Текст книги "Влюбиться легко"

Автор книги: Вивиан Неверсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Коннор О'Салливан стремительно повернулся.

– А ты чего ждала! Сорок дюжин пирожков дают мне право слегка потиранствовать. Так и заруби себе на носу!

– Уже зарубила, – лукаво улыбнулась Фредерика.

– Вот и отлично.

Он рывком открыл дверцу машины, и девушка уселась внутрь. Коннор, убедившись, что ремень безопасности пристегнут, вернулся к своему «БМВ» и включил зажигание. В душе Фредерики все пело. О, как отрадно ей было вслушиваться в интонации его голоса, несмотря на командные нотки… Или благодаря командным ноткам?

Всю дорогу до дома она блаженно улыбалась, точно ребенок, выпросивший мороженое. Но едва машины въехали в ворота фермы, до Фредерики вдруг дошло, что именно ей предстоит, и дыхание у нее перехватило.

Как только обе машины затормозили у входа, Коннор выскочил на дорогу, бросился к потрепанному «опелю», распахнул дверцу, схватил жену за руку, едва ли не силой вытащил наружу. И, не выпуская ее ладони, повел по ступеням. Едва супруги оказались в доме, он стремительно повернулся и притянул девушку к себе.

Фредерика порывисто обняла мужа, предвкушая, как нетерпение, снедающее Коннора весь вечер, найдет выход во вполне недвусмысленных действиях. Но вместо того, чтобы поцеловать жену, он застыл на месте, неотрывно глядя на нее.

– Кон, что случилось?

Он собрался было ответить, но почему-то промолчал.

– Кон?

– Фредди, для тебя это… в первый раз.

– Да.

– И тебе сегодняшняя ночь запомнится на всю жизнь, неважно, удастся она или нет…

– Кон, что не так?

– Все в порядке. Просто…

– Что – просто?

Он выскользнул из ее объятий и направился к дивану.

– У меня такое ощущение, точно я тебя принуждаю.

– Послушай, я же принимала противозачаточные таблетки! Я сама так решила, ты разве не помнишь?

– Да, знаю… И все-таки я тебя к этому подтолкнул… – Коннор резко выдохнул. – Вот что, Фредди, если ты этого не хочешь, просто скажи, и будет так, как ты пожелаешь. Обещаю.

Неужели она слышит такое из уст Коннора О'Салливана? Куда подевались его нахальство, его самоуверенность, столь ей знакомые?

Исчезли, точно их и не было. Пусть только до поры до времени. Защитная маска упала, а под ней обнаружился человек… мужчина, который ценит ее чувства, мужчина, который в первую очередь хочет добра ей, невзирая на собственные потребности. И за это Фредерика любила его еще сильнее.

Она шагнула к мужу.

– Кон, я хочу этого. Я хочу тебя. Разве ты не видишь?

– Ты так говоришь, но вполне ли ты уверена? Все безвозвратно изменится, Фредди. Ты станешь иной, и я не знаю, готова ли ты к этому.

– Тогда предоставь решать мне самой. – Фредерика обвила руками его шею. – Просто поцелуй меня, и все.

Мгновение поколебавшись, Коннор коснулся ее губ нежным, ласковым, легким поцелуем. Чудесный поцелуй… но Фредерике хотелось большего. Гораздо большего!

Она вцепилась в его рубашку, притянула к себе и поцеловала в ответ. В этот поцелуй она вложила все обуревающие ее чувства, все то, чему научилась от него же, без слов объясняя, что хочет его прямо здесь и сейчас. Этот поцелуй дышал таким жаром, таким неистовством, таким самозабвением, что Коннор не мог ему не поддаться.

Наконец Фредерика отстранилась, по-прежнему не выпуская его рубашки. Ей отчаянно хотелось увидеть в синих как небо глазах бушующее пламя желания. Привести мужчину к пределу чувственного возбуждения. Развеять все его сомнения и испытать наконец то, о чем она мечтала всю свою взрослую жизнь. Но Коннор только улыбнулся.

– Фредди, ты пытаешься мне что-то сказать?

– Да, черт тебя дери! – И Фредерика в сердцах рванула его рубашку.

– «Черт меня дери?» – потрясение переспросил Коннор. Никогда прежде не слышал он от жены подобных слов.

– Как мне убедить тебя? Сорвать с тебя одежду? Самой устроить стриптиз? Что?!

Коннор удивленно заморгал. А затем расплылся в широкой, от уха до уха, улыбке.

– А можно и то, и другое?

– Ну что мне с тобой делать? – простонала Фредерика, прижимаясь головой к его груди.

– Сейчас покажу, детка, – мягко заверил он. – Прямо сейчас.

Девушка подняла глаза, теперь в его взгляде не ощущалось ни тени нерешительности. Коннор взял ее за руку и повел в спальню. Сбросил с кровати покрывало и усадил жену рядом с собой. Потянулся к краю ее свитера, но Фредерика оттолкнула его руку.

– Нет. Сейчас моя очередь.

Она расстегнула две верхние пуговицы его рубашки. Коннор вытащил рубашку из джинсов. И тут Фредерику обуяла безрассудная отвага. Она снова отвела его ладони, ухватила за плечи и уложила на спину. На лице Коннора отразилось откровенное удивление. Она сама была изумлена ничуть не меньше, но от задуманного не отступилась. Расстегнула третью пуговицу и, прерывисто вздохнув, распахнула рубашку и поцеловала его в грудь. Она понятия не имела, правильно ли поступает, но Коннор закрыл глаза и тихонько охнул, даже не подумав ее остановить. Так что со следующей пуговицей Фредерика поступила точно так же, а потом и со следующей… Чем ниже она спускалась, тем громче стучало ее сердце.

Коннор стиснул в кулаках края простыни, и девушка с восторгом осознала, что ее поцелуи возбуждают его. Дрожащими пальцами она расстегнула последнюю пуговицу, поцеловав упругий живот как раз над пряжкой пояса.

– Чудесно, детка, – выдохнул он. – Но… как насчет манжет?

Фредерика послушно расстегнула манжеты. Коннор сел, сбросил с себя рубашку и, едва освободившись, взялся за свитер девушки и рывком стянул его через голову. В спальне было прохладно, но своими прикосновениями Коннор согревал Фредерику. Вот он расстегнул лифчик и принялся поглаживать ее груди. Затем осторожно уложил ее на кровать, сам вытянулся рядом и припал к ее губам в жадном, жарком поцелуе.

Она полагала, что ничего нового о поцелуях уже не узнает, но, к ее восторгу, оказалось, что до сих пор Коннор не продемонстрировал и половины своих талантов. После дюжины-другой неспешных, глубоких, дурманящих поцелуев, он нащупал пуговицу на ее джинсах, расстегнул, дернул вниз «молнию». Снял с девушки джинсы, а заодно и трусики. Фредерика потрясенно охнула. Внезапно устыдившись собственной наготы, она потянулась к одеялу, но Коннор решительно отвел ее руку.

– Нет уж, – сказал он. – Сегодня ночью я хочу тебя видеть всю как есть.

Фредерика послушно откинулась назад, глядя на мужа во все глаза. Она бы непременно умерла от смущения, если бы не отвлекающий фактор: Коннор снял собственные джинсы. Девушка завороженно следила за тем, как он раздевается. В первый раз в жизни она увидела нагого мужчину – роскошного, восхитительного, головокружительно прекрасного.

Коннор снова вытянулся на кровати рядом с женой, не переставая ласкать ее, поглаживать бедра, спину, талию. А в следующий миг горячее дыхание опалило ей грудь. Он поцеловал ее, а затем скользнул языком по соску.

Ощущение было как от электрического разряда. Фредерика изогнулась всем телом, но он прижал ее к постели, продолжая ласкать языком сосок, сначала один, потом другой. Наслаждение оказалось острым, мучительно-невыносимым.

– Кон… – пролепетала Фредерика, хватая ртом воздух.

– Да?

– Я хочу к тебе прикоснуться. Это… нормально?

– Нормально? – Коннор тихо рассмеялся, представив, как кто-то на его месте говорит «нет». – Да, детка, вполне нормально. А к чему ты хочешь прикоснуться?

Фредерика встретилась с мужем взглядом, без слов давая понять, что именно ее влечет. Затем рука девушки робко легла на его бедро. Коннор направил ее ниже, и вот уже ее пальцы сомкнулись вокруг его мужского естества. Она осторожно сжала руку, выдохнула, а Кон стиснул зубы.

Кажется, он допустил ошибку. Нежные, чуткие пальцы скользили по тугой плоти – исследовали, поглаживали… сводили с ума.

– Какой… большой, – прошептала Фредерика.

– Для ушей мужчины это звучит лучшей музыкой, – глухо заверил Коннор. – Ты действительно никогда не делала этого прежде?

– Никогда. – В тихом голосе девушки слышалась такая благоговейная серьезность, что Кон мысленно возблагодарил Господа за то, что с Фредерикой сегодня именно он, а не кто-нибудь другой, не какой-нибудь бесчувственный олух, не способный оценить, какое редкое сокровище посылает ему судьба. – А ты уверен, что он… – озабоченно начала она.

– Что?

Фредерика долго молчала.

– Поместится?..

Коннор улыбнулся и перекатил жену на спину. Провел ладонью по ее животу, затем между бедер. Фредерика задохнулась, но он коснулся ее губ ободряющим поцелуем – и пальцы его скользнули глубже, в разгоряченное, влажное лоно.

– Ты чувствуешь, Фредди?

– Да, – тихо и смущенно призналась она. – Я и прежде чувствовала то же самое, тогда, когда мы… А это…

– Нормально, ты хочешь спросить?

– Да.

– Конечно, так все и должно быть. Твое тело говорит мне, что хочет меня. Поэтому… никаких проблем не будет.

И Фредерика снова принялась ласкать его, на сей раз смелее, чем прежде, теребя, щекоча, надавливая нежными, чуткими пальцами. И он понял: пора.

Коннор встал на колени, придвинулся ближе. На лице девушки ту же отразилось смятение.

– Не бойся, Фредди, не бойся. Я буду осторожен.

– Я не боюсь.

Но он знал, что это не так. Он чувствовал, как Фредерика напряжена, как нервничает. Коннор склонился к жене и вновь принялся осыпать ее поцелуями и поглаживать, пока девушка не расслабилась. Тогда он вновь приподнялся, раздвинул ей ноги. Чуть подался вперед – и вновь замер, уже у заветной цели.

– Радость моя, – проговорил Коннор, дыша так тяжело, что слова удавалось разобрать лишь с трудом, – я не хочу причинять тебе боль. Такое бывает… но лишь мгновение.

И он подался вперед. Фредерика задохнулась от неожиданности.

– Мне перестать?

– Нет! – воскликнула она, вцепившись ему в плечи. – Нет, не останавливайся! Пожалуйста! Я хочу почувствовать все… все как есть!

Коннор задвигался – поначалу медленно, стараясь быть как можно нежнее, И к своему изумлению, почувствовал, как пробудилось к жизни ее тело. Очень скоро Фредерика подстроилась под его ритм. Глаза ее закрылись словно сами собою, дыхание участилось. Он вошел глубже, более резко и быстро.

– О, Фредди…

Голос его понизился до хриплого шепота. А все равно слова не шли с языка. Разве опишешь словами то, что он чувствовал в тот миг! Близость с Фредерикой сводила его с ума. Волнующее ощущение, когда ты с женщиной составляешь единое целое, владеешь ею, подчиняешь ее себе и в то же время целиком и полностью от нее зависишь, как его объяснить?

– Кон, я чувствую… Раньше никогда… – простонала она.

– Фредди, ты так напряжена… Не знаю, следует ли мне…

– Пожалуйста, Кон, – взмолилась она. – Еще! Сейчас!

Он задвигался резче, и мгновение спустя она резко вдохнула. Все его существо содрогнулось в неизъяснимом восторге, а в следующий миг Коннор понял, что и Фредерика чувствует то же самое: она крепко-накрепко вцепилась в него, не то плача не то смеясь, изгибаясь всем телом…

Когда утихли отголоски страсти, Коннор перекатился на бок и притянул жену к себе. Фредерика прижалась к нему, тяжело дыша. Но благодаря нежному поглаживанию его ладоней вскоре успокоилась, притихла… Коннор думал о том, что, наверное, полагается что-то сказать, но отчего-то не смел нарушить торжественную тишину.

Сейчас он и вообразить не мог, что некогда счел Фредерику невзрачной дурнушкой. Волосы ее в полумраке отливали расплавленным золотом, в зеленых глазах вспыхивали и гасли золотые искорки. Более изящного, нежного, покорного тела он в жизни своей не касался, эти плавные изгибы созданы были для него.

Они уснули, не разжимая объятий. Напоследок в сознании Коннора промелькнула смутная мысль: раньше после ночи любви с очередной красоткой ему хотелось вскочить и бежать куда подальше. Сейчас же его переполняло безмятежное блаженство, казалось, он готов провести здесь, рядом с Фредди, целую вечность, и ни минутой меньше.

Фредерика открыла глаза. Сквозь занавески пробивалось яркое утреннее солнце. Она лежала на спине, а на груди ее покоилась мускулистая рука Коннора.

«Ты станешь иной, и я не знаю, готова ли ты к этому…»

Молодая женщина осторожно откинула покрывало и, в последний раз оглянувшись на спящего мужа, отправилась в ванную. Минут пять стояла она, прислонившись к стене, под прохладными потоками воды, стараясь совладать с удивительным, пугающим ощущением того, что Коннор прав.

И еще она любит Кона.

Нет, невозможно! Откуда ей знать, что такое любовь? Желание – с ним все понятно. За последние два месяца она изучила желание во всех подробностях, чтобы распознать его в любой ситуации. Но любовь? Какая она?

Любовь – это когда хочется всю жизнь провести в его объятиях. И каждую ночь оказываться в его постели. Любовь – это когда вдали от него ни минуты не можешь прожить.

Фредерика закрыла воду, отдернула занавеску… На пороге стоял Коннор, полностью обнаженный.

– Доброе утро, – улыбнулся он.

И не успела молодая женщина глазом моргнуть, как он уже шагнул к ней, открыл воду, заключил жену в объятия… Вновь его руки и губы дарили ей неизъяснимое наслаждение. И очень скоро все сомнения Фредерики развеялись, точно их и не было.

Глупая маленькая дурочка. Да я бы в любого влюбилась по уши после первой совместно проведенной ночи, внушала себе Фредерика. И была уверена, что по истечении означенного в договоре срока с легкостью выбросит Коннора из головы.

Но сердцу не прикажешь. Фредерика научилась видеть за маской донжуана и циника истинное лицо мужа, научилась читать в его сердце, хотел он того или нет.

И безоглядно его полюбила.

Глава 11

Фредерике очень повезло, что вслед за пятницей следует суббота, то есть выходной. После бурной ночи ее пошатывало, голова кружилась, и за завтраком, поднимая глаза на мужа, она всякий раз заливалась жарким румянцем. Вдруг в безжалостном свете дня Коннор посмотрит на нее иначе, сочтет бесстыдной сексуальной маньячкой. Боже, что она ему позволяла, чем они занимались!.. Вспоминая о своем самозабвенном отклике на его ласки, Фредерика со стыда готова была провалиться сквозь землю. Но Коннор улыбался ей широкой, ослепительной улыбкой, словно уверяя: все в порядке, то, что произошло между нами ночью, мне очень даже по душе, и я готов повторить, стоит тебе сказать лишь слово.

После завтрака молодые люди отправились к озеру неподалеку. Коннор вздумал поучить жену удить рыбу, без чего Фредерика вполне могла бы и обойтись. Нет, держать удочку не так уж и трудно и за красно-белым поплавком наблюдать забавно, но насаживать червя на крючок и снимать рыбу с крючка она предоставляла мужу. Кроме того, занятие это оказалось абсолютно бессмысленным: молодая женщина до слез жалела каждую пойманную рыбешку и заставляла Коннора отпускать пленницу обратно в воду.

Зато, когда рыба не клевала, они с Коном сидели бок о бок на берегу и разговаривали обо всем на свете. Так что и в рыбалке обнаружились привлекательные стороны. Фредерика наслаждалась каждым мгновением, гоня мысли о том, что вместе им быть уже недолго.

По мере того как день клонился к вечеру, Коннор становился все задумчивее, а после ужина он то и дело внезапно привлекал жену к себе и молча глядел на огонь в камине. Когда же пришло время ложиться спать, он, опять-таки не говоря ни слова, заключил ее в объятия и предался с нею любви так нежно и в то же время так пылко, что у Фредерики просто дух захватило.

После этого они долго лежали в темноте, не размыкая рук. Голова Фредди покоилась на плече мужа.

– Послушай, – тихо сказала она. – Ты ведь уже скоро продашь «Эмайн Маху».

Коннор вздохнул. Меньше всего ему хотелось сейчас обсуждать эту тему.

– Да, наверное.

– И лошадей тоже?

– И лошадей.

– А можно, я выкуплю у тебя Яблочко?

– Что?

– Я тут думала, может, удастся подыскать конюшню поблизости от колледжа и договориться насчет содержания там лошади. Мне будет страшно не хватать верховой езды, а Яблочко просто чудо!

– Фредди, если тебе нужна эта кобыла, считай, что она твоя. С седлом, уздечкой, попоной… словом, со всем, что тебе нужно. И прицеп для перевозки забирай заодно.

– Спасибо тебе огромное! – возликовала молодая женщина.

Фредерика радовалась так, словно ей оказали Бог весть какую милость, а ведь это сущие пустяки после всего того, что они вместе пережили. Да, есть еще пятнадцать тысяч фунтов… Но это всего-навсего деньги. Безликая груда банкнот. Коннор заранее представлял, как будет вручать чек, и чувствовал себя хуже некуда.

– А чем ты займешься, вернувшись в Дублин? – поинтересовалась Фредерика. – Вложишь деньги в недвижимость?

– Возможно. Мне тут приятель звонил, предлагал одно дельце. Старый жилой комплекс в центре, продается за гроши, а ведь его можно отреставрировать так, что пальчики оближешь. Тут горы денег огребешь, точно говорю.

– Ты здорово умеешь деньги зарабатывать.

– Без ложной скромности скажу: что-что, а это я и впрямь умею.

– Знаешь, ты столько раз говорил, что пора бы мне посмотреть на себя иначе, понять, что я способна на большее… – Молодая женщина приподнялась, опираясь на локоть, и посмотрела в глаза мужу. – А как насчет тебя самого? Когда ты наберешься храбрости посмотреть на себя самого и понять: ты достоин куда большего, нежели получаешь от жизни сейчас?

– Так я же именно так и поступил. Я потерял все, но не по своей вине, нет. И неудачником себя отнюдь не считаю. Как только у меня в руках окажется достаточно денег, я…

– Деньги? Думаешь, я про деньги? Кон, ты сам себя принижаешь. Жизнь – это не только фунты и пенсы.

– Возможно, но с деньгами жить куда легче. Поверь мне, Фредди. Если у тебя денег куры не клюют, никто к тебе не подступится…

– А может, пора бы и позволить к себе подступиться?

Коннору вдруг показалось, что Фредерика читает в его душе, и слегка испугался. Поэтому лукаво усмехнулся и попытался отшутиться:

– Вот и я говорю: давно пора, детка. Давай подступайся… Я только «за».

– Прекрати, Кон! – одернула его Фредерика, садясь в постели.

– Да что такое? – удивился он. – Я тебя чем-то обидел?

– Всякий раз, когда я заговариваю о чем-то, что ты не хочешь обсуждать, ты уворачиваешься, уходишь от ответа.

– Вовсе нет! – вознегодовал Коннор.

– Тогда расскажи-ка мне про своего дедушку. Отчего ты за двенадцать лет навестил его только четыре раза?

– Кто тебе сказал? – изумился он.

– Кэтлин, конечно.

– Вот уж не удивляюсь, – хмыкнул Коннор, переворачиваясь на другой бок.

– Отвечай на вопрос.

Он уже собрался было сообщить жене, что не ее это дело… Но внезапно сердце его гулко забилось в груди, а в горле пересохло, точно он пригоршню песку проглотил. Коннор откашлялся…

– Не знаю, – нехотя признался он.

– Ты разве его не любил?

– Любил, конечно.

– Тогда почему не приезжал чаще?

– Я же сказал: не знаю! – с досадой повторил Коннор. Фредди конечно же решит, что он опять запирается, но проблема в том, что он и в самом деле не знает!

– Кэтлин называет тебя неблагодарным.

– Ты больше ее слушай!

– А мне кажется, ты просто боялся…

– Боялся? Старуху Кэтлин Рахилли? Да что мне до нее: брань на воротах не виснет!

– Ты отлично понимаешь: я не про Кэтлин.

Внезапно Коннору сделалось жарко, хотя температура в спальне не превышала восемнадцати градусов.

– Ты что думаешь? – хрипло рассмеялся он. – По-твоему, я боялся собственного деда?

– Да. В некотором смысле – да.

– Что за чушь!

Фредерика накрыла его руку своей.

– После того как родители тебя бросили, ты, как мне кажется, испугался, что никто и никогда тебя не полюбит. Ты просто не верил, что кто-то будет рядом с тобой и завтра точно так же, как сегодня. Так что, вне зависимости от того, как часто дедушка доказывал тебе свою любовь, ты все ждал, когда же тебя предадут в очередной раз.

Коннор отрешенно глядел в потолок. Сердце его ухало в груди, как паровой молот. Сейчас он чувствовал то же, что и много лет назад, когда соседи сообщили ему, что отец арестован и он, Коннор О'Салливан, остался на свете один-одинешенек. Тут нежданно-негаданно и объявился дедушка, Патрик Рахилли, и в его доме мальчик узнал больше любви и заботы, нежели за всю свою жизнь. Но горький опыт подсказывал: чудес в жизни не бывает, а если вдруг и случаются, то долго не длятся.

– Так что ты просто-напросто боялся вернуться на ферму, – подвела итог Фредерика. – Боялся, что в один прекрасный день приедешь и окажется, что никому-то ты не нужен. Боялся, что дед тебя бросит, как и все остальные.

– Мой дед никогда бы меня не бросил.

– Умом ты это понимал, но всегда ли мы слушаемся рассудка? И, как ни крути, однажды дед тебя и впрямь бросил. Он умер. Дедушка ни в чем перед тобой не виноват, разумеется, однако факт остается фактом: он ушел в лучший из миров и оставил тебя одного.

Кона внезапно подхватил и закружил водоворот воспоминаний. Дед в кухне, накладывает ему в тарелку картошки с мясом, разговаривает с ним как с равным, делает вид, что очередное замечание в школе – это сущие пустяки, все равно что прошлогодний снег. А потом – много лет спустя – этот ужасный день, когда Кэтлин позвонила ему и сообщила, что с Патриком случился удар. Коннор гнал машину по шоссе на скорости девяносто миль в час, надеясь успеть в больницу, успеть вовремя… но в живых деда уже не застал. А у входа столкнулся с Кэтлин Рахилли, и та поглядела на него осуждающе, словно в происшедшем был виноват не кто иной, как он.

Потом были похороны, потом – оглашение завещания. Коннор так и не понял, зачем это деду понадобились такие сложности, и потому держался настолько вызывающе, что не раз и не два, когда обговаривал формальности с Кэтлин, дело доходило едва ли не до драки.

Последовательность событий Коннор помнил отлично. А вот собственные переживания постарался забыть. Это кошмарное, выворачивающее наизнанку ощущение одиночества, беспомощность подростка перед лицом враждебного мира… Каким-то образом ему удалось вытеснить это из сознания, но теперь былые чувства нахлынули с удвоенной силой, изводя и терзая…

– Когда мать сбежала, мне было всего семь, – поведал он Фредерике каким-то чужим голосом. – Однажды я прихожу домой из школы, а там никого. Я забился в угол и плакал, пока отец не вернулся. Он обыскал спальню, понял, что мать ушла насовсем, подошел ко мне и велел заткнуться, дескать, мы и вдвоем отлично проживем, без нее лучше… А потом достал из тайника бутылку контрабандного виски, напился и повалился пьяным под стол. Больше я мою мать не видел.

Коннор посмотрел на жену: в ее зеленых глазах стояли слезы. Вот только этого ему не хватало! Ни в каком сочувствии он не нуждается. Ему нужно… нужно…

Черт подери, он и сам не знает, что ему нужно. Коннор притянул Фредерику к себе. Вопреки всякой логике ему казалось, будто, если он обнимет молодую женщину, боль непременно стихнет. Фредерика положила ладони ему на грудь и ласково поглаживала круговыми движениями больших пальцев.

– Мой дед… – прошептан Коннор. – Я так ему и не сказал, что люблю его.

– Ничего, – утешила Фредерика. – Сдается мне, он об этом отлично знал.

Коннор приподнялся на локте и залюбовался женой, мысленно хватаясь за тонкую соломинку надежды: а вдруг она права? Он запустил пальцы в ее густые волосы, привлек ближе – и поцеловал долгим, трепетным поцелуем.

Тело его мгновенно пробудилось в жизни. Коннор поверить не мог, что, едва закончив любовную игру, он готов начать все сначала. И, уже уступая напору страсти, подумал о том, какая она теплая, какая нежная и соблазнительная… и как он от нее зависит. Где-то в глубинах подсознания зажегся огонек, слабый свет, манящий его в колдовские пределы, где прежде он не бывал.

Скажи ей. Скажи, что любишь ее…

Слова эти пронеслись в его голове, так и не задержавшись, не сложившись в единый узор. Коннор уже давно слышал их. Эти слова порождали каждый взгляд украдкой, каждая многозначительная пауза, каждый удовлетворенный вздох в ночи, но он всякий раз заглушал их, вытеснял куда-то на периферию сознания.

Коннор постоянно внушал себе, что его отношения с Фредерикой ограничиваются сексом и не продлятся дольше, чем с любой другой женщиной из числа его бессчетных подружек. Но позже, когда они лежали обнявшись в темноте, утомленные и счастливые, уже погружаясь в дрему, Коннор вновь услышал знакомые слова: «Скажи ей, что ты ее любишь».

Нет. Это просто иллюзия. Сон. Ему приснилась вечная любовь – так умирающему от жажды путнику снится ручей. Он грезит о воде, видит вдалеке манящий мираж, ползет к нему, исполненный надежд, и, из последних сил добравшись до места, убеждается, что прекрасное видение исчезло без следа. А Коннор знал, что скорее умрет от жажды, нежели позволит себе увлечься миражами – и потом обреченно смотреть, как между пальцев утекает песок.

Фредерике не спалось. Уже слыша рядом ровное, размеренное дыхание спящего мужа, молодая женщина в сотый раз прокручивала в голове события последних двух дней, и по щекам ее струились слезы. Она открыла Коннору глаза на некие неприятные истины, и, кажется, он тому не обрадовался.

Не слишком ли она переусердствовала? Но ведь невооруженным глазом видно, как Кон мучается, как хочет поговорить по душам хоть с кем-нибудь… Ну вот, они поговорили… И вышло только хуже. Наверное, это эгоистично с ее стороны – приставать к мужу с расспросами. Но ведь им осталось прожить вместе так недолго, у нее каждая минута на вес золота…

Фредерика недаром заговорила про Яблочко. Ей действительно не хотелось расставаться с полюбившейся красавицей кобылой, но еще она окольным путем постаралась выяснить, по-прежнему ли Коннор намерен продать ферму.

Увы, после прошлой ночи планы его нисколько не изменились. Да и с чего бы им меняться? Коннор О'Салливан с самого начала ясно дал ей понять, что через шесть месяцев они разойдутся в разные стороны. Она даже соглашение заключила, где об этом написано черным по белому. Так чего же теперь горевать и плакать?

Потому что я его люблю, вздохнула Фредерика. Ну и что с того? Надо выбросить эту мысль из головы. Да, она влюблена в мужа по уши, но для Коннора она лишь орудие для достижения собственных целей, не более. Так, случайная остановка по пути… И скоро он устремится дальше – с деньгами на счету и с новыми, далеко идущими планами. Молодая женщина с трудом сдержала всхлип. А чего она ждала? Что Коннор О'Салливан влюбится в нее до безумия и захочет остаться с ней навсегда?

За окном уже посветлело, а сон все не приходил. Не в силах долее сдерживать слезы, Фредерика встала с постели – тихонько, чтобы не разбудить мужа, – ушла в ванную и долго плакала там навзрыд. А выплакавшись, поняла, что уже не сможет держаться с Коном как ни в чем не бывало, не сможет за завтраком посмотреть ему в глаза, непринужденно улыбнуться и спросить, не положить ли ему, скажем, еще яичницы. Ей нужно время… время успокоиться, разобраться в себе и в собственных чувствах, время примириться с судьбой.

Фредерика наскоро оделась, прокралась к выходу, села в машину, включила зажигание и на полной скорости рванула с места. Бидди – единственная настоящая подруга, что есть у нее в жизни. Бидди все поймет, даже если заявиться к ней ни свет ни заря, броситься на грудь и долго, взахлеб рыдать, сетуя на свою горькую участь.

Коннор слышал сквозь сон гул мотора, но не придал этому значения. Может, неугомонную Кэтлин спозаранку понесло в конюшни. А может, кто-то ошибся адресом. В дверь не позвонили – вот и ладно.

Проснувшись спустя часа два, Коннор, к своему изумлению, обнаружил, что жены рядом нет. Он встал и направился в коридор.

Дом опустел. Мертвую тишину нарушало только мерное тиканье часов. Коннор заглянул в ванную – никого. И в кухне – ни души. На столе одиноко белела записка. «Я у Бидди», – гласила она.

Коннор рассеянно смял записку в кулаке и отшвырнул в угол. Он не особенно встревожился, просто изрядно удивился, и только. Может, у них в клубе «Эрин» возрождается очередная Добрая Старая Традиция. Например, Жены и Матери графства Слайго вместе встречают рассвет, распевая древние гимны плодородия… Или дурацкие пирожки нужно отвезти на распродажу с утра пораньше. А вчера, в упоении после первой брачной ночи, Фредерика забыла упомянуть о своих планах.

Без нее дом казался унылым и безликим. Коннор рухнул на табурет и посидел минуты три, тупо глядя в пространство. Часы все тикали. До чего это звук действует на нервы! Он вскочил, снял часы со стены, выдрал батарейку, швырнул ее в мусорное ведро. Вернулся к столу и вновь уселся, подперев голову руками. Теперь на него невыносимо давила тишина. Зря он отключил часы, право слово! Безмолвие куда хуже.

Она меня любит…

Любовь. Самое бессмысленное слово на свете. В конце концов, их свела вместе финансовая сделка, не более. Фредерика обойдется ему в пятнадцать тысяч фунтов. А любовь – это мираж. Утекающий между пальцев песок.

Коннор оглянулся по сторонам. Еще недавно в кухне царили тепло и смех. Куда все делось? Он попытался вспомнить, каково это – целовать Фредди, слышать ее голос, ощущать близость ее тела… и чуть с ума не сошел от одиночества. Ну, куда ее понесло в такую рань?

За окном вновь послышался шум мотора. Наконец-то! Коннор бросился к двери как был, в халате и в тапочках. И оторопел – на пороге возвышалась старуха Кэтлин, и лицо ее, как обычно, напоминало каменную маску.

– Где твоя жена? – сурово осведомилась она.

Коннор пожал плечами.

– К подруге поехала.

Кэтлин угрожающе шагнула вперед.

– Что ты с ней сделал?

Он вызывающе подбоченился.

– Что я с ней сделал? Уж наверное, избил до полусмерти! Или заставлял носки стирать с утра до вечера! Что это вы имеете в виду, мисс Кэти, в конце-то концов? Говорю же: Фредди у подруги. Что здесь странного?

О'Салливан отвернулся и несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Да, трудно держать себя в руках, когда настырная старуха так и норовит сунуть нос в твою личную жизнь.

– Я видела, как Фредди уезжала – гнала машину на полной скорости, не разбирая дороги. Она так никогда не ездит. И с какой бы стати ей в шесть утра понадобилась подруга? Ты чего-то недоговариваешь…

– А если и так, не ваше это дело, мисс Кэти.

– Еще какое мое, – заверила старуха. – Я-то знаю, как ты обходишься с бедной девочкой и почему. Она так молода, так наивна…

– Она отлично знала, на что идет.

– О да. Держу пари, ты с ней и договор подписал, Купил себе жену за пятнадцать тысяч. Отлично придумано.

– По крайней мере, я Фредди никогда не лгал, – вызывающе заявил Коннор.

– На словах-то – нет. Да только видела я вас вдвоем на конюшне…

– Мисс Кэти, замолчите!

– Меня не проведешь. Любому ясно, что между вами что-то происходит. Вольно ж тебе притворяться, будто это не так.

– Но между мной и Фредди в самом деле ничего нет! Только финансовые обязательства!

– Господи милосердный! – взорвалась Кэтлин. – Большинство мужчин всю свою жизнь ждут, чтобы женщина поглядела на них так, как девочка на тебя смотрит! Ты что, вообще ничего не замечаешь?