Текст книги "За тайнами Плутона"

Автор книги: Владимир Обручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На Ленских приисках мощность вечной мерзлоты, то есть толщина слоев земли, скованных отрицательной температурой, достигает 100 м, если не больше. Сама по себе вечная мерзлота даже облегчает добычу золотоносного пласта подземными работами: шахты в мерзлоте стоят прочно, воду отливать при их углублении не нужно, а водоотлив стоит дорого. Хотя золотоносный пласт добывают пожогами или динамитом, то есть с некоторым расходом дров или взрывчатых веществ, но это дешевле водоотлива, необходимого при работе в немерзлой почве, и рабочие работают спокойно в валенках в сухих забоях (...).

При работе открытыми разрезами вечная мерзлота удорожает и замедляет вскрышу: ее нужно оттаивать разведением костров на поверхности мерзлого слоя или оставлять на некоторое время в покое, чтобы она оттаяла теплом воздуха, и потом снимать оттаявший слой и снова оставлять, то есть работать с перерывами (...).

В мае 1891 года я поехал вторично на прииски и попутно при плавании вниз по Лене выполнил задуманное беглое обследование берегов этой реки от Качуга до Витима (...).

Обследование приисков я начал снова с Успенского, где нужно было осмотреть некоторые новые шахты, а также прииски Андреевский и Водянистый, расположенные по Бодайбо ниже устья Накатами (...).

Рядом с Андреевским прииском, в низовьях крутой боковой пади правого склона р. Бодайбо, находился отвод мелкого золотопромышленника, на котором несколько старателей копались в маленьком разрезе. Можно было удивляться владельцу, который платил налоги за этот прииск, едва ли окупавший их. Но окружной инженер Штраус объяснил мне, что такие золотопромышленники, получившие отвод рядом с приисками крупной компании, занимаются скупкой краденого золота у рабочих этой компании, уплачивая за него немного больше, чем платит компания за так называемое "подъемное" золото, упомянутое выше. Мелкий золотопромышленник, конечно, может платить за это золото больше, чем крупный, так как не несет никаких расходов по его добыче. Уличить этих людей трудно: они записывают это золото как добытое на своем отводе, который держат ради этого и для отвода глаз ведут на нем какие-нибудь работы. Большую часть купленного золота такие дельцы даже не записывали в книгу, а увозили в Иркутск и продавали китайским купцам, которых там было довольно много и которые имели лавки с китайскими товарами: чесучой, леденцом, чаем. В Иркутске на одной из улиц таких китайских лавок был целый ряд, и, заглядывая изредка в них, я всегда удивлялся отсутствию покупателей (...).

Ознакомившись основательно с приисками Ленского товарищества, я нанял у местного подрядчика-якута трех лошадей, получил от конторы в проводники конюха, знавшего дороги по дальней тайге, и направился на восток (...).

В долине р. Балаганнах было два прииска; один из них назывался Золотой бугорок и принадлежал мелкому золотопромышленнику, который не позволил мне спуститься в шахту под предлогом того, что она ремонтируется. Пришлось осмотреть только небольшой разрез, в котором работали золотничники. Переночевав на прииске, я поехал дальше, в верховьях Балаганнаха поднялся на высокий водораздел, представлявший гольцы, то есть безлесные плоские вершины, и спустился с него в долину речки Бульбухты. И здесь на прииске в бортах старого разреза копались только золотничники.

В конторе владельца я увидел несколько больших бутылей, в которых водка настаивалась на красном перце. Этот мелкий золотопромышленник, очевидно, принадлежал к категории тех, которые существовали главным образом не добычей золота из глубоких россыпей, для чего у них не хватало средств, а торговлей из своей лавки и продажей водки своим золотничникам в обмен на намываемое ими золото. Отдаленность этого прииска от приисков крупных владельцев не позволяла подозревать его в скупке хищенного золота, от которой при случае он, конечно, не отказывался. Подобные золотопромышленники брали отвод, платили подесятинный налог и производили небольшие работы для отвода глаз, чтобы иметь право заводить лавку с товарами и иметь спирт для рабочих; последний они разбавляли водой и подкрепляли красным перцем, в общем, эксплуатировали жестоко золотничников и обманывали государство.

Осмотрев работы в разрезе и обнажения в берегах речки, я опять перевалил через гольцы в другом месте и спустился на север в долину речки Кигелан, впадающей в Жую, где также работалась россыпь, но шахтами.

Вечером на этот прииск прибыла большая кавалькада: горный инженер Н. И. Штраус и горный исправник Олекминского округа (то есть дальней тайги) Минин с конвоем из десятка казаков, которые на приисках являлись полицией горного надзора. Эти власти совершали свой ежегодный летний объезд приисков для проверки шнуровых книг по записи золота, осмотра горных работ в отношении их соответствия правилам безопасности, ревизии цен на товары в лавках, приема жалоб от рабочих, ведения следствия по уголовным делам и т. п. На этом прииске в начале лета был несчастный случай: один рабочий в шахте угорел насмерть после пожога для оттаивания вечной мерзлоты.

Этот способ разведения костров у забоев в подземных выработках, чтобы оттаять мерзлые пески россыпи для их легкой выемки и промывки, применялся на мелких приисках, вблизи которых было еще достаточно леса для дров; на крупных приисках для добычи мерзлых песков в забоях предпочитали уже взрывать их динамитом. Приехавшие инженер и исправник должны были провести следствие по поводу смерти этого рабочего; они торопились и выполнили это вечером при свете факелов, пригласив меня в качестве понятого. Возле шахты, в которой угорел рабочий, поставили стол, стулья, принесли бумагу, перья, чернила. Мы втроем уселись, и начался допрос рабочих для выяснения условий несчастного случая: когда разожгли пожог в забое, сколько времени ждали после его догорания, спустился ли угоревший по своей воле или по приказу десятника, был ли он трезв, не хворал ли чем-нибудь, не было ли драки или убийства. Труп был сохранен на леднике прииска; его принесли, осмотрели, убедились в отсутствии следов какого-либо насилия. Из показаний рабочих выяснилось, что покойник спустился в шахту слишком рано после пожога, когда угар был еще настолько силен, что он лишился чувств и задохся – его нашли рабочие, пришедшие своевременно, уже мертвым. Вывод следствия был такой, что преступления нет и что покойный сам был виновен. Владельцу и десятнику поставили в вину недостаточный надзор за входом в шахту и после пожога.

Это ночное следствие при свете факелов, освещавших лица рабочих и собравшегося всего населения прииска, раскрыло предо мной еще одну страницу из жизни и условий работы у мелких золотопромышленников.

На следующий день мы втроем спустились в шахту и осмотрели забой, у которого еще сохранились обугленные поленья и пепел. Дрова для пожога, очевидно, были сырые и горели медленнее, чем обычно, поэтому угоревший и ошибся в оценке времени. Мелкие золотинки в забое были видны. Подземные работы на этом прииске велись в вечной мерзлоте без водоотлива, работали в валенках. Сырость дров и отсутствие надзора за входом в шахту были поставлены в вину владельцу в заключении следствия, и его обязали, во-первых, уплатить пособие семье угоревшего, если таковая окажется, и, во-вторых, запирать спуск в шахту на замок после разжога дров и хранить ключ в конторе.

Горный инженер Штраус, узнав, что я собираюсь посетить остальные прииски дальней тайги, предложил мне присоединиться к их объезду (...).

Наш караван из 25 верховых и вьючных лошадей вытянулся длинной лентой, которая вилась то по редкому лесу и кустам на склонах долин, поднимаясь на водоразделы или спускаясь в долины, то двигалась медленно по болотистому дну долин, где вьючные лошади местами увязали до брюха, что вызывало остановки; казаки спешивались и помогали увязшей лошади подняться или развьючивали ее, вытаскивали из грязи и опять вьючили. В лесу вьюки нередко цеплялись за деревья и расстраивались, так что казакам было много работы. На склонах тропа также не везде была удобна для проезда; местами между переплетами корней зияли ямы с грязью, в которые лошадь должна была ступать. Гнус в виде комаров и мошки вился тучами над лошадьми и всадниками, лошади мотали головами, обмахивались хвостами, а люди ехали в черных сетках-комарниках, усиливавших духоту знойного и влажного летнего дня, или все время обмахивались эелеными ветками. Переезд занял целый день до сумерек, и все были разбиты усталостью, когда добрались до прииска и можно было снять комарники, расправить отекшие ноги, сбросить лишнюю одежду.

Читатель может спросить: как же по таким таежным тропам ездили старики, больные, вообще люди, не могущие держаться в седле? Их возили в волокушах. Это две длинные жерди, представляющие оглобли, в которые впрягают лошадь. Одни концы жердей укреплены в хомуте, другие тащатся по земле. Ближе к этим концам прикреплено между оглоблями сиденье вроде кресла, в которое садится пассажир, поставив ноги на дощечку, соединяющие оглобли. Пассажир правит лошадью, которая тащит волокушу концами оглобель по тропе; оглобли мешают лошади глубоко вязнуть в болоте. Если пассажир не может править сам, лошадь ведет за собой всадник, едущий впереди (...).

Я хотел посетить еще самую западную группу приисков на р. Кевакте и сделать маршрут с них до Лены и обратно, а окружной инженер и исправник торопились вернуться на главные прииски дальней тайги.

Из долины Тоноды я вскоре поднялся на Патомское нагорье, как называют всю местность по течению рек Таймендры, Тоноды и Хайварки и до верховий Большого Патома (...).

С этого водораздела мы спустились в долину Кевакты, которая по всему верхнему течению была уже выработана мелкими золотопромышленниками, открывшими здесь золото еще в семидесятых годах. Видны были старые разрезы, затопленные и превращенные в пруды, а еще чаще галечные (...) и торфяные отвалы. Несколько приисков еще работалось, и я смог осмотреть разрезы на них. Все россыпи этой долины были неглубокие и сравнительно небогатые, и нынешние владельцы больше пробивались торговлей из своих лавок, чем добычей золота, то есть наиболее жестокой эксплуатацией золотничников-старателей, которым платили только за каждый золотник добытого золота и давали квартиру и инструменты. Один из золотопромышленников, поляк, сосланный в Сибирь за восстание 1863 года, жаловался мне, что он уже 15 лет работает на Кевакте, но все еще не может рассчитаться со своими кредиторами за деньги, полученные от них на обстановку скромного дела. Таково вообще было положение мелких частных золотопромышленников в Сибири. В надежде на "фарт", то есть открытие богатой россыпи, не имея никаких геологических знаний и собственных средств на закупку и доставку инструментов и припасов, на наем рабочих, они брали их взаем у купцов, получали от них в долг товары, продукты, все это за ростовщические проценты и всю жизнь работали, в сущности, на этих кредиторов, если не удавалось случайно открыть богатое золото, которое позволяло сразу уплатить долги и стать независимым, получив оборотные средства (...).

Через Большой Патом мы переправили багаж на лодке, а лошадей вплавь и пошли вверх по долине речки Туюкан, в низовьях которой поднимались последние более высокие горы. Далее высоты резко понизились к Ленской плоской возвышенности, и неглубокие долины речек Пильки и Крестовки пролегали среди плоских гор, сплошь покрытых тайгой, и были сильно заболочены.

Здесь мы имели интересную встречу. Мы ехали лесом по тропе и впереди заметили несколько человек, которые, увидев нас, скрылись в кустах. Мой конюх рассмеялся:

– Это спиртоносы. Они увидели вашу форменную фуражку и светлые пуговицы, подумали, что едет горный исправник с конвоем, и спрятались.

– А чего им бояться его? – спросил я.

– Ну как же! Он бы отобрал у них спирт. Вольная продажа на приисках не дозволена.

Спиртоносы составляли отличительную черту приисковой жизни того времени. На приисках не было кабаков, никакой торговли вином во избежание спаиванья рабочих. Золотопромышленники могли иметь запас спирта пропорционально числу занятых ими рабочих, но не продавали его, а отпускали своим рабочим по крючку (жестяная мерка размером в небольшой стаканчик) ежедневно после работы. На крупных приисках был даже особый служащий, целовальник, отпускавший крючки рабочим по списку через окошечко в складе. На мелких приисках спирт отпускал сам хозяин (вспомним бутылки с красным перцем на речке Бульбухте). Золотничникам отпускали спирт в счет платы за золото. Дополнительными крючками поощряли работы в очень мокрых забоях. Но купить спирт или водку было негде. Поэтому и возник промысел спиртоносов.

Предприимчивые люди из крестьян, или мещан, или из бывших рабочих, имея некоторые средства, закупали в городах спирт и компаниями, редко в одиночку, переносили его в плоских жестянках на спине и груди по таежным тропам к приискам, где в хорошем укрытии устраивали свой стан и обменивали у рабочих, знавших тропы к стану, спирт на похищенное золото. Казаки горного надзора преследовали их и отнимали спирт и купленное золото (...).

На Тихонозадонском прииске я пробыл еще несколько дней в Ленском товариществе, где горный инженер Грауман уже начал проводить новые порядки, а затем (...) выехал на резиденцию Бодайбо. Еще оставалась неделя летнего времени, и мне захотелось проплыть вниз по Витиму на лодке, чтобы осмотреть выходы коренных пород и связать этим маршрутом наблюдения в приисковом районе с наблюдениями на берегах Лены, выполненными в начале лета. На резиденции я в этот раз познакомился с горным исправником Витимского округа, человеком непомерной толщины и кутилой. Он служил раньше в гвардии или в кавалергардах; прокутился, задолжал и вынужден был занять должность полицейского начальника на Ленских приисках, чтобы поправить свои дела. По приискам он ездил всегда в тарантасе, так как ни одна верховая лошадь не выдерживала его тяжести. Рассказывали, что спиртоносы использовали это обстоятельство. Они положили бочку спирта в тарантас, закрыли ее офицерским пальто, один из них нарядился ямщиком и повез бочку на Успенский прииск. Когда горная стража остановила тарантас на перевале, ямщик объявил, что везет горного исправника, который спит и не велел себя будить до Успенского прииска. Казаки заглянули в тарантас, увидели офицерское полотно на огромном пузе и пропустили спирт.

Чтобы объяснить причины принятия гвардейским офицером полицейской должности на далеких приисках, нужно сказать, что в это время окружной горный инженер и горный исправник на золотых приисках не могли бы существовать на государственное жалованье ввиду дороговизны жизни на местах, где все было привозное. Поэтому они получали регулярно крупную сумму от золотопромышленников, которая раскладывалась по приискам данного округа в зависимости от числа занятых рабочих, и, кроме того, получали бесплатно квартиру и отопление. Естественно, что горный надзор смотрел сквозь пальцы на некоторые нарушения правил безопасности на горных работах, на снабжение и жилищные условия рабочих, на соблюдение такс на товары и припасы в приисковых лавках, на качество товаров, на продолжительность рабочего дня. Мелкие золотопромышленники больше считались с правилами горного надзора, чем крупные: они платили немного в счет субсидии, и к ним относились строже (...).

Изучение геологии Ленского района и его золотых приисков, выполненное летом в 1890 и 1891 годах, дало мне достаточно материала, чтобы составить общий геологический очерк этой местности и выяснить основные особенности золотоносных россыпей..."

Еще в середине шестидесятых годов прошлого века географ и геолог

П. А. Кропоткин обратил внимание на явные следы прежнего оледенения

Олекминско-Витимского района – характерная ледниковая штриховка на

скалах, многочисленные эрратические (принесенные издалека) гранитные

валуны. Когда поблизости нет выходов гранитов, совершенно ясно, что

"доставить" валуны мог только отступающий ледник. Кропоткин считал

даже, что оледенение Олекминско-Витимского района было двукратным.

Однако против выводов Кропоткина резко возражал известный

исследователь Сибири И. Д. Черский. А не менее известный климатолог

А. И. Воейков категорически утверждал, что в сухом сибирском климате

образование ледников просто невозможно.

Факты убедили Владимира Афанасьевича со всей несомненностью

Кропоткин прав. Правда, оледенение, по мнению Обручева, было не

сплошным, а "пятнистым". И это, как выяснилось, во многом определяло

расположение участков золотоносных россыпей Олекминско-Витимского

района.

Когда-то, еще в доледниковое время, считал Обручев, древнейшие

осадочные породы, залегавшие здесь, были местами прорваны

изливавшимися гранитами. Газы, которые выделялись из остывающих

гранитов, пропитывали вышележащие осадочные породы, образуя

одновременно и самородное золото, и кубические кристаллики серного

колчедана – пирита.

Анализам нельзя было не верить – золото таилось в кубиках

пирита!

С течением времени дожди, реки, грунтовые воды разрушали кубики,

растворяли содержащееся в них золото, а затем вновь отлагали его на

речных террасах.

В ледниковую эпоху долины рек были заполнены ледниковыми

отложениями, которые предохранили глубокие россыпи от размыва. На

какое-то время ледники отступили, об этом свидетельствовала прослойка

межледниковых отложений, затем вновь вернулись и вновь отступили.

Реки зачастую вынуждены были менять свои русла, так как ледниковые и

межледниковые отложения нередко "закупоривали" их долины.

Из этой вот схемы геологического прошлого района следовали

простые практические рекомендации.

Во-первых, золото надо искать там, где коренные породы богаты

кубиками пирита.

Во-вторых, глубокие россыпи могли сохраниться только там, где

было оледенение; следовательно, контуры россыпей должны совпадать с

границами "пятен" оледенения.

В-третьих, бесполезна разведка молодых долин рек; напротив,

богатые россыпи можно обнаружить на древних речных террасах.

Конечно, эти рекомендации вызывали на первых порах недоверие,

если не сказать, недоумение. Обручев вспоминает, как он посоветовал

владельцу одного из приисков провести разведку россыпи на древней

террасе в отдалении от современного русла:

"Я написал управляющему, но последний ничего не ответил, не

пригласил меня для разговора, а, вероятно, посмеялся над молодым

геологом, который осмелился указать ему, где можно найти россыпь,

выгодную для работы, не производя разведок. Лет 12 спустя, когда этот

прииск перешел уже во владение Ленского товарищества, на террасе

левого склона действительно была открыта богатая россыпь – вдоль

ручья Б. Чанчик, которая работалась ряд лет".

Рассказывают, что в начале века, стоило только Обручеву посетить

какой-нибудь золотоносный район Сибири, акции компаний, ведущих там

добычу, сразу же поднимались.

Четверть века спустя, изучая месторождение в долине реки Или,

Владимир Афанасьевич выскажет еще более "крамольную" мысль. По его

мнению, самородное золото в этом районе порождено извержением

древнего вулкана! Тогда это казалось фантастикой, если не

геологической неграмотностью. Сегодня рудные залежи вулканического

происхождения общепризнанны!

...Еще множество работ посвятит Владимир Афанасьевич геологии

месторождений золота, рудных месторождений вообще.

В 1942 году в третьем номере "Известий АН СССР. Серия

геологическая" будут опубликованы сразу две его статьи: "Вероятные

запасы золота в россыпях СССР" и "Запасы золота в отвалах приисков и

возможность их извлечения".

Первую из них можно назвать программной. Обручев доказывал, что

множество россыпей еще не учтено – и не только в малоисследованных,

но и в обжитых уже районах.

Надо обратить особое внимание на террасовые россыпи. Если золото

найдено на дне современных долин, то оно должно быть и в террасах.

Надо обследовать древние террасы, сохранившиеся зачастую на

некоторой высоте над дном современных долин.

Надо заняться изучением россыпей погребенных долин, которые

могут быть перекрыты более поздними отложениями...

Не стоит и говорить, как тогда, в грозном 42-м году, нуждалась

наша страна в золоте. Не в перспективе – немедленно! И во второй

своей статье Обручев предлагает конкретный путь увеличения его

добычи.

Дело в том, что при промывке золотых россыпей образуются отвалы

– горы пустой породы. Пустой?

"Можно утверждать с полным основанием, что ни одна из россыпей,

которые считаются выработанными, в действительности не является

совершенно пустой – в каждой сохранилось в отвалах известное

количество золота".

Более того, золотоносные сульфиды или кварц со временем

разрушаются, и старые отвалы постепенно обогащаются золотом.

"Целый ряд опытов, выполненных в разное время и на разных

приисках Союза, выяснил с полной убедительностью, что в отходах

промывки золотоносных россыпей содержится золото в количестве, часто

в несколько раз превышающем количество, добываемое при промывке... Ни

одну россыпь поэтому нельзя считать окончательно выработанной...

Необходимо принять срочные меры для выяснения, какие прииски

заслуживают в первую очередь устройства фабрик для получения золота,

сохранившегося в их отвалах... а затем приступить к постройке этих

фабрик, чтобы увеличить золотодобычу Союза..."

Многие годы будет осуществляться долгосрочная программа поиска

россыпей, составленная Обручевым. А конкретное его предложение

позволило уже в годы войны существенно увеличить добычу золота в

нашей стране.

И не случайно через месяц после Дня Победы – 10 июня 1945 года

Владимир Афанасьевич Обручев был удостоен звания Героя

Социалистического Труда...

В апреле 1892 года, когда Обручев, завершив отчет по

Олекминско-Витимскому округу, готовился к экспедиции по Саянам и в

Урянхайский край (так тогда называли Туву), неожиданно, ночью,

принесли телеграмму:

– Распишитесь, срочная! От великого князя!

Обручев развернул листок: "Научная экспедиция в Китай и Южный

Тибет наконец снаряжена... Географическое общество желает

единогласно, чтобы вы сопровождали экспедицию в качестве геолога. В

случае вашего согласия немедленно телеграфирую генерал-губернатору".

Нужно, пожалуй, пояснить, что великий князь считался по традиции

почетным председателем Русского географического общества. Предложение

исходило, конечно, от Ивана Васильевича Мушкетова, от Григория

Николаевича Потанина, с которым Владимир Афанасьевич познакомился в

Иркутске. Оба они знали о давней мечте Обручева.

Экспедиция в Центральную Азию...

"Моя жена, заглядывающая в телеграмму через мое плечо, испускает

тихий крик ужаса... Два года разлуки, говорит она, долгий срок, целая

вечность"...

Были, конечно, слезы, но сомнений не было: "Отказаться от

участия в этой экспедиции – значило бы похоронить мечты надолго, если

не навсегда".

Все лето Обручев занимался подготовкой походного снаряжения,

штудировал труды Рихтгофена, Пржевальского, Потанина.

В конце августа уехала в Петербург жена – у родных ей будет

легче эти годы. До Томска она отправлялась с караваном Горного

управления – на ящике с золотом, в самом прямом смысле слова.

Четырежды в год такие караваны увозили из Иркутска добытое на

приисках золото: 12 – 15 повозок типа кибитки с рогожным верхом, в

каждой прикован на дне ящик с золотыми слитками на 15 – 20 пудов.

Караван сопровождали всего три охранника, и "для большей безопасности

от разбойников" в кибитки охотно подсаживали благонадежных

пассажиров. Трудно сказать, увеличила ли безопасность каравана

женщина с двумя детьми, старшему из которых – Владимиру – было четыре

с половиной года, а младшему – Сергею – полтора. Но для нее ехать с

караваном было все же спокойнее, чем на перекладных...

Через неделю после отъезда жены покидал Иркутск и Владимир

Афанасьевич. На пароходе через Байкал, потом по купеческому тракту до

Кяхты, где его гостеприимно приняли в доме Лушниковых. Здесь

останавливались в свое время и Пржевальский и Потанин, и Ядринцев, и

Клеменц. Обручеву помогли заказать легкие вьючные ящики, сшили

палатку монгольского типа – на байковой подкладке для тепла. В

качестве переводчика и рабочего был нанят казак Цоктоев.

Из Кяхты маленький караван Обручева через Ургу (ныне

Улан-Батор), через пустыню Гоби, через Калган (Чжанцзякоу) прошел до

Пекина.

В русском посольстве Владимира Афанасьевича уже дожидался

Григорий Николаевич Потанин с планом работ, с добрыми советами.

Потанин и его помощники двигались на юг, в провинцию Сычуань,

где должны были провести этнографические работы. Обручев с Цоктоевым

составляли самостоятельный отряд, их путь лежал на запад – в горную

страну Наньшань.

ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ЛиССА

(...) Я выехал из Пекина 3 января после обеда.

Первые 10 дней мы ехали по Великой китайской равнине, представляющей мало живописного, в особенности зимой при отсутствии зелени. Почва равнины состоит из лесса, и все здесь серо-желтое – дорога, пыль, вздымаемая колесами и копытами, поля, еще не засеянные, стены домов в селениях и городах. Весной, когда все зелено, картина, конечно, другая (...).

Эта равнина не представляла интереса для геолога, и я торопился проехать поскорее первые 600 ли (около 300 км) до городка Хуо-лу (...).

От Хуо-лу большая дорога в Тай-юань-фу повернула на запад, в горы провинции Шань-си. В сущности, это высокое плоскогорье, которое обрывается уступами на восток к Великой равнине; эти уступы расчленены размывом на горные гряды и группы (...).

Местность также густо населена, и почва везде возделана, где возможно; холмы и склоны покрыты лессом, и дорога часто представляет собой глубокую траншею или дефиле, врезанное в лесс, не вырытое человеком, а постепенно выбитое колесами и копытами в этой мягкой почве, которая рассыпается в пыль, уносимую ветром. Так в течение веков мало-помалу углубляется дорога, иногда на 10 – 20 м, и идет между двумя желтыми отвесными стенами. В этих дефиле две повозки не могут разъехаться; если дефиле длинное, то кое-где оно искусственно расширено, и здесь нужно ждать проезда встречной повозки, о чем возчики извещают громким криком. В коротких дефиле также предупреждают криком о въезде, чтобы встречные подождали (...).

Лесс, желтозем, по-китайски "хуан-ту" (желтая земля) – это смесь мелких песчинок и частиц глины и извести, то есть по составу это известковый суглинок; цвет его серо-желтый или буро-желтый; он очень мягкий, его легко можно резать ножом и давить между пальцами. Но вместе с тем он вязкий и хорошо держится в обрывах, даже в 5 – 10 – 20 м высоты. Лесс пронизан мелкими порами и вертикальными пустотами в виде тоненьких трубочек, оставшихся после истлевших растительных корешков; поэтому лесс хорошо фильтрует воду, а кусок лесса, брошенный в воду, долго выделяет пузырьками воздух, содержавшийся в пустотах. Благодаря своему составу, содержанию извести и других солей и пористости лесс очень плодороден. В Северном Китае лесс покрывает толщей в 10 – 20 и даже 100 – 200 м склоны гор, плоскогорья и равнины; это остатки прежнего, еще более мощного лессового покрова, в который текучая вода дождей, ручьев и речек врезала уже многочисленные лога, овраги и долины и расчленила его на отдельные более или менее крупные части. Лесс – господствующая почва Северного Китая; им покрыты горы, поля и дороги, из него в смеси с водой лепят ограды полей, стены зданий и делают кирпичи, черепицу, горшки; в толще лесса вырывают подземные жилища. Лесс играет огромную роль в жизни китайца; поэтому желтый цвет – священный и национальный цвет Китая (...).

Уже среди уступов плоскогорья, где толща лесса достигает местами 20 – 30 м, появились подземные жилища, составляющие характерную особенность страны лесса. В обрыве этой мягкой породы выкапывают вглубь галерею шириной в 4 – 5 м, длиной в 8 – 10 м и вышиной в 3 – 4 м; лесс прекрасно держится и в своде, и в стенах без подпорок. Спереди галерею закрывают стеной из кирпича-сырца или обожженного, сделанного из того же лесса; в стене – дверь и рядом окно. Внутри под окном устраивают кан*, который топится снаружи, и жилье готово; в нем летом прохладнее, чем в доме, а зимой теплее, потому что толща лесса защищает и от прогревания, и от охлаждения. Рядом выкапывают вторую галерею для домашних животных с отдельным выходом или же дверью в жилую галерею. Перед дверью устраивают ровную площадку, на которой складывают навоз, молотят хлеб, выполняют домашние работы; тут же бродят куры, свиньи. Целый ряд таких пещер друг возле друга составляют поселок, а если лесс опускается крупными ступенями по склону, то на каждой ступени располагаются пещеры, и дворики перед ними находятся над галереями соседнего вниз яруса.

_______________

* К а н – низкая глинобитная лежанка, покрытая циновками, на

которой и спят и едят. Кан одновременна и печка и зачастую

единственная мебель.

В таких подземных селениях бывают и постоялые дворы, и позднее, путешествуя, мне приходилось ночевать в лессовой пещере: тут же, в соседней пещере, помещались и наши животные.

Пещеры служат десятилетиями без ремонта: если свод начинает сдавать и из него вываливаются глыбы, пещеру бросают. Единственный недостаток этих жилищ – при сильных землетрясениях они нередко разрушаются и засыпают своих жильцов...

Уступы плоскогорья, расчлененные на горы, занимают большую половину расстояния между Хуо-лу и Тайюань-фу, и мы только через три дня после заставы поднялись на высшую часть плоскогорья, достигающую 1100 м. Здесь местность приобрела более плоский рельеф и почти сплошь покрыта толщей лесса, в которую местами врезаны глубокие овраги. Эта толща везде по склонам разбита на уступы, занятые пашнями. Естественное свойство лесса образовывать на склонах террасы-уступы используется и усиливается человеком, так как ровная поверхность ступеней гораздо удобнее для распашки, чем косогор, а дождевая вода задерживается и впитывается в почву, тогда как на косогорах она стекала бы быстро вниз; террасы отделены друг от друга отвесными обрывами в 1 – 3 м и, кроме того, ограждены небольшим валиком. Этот остроумный способ китайских земледельцев возможен потому, что лесс почти во всей толще имеет один и тот же состав плодородной почвы, тогда как у нас при террасировании косогоров пришлось бы часто удалять растительную почву и вскрывать подпочву или даже твердые породы.

На высшей части плоскогорья деревьев было уже мало, они попадались только рощицами на кладбищах и у кумирен, и порознь на пашнях, так что вид был открытый; на севере и на юге поднимались еще метров на 100 – 200 плоские вершины; на востоке гряды и группы гор расчлененных уступов тянулись до горизонта, а на западе врезывались ветви глубокой долины и бесчисленные овраги среди террас лесса. По этой долине мы спускались два дня, причем дорога часто пролегала в глубоких дефиле лесса (...).