Текст книги "Борджиа: Дорога к Риму (СИ)"
Автор книги: Влад Поляков
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Глава 10
Глава 10
Папская область, Рим, август 1492 года
Вчерашнее торжество по случаю коронации нового понтифика и сегодняшняя пирушка – две большие разницы. Для меня так точно. Там были все, кто обязан был присутствовать. Тут – те, кто уже являлся или мог стать в потенциале важными, ключевыми персонами в планах на будущее. И минимум пафосности… за исключением собственно Папы Римского Александра VI, который, как и обещал, сначала обратился ко всем приглашённым, а затем и каждого из значимых для меня персон отдельно упомянул. Пьеро де Медичи то это воспринял как само собой разумеющееся, правитель Флоренции как-никак, зато кондотьеры были впечатлены по полной программе. Приглашение на отдельное торжество, проводимое на следующий день после официального… Это многое значило и мало-мальски умные люди легко могли понять довольно прозрачный намёк.
Они были нужны и важны. А после такого вот подтверждения собственной значимости они… вряд ли будут особо упираться, когда каждому из приглашённых кондотьеров поступят предложения перейти на, скажем так, постоянный найм. Да и будущие услуги не только в чисто военных, но и наставнических делах тоже не должны вызвать отторжения.
К слову сказать, семейство Борджиа присутствовало в полном составе. Даже не столь часто появляющаяся на публике в силу определённых причин Ваноцца и младшие дети, то есть Лукреция и Джоффре. Сейчас же смысл в этом имелся, что признавал и сам Родриго Борджиа.
Смысл был в появлении, но не в пребывании долгое время. Именно поэтому Ваноцца ди Катанеи очень быстро удалилась, прихватив с собой Джоффре и попытавшись проделать то же самое с Лукрецией. Однако… сестрёнка проявила характер. Не закапризничала, а именно проявила характер, тихо, но уверенно заявив матери:
– Я хочу остаться. Это полезно.
– Чем для тебя полезно вот это? – махнула рукой Ваноцца, явно не ожидая внятного ответа и ожидая услышать что-то вроде «Я просто хочу посмотреть» или «Мне тут интересно». Только это было бы в духе Хуана, а не юного, но уже успевшего усвоить кое-какие уроки подростка, которым являлась Лукреция.
– Они это будущая сила, мама. Чезаре же их для этого и привёл. Показать нас. Не себя, а всех нас. Чтобы они служили верно, знали, что и мы будем к ним благоволить. Пусть запомнят не только его и отца, но и меня!
Туше! Я радостно и от души улыбался, слушая слова юного создания. Суметь в таком возрасте понять, очевидное для взрослых, но сложное для восприятия подростка… заслуживает уважения. Видя же, что Ваноцца колеблется, я вынужден был вмешаться.
– Как только тут начнётся то, что не подобает видеть Лукреции, я отправлю её к тебе, мама. Но сейчас… Это полезно и ей. Пусть посмотрит на них, а я подскажу своей сестре, как лучше всего общаться с подобными людьми, что делать для того, чтобы они были верны и не попытались предать. Предостерегу от самых распространенных ошибок, опять же. Ты ведь мне веришь?
– А кому, если не тебе? – немного печально вздохнула Ваноцца ди Катанеи. – Мне ли не знать, что ты никогда не сделаешь ничего опасного, для Лукреции. Только… не спеши так сильно. Оба вы спешите.
– Спешит лишь отец, а я пытаюсь его сдерживать, – понизив голос совсем уж до шёпота, ответил я. – Более того, я не ставлю сестру перед проблемами взрослой жизни, а всего лишь показываю ей жизнь и учу, как с ней обращаться к своей пользе. Красота у неё от природы, от матери… Пользоваться ей не столь сложно, да и ты, если что, сможешь обучить. А вот ум нужно упражнять постоянно. Не отвлечённый от мира, а с конкретными примерами. Вот как здесь.
Ваноцце оставалось лишь оставить Лукрецию на моё попечение, после чего, прихватив Джоффре, удалиться. И неугомонное создание сразу же принялось доставать меня различными вопросами. Очень различными. Мы не сидели на месте, а медленно перемещались среди гостей, которые были куда больше заинтересованы не сидением за столом, а танцующими и поющими под живую музыку – а иной тут и не водилось – прекрасными девушками. Пока только смотрели, но потом… Хотя при наступлении этого самого «потом» сестры тут точно не окажется, не для её возраста вид.
– А почему тут из тех, кто был вчера, только Медичи? Ну и Мигель с Бьяджио, но они всегда рядом с тобой.
– Правильные вопросы задаёшь, Лукреция, – улыбнулся я, кивая раскланивающемуся перед юной Борджиа, лейтенанту одной из кондотт. – Потому что остальные либо лживы до глубин своих сгнивших изнутри душ, либо изначально враждебны нашей семье, либо… с ними не стоит связываться.
– Но как ты определишь это, Чезаре?
– Легко. С Пьеро де Медичи у нас была договоренность. Мы помогаем ему изгнать из Флоренции опасного врага его власти, а он для осуществления этого поддержал выдвижение нашего отца на Святой Престол. К тому же, его видение желаемого будущего в какой-то мере похоже на желаемое мной. В ближайшее время точно. А вот посланник Кастилии и Арагона Карвахал сейчас источает благожелательность, но…
– Потом может стать врагом. Да?
– Не совсем. Потом желания его короля и королевы могут стать иными, идущими вразрез с желаниями нашей семьи. Это называется политика и тебе придётся в ней разбираться. Пора.
– Меня учат.
– Да, сестрёнка, учат, рассказывая о государствах на итальянских землях, о их правителях, спорных землях. Но вот о том, на что люди готовы, чтобы получить их – это тебе ещё не поведали. Взять, например…
Благословенна будь моя привычка краем уха отслеживать звуки со стороны! И тем более звуки знакомого и очень раздражающего меня голоса Хуана Борджия. Этот инфант террибль снова принялся за своё любимое занятие – пытаться надуваться спесью и обливать окружающих людей помоями. Не всех, конечно. Пыжиться перед тем же Пьеро де Медичи он не осмеливался… пока что. Зато заметив, что Винченцо Раталли и Мигель беседуют с тем самым правителем Флоренции, он явно пришёл в негодование. Причина? Святая уверенность, что какой-то там кондотьер без череды знатных предков и рта не смеет раскрыть перед представителем дома Медичи. Поскольку разговор шёл между этими тремя и касался важности подготовки солдат не по одной, а по нескольким специальностям – тему, откровенно говоря, поднял Раталли в разговоре с Мигелем, а Пьеро де Медичи присоединился потом, из чистого любопытства – Хуану встревать туда было… сложновато. Во-первых, непонимание темы разговора. Во-вторых, его присоединиться не приглашали, а спесь мешала вежливо вступить в беседу. Результат… печальный. Он решил «беседовать с пустотой», делясь с ней своими мыслями. Ну, то есть тем, что могло сойти за оные при некоторой снисходительности.
– До чего разительная перемена между днём вчерашним и сегодняшним. Вчера я находился среди кардиналов и посланников королей, рядом с владетельными синьорами Романии, Милана и Неаполя. А что теперь? Теперь я должен смотреть, как веселятся какие-то наёмники. Те, которым так благоволит мой братец, не желающий носить сутану и играющийся в игрушки с армией, которую ему никогда не дадут.
Громко разглагольствовало это чудовище в дорогих одеждах и с пустой головой, обращаясь как бы к выловленной им танцовщице, а на деле стремясь поделиться пакостями с другим людьми, которые его слышали. Вот что тут поделать? Извинившись перед Лукрецией, я целенаправленно двинулся в сторону этого создания, спеша пригасить неприятную ситуацию ещё до того, как она станет заметна приглашённым. Однако, слишком громко Хуан «делился» своим пакостным мнением, потому и привлёк внимание Мигеля де Корельи, который за словом в карман не лез, а моего братца сильно недолюбливал. И церемониться с ним явно не собирался, стремясь высказать пусть и в приличной форме, но крайне негативное отношение.
– Слова не всегда только слова, герцог Гандийский, – процедил Мигель, приблизившись к Хуану гораздо быстрее, чем это успел сделать я. – И неуместно для одного из хозяев оскорбительно отзываться о гостях, которых пригласили и рады видеть ваш отец, Папа Александр VI, а также ваш брат, епископ Памплоны Чезаре Борджиа. Не порочьте… самого себя. Их вы всё равно этим не принизите, только лишь себя. Тут, – широкий взмах рукой, – собрались люди, понимающие жизнь и различающие слова и дела. Вам есть чему поучиться у опытных кондотьеров, если хотите когда-нибудь водить войска в бой, а не ограничиваться словами… пустыми словами.
– Учитесь у своего старшего брата, синьор Борджиа, – усмехнулся Пьеро де Медичи, заметно подвыпивший и чувствующий возможность говорить. Не скрывая истинного отношения со своей высоты правителя не самого слабого государства. – Он умеет превращать слово в оружие, что и доказал, будучи в моих владениях. И к голосам его друзей, пусть они могут показаться излишне строгими, вам стоит прислушаться. Это слова людей, видевших кровь и смерть.
Умные слова, сказанные избалованному мажорчику, почти всегда приводят к абсолютно противоположному результату, нежели тот, на который мог рассчитывать произнесший их. Накинуться на Медичи с колкими словами? О нет, Хуан был скотиной, но не полным кретином. Мигель? Этот мог смешать его с навозом на виду у всех, при этом, не сказав ни единого плохого слова, используя лишь интонации жалости и сочувствия. Зато был тот, кого он уже не раз пытался доставать и кто в силу своеобразного склада характера куда лучше чувствовал себя в споре с оружием в руках, а не в словесных дуэлях с людьми с высоким положением. Это я про Бьяджио Моранцу. Ведь именно мой телохранитель подвернулся под уязвлённое самолюбие Хуана.
– Учиться надо у достойных. Только не все гости достойны даже находиться здесь. Мой брат из жалости и стремления собирать всяких бродяг притаскивает в дом вот таких вот… головорезов, назначая их собственными телохранителями. И ещё пытается выдавать их за непризнанных отпрысков знатного рода. А какого, так и не говорит.
– Хуан, – процедил я, добравшись наконец до этого стихийного бедствия. – Ты слишком много выпил. Ты же знаешь, что некоторые сорта вина чрезмерны для нашего возраста. Поэтому…
– Сам разбавляй вино водой, Чезаре! – повысил голос тот, явно настроившись на полную конфронтацию. – И я не о вине, а о твоём круге общения, странном для сына рода Борджиа. Твои знакомцы…
Я видел, как скривился Мигель, готовый начать смешивать Хуана с отбросами, но ждущий от меня отмашки. Его взгляд говорил именно об этом. Изумлённые глаза Лукреции, которая хорошо знала своего нелюбимого братца, но такого всё ж не могла ожидать. Недовольное ворчание оказавшихся в зоне слышимости кондотьеров. Кажется, в этот момент они провели черту, отделяющую Хуана Борджиа от остальных членов семейства.
– Глупо, – поморщился Медичи. – И попытка оскорбить семью, и этого достойного… молодого человека. Может вы и впрямь чересчур много выпили?
– Хуан! – прогремел голос уже самого понтифика, смотревшего на неразумного отпрыска так, как будто более всего он хотел его высечь, можно даже прилюдно. – Ты устал, тебе нужно восстановить силы.
– Но отец…
– А завтра мы с тобой поговорим. Иди!
По сути, Родриго Борджиа выставил своего проблемного сына с устроенного для специально приглашённых гостей пира как щенка, напрудившего лужу прямо на дорогой ковёр. Унизительно? Бесспорно. Но это было единственно возможной реакцией на прозвучавшие публично нелестные для его же собственной семьи слова, вылетевшие из уст неразумного сына.
Оправдываться за что-либо Александр VI даже не думал. Не по положению было бы. Пьеро де Медичи это хорошо понимал, потому как вырос в семье правителя, я тоже, но по несколько иной причине. Ну а кондотьеры и их приближённые бойцы, те просто были довольны, что возмутитель спокойствия и источник нелестных о них слов был быстро и сурово изгнан из помещения. И им это весьма понравилось! Ведь это действие ещё нагляднее показало, что их тут готовы ценить и уважать, если они будут верно служить… семейству Борджиа. Не Святому Престолу, не Риму, а именно Борджиа, тут наёмники со стажем хорошо чувствовали разницу.
Я думал, что на сём этот печальный эпизод кончился, но оказалось по иному. Точнее сказать, печали и впрямь больше не было. Просто Пьеро де Медичи попросил понтифика и мою не шибко скромную персону отойти в сторону от местами довольно шумных гостей. Лишь тогда, когда мы переместились в одну из многочисленных ниш в стенах зала, он произнёс, улыбнувшись:
– Вам повезло с сыном, Ваше Святейшество
– Я знаю. Но ваши слова радуют.
– К сожалению, порадуют только эти слова, – с извиняющимся выражением лица развёл руками Медичи. – Сегодня примчался гонец из Флоренции. Сторонники изгнанного Савонаролы пытаются продолжать его проповеди. И ждут, что их духовный наставник вновь будет призван. Не мной, так кем-то ещё.
– Изгнание Савонаролы в силе, – рыкнул Родриго Борджиа. – Если он осмелится вернуться в вашу республику, можете схватить его, заковать в цепи и привести в Рим.
– Или по тихому удавить в заточении, – усмехнулся я. – Никто тут и слезинки не проронит по бесноватому монаху, желающему ввергнуть все итальянские земли в посты, аскезу и прочие «святые инквизиции».
– Чезаре…
– Что такое, отец? Здесь нет тех, кто мог бы быть возмущён чем-то подобным, разве что слуги, да и те будут молчать. Тут молчать. А улицы Рима… Плебс всегда готов плюнуть в сторону дворца или бросить туда камень. Но стоит дать им хлеба и зрелищ, как говорил великий Цезарь, как они начинают любить правителя. Таков уж наш Рим. К тому же у меня есть те, кто рассказывает о творящемся на улицах. Они не осмелятся обмануть.
Точно не осмелятся! Тот самый Альберто, дружков-грабителей которого наёмники перестреляли из арбалетов, а его самого прихватили в качестве трофея, после вдумчивой беседы согласился на любое сотрудничество. Потом ещё нескольких себе подобных к нам притащил. Страх и золото… эти две опоры начали работать на полных оборотах, а я получил неплохие источники информации.
Меж тем Родриго Борджиа кивнул, соглашаясь с моими словами, а вот Медичи явно о чём-то задумался. Ненадолго, потому как уже через несколько мгновений произнёс:
– Цезарь… Чезаре. Разные люди, но одно имя. Мне будет интересно смотреть за тем, как человек с таким же именем и схожими амбициями будет прокладывать дальнейшую дорогу. Только не говорите мне, Чезаре, что положение простого епископа вас устраивает.
– Я… промолчу. А может, что то скажу. Ведь язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли.
Неизвестная здесь фраза авторства великого дипломата по имени Талейран пришлась по душе обоим собеседникам. Но Медичи, одобрительно улыбнувшись, заговорил опять о любимой больной мозоли.
– Флорентийцы отличаются от римлян. К сожалению или к счастью – одному богу ведомо. А ещё они полюбили сравнивать меня с моими отцом и прадедом, не понимая, что мы живём в разные времена. Иногда удерживать завоёванное не менее сложно, чем завоёвывать.
– Вы так обеспокоены этими последователями Савонаролы? Разгоните их силой, это же скажет и мой сын.
– Их уже разогнали, Ваше Святейшество. И разгонят ещё столько раз, сколько потребуется. Только зерно уже брошено в землю, а я буду обрывать ростки, но оставлять корень всех бед. И при любой угрозе он станет особо опасным, пустив вверх не жалкий росток, а мощное дерево со стволом и ветвями.
Иносказательно выражается Пьеро де Медичи, а суть один бес понятна. Изгнания Савонаролы ему мало, он хочет большего. Союза между Римом и Флоренцией. Понимает ли это «отец»? Судя по лицу – да. И не собирается с ходу отвергать поступившее от дома Медичи предложение, хотя и соглашаться моментально тоже не в его правилах. Сначала станет оценивать, тут к гадалке не ходи. Но что ответит здесь и сейчас?
– Я, как Викарий Христа, никогда не оттолкну верного сына церкви, пришедшего искать помощи.
– А как Борджиа?
– Понтифик даёт вам, Пьеро де Медичи, отпущение грехов, благословение и обещание помолиться за вас, – возвёл глаза к потолку Родриго Борджиа, чем меня точно не обманул. Голос у него был… специфический. – Чезаре, верный сын… Господа нашего поможет вам, поддержав дополнительным словом и молитвой на трудном и тернистом пути.
Сказав это, Александр VI перекрестил правителя Флоренции, пробормотав краткую молитву, после чего и был таков. Вот ведь зараза, многохитрая! Сам улизнул, но оставил меня, довольно толсто намекнув Медичи, что если хочешь помощи Борджиа, то вот он, явный представитель семейства, с которым ты уже имел дело. Ясно, чётко… элегантно.
– Понтифик… умеет завершить разговор, – покачал головой Пьеро де Медичи. – Надеюсь, мы сможем его продолжить.
Не вопрос, тут скорее утверждение и продавливание желаемого. Хорошо, что в данном случае желания Медичи полностью совпадают с моими. Иначе не было бы его на этом званом вечере.
– Обязательно продолжим, – подтверждаю я. – Медичи и Борджиа есть о чём поговорить и о чём договориться. У нас ведь довольно схожее положение в нынешнее время.
– Прозвучало таинственно.
– Вовсе нет. Вы правитель Флоренции, который по сути унаследовал власть над республикой от отца, но де-факто вас могут сместить как знать, так и взбунтовавшийся плебс. И вы это хорошо понимаете, оттуда и вполне разумное беспокойство, – видя отсвет гнева на лице Медичи, вскидываю руку в успокаивающем жесте, говоря. – Ни в коем случае не сочтите это за неуважение и тем более оскорбление. Скорее уж это признание заслуг вашей семьи, которая уже не первое поколение держит власть над влиятельным государством в своих руках, не имея прочной основы как у Сфорца в Милане или Трастамара в Неаполе.
– Основы? Ах да, трон!
– Так и есть. Вы ведь даже без выборов обошлись, какие в той же Венеции постоянно проводятся, меняя одного дожа на другого, порой словно перчатки, с такой же частотой.
Гнева уже нет, есть лишь насмешливо-пренебрежительная гримаса, явно адресованная в адрес венецианцев. Понимаю, но… этот конкретный Медичи всё же слишком высокого мнения о себе. Он хоть и неглуп, но не ровня своему прадеду Козимо и тем паче отцу, Лоренцо Великолепному. Как монарх, он был бы на своём месте и мог быть более чем успешен. Но вот чтобы крепко восседать на месте правителя, взявшего власть как бы по наследству, и вместе с тем, не имея формальных прав на неё… тут надо быть помесью льва и змеи, обладая силой и ядом, умом и коварством. До такого уровня Пьеро заметно не дотягивал.
– Вы говорили о сходстве, Чезаре.
– Оно явное. Мы, Борджиа, тоже имели власть тут, в Риме. Но Папа Каликст III, он же Альфонсо Борджиа, сделав моего отца кардиналом, а его брата, Педро Луиса, гонфалоньером Церкви, чем получил власть и над собираемыми войсками… не мог удержать эту самую власть для семьи после своей смерти. И вот теперь мы снова получили эту власть. Заодно сохранили память о том, как она была потеряна.
Я сказал даже больше, чем хотел, когда начинал эту речь. Почему? Реакция собеседника. Если бы я почувствовал отблеск подозрительности или же затухающий интерес – сразу бы свернул тему, ограничившись необходимым минимумом. Но нет! Слова задели чувствительные струны в душе Пьеро де Медичи. Не в первый раз, к слову сказать. Этим человеком можно было… не манипулировать, скорее, играть на тех самых струнах, заставляя его чувствовать определённые эмоции и тем самым повышать вероятность принятия соответствующих решений. Особенно тех, которые, по его мнению, могли поставить его в ряд со славными предками.
– Действительно… общего много, – медленно произнёс глава семьи Медичи, словно пробуя каждое слово на вкус. – Нашим родам стоит… Дружить? Нет, тут иное, более сложное. Союзничать?
– Совпали дороги, по которым Борджиа и Медичи выгоднее всего идти, – подсказал я запутавшемуся в словах Пьеро.
– Сильная Флоренция полезна Риму и наоборот?
– Не-ет, – покачал я головой. – Процветание дома Медичи выгодно роду Борджиа. И наоборот. Мы уже использовали в своих целях вашу силу, отплатив собственной. Борджиа не банкиры, мы не очень хорошо разбираемся в деньгах. То есть разбираемся, конечно, но это не основной наш талант. Да и управлять всеми этими денежными реками… я не слишком хорошо это себе представляю, как и мой отец. Зато паутина политики и клубки интриг, которые приходится то запутывать, то распутывать… И ещё армия, которая должна придать крепость строящемуся зданию власти. Теперь я более понятно говорю?
– Понятнее, Чезаре. И для первого разговора мы сказали уже много. Хороших, полезных слов. Общий путь, который я всё же назову более привычным словом, союз… пойдёт на пользу. Приезжайте во Флоренцию снова. Скоро. Может быть уже в новой одежде.
– Красного цвета?
– Она будет вам к лицу. Пока же поднимем кубки за наш сегодняшний разговор. И за другие, которые последуют.
Возражений не было да и быть не могло. Эта беседа, если не случится чего-то совсем из ряда вон выходящего, могла многое изменить. К лучшему для меня и всех Борджиа, само собой разумеется. Медичи и впрямь были очень важны и полезны. Странно, что Родриго Борджиа в привычной, мне истории так и не взялся разыгрывать именно эту партию, предпочтя сделать ошибочную ставку… ставки на иных персон. А может и пытался, просто не сложилось. История, она испещрена как белыми пятнами неизвестности, так и чернильными помарками, которыми одни и те же события по-разному объясняют, а то и вовсе искажают согласно веяниям текущего момента. Ну да ладно, сейчас меня одолевали совсем другие проблемы.
***
К тому времени, как я вернулся в общий зал, веселье только усилилось. Хорошо ещё, что за Лукрецией в моё отсутствие присматривали Мигель и Бьяджио. Хотя первый уже изнывал без тесного знакомства с прекрасными певичками и танцовщицами, а второй… Бьяджио был не то что навеселе, а откровенно пьян, поскольку проглатывал один кубок вина за другим. Похоже, хамское выступление Хуана не только напрочь испортило ему настроение, но и заставило заливать расстройство вином.
– Ну что, сестрёнка, не сильно тебя огорчил этот дурень, по недоразумению оказавшийся нашим родственником?
– Не сильно. Я привыкла, – вздохнула Лукреция. И тут же, не желая продолжать эту тему, перескочила на другую. – А о чём ты говорил с отцом и Медичи?
– О делах важных и государственных, – слегка щелкнув по носу любопытное создание, ответил я. – Вот немного подрастёшь, я тебя буду в них посвящать. Хочешь?
– Да!
– Тогда с завтрашнего дня продолжим наши с тобой уроки по самым разным «предметам». И вовсе не тем, которыми тебя пичкают обычные наставники. А сейчас… Как тебе это общество в сравнении со вчерашним?
– Нравятся больше. Они… честнее. Грубые, но мало что скрывают. Хотя, со мной вежливы и очень. Это забавно.
– Ты им понравилась, юная красавица. И это хорошо. Пусть привыкают видеть тебя почаще. Про себя и отца я даже не говорю. А вот ты – тут другое дело.
– Какое?
– Вот как начнёшь понимать, тогда и поговорим. Не стоит делать второй шаг раньше первого, а то ноги заплетаться станут.
– Я буду стараться идти ровно. Во взрослой жизни, о которой ты мне так часто говоришь.
– Верные слова. Пока же ещё раз обойди зал, но не со мной, а… Раталли, подойди!
Кондотьер, оказавшийся не так и далеко, уже довольно скоро был рядом и слушал мою небольшую просьбу.
– Винченцо, моя сестра нас скоро покидает. Будь любезен, сопроводи синьорину Лукрецию, когда она будет прощаться с гостями.
– Конечно, синьор Чезаре, это честь для меня.
Именно честь, он не шутил. Явный знак доверия, причём сделанный на публику, при всей честной компании кондотьеров, этих псов войны. Сначала само приглашение, затем осаживание хамского выпада Хуана Борджиа, а теперь ещё и это. Благоволение нового понтифика и вообще всего рода Борджиа к этим псам войны было высказано явно и открыто. Теперь им оставалось лишь принять решение, готовы ли они связать путь своих кондотт не со Святым Престолом – в этом случае не присутствовала бы вся семья – а именно с родом, главой которого был Папа Александр VI. И что-то мне подсказывало, что большинство из них примут положительное для нас решение.
Про Раталли уже и говорить не стоило – он был наш со всей своей кондоттой и даже собственными потрохами. Достаточно было посмотреть на то, как он вёл под руку юную представительницу рода Борджиа, чтобы понять – этот решение уже принял и менять без веских причин точно не станет. А за ним и остальные охотно последуют, ведь кондотта Раталли далеко не самая худшая, скорее наоборот. Невелика числом, в сравнении с отрядами Орсини и Колонна, но умениями солдаты точно не уступают.
– Они уже у тебя в руках, Чезаре, – прошептал на ухо Мигель, обдавая запахом вина, которого он тоже выпил немало, пусть и держал себя под контролем. – Затея действительно удалась, хотя я не до конца верил.
– Зато теперь убедился.
– Ещё как! Жаль, что ты не можешь возглавить… Прости.
– Пустое. Возглавить можешь и ты.
– Какой из меня военачальник…
– Зато ты умеешь слушать дельные советы. От меня, хотя бы.
Корелья закивал, соглашаясь с тем, что в этом случае готов. Затем решил выпить за это дело, да так увлёкся выбором сорта вина, что едва не пропустил мимо ушей мой следующий вопрос.
– А? Что ты сказал, Чезаре?
– Бьяджио совсем никакой, вот-вот вместо нашего приятеля будет недвижное тело. Неужто так сильно задели слова этого существа, лишь по ошибке зовущегося Борджиа?
– Вот такой он чувствительный, – только и мог сказать Мигель, разводя руками, а заодно расплескивая вино из кубка. – Он с клинком в руке и без… разные люди. Бывает же такое! Ты вот что, Чезаре, сделай. Бьяджио уже пьян, давай его оттащим в одну из комнат, туда же приведём пару куртизанок из тех, которые особо искусные в исцелении душ, да и пусть устроят ему отдых.
– В таком то состоянии? – невольно усмехнулся я. – Не уверен, что всё как надо работать будет.
– Неважно! Главное, хорошие девушки под боком. С ними даже спать куда приятнее. Они и не к таким привыкли, не то ещё повидали! Заодно утром помогут в себя прийти.
– А ведь ты прав, друг мой. Уговорил! Сейчас попрощаюсь с Лукрецией, пожелаю ей приятных снов, а потом уже и это напившееся чудо отволоку в одну из комнат. Ты же девочек приведи, двух, как и говорил. Выбор тебе доверяю, ты в этом богоугодном деле куда лучше меня разбираешься.
Так и сделали. Попрощавшись с Лукрецией, которая аж светилась от избытка впечатлений и отношения к ней со стороны гостей, я ещё немного подождал, убедившись, что почти все гости более чем довольны своим нынешним состоянием. Ну а как иначе то, положение хозяина пирушки обязывало. Уже началось откровенное лапанье девушек, которые были ничуть не против. Довольные возгласы полуобнажённых красоток, грубоватые местами комментарии псов войны… Пускай развлекаются. Любителей буянить тут вроде не водилось, да и предупреждали приглашённых о необходимости держать себя в рамках приличия. Относительных, но всё же, рамках.
Мне же пора было утаскивать Бьяджио. Моранца, несмотря на то, что я уже убирал от него кубки с вином и бутылки, упорно накачивался, точнее, продолжал это делать. Похоже, поставил себе цель нализаться, до состояния нестояния. Хотя и уверял, что: «Плевать мне на этого Х-хуана, который только говорить и может, а на деле его любой может на мясо разделать и в Тибр спустить». Может оно и так, спорить не буду. Только я успел узнать, что он плохо реагирует, на те ситуации, когда его положение не даёт поставить на место того, что на невидимой иерархической лестнице находится сразу на несколько ступеней выше. И заступничество других не сильно помогает, потому как самостоятельность у Моранцы также была довольно сильно развита.
– Ну всё, герой. Хватит с вином воевать, – усмехнулся я, отодвигая от Бьяджио и кубок, и две стоящие рядом бутылки. О, обе уже пустые. – Пить хватит, пора в кроватку отдыхать.
– Я ещё…
– Ты не «ещё», а уже. Уже пьян до изумления, я такое не так часто видел. Так что не брыкайся, тогда дотащу тебя без проблем. Иначе тут спать будешь… после удара бутылкой по голове. Ты меня знаешь, я могу.
Несколько наёмников, которые услышали моё воззвание к остаткам здравого смысла, одобрительно закивали, парочка даже высказалась на предмет того, что хоть так, хоть этак, а отдыха Бьяджио не миновать. И лучше уж по хорошему, а не от соприкосновения бутылки и головы. Голова на утро болеть куда меньше станет.
Ага, послушался, цепляться за стул перестал, позволив себя тащить и даже в меру оставшихся сил передвигая ноги. Вот ведь чудо в перьях! И вообще, где это видано, чтобы человек тащил собственного пьяного телохранителя на предмет проспаться? Впрочем, учитывая наши более чем приятельские отношения… нормально. Охраны вокруг и так более чем достаточно. И из числа солдат Раталли с Эспинозой, и других, давно уже прибывших в Рим из Каталонии. Да, замок Святого Ангела становился местом, в котором представителям семейства Борджиа и их званым гостям можно было чувствовать себя почти в полной безопасности. Почему именно почти? Форс-мажорные обстоятельства никто не отменял. Опасность, она могла подкрасться с любой стороны и забывать об этом не следовало. История готова привести не то что десятки, сотни примеров, когда видных персон убивали в казалось бы, полностью безопасных местах. Я этого забывать не собирался.
Дотащив Бьяджио до одной из гостевых комнат, я сгрузил подающее слабые признаки жизни тело на кровать и облегчённо выдохнул. Заодно поблагодарил судьбу за то, что Моранца был весьма хрупкого телосложения, а следовательно и весил немного.
Можно было спокойно выдохнуть и отправиться обратно к гостям. Мигель знает, куда я это пьяное чудо потащил, так что не заблудится, когда куртизанок доставлять будет. А если и заблудится… Как по мне, этому вот телу гораздо полезнее сон, чем попытки растормошить со стороны девочек, пусть даже и профессионалок. Прикинув все эти доводы, я уже совсем собрался было выходить, как изменившееся дыхание Моранцы заставило обернуться. Да твою же так и ещё раз этак с особо хитрым проворотом! Пребывая в пьяном состоянии, Бьяджио ухитрился расположиться так, что его неизменное «шейное украшение» из стальных пластин очень уж неудобно повернулось, мешая дышать. Сам же он, пребывая в нездоровом алкогольном сне, поправить его не мог. Оставлять это было нельзя, вдруг, чего доброго, ещё задохнётся! Мне такое нафиг не требуется!
Разбираться, как там удобнее и лучше расположить «ошейник» я даже не собирался, куда надёжнее было просто снять его к ангельской бабушке и всё тут. Здесь Моранце всё равно ничего не угрожает… помимо неслабого похмелья поутру. Найдя место, где располагалась довольно простенькая защёлка, я снял мешающий нормальному сну аксессуар и… И эпически охренел, по-иному и не выразиться. О нет, никаких уродливых шрамов на шее не было, равно как и родимых пятен, которых многие и впрямь обоснованно стесняются и прячут от постороннего взгляда. Тем паче тут, в Европе конца XV века, где родимые пятна порой могли принять за «дьявольскую метку». Ничего этого не было, под «ошейником» находилась обычная кожа. Только вот не было и ещё кое-чего. Адамова яблока.