Текст книги "Исправить все (СИ)"

Автор книги: Владарг Дельсат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Детеныши священны, малыш, – улыбнулась гоблинша. – Сейчас мы тебя покормим, а потом и зелья пойдут в дело.

– Там, дома, Дадли остался, – вспомнил Гриша. – Он беспокоиться будет.

– Мы поможем тебе, – женщина погладила ребенка. – Отдохни.

Гриша Нефедов, ставший Гарри Поттером, устало закрыл глаза. Полностью восстановить его за месяц было невозможно. Это понимал, и он сам, это понимали и гоблины. Магия творит чудеса, но у мальчика просто не было ресурсов, поэтому не было и возможностей быстрого восстановления. Нужно было действовать очень медленно и осторожно. Пока он спал, гоблины провели и проверку крови, лишь подтвердившую мнение Нежноглазы, взявшей мальчика под свое крыло. Ее мнение никто оспаривать не стал, так как женщины гоблинского народа пользовались уважением – слишком мало их рождалось.

***

– Получается, действительно брат? – задумчиво спросил Кривозуб, глядя на второго спящего мальчика.

– Не получается, – вздохнул Крюкохват. – Называющий себя Гарри Поттером на деле оказался прямым потомком русского Кощея и если тот узнает…

– Да, я помню, – хмыкнул Кривозуб. – А этот?

– А этот вполне так себе Поттер, – ответил ему коллега. – И проклятые взрослые особи, обнаруженные в том же доме – Поттеры. Ритуал смены внешности.

Такие игры гоблинам понравиться не могли. В частности, потому что игры с древней кровью ничем хорошим закончиться не могли. Правда, теперь было понятно, почему Гарри попал в Россию, внося свою цену. Утратившие магию в результате детского проклятья выдававшие себя за Дурслей взрослые люди были со стертой памятью выкинуты на улицы Лондона, где ими немедленно занялась полиция, но вот, что делать с этими двумя – был еще тот вопрос.

– Потомка Кощея в наших интересах защищать, – проскрипел пожилой гоблин. – Поттера же воспитаем мы, благо он нигде не фигурирует.

– Потомка русского некроманта, скорей всего, попытаются убить, – проговорил Крюкохват. – Причем так, чтобы след показывал в нужную сторону. Возможно, даже в нашу.

– В таком случае нужно будет дать ему все, что мы можем, – пожилой представитель народа понимал, что Кощей долго разбираться не будет, а жить, все-таки, хотелось.

Ничего этого Гриша не знал. Его уверили в том, что с Дадли все будет в порядке, поэтому мальчик выкинул из головы этот вопрос – сейчас от него ничего не зависело. Нужно было питаться и восстанавливаться, хотя бы до первой степени, когда уже можно было двигаться и защищаться. Не знал Нефедов и о том, что не относится к Поттерам, да и никогда не относился. На уровне своих знаний, для Гришки все было просто и логично. Также мальчик понимал, что врач он по нынешним временам, никакой. Но вот у гоблинов было другое мнение.

– Ты был человеческим целителем, – объяснила ему Нежноглаза, которую все чаще хотелось назвать мамой. – Поэтому право у тебя есть, но либо ты будешь изучать разницу, сдавая экзамены в ритуальном зале, либо ты спасешь, пользуясь своими знаниями кого-либо. Я бы тебе советовала, заняться этим вопросом лет в шестнадцать, не раньше.

– Но подучиться до тех пор я могу? – поинтересовался Гриша, на что женщина только кивнула.

Вес, тем не менее, набирался небыстро, что было, в общем-то нормально. К постоянному ощущению голода мальчик привык, да и голод стал совсем другим – он будто жил больше в голове, из-за чего гоблинским целителям приходилось внимательно следить за тем, чтобы Гарри не переел. Другой проблемой было постоянное ожидание бомбежки, но мальчику объяснили, что они находятся глубоко под землей и он успокоился. Внимательно выслушав Гришку, Нежноглаза принесла ему метроном. Теперь бывший уже доктор Нефедов спокойно спал. Ровный привычный стук метронома говорил ему, что все хорошо.

Воспоминания, что Гарри Поттера, что доктора Нефедова, у мальчика попросили. Сначала он не понял, о чем идет речь, но потом что-то вспомнил и кивнул. Белесые нити отправлялись в артефакт, а перед глазами вставали картины прошлого. Теперь-то доктор Нефедов понимал, что мальчику Поттеру не хватало всего-навсего тепла. Он из кожи вон лез, чтобы быть нужным. Чтобы ему улыбались не только потому, что он герой, а получал мальчик в ответ лишь предательство. И даже девочка, ставшая для него важной… Даже ее отняли. Разговор с незнакомцем и счастливая жизнь.

Гриша видел – его жизнь была счастливой – детство, огромная страна, мама, папа, брат. Война потом не могла зачеркнуть этого детства. Да, он потерял всех, но по-прежнему был важным и нужным – Гриша спасал жизни. И вот – последний снаряд и новая реальность. Мальчик понимал – он сейчас уже стал совсем другим. Пусть сейчас он лишь ребенок, но вот такого, что было, с собой сделать просто не позволит. И гоблины видели эту решимость в глазах очень худого детеныша.

Казалось бы, что могут сделать воспоминания? Во-первых, воспоминания о неслучившемся были очень серьезной информацией, за которую некоторые европейские маги готовы были выложить немалые деньги – тот мсье Делакур, во-вторых, воспоминания о том, что должно было случиться в Британии, могли быть интересны всем тем, кто думал отсидеться. Никому помогать бесплатно гоблины не собирались, отлично зная магов.

– Значит, прервавшимся родам мы предоставим информацию за четверть содержимого сейфов, – усмехнулся старейшина, взявший на себя ответственность. – Нежноглаза, как детеныш?

– Он не детеныш, – вздохнула самка его помета. – Каждую свободную минуту учится, а понятий «не могу» и «не хочу», по-моему, вообще не знает.

Гришка учился. Книги ему предоставили, поэтому он учился истово – и шагнувшей вперед за полвека медицине людей, и магической, как оказалось, умевшей очень многое, если знать как. Точно знавший, что его ждет в приближавшемся году, мальчик готовился, не стремясь повторять прежние ошибки. А время шло…

Глава 4

К поезду Гришку, привыкавшего к имени Гарри, доставил сопровождающий банка. На шее мальчика болтался неснимаемый артефакт, долженствующий помочь с василиском, а на пальцах – кольца. Три кольца – ментальный контроль, контроль зелий и экстренная эвакуация. Про каждый артефакт мальчик выслушал длинную лекцию, зато теперь знал, что и для чего предназначено. Снова ощущая, что он не один, Гарри не задумывался о том, почему ему решили помочь именно гоблины.

Так как его доставили прямо к поезду, то барьер Гриша не пересекал, отчего не имел сюрприза прошлого. Теперь у него было восемь спокойных часов, чтобы подготовиться. Мальчик помнил, какое выражение лица было у Нежноглазы, когда он попросил хлеб. Бородинский, неизвестно откуда появившийся хлеб пах миром. «Довоенный», без отрубей, опилок и бог весть еще, он был символом для Гриши, жестко разделившего буханку на порции.

Гермиону мальчик увидел у окна в купе. Лишь взглянув на девочку, доктор Нефедов вспомнил «смертное время». Истощенная, смертельно испуганная девочка, внезапно исчезнувшая была как две капли воды похожа на упитанную мисс Грейнджер. Механически раздвинув губы, Гарри поздоровался с ошарашенно смотревшей на него девочкой.

– Ты… Что с тобой случилось? – требовательно спросила Гермиона.

– Я немного утратил возможность проявлять эмоции, – честно ответил ей Гарри. – Доктор сказал, что это пройдет.

– Ты похудел за лето, – отметила мисс Грейнджер, ведь совсем волшебных чудес гоблины сотворить не могли. – И утратил эмоции… Где-то я об этом читала!

– А ты как провела лето? – спокойно поинтересовался доктор Нефедов, пытаясь понять, как Гермиона могла оказаться в Блокаде.

– Ездили с родителями во Францию, там тако-о-ой книжный магазин! – увлеченно затараторила девочка, а Гришка все поглядывал на небо, откуда могли налететь на беззащитный поезд.

Принять мир было очень тяжело. Почти невозможно поверить в то, что с неба не посыплются бомбы, что не застрекочет, не побежит метроном… очень сложно было не вслушиваться, в надежде услышать, когда усталый, а когда и злой голос Берггольц, заставлявший жить и бороться. Казалось, это с ним останется навсегда. Девчонка рядом с ним рассказывала о книгах, каких-то полях, а перед глазами вставали обледеневшие улицы, неразорвавшиеся снаряды в снегу, и вот эти карие глаза, полные ужаса. Хотелось грустно улыбнуться, но у Гарри улыбаться просто не получалось, как и плакать.

Получалось кричать ночью, спасать тех, кто не в состоянии поесть сам, тех, кто просто устал… увидев движение в окне, мальчик едва удержался от того, чтобы не прыгнуть под стол в тщетной надежде защититься. Но в вышине проплыл автомобиль, заставив Гермиону прерваться, удивленно расширив глаза.

– Что это? – пораженно спросила девочка.

– Это Рон Уизли, – вздохнул Гришка. – В школу летит.

– Но… но… но… – удивленно проговорила Гермиона. – Он же… Статут же!

– У чистокровных свои причуды, – равнодушно ответил ей мальчик, отлично понимая, что делает.

С рыжим предателем ему точно было не по пути, а если он хотел не допустить того, что было в прошлом, то следовало начинать готовить почву сейчас. Нюансы магического законодательства гоблины мальчику тоже объяснили, поэтому жалоба на Локонса уже попала в Министерство. В жалобе ничего не говорилось о книгах, только лишь о странном поведении героя. Такие жалобы проверялись, но так как мужчина утверждал, что был участником всех описанных им же «приключений», то, по мнению аврората, истину было установить легко – сличив с книгами слепок памяти.

Но решивший называться Гарри Гришка об этом не думал – он расспрашивал Гермиону, почувствовавшую интерес мальчика, поэтому вскоре перестала обращать внимание на отсутствие любых интонаций в голосе и эмоций на лице своего друга. Где-то на середине пути, Гарри достал дневную норму. Девочка с интересом смотрела на черный прямоугольник, разделенный на порции, сразу же заметив, что мальчик взял себе только маленький кусочек.

– Кушай, – предложил Гермионе драгоценный хлеб Гарри. Сам же он взял свой кусочек и принялся откусывать от него маленькие кусочки.

– Спасибо, – поблагодарила девочка, но хлеб не взяла.

Она завороженно смотрела на то, как кушает очень худой мальчик. Закрывший глаза Гарри Поттер отщипывал маленькие кусочки, растягивая свой кусочек, зажатый в дрожащей руке. Решившая попробовать Гермиона взяла такой же кусочек, как у Гарри и откусила кисловатый, необычный на вкус… хлеб. Девочка поняла, что этот хлеб – драгоценность для мальчика, учитывая, как тот ел. Осознав, что тот отдал ей большую часть этой самой драгоценности, Гермиона задумалась.

– Кушай, – произнес Гарри, увидев, что девочка ест неохотно, привычно добавив: – Чтобы жить, надо кушать.

Гермиона никогда не знала, что такое голод, но от этих слов своего друга ей стало вдруг холодно. Она доела кусочек, придвинув оставшееся поближе к Гарри. Девочка сама еще не знала, как воспримет ее жест удивленно вскинувший брови мальчик. А Гарри поразился самопожертвованию подруги. В его душе, в его сердце, даже в голове все еще жила блокада. И мыслил Гарри категориями блокады, поэтому жест Гермионы для него обрел совсем другой смысл, чем тот, что вкладывала в него девочка.

Странным было еще отсутствие Малфоя-младшего. Обычно инфантильный мальчик обязательно находил время, чтобы засвидетельствовать свое внимание Гарри, попутно оскорбив Гермиону, но, почему-то не в этот раз.

Последний Поттер не мог знать, что мистер Малфой-старший, называвший себя лордом, очень внимательно просмотрел воспоминания о регулярно выставляющем его на посмешище сыне, поэтому Драко был переведен в Дурмстранг, с целью воспитания. Ибо заплативший почти без разговоров гоблинам Люциус Малфой отлично понял, что именно ему хотели сказать зеленошкурые. Азкабана сыну глава семьи не хотел, а поведение наследника более всего напоминало девичье. Поэтому Драко предстояло учиться не прятаться за папины штаны и отвечать за свои слова. Это было, пожалуй, первым изменением, замеченным Гарри.

Хорошо помня о том, какие опасности принесет этот год, Гарри хотел отказаться и от квиддича, отлично понимая, что декана этот факт взбесит. Но карательных мер от декана мальчик не боялся, как и ее самой. Это никому не нужный Гарри Поттер мог чего-то испугаться, а доктор из блокады женщину воспринимал с некоторой брезгливостью.

– Опять уроки, – вздохнула Гермиона. – Ты не думай, я люблю учиться, но…

– Но тебе хочется домой, – кивнул Гарри, отлично ее понимая. – Еще немного потерпеть осталось.

– Четыре года… – девочке было почему-то легко общаться с другом, что она полагала нормой.

– Всего-навсего, а потом у тебя снова появится выбор, – эта фраза Гарри заставила Гермиону задуматься.

Мальчик думал о том, что ничего о себе не знал. Даже мантия-невидимка, по идее, принадлежавшая отцу, была очень опасным, как оказалось, артефактом. Из-за нее Гарри даже в школе выглядел накормленным, ибо артефакт отнимал жизненные силы, используя их для своей работы. Оказалось, мантия совсем не была «Даром Смерти», а просто очень старым артефактом, рассчитанным на взрослого, а не на ребенка. Так что и здесь в жизни Гарри был обман.

***

Предстояло, пожалуй, самое страшное для Гарри испытание – «праздничный пир». Мальчик помнил, как плохо ему было всегда после этого пира, теперь-то он понимал, почему. Идя рядом с Гермионой, Гарри не мог не следить за небом, поморщившись от вида что Хагрида с фонарем, что видневшегося замка – отсутствие светомаскировки пугало. С трудом сдержавшись, мальчик сел в карету. Казалось – сейчас налетят.

Привычный метроном молчал, внушая дополнительный страх, но Гарри держал себя в руках, держал изо всех сил – рядом была девочка, нуждавшаяся, как он думал, в защите. Мальчику так думать было проще – эта мысль дисциплинировала, не позволяя задумываться. А перед носом на столе внезапно оказалось великое множество самых разных блюд. Они манили вкуснейшими запахами, заставляя тянуться к ним даже против воли, но Гарри понимал – нельзя. Жирная, острая пища, которую было просто нельзя и от этого слезы наворачивались на глаза.

Безумно сложно было удержаться. Не собрать в руки все, что видишь и жрать, жрать, пока не отобрали. Или же собрать, чтобы отдать детям. Голодающим уставшим детям в далеком году. С трудом взяв себя в руки, Гарри напомнил себе – нет никаких детей, полвека прошло. А ему сейчас такую еду было просто нельзя. Очень опасной для истощенного организма такая еда. И за столом, полном так завлекательно пахнувших блюд сжав зубы сидел бледный до синевы, мальчик. Эта пытка была страшнее пытки голодом, кошмарней падающих бомб, ужасней бегущего метронома.

Гермиона оторвалась от еды, увидев, что Гарри ничего не ест, да мальчик вообще закрыл глаза, чтобы не видеть. И тогда девочка наклонилась к нему.

– Почему ты не ешь? – тихо спросила она.

– Алиментарная дистрофия, – непонятно откликнулся Гарри. – Мне все это нельзя. Слишком жирное оно тут все. Или просто тяжелое.

– Почему нельзя? – удивилась девочка.

– Плохо будет, очень, – ответил ей мальчик. – Ты ешь, я потерплю.

Гермиона задумалась. Не верить Гарри у нее причин не было, поэтому девочка решила прочитать об этом, если найдет или спросить у родителей, если нет. Хотя мысль спрашивать родителей Гермионе не нравилась очень сильно. А вот Гарри смотрел по сторонам. Был спокоен профессор Флитвик, какой-то равнодушной мадам Спраут… женщина время от времени улыбалась в сторону своего факультета, но мальчик видел – мадам Спраут была неискренней. Кивнул мальчику профессор Снейп, будто почувствовав его взгляд и как-то очень недобро смотрела МакГонагалл. Локонса за столом преподавателей не обнаружилось, зато Дамблдор вызывал какое-то странное чувство.

Гарри присмотрелся, ему показалось, что Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор смотрит на него само с удовлетворением. Такой взгляд мальчик видел однажды – в Ленинграде. Арестованный милицией враг вот так же смотрел на девушку, что силилась подняться из снега, но никак не могла этого сделать – не хватало сил.

«Может ли Дамблдор быть врагом?» – внезапно подумал Гарри. Это надо было обдумать.

На столе тем временем появились десерты. Стараясь не думать о том, что в вазочках и тарелках находится что-то съедобное, Гарри набрал себе фруктов, начав их очень медленно жевать. От цинги его избавили гоблины, да и истощение у него сейчас тянуло максимум на первую степень, ибо ничто не берется ниоткуда, но вот голова кружилась, просто от обилия запахов. Мальчик порадовался тому, что эмоций нет, иначе он бы уже горько плакал. Доктор слишком хорошо знал, что такое «нельзя».

Наконец, ужин закончился, позволив выдохнуть. Фруктами Гарри тоже хорошо наелся, кроме того, это были необходимые организму витамины. Ну и в них абсолютно точно не было никаких зелий. Почувствовав подступающую усталость, мальчик вместе с Гермионой двинулся в сторону гостиной. А вот девочка недоумевала – совершенно никто не обратил внимания на болезненную худобу Гарри, как будто, так и было надо. Равнодушное лицо, отсутствие любых эмоций мальчика задевали, но девочка понимала, что это от него не зависит. А вот от чего подобное возможно, просто не знала.

Наконец, этот день закончился, можно было ложиться спать. И только укладываясь Гарри задумчиво посмотрел на пустую постель Рона Уизли – тот на ужине так и не появился. Мальчик понял, что в прошлый раз все прошло сравнительно спокойно. Возможно, Рону в этот раз просто не повезло?

Странным для Гарри показался еще и тот факт, что о Роне никто не спросил, просто совсем никто. Это было, по мнению мальчика, не совсем нормально. Точнее, совсем ненормально. Если бы в его бытность Гришкой кто-то так исчез бы, то уже учителям бы проходу не давали, а тут – всем как будто все равно. И такая тоска обуяла Гришку – по старой школе, по сверкающей на солнце Неве, даже по родной подстанции, которую разнес на кусочки шальной снаряд. Внезапно так захотелось хоть на секунду очутиться в довоенном Ленинграде. С этой мыслью мальчик погрузился в сон.

Глава 5

А ночью в сон снова пришла Блокада. Снова скрипели саночки по январскому снегу, везя тела на Охтенское кладбище, снова передавали вызова, и Гришка шел к пациентам. И вдруг сменилась картинка – больница и лица детей. Бегущие в убежище сестры… Картины были отрывочны, эпизодичны, они поднимались из памяти тревожа неспокойный сон ставшего мальчиком доктора, но в эти мгновения он кормил, согревал, рассказывал сказки, а над всем этим мерно стучал метроном и уставший голос в перерывах звучал из репродукторов.

«Скрипят полозья в городе, скрипят…

Как многих нам уже не досчитаться!

Но мы не плачем: правду говорят,

что слезы вымерзли у ленинградцев».(Ольга Берггольц)

Ленинградское радио не давало отчаиваться и лились строки голосом Ольги Берггольц, заставляя жить. Жить и бороться. Как боролся и доктор Нефедов, как боролись малыши, даже те, у кого больше не было сил. «Бедный ленинградский ломтик хлеба…» (Ольга Берггольц)

И снова он впрягался в санки, идя к своим пациентам…

Проснувшись, Гарри бездумно смотрел в потолок, привыкая к мысли о том, что Блокады больше нет. Поверить в это он не мог. Казалось – еще секунда и закричат раненным зверем сирены воздушной тревоги. Завоют в падении на город фугасные бомбы и выкрикнет диспетчер новый адрес. Но было очень тихо, тишину нарушало только дыхание спящих детей. Привычно встав, Гарри быстро переоделся. Было холодно, но не так, как той зимой – терпимо. Тяжело вздохнув, мальчик достал из сундука дневную норму. Маленький кусочек хлеба, самый сладкий, оказался во рту. Помня о том, что есть еще девочка, Гарри запретил себе брать больше.

Выйдя из спальни, он ожидаемо никого не встретил. В шесть утра гостиная была пуста. Сев у окна, чтобы увидеть опасность, мальчик уставился взглядом в серое небо, радуясь нелетной погоде. С неба моросил мелкий дождик и в такие дни бомбежек обычно не было.

Гермиона появилась неожиданно, она приветливо улыбнулась Гарри, сразу же предложив отправиться на завтрак, на что мальчик кивнул. Рона по-прежнему нигде не было видно, это уже наводило на мысли. А еще гоблины. Решившие ему помочь, но не формально, а – дав семью. Дав веру в то, что он не один. Тоже, на самом деле, плохо объяснялось, но вот объяснять Гарри не хотел.

– Возьми, – протянул он кусочек хлеба Гермионе.

– Спасибо, – кивнула девочка, еще не понимая, но просто чувствуя, что Гарри делится с ней самым дорогим. Ей еще только предстояло понять это.

– Интересно, где Рон… – задумчиво проговорил мальчик, находя глазами младшую Уизли.

– А вы не знаете? – удивилась девочка с их курса. Гарри с трудом вспомнил ее имя: «Лаванда Браун». – Его магглы из железных дудок сбили!

– Насмерть? – поинтересовался Гарри, поняв, что сказала Лаванда. Скорей всего ПВО сработало.

– Нет, живой, только его исключили, – радостно произнесла мисс Браун, а мальчик заметил какие-то очень странные взгляды старших братьев Уизли, направленные в его сторону. Впрочем, учитывая то, что он о них знал… – А Локонса вообще в Азкабан посадили!

– Интересно, – хмыкнул мальчик, пытаясь представить, как теперь поменяются уроки.

«Надо с Гермионой позаниматься, – понял Гарри. – Если она как-то попадет туда, то хотя бы будет понимать… Больше шанс выжить…»

Завтрак был допустимым. Гарри ел медленно, сдерживаясь, хотя руки у него от такого изобилия дрожали. Ожидаемо отреагировало кольцо на сок, поэтому к нему Гарри не притронулся. У Гермионы все было чисто, мальчик проверил это, проведя рукой над бокалом девочки, этого, кажется, и не заметившей.

Первым уроком должна была быть защита от темных искусств, но его, ожидаемо, отменили, заменив на два часа здорового сна. То есть – Историю Магии. Это было своевременно, так как Гарри надо было подумать. Заканчивая с завтраком, он заметил и отсутствие Малфоя, задумавшись о связи отсутствия и рыжика, и белобрысого. Джинни ни в какой тетрадке не писала, а сверлила взглядом мальчика, которому эти взгляды были совершенно не важны. Появлялась надежда на то, что василиска не будет.

– Давай после уроков поговорим? – предложил Гарри, на что Гермиона внимательно посмотрела на него, медленно кивнув.

– Хорошо, но ты мне расскажешь, что с тобой, – поставила она условие. Если бы у мальчика оставались эмоции, он бы усмехнулся, а так – просто кивнул.

– А пока спокойно спим на Истории Магии, – вздохнул Гарри. – Пока Биннс цитирует учебник.

– Ну как ты можешь спать на уроке! – возмутилась девочка.

– Крепко, – проинформировал ее мальчик.

Гермиона не понимала происходящего. Гарри очень изменился за каникулы. Дело было даже не в отсутствии эмоций, что тоже казалось странным. Гермиона себя чувствовала рядом с мальчиком, как будто он был неизмеримо старше и опытней. А вот этого абсолютно точно быть не могло, отчего и интриговало.

Фыркнув, девочка приготовилась писать, а Гари боролся с собой, чтобы не взять еще один кусочек хлеба. Вокруг было довольно еды, но блокада жила в нем, не давая привыкнуть к тому, что голода нет. Поэтому последний Поттер прятал взгляд… Голодный ищущий взгляд, менявшийся только тогда, когда разговаривал с детьми…

Проснулся он от того, что его трясла Гермиона, буквально умоляя проснуться. Девочка не понимала, что происходит, потому что во сне Гарри говорил на каком-то смутно знакомом языке, явно что-то требуя, поэтому она просто испугалась, что эту речь услышат другие.

Гарри поблагодарил Гермиону, задумавшись о том, что ему приснилось. Добби, о котором он забыл. Домовика надо было локализовать, ибо он был опасен. Мальчик уже знал, что освобождение домовика – это целый ритуал, а не носок в тетрадке. «Дать одежду» – это было завершающее действие ритуала, а вовсе не весь он. Поэтому Гарри было важно узнать – чей этот Добби на самом деле. В отличие от гоблинов, домовики были разумны только живя общинами, в остальных случаях – это были идеальные слуги.

Следующим уроком оказались зелья. Ни Гарри, ни Гермиону никто не собирался задевать. Два факультета смерили взглядами друг друга и вздохнули, на чем все и закончилось. Войдя в кабинет и усевшись за стол, Гарри достал из кармана две косынки, одну из них протянув Гермионе.

– Зачем? – удивилась девочка, прическа которой была сомнительной.

– Чтобы упавший волос не испортил зелье, – объяснил мальчик, повязывая себе косынку. – Лучше выглядеть нелепо, чем все испортить.

Девочка приняла этот аргумент, повязав платок, чем, судя по виду, сильно удивила профессора Снейпа. По крайней мере одобрительный взгляд зельевара она видела впервые, а вот для Гарри это было нормой. От голода волосы, бывало, выпадали, а при работе с медикаментами или едой это было очень критично, поэтому мальчик просто сделал, как привык, раз шапочек здесь не водилось. Мальчику совсем не страшно было показаться смешным, у него были совсем другие приоритеты.

***

Наконец дождавшись вечера Гермиона чуть ли не вприпрыжку затянула утомившегося Гарри в неиспользуемую аудиторию. Девочке было очень интересно, что такое произошло с мальчиком, кроме того, его поведение очень уж сильно изменилось. Гарри перестал быть порывистым, а стал каким-то очень спокойным, внимательным, и… Гермиона не могла даже для себя сформулировать, каким стал мальчик. Но появилось в нем что-то девочке близкое.

– Рассказывай, – потребовала девочка, получив маленький кусочек хлеба, такой же взял себе и Гарри.

– Что именно? – поинтересовался мальчик.

– Все рассказывай! – ответила ему Гермиона.

– Ну, тогда слушай, – устало ответил Гарри и девочка почти физически ощутила, что он стал как-то неуловимо старше.

Мальчик, прикрыв глаза, рассказывал. Безэмоциональный его голос будто покрывалом висел в заброшенном классе. Он рассказывал о счастливом детстве и пришедшей вослед войне. О холоде, голоде и бомбах. О том, какой драгоценностью является хлеб. Гарри говорил о том, как санитарные машины исчезают в облаке взрыва и как еще бывает…

– Зачем ты рассказываешь мне историю? – не поняла Гермиона.

– Однажды, кажется, в январе, – попытался вспомнить поточнее Гарри, – к нам доставили девочку. Она была очень похожей на тебя.

– И поэтому ты решил, что это я? – усмехнулась ничуть не поверившая в эти сказки девочка.

– Не обязательно, – доктор, конечно же, видел, что Гермиона не верит. – Но я тебе предлагаю игру. Давай представим, что это может стать правдой и поиграем?

– Поиграем… – девочка читала о пророках, но гнала от себя мысль «а вдруг?». – Хорошо, я согласна! А что будем делать?

– Я тебе буду рассказывать, как выжить в таких условиях, – Гарри посмотрел в глаза Гермионе. – Ну еще будем вместе учить язык.

Пожалуй, именно это и убедило Гермиону попробовать. Английскому мальчику Гарри знать русский язык было просто неоткуда. Но не это оказалось главным. Игра – это было чем-то, что делало, насколько девочка помнила из книг, их обоих настоящими друзьями. К тому же ей было интересно, что Гарри придумает. Ни в какое прошлое будущее, Гермиона, разумеется, не верила.

Гарри понимал, что девочка не верит, принимая все рассказанное действительно игрой, но запоминает, а это уже было немало. Если она действительно неведомым образом окажется в Ленинграде, то выживет, а если нет – пусть остается игрой. Была еще одна проблема, пришедшая с мальчиком из блокады – он постоянно мерз, потому даже по школе ходил в теплой мантии. Но никакая одежда не могла защитить от пронизывающего холода, казалось бы, навсегда поселившегося внутри Гарри. Доктор понимал, что просто не бывает, и даже то, что он жив – уже большая удача.

Гермиона с удовольствием повторяла за Гарри названия улиц, учась ориентироваться в незнакомом городе. Игра была интересной, вдвойне интересно было то, что мальчик воспринимал эту игру серьезно. И у Гермионы все чаще появлялись подозрения. Но мысль о том, что это не просто игра, она просто гнала от себя, надеясь на то, что рано или поздно все закончится. Интересно еще было с русским языком – его девочка будто вспоминала, как будто когда-то давно знала, но забыла. Знать еще один язык было хорошо, это Гермиона твердо знала, поэтому не противилась.

Откуда Гарри узнал о ее дне рождения, девочка даже и не поняла, но, приняв от мальчика букет цветов, Гермиона почувствовала себя счастливой. Впервые за последние годы. И ради этого она была готова учить язык, запоминать улицы и последовательность действий. Ради этого маленького кусочка счастья.

Профессор МакГонагалл была какое-то очень злой по мнению девочки, а вот профессор Снейп как-то враз переменился, перестав срываться на Гарри, да и на ней самой. Гермиона не заметила сама, что перестала тянуть руку, потому что эта игра с Гарри заставляла чем дальше, тем больше задумываться. Что с ней происходит, девочка не понимала.

Окаменения начались, как по расписанию – в Хэллоуин, что Гермиону напугало, а Гарри не удивило, вот только местонахождение тетрадки он никак не мог вычислить. У рыжей Уизли ее точно не было, мальчик тщательно следил за девочкой, но вот у кого тогда, мальчик не понимал. Опасность таилась, казалось, за каждым поворотом, поэтому Гарри стремился провожать Гермиону.

– Интересно, кто это – наследник Слизерина? – поинтересовалась девочка.

– Наследником Слизерина называл себя Вол… тот, которого нельзя называть, – поправился мальчик, помня о табу. – Он был полукровкой.

– Как полукровкой? – удивилась Гермиона, таких подробностей о канувшем в лету «злом колдуне» не знавшая.

– Он был рожден женщиной-магом от маггла, – объяснил Гарри. – Поэтому считается полукровкой. Значит, или он вернулся, или кто-то решил выступать от его имени.

Мальчик вспоминал реакцию декана на его отказ играть в сборной. Женщина произносила трескучие фразы о чести факультета, сама в них не веря, а Гарри просто никак не реагировал. Посмотрев в ничего не выражающие глаза мистера Поттера, расстроенная женщина куда-то отправилась, хотя мальчик отлично знал, куда. Делиться с Дамблдором проблемой, потому что Гарри таким образом лишал возможности оглушить себя бладжером с тем, чтобы что-то нехорошее сделать в Больничном крыле.

А во сне мальчика поддерживал злой голос Ольги Берггольц, пророча миг освобождения.

Глава 6

Гермиона была хорошей девочкой. По крайней мере, она изо всех сил старалась быть именно хорошей, потому что когда-то давно ей сказали, что любят только хороших. Ей было шесть лет, когда мама и папа объяснили, что значит «хорошая девочка» и что будет, если Гермиона обманет их ожидания. Поэтому девочка изо всех сил старалась быть хорошей. Несколько раз в жизни ей это не удавалось… Иногда воспоминания об этом приходили к Гермионе в кошмарах. Дело было даже не в боли, не в унижении, а в злых, бьющих прямо в сердце словах мамы. Папа при этом ничего не говорил – он наказывал. Молча и как-то очень равнодушно. Это было страшно.