Текст книги "Строптивая невеста"

Автор книги: Вивьен Найджелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Ерунда, – в сердцах выпалил Гарри.

И сразу же пожалел о своей несдержанности. Она крепче сжала его руку. Как это понимать? Она поощряет продолжение конфликта? Или сердится из-за того, что их отношения оказываются под угрозой? А он сам чего хочет?

Насколько вопрос смены фамилии принципиален для него? Ага, все ясно, она нашла прекрасный повод порвать отношения и теперь претворяет в жизнь их договоренность. Но нужно ли это ему? Честно говоря, ему безразлично, какую фамилию будет носить Лиз после свадьбы, хоть Франкенштейн. По их договоренности ему следовало бы встать в позу и всеми силами поддерживать огонь с таким трудом разгоревшегося конфликта. Почему же он ищет оправдания? Да потому что боится, что их отношения прервутся из-за какой-то ерунды.

Лиз заносчиво вздернула подбородок кверху:

– Для тебя это принципиально важно? Заставить независимую женщину стать всего лишь придатком мужа?

– Нет, – заверил Гарри, получив ощутимый толчок локтем по ребрам и туг же поправился. – Не придатком, конечно. Но у мужа и жены должна быть одна фамилия.

– Ты просто шовинист!

Как будто он сам не знает! А как в газетах его пропесочат! Но не поэтому он тянул время, лихорадочно ища выход из конфликта, хотя должен бы поддерживать его. Он не хочет, чтобы его невеста сбежала из-под венца!

– Я с гордостью ношу имя моего мужа, – выпрямилась во весь свой крошечный рост старая Марго. – Думаю, любой мужчина ждет этого от своей жены, и Гарри тоже. Это только естественно.

– Как раз неестественно, – возразила Лиз. – Я всю жизнь была Элизабет Уилкинсон. Совсем не естественно забыть, кем я была, и превратиться в кого-то другого. К тому же я – единственная дочь своего отца, и мой долг – носить его фамилию.

– Но ты вовсе не отказываешься от своей личности, – убеждала ее Розмари. – А если бы твой отец так заботился о продолжении рода, он бы вновь женился и имел сыновей. Гарри, скажите, что вы сами об этом думаете?

– Не знаю, – покачал головой Гарри.

– Подумай. – Лиз решила, что она со своей стороны сделала достаточно. – Сможешь ли ты жить с женщиной, у которой другая фамилия?

Сможет ли он жить без этой женщины – вот в чем вопрос.

– Не знаю, – повторил он. – Мне это не нравится.

Ему не нравится, что она выставляет его каким-то феодалом. Ему не нравится, что у него стучит в висках и его бросает то в жар, то в холод. Вдруг у него грипп? Хорошо бы! Но пора ставить точку.

– Женщина должна взять фамилию мужа. Я знаю, что моя жена должна быть миссис Батлер, а не женщина с другим именем, которую и в телефонной книге надо искать на другую букву.

– Представляешь, как неудобно будет вашим друзьям и знакомым, если они захотят прислать вам приглашение или поздравить с Рождеством! Что им прикажешь писать на конверте? – беспокоилась Розмари.

– Правильно, – поддержала Розмари старая Марго. – Это как-то не по-людски, деточка.

Но Лиз заупрямилась.

– Я приняла решение, и ничто его не изменит.

– Я тоже принял решение, – напомнил Гарри. – Я хочу, чтобы у нас была семья. Семья – это не два человека, у каждого из которых своя жизнь. Если ты думаешь иначе, лучше не вступать в брак.

– Соединиться в семью – это не значит утратить индивидуальность, – парировала Лиз.

Вот теперь пора, думал Гарри. Признай, что вы оба не готовы к браку, и все закончится. Но слова не шли у него с языка.

– Будет лучше, если вы обсудите этот вопрос наедине, – предложил священник.

– Прекрасно, – сухо кивнула Лиз.

Гарри обвел взглядом обеспокоенных гостей.

– Не могли бы вы дать нам возможность поговорить наедине?

Гости поспешно распрощались. Только Розмари и старая Марго задержались. Розмари не придумала ничего лучше, как предложить Лиз пригласить психотерапевта. Лиз наотрез отказалась.

– Прав был Гарри, когда говорил, что с тобой невозможно договориться. Ты действительно не признаешь компромиссов. Должно быть только по-твоему или никак. Для семейной жизни это тупик.

– Кому знать, как не тебе, – поддела ее Лиз.

Розмари обиженно поджала губы и удалилась.

– Я не сомневаюсь, что вы сообща найдете выход, – дрожащим от тревоги голосом сказала Марго.

Она повернулась и пошла прочь устало, еле передвигая ноги.

– Получилось превосходно, – радостно блестя глазами, заявила Лиз. – Просто прекрасно. Теперь скажем всем, что не смогли прийти к общему мнению, поэтому решили отказаться от свадьбы.

– Как-то глупо это выглядит.

– Ну и что? Кого это волнует?

– Мою бабушку. Твою мать. Меня, наконец.

Она пожала плечами.

– Я имела в виду, что безразлично, по какой причине мы расстанемся.

– Нет, не безразлично. Им не безразлично, и мне тоже.

– Зачем ты все усложняешь?

Гарри тоже пожал плечами.

– Ну хорошо. Как мы скажем, кто отменил свадьбу – ты?

– О нет, ни в коем случае! Скажем, что ты.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, я не могу. Как я объясню бабушке? Придется тебе.

– Но я тоже не могу!

Безумная надежда загорелась в его глазах. Возможно ли это? Неужели она тоже не хочет губить их отношения?

– Мама никогда не поймет меня, если я тебя брошу. Ты же самый богатый холостяк в штате.

– А если я тебя брошу, это разобьет моей бабушке сердце.

И мне тоже, подумал он про себя.

– Знаешь, Гарри, мне кажется, что ты просто не хочешь…

Она замолчала, прислушиваясь. Он тоже услышал звук приближающихся торопливых шагов. Хорошо, что она отвлеклась: иначе ему пришлось бы объяснять то, что он и сам до конца не понимает.

В проходе появилась Мария, секретарша Лиз, запыхавшаяся и встревоженная.

– Простите, доктор Уилкинсон, что беспокою вас в такой день. Звонили из приюта, и я сразу же поехала к вам. Случилось несчастье. Вам лучше поехать туда.

Лиз, которая всегда считала, что правду, пусть и горькую, лучше узнавать сразу, теперь боялась спросить, что случилось. Она просто схватила сумку и стремительно рванулась к выходу. Гарри догнал ее и зашагал рядом. Следом спешила Мария.

11

Через полчаса они уже въезжали на парковку возле приюта. Всю дорогу у Лиз в горле стоял комок. Теперь же, когда ее ослепили фары пожарной машины и кареты скорой помощи, она почувствовала настоящий ужас. Испуганные дети сбились в стайки и жались друг к другу, воспитатели тщетно старались их успокоить. Лиз искала глазами мистера Моррисона. А вот и он, седые волосы растрепаны, пиджак нараспашку, спешит ей навстречу.

– Что случилось? Что-то с Джонни, да?

– Не волнуйтесь. Надеюсь, все обошлось. У Джонни сейчас доктор.

– Он ранен? Несчастный случай?

– Он сорвался с ограды. Пытался сбежать из приюта… На первый взгляд, серьезных повреждений нет. Но лучше его обследовать.

– С ограды? – переспросил Гарри. – Но это же добрых три метра!

– Можно мне с ним поговорить? – попросила Лиз.

– Обязательно. Поэтому я вас и вызвал. Совершенно непонятно, чем вызван такой отчаянный поступок.

– Разве вы забыли? Сегодня он должен был встретиться с супружеской парой, которая хочет усыновить ребенка.

Она сказала это для Гарри, ведь мистер Моррисон, естественно, знал о свидании.

– Они виделись. Им понравился Джонни. И эти люди захотели познакомиться с ним поближе.

Вот это новость. Лиз очень удивилась. Для себя она решила, что супружеская пара, очевидно, отвергла Джонни, что и спровоцировало отчаянный шаг.

– Поэтому, – продолжал мистер Моррисон, – мне совершенно непонятно, почему он пытался убежать. Мне казалось, что он мечтает о собственной семье. Здесь ему было плохо, это ясно. Но после сегодняшней истории эта пара, вероятно, откажется от него. Люди, которые решились на усыновление, избегают проблемных детей.

– Джонни – не проблемный ребенок, – с негодованием возразила Лиз. – Это маленький мальчик, попавший в беду. И ему нужно помочь.

– Мне кажется, – мягко вмешался Гарри, – дело не в том, что ему нужна семья. Точнее, ему не нужна какая угодно семья. Ему нужна его собственная семья. Он не хочет, чтобы его кто-то выбирал, он хочет сам выбрать. Понимаете?

– Весьма возможно, – кивнула Лиз, задумчиво накручивая на палец прядь волос. – Но лучше всего спросить у Джонни.

– Согласен. Пойдем скорее.

Гарри решительно взял ее за руку, и Лиз сразу же почувствовала себя увереннее. Рука в руке они отправились в игровую комнату.

Телевизор, который обычно был целый день включен, на этот раз безмолвствовал. Забытые игрушки валялись на ковре.

У Лиз в сознании беспорядочно мелькали мысли одна ужаснее другой. Джонни мог разбиться насмерть. Он мог сломать позвоночник и остаться на всю жизнь калекой. Он мог… Но сейчас главное – помочь Джонни разобраться с его страхами.

Джонни сидел за детским столиком, такой маленький и одинокий, что у Лиз защемило сердце. Худенькие ручки он сложил на животе, бледное личико осунулось, рот был плотно сжат. Никаких следов слез. Доктор как раз упаковывал портативный аппарат для измерения давления.

– Нет ничего серьезного, – успокоил он Гарри и Лиз. – Джонни, пока. В следующий раз будь осторожнее, ладно?

Доктор откланялся. Гарри с улыбкой подошел к мальчику.

– Здорово, ковбой!

Джонни молча взглянул на него снизу вверх.

– Можно, я присяду тут рядом? – попросил Гарри.

Малыш пожал плечами.

Лиз подошла поближе и заметила у Джонни на скуле наливающийся синевой кровоподтек.

– Ну и синяк! Болит? – сочувственно спросила Лиз.

Ребенок едва заметно кивнул.

– Хочешь, приложим лед?

Джонни отрицательно покачал головой.

Лиз присела рядом на детский стульчик, наклонившись к Джонни.

– А ты, парень, крепкий орешек! – с уважением сказал Гарри и похлопал малыша по спине.

Джонни с минуту молча смотрел на Гарри.

– Ты почему приехал?

Лиз удивилась вопросу. Враждебности в тоне мальчика не было, лишь удивление. Лиз тоже с волнением ждала ответа.

– Я страшно испугался за тебя, вот почему. Мы все за тебя испугались.

– Почему? – требовательно переспросил мальчик.

– Мы тебя любим, Джонни, – сказала Лиз.

Джонни молчал, но кулачки его оставались плотно сжатыми.

– Скажи, Джонни, тебе было страшно там, наверху? – спросил Гарри. – Наверное, страшно было смотреть вниз с такой высоты.

– Да, ужасно страшно, – признался Джонни.

– Еще бы, – кивнул Гарри, поглядывая в окно на высокую ограду. – Я бы до смерти испугался.

– Ты ничего не боишься, – с неприкрытым восхищением сказал Джонни.

– Еще как боюсь, – заверил его Гарри.

– Чего?

– Ну, например, пчел. Эти жуткие жала!

– Ой, правда, – подтвердил Джонни.

– А я боюсь ходить к зубному врачу. У них эти страшные бормашины, – сообщила Лиз.

Джонни и Гарри понимающе переглянулись.

– И еще очень страшно, когда ты одинок, – тихо сказал Гарри.

В этих простых словах прозвучала такая неподдельная тоска, что Лиз пристально посмотрела на него: этот человек не переставал удивлять ее. Когда она, бывало, поглядывала на его фотографии в иллюстрированных журналах, стоя в очереди в кассу супермаркета, ей и в голову не приходило, что этот баловень судьбы может страдать от одиночества. Однако она сердцем чувствовала, что это не поза.

– А ты что, тоже боишься быть один? – Джонни недоверчиво смотрел на большого, сильного мужчину.

– Ага. В детстве я ужасно не любил, когда меня оставляли одного.

– А тебя разве оставляли одного?

– Не так, как тебя. Но все равно оставляли.

– Как это? – Джонни подался вперед.

– Папа с мамой часто уезжали.

– В отпуск, что ли?

– То по делам, то в отпуск, – с горечью подтвердил Гарри.

– Да-а, – недоверчиво протянул Джонни, – но ведь на твой день рожденья и на Рождество они были с тобой!

– Не так уж часто, – покачал головой Гарри. – А когда они были дома, я всегда чувствовал, что им это в тягость.

Лиз боялась шевельнуться. А она-то всегда думала, что Гарри родился, как говорят, в рубашке. Что у него не было в детстве никаких забот. Но теперь она живо представила себе, как он сидит на подоконнике в огромном доме своего деда и безнадежно ждет папу и маму. А когда они приезжают, бедный ребенок чувствует себя обузой.

– Моим родителям тоже было на меня наплевать, – мрачно сказал Джонни. – Папаша ушел от матери еще до моего рождения. А мать спихнула меня сюда.

– Знаешь, это ведь не значит, что она тебя не любила. Просто она не могла о тебе заботиться, – тихо сказал Гарри.

– Не-а. Она всегда говорила, что от меня одни неприятности.

– Тогда она просто дура! – выпалил Гарри.

Джонни с недоумением посмотрел на него: горячность Гарри удивила и Лиз. Она не ожидала, что он принимает беды Джонни настолько близко к сердцу. Потом мальчик пожал плечами.

В комнате повисло молчание. Наконец Лиз нарушила его:

– Джонни, та семейная пара, с которой ты виделся, они ведь хотят тебя взять.

– Нет, – решительно покачал головой мальчик. – Они хотели своих детей, но у них не получалось. Поэтому они решили взять ребенка в приюте. Они не меня хотели, они хотели ребенка взамен своего, понимаете?

Лиз еще раз удивилась невероятной восприимчивости детей. Они тонко чувствуют то, что взрослые иногда совсем не понимают. Как больно за этого малыша, которому так отчаянно нужна любовь. Больше всего на свете Лиз хотела бы дать ему семью. Но у нее самой нет семьи…

Ее словно ударило током. Истина предстала перед ней во всей простоте. Вот чего ей всегда хотелось на самом деле – нормальной, крепкой, надежной семьи, где есть любовь и где все заботятся друг о друге. Только это желание она всегда подавляла в себе, убеждала себя в том, что никто ей не нужен.

Может быть, поэтому ее так тянет к Гарри. Он – надежный, прочно стоит обеими ногами на земле. Он знает, что такое крепкая семья, и на своей шкуре испытал, как страшна в семье отчужденность. Он способен любить нежно и беззаветно. Он верный и добрый. Если и существуют сказочные принцы, то наверняка они носят ковбойские шляпы.

Естественно, что она противилась разрыву. Подсознательно она хотела, чтобы свадьба состоялась. Только она не была уверена, сможет ли он полюбить ее. Именно поэтому и боялась признаться самой себе в своих чувствах.

Вопрос малыша заставил Гарри честно взглянуть на свои страхи. Чего он боится? На протяжении почти трех часов, что они разговаривали и играли с Джонни, пытаясь разобраться в причинах его бед, Гарри снова и снова возвращался мыслями к этому вопросу.

Страх одиночества. Даже хуже, чем страх одиночества: боязнь быть отвергнутым. Всю жизнь он использовал деньги и положение, чтобы поставить барьеры между собой и другими. Особенно женщинами. Он отвергал всех женщин, опасаясь, что они интересуются не им самим, а его деньгами. Бросал их прежде, чем они бросят его. Так было, пока он не встретил Лиз.

– Джонни, а хочешь завтра пойти к нам на свадьбу? – предложил Гарри, складывая фрагмент мозаики.

– Что, правда? А можно? – обрадовался малыш.

– Ты с ума сошел? – шепотом запротестовала Лиз. – Зачем ты это делаешь?

– Я делаю то, что считаю правильным, – твердо сказал Гарри.

Слишком долго он закрывал глаза на очевидное. Если он даст Лиз уйти, он потеряет самое лучшее, что было у него в жизни.

– Если вы не хотите, то я и не приду, – обиженно проговорил Джонни, вертя в руках кусочек мозаики.

– Джонни, – произнесла Лиз как можно спокойнее. – Я была бы счастлива пригласить тебя на свою свадьбу. Но…

– Ладно, я все понял.

Джонни шмыгнул носом.

– Ничего ты не понял. – Лиз шумно выдохнула; словно готовясь к прыжку в воду. – Гарри, объясни же ему.

– Что я должен объяснять?

Он знал, что рискует вызвать вспышку гнева, но ничего не мог поделать.

– Джонни, – с ледяным спокойствием сказала Лиз, – разреши, мы с Гарри пять минут поговорим наедине.

– Вы что, будете ругаться? – испуганно спросил мальчик.

– Ругаться? – переспросила Лиз, наградив Гарри убийственным взглядом. – Нет, конечно. Не волнуйся.

– Все нормально, парень. – Гарри похлопал малыша по спине.

Наверное, он зашел слишком далеко. Он не хотел настраивать Лиз против себя. Ведь он собирается сделать ей предложение! Вот только как? Он взглянул на часы.

– Ох, как поздно уже. Доктор Уилкинсон должна сегодня пораньше лечь, чтобы завтра быть красивой. Завтра у нее большой день, и ей нужно хорошенько отдохнуть.

– Гарри… – начала Лиз.

– Ты ведь выйдешь за меня замуж, да?

Нужно признать, получилось как-то неуклюже, но он ведь не подготовился. Он еще никогда в жизни не делал предложение. А теперь он должен сказать такой необыкновенной, такой желанной женщине как Лиз, что он хочет взять ее в жены. А вдруг она ответит «нет»?

– О чем ты говоришь?!

– Да о свадьбе! – вдруг вмешался Джонни. Малыш вообразил, что она не поняла вопрос! – Гарри просто хочет удостовериться, что вы придете. Вы ведь придете?

В ее глазах появился странный блеск. Взгляд Лиз проник ему в самую душу. Для нее это непростое решение. Он ведь знает, что она не собиралась ни с кем связывать свою жизнь.

Она всю себя отдает бедным больным детям, думал Гарри. А он что сделал в жизни? Скопил невероятные богатства. Но деньги – вовсе не смысл его жизни. Когда-нибудь самым главным его богатством станет семья. И он хочет, чтобы его половинкой стала именно Лиз, а не какая-то другая женщина. Он должен убедить Лиз, что любит ее. Ведь она-то умеет дарить любовь. Сколько любви и тепла дает она детям! Но в то же время она боится принять любовь. Лиз тоже страшится быть отвергнутой, как и Гарри. Но он мужчина, поэтому рискнуть должен именно он. Он положит свое сердце к ее ногам и будет надеяться, что она не растопчет его.

Джонни широко зевнул и потянулся.

– Джонни, ты устал. Сегодня был тяжелый день. Иди ложись в постель, чтобы завтра быть молодцом, – Гарри мягко подтолкнул Джонни к дверям. – А завтра я заеду за тобой часов в десять. Ты мне поможешь приготовиться, ладно?

– Гарри! – Лиз тихонько коснулась его руки. – Нам обязательно нужно об этом поговорить.

– Да о чем тут говорить! – улыбнулся Гарри, накрывая ладонью ее руку.

– Ну ладно, я пошел! – И Джонни соскользнул со стола.

– Пока, Джонни! Слушай, а ты не сбежишь до завтрашнего утра? – поддразнил мальчика Гарри.

– Нет.

– Обещаешь?

– Обещаю, – серьезно сказал Джонни. – Вы меня простите. Я не подумал, что вы из-за меня будете переживать. Я больше так не буду.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Лиз. – Помни, что мы всегда поможем тебе.

Когда мальчик вышел за дверь, Лиз обернулась к Гарри:

– Ну и как ты завтра будешь ему все это объяснять?

– Никак не буду. Мне не придется ничего объяснять.

Она скрестила руки на груди.

– Тогда объясни мне.

– Мне не придется ничего объяснять, потому что свадьба состоится. Если, конечно, ты согласна выйти за меня замуж.

12

Если бы у него на голове вдруг выросли цветы, Лиз и то удивилась бы меньше. Но это неожиданное предложение… Ведь это предложение, разве нет? И на этот раз настоящее. Или ей почудилось? Сердце совершило неожиданный скачок куда-то к горлу и затем ухнуло вниз.

– Я только что получила предложение руки и сердца? – Лиз смотрела на него очень пристально, пытаясь разглядеть признаки безумия. Нет, скорее, это она сама сошла с ума. – В смысле, настоящее предложение? Чтобы стать мужем и женой? В радости и горе, в здравии и болезни и все такое? Не для того, чтобы твоя бабушка была здорова? Не затем, чтобы моя мать перестала наконец искать мне женихов? А потому…

– Да. – Он отодвинул маленький стульчик, шагнул к ней и стиснул в ладонях ее руки. – Если хочешь, я встану на колени.

Она в замешательстве покачала головой. Зачем он это сделал? Они так не договаривались! Они договорились поссориться, разойтись и идти по жизни разными дорогами. Что случилось с этим стройным продуманным планом? Что случилось с ее сердцем?

Ответ простой. Это Гарри. Он изменил все: и правила, которые они сами придумали, и ее жизнь. И вот теперь она стоит перед ним, не зная, что делать: ей страшно сделать шаг навстречу, но еще страшнее отступить.

– Послушай, Лиз. Может, я неправильно это сказал. Может, это неподходящий момент. Но вряд ли свадебным этикетом предусмотрены правила, как делать предложение женщине, которая вот уже несколько недель – твоя невеста. А суть в том, что я тебя люблю.

Любовь… Знает ли он, что это такое? Известно ли ему, что любовь – это не прихоть, которую можно выбросить из головы, как только наиграешься?

– Ты меня любишь? – тусклым голосом повторила она.

– А ты… Ты могла бы полюбить меня?

– Я… Я не знаю…

Она почувствовала, что ее трясет, скрестила руки и обхватила себя за плечи, стараясь унять дрожь.

Почему она не может произнести ни слова? Почему в горле стоит комок, который не дает ей сказать те слова, которые уже давно созрели в ее душе? Может быть, она такая же, как ее мать? Все ждет кого-то получше? Но кто может быть лучше, добрее, красивее Гарри? Говори же, говори, приказала себе Лиз.

Уже поздно. Что-то погасло в его глазах, он сжал губы и отвернулся.

– По крайней мере, честно, – пробормотал он.

Она похолодела. Что же она натворила!

– Гарри, – начала она с дрожью в голосе.

– Ничего, – улыбнулся он. – Когда-то я считал, что признаваться в своих чувствах – признак слабости. А теперь нет. Теперь я знаю, что настоящая любовь ничего не ждет в ответ. Если даже ты меня не любишь, это ничего не меняет. Я все равно буду любить тебя.

– Просто это случилось слишком неожиданно. У меня в голове все смешалось.

– Я знаю. У меня тоже все перепуталось. Вернее, раньше так было. А теперь у меня в мыслях полная ясность. Но, может быть, тебе нужно время. Наверное, тебе необходимо все это осмыслить. Что ж, у тебя есть время. До завтра. Завтра я буду ждать тебя в часовне. У главного входа. Буду ждать, чтобы ты пришла на свадьбу. На нашу с тобой свадьбу.

Он посмотрел ей в глаза. Взгляд у него был прямой, требовательный, полный страсти. Потом он повернулся и вышел, оставив ее наедине со своими страхами и сомнениями.

– Ты еще не готова! – всплеснула руками Розмари, с порога окидывая критическим взглядом футболку и джинсы Лиз. Сама Розмари была одета, как всегда, безупречно. В одной руке она держала свое платье в чехле, а в другой – бутылку шампанского. Под мышкой у нее была зажата пухлая косметичка. – А я уже и маникюр сделала. Взгляни, какой цвет. Называется «розовое влечение».

– Что розовое – несомненно, – мрачно кивнула Лиз.

– И вот решила захватить шампанское. Твоя свадьба – повод для самого лучшего. Начнем поскорее.

Лиз закрыла за матерью дверь и уселась за обеденный стол. Медленно отхлебнула остывший кофе. На этом самом месте она просидела всю ночь. У нее не было сил ни двигаться, ни думать.

– Что-то случилось? – спросила Розмари, и на гладком лбу пролегли тревожные морщины.

– Можно и так сказать.

Розмари рухнула на стул рядом с Лиз.

– О боже праведный! Я надеюсь, ты не порвала с Гарри?

– Нет, не совсем. Он хочет жениться на мне.

– И в чем проблема? – удивленно округлила глаза Розмари.

Тяжело вздохнув, Лиз начала рассказывать. Когда-то, в далеком детстве, Лиз, бывало, признавалась матери в каком-нибудь озорстве. Так и теперь, словно маленькая девочка, она виновато рассказала про их с Гарри розыгрыш, и как ситуация вышла из-под контроля, и как в конце концов Гарри сам перечеркнул договор.

– Ох, ну это еще не самое страшное, – облегченно вздохнула Розмари. Главное, что вожделенный зять не сорвался с крючка! – Все будет хорошо.

– Откуда тебе это знать? – неуверенно спросила Лиз.

– Но ведь это ясно как божий день. Ты его любишь, и он тебя любит.

– Откуда тебе это знать? – упрямо повторила Лиз.

– Ты ведь сама всегда говоришь, что более опытного специалиста по проблемам брака, чем я, не найти. Я всегда чувствую, что хорошо, а что плохо. Так вот, ваш с Гарри брак будет идеальным.

– Ой, мама. Не знаю.

Лиз с отчаянием запустила пальцы в растрепанные волосы.

– Ну сама подумай, детка: если бы ты его не любила, разве ты бы мучилась сейчас, не зная, как смягчить для него удар? Ты бы просто отказала, и все.

– Может быть. Нет, конечно, он мне небезразличен.

Розмари засмеялась, откинув назад голову.

– Небезразличен! Я что, не видела, как ты на него смотришь? А он с тебя тоже глаз не сводит. Да в вас столько огня, что впору вызывать пожарных.

О-о, значит, эти искры – не плод ее воображения! Другие тоже заметили. Или все эти люди просто находились под впечатлением их ловкой мистификации? Или Лиз сама себе все это внушила? А теперь у нее такое чувство, что она вот-вот упустит что-то очень важное в жизни. Неужели это важное – Гарри?

Зачем она упрямо закрывает глаза на очевидное? Почему ей страшно признаться самой себе в том, что она тоже влюблена в Гарри? Она не знала ответа.

– Объясни, чего ты боишься? – тревожно спрашивала мать. – Что ты теряешь? Свою независимость? Свой дом? Свою свободу?

Мое сердце, хотелось закричать Лиз. Она сжала в ладонях чашку с кофе, словно надеялась согреть холодные руки. Но кофе давно остыл.

– Неужели ты настолько зациклена на правилах, что будешь до конца следовать договоренности, какой бы абсурдной она ни была?

– Может, и буду.

– Ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты боишься стать такой, как я?

Ай да мама! Ей бы самой стать психоаналитиком. Лиз не ожидала от вечно занятой самой собой матери подобной проницательности.

– Наверное, я больше боюсь того, что Гарри окажется таким, как ты, мама. Вдруг ему быстро наскучит его любовь? Может, для него это – лишь эпизод. Знаешь ведь, что про него люди говорят. Он порхает от одной подружки к другой и тут же забывает их имена.

Розмари обняла дочку.

– Скажи, ты действительно веришь во все эти россказни? Или это всего лишь предлог?

– Не понимаю.

– Сдается мне, что дело в твоем отце, – тихо сказала Розмари.

И снова Лиз подивилась ее мудрости и силе духа. Розмари заговорила о глубинных страхах, в которых Лиз и сама себе боялась признаться, загоняя их куда-то в потемки подсознания. Она и теперь не хотела о них говорить.

– Не понимаю, о чем ты, – буркнула Лиз, скрестив руки на груди и словно отгораживаясь от матери.

– У тебя диплом психолога, но это не значит, что ты умнее всех вокруг.

– Что ж, продолжай, – скептически хмыкнула Лиз.

Розмари понизила голос и заговорила со страстной убежденностью.

– Твой отец никогда не умел показывать свою любовь. Произнести «я люблю тебя» было для него настоящим мучением. И ты, к несчастью, точно такая же.

– Для меня это не мучение, – горячо возразила Лиз. Слова матери неожиданно задели ее за живое. – Мне вовсе не трудно произнести… эти слова.

– И что, ты часто их говоришь? – насмешливо спросила Розмари. – И кому же, любопытно узнать?

– Часто, представь себе. Как ты думаешь, о чем я трижды в неделю разговариваю с брошенными детьми в приюте? Так или иначе, я пытаюсь убедить своих пациентов в том, что они не безразличны мне. Если бы они не чувствовали моей любви, мне бы ничего не удалось добиться.

– Хорошо. Готова признать, что это тоже любовь. Но я разговариваю с тобой о других чувствах. То, что ты хороший психотерапевт, еще не значит, что ты умеешь любить.

– Что?!

– Что слышала! Тот, кто любит, находит слова, чтобы показать свою любовь. А ты не можешь. Или не хочешь. Ты напялила на себя эту дурацкую маску, препарируешь живые чувства, рассматриваешь эмоции под микроскопом и никого не подпускаешь близко к себе. Даже меня, свою мать. Только потому, что боишься душевной боли.

– Ну, доктор Фрейд, скажите мне, почему я боюсь душевной боли, – насмешливо проговорила Лиз.

Но насмешливость была показная. Слова матери задели ее за живое.

– Это все из-за твоего отца.

– Мама, он отдалился от меня из-за тебя! Он не хотел больше боли. Ты что, забыла, что бросила его? Тебе попался кто-то побогаче, разве не так?

– Нет, не так.

– Ой, мама, меня-то не надо обманывать. У меня есть глаза и уши. Хотя я была ребенком, я прекрасно понимала, что происходит.

– Ты думаешь, что понимала. Но это не так. Я очень любила твоего отца. По-настоящему. Но он не мог ответить мне такой же любовью. Никогда я не слышала от него слов любви. Поэтому я и ушла от него. Это первая причина. А вторая – та, что у него появилась другая женщина.

– Не может быть! Ты никогда мне об этом не говорила!

– Я просто не хотела тебя настраивать против отца. И против мужчин вообще. Такое бывает, это жизнь. Он подолгу не бывал дома из-за работы. Отчуждение росло. Это произошло задолго до того, как я собрала вещи и ушла.

Признание матери было для Лиз полным откровением. Всю жизнь ее терзали несуществующие призраки! Она возвела вокруг себя стены отчуждения, опасаясь, что кто-то причинит ей боль. Но имеет ли это значение сейчас, когда ей нужно на что-то решиться?

– Мама, почему ты никогда раньше об этом не говорила?

– Вначале ты была слишком мала. Потом мне казалось, что все давно травой поросло. Я и не предполагала, что в твоем воображении все это так исказилось.

Разом рухнули ее представления о жизни. Теперь она знает, что можно не опасаться предательства Гарри. Он не такой, как ее отец и мать. Он не из тех, кто только берет. Он не боится отдавать. Она всегда это чувствовала, только боялась признаться себе. Ведь она видела, как он заботится о Марго, любит ее, боится ее огорчить.

– Давай обсудим мой брак с твоим отцом и все мои последующие замужества в более подходящее время, – предложила Розмари. – Сейчас тебе нужно подумать о собственной жизни. И не трать время на психоанализ. Послушайся своего сердца. Иначе ты совершишь ошибку, о которой будешь жалеть всю жизнь.

Гарри просмотрел бумаги и отдал их юристу. Потом они несколько минут что-то вполголоса обсуждали. Наконец юрист кивнул и удалился, а Гарри подошел к Джонни и обнял его за плечи. Джонни сегодня – чуть ли не главное действующее лицо. Гарри еще утром попросил его быть на свадьбе шафером.

Марго подошла к ним и недовольно спросила:

– Неужели даже сегодня нельзя забыть о работе? Совсем как твой дед!

– Что-то я не пойму – это комплимент или нет?

Щеки у нее порозовели от негодования. Хороший знак. Впервые со дня смерти мужа она вспомнила о том, что у него были и недостатки. Может быть, теперь она перестанет с такой настойчивостью стремиться воссоединиться с ним за последней чертой.

– Нет, не комплимент. Нельзя забывать, что кроме работы существуют другие важные вещи. Твой дед никак не хотел в это верить, пока не стало поздно. И ты об этом забываешь. Ради всего святого! Посмотри вокруг! Гости собрались! У тебя сегодня свадьба!

– Этот разговор не имеет отношения к работе.

Он взволнованно мерил шагами ступени часовни, нервно поглядывая на часы. Уже пора!

– Кого ты хочешь обмануть? Мне восемьдесят восемь лет, но я еще не в маразме и не ослепла. Я прекрасно знаю, что ты разговаривал с юристом компании.

– Да, я разговаривал с юристом из компании, но по личному делу.

– Гарри Роберт Батлер! Посмотри мне в глаза! – Марго воинственно подбоченилась. – Неужели ты в такую минуту думаешь о брачном контракте?

– Нет, бабуля. Не беспокойся. Да и поздно уже думать о брачном контракте.