Текст книги "Почерк зверя"

Автор книги: Влад Вегашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Если вы закончили, то может, вернемся к главной теме разговора? – с едва заметной иронией поинтересовался Вега.

– Конечно. Так вот, когда этот посланник Вилейана меня окончательно достал, я активировал одно из магических колец, которые были выданы нам перед отправлением. Сейчас этот эльф лежит у меня в комнате под кроватью, обездвиженный и отрезанный от их магии.

Даргел попытался вскочить – Алиссаре пришлось осторожно, но сильно удержать его за плечи.

– Что ж ты раньше-то молчал? – тихо зарычал Вега.

– Я ждал, пока ты закончишь свой рассказ. – Ким обезоруживающе улыбнулся.

Очень медленно выдохнув, следователь посмотрел на скрипача.

– Я тебя очень прошу принести твоего собеседника сюда. Полагаю, он может рассказать нам немало интересного.

Кивнув, Киммерион вышел – и спустя пять минут вернулся, неся на плече безвольно повисшее тело эльфа. Безо всякой осторожности скинул свою ношу на пол и вернулся обратно на стул.

– Я могу деактивировать заклинание прямо сейчас, но, наверное, было бы разумнее сперва его связать, что ли… И как-то обезопасить себя на тот случай, если он тоже… взорвется.

Вега дотянулся до своей сумки, порылся в карманах – и достал небольшой суконный мешочек. Выкатил из него на ладонь полупрозрачную сферу, внутри которой переливались, не смешиваясь, разноцветные жидкости. Из того же кармана сумки достал треножник-подставку, водрузил сферу на него.

– В тот момент, когда ты снимешь обездвиживание с нашего гостя, я активирую сферу-гаситель, – предупредил следователь. – Готов?

Ким кивнул, протянул в сторону пленника левую руку и повернул камнем вверх тонкий перстень на среднем пальце.

Лигист вздрогнул, дернулся, резко сел. В тот же миг Вега простер ладонь над сферой и коротко бросил слово-активатор.

– Доброй ночи, – вежливо поздоровался он с эльфом.

Разговор был достаточно коротким и довольно кровавым. Видимо, Вилейан – или кто там послал несчастного эльфа на переговоры – был почти уверен в том, что ему удастся получить согласие Киммериона. Лигист был очень молод, неопытен и действительно хорошо умел только драться и трепаться. Первое ему помочь не могло в силу того, что любой из команды даргела сражался как минимум ничуть не хуже, а второе… Лгать и изворачиваться эльфу расхотелось после того, как Вега, и глазом не моргнув, отхватил острым ножом половинку одного из заостренных эльфийских ушей.

– Еще вопросы у кого-нибудь есть? – будничным тоном поинтересовался де Вайл, прижимая лезвие ко второму уху – первое уже закончилось, когда лигист пытался не ответить на вопрос о том, кто именно его послал.

– Нет вроде, – Рагдар равнодушно пожал плечами.

– Тогда ладно, – Вега занес нож, готовясь нанести удар в сердце. Его остановил голос пленника.

– Сволочь, дай хоть умереть в бою!

– Что? – даргелу показалось, что он ослышался.

Юный эльф смотрел на мучителя с ненавистью. Чуть внимательнее присмотревшись, следователь вдруг понял, что ненависть юноши направлена в первую очередь не на него, а на самого себя – он ненавидел себя за то, что не смог выдержать боль и выдал все, что от него хотели узнать.

– Если ты действительно воин и мужчина, то дай мне хотя бы умереть в бою! – с яростью выкрикнул эльф.

А ведь еще совсем мальчишка… – подумал Вега.

Он встал, выпуская пленника, быстро полоснул по веревке, спутывавшей запястья.

– Киммерион, верни ему оружие.

Глава VI
ГРАФСТВО САЙЛЕРИ

– Почему ты решила все же отправиться со мной за мечом, хотя все остальные были против? – Мантикора нагнал Арну и чуть придержал коня.

На вечернем совете вчера долго спорили, куда идти – в Мидиград или все же в Хайклиф, согласно старому плану. Гундольф горячо стоял за то, чтобы отправиться на помощь Грифонам, Орогрим, как ни странно, поддержал его. Талеанис же сразу заявил, что он отправляется в Мидиград, даже если ему придется идти одному – он понимал, что слишком долго защита от ментального воздействия артефакта, поставленная Арной, не продержится, да и сама Танаа предупредила об этом. В конце концов девушка сказала, что она отправляется с полуэльфом, а остальные вольны сами делать свой выбор. Орк, разумеется, не собирался с ней расставаться, и Гундольф понял, что один он может только бессмысленно умереть. В результате небольшой отряд направился в сторону столицы.

– На то есть много причин, – улыбнулась Арна. – Во-первых, я не хочу бросать тебя в такой беде. Во-вторых – Раэл'а'Раин слишком сильный артефакт, наделенный собственной волей, и у меня есть предчувствие, что его появление у тебя, как и наша встреча, – не случайность, а звенья единой цепи событий. В-третьих, до встречи с Гундольфом я сама собиралась в Мидиград, и, думаю, необходимость туда ехать, неожиданно проявившаяся тогда, когда я уже решила идти в Хайклиф, – это, опять же не случайность. В-четвертых, и, наверное, это самая важная причина – я чувствую, что в столицу нам сейчас отправиться правильнее. В Хайклифе мы будем нужны позже.

– Спасибо, – пробормотал полуэльф и пустил копя галопом вперед.

Встречный ветер обдувал лицо и трепал волосы за спиной.

Лошадей путники купили два дня назад, проезжая через небольшой торговый городок – на этом настоял Гундольф, заявивший, что раз уж они намерены тащиться в Мидиград, то купить лошадей просто необходимо – это до Хайклифа можно еще дойти пешком, а до столицы они так тащиться будут год. Орогрим с усмешкой заметил, что если они все же обзаведутся конями, то до Мидиграда не доедут и вовсе, так как по пути умрут с голоду – но Арна, признав правоту обоих, решила лошадей все же купить, сказав, что как-нибудь заработать по пути они сумеют.

Спустя неделю пути, когда Хайклиф остался далеко в стороне и позади, а рыцарь перестал ворчать по поводу того, что отряд сорвался незнамо зачем в Мидиград только из-за того, что у кого-то украли какой-то там древний меч, Арна на вечернем привале сообщила спутникам, что сегодня они доедят последнюю горсть кегета. Орогрим, вздохнув, отправился на охоту – поскольку Танаа не ела мяса, проблема пропитания встала в полный рост и орк хотел сэкономить кегет для нее.

Когда Грим вернулся, неся на плече двух крупных птиц, связанных за лапы, Мантикора как раз разворачивал карту.

– Ближайшее поселение – чуть больше, чем в дневном переходе от того места, где мы находимся. Там несколько деревень и замок.

– Если выйдем на рассвете – к ночи будем на месте, – пожал плечами Гундольф.

– На ночевку у нас денег хватит, а там, глядишь, и подвернется какой-нибудь заработок, – орк сбросил добычу на землю. – Кегет – Арне, мясо – нам, – уточнил он.

На рассвете, замерзшие и невыспавшиеся, путники направились к указанному Мантикорой замку.

– Знаешь, мне кажется, что насчет «замка» ты несколько преувеличил, – хмыкнул рыцарь, когда первые дома оказались на достаточном расстоянии, чтобы примерно разглядеть поселение.

– Ну зато здесь точно есть люди. А замок может оказаться и дальше, да и, скорее всего, окажется – на карте были указаны и деревни тоже. – Грим усмехнулся и пришпорил коня. Несчастный мерин, которому не повезло тащить на себе тяжеленного орка, неохотно перешел на медленный, ленивый галоп.

Около часа назад пошел сильный дождь, и все члены маленького отряда промокли насквозь. Сейчас ливень уже стих, но косые струи продолжали лить с неба, превращая землю под ногами лошадей в жидкую грязь.

До места путники добрались гораздо быстрее, чем рассчитывали, и скрытое тучами солнце только недавно ушло за горизонт.

Расположившееся на склоне холма поселение в серой пелене дождя казалось почти вымершим – только у ворот частокола можно было разглядеть несколько человек.

– А ворота-то закрыты, – отметил Талеанис, присмотревшись.

– Хотя еще не поздно, – добавил Гундольф, машинально поправляя меч на поясе.

– Не ночевать же на улице в такую погоду? Давайте подъедем и попросим нас впустить, – Танаа склонилась к конской шее, что-то шепнула кобыле на ухо – та перешла на галоп, довольно быстро нагнав орогримовского мерина.

– Сестренка, что-то мне не нравится это место! – крикнул орк. – Частокол высокий, и бойницы в нем есть. Ворота закрыты, хотя еще не ночь. Стража на воротах вооружена слишком хорошо для такой глуши.

– У нас все равно нет выбора. Едем.

Через десять минут отряд остановился у въезда в поселок.

– Кто такие и зачем пожаловали? – хмуро осведомился пожилой мужчина с длинной бородой, в мокром уже плаще поверх доспехов, также вызвавших недоумение и подозрение у мужской части отряда.

– Мы простые путешественники, – ответила Арна, улыбнувшись. Но, против обыкновения, ответной улыбки не получила. – Мы хотели бы остановиться на ночлег в вашем городе.

– Простые путники, говоришь, – стражник прищурился, окинув взглядом тяжелую секиру на поясе орка и мечи Гундольфа и Талеаниса. – Ну-ну. Видал я таких путников с большой дороге. Езжайте куда ехали.

– Мы устали с дороги и промокли. Мы не замышляем ничего дурного, поверьте – просто хотим переночевать под крышей, обсохнуть и поесть!

– Все говорят, что ничего плохого не замышляют! А потом дома горят! – Мужчина поднял арбалет. – Давайте, езжайте!

– Но…

– Ты что, не понимаешь? – Палец лег на спусковой крючок. – Я сказал – проваливайте!

На Арну и стоявшего рядом с ней Орогрима нацелились три арбалета – подошли другие стражники.

Орк опустил лапищу на рукоять секиры, чуть выдвинув ее из петли.

– Что здесь происходит? – раздался вдруг спокойный, властный голос.

К замершей у ворот компании направлялся незаметно вышедший из сторожки мужчина.

На вид ему было не больше сорока, хотя волосы его были полностью седыми. В светло-карих, почти желтых глазах отражались усталость и недоверие ко всему, чему только можно. Одет он был в простой кожаный колет, такие же штаны, и длинный плащ с капюшоном, сейчас накинутым на голову, но не скрывающим лица.

– Бродяги какие-то в город ломятся, – ответил пожилой стражник, махнув арбалетом в сторону Арны.

– Кто вы и зачем прибыли в графство Сайлери? – спросил седой, скользнув внимательным взглядом по каждому члену отряда.

– Путешественники, – повторила Танаа. – Проезжали мимо, попали под дождь. Мы просто хотим поесть и переночевать в тепле. Мы не разбойники, правда!

– Я вижу, что вы не разбойники, сударыня. Простите Найла за грубость, он всего лишь выполняет свой долг – мы не пускаем в город чужаков после захода солнца, – он учтиво склонил голову.

– Я уже поняла… Что ж, извините… – Арна обернулась к спутникам. – Поищем другое место.

– Постойте. – Седой сделал шаг вперед и поймал ее лошадь под уздцы. – Я пропущу вас. Пусть это против правил, но будем считать, что вы мои гости. Найл, старина, открой ворота, пусть они проедут.

– Спасибо! – Танаа улыбнулась, Орогрим опустил секиру обратно в петлю, а Гундольф убрал руку с рукояти меча.

– Не за что. Проезжайте.

– А вы не подскажете, где здесь можно остановиться?

– Таверна закрыта уже довольно давно, так что только если кто-то из жителей согласится вас принять. Что маловероятно. Я же сказал – не за что благодарить, – сухо бросил седой и, отвернувшись, ушел обратно в сторожку.

– Мне здесь не нравится, – тихо буркнул Орогрим, когда они ехали по главной улице и высматривали дома, в которых горел свет. – Слишком уж они подозрительные и неприветливые.

Отряд постучался уже в четыре дома. В первом им не ответили, в двух следующих – грубо рявкнули что-то, даже не открывая двери. Когда Арна постучала в четвертый дом, дверь отворилась – но тут же захлопнулась. Из дома пробурчали что-то вроде: «Нищим не подаем», Танаа попыталась объяснить, что они готовы даже заплатить за возможность переночевать под крышей и обсохнуть, но ее, похоже, уже не слушали…

– Мне тоже, – отозвалась девушка и поманила всех остальных ближе. – Я чувствую здесь страх и безнадежность. Ощущение неотвратимости и в то же время – готовность идти до конца, сражаться до самой смерти – и только до нее… Абсолютная безнадежность, и ни малейшего проблеска хоть каких-то положительных эмоций. Еще озлобленность – они настолько напуганы, что готовы кинуться на каждого, кто кажется хоть чем-то подозрительным, и разорвать его на части. – Арна замолчала, продолжая вслушиваться в фон поселка.

– Видимо, у них совсем пакостное что-то случилось, – пробормотал Грим.

– Я бы сказал – не случилось, а происходит. Даже прямо сейчас, – добавил Гундольф. – Я, конечно, чужие эмоции читать не могу, но Арна права – здесь в воздухе витает столько безнадежности и страха, что их невозможно не почувствовать. И это не последствия чего-то – это осознание того, что впереди что-то еще более страшное, чем то, что есть сейчас.

– Да, именно так. В общем, я не знаю, что происходит в этом поселке, но явно ничего хорошего…

За этим совершенно не жизнерадостным разговором путники добрались до городской площади. Конечно, площадь – это довольно громко сказано, просто довольно просторная вытоптанная поляна, с колодцем, несколькими крытыми прилавками в стороне и помостом в самом центре. С таких помостов, как правило, делают объявления, зачитывают какие-нибудь приказы и новые законы, и тому подобное, а перед помостом, на скамьях, сидят почетные жители городка или поселка, предоставляя остальным, не столь привилегированным, слушать стоя. В общем и целом, неплохой помост. Тем более что сработан он был на славу, из хорошего дерева, и явно прекрасным плотником.

Портило воображаемую идиллическую картину возможных городских собраний, после которых жители дружно расходятся по домам, обсуждая новости и делясь сплетнями, только одно. И, пожалуй, даже не портило – просто не давало столь пасторальной картинке вообще появиться пред чьим-либо внутренним взором, сколь бы не была богата фантазия.

Посреди помоста высилось еще одно детище того же талантливого плотника – прекрасная, прочная виселица с длинной перекладиной, на которой при необходимости можно было одновременно повесить до пяти человек.

Возле помоста собрались люди. Все хмурые, молчаливые. Без суеты и спешки расселись на мокрых скамейках, поправляя плащи и куртки. Приготовились ждать. Ни свойственного человеку извращенного возбуждения, предшествующего зрелищу чьей-то публичной смерти, ни сожаления о том, чья жизнь сейчас прервется, ничего такого. Только общая, единая на всех, мрачная удовлетворенность.

Четверо вооруженных мужчин выволокли на помост-эшафот двух приговоренных – человека лет тридцати, одетого в лохмотья, и бледную, но удивительно спокойную эльфу. Руки пленников были связаны за спиной. Их заставили встать на табуреты, деловито накинули петли на шеи…

Арну полоснуло чувством дикой, всепоглощающей ненависти, направленной на этих двоих. И спустя секунду – ощущением смутной опасности.

В этот момент взгляд огромных синих глаз эльфы встретился со взглядом Мантикоры. На миг в этой бездонной синеве мелькнула отчаянная мольба – но тут же сменилась почти презрительным спокойствием.

…Не дай боги ты – случайно, намеренно, своими руками или чужими, или даже просто бездействием своим, но погубишь хоть кого-то из эльфов – конец и тебе, и твоей расе…

Слова Маалинни огненными буквами вспыхнули перед глазами Талеаниса.

Даже просто бездействием своим. Если я позволю им убить эту эльфу, кем бы она ни была – проклятие может сработать…

Арна тем временем спрыгнула с лошади в жидкую грязь, неравномерно покрывающую все вокруг, и направилась к импровизированному эшафоту.

– За что вы их казните?

– Их поймали, когда они тайком пробирались в город, – ответил один из мужчин, затягивая петлю на шее эльфы.

– Только за это? – в ужасе выдохнула Танаа.

– Они лазутчики Птицы. – Невольный палач, нисколько не обремененный возложенной на него задачей, пожал плечами.

– Почему вы так в этом уверены? И о какой птице идет речь?

– Подруга, здесь все делятся на три категории: жители города, люди Птицы и чужаки, по странной прихоти Змея вошедшие в город и лезущие не в свое дело, – грубо бросил мужчина и ловко выбил табуретку из-под ног эльфы.

Мантикора бросился вперед, чуть не сбив с ног Арну, одним прыжком оказался на помосте и, молниеносно выхватив меч, обрубил веревку. Спасенная девушка скорчилась у его ног, впившись пальцами в горло.

– Кто дотронется до нее – умрет, – холодно предупредил он.

Орогрим выругался. Мужчины на помосте отступили на шаг и потянулись за оружием.

– Что здесь происходит?

Арна застонала. Ну вот, опять…

– Мне кажется, я сегодня задавал этот вопрос, и, мне кажется, я задавал его вам же! – воскликнул седой человек, носивший прозвище Змей, час назад пропустивший отряд в поселок. – Это так вы «не замышляете ничего дурного»? – с сарказмом спросил он, подходя к помосту.

– Талеанис, что ты делаешь? – Танаа бросилась к эшафоту.

– Она не должна умереть, – каким-то мертвым голосом произнес полуэльф.

– Взять их! – приказал седой, отступая на шаг.

Через мгновение отряд оказался в кольце – со скамеек поднялись жители, в их руках начали появляться ножи, топоры, а у кого-то – даже мечи.

– Подождите! Дайте мне сказать! – бросилась к Змею Арна, вложив в свои слова всю силу убеждения, на которую была способна.

Отчасти это подействовало – тот остановился, посмотрел на нее и поднял руку.

– Подождите. Пусть она скажет.

– Я не знаю, что нашло на моего друга, но я готова была сделать то же самое. Неужели вы действительно готовы убить всякого, кто просто войдет в город не по вашим правилам? Откуда такая жестокость? И почему вы так уверены, что эти двое несчастных – лазутчики какой-то Птицы? Я не понимаю вас…

Отчаяние и совершенно искреннее недоумение в голосе девушки, похоже, сумели задеть что-то в душе Змея.

– Сударыня, позвольте дать вам совет на будущее – никогда не лезьте в чужие дела. А если не лезть не можете, то хотя бы предварительно разберитесь, что происходит. А то рискуете попасть пальцем в небо, – криво усмехнувшись, проговорил он. – В другой ситуации я отдал бы приказ и вас всех вздернуть рядом с ними, но раз уж вы в городе по моей вине – я объясню, в чем дело. Вы говорите, мы казним не разобравшись? Так вот, эта эльфийская тварь – Нариллис, сука, резавшая наших жен и дочерей. Ей доставляет эстетическое наслаждение заживо разрезать на кусочки женщин, предварительно изнасиловав их в особо извращенной форме рукоятью меча. Я так понимаю, видеть вы не можете – что ж, я дам вам потрогать, какой формы эта рукоять, и даже покажу, где там находится скрытая кнопка, при нажатии на которую выскакивают шипы. Нет-нет, не бледнейте так – вы должны знать, кого пытаетесь защитить. И заметьте, я к ней милосерднее, чем она к моей жене и дочери – я приказал ее повесить, а не сделать с ней то же самое, что она сделала с моей семьей. Человек, который с ней – открыл ворота нашего второго города, впустив ночью людей Птицы, которые перебили всех, кто не согласен был признать Птицу своим повелителем. Из-за него погибли больше двухсот человек. Вы все еще готовы их защищать? Ваш друг все еще хочет спасти свою… родственницу по матери?

Такого не может быть… – вихрем пронеслась мысль. Арна повернулась к сжавшейся в комочек девушке, лежащей у ног Мантикоры, потянулась к ней через Астрал, пытаясь прочувствовать ее душу, – и едва сдержала сильнейший рвотный позыв.

– Талеанис… – тихо позвала Танаа, справившись с тошнотой. – Талеанис, отойди. Он говорит правду…

И, в подтверждение своих слов, она мысленно показала полуэльфу картинку, увиденную в памяти Нариллис – ту самую, что была описана Змеем.

Талеанис, с трудом подавив крик, отшатнулся.

Седому хватило секунды – мгновенно выхваченный из ножен меч прокувыркался в воздухе и вонзился в живот эльфы. Это послужило сигналом одному из стоявших на эшафоте мужчин – тот быстро выбил из-под ног второго приговоренного.

Талеанис стоял, оцепенев, и смотрел, как в нескольких шагах от него мучительно умирает эльфа. Представительница Перворожденных, чью гибель он допустил.

Змей быстро поднялся на помост, вытащил из содрогающегося в агонии тела меч, и быстрым, профессиональным движением снес Нариллис голову.

– Вот и все, – будничным гоном произнес он, словно бы говоря о чем-то повседневном, вроде забитого гвоздя. – А вы, господа, извольте последовать за мной. Как вижу, вы так и не нашли гостеприимного дома – что ж, вынужден сам предложить вам кров и пищу. Идем.

Мантикора медленно спустился с помоста, провожаемый почти ненавидящими взглядами жителей поселка. Арна мгновенно оказалась рядом с ним, положила руку на плечо и направила на полуэльфа поток спокойствия и тепла.

– Пожалуйста, пойдем, – еле слышно прошептала она. Талеанис безропотно подчинился, позволив взять себя за руку и увлечь за собой.

Дом Змея оказался не очень большим и довольно запущенным – сразу было видно, что здесь живет одинокий мужчина, практически не уделяющий внимания хозяйству. Слой пыли на многих вещах, грязный пол, куча хлама, сваленная в углу у незакрывающейся двери чулана, какие-то детали доспехов, валяющиеся в самых непредставимых местах, грязная рубашка, небрежно брошенная на пол возле кровати, видной в открытую дверь спальни… На столе – немытая посуда, в очаге – толстый слой золы, кочерга лежит прямо на полу.

– У меня тут немного не прибрано, но, я надеюсь, вас это не сильно смутит, – ухмыльнулся Змей, метким пинком отправляя под кровать валяющийся посреди комнаты нечищеный наплечник. – Зато сухо, а если растопить печь – будет еще и тепло.

– Я затоплю, – буркнул орк, присаживаясь на корточки у очага.

– А я немного разгребу стол, если вы не против, – добавил Гундольф.

Мантикора с отсутствующим взглядом пересек комнату, и сел прямо на пол у стены, невидяще глядя перед собой.

– Да, пожалуйста. Я поищу чего-нибудь поесть, – с этими словами седой скрылся за дверью, ведущей, судя по всему, на кухню.

Через полчаса в гостиной было тепло и даже относительно чисто – Арна с рыцарем и присоединившийся к ним через некоторое время орк успели навести порядок, пока хозяин дома копался в кладовой, а потом гремел посудой в кухне.

На вымытом столе стоял котелок с кашей с мясом, рядом на блюде – кусок солонины, нарезанные овощи в миске, лепешки и два кувшина самогона. Услышав, что Арна не пьет, Змей фыркнул, но притащил откуда-то стеклянную бутыль с соком.

Когда все утолили голод, а первый кувшин забористого самогона наполовину опустел, седой распустил ремень на животе и, откинувшись на спинку стула, обвел всех пронзительным взглядом желтых глаз.

– Ну что, господа путешественники, как вам в нашем славном Сайлери? – насмешливо поинтересовался он.

– Немножко неуютно, а так – замечательно, – язвительно отозвался Гундольф.

– Я не могу понять, что у вас происходит, если честно, – проговорила Танаа чуть смущенно.

– У нас? Да ничего особенного – так, война, убийства… все буднично… – Змей рассмеялся.

Арна почувствовала, что ее начинает наполнять гнев.

– Змей, вы же хороший человек. Вы искренне заботитесь о жителях этого городка, переживаете за них, делаете все, чтобы помочь им… и вы прекрасно понимаете, что мы тоже можем и хотим помочь! Зачем вы строите из себя невесть что? Зачем этот сарказм и эта издевка?

Внимательные глаза цепко впились в ее лицо.

– А зачем вам помогать нам? Не вижу никакой выгоды лично для вас. Да и как вы можете помочь?

– Не «зачем», а «почему». Потому что вы в помощи нуждаетесь, а мы в силах ее оказать. Мы ничего у вас взамен не просим, кроме приюта на то время, на которое нам придется здесь задержаться, – как можно холоднее сказала Арна. – Это первое. Второе – если вы расскажете нам, что здесь происходит, тогда и я смогу сказать, чем мы можем помочь. А пока что я даже не знаю, какого рода помощь вам требуется.

Змей помолчал, потом хлебнул еще самогона.

– Что ж, ладно. Слушайте. Никакого секрета в этом нет, так почему бы не поговорить? Еще три месяца назад все эти земли, принадлежащие графу Сайлери, вы бы не узнали. Цветущие сады, родящие поля, богатые дичью леса, чистые реки и зажиточные деревни… Райский край. Здесь хорошо родит земля, а в лесах и реках полно дичи и рыбы. Здесь давно не знали голода. Я покинул родные края двенадцать лет назад, едва мне минуло пятнадцать лет – хотел повидать мир, найти приключения, прославиться… в общем, всего того, чего может хотеть молодой и честолюбивый дворянин, по рождению вынужденный прозябать в пусть и богатой, но глуши. Да, не удивляйтесь так – мне всего двадцать семь лет, и мое настоящее имя звучит как Эстис де Карнэ, граф Сайлери.

Пространствовав два года, я остановился в Мидиграде. Я уже тогда неплохо владел мечом, да и мозги работали, как надо – я без труда вступил в Гильдию наемников, через пять лет дослужился до серебряного медальона и не имел ни малейшего желания останавливаться на достигнутом. Но два месяца назад мне пришло письмо от отца – мы с ним поддерживали связь уже несколько лет, да и бывал я здесь – еще шесть лет назад привез сюда жену рожать, а ей тут так понравилось, что она не захотела возвращаться в шумный и людный Мидиград. В письме отец просил меня как можно скорее прибыть в родной замок, и желательно – с сотенным отрядом хороших воинов, которых он, разумеется, готов оплатить. Отец никогда и никого не просил о помощи, он был слишком гордым человеком – а тут такое. Я встревожился, быстро поднял на коней один знакомый отряд наемников в сотню человек и помчался сюда. Увы, дорога заняла слишком много времени. Когда мы прибыли, я нашел наш замок захваченным, отца – повешенным на воротах, и первую встреченную мной по пути от Мидиграда деревню – сожженной дотла. Это было полтора месяца назад.

Я оставил отряд у замка, уже готовый штурмовать его, а сам помчался в ближайшую деревню – узнавать, что здесь происходит. Увы, на месте этой деревни я вновь нашел только пепелище – ее жители слишком усердно сражались за своего господина, то есть моего отца. Его любили все – слуги, крестьяне, соседи… его нельзя было не любить.

Я поскакал дальше. Следующая деревня встретила меня частоколом, и долгим допросом под прицелом арбалетов, пока не пришел староста деревни, узнавший меня. Он-то и рассказал мне о появлении Птицы.

Он пришел с юго-запада, со стороны Хайклифа. Высокий, тощий человек, похожий на париасца, но говорящий на имперском безо всякого акцента, да и бледный слишком для уроженца южных земель. Человек без имени и титула, носящий прозвище Птица, требующий, чтобы его звали лордом. Человек со стальными птичьими крыльями на шлеме. Великолепный воин, командир, и маг. Он пришел всего с горсткой бойцов, попросил у отца приюта – разумеется, он его получил. Птицу и его спутников накормили, выделили им комнаты, предложили собрать припасов в дорогу – он рассмеялся в ответ на щедрость моего отца и сделал ответное предложение – передать всю власть в этих землях Птице, отдать фамильный меч и печать и освободить замок для Птицы и его людей, оставив только слуг. Ах, да, еще он потребовал, чтобы последним приказом мой отец велел всем красивым девушкам от четырнадцати до восемнадцати лет явиться в замок для ублажения Птицы и его помощников.

Разумеется, возмущенный отец ему отказал. Тогда Птица убил его – отец был прекрасным фехтовальщиком, но годы сказались на его здоровье, а долгая мирная жизнь – на навыках, кроме того, клинок его противника был отравлен. Умирающего, его повесили над воротами на корм воронам.

Меч, перстень и печати Птица взял сам, всех верных отцу людей жестоко убили или запугали до такого состояния, что те дышать без приказа боялись. Девушек в замок привели силой. Их крики долетали до самой деревни – мужики не выдержали и пошли в замок с вилами и ножами. Через несколько часов деревню сожгли, спастись удалось двадцати людям из почти сотни.

В течение нескольких дней Птица и его люди разорили и сожгли еще три деревни. Те немногие их жители, которым удалось уцелеть, бежали в оставшиеся две, в одной из которых сейчас находитесь вы, а во вторую и прибыл я.

Выслушав все это, я сперва пытался не поверить – такого не могло произойти! Но мертвое тело моего отца на воротах уже моего замка, захваченного Птицей, и пепелища на местах деревень, мимо которых я проезжал, ясно говорили – это есть. Это случилось, хотя и не могло случиться.

Я чувствовал, что что-то не сходится, но никак не мог понять, что именно. И только когда староста деревни спросил, что привело меня в родные края, я понял – отец не мог написать то письмо, потому что тогда, когда оно было написано, его уже не было в живых! Письмо идет до Мидиграда две недели. Я со своим отрядом мчался сюда, меняя лошадей, по шестнадцать часов в сутки, мы добрались еще за две недели, и было это полтора месяца назад – к тому моменту эти земли были уже месяц как захвачены и отец был мертв. Стало ясно, что письмо написал Птица – и я задался вопросом, зачем ему тут понадобился сын убитого им графа, да еще и с сотенным отрядом отборных воинов.

В любом случае, приведенный мною отряд до сих пор оставался под стенами замка, и я покинул деревню, даже не увидев находившихся там жену и дочь. Вернувшись к замку, я с ужасом увидел, что отряда нет.

Видимо, меня заметили и узнали со стены. Ворота открыли, и опустили мост через ров – я еще подумал, что Птица, похоже, зачем-то всерьез подготовил замок к осаде, ведь когда я был здесь в последний раз, никаких рва и моста и в помине не было. Сейчас вы можете счесть меня дураком, я и сам был о себе именно такого мнения. Но тогда я, не помня себя от переполняющих меня гнева и боли утраты, погнал коня прямо в замок, не думая о том, что может меня там ждать.

А ждал меня там Птица собственной персоной. И мой отряд, уже присягнувший на верность ему, и его господину. Тогда-то я и понял, что Птица – маг. Правда, он очень странный маг – единственное, на что он способен, это подчинять себе людей. Те, кто на протяжении всей своей жизни были искренне преданы моему отцу – например, наш управляющий – теперь смотрели на этого подлого захватчика с немым обожанием и готовы были ради него принять даже самую мучительную смерть.

Птица сам вышел ко мне. И предложил добровольно принять сторону его господина в грядущей великой войне с империей и всем миром, которая обязательно завершится полной победой этого самого господина.

Я не знаю, почему я оказался невосприимчив к этой его магии. Не знаю, как мне удалось выжить, когда на меня бросились все, кто только мог. Я не помню, как выбрался на замковую стену, как бросился в ров с водой, как под градом стрел переплыл его, как потом бежал прочь от осиного гнезда, в которое превратился мой родной дом…

Пришел в себя я уже в деревне. Меня нашли в полумиле от нее, ночью, я был в бреду и пытался куда-то ползти… Но ранен не был. Вот только ночь та выдалась холодная, а я был весь мокрый после вынужденного купания во рву. Еще три дня провалялся в постели с лихорадкой, а потом, только встав на ноги, начал собирать людей.