Текст книги "Африка в огне"

'Громом сотен стволов салютует нам база,

Обознались, наверно, я ведь шёл, как овца.

В море я за врагом не погнался ни разу,

И в жестоком сраженье не стоял до конца.

Кто спасёт мою честь? Кто их кровью умоет?

Командир, я прошу, загляни мне в глаза.

И сказал он в ответ: "Ты – корабль конвоя.

Мы дошли, значит, этим ты всё доказал!"Александр Розенбаум

После многодневного плаванья на подлодке мы стали еще больше уважать подводников. Тут несколько дней кажутся вечностью, а у них боевые походы месяцами тянутся. Но всему рано или поздно приходит конец. Ночью мы всплыли, и после трехчасовых маневров нашли сухогруз. Мы получили приказ пересесть на этот сухогруз вместе с грузом и прибыть в порт*** в распоряжение местного э-э-э-э… торгпреда. Аким покидал подлодку в плохом настроении, ибо местный кап два всю дорогу громил его в шахматы, умением играть в которые Аким весьма гордился. Когда с лодки в катер потащили какой-то длинный ящик, Аким посетовал своему шахматному партнеру соболезнующим тоном:

– Как же вы теперь без перископа? Ведь Тарасюк его у вашего боцмана на коньяк выменял…

Кап два было дернулся, так как уже сталкивался с данным родом деятельности Тарасюка, но быстро вернулся в монументальное военно-морское спокойствие, а Аким прошествовал на сходни с чувством глубокого удовлетворения.

На сухогрузе было плыть не в пример комфортнее, чем на лодке, но немного надоедал местный Фурманов. Помощник капитана по политчасти возжелал рассказать сухопутным нам, как и что называется на корабле. Будучи скромными экспедиторами, сопровождающими грузы, мы были вынуждены слушать его самозабвенную болтовню. Судя по абсолютно придурочно – восторженному лицу Акима, он что-то задумал, и это что-то буквально через десять минут дало о себе знать. Политкапитанен гордо подвел нас к брашпилю:

– А вот, что это такое, вы точно не знаете, товарищи.

– Знаем, знаем! – восторженно вскричал Аким. – Во времена работорговли, когда вашего капитана звали Франциско Негоро, сюда вы приковывали рабов, а когда вашу шхуну останавливали Британские фрегаты, то жестокосердные вы на этом брашпиле их всех, таких бедных и прикованных, топили в Марианской впадине.

Но окончательно испортил Барону настроение Тарасюк. Он доложил командиру, что ящики на пароход сгрузили уже не с той начинкой, с коей они прибыли на борт подлодки. Барон поверил нераздумывая, ибо ушлый старшина видел любой ящик насквозь. Ну, а когда в порту эти ящики публично и средь бела дня перегрузили на водоплавающий раритет по имени 'Кайман', все стало окончательно ясно. Нами опять кого-то прикрывают. Ну, что же, такова наша судьба. Приказ подлежит выполнению, даже когда не вызывает положительных эмоций, или не понятен в плане дальнейших результатов его выполнения. Определение – 'Приказы не обсуждаются' особенно верно в нашей профессии. Любая группа видит только часть проблемы, решать которую помогает вмеру сил и приказов. Иногда создается впечатление, что ты смотришь в длинную трубу и видишь только ту информацию, которая ограничена далеким светлым кружком, а все в комплексе знает только командование. Представьте, что вы получили задание во вторник ровно в 12 часов 17 минут, на Downing Street, в определенной с точностью до сантиметра точки на тротуаре, расположить банановую кожуру… Вроде бы полный бред… Но! Именно по этому тротуару и именно в эти минуты проходит курьер с секретными документами, касающимися Британских ядерных сил, и вторая группа должна вырубить его шприц-пулей, аккурат около этой банановой кожуры, а третья, под видом скорой помощи, должна будет подобрать джентльмена, поскользнувшегося на банановой кожуре и ударившегося головой об асфальт. Но каждая группа видит только свою часть картины. Или более простой вариант… Вашей группе приказано отравить колодцы в мирном селении. Да, это жутко, негуманно и даже преступно. Но в этой деревушке должна стать на последний привал перед ночной атакой банда инсургентов, чтобы напасть ночью на госпиталь и вырезать там всех, включая и персонал, и раненых. Своих войск рядом нет, охрана у госпиталя символическая, а вас – четыре человека против сотни бандитов. Так что, на войне, как на войне. А война – это, в первую очередь, тяжелая и кровавая работа.

Наше судно тащилось к небольшому необитаемому острову. То, что сейчас мы шли в сопровождении, присоединившегося к нам в нейтральных водах дряхлого корвета, бывшего когда-то противолодочным, не сильно грело, ибо был он ныне лишен всех чинов, наград и амуниции, исключая своих ровесников в виде Гере Бофорса и Гере Эрликона, а назывался этот линкор 'Акула'. Наша эскадра чапала с крейсерской скоростью аж узлов 7, вибрация корпуса, происходящая из машинного отделения, обещала Фуль СПИД не меньше 9. Как сострил Аким, только не давайте шкиперу команду balls to the wall, а то вдруг возьмет штурвал на себя, и ведь улетим на хрен. Но улететь нам не дали. Со стороны солнца нарисовались два торпедных катера, и корвет принял бой. Капитан корвета представился нам ранее, как капитан Мачо де Марино. Этот щуплый латинос оказался с чрезмерным самолюбием и вдобавок, был полон безудержной бравады. Но, как оказалось, нельзя поспешно судить о человеке. 'Акула' храбро ринулась в бой. Один из катеров, изрешеченный меткими очередями, горел и тонул одновременно, но второй выпустил в нашу сторону две торпеды. 'Акула' бросилась наперерез и подставила борт торпеде, и этой торпеды вполне хватило, кораблик подбросило вверх, и он вернулся в океан, уже разваливаясь на части. Нашему 'Кайману' повезло чуть больше, мы получили торпеду под корму и пара часов у нас еще была. Тарасюк и Арканя быстро завладели одной из шлюпок, заранее выбранной Акимом и снаряженной Тарасюком (замечу, что для команды спасательных средств было тоже более чем достаточно). Мы успели спустить шлюпку на воду, пока позволял крен, и взяли курс на остров назначения, до него было не больше пятидесяти миль. По дороге наш экипаж увеличился еще на одну боевую единицу, на героического капитана Мачо де Мариино, который, на свое счастье, оказался нашим коллегой, и, к нашей радости, настоящим моряком. Воды, продуктов и горючего, благодаря старшине Тарасюку, было больше чем достаточно, плюс к этому была одежда и оружие, и что-то нам подсказывало, что оружие еще пригодится.

Как и положено в таких ситуациях и сюжетах, к острову мы подошли на рассвете. Нашли нужный заливчик, высадились, замаскировали лодку и стали искать встречающих. Свежепостроенная метеостанция была пустой, судя по следам, люди тут были недавно, но следов панического бегства или боя не наблюдалось. Тарасюк задумчиво сказал: 'Адже тут повинно бути що-небудь типа льоху, або підвалу?'

И подвал нашелся. Тарасюк и Арканя привели оттуда всклоченного человека с дикими глазами. Увидя его, мы с Акимом хором воскликнули: 'Лобачевский, блин!'

Информация к размышлению. БАЛЛАДА О ЛОБАЧЕВСКОМ.

А дело с этим Лобачевским было так. На дне рождения у одного Генерала (где мне, увы, пришлось присутствовать) один не в меру подхалимствующий капитан выдал с засаленной бумажки экспромт в стихах. Я долго терпел, но когда прозвучал перл типа – наш командир орлом из меди возведенным, вперед к победам нас ведет… – я понял, что не смолчу. Когда все прохрюкались и выпили, слово взял я. Сказав военно-скабрезный тост, из которого генерал так ничего и не понял, импотент он или половой гигант, я сказал, что капитана мне все равно не переплюнуть, и только теперь я понял, почему Лобачевский так рано нас покинул. Большинство гостей были артиллеристы и, безусловно, знали, кто такой был старик Лобачевский, а капитан – пиит – сто пудов нет. А я, сделав максимально возможную паузу, таки дождался вопроса от именинника. А от чего умер Лобачевский? И со скорбной гордостью ответил: 'А ПОТОМУ, ЧТО ОН ПОНЯЛ, ЧТО ТАКИЕ СТИХИ ОН ХРЕН КОГДА НАПИШЕТ'! Стол грохнул, но моя победа была недолгой. Ее украл у меня сам издеваемый. Он успокоительно похлопал меня по плечу и искренне успокоительно сказал, что, мол, поэт Лобачевский все равно пишет лучше какого-то капитана.

Одно меня утешило. С тех пор и до конца службы капитана звали исключительно Лобачевским.

Так вот, именно его мы и встретили на острове, где он был командиром группы, с которой мы должны были выйти на контакт. Капитана Лобачевского (который в дальнейшем оказался майором Копытиным) поили ромом, били по щекам и опять поили бренди. Наконец, из него смогли выдавить нечто членораздельное. Майор и его трое людей изображавшие Метеорологов, согласно инструкции прошли на катере несколько миль вдоль берега и высадились в небольшом заливчике, для того чтобы осмотреться и разобраться с какими то развалинами, проглядывающими сквозь заросли, и доприглядывались… Из зарослей выскочили какие-то непонятные фигуры, но судя по одежде – явно солдаты, убили одного из людей майора, а двоих споро и грамотно спеленали. Потом подошло еще двое, судя по всему офицеры, и началось самое страшное. Победители буквально вспарывали пленных мечами и придавались натуральному каннибализму. Майора спасло то, что он отравился чем-то за завтраком, и его вдобавок так укачало на катере, что он не имел сил пойти на берег, к которому не получилось причалить из-за открывшейся во время отлива отмели. Улучив минуту, майор перерезал якорный трос, и катер мирно унесло в океан, ну, а когда страшный пляж скрылся за мысом, Лобачевский завел движок и вернулся в свои пенаты, где и затаился в подвале. А этой же ночью на острове произошло землетрясение, земля гудела и ходила ходуном, и Лобачевский даже хотел выбежать на улицу, но это показалось ему еще более страшным.

Услышав эту историю, мы думали не долго. Оказия будет только через два дня, а таинственный противник может появиться в любой момент. По описаниям майора, на солдатах был явно не камуфляж, а из оружия – только винтовки и штыки, да еще сабли и пистолеты у офицеров. Так что, наши полдюжины М 14 с сошками, да плюс еще Хайпауэры, и, как сказал, скромно потупившись, Тарасюк на вопрос Командира:

– И это все?

– Та є ще трохи сіоністських автоматів, штук п'ять або шість.

Давали заведомое огневое преимущество, ибо противника явно было не сильно много, по крайней мере, для нас. Еще у нас были три датчика обнаружения живой силы, коробочка величиной с две пачки сигарет крепилась на стволе М 14, на оператора надевались наушники, и его оповещало пиканьем разной конфигурации о присутствии в джунглях и весях живой силы противника. Система была made in USA, попала к нам из Индокитая, ну, а остальное, как говорится, военная тайна.

Борьку и Мачо, снабженных пулеметом, одной М-14, парой Узи и одним из двух Карлов-Густавов, обнаруженных на метеостанции, оставили в засаде около домика станции. Остальные погрузились на катер и отправились в рейд. Высадились мы, не дойдя немного до описанного Лобачевским заливчика. Там было удобное место для высадки, невидное с берега, примеченное майором раньше, и мы без проблем углубились в заросли и взяли курс на отмеченную на карте заброшенную плантацию, где когда-то что-то выращивалось. На подходе к плантации засекли пост, часового снял Таракан и предъявил заношенную выгоревшее кепи со значком сакуры и пятиконечной золотой звездочкой, и плюс к этому винтовку Арисака древнего образца. Ну, к образцам амуниции и вооружения времен второй мировой нам было не привыкать, но то, что мы увидели на плантации, все-таки смогло привести нас в изумление. Между старых построек слонялись солдаты в непонятной форме. Над входом одного из домов висел смутно знакомый красно-белый флаг:

– Императорская армия, – сказал Аким. – Ну, конечно, похожий флаг был еще у краснознаменного ВМФ РККА, но это явно не они.

– А чому це не радянський червонопрапорний флот? – заинтересованно спросил Тарасюк.

– А Маршала Буденного среди них не наблюдается, – абсолютно серьезно ответил Аким.

Противника начитывалось не меньше семи человек, при двух Гочкисах. Один стоял на треноге у здания с флагом, второго остроглазый Сокол засек на притулившейся к дереву вышке. Где-то далеко бахнул орудийный выстрел, потом еще один. А чуть погодя не хило рвануло. Грех было не воспользоваться ситуацией, и мы ей воспользовались. Первыми погибли смертью храбрых пулеметчики, остальной гарнизон падал под нашими пулями в рабочем порядке. Граната, выпущенная Арканей из Карла-Густова, прошелестела в окно штабного дома. Броском преодолев последние метры до периметра, мы щедро добавили уже ручных гранат в окна построек и зачистка была уже собственно не нужна, хотя один пленный нам достался. Оглушенный взрывом гранаты, офицер пришел в себя и, окинув нас быстрым и цепким взглядом морской собаки, встал и, резко поклонившись, представился на прекрасном английском:

– Лейтенант Хамиро Утояси. Командир специального отряда Токей-Тай.

А потом добавил напевную фразу на японском, услышав которую, Арканя усмехнулся.

Лейтенант рассказал нам историю последнего японского гарнизона Второй мировой войны. Тут в бункерах, на глубине 100 метров, были законсервированы боевые части для бомб 'И' бактериологического оружия Японской империи, так и не примененного в последнюю войну. Отряд морской Кемпетай честно нес тридцатилетний караул, уничтожая редких гостей, посещавших этот остров. В основном это были рыбаки, попавшие в шторм, пара компаний искателей приключений и кладов и даже корабль 'Гринписовцев'. Метеостанция Лобачевского должна была быть последней жертвой отряда. После инцидента на пляже, к метеостанции послали охрану входа в бункер, состоящую из четырех солдат и танка Чи-ха, последнего, из оставшихся на ходу. Тарасюк и Мачо приняли бой и, естественно, победили. Старички, я имею в виду, и солдат и танк, были сметены огневой мощью наших друзей. Тридцатимиллиметровая броня Чи-ха для Карла-Густава была смазкой для штыка, а успевшего добежать до них, визжавшего сержанта с мечом, Тарасюк срезал из Узи. А разговор продолжался и когда Барон, будто вскользь спросил, мол, а чегой-то сняли охрану с объекта номер один, японец усмехнулся и, встав и оправив на себе ветхий мундир, сказал:

– А охранять было больше нечего Эбису Гейджин. Мы получили приказ и накануне ночью взорвали хранилища.

После чего стремительным движением выхватил кинжал и вонзил себе в живот по всем правилам сепукку, сначала проведя лезвием горизонтально от левого бока к правому, а потом вертикально от диафрагмы до пупка. Опускаясь на землю, он улыбался, и только сейчас стало видно, что он далеко не молод.

Лежащий на земле японец что-то шептал, Арканя наклонился к нему, вслушался, а потом, кивнув, достал Браунинг и выполнил акт милосердия. Весь день он был еще более задумчив, чем обычно, а вечером сказал Барону:

– Японец этот и сейчас, и при встрече процитировал старинную танку, суть которой в том, что на острове, где никогда не цветет сакура, может жить только смерть, валить надо отсюда командир.

И вот закончилось и это путешествие, а потом было еще несколько и еще одно, и, как выяснилось из объявленных нам по прибытии новостей, последнее. Первой новостью было то, что наша Группа подлежит расформированию, второй, что Отдела больше не существует, третьей… впрочем, и двух первых достаточно. А Советскому Союзу оставалось жить тринадцать лет.

'В старинном байзеле, в районе Праттера, недалеко от знаменитого колеса обозрения, гуляла странная компания. Официанты уже слегка нервничали, но вовсе не потому, что поняли, что это русские, и, действительно, кого сейчас удивишь в Вене русскими. Эта компания вела себя нестандартно для русских туристов, они пили пиво, и вели себя не очень громко, одеты были прилично, хотя и разномастно, и самое поразительное… у всех были ленты и знаки "Серебряного Креста" Австрийской республики. И тут компания оживилась, грациозно выскочив из фиакра, в байзель вошла красивая женщина в элегантном и очень дорогом деловом костюме, и тут случилось еще одна странность… Когда Леди подошла к столу странной компании, все русские встали и не садились, пока дама не присела на поданный официантом стул.

Народ очень обрадовались Эрике, ибо давно уже пора было начинать банкет и пиво уже надоело, вдобавок часть ребят сковывали официальные костюмы. А костюмы были подобраны весьма в своеобразной гамме… Барон, Никита и Борька с Акимом, были в стандартных смокингах, Генка и Сокол в деловых костюмах, Тарасюк облачил свои короткие телеса в белую тройку от Версаче. Ну, а Таракан и Арканя переплюнули всех: они гордо сверкали малиновыми пиджаками, черными рубашками и зелеными бабочками в белый горошек. Да-а-а, наша компания была экзотической не только по одежде, но и воощще… Борька был Аглицким банкиром, Аким Питерским – издателем, Никита – тенором в Ля Скала, Барон владел какой-то фирмой в Калифорнии, Тарасюк, по его словам, поставлял кофе из Украины в Рио, что, исходя из его личности, не казалось шуткой, Генка и Сокол выпускали модный журнал одновременно в Москве и тут в Вене, ну, а Таракан и Арканя гм…, были представителями теневой экономики в одном немаленьком Российском городе. Вобщем, как перефразировал Жванецкого Барон – "Видно, что-то не так было у нас в Военных училищах". Банкет завертелся по-нарастающей. На столе появилось шампанское, господа офицеры чинно и по очереди танцевали с Эрикой, а когда она, перецеловав всех и всплакнув напоследок, вышла к ожидавшему ее мужу для сопровождения оным домой, то начался настоящий Русский банкет…'

Как бы было здорово, будь это все полностью в реале, но не все стулья за этим столом были заняты… Один из ребят будучи тяжело раненым, остался, прикрывая отход группы и подорвал себя гранатой, другой растворился в эфире вместе с пропавшим вертолетом, третий ушел в небеса в пламени взорвавшегося танкера, четвертый сгорел в танке… Но пусть они останутся в вашей памяти выжившими и победившими.

Приходят и уходят политики, меняются границы и названия государств, но люди по-прежнему делятся на две части. Те, кому все равно и те, для кого существует Присяга.

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников. Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству. Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

В КАЧЕСТВЕ БОНУСА К НОВОМУ ИЗДАНИЮ:

Юмор в Камуфляже.

Сборник Курсантских, Офицерских и Академических баек

Буриме с полевым телефоном.

Военная байка

Это был не бой, но битва, и кипела она на бумажных полях Восточной Европы. В битве сошлись два генерала, им намекнули, что победитель первым получит следующую звезду на зигзаг, и генералы суетились не по-детски, напрягнув все связи.

Военные учения всегда носят некоторые элементы бардака, а Командно-штабные учения носят элементы бардака, говоря современным языком, виртуального, но охотно переходящего в реал.

Итак, что же такое КШУ… Генералы, в кои веки играют не живыми солдатами, а только стрелочками на карте. Приказы передаются вниз, по радио, по проводной связи и курьерами и каждый низовой штаб, получив ЦУ, ставит, в свою очередь, стрелочки на своих картах, и вся битва идет, затрагивая только штабных офицеров и часть обслуги.

Генерал Красных подкинул главному Наблюдателю вводную, по которой в разгар начала учений над полем битвы произведен высотный атомный взрыв, выведший из строя радиосвязь. Хитрый генерал имел на территории вверенных ему войск отличный резервный пункт проводной связи (на базе бывшего немецкого комплекса) и за счет этого надеялся всех обскакать, но у генерала Синих был кореш, который по совместительству был большим начальником в одной веселой Конторе, и несколько подчиненных ему офицеров, после краткого Академического курса, ожидали направления на практику, и практику им придумали ни где иначе, как в окрестностях штаба Красных. Приказ гласил о временном прикомандировании оных к штабу Синих, с целью выполнения учебного практического задания по проникновения в охраняемый периметр условного противника. Наш генерал объяснил нам задачу и дал всю нужную информацию, амуницию и документы. Мы должны были заменить собой расчет Резервного пункта связи и дезорганизовать его работу, и желательно с элементами издевки, ну, при такой поддержке и обеспечении, да еще на своей территории, для нас это были семечки.

Утром, в час объявления "атомной" вводной, у ворот штаба Красных стоял строгий капитан с повязкой наблюдателя, и чуть в сторонке маялось четверо явных "пиджаков" и один старшина – "кусок" (ну, не могли же мы бросить Тарасюка одного).

И когда к воротам подрулила буханка КАВЗ-663, капитан властным взмахом руки остановил зеленый экипаж и стал брезгливо наблюдать за неуклюже вылезающим на волю старлеем-связистом, в котором "пиджак" был бы виден даже ночью под танком (кто есть он, нам было сообщено заранее). Капитан представил старлею его новых людей, лениво рыкнул на робкие попытки непоняток, пресек робкую попытку связаться с командованием, и все быстро загрузились в автобус и поехали в пункт назначения, а через минуту на этом же месте стоял абсолютно такой же автобус, только за рулем был Птица в форме сверхсрочника, а связиста изображал Таракан. Когда из ворот, зевая и матерясь, выползли настоящие связисты, их по-быстрому загрузили в автобус и увезли на растерзания двум лекторам Главпура, от которых в штабе уже не знали куда деться, где и оставили. После чего Птица и Таракан вернули автобус на место и растворились на просторах ГСВГ.

Учитывая, что у старлея-связиста были нужные документы, наш автобус абсолютно беспрепятственно проехал к Узлу связи. Он находился посредине одичавшего парка, парк был на территории полигона и охранялся оный только снаружи. Парный пост у бункера был счастлив, что в нем больше не нуждаются и испарился, получив достаточно невнятную команду, а связисты, мы, занялись обживанием нового рабочего места. Наш сопровождающий технарь, хорошо знал свое дело, и именно он отвечал за работоспособность узла. Тут стоял кондовый, действительно, немецкий телефонный пульт, причем не старого типа 'сунь-вынь', а более современного 'щелк-щелк', был даже выход в город, как объяснил связист, односторонний, был даже городской телефонный справочник. Везде висели и лежали инструкции, написанные, по словам старлея, языком понятным даже для полных дебилов, сам он дослуживал последние месяцы и ему было все пофигу. Включив систему и проведя экспресс-занятие, он с радостью выслушал заявление наблюдателя, что по бункеру нанесен химический удар, и товарищ старший лейтенант условно убит и может идти отдыхать в одно из бытовых помещений бункера, а помещений этих было богато. Бункер был построен на славу и, судя по находкам Тарасюка, который притащил из какой-то дальней каптерки ящик пустых магазинов от Штурмгевера и каску в камуфляжном чехле, это была когда-то одна из структур Ваффен СС.

А мы тем временем приступили к работе, так как стали раздаваться первые звонки. Ну, что ж, товарищи Синие, дезорганизацию заказывали? Её у нас есть!

Итак, когда абонент говорил, мол, Береза, говорит Пятый, дайте мне Дуб, то Пятого соединяли с Осиной и так далее. Одного занудного Вереска, который без конца требовал Ансамбль, мы подключали к городскому номеру местной филармонии, где на телефоне сидела гнетикен фрау, знающая целый ряд неформальных русских идиоматических выражений, и когда бедный Вереск на третий раз плюнул на кодовые обозначения и попросил майора Нетребайло, арийская старушка пояснила советскому товарищу, что если он еще раз ей позвонит, то даже камасутра покраснеет от того, что она сделает с герром Вереском.

Там, кстати, у связистов висела стенная газета, так Аким дорисовал ей заголовок "За Связь без Брака". Когда наступил финальный час "Ч", мы стали поочередно отключать абонентов, но перед этим, как было приказано, ввели элемент издевки: на вопрос по телефону мы решили устроить буриме, и телефонист отвечал в рифму, а после этого отключал абонента. А диалоги пошли знатные…

"Я – Пятый, дайте мне Дуб". – "А Дуб уехал в Клуб".

" Я – Седьмой, дайте мне Зеленый дол". – "Он лег спать, заболел и ушел".

" Я – Ольха, дайте мне Резеду" – тут даже стесняюсь воспроизводить ответ.

Короче, когда ржать уже было больно животам, мы прекратили дежурство и, не беспокоя закемарившего связиста, эвакуировались на своем автобусе, который честно вернули через час к комендатуре ВАИ.

А еще через несколько часов мы были в Ростоке, чтобы принять к сопровождению очередной мирный груз, плывущий за моря на благо Мировой Революции"