобусов ИСБ, и перевел было взгляд обратно на свой кортеж… Как взгляд зацепился за две черные «Камри» у дальнего края здания, на бортах которых была выведена белой краской неброская символика в виде приоткрытого глаза. И к этим машинам спокойным шагом шли двое его недавних знакомцев. Не ИСБ. Но – «Око государево». По перстню демон разберет, чьи эти люди – герб один. Через день или два непременно намекнут или скажут прямо, однако время уже будет потеряно.
Князь Черниговский сел в свой лимузин, захлопнул дверь, отклонился на кожаное кресло и прикрыл глаза.
– Ищи двести сорок два миллиарда. – когда машина отъехала достаточно далеко от здания, произнес он тихо, зная, что порученец не пропустит и слова. – Живыми деньгами. Срок – неделя.
– У нас вряд ли будет столько в казне, – осторожно отозвался порученец с противоположного кресла.
Фраза, которую князь слышал впервые в жизни.
– Найди их мне. Займи. Подними налоги на наших землях. Продай ненужное. Клану очень нужны эти деньги.
Потому что есть большая разница – гневить цесаревичей, курировавших ИСБ. Или раздражать их отца.
Последнее было для князя Черниговского слишком… рано.
– Подготовь ритуал отречения Зубовым. После ритуала их должна схватить наша полиция и сопроводить в хорошо защищенный околоток. Мне они нужны живыми. Подберешь род из кабальных, что заберет отвергнутых Зубовых к себе. Официально нас ничто не должно связывать.
– Будет сделано, – если порученец удивился, то не подал виду.
– Еще мне нужна посекундная раскадровка этого дня в банке и вокруг него. Я должен быть уверен, что эти деньги отдаю не просто так.
– Уже делаем. И уже есть интересные подробности.
– Семен. Если денег не соберем… Надо, чтобы Шуйские перестали существовать.
Ему совершенно не нужен внезапный медведь на верхнем этаже его башни.
– Сделаем, ваше сиятельство, – спокойно ответили ему. – Осмелюсь заметить, но их наследник совершенно зря приехал учиться в Москву. Молодость горяча, дуэли непредсказуемы, а на финансирование родовой мести нам денег точно хватит.
Совершенно не важно, в чью пользу закончится дуэль. Главное, чтобы смертью.
– Он по бабам там не ходит? – Пожевал губами Черниговский.
– Как можно, ваше сиятельство. Мальчик из приличной семьи, и у него уже есть девушка.
– Даже жаль. Со Стародубскими очень удачно получилось.
– На днях ожидается большая свара за освободившиеся земли. Нам бы очень пригодились средства для финансирования нашей точки зрения.
– А какая у нас точка зрения?
– Как обычно. – Оскалился улыбкой порученец, озвучивая мысли самого князя. – Вы все правы, и мы вас всех поддержим.
А раз так, режьте друг друга.
* * *
Случается порою так, что жизнь бьет по правой щеке, потом по левой, потом голову начинает болтать от непрекращающихся ударов. Какой-то из них становится роковым, отправляя в состояние осознанного беспамятства – когда легкие продолжают дышать, тело идти на службу, а ощущение себя-прежнего возможно только в момент, когда голова уже легла на подушку, и есть механическое понимание, что нужно хотя бы немного поспать.
Но можно оторвать несколько минут от скудного сна и вспоминать.
Виктор Александрович Черниговский-Зубов предпочитал вспоминать не себя-прежнего, сытую жизнь и налаженный бизнес до того, как вскрылся характер грузов, содержимым которых он осознанно старался не интересоваться. Оплакивать свое прошлое ему претило, а мысль пожалеть себя никогда не приходила в голову.
Виктор Александрович вспоминал отца, деда, прадеда и прапрадеда. Тщательно восстанавливал в хронологическом порядке все их достижения и победы. Детально припоминал месяц и день недели, в котором отец подарил городу построенную им школу, в которой потом учился его сын, а затем и внук. Перебирал в памяти наименования европейских рек, которые пересек на своем корабле дед в прошлую великую войну. Шептал одними губами название ладей, на которых поднялся прадед с низовий реки к землям Шуйских, одновременно представляя перед глазами облик мощного старца, будто высушенного ветрами и солнцем, который объяснял внимательно слушающему внуку, как смолить корабль, как ставить парус, и как отличить поддельное вино от настоящего у шельм-торговцев восточного султана.
Быть частью такого прошлого было светло и приятно. Дышалось легче, а в углу сознания теплилась мысль, что деяния рода продолжатся – пусть не в нем, так в Пашке. Виктор Александрович искренне верил, что сын обязательно прорвется наверх в клановой иерархии Черниговских. Верность, трудолюбие и ум – это то, что не заменит родства с главной семьей клана, обязательного для восхождения, но без чего этим родовитым наверху не обойтись.
А до того – старший Зубов отчаянно надеялся, что его ребенок не сломается.
Попасть в услужение к Черниговским оказалось самой худшей идеей, что приходила ему на ум. Пять лет назад время поджимало, горизонт решений сужался, а требования тех кланов, что были готовы принять под свое крыло Зубовых, отягощенных в то время грузом проблем, выставлялись дикие и откровенно людоедские. От пожизненного контракта в открытом океане, на глубоководной базе – что-то искать на дне для клана Тарковских, используя Силу и родовые способности на износ. До добровольного донорства органов членам главной семьи клана Чегодаевых, доигравшихся со старыми артефактами и словившими проклятие поколение назад. «Не переживайте и подписывайте, это просто по необходимости, вряд ли когда произойдет» – сипло шептал ему мужчина, под слоем грима и пудры на лице которого живьем сходила кожа…
Приличным кланам Зубовы и их проблемы оказались совершенно не нужны, даже со всеми деньгами и ресурсами. Позже, правда, мелькнет мысль, что кто-то аккуратно отваживал от них всех остальных… А через пару месяцев окрепнет окончательно.
Их ждали в клане князей Черниговских. Ждали, складывалось ощущение, задолго до возникновения у Зубовых каких-либо проблем. Сложно посчитать иначе, когда под вас уже готовы тщательно проработанные карты бизнес-процессов. Наверное, кто-то из высшего менеджмента рассчитывал произвести определенное впечатление, подсовывая Виктору Александровичу должностные инструкции, где все было расписано до последней мелочи, с указанием наименований кораблей, портов и грузовых складов, которые принадлежали Зубовым до вступления в клан. Мол, смотрите, какую грандиозную работу мы способны совершить за каких-то пару дней… Вот только характерные детали в этих документах, заметные старому владельцу судов, указывали на составление их прошлым годом, и никакие переговоры с Черниговскими они в то время не вели…
Но даже не в тот миг жизнь отвесила Виктору Александровичу первый удар. И даже не в те крайне неприятные секунды, когда князь Черниговский тихо, по-аристократически бесновался, высказывая ему претензию, прознав, что основной приз турнира достался какому-то простолюдину, вся заслуга которого состояла во вшивых двухстах миллионах вступительного взноса и устного соглашения между подростками, а не официальному командиру команды. Князь, оказывается, очень рассчитывал на эти ресурсы, когда принимал решение…
Первый раз земля под Зубовым пошатнулась в миг, когда сын провел его в салон самолета, на котором привез свою часть денежного выигрыша, и с болью в глазах показал на горы денег в мешках, пристегнутых ремнями безопасности к креслам гражданского авиалайнера. Четыре с половиной миллиарда рублей – в три раза больше, чем семье Зубовых нужно было для того, чтобы откупиться от претензии хозяев утерянного груза и остаться свободными.
Виктор Александрович знал, что его сын участвует в турнире. Не с первого дня, что скрывать – заботы удерживали его в столице слишком сильно, тревоги поглотили настолько, что пару дней он не звонил домой и не спрашивал у наследника о его настроении и здоровье. Стоит признаться, когда вместо сына трубку взяла гувернантка и спокойным тоном сообщила, что Павел Викторович отбыли на турнир, Зубов был в ярости и растерянности. Затем, успокоившись, решил – так даже лучше. Родной дом не самое безопасное место, когда очень влиятельные люди в Москве настоятельно рекомендуют отдать полтора миллиарда и не рисковать семьей в это смутное и неспокойное для всех время. Все же, устроители турнира давали гарантии…
Виктор Александрович в то утро, когда приносил клятву, не знал, что его сын победил. И самым страшным своим грехом до сих пор считал, что просто не верил в победу Пашки. Изначально не верил. Безверие стоило ему всего.
Вассальная клятва уже была принесена, а значит и выигрыш теперь принадлежал Черниговским, как и родной дом, как и они сами – телом и душой, до скончания времен.
Сын был достаточно милосерден, чтобы не отвернуться от отца. Может, не понимал, что именно произошло. Но скорее – был зол и в ярости на кого-то еще, оттого все нынешние и будущие беды объяснял всего одним именем, с подростковым максимализмом не обращая внимание ни на что иное. Попытки отца потерянно объясниться и признать свою вину он просто не воспринимал всерьез.
А беды, между тем, множились и множились – в новом клане к ним относились так, будто они в чем-то провинились, будто были в чем-то изначально страшно виноваты. Словно не было совсем недавно лестных речей на переговорах, уверений во взаимном уважении и грандиозных перспектив общего благоденствия, вырисовываемых небрежными мазками пространных обещаний.
Складывалось ощущение, что Черниговские перехитрили сами себя, не включая и не обговаривая в положениях о вступление в клан долю Зубова-младшего с турнира, ожидая славный кусок добычи. Если быть откровенным, кусок настолько огромный, что знай о нем старший Зубов, то купил бы защиту в другом месте, не торгуя собственной свободой. Но он не знал и верил в порядочность людей, как оказалось, тщательно отсекавших его от информационных потоков. Хотя, пожелай он поинтересоваться или просто позвонить – никто бы ему не запретил. Однако Виктор Александрович не верил в чудо, а чудо не могло ему дозвониться…
Клан, по всей видимости, был весьма обескуражен, когда в лапы ему попали только деньги. Настолько обескуражен, что посчитал обманутым уже себя лично, и лжеца и обманщика Зубова-старшего отправили в первый месячный рейс – чистить и углублять русло мелкой речки, которой суждено в планах аналитиков клана стать судоходной…
Потом был провал на званом ужине у Императора, где Паша обещал показать себя с лучшей стороны, но все вылилось в грандиозный скандал и сбежавшую мышь, которую до сих пор не могут найти во дворце…
И Павлу представили княжича Антона, за грехи которого с того часа ему предстояло отвечать…
Одним словом, служба Зубовых в клане Черниговских началась очень скверно. Слишком скверно для тех, кто принес в клан бизнес стоимостью в миллиард и четыре с половиной миллиарда призовых наличными.
Да, они пришли с проблемами – но клан знал об этом. Проблемы множились снежным комом, но Черниговские только небрежно отмахивались, как от пустяка, отражая равнодушие к земным проблемам клана из первого десятка.
Даже когда к Зубовым появились весьма значительные претензии от тех людей, кто посчитал их виновными в прорыве плотины на турнире. Даже после того, как крови Зубовых захотели Шуйские, разъяренные фактом жизни на их земле пособников наркоторговцев. Даже в тот миг, когда Виктору Александровичу почудилось, что прогонят его с порога, раз им заинтересовалась Имперская служба безопасности. Черниговским было все равно – их принимали в клан и не ставили дополнительных условий.
Понятно, что Зубовы не могли отвечать за сотворенное бандитами безумие на турнире. Более того, понятия не имели, что перевозят контрабандой в герметичных кейсах. Хороший адвокат мог отбиться от всех претензий, будь они классовым уровнем ниже. Но аристократы в большинстве своем – как ленивые львы, что предпочитают хватать добычу поближе и пожирнее. С бандитов еще не ясно, получилось бы что-то взять, а вот у Зубовых было налаженное дело и деньги на счетах… Хотя некоторых не устроили бы и деньги – в качестве компенсации те интересовались исключительно жизнью, как высшей ценностью, которую можно отнять.
Виктор Александрович отдавал себе отчет, что с таким багажом отношение к ним в клане будет довольно прохладным. Одно дело – позиция клана, что не желал отступать от своих слов, а другое – суровая практика подбивания баланса прибылей и убытков от появления «новых родичей». Тут Зубовы, вероятнее всего, обходились в ноль или легкий минус, несмотря на бизнес, со всеми его верфями, кораблями, ремонтными заводами, а также древними привилегиями рода, позволявшими не проходить досмотр на границах княжеств и не платить налог за пересечение чужих вод. Сам Виктор Александрович оценивал его в миллиард рублей. Однако часть врагов легко бы скинулась на этот самый миллиард, лишь бы увидеть Зубовых в своих пыточных.
Но уже пять с половиной миллиардов, потеря всего и вассальная клятва служить во благо клана – это более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь тем, кто оступился, но искренне раскаялся. С таким щедрым даром кто угодно согласился бы их принять к себе, даже не вспоминая про мифическую ГЭС и обогатительный комбинат с залежами ценных руд. Пять с половиной доводов «за» против одного довода «против» – логика великих семей была бы более чем прозрачна. Тем более, что Зубовых действительно нельзя обвинить ни в чем, кроме преступной неосмотрительности – особенно имея в адвокатах двух-трех «виртуозов». Казалось бы…
Тем не менее, Зубову-старшему досталась работа по двадцать часов в сутки и бесконечные поездки по стране. А его сыну – роль мальчика для битья, виноватого во всем, что сотворит младший наследник князя Черниговского…
«За что?» – хотелось иногда вопросить. – «Неужели жадность клана настолько сильна?»
Но через год командировок, Виктор Александрович сам начал догадываться «за что». И дело тут не деньгах и ресурсах. Однако даже в мыслях остерегался произнести правильный ответ.
Во всяком случае, вера в то, что любой гнев не вечен, а скоро и он сам, и сын станут настолько полезны клану, что оставлять их на вторых ролях окажется просто невыгодно, все еще горела в сердце. А там можно будет мягко отойти от некоторых скользких дел, чтобы не влезть в них повторно…
Зубов-старший полагал так до того момента, как жизнь врезала очередной раз – достаточно сильно, чтобы прочувствовать это на фоне остальных ударов.
От евгеников клана пришел документ, обязывающий Черниговского-Зубова Павла завести семью по достижению восемнадцати лет с указанной в бумагах клановой девушкой. С учетом прохладного к Зубовым отношения, это означало только одно – клану их жизни были не нужны, но клан нуждался в родовых привилегиях Зубовых, оттого тот торопился поскорее завести этим привилегиям легального наследника.
Иной причины быть не могло – евгеники так топорно не работают: сила детей напрямую зависит от чувств влюбленных, потому гораздо проще устраивать балы и корректировать евгеническую программу по уже проявившимся между молодыми людьми чувствам. Удел прямых приказов относился исключительно к политике, а не к браку внутри клана.
Простой аристократ, удостоившийся вхождения во влиятельный клан, мог этого не знать. Но Зубов-старший, несмотря на свирепый вид, который многие полагали компенсацией ума за счет мышц, имел весьма обширные познания и острый разум, пусть и затуманенный отчасти случившимися с семьей бедами.
Виктор Александрович начал осторожные разговоры с сыном – в те дни, когда им удавалось побыть вместе. Следовало выстроить в его понимании четкую картину причин и следствий того, как они оказались в этой точке. Надо было признать вину, дать ей оценку, сопоставить с принятыми последствиями. Нельзя было вечно винить в своих проблемах кого-то еще. Потому что эти «кто-то еще» были теперь крайне необходимы ему и Павлу. Друзья – это то, что клан не способен был отнять у его сына. Высокопоставленные друзья, с которыми он выиграл турнир, и это никак не могло пройти даром. И пусть они разошлись не сильно удачно, и прошли четыре года, но молодость умеет прощать – тот же молодой Шуйский рано или поздно возглавит клан, а младший Самойлов – свой род.
– Я знаю. – Был спокойный ответ на опережение, стоило Виктору Алесандровичу начать правдивую историю их жизни.
А последующие наводящие вопросы показали, что Паша действительно осознает всю картину целиком. Даже тот факт, что его отец заигрался с неизвестным грузом, предпочитая закрывать глаза на его содержимое. Даже понимание того, что их с отцом действительно было за что уничтожить – каким бы неприятным для его лет и гордости не казалось это знание.
– Так может, напишешь друзьям? – Осторожно начал Виктор Александрович.
– Уже поздно, – прикрыл на мгновение глаза его сын.
– Но если попробовать…
– Поздно, отец. – Пресек варианты Паша.
– Ясно… – Новая неудача даже не отозвалась особо в душе.
Привык, быть может. Хотя попытаться через знакомых поднять их статус в клане – или даже сделать незаменимыми – было бы очень хорошо…
– Я не успел извиниться вовремя, – словно спохватившись, объяснился сын перед старшим. – Эти люди не такие, как мы с тобой.
Зубов-старший вопросительно поднял бровь.
– И не такие, как княжич Антон. – Замялся Паша, словно сам не зная, какое подобрать сравнение. – Они уважают чужое право ненавидеть. Я этим слишком увлекся.
– Речь все еще о твоих ровесниках?
– Отец, я был без сознания, когда мои ровесники убили двух «мастеров» и трех «учителей», – дернул в ироничной гримасе Паша уголком губ.
Пусть те и были на «химии», возвысившей их с «воинов» и «ветеранов», и не обладали высокоранговыми техниками – Зубов-старший читал отчет о происшествии.
– Наследник Шуйских вполне способен и не на такое, – осторожно заметил отец. – Их Сила Крови велика…
Может показалось, но сын пренебрежительно отмахнулся от этих слов и на некоторое время замкнулся в себе.
– Ладно, тогда давай попробуем решить, как нам саботировать евгеническую программу… – вздохнул старший Зубов. – Имя нам известно, а значит есть возможность сделать так, чтобы она полюбила кого-то еще.
Паша ожил и недоверчиво посмотрел на отца. До восемнадцати лет ему тогда оставалось около полугода.
Впрочем, эти полгода слабо отличались от предыдущих – очередные удары судьбы по безропотно подставленным щекам.
Пока не случилось настолько страшное и невероятное, что наступило ощущение странного спокойствия. Их изгнали из клана.
Был поздний вечер, и был малый зал клановой башни с десятком золотых люстр, множивших причудливые тени от статуй вдоль стен. Мрамор пола под искусственным светом рассекали линии из черного камня, вычерчивая места, где положено было стоять подчиненным родам клана. Но ныне из них не было никого, кроме Виктора Александровича вместе с сыном – да и те стояли в центре зала, под откровенно злым и раздраженным взглядом князя, занявшего свой угловатый трон у дальней от входа стены. Еще был взгляд императорского стряпчего – равнодушный, разве что с легким любопытством к происходящему действу. Императорский служащий был молод, одет с элегантностью потомственного работника ритуальной службы, и предпочел встать рядом с троном. В его руках был электронный планшет, напрямую связанный с реестром благородных лиц – а также с его физическим отражением в виде вполне материальной гербовой книги ветхого года, которую было запрещено выносить из здания императорского архива.
Словом, выкидывали их из клана без большого стечения народа. Быть может, еще и оттого, что процедура слабо походила на ритуал, пусть и главные слова были сказаны в самом конце, а стряпчий выполнил необходимые манипуляции, сообщив в итоге, что род Зубовых более не входит в клан князей Черниговских, и делать ему тут более нечего.
Через несколько минут Виктор Александрович вместе с сыном стояли у стен Тайницкой башни Кремля, одетые в простые рубища на голое тело, подпоясанные веревкой. Все, что у них было раньше – даже та одежда, в которой они вошли в клан – являлась ныне собственностью Черниговских. Ритуальные хламиды выдал им стряпчий, за что к незнакомому и оставшемуся безымянным для них функционеру была даже толика благодарности.
На лицах у обоих Зубовых виднелась уже запекшаяся кровь – кожу рассадило от перстня, когда князь хлестал их ладонью по щекам, выговаривая злые слова. Но это оскорбление было еще в те времена, когда они были его слугами, а значит и ответить на него было нельзя. Унижение – это единственное, что дал им прежний клан в дорогу.
Виктор Александрович был абсолютно спокоен. Покосился вправо и увидел такое же спокойствие на лице сына – даже умиротворение. С сыном вообще в этот день творилось что-то странное. Вроде как, пьяными влетели на танке в банк, да еще вместе с наследником, за которым ему было предписано следить… Но отчего же чуть ли не улыбка пробивается на его устах?.. И когда князь Черниговский орал на него, срывая злость – откуда превосходство, тщательно скрытое за прикрытыми веками и понуро наклоненной головой? Не повредился ли разумом наследник? Эти вопросы займут его позже.
Сейчас же – под ногами встала новая система координат, начало отсчета новой жизни. Однако мир вокруг от этого не стал добрее.
– Пройдемте, граждане, – среагировали вполне логично на двух окровавленных мужчин в дерюге органы правопорядка.
Вокруг все еще было главное туристическое место страны, и неподобающий вид оборванцев явно смущал прохожих – вот и двое постовых, до того контролировавших потоки экскурсионных групп, проявили бдительность.
– Пусть так, – согласно кивнул Зубов-старший.
Никаких документов им не дали – грамоты и удостоверения надо было выбивать самим, и с этой точки зрения гостеприимство полиции было весьма кстати.
А еще Виктор Александрович вполне обоснованно полагал, что если бы не эти полицейские, то на красной площади мог запросто состояться последний бой Зубовых в истории страны. Изменения в реестре благородных уже произошли, и огромное количество недоброжелателей уже было осведомлено о том, что род более никто не защищает. Месть – это дело, в котором надо бы обязательно успеть первым, особенно когда мстить можно только двоим. Вряд ли кого из мстителей смутило бы многочисленное число зевак и прохожих, равно как и случайные жертвы. Откупились бы.
В общем, в полицейском «уазике» Зубовы разместились безо всякого конфликта, заняв отделение машины по ту сторону решетки, на сиденьях, расположенных лицо к лицу. И некоторую тряску по брусчатке пережили вполне стоически.
Но когда машина резко вильнула, отчаянно кому-то просигналив, а потом и вовсе экстренно затормозила, «клюнув» на амортизаторах и бросив пассажиров вперед, у Зубовых проявилось некоторое недоумение, которое не отменило поднятые щиты Силы и готовность к неприятностям.
Попросту – даже из-за мести, никто из высокородных не стал бы нападать на машину полиции посреди города. Рискнувших такое предпринимать быстро осадили в свое время, вырезав на всякий случай вплоть до тех, кто мог такую вредную привычку унаследовать, популярно объяснив общественности, что внутри спецавтомобиля – личная территория Императора. Более никто такую наглость не практиковал.
Словом, надо просто в край охаметь, чтобы нападать на служебную машину. Или иметь весомые для того основания.
– Сдурел?! Освободи дорогу! – Не сдержался водитель «уазика», сигналя машине впереди.
Зубов-старший присмотрелся через решетку и лобовое стекло – дорогу загораживал роскошный внедорожник белого цвета, внаглую занявший встречную полосу.
Вокруг была Ильинка в четыре полосы движения, крайние из которых уже давно стали парковочными местами для клиентов бутиков и ресторанов Верхних и Средних торговых рядов, оттого разъехаться без потерь не удалось бы при всем желании – справа доступ к широкому тротуару перекрывал серый опель.
Но вместо конструктивных действий, с ума сошла еще одна машина, что ехала позади обнаглевшего внедорожника – той же расцветки и модели, она, ускорившись и резко сманеврировав, притерла «уазик» сзади, не давая отъехать назад.
Пока служивый за рулем набирал в легкие новую порцию воздуха для матерного возгласа, задняя дверь стоявшего перед ними внедорожника открылась, выпуская статную женщину пятого десятка лет, с высокой прической, собранной шпильками с алмазными оголовками, вспыхивающими золотыми искрами в свете заходящего солнца. Госпожа, одетая в длинное платье цвета морской волны, неспешно прошествовала им навстречу, касаясь пальцами правой руки перстней с крупными ярко-алыми гранатами, надетых на левой – слишком броскими и алыми для мирного наряда, оттого завораживающими в своей пугающем сходстве с цветом крови.
– Женщина! – Вышагнул ей на встречу водитель полицейской машины и спотыкнулся о величественный взгляд. – Гражданка… Леди…
– Ваше сиятельство, – поправила его дама, пройдя мимо опешившего служивого и остановилась сбоку от «уазика», с интересом посмотрев на тонированное окно, за которым сидели задержанные.
– Ваше сиятельство, никак нельзя препятствовать правосудию! – Хоть и оробев, но вполне уверенно произнес водитель.
Все же, не абы где служат, а в Кремле – и князей видали, хорохорился он про себя.
А там из другой двери «бобика» вышел и его коллега, перевешивая укороченный автомат на грудь – не помочь, так поддержать морально.
– Не имею желания препятствовать, – низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. – Свидетельствую, что двое на заднем сидении машины – это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.
– А вы, ваше сиятельство, из каких земель? – Отчего-то занервничал напарник, положив руку на рацию у нагрудного кармана.
– Князья Борецкие мы, – с ироничным прищуром посмотрела на него леди.
– Так их поди двадцать лет, как нет, – ляпнул водитель.
– Девятнадцать, – охладел голос княгини. – Двадцатый следующим годом будет. Будьте любезны, откройте дверь машины.
– А мы, ваше сиятельство, никак этого не можем. – Уверенно ответили ей, загораживаясь начальственной волей. – У нас приказ их до отделения доставить.
Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь облупившуюся краску, и рыхлым ржавым порошком осыпалась комьями на асфальт и порог автомобиля. Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший. И напряженно – словно узнавая и не веря – его сын.
– Непорядок творите! Перед нашим господином ответите! – Сорвался голос автоматчика, вцепившегося в рацию и, отступая назад, громким шепотом вызывавшего подкрепление.
Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то, что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.
– В самом деле, не оставят вам этого просто так, – посетовал Зубов-старший, не торопясь выходить из машины.
Он не помнил княгини, и он точно знал, что всех Борецких вырезали до последнего человека. А значит, повода выходить из безопасного места не было ни малейшего.
– Это вы? – Как-то неуверенно, но с огромной надеждой спросил у него из-за плеча сын.
Виктор Александрович с удивлением посмотрел на Пашу.
– Я. – лукаво улыбнувшись, чуть наклонила голову леди. – Пойдешь со мной?
– Пойду! – Радостью отозвался Пашка, подавшись вперед.
– Сын! – Строго осадил его отец. – Ты знаешь… Ее сиятельство?
– Знаю, – в полный голос произнес сын.
– Ваше сиятельство, – обратился Зубов к леди. – Наше общество может вас изрядно стеснить.
– Еще минут пять – вряд ли. Потом придется пробиваться из города силой.
– Какие условия нашей эвакуации? – Сосредоточился Зубов.
Пусть помощь пришла неожиданно, но он уже был в условиях стесненного времени, и помнил цену поспешным поступкам.
Тем более, если это обманка, благодаря которой их должны выманить из машины, соблазнив легким решением их бед и знакомством с сыном – пусть длинные разговоры дадут шанс подкреплению до них добраться.
– Я предлагаю вам чистую одежду, душ и безопасное место, чтобы спокойно принимать решения. – Смотрела на него княгиня, что возрастом должна была быть его ровесницей, но во взгляде прорывалось нечто настолько покровительственное, что казалось – вернулись школьные годы, и за его попытками выглядеть взрослым наблюдала строгая, но добрая учительница.
Страхи и подозрения невольно уходили, но возвращались вновь – битый жизнью человек не доверял ни чувствам, ни зрению.
– Во что нам это обойдется? – Был серьезен Виктор Александрович, несмотря на возмущенное пыхтение сына рядом, который желал вставить слово, но из-за воспитания не смел вмешиваться в беседу.
– Никакой платы. Никаких условий. Вы свободны любить и ненавидеть кого угодно. Свободны уйти, когда захотите, и звонить, кому пожелаете. Главное мое условие – чтобы кое-кто ел мои вареники. – И последняя, сказанная с улыбкой, фраза явно предназначалась сыну, дрогнувшему и громко выдохнувшему.
