Текст книги "Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители"

Автор книги: Витольд Шабловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Развод

В первую брачную ночь мы спали вместе, и все было хорошо. Но утром начались проблемы.

Я проснулась в семь утра. Вся семья уже ждала. Мать мужа начала меня толкать и бить. “Как ты смеешь так долго спать? – кричала она. – Ты должна заниматься хозяйством!”

Я пыталась ей объяснить, что моя мама умерла, когда я была еще маленькая. Что я не умею вести хозяйство, но буду учиться. Дайте мне только время.

Муж молчал. Мать для турка – это святое.

Мы прожили вместе семь лет. Я родила ему двух дочерей. Все это время свекровь очень плохо со мной обращалась. Муж был на ее стороне. Со временем они начали бить меня вместе.

Когда мне исполнилось двадцать лет, я подала на развод. Получила я его без проблем. Вот только в том регионе Турции к разведенным женщинам относятся хуже, чем к проституткам.

Чайная

Я вернулась в родную деревню. Брат эмигрировал в Грецию. Сестра вышла замуж, тоже в четырнадцать лет. Отец снова женился и считал, что я должна вернуться к мужу. Что я его опозорила.

В центре каждой турецкой деревни стоит чайная. Мужчины просиживают там целыми днями, сплетничают, играют в карты, разговаривают о делах. Дорога в магазин лежала мимо чайной. Каждый раз я слышала, как они говорят: “Интересно, с кем эта шлюха сегодня переспала”. Или: “Ибрагим, иди заговори с ней, она наверняка тебе даст”. Они громко смеялись, все время обсуждали, кто меня поимеет, а кто уже поимел.

Мне пришлось оттуда уехать.

Магазин

Я перебралась в Адану. Думала, что в большом городе меня никто не узнает. Нашла работу в магазине. Сначала работала нелегально. Кассиром. У меня хорошо получалось, и начальник решил подписать со мной договор. И тогда из документов он узнал, что я разведена. Зачем такое писать в бумагах? Я не знаю.

Шеф перевел меня на склад. По официальной версии – чтобы я не отпугивала клиентов. Но настоящая причина была в другом.

Работать на складе было гораздо тяжелее. Мне приходилось таскать коробки. А шеф при каждом удобном случае норовил меня облапать. “ Ты молодая, красивая, – говорил он. – Ты еще на многое годишься”. Ему не мешало то, что у него самого была жена и двое детей. Он тоже считал, что, раз я развелась, каждый может мной обладать.

Я плакала ночи напролет. Когда несколько недель спустя приятели познакомили меня с Хасаном, я решила, что сам Аллах пришел мне на помощь.

Хасан

Он элегантно одевался. Говорил, что любит меня и что я красивая. Сегодня я понимаю, что это не бог весть какие комплименты. Но тогда я впервые в жизни слышала приятные слова.

Когда я ему сказала, что ко мне пристает начальник, он пошел и набил ему морду. Сказал, что больше я на работу не пойду. Что он сам будет обо мне заботиться. С ним я смеялась. Целыми днями, от счастья.

Друзья

Я стала жить с Хасаном. Наконец почувствовала себя хозяйкой дома. Я не работала, потому что была женщиной Хасана. Работающая женщина – ниже достоинства турецкого мужчины.

К Хасану каждый день приходили друзья. “Это прекрасно, – говорила я себе, – что у нас так много друзей”. Они много пили. Я знаю, потому что прислуживала им за столом. “Ну и пусть себе пьют, – убеждала я себя, – это не по правилам нашей религии, но они не устраивают беспорядки, не дерутся”.

Хасан и его друзья курили странные сигареты. Я не знала, что это такое. Хасан велел мне закурить. Послушание в семье очень важно. Я закурила, ничего не случилось, и я стала курить чаще. Почему-то мне было легче после этих сигарет.

Друзья Хасана приходили с женщинами. Я думала, что это их жены. Меня смешили их странные наряды. Высокие каблуки. Золотые, очень короткие юбки. Странно сколотые волосы.

Хасан сказал, что так одеваются люди в городах. Я ничего не знала про большие города, вот и верила.

Сегодня я понимаю, какая я была наивная. Но мне так хотелось, чтобы Хасан оказался по-настоящему хорошим человеком. Я была готова верить во что угодно, лишь бы этот сон не заканчивался.

Сон оборвал сам Хасан, когда в один из вечеров велел мне идти в постель со своим другом. Я отказалась, а он выбил мне зубы.

Юбка

Я поняла, что друзья Хасана потихоньку меня обрабатывали. Увы, было уже слишком поздно.

Сначала они научили меня пить алкоголь. Потом принимать наркотики. Вскоре я уже была зависима.

Но прежде всего Хасан полностью лишил меня окружения. У меня не было семьи, работы, друзей. Когда меня изнасиловал друг Хасана, мне некуда было бежать. Да и сил бежать у меня не было. Они начали позволять себе все больше и больше. А потом наконец надели на меня золотую мини-юбку, странно закололи волосы и отвезли в Кайсери на встречу, похожую на те, что были в нашем доме.

Наркотики

Меня держали в публичном доме в чужом городе. Если я не хотела работать – меня били. Или не давали наркотиков. Знаешь, как воет собака? Я выла в сто раз громче.

Так я работала больше одиннадцати лет. Мне удалось сбежать только год назад. О тех одиннадцати годах я пока не могу говорить.

Но могу рассказать, как я сбежала.

Элегантный господин

Первый раз я убежала через месяц. Я бродила по улицам и искала кого-нибудь, кому можно было довериться. Вижу – идет очень элегантный мужчина. Я подошла к нему и сказала, что сбежала из публичного дома. Что меня били, насиловали. Элегантный господин страшно возмутился и гаркнул: “Возвращайся туда, где твое место, шлюха!”

Я вернулась.

Меня возили по всей Турции. Анталия, Малатья, Конья, Мерсин. Я уже не помню всех городов. Благодаря этому у хозяев таких заведений каждые две недели были новенькие девочки. И им не нужно было платить за нас никаких взносов, потому что мы нигде не работали дольше месяца.

Как-то раз меня привезли в Анталию. Должен был быть один мужчина, а их оказалось шестеро. Приставили мне к голове пистолет. Я рассказала об этом тем, кто за нами присматривал. Они рассмеялись.

Вскоре после этого кто-то убил девушку, с которой я работала. Я снова сбежала. Мне помог один солдат. Он отвез меня в горы к своей семье. Меня нашли, избили до потери сознания. Сказали, что если я еще раз сбегу, то меня убьют.

Операция

В 2005 году мне сделали операцию. Женские дела. После операции пришел врач и спрашивает с вызовом: “Почему это вы не хотите иметь детей?” А я ему в ответ: “Как это не хочу?!” – “Но вы же только что перевязали себе маточные трубы!”

Я остолбенела. Оказалось, что такая операция обходится дешевле, чем аборты. Мне даже ничего не сказали. Всем девушкам сделали то же самое.

Тогда я решила, что либо сбегу, либо умру.

Супермаркет

Я вцепилась в первую же возможность. Это был молодой парень, кажется, он был в меня немножко влюблен. Платил больше, только чтобы быть со мной и разговаривать.

“В твоих глазах боль”, – сказал он. Я не сдержалась. Все ему рассказала. Он обещал мне помочь.

В Турции есть такая программа на телевидении – журналисты вмешиваются в сложных случаях. Он им позвонил.

Спустя несколько недель ко мне пришел журналист. Сделал вид, что он клиент. Весь был обвешан камерами. В пакете он принес договор, который я подписала. В нем было написано, что они не могут гарантировать мне безопасность. Спросил, понимаю ли я, что могу погибнуть. Я ответила, что лучше погибнуть, чем жить так, как я.

Он сказал, что им нужно заснять попытку побега.

На следующий день я попросила хозяина отпустить меня в магазин. Он приставил ко мне парня, который уже убил троих людей. В супермаркете я начала от него убегать. Он поймал меня возле кассы, ударил в лицо, взвалил на плечо – и в машину.

Когда мы подъехали к публичному дому, там уже было телевидение и полиция. Он попытался пробиться через их кордон, но не вышло.

Была весна 2006 года. Я была свободна. Я чувствовала себя как птица, которую выпустили из клетки, но у которой уже нет сил летать.

Фотографии

Салиха показывает в телефоне фотографии дочерей. Потом фотографию отца. Это все, что осталось ей от ее родных. Сегодня с ней никто не общается. Они пытаются забыть о ней, словно ее никогда не было.

Она участвует в выборах в парламент во многом для того, чтобы вернуть себе достоинство. Чтобы показать близким, что она еще чего-то стоит.

Платок

Вместе с телерепортерами меня ждала младшая дочь. У нее был для меня подарок – платок, какой носят религиозные женщины. В публичном доме меня рекламировали как девушку с самыми красивыми волосами. Они у меня были длинные, до пояса.

(Салиха вынимает из кошелька свою фотографию тех лет. Иссиня-черные волосы с уродливыми красными прядями. Несмотря на это, волосы и правда роскошные.)

Дочка надела на меня платок и сказала: “Носи его. Чтобы уже никто не осквернил твои прекрасные волосы”.

Греция

Мой старший брат живет в Греции. Когда он был на работе, жена записала ему программу о том, как меня отбили. “Ты знаешь эту женщину?” – спросила она его. “Не знаю”, – ответил брат и вышел.

Когда он вернулся, она объяснила, что ему от этого не убежать. И что он должен мне помочь. Они выслали мне приглашение, но я не получила визу. Мне казалось, что в Греции меня ждет лучшая жизнь. Я нелегально перебралась через границу. Добралась до брата автостопом. Оказалось, что у него самого дела идут неважно. Работы нет, а долги растут. Он все время на что-нибудь жаловался.

Двадцать евро на обратный билет мне дала его жена. На границе таможенник влепил мне шестьсот евро штрафа, потому что у меня не было отметки о въезде. Не знаю, чем мне платить.

Двоюродный брат

Я вернулась в свой родной город Адана. Поселилась у двоюродного брата. Он очень тепло меня принял. Слишком тепло. Я так много пережила, что мне приходится быть осторожной.

Брат приглашал меня ужинать. Говорил, что нужно найти мне мужчину. Что я должна показываться на люди.

В это же время он обзванивал всех сутенеров в городе и пытался меня продать. Он хотел получить за меня миллиард старых лир. Пятьдесят тысяч евро. Потом сбросил цену на треть. Потом до тысячи долларов.

В Адане меня не хотели. Они знали, что я закрыла голову. Женщина в платке вызывает уважение, а не страсть.

Тогда он начал звонить в другие города.

Как-то вечером позвонил какой-то незнакомый мужчина. Он представился “другом семьи”: “Скажи брату, чтобы он ко мне не лез. Ты мне правда не нужна! Передай, чтобы он больше не звонил!”

Дочки

Старшей дочери сегодня двадцать лет. Она хотела работать в полиции. Мне самой пришлось рассказать ей о моем прошлом. Иначе ей сказал бы кто-то другой.

С тех пор она знать меня не хочет. Ее парень порвал с ней из-за меня. В полицию ее тоже не взяли. Она живет со своим отцом. Называет меня “эта женщина”.

Хуже всего, что она повлияла и на вторую дочь. Та была для меня настоящей опорой в жизни. Но сегодня и она не желает меня знать.

Недавно прислала мне эсэмэс: “Обо мне говорят, что я вышла из лона шлюхи. На твоем месте я предпочла бы умереть”.

Айше и Салиха все время держатся за руки. Слезы текут у них по щекам рекой. Одна за одной капают они на платок, на стол, в чашку с кофе.

Когда Салиха говорит о дочерях, Айше крепко ее обнимает.

– Все хорошо, дорогая, – говорит она. – Тебе больше не надо ничего рассказывать. Теперь моя очередь.

История Айше Тюркюкчу

У Айше волосы выкрашены в красный цвет, россыпь веснушек и задорный пирсинг в носу. Она говорит уверенно, но все время держит на руках Дженнет – куклу в виде младенца.

Я не люблю такие разговоры. Тебе нужно меня разрезать, чтобы узнать, что у меня внутри. Что у меня в голове, в глазах, в сердце. Иначе ты никогда меня не поймешь. Ну да ладно. Попробуем.

Бумаги

Наша самая большая проблема в том, что прошлое тянется за нами. Вот посмотри, это мои бумаги. Свидетельство о работе в борделях в Мерсине, Адане, Газиантепе. За каждое мне пришлось заплатить по сто долларов. Они понадобятся мне при устройстве на любую работу. А если я ищу работу и прихожу с такой бумагой, кто меня возьмет?

Все турки ходят в публичные дома. Но ни один из них не возьмет на работу бывшую проститутку.

Взгляни на фотографию на стене. Эта женщина была проституткой сорок лет. Публичный дом выплачивал ей пенсию только три года. В старости ей пришлось собирать объедки на помойках.

Даже с местом на кладбище возникают проблемы.

Хуже всего то, что проституция в Турции легальна. Если ты сбегаешь, полиция отвозит тебя обратно в публичный дом. Они и слушать не желают про избиения и изнасилования. Вечером те же самые полицейские приходят как клиенты. За то, что они тебя нашли, им полагается скидка от хозяина.

Стакан

Я родилась неподалеку от Газиантепа. Вокруг города зеленеют прекрасные фисташковые рощи.

Когда мне было два года, родители уехали в Германию. Я осталась с бабушкой. Они забрали меня к себе, только когда мне исполнилось восемь лет.

После стольких лет отец и мать были мне как чужие. В первый же день после моего приезда, пока отец был на работе, мать сказала: “Давай приготовим ему поесть”. Он вернулся, ни слова мне не сказал. Попробовал суп, взял скатерть за углы и швырнул все на пол. Мол, слишком жирно.

Он избил мать, мать избила тетю, а тетя – меня. Мать била нас, стоило сломаться стиральной машине или разбиться стакану.

Отец был алкоголик. Брат уже тогда лечился у психиатра.

Нож

Моя бабушка не умела ни читать, ни писать. Через два года она записала кассету и выслала ее моему отцу. Просила отправить меня обратно к ней. Чтобы я за ней ухаживала.

В Германии еще стояла Берлинская стена. В Турции в моем родном селе ни у кого не было телевизора.

Мне было девять лет. Дядя работал шофером в Анталии, большом средиземноморском курорте. Он сказал бабушке, что я ему пригожусь. Он взял меня и свою дочь, чтобы мы ему готовили.

Через несколько дней я проснулась ночью вся в поту. Что-то ползало по моим ногам! Я решила, что это мыши. Но это были не мыши. Это была рука дяди. Я начала кричать. Тогда он вонзил мне нож в спину.

Айше поднимает блузку и показывает шрам, дядин нож вошел прямо под левой лопаткой.

Там был деревянный паркет. С тех пор я ненавижу деревянные паркеты. Три с половиной месяца каждую ночь он меня трогал. А своей дочери велел на это смотреть. Пригрозил, что если я вздумаю кому-нибудь рассказать, он мне сделает кое-что похуже.

Подсолнух

Когда закончился туристический сезон, мы вернулись в Газиантеп. Я боялась всего. В дом приходили гости, а я убегала из дома. Особенно от мужчин.

Бабушка спрашивала про шрам. Я не ответила. Сказала только, что хочу уехать к тете в горы.

Бабушка была мудрая женщина. Она не возражала. Приготовила мне еды в дорогу. Дала самый большой подсолнух. Я такого в жизни не видела.

А со мной всю жизнь так случается, что в двух шагах от цели я обязательно совершаю какую-нибудь глупость. Я начала грызть семечки, зазевалась и пропустила автобус. Кто-то сказал, что я могу уехать на следующем. Я села на него и оказалась в Измире. Четыреста километров от дома. Мне казалось, что я слишком долго еду. Но кто-то дал мне лепешку, другой со мной о чем-то болтал. Было приятно, и я все ехала и ехала.

В Измире я оказалась в полиции. Полицейские тоже были милые. Комендант взял меня к себе переночевать. Меня накормили супом, его жена со мной играла. Я провела в их доме больше недели и надеялась, что там и останусь.

Но однажды в комиссариате объявился дядя с женой. Когда я их увидела, мне стало все равно, жива я или мертва.

Свитер с горлом

Дядя отослал меня обратно в Германию. Сказал отцу, что я невыносима. Отец сразу по приезде избил меня так, что я неделю не могла сидеть. А все потому, что у меня пригорел рис.

Стояло жаркое лето, а в школу я пришла в свитере с высоким горлом. Учительница заподозрила неладное. Она пошла за мной в туалет, подняла свитер – а у меня все тело в синяках. Провели медицинское обследование и завели на отца уголовное дело.

Я попала в приют. Четыре года в приюте для молодежи – это лучшие годы моей жизни.

Ноготь

Лишь спустя четыре года моя мать пришла меня навестить. Семья не желала меня знать. Она называли меня kara kiz, черная девушка. Приносящая стыд.

Мать сказала, что они уезжают обратно в Турцию и что у меня есть неделя, чтобы решить, еду ли я с ними или остаюсь. У нее была разбита голова.

Первая мысль? Остаюсь! Я видела по телевизору, что в Турции к власти пришли военные. Мне туда не хотелось. Но тогда я осталась бы совсем одна. Я и моя семья – словно палец и ноготь. Вроде по отдельности, а вроде и одно целое.

В Турцию мы так и не уехали. Но отец научился бить меня так, чтобы не оставалось следов. Я сбежала. Год прожила на улице.

В это время дочь дяди Сенгюль – ту самую, с которой я спала в одной комнате, – хотели выдать за моего психически больного брата. Врач сказал, что женитьба может ему помочь. Желающих не было, поэтому решили женить его на двоюродной сестре.

Только она не получила визу.

– Поезжай и привези ее, тогда я все тебе прощу, – сказал мне отец. Мне хотелось спросить, кто кого должен прощать. Но я прикусила язык.

Сливы

Я отправилась в Турцию. Мне очень хотелось иметь семью. Такую, настоящую. Я познакомилась с парнем, его звали Хасан. Ни красивый, ни урод. Мне было важно, что в его семье все относились друг к другу с уважением.

Через несколько недель после свадьбы я забеременела.

Свекровь меня не любила. Как-то раз мне захотелось зеленых слив. В Турции это лакомство. Я была уже на пятом месяце, обычная прихоть беременной женщины. Свекровь сказала, что ни одной сливы я не получу. Я на это ответила, что обо всем расскажу мужу. Мы начали ругаться. Ее второй сын встал на сторону матери. Он толкнул меня так, что я упала с лестницы.

Я лежала три часа. Лил страшный дождь. Только под вечер подруга отнесла меня в туалет. Там я почувствовала, как из меня выплывает что-то большое.

Утром оказалось, что это был мальчик.

Муж меня не поддержал. Я сказала ему, что теперь каждый может помочиться на нашего ребенка, и подала на развод.

Портной

В Газиантепе я познакомилась с одним портным. Он в меня влюбился. По крайней мере так говорил. Я в жизни не видела, чтобы кто-то так плохо шил. “Как он может этим зарабатывать на жизнь?” – думала я.

Потом оказалось, что портной мастерски кроит людские судьбы.

У нас был религиозный брак, в присутствии имама. С гражданским браком нам надо было пару месяцев подождать. Но у портного были другие планы. Я была молодая, красивая и совершенно одинокая. Идеально подходила для того, чтобы продать меня в бордель. Тем более что религиозный брак не признается ни полицией, ни каким-либо другим учреждением.

Но портной не мог просто так прийти в публичный дом и сказать: “Вот моя жена, дайте мне денег”. Он должен был решить формальные вопросы.

Он начал со свидетельства полиции о том, что я проститутка. Как он его получил? Очень хитроумно. Он велел мне надеть мини-юбку и накраситься. “Любимый, ты же знаешь, что это маленький городок. Обо мне пойдет молва”.

Но он настаивал. В Турции с мужчиной не спорят.

По дороге мы занимались сексом в машине. Через несколько минут он велел мне подождать на автозаправке. “Выйди из машины”, – сказал он. Я пыталась возражать, но безуспешно. Я вышла, стала ждать, а он в это время позвонил в полицию, что на заправке стоит шлюха. Они приехали, арестовали меня. Сделали обследование, которое показало, что я только что вступала в интимную связь с мужчиной.

В суде его приятель признался, что тоже платил мне за секс. Суд приговорил меня к двадцати трем дням тюрьмы. Полиция выдала мужу бумагу, свидетельствующую о том, что Айше Тюркюкчу проститутка.

Я думала, что вся эта история – ошибка. Я не слышала показаний свидетелей, меня никто не приглашал в зал заседаний. Впрочем, даже если бы я слышала, все равно бы не поняла. Всю жизнь я жила в Германии, по-турецки тогда еще говорила плохо. А кроме того, мой портной сбивал меня с толку тем, что приходил в тюрьму и говорил, как меня любит.

Когда я вышла, он дал мне подписать бумагу из полиции. Сказал, что это для официального брака, так что я даже ее читать не стала. Хотела поскорей оказаться на свободе.

Я подписала, что согласна работать в публичном доме в Газиантепе. С такой бумагой он уже мог меня продавать.

Аквариум

На следующий день после того, как я вышла из тюрьмы, портной отвез меня в странное место. При входе был большой аквариум, а на лестнице стояли девушки в удивительных позах.

Мы сели за столик, и портной сказал, что ему придется оставить меня здесь на несколько месяцев. Что я поработаю, а потом мы поженимся, как и планировали.

“Да как ты смеешь?” – возмутилась я и хотела уйти. Тогда он меня избил. “Помни, что ты ни с кем не долж на заниматься любовью так, как со мной”, – крикнул он на прощание.

Это был большой публичный дом, самый большой в городе. В дверях стоял полицейский и проверял, исполнилось ли клиенту восемнадцать лет. После работы он приходил сам. Был подъезд для скорой, кухня и большой бар.

Портной получил за меня полторы тысячи долларов.