Текст книги "Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии"

Автор книги: Владимир Цай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Владимир Цай
Я нашел смысл жизни
Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии

Для моих детей Сергея Цая и Спартака Тулегенова

Я хотел бы выразить признательность москвичам

Борису Пастернаку, Алле Гладковой, Михаилу Кругову,

Татьяне Тимаковой, Владимиру Шестопалову,

Дмитрию Белавецкому и Владимиру Хохлову,

которые доброжелательно и бескорыстно

помогли выпустить эту книгу.

Еще два человека косвенно способствовали

написанию этой книги, одновременно

освободив меня для выполнения этой миссии

и обязав ее выполнить – это мама,

Ольга Ефимовна Блинова,

и жена, Макпал Тулегенова.

Михаил Кругов
ГЛАС МЫСЛИТЕЛЯ В ПУСТЫНЕ СУПЕРМАРКЕТА

В литературе и особенно в СМИ устоялся достаточно убогий образ отечественного интеллектуала брежневской эпохи. Этот вид советского человека был озабочен вроде бы только двумя проблемами – политическим строем и товарным дефицитом. Первый не давал ему возможности реализовывать свой талант, а второй – комфортно жить в свободное от реализации таланта время. В результате и на работе, и в очередях за дефицитом интеллектуал рассуждал о неспособности власти толком организовать жизнь и минимально разумно управлять обществом. А в более узком кругу, известном как «на кухне», под рюмочку водки ставил власти диагноз – объявлял ее порочной, бесчеловечной, тиранической и т. д. и т. п.

На самом деле в застойную эпоху политически озабоченных интеллектуалов было совсем не много. Подавляющая часть советских интеллектуалов занималась делом – исследовала, проектировала, организовывала, покоряла, пробивала… А также любила, воспитывала детей, занималась спортом, имела хобби… То есть жила очень даже полноценной жизнью. Потому что эта часть наших интеллектуалов, как и подавляющая часть интеллектуалов во все времена и у всех народов, была мало озабочена политическим строем и, тем более, качеством власти. Потому что относила политический строй к категории климатических условий. Соответственно, считала, что в каком политическом климате выпало жить, в таком и нужно заниматься своим развитием и реализацией интеллектуального потенциала. Разумеется, на Чукотке в сравнении с Кубанью климатические условия неизмеримо более суровые, но если ты интеллектуал, которому выпало жить за полярным кругом, нужно не устраивать вечный плач по несчастной судьбе, а приспосабливаться к имеющимся условиям и заниматься тем, чем положено заниматься полноценному интеллектуалу.

Что касается отношения к власти, то все без исключения интеллектуалы считали, считают и всегда будут считать любую власть плохой – тупой, корыстной, склонной к деспотии, полукультурной, малограмотной и т. д. Так что критиковать ее – еще более бессмысленное занятие, в сравнении с руганью в адрес политического климата. Поэтому деятельная часть советских интеллектуалов эпохи застоя была не слишком политически озабочена. Разумеется, она не считала социалистический строй и советскую власть идеальными, но при этом все-таки предпочитала заниматься делом. Что касается политически озабоченных интеллектуалов, то в действительности большая их часть политической озабоченностью прикрывала свою лень, а часто и простую имитацию интеллектуальной деятельности. К тому же ничто не препятствовало получению интеллигентской зарплаты, раздававшейся за минимальную имитацию полезной деятельности и позволявшей сносно существовать.

К слову, ритуальное, по сути, поклонение нашей интеллигенции политически озабоченным советским интеллектуалам сегодня выглядит более чем странным. Ведь когда у них появилась возможность переделать советское общество, эти «гиганты мысли» с треском провалили проект. Как быстро выяснилось, все их идеи и представления были позаимствованы из мирового демократического фольклора. Тогда как реальная политическая жизнь, в том числе и в самых демократических странах, построена на гораздо более прагматичной и конформистской основе. В результате политики, ориентировавшиеся на политически озабоченных советских интеллектуалов, по всем статьям проиграли конкурентам, для которых движущей силой были прагматические интересы. Стоит заметить, что в борьбе с интересами идеи вполне могут побеждать. Но только если идеи не фольклорные, а качественные – достаточно совершенные производные главных человеческих ценностей.

Если советский интеллектуал овладевал способностью мыслить в масштабах мироздания и формулировать глубокие и оригинальные идеи и представления, и, как результат, вырастал до уровня мыслителя, то для него проблема строя и тем более власти вообще переставала быть минимально актуальной. Потому что в масштабах мироздания любая власть выглядит в лучшем случае чем-то вроде «плесени» – иногда полезной, иногда вредной. Как следствие, его размышления о смысле жизни, предназначении человека, власти, народа и общества и прочих главных вопросах бытия теряют искажающий их политический оттенок – отражают реальную жизнь вполне объективно и всесторонне.

Увы, но в литературном пространстве мода на политически озабоченных советских интеллектуалов до сих пор не прошла. И пока очень мало качественных публикаций о советских «интеллектуалах действия» и о еще более редких советских мыслителях. Если же появляется история нормального советского интеллектуала или книга его собственных размышлений, то они обязательно так сильно сдобрены его якобы вечной «политической озабоченностью», что последняя выглядит ковшом дегтя, отбивающим почти весь вкус интеллектуального продукта.

В этом смысле книга относится к редким исключениям – предлагает размышления советского интеллектуала из числа тех, которые «сами создавали себя», добросовестно делали свое дело и старались счастливо жить в тех общественных условиях, которые были определены им судьбою. В советское время Владимир Александрович Цай учился, занимался делом, защищал диссертации, осваивал науку управления. В результате смог стать полноценным интеллектуалом – наблюдательным, мыслящим, деятельным. И так как всегда занимался делом и полагался в первую очередь на себя, то в бурное и тяжелое постсоветское время интеллектуально не маргинализировался – в условиях «дикого рынка» и построения в Казахстане в существенной степени авторитарного режима смог построить деловую карьеру – вырасти до топ-менеджера крупной компании. А все негативное и позитивное из «эпохи перемен» сумел использовать для преодоления следующего этапа в своем развитии – превращения в мыслителя. Так что предлагаемая читателю книга – это плод труда мыслителя, пропустившего через плавильную печь своего интеллекта не только советскую и постсоветскую эпохи, но и все мироздание и его эволюцию.

Работа состоит, по сути, из двух книг. Первая – набор житейских заметок, наблюдений и размышлений о жизни советского интеллектуала, сведенных в единое целое в виде автобиографической повести. Соответственно, жизнь описывается советская и постсоветская, а размышления относятся к ним же. При этом и жизнь, и размышления практически лишены политической ангажированности – они ни антисоветские, ни просоветские. В какой-то мере они иллюстрируют поиски смысла жизни в социалистическом обществе, находившемся в процессе перерождения в общество потребления. И как результат этого поиска – превращение интеллектуала в мыслителя.

Хочется особо отметить, что книга хорошо написана, выглядит искренней, читается с удовольствием и интересом. Возможно, в том числе и потому, что, в отличие от писателей, которые все выдумывают, автор пускает читателя в собственный настоящий мир – излагает свои чувства, мысли, систему ценностей. Иногда книга вызывает даже ностальгию. Все-таки во многих вопросах советское общество 1960—1980-х годов было гораздо человечнее и гуманнее постсоветских государственных новообразований.

Первая книга, как представляется, выполняет две функции. С одной стороны, достаточно близко знакомит читателя с автором – демонстрируют его происхождение и жизненный путь. С другой стороны, создает информационный и ментальный фон для второй книги, чем в какой-то степени облегчает ее чтение. Это важно, так как вторая книга является главной – представляет читателям результаты мировоззренческого поиска, осуществленного автором уже в качестве мыслителя.

Как и положено, достигнутые мыслителем в процессе мировоззренческого поиска результаты имеют глобальные масштабы. Фактически читателю предлагается, пусть и изложенное в достаточно эскизном виде, одно из первых мировоззренческих учений эпохи постиндустриального общества. Оно включает в себя новую концепцию мироздания, оригинальную общественную теорию и производную от них и соответствующую условиям постиндустриальной эпохи этику. При этом предлагаемые идеи и представления, обоснования их истинности или объективности сведены в достаточно целостную и вполне стройную систему. Вторая книга состоит из трех самостоятельных и полноценных частей. Первая часть описывает новую концепцию мироздания, вторая – новую теорию общества, третья – производную от первых двух частей новую этику.

Как мне представляется, появление такого рода книг – свидетельство погружения передового человечества в очередной глобальный мировоззренческий кризис. Именно тогда мыслящие люди начинают осознавать или интуитивно ощущать, что мировоззренческое учение (религия или идеология), которым они руководствуются, устаревает и перестает соответствовать окружающему миру. Ведь любое учение полностью соответствует реалиям только того времени, в которое оно создавалось. По мере развития цивилизации учение становится все менее адекватным окружающим условиям, а его модернизация дает все меньший эффект.

Любое мировоззренческое учение – это картина мира и производный от нее этический кодекс. Поэтому оно – лоция деятельности для человека и проект общества. Сомнения в достоверности предлагаемой учением картины мира приводят к разочарованию в нем. А разочаровавшись в учении, люди перестают руководствоваться и предлагаемой им в качестве истинной этикой. Как следствие, наступает Смутное время – торжество эгоизма, цинизма, конформизма. Сначала от «оков» морали и нравственности избавляется элита. А вслед за ней начинает дичать и народ. Именно такого рода кризис мы сегодня переживаем – разочарование в материализме и производных от него индустриальных идеологиях социализма, либерализма, социал-демократии и т. п.

Мировоззренческий кризис наблюдается в виде глобальных производных кризисов (политического, экономического, социального, культурного), сотрясающих основы общества. Как следствие, является самым разрушительным. Так что крушение мировой социалистической системы и беспрецедентный по масштабам для целого столетия нынешний экономический кризис демонстрируют течение как раз глобального мировоззренческого кризиса. О том же свидетельствуют и нарастающие кризисные явления в социальной и культурной сферах.

Но глобальный мировоззренческий кризис – это не только эпоха бедствий, потрясений и разрушений, но и время интенсивных мировоззренческих поисков. Потому что мыслители начинают усиленно искать новую концептуальную основу для создания мировоззренческого учения, адекватного современному уровню развития цивилизации и реальным условиям. Потому что из мировоззренческого кризиса можно выйти единственным способом – только обретя новое учение. Оно предложит более истинную картину мироздания, соответствующую ей этику и, как следствие, станет более качественной лоцией и проектом общества.

В Смутное время в мировоззренческий поиск, как на Клондайк, отправляются многие интеллектуалы и практически все мыслители. Но, как и на Клондайке, лишь немногие находят «золото» – формулируют действительно новые мировоззренческие идеи и более совершенные концептуальные представления. С их помощью постепенно модернизируется или создается новая концепция мироздания, на основе которой формируется новое мировоззренческое учение. После того как оно достигает доступной степени совершенства, учение распространяется в обществе и становится для его членов лоцией, проектом и этическим кодексом. В итоге общество выходит из мировоззренческого кризиса – возобновляет процесс развития.

Когда человеку удается, как ему представляется, успешно модернизировать устаревшее учение или даже создать новое, ему, естественно, хочется продемонстрировать результаты окружающим. Ведь если он окажется прав, и люди получат возможность воспринять более совершенное учение, обществу удастся быстрее выбраться из мировоззренческого кризиса и наладить комфортную жизнь.

Второй важный момент касается отличий таких мировоззренческих искателей от профессиональных (официальных) философов. Хотя мировоззренческий поиск, безусловно, относится к философской деятельности, профессиональные философы в такие походы не ходят. В них отправляются только непрофессионалы. В лучшем случае, считающиеся в философском сообществе маргиналами. Думаю, к месту напомнить, что в полученном Гегелем по окончании университета аттестате было записано, что будущий великий мировоззренческий искатель «является полным идиотом в философии». Увы, но профессиональные философы обычно считают идиотами тех, кто просто иначе мыслит. Естественно, что в эту категорию попадают и все мировоззренческие искатели.

В подтверждение именно такого положения вещей можно сослаться на слова известного не только в нашей стране современного философа Карена Свасьяна:

«За годы моего университетского и академического опыта общения с названным [философским] мейнстримом я понял одно: к философии этот закрытый клуб не имеет никакого отношения, он представляет собой чисто властную структуру на службе идеологических и политических стереотипов. Пирамида приблизительно такова: наверху немногие раскрученные звезды, ниже средний слой серой и намертво вцепившейся в стул профессуры, ну и в самом низу – те, кто в старых советских фильмах ранжировался по классу “в эпизодах”. Механизм действия: звезды – какой-нибудь Хабермас или Брамарбас – выдают время от времени очередной дискурс (от латинского discurro: бегать туда-сюда), после чего на местах организуются семинары, чтения, круглые столы, обсуждения, курсы и прочая беготня. По сути это слабая, бледная копия с мира моды, эстрады или спорта. Философия, сделанная журналистами. Журналисты ведь фокусники в цирке социального. Из любой бездарности они в два счета состряпают вам идола, все равно – спортивного или интеллектуального…

Сегодня [официальная] наука – гигантский ареал власти, корпус догматов такой непрошибаемой твердости, по сравнению с которыми церковные догмы оставляют впечатление мягкости и эластичности. Наука, унаследовавшая в свое время у церкви [интеллектуальную] власть, не только освоила ее технику, но и довела ее до совершенства… Выдумали какие-то критерии научности и автоматически бракуют все, что не умещается в их рамках. Любопытно при этом то, что сами критерии периодически меняются или просто расширяются до смывания всяких границ… Это и определяет проблему сегодняшнего существования философии. А проблема в том, что ее просто не существует».

Понятно, что у жрецов научной церкви в принципе не может возникнуть желание отправиться в такое тяжелое и рискованное предприятие, как мировоззренческий поиск. Куда комфортнее быть Васисуалием Лоханкиным. Или «композитором» Керосиновым – сочинять «зоологические симфонии» на мотив «По улице ходила большая крокодила».

В таком состоянии официальная философия оказывается всегда как раз во время мировоззренческого кризиса. Причина в том, что деградирует поле, которое эта философия обрабатывает – доминирующее в обществе мировоззренческое учение. И так как поле перестает давать урожай, пахарям остается только имитировать полезную деятельность. Что они и делают. Тогда как на поиск нового «поля» отправляются те, кто, во-первых, не связан корпоративными связями с псевдо-пахарями, во-вторых, не может надеяться и ждать, когда кто-то другой, может быть, найдет новое поле.

Поиском новых представлений о предназначении мира, общества и человека и, в конечном счете, нового понимания смысла жизни занимаются только независимые интеллектуалы и мыслители из самых разных сфер деятельности. К числу таких людей принадлежит автор книги. Не профессиональный философ, но, безусловно, мыслитель. Покорят ли его идеи и представления общественное сознание – это другой вопрос. В истории достаточно примеров, когда его покоряли прямо противоположные мысли. Как по качеству, так и по этической ориентации. Так что я бы предостерег от снисходительного восприятия излагаемых в книге идей и представлений.

Новая концепция мироздания в виде оригинальной метафизической парадигмы представляет собой результат очередной модернизации материализма. Первая такого рода модернизация имела место во второй половине XIX – начале ХХ века. Тогда материализм «улучшили» физики, оказавшиеся в глубоком концептуальном кризисе (известном как «кризис классической физики»). Они модернизировали классический материализм, введя в него иррациональные понятия – бесконечности, неопределенности, энтропии, случайности.

Исходными постулатами классического материализма были представления о материальности и познаваемости мироздания. Д. Менделеев говорил, что «наука начинается с измерения». Соответственно, познание любого объекта мироздания осуществляется измерением параметров и определением закономерностей, которым он подчиняется. Так что постулат познаваемости означал, что все сущее в мироздании конечно, а все процессы управляются абсолютно жесткими закономерностями.

Как следствие, постулат познаваемости мира не допускал существования иррациональных по природе феноменов – недоступных для познания путем измерения и наблюдения. Причем по той простой причине, что в пространстве Метагалактики иррациональные понятия не являются реальными – они придуманы учеными в качестве гипотетических особенностей сущего и процессов мироздания.

В самом деле, если физики установили, что максимальный размер нашей Вселенной (в границах Метагалактики) составляет 10²⁸ см, а самый маленький ее субъект равен 10^-33 см, то где тогда может находиться «бесконечно большое» или «бесконечно малое»? Только вне Метагалактики. Но физики-то оперируют этими понятиями при описании сущностей и процессов, находящихся или протекающих внутри Метагалактики и потому не способных быть «бесконечно большими» или «бесконечно малыми», то есть используют иррациональные понятия там, где их в принципе не может быть. И рассуждают об иррациональных свойствах, о реальности которых не имеют никаких сведений – из-за пределов Метагалактики наука пока не получила информации. Так физики в постижении микро– и мегамира стали пользоваться кастрированной материалистической концепцией, лишенной постулата познаваемости. В результате классический материализм утратил рациональную природу. Точнее, стал неоматериализмом – новой метафизической парадигмой, у которой в качестве точки опоры остался только постулат материальности.

Разумеется, иррациональные понятия были введены в науку отнюдь не в конце XIX – начале ХХ века. Основы исчисления бесконечно малых были заложены Ньютоном и Лейбницем еще в XVII веке. Основы теории вероятности и анализ случайностей берут начало в тоже время – в работах Бернулли, Паскаля, Гюйгенса. Но для математиков это была игра ума – интеллектуальная гимнастика. Та же абстрактная живопись ничего общего не имеет с реальным миром. И то, что абстракционизм существует, вовсе не значит, что изображаемые художниками абстракции отражают реальный мир. Это в чистом виде фантазии художников. Так и в науке – есть понятия, отражающие особенности реального мироздания. Они конечны, определенны, отражают закономерности. А есть фантазии ученых, описывающие особенности вымышленного мироздания.

Гимнастика – полезное занятие. С ее помощью человек создает сильные мышцы или заостряет ум, которые ему требуются для полезной работы. Потому что в жизни требуется не уметь накачивать мышцы или острить ум, а пользоваться ими для дела. Создание с помощью иррациональных понятий абстрактных представлений развивает интеллект ученого. Но использовать накачанный интеллект ученый должен для создания не абстрактных, а только реальных представлений – отражающих реально существующие особенности мироздания.

Кризис классической физики создал спрос на иррациональные понятия. Оказалось, что с их помощью чрезвычайно удобно объяснять все что угодно. Ведь использование в объяснении иррациональных понятий делает объяснение принципиально непригодным для проверки. А потому его невозможно доказать или опровергнуть – ему можно только верить или нет.

Конечно, мне могут возразить, что иррациональные разделы математики успешно используются в расчетах реальных процессов. В ответ могу заметить, что и абстрактные полотна художников тоже используются для дела. Например, для украшения интерьера или для бизнеса. Но от этого они не становятся отражением реального мира.

Владимир Цай, по сути, попытался осуществить следующий этап модернизации материализма. Он предлагает отказаться от второго постулата материализма – представления об исключительно материальной природе мироздания. Для этого энергия, которая в материализме является лишь свойством материи (количеством ее движения), становится субстанцией – самостоятельной сущностью в составе мироздания. При этом энергия меняет статус и уравнивается в нем с материей – они становятся двумя разными состояниями одной сущности.

Такая модернизация не только превращает материализм в энергоматериализм, но и выводит на принципиально иную картину мироздания и, главное, на новую модель эволюции. Во-первых, эволюция становится процессом превращения исходной энергии (выделившейся в результате Большого взрыва) в материю. Соответственно, эволюция нашей Метагалактики закончится тогда, когда вся ее энергия преобразуется в материю. После чего произойдет новый Большой взрыв, который всю материю превратит в энергию и запустит новый цикл развития мироздания.

Во-вторых, каждая последующая Вселенная в своем развитии продвигается дальше предшественницы – финал эволюции происходит на более высоком уровне развития. При этом каждая Вселенная развивается в соответствии со своим Геномом, который она наследует при Большом взрыве от предыдущей Вселенной. Геном содержится в первичных частицах материи, аналогично тому как ДНК содержится в клетке. По сути, это модернизация марковской модели эволюции мироздания как цепочки последовательно рождающихся и умирающих идентичных Вселенных. У автора эта модель обретает смысл – становится полноценным процессом развития.

Несомненным достоинством предлагаемой концепции является единство мироздания – во всех его частях и на всех стадиях развития все его субъекты имеют одинаковую природу и подчиняются общим закономерностям. Как следствие, представляются результатами единого эволюционного процесса. Что выглядит более правдоподобным в сравнении с нынешней научной моделью мироздания, где оно поделено на четыре территории, субъекты которых имеют между собой мало общего и, что самое главное, подчиняются разным законам. В результате микромир, космос, животный и общественный миры предстают принципиально разными в концептуальной основе вселенными, появившимися в результате не одного, а разных эволюционных процессов. Сами ученые это противоречие никак не объясняют – такая феодализация мироздания их полностью устраивает. Так что не только физики не могут создать единую теорию поля, всей науке пока не удается создать единую теорию мироздания.

Примером того, как в новой концепции мироздания разум встраивается в структуру Вселенной и вводится в общий процесс эволюции, может служить представление автора, в соответствие с которым «материальный мир является одной из фаз развития Вселенной. Основная цель материального мира – порождение интеллекта, в котором должна быть отображена вся Вселенная». По сути, формулируется представление о наличии информационного уровня развития Вселенной и существовании второй составляющей мироздания – информационной, имеющей в своем составе факты, знания, интеллект, Геном Вселенной и т. д. Соответственно, первая половина процесса развития Вселенной – это пробуждение и развитие интеллекта в виде общества разумных существ. А человечество – это переходный период в развитии Вселенной от материи к интеллекту, который заканчивается построением коллективного интеллекта. Вторая половина – интеллектуальная деятельность этого общества, направленная на построение модели существующей Вселенной, которая должна стать основой следующей Вселенной.

Разработанная автором новая теория общества содержит достаточно много оригинальных идей и представлений, которые интересны вне зависимости от того, выглядят ли они истинными или нет. Как уже говорилось выше, в этой теории общество не выглядит инородным телом в составе мироздания – оно подчиняется тем же законам преобразования энергии в материю. В обществе как информационном феномене энергия представлена понятием свободы, а материя – понятием необходимости, наблюдаемыми в виде денег (свобода) и морали (необходимость). И как в физическом мире развитие имеет своим источником процесс преобразования энергии в материю, так и общественное развитие протекает аналогичным способом – от исходной абсолютной свободы к абсолютной необходимости. После чего общество погибает и сменяется следующим обществом, которое повторяет такой же цикл развития. При этом, как в остальном мире, каждый цикл развития заканчивается на более высоком уровне. Так что в новой теории общества материалистическая «спираль развития» меняется на энергоматериалистическую «лестницу развития».

Кроме не слишком впечатляющей глубины формулируемых автором обществоведческих идей и представлений, к недостаткам построений можно отнести хотя и эпизодическое, но все-таки заметное влияние на них марксизма. Такое впечатление, что постулаты этого учения периодически вырываются из подкорки автора на свободу и соответствующим образом корректируют результаты рассуждений. Так, общественные отношения в целом остались предельно антагонистичными. И если в остальном мире энергия просто преобразуется в материю, то в общественной сфере свобода и необходимость находятся в конфликте, разрешение которого в виде борьбы движет общественное развитие. Как следствие, борьба остается естественным состоянием общества и единственным двигателем его развития. А насилие является естественной и основной формой общественного взаимодействия. Так что процесс развития всего лишь смягчает его жестокость. Лишний повод констатировать – огромные усилия советских интеллектуалов по развитию марксизма и продвижения его в общественное сознание не прошли бесследно, – даже самые свободные мыслители с трудом и далеко не всегда успешно избавляются от пут его идей и представлений.

Вообще в подходе к управлению обществом у автора много не только оригинальных, но и достаточно эксцентричных идей. И если некоторые из них мало пригодны в качестве пищи для размышления, то вполне могут служить пищей для интеллектуального развлечения.

Особый интерес представляет третья часть эскиза предлагаемого автором учения – его этическая составляющая. В сущности, она выглядит реакцией интеллектуала на глобальный кризис. Точнее, на его первые результаты – потрясение основ общественной части мироздания, когда процесс разрушения еще не закончился и, соответственно, позитивные перспективы катаклизма пока не просматриваются. Так что новая этика формируется исключительно на негативной основе. Ее суть можно выразить поговоркой «с волками жить – по-волчьи выть». Более конкретно эту этику можно назвать этикой чистого прагматизма, сдобренного изрядной долей конформизма. Или циничного прагматизма – не имеющего идеалов, но учитывающего существующие негативные реалии.

Автор предлагает воспринимать нынешние общественные недуги в качестве естественных феноменов общественной среды, которые существуют всегда и везде, и только иногда уходят в тень. Точнее, обществу иногда удается жить, не замечая на своем теле социальных язв и опухолей. Соответственно, предлагается смириться с ними, а стремление их искоренить рассматривать как угрозу существованию и развитию общества. Например, предлагается считать коррупцию естественным для общества явлением. А для смягчения ее негативного влияния на общественную мораль предлагается все государственные должности, вплоть до министерских, продавать на аукционах. В качестве иллюстрации такого нового обоснования необходимости «непротивления злу насилием» можно привести несколько цитат из главы, посвященной проблеме преступности.

«Свобода в обществе проявляется, прежде всего, в нарушении общепринятых правил поведения». Отсюда «преступление – это проявление свободы». Поэтому «в каждом человеке сидит преступник в той мере, в какой есть где-то внутри стремление к свободе». Или «в хорошо организованном государстве половина людей, которые потенциально могли бы стать бандитами, служит в правоохранительных органах». Соответственно, «спокойная жизнь общества обеспечивается не столько деятельностью правоохранительных органов, сколько их сговором с организованным преступным миром, которому отдается на откуп сфера нелегального бизнеса». Как результат, «организованная преступность эффективно снижает уровень насилия в обществе».

По сути, автор предлагает примириться с качеством общественной среды в странах СНГ, сформировавшейся в результате двух десятилетий строительства современных государств, то есть с тотальной коррумпированностью власти, поголовной криминализацией народа, ханжеской социальной политикой, декоративной демократией и свободой для «сильных». В сущности, постсоветские интеллектуалы давно смирились с такими результатами трансформации советского общества. Точнее, пришли к выводам об их естественности. Так что теперь эти результаты получают теоретическое оправдание. Примет ли его общественное сознание? Верится с трудом. А потому более вероятно, что если написанное когда-нибудь сможет стать мировоззренческим учением, то оно будет лоцией, проектом и кодексом исключительно для какой-то части элиты. Каким когда-то, но со знаком плюс, было масонство.

Впрочем, заложенный в этике учения конформизм хотя и легитимирует общественное зло, тем не менее не создает анти-идолов – общественных «козлов отпущения». Охотиться на ведьм не предлагает. В качестве примера можно сослаться на отношение автора к разрушению СССР. «В разрушении никто не виноват. А если искать виновных честно, то придется признать, что все мы (и я в том числе) виноваты в равной степени – и русский народ, и евреи, и якобы угнетаемые национальные меньшинства, и Сталин, и Горбачев, и те, кто стучал, и те, кто сидел, и даже те, кого расстреляли. Все что случилось, было необходимо. Все это было и раньше, и все это будет еще неоднократно».