Текст книги "Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители"
Автор книги: Витольд Шабловский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Мечеть
В Басмане я не хочу привлекать внимание. Сажусь на улице и делаю вид, что сплю, а все, что происходит вокруг, меня не касается. Может, меня примут за наркомана, может, за одного из людей в пути. “Лишь бы не за журналиста”, – думаю я и маскируюсь как могу.
Все это ни к чему. Бизнес ведется вполне открыто. Как раз сегодня ветер дует в нужном направлении, поэтому то и дело открываются двери бесчисленных дешевых гостиниц, и темные фигуры садятся в такси, микроавтобусы и даже в фургон с надписью “Мебель”. Мимо регулярно проезжает полицейский патруль, даже не сбавляя скорости.
Гостиницы здесь называются так: “Европа”, “Прекрасное путешествие”, “Друг”, “Мечта”. У входа в каждую висит nazarlik – голубой амулет с черным глазом, защищающий путников от злого рока.
На углу владельцы гостиниц устроили маленькую мечеть. Сюда можно прийти в любое время, чтобы перед опасной дорогой напомнить о себе Аллаху.
За мечетью находится очередной телефонный пункт. Я завожу разговор с двумя парнями из Нигерии – Омаром и Ннамди. На вид им лет по двадцать.
– Мы едем через два часа, когда вернутся первые машины. Я звонил матери, чтобы ей это рассказать, – радуется Омар.
– Боимся ли мы? Брат, Бог велик, и все будет так, как он решит, – Ннамди похлопывает меня по плечу, и оба спешат на базар докупить необходимое.
Я на секунду останавливаюсь возле магазина со свежим хлебом.
– Ты тоже плывешь? – спрашивает продавец.
– Нет, не сегодня, – отвечаю я.
– Нужен будет билет – обращайся, – говорит он и подмигивает.
Kaçakçi
Осенью и зимой гостиницы и рестораны на побережье дают туристам тридцать процентов скидки. Понятное дело: погода плохая, купаться холодно. Зато тишина и чудесная природа.
Kaçakçi – контрабандисты-перевозчики – тоже дают тридцать процентов скидки. Понятное дело: в это время года переохлаждение в воде наступает гораздо быстрее, чем летом. Умираешь моментально.
Но есть и плюсы: зимой греки не так тщательно охраняют свои границы.
“Когда-то kaçakçi возили сигареты, алкоголь и другие товары, – читаю я в работе профессора Ичдуйгу, известного специалиста по вопросам эмиграции. – Сейчас они переключились на людей. Здесь нет мафии с крестным отцом во главе. Структура больше напоминает Аль-Каиду: множество мелких групп, которые сотрудничают друг с другом, при этом сохраняя независимость. Совместными усилиями они в состоянии организовать дорогу из Кабула в Лондон”.
Профессор проводил анкетирование среди контрабандистов, отбывающих срок в тюрьме. Согласно результатам его исследований, ни один из них не считает, что занимался чем-то постыдным. Более того, по их мнению, они очень помогали людям. А их работа – своего рода миссия.
В провинции люди знают, кто такие kaçakçi. Одного из них мне показали рыбаки в Айвалыке – чудесном старом портовом городишке неподалеку от античного Пергама. Все зовут его Ахмет-Баба – отец Ахмет. Низкого роста, в слишком большом плаще, с неизменной папиросой в посеревших губах, он чем-то напоминал персонажа комиксов. Он приехал в порт купить рыбы. За ним неотступно следовали две шкафоподобных гориллы, на вид узбеки или таджики.
Ахмет-Баба работает для Курбаджи – Жабы. У Курбаджи и его людей монополия на перевозку людей из окрестностей Айвалыка на Лесбос. В сезон не бывает дня, чтобы их лодки не выплывали из окрестных деревень.
– Когда дует нужный ветер, утром каждую минуту доносится пыр-пыр-пыр, – говорит Исмаил, рыбак из Айвалыка. – Это моторы их лодок. Тогда у нас говорят: “Kurbağa geldi”. То есть: “Жаба прошел”.
Ахмет-Баба производит впечатление доброго дяди. Он всех радушно приветствует, жмет руки, а старых знакомых целует в обе щеки. От меня он проходит так близко, что мы почти соприкасаемся локтями. Он доброжелательно улыбается, как человек, который счастлив и другим тоже желает добра.
Ему известно, что я собираю информацию про kaçakçi. Наверняка известно. Я в Айвалыке уже третий день, а Ахмет-Баба знает все. Несмотря на это, он заговаривает со мной дружелюбно:
– Вы турист?
– Да, – темню я. – А вы?
– Я? Я местный чудак, – Ахмет-Баба смеется и уходит. Гориллы тоже смеются, а их огромные животы трясутся от смеха.
Рыбаки
В сентябре 2008 года Ахмет-Баба отправлял лодки из Бехрамкале. Отсюда до греческого берега всего пять километров по прямой.
В 347 году до н. э. Бехрамкале назывался Ассос. Здесь лечил нервы Аристотель, после того как его не избрали преемником Платона в знаменитой афинской Академии. Из местного порта он отправлялся исследовать флору и фауну острова Лесбос.
Лодки Ахмета тоже плыли в сторону Лесбоса. Они выдвинулись в путь всего в километре от того порта, откуда много столетий назад выходил в море Аристотель. Все шло хорошо, пока примерно в два часа ночи не появился катер греческой береговой охраны.
С дикого пляжа возле Бехрамкале все видно как на ладони. Ахмет-Баба сразу испарился. Но на воде остались четыре надувные лодки величиной с ореховую скорлупу, которые уже успели заплыть в греческие территориальные воды. В лодках – тридцать восемь человек.
Греки были настроены агрессивно. Своим катером они нагнали большие волны. Одна из лодок с иммигрантами перевернулась. Люди упали в море. Греки выстрелами заставляли их быстрее выбираться из воды.
Затем они бросили веревку, отбуксировали все четыре лодки обратно в турецкие территориальные воды и забрали весла и моторы, обрекая людей на дрейф. А значит, на верную гибель.
– Чтоб их, – выругался Исмаил, рыбак из Айвалыка. У него, одного из немногих тут, есть большое судно, на котором можно ходить на тунца. Но в тот день стоило им с шурином выплыть из порта, как они увидели четыре лодки с людьми, взывающими о помощи. У них не было весел, а погода портилась на глазах.
Рыбаки взяли беглецов на борт и приплыли с ними на пост береговой охраны. Сегодня Исмаил сам не знает, правильно ли он поступил.
– Сначала меня обвинили в том, что я помогаю нелегально перевозить людей, – рассказывает он. – Мне пришлось много раз туда ездить и объясняться. Под конец следователь сказал: “Я ничего не нашел, но глаз с тебя не спущу”.
Местные рыбаки не раз помогали иммигрантам.
– Летом почти каждый день что-нибудь случается, – говорит Исмаил, а его шурин и товарищ поддакивают. – Греки в них стреляют. Бывает, что простреливают лодки. И рыбаку, прежде чем ловить рыбу, приходится по два часа плавать и спасать этих людей от смерти.
– Мы живем рыбной ловлей, – добавляет шурин. – Тех мы тогда спасли, а потом две недели не могли выходить в море. То дача показаний, то отпечатки пальцев. И как тут им помогать, если моей жене потом детей нечем кормить?
Исмаил:
– Теперь мы боимся помогать. Да и этих лодок стало столько, что всем не поможешь. Жалею ли я, что тогда помог? Черт… Да. Честно сказать, жалею.
Пограничники
В декабре 2007 года неподалеку от города Сеферихисар нашли тридцать одно тело. Сколько людей тогда утонуло, неизвестно. По словам трех спасшихся, на борту было более семидесяти иммигрантов.
В марте 2008 года по меньшей мере четыре человека утонули вблизи области Хатай. Неделей позже – шестеро возле городка Дидима. В октябре семнадцать тел обнаружила береговая охрана неподалеку от Чанаккале – совсем рядом с Древней Троей. Когда я работал над этим текстом, два тела были найдены возле Айвалыка. Следующие два – неподалеку от Бодрума.
В ноябре 2008 года нью-йоркская организация Нитап Rights Watch обвинила Грецию в том, что та нелегально отправляет иммигрантов обратно в Турцию. В свою очередь турок обвиняли в том, что они содержат людей, просящих убежища, в нечеловеческих условиях.
В то же самое время немецкий фонд Pro Asyl опубликовал отчет с турецко-греческого пограничья. Подзаголовок отчета звучал так: “Правда горька, но ее нужно рассказать”.
Одним из авторов отчета был Карл Копп:
– Мы разговаривали с иммигрантами, рыбаками и деятелями организаций по защите прав человека. Оказалось, что греческие пограничники очень часто избивают иммигрантов, а порой даже стреляют в них. Людей, которые заплыли на их территорию, они возвращают в турецкие воды и бросают на произвол судьбы. Если кому-то, несмотря на все это, удается добраться до Греции, то он попадает в центр для иммигрантов, где в ужасных условиях может провести много месяцев.
Развлечения
В написании обоих отчетов принимали участие молодые греки. То, что им довелось узнать, произвело на них неизгладимое впечатление.
Внимание! Акция!
Наши чиновники устроят вам незабываемое развлечение.
Вместо приветствия они обстреляют вашу лодку.
Затем нагонят отличные волны, чтобы вы перевернулись. Если же вы не перевернулись, они бросят вам канат и отбуксируют выживать на один из необитаемых островов. Ну а если каким-то чудом вам все же удастся доплыть до Греции, вас ждет очередное развлечение – массаж палками. А потом несколько лет в развлекательном центре. Прогулка? Раз в неделю!
Добро пожаловать в Грецию! Развлечетесь до смерти!
На фотографии – картинка как из туристического буклета. Пляж, пальмы, яхта. Только на этом фоне вместо загорелых девушек в бикини стоит мужчина в наручниках.
Такие листовки молодые греки распространяли на пляжах, в барах и дискотеках на островах, граничащих с Турцией.
Мы находим одну на пароме из Айвалыка на Лесбос. Нам плыть полтора часа. Капитан говорит, что часто видит лодки с иммигрантами.
– Летом бывает больше дюжины за раз. Обратно мы выходим в шесть утра. Те, что отправились в путь ночью, как раз доплывают. Хотя как-то раз я видел, как среди бела дня в главный порт Лесбоса вплывала лодка с иммигрантами. Надо было такое придумать!
Икар
Дедал был гениальным изобретателем. Когда тиран Минос запер его в лабиринте на Крите, он смастерил крылья из птичьих перьев, вместе с сыном Икаром взмыл в небо и улетел.
Продолжение истории нам хорошо известно: Икар взлетел слишком высоко, воск, скрепляющий перья, начал таять. Сын Дедала рухнул вниз и разбился о скалы.
Много лет спустя Питер Брейгель написал картину “Падение Икара”. Величественный корабль заходит в порт, пахарь пашет землю, пастух пасет овец, а где-то вдалеке видно ногу тонущего Икара и остатки перьев. Тадеуш Ружевич[5]5
Тадеуш Ружевич (1921–2014) – польский писатель, драматург, поэт.
[Закрыть] написал об этой картине:
Андреа, служащая афинского банка, повесила копию картины Брейгеля на холодильник. Еще она собирает стихи и рассказы об Икаре. Стихотворение Ружевича?
– Красивое, но не правдивое. В глобальной деревне нет чего-то такого, как “не наша драма”, – говорит она. А потом несколько поэтически добавляет: – Сегодня Икары тоже мечтают полететь к лучшей жизни. Здесь, на этом побережье, их мечты разбиваются о скалы. А Икар из мифа утонул… в пятидесяти километрах отсюда, на острове Икария.
Два года назад Андреа переехала из Афин на остров Лесбос.
– В первый же день я решила проехаться на машине по острову. За городом я увидела женщину с младенцем, завернутым в одеяло. Я отвезла ее и ее подругу в город. Они только что приплыли на лодке из Турции, и в порту их должен был ждать следующий проводник.
Оказалось, что таких женщин на Лесбосе можно встретить каждый день. В сезон не бывает дня, чтобы через центр Митилены, самого крупного города на острове, не проходили группы иммигрантов. За год их здесь проходят тысячи. На местном кладбище уже больше ста могил с надписью “иммигрант NN”. Это те, чьи тела море выбросило на берег.
– Большинство уже заранее договариваются с кем-то, кто повезет их дальше, – говорит Андреа. – Но есть и те, кто не знает, как быть, и те, кто попадает в лапы наших спецслужб.
Чтобы помочь иммигрантам, Андреа с друзьями основала общество “Икары”. Летом, когда больше всего людей стремится попасть в Грецию, они объезжают побережье, раздают одеяла и одежду, рассказывают иммигрантам об их правах, предлагают помощь юриста, врача, переводчика.
– Все это должно обеспечивать наше правительство, – говорит Андреа. – Но оно плевать хотело.
Мы сидим в местном баре, и во время нашей беседы по улице проходят две женщины и двое мужчин. Они насквозь промокли и, видно, ужасно устали. У одной из женщин на голове платок. Вторая бредет с непокрытой головой, но, судя по ее отсутствующему виду, она плохо понимает, где находится.
– Похоже, она больна. Или же пережила что-то страшное, – говорит Андреа.
У каждого из прохожих маленький рюкзак. Мужчины в джинсах и полосатых рубашках неуверенно оглядываются. Мы подбегаем к ним. Андреа спрашивает, не нужна ли им помощь.
Иммигранты в ужасе.
– Пожалуйста, не надо с нами разговаривать. Пожалуйста, не смотрите на нас, – говорит старший из мужчин. – Всего два часа, и нас тут не будет. Пожалуйста, уважаемые, не обращайте на нас внимания.
Лодки
Ни один из иммигрантов, с которыми мы познакомились, не дал себя сфотографировать. Поэтому мы с фотографом объезжаем дикие пляжи возле Чешме и Айвалыка. Затем – каменные побережья острова Лесбос. Казим – тот, в темно-синих штанах и высоких ботинках, который ищет тела, – говорит, на какие пляжи он с товарищами не ездит. Мы объезжаем все.
В разных местах мы находим выброшенные на берег дырявые резиновые лодки. Всего пять. Возле одной из них, неподалеку от Чешме, еще плавают вещи: куртка, шапка и шлепанцы.
Мы звоним в полицию.
– Э-э-э, да это, наверное, кто-то выбросил, – отмахиваются полицейские. – Людям лень на помойку отнести, вот они в море и выбрасывают.
Орчур Улусой, юрист, помогающий иммигрантам в Измире, говорит:
– В этих местах даже кепка с козырьком, выброшенная морем, означает чью-то трагедию. К несчастью, наша полиция по-прежнему считает, что это проблема исключительно Евросоюза.
Что я о вас думаю
Махмуд не нашел Юсуфа. Правда, он где-то слышал о ливанце, который работал в гостинице. Но был ли это Юсуф и что с ним потом случилось, он не знает.
Мы снова пьем кофе, но на этот раз не в кафе, а в магазине, торгующем электрооборудованием. Это магазин приятеля. Махмуд время от времени за ним присматривает.
– Я впутался в плохие дела, – неожиданно говорит он. – Не для того я столько лет учился, чтобы краденые паспорта продавать. Я должен был стать уважаемым переводчиком, учителем, может, даже преподавателем университета. Но, когда мне было столько лет, сколько тебе, пришла война. Потом иммиграция. А теперь со мной уже кончено.
Мы немного молчим, потому что я не знаю, что сказать на такое неожиданное признание. Махмуда это молчание, кажется, раздражает.
– Знаешь ли ты, что среди иммигрантов в Турции сегодня больше всего иракцев? – спрашивает он наконец. Это правда. С начала войны более пяти миллионов его соотечественников бежали из страны. – Поляки, англичане, американцы, из-за вас в моей стране невозможно жить. А теперь вы закрываете перед нами двери на засов. Это и есть та самая пресловутая демократия, которую вы так старательно у нас насаждаете? – в его голосе все сильнее слышится вызов.
Я не знаю, что ответить. Сижу тихо. Махмуд успокаивается. Вынимает из кармана листок бумаги.
– Сейчас я тебе скажу, как ты меня отблагодаришь. Когда будешь писать свою статью, вставь мое обращение. Оно короткое.
И Махмуд читает по бумажке: “Я, Махмуд Х., бывший переводчик американских войск, обращаюсь к Западной Европе с большой просьбой. Пришлите сюда войска и кастрируйте нас всех. Нам и так нечем кормить своих детей. А стоит нам захотеть приехать к вам и честно трудиться, вы стреляете в нас и выгоняете.
Кастрируйте нас. Вы облегчите жизнь и нам, и себе”.
“Это из любви к тебе, сестра”
1
Хатидже прикрывает рукой рот, словно боится, что из нее посыплются слова. Она не хочет говорить. Она никогда ни с кем об этом не говорила. И не собиралась.
Я убеждаю ее, что ей ничего не грозит.
Но дело не в страхе. Хатидже попросту не знает, как рассказывать о том, что ей довелось пережить.
Как рассказать об отце? Во всем мире отцы любят своих дочерей.
Отец Хатидже хотел ее убить.
Как рассказать о матери? Мать должна защитить дочь собственным телом.
Мать Хатидже кричала мужу: “Когда ты наконец убьешь эту шлюху?!”
Как рассказать о брате, который пришел в ее дом с ножом?
О сестре, с которой с малых лет они спали в одной кровати и которая не захотела ее предостеречь?
Если бы муж Хатидже, Ахмет, не был сильным человеком, ее бы уже не было в живых.
Мы встречаемся в их доме. Уславливаемся, что, если они будут не в состоянии говорить, я не стану настаивать.
Хатидже встречает меня в шароварах с восточным узором. На голове у нее платок, плотно прикрывающий волосы. У Ахмета пышные усы, на нем фланелевая рубашка в клетку. Обоим по двадцать два года. Они вместе пять лет. Их брак, как и почти все браки в деревне, заранее устроили родители. Но они очень счастливы.
Обстановка в их квартире – два стула, топчан да ковер на стене. На большее они пока не заработали. Детей нет. Они живут возле рынка, где можно купить фисташки, арбузы, сыр и хлеб. Ахмет там работает, продает мед. У них есть друзья. Они начали новую жизнь.
Старая жизнь закончилась четыре года назад, когда Ахмет пошел в армию. Хатидже должна была на это время переселиться к его тете. Тетя – вдова, живет с сыном, казалось бы, лучше не придумаешь. Женщина на востоке Турции не должна жить одна. Это аморально.
Проблема была в том, что на следующий день после отъезда Ахмета в дверь Хатидже постучал второй сын тети, Абдулла. Он не должен был этого делать. Хатидже велела ему уходить.
Он ушел, но через день вернулся. Начал дергать дверную ручку, орал:
– Открой, не то убью!
Хатидже будто остолбенела. Она не знала, как быть. Кричать? Абдулла сделает вид, что не понимает, о чем речь. Он никогда не признается. Сказать тете? Всевышний Аллах! Да кто ж поверит женщине?!
Хатидже изо всех сил держала дверь, и Абдулла сдался. Но на следующий день решил отомстить.
2
Диярбакыр сверху похож на блин с вздувшимися воздушными пузырьками. Кое-где виднеются темно-коричневые осколки. Когда самолет снижается, я вижу, что это камни, разбросанные так, словно они выросли из-под земли.
По краям этой равнины протянулись голубые нити Тигра и Евфрата, служивших некогда границами Месопотамии. Здесь зародилась первая цивилизация. Здесь в давние времена искали следы библейского Эдема. Совсем рядом появились на свет патриархи Авраам и Ной.
Проблема, о которой пойдет речь, наверняка существовала уже в те времена.
Въезд в город – в стене из черного кирпича. Ее построили византийцы больше тысячи лет назад. Если верить путеводителю, то это вторая после Великой Китайской самая знаменитая стена в мире. Сюда должны бы приезжать тысячи туристов. Но не приезжают. У Диярбакыра дурная слава. Это столица страны, которой нет, – Курдистана. Страны людей, готовых с оружием в руках бороться за ее появление на карте.
Еще несколько лет назад большой бизнес обходил этот город стороной. Но с тех пор, как курды перестали подкладывать бомбы, а армия – обстреливать близлежащие села, предприимчивые бизнесмены добрались и сюда. В городе миллион жителей. Главной пешеходной улицы не постыдился бы ни один европейский город. Современные магазины, дорогие рестораны. С каждым месяцем их становится все больше и больше – демон потребления обосновался в Диярбакыре навсегда.
И только пожилые мужчины с бородами патриархов не принимают в этом участия. Они сидят в тени деревьев возле мечетей и ворчат. Они не любят телевидения, мобильных телефонов, джинсов, коротких юбок, школ и газет. Не любят ничего, что вносит сумятицу в их размеренную жизнь. И ничего, что подвергает сомнению их извечные принципы.
3
Каждый год на востоке Турции находят убитыми несколько десятков девушек. Многие погибают при невыясненных или странных обстоятельствах. Это жертвы убийств в защиту чести семьи – традиции, которая велит родственникам убивать женщин, запятнавших честь рода.
Айше Гёккан, журналистка курдского телевидения, пишет книгу об убийствах чести:
– Здесь культура основана на доминировании мужчин. За любой попыткой сопротивления неминуемо следует расплата.
Айше Фиген Зейбек представляет организацию Kamer, которая борется с насилием в семьях:
– Этой неписаной традиции несколько тысяч лет. Границы ее размыты. Порой прощается даже супружеская измена. При этом можно умереть за одно лишь желание носить джинсы.
– Что-что?
– Погибают девушки, которые хотят быть независимыми. В последние годы нужда заставила многие семьи перебраться из деревень в Диярбакыр. Для многих это как перенестись из Средневековья в современность. Сильнейший шок, прежде всего для девушек.
– Почему?
– Они оказываются в центре глобальной деревни. Мобильные телефоны, интернет, MTV. Они видят ровесниц, которым позволено выходить из дома без сопровождения мужчины. Которые могут красиво одеваться, а не ходить замотанными в платок и в шароварах. Которые могут встречаться с парнями до свадьбы. И вчерашние селянки хотят жить как они.
Их отцы тоже в растерянности. Уследить за дочерью в деревне просто. В городе – Аллах знает, что ей может взбрести в голову. А дочь, вместо того чтобы сидеть дома, как ее мать, бабка и прабабка, приходит и говорит: хочу в кино, хочу на прогулку, хочу новые туфли. Чаще всего гибнут лучшие девушки, самые открытые, самые смелые.
В тот день, когда я смотрел из самолета на Месопотамию, в Шанлыурфе отец убил дочь. Почему? Потому что она отправила на радио эсэмэс с поздравлениями для своего парня. В эфире прозвучали ее имя и фамилия. Отец решил, что она уже лишилась невинности.
Двумя неделями ранее в городке Сильван муж убил жену. Семье сказал, что на момент заключения брака она не была девственницей. Родители признали, что он поступил правильно.
4
Когда Абдулла рвался к Хатидже, в ста километрах от них разыгрывалась другая драма. В деревне Ялым неподалеку от Мардина, красивейшей древней крепости, тридцатипятилетнюю Шемсе Аллак изнасиловал пятидесятипятилетний мужчина.
Люди говорят, что Шемсе была немного сумасшедшей. Хозяин магазина в Мардине утверждает, что она была умственно отсталая.
Но возможно, речь идет о другом виде безумия. Учительница ткачества, хорошо знавшая Шемсе, говорит, что та не хотела выходить замуж. Поэтому люди из деревни сочли ее ненормальной.
Насильника звали Халил Аджил. У него была жена и двое детей. Он жил на окраине деревни. За его домом начинались поля, усыпанные камнями.
Шемсе жила с отцом, матерью и братьями ближе к центру, около дороги, ведущей к мечети. Возвращаясь с поля, она каждый день проходила мимо дома Халила. Злые языки говорят, что Халил ее не насиловал. Что Шемсе давно с ним спала, а байку про изнасилование выдумала, узнав, что беременна. Но, кроме сплетен, ничто не подтверждает этой версии – ни следствие, проведенное полицией, ни женские организации.
Неизвестно, нравилась ли Шемсе Халилу. Одни говорят, что он был давно в нее влюблен. Другие – что он думал, будто ему все сойдет с рук. Мол, даже если Шемсе расскажет о насилии, никто не поверит сумасшедшей.
Когда Шемсе забеременела, ее родные пришли к Халилу и сказали: “Либо ты на ней женишься, либо мы убьем и ее, и тебя”. Мужчина уже был женат. Но ему предложили мусульманский брак.
В присутствии государственного чиновника можно взять в жены только одну женщину. В присутствии слуги божьего имама – двух или трех.
Халил готов был согласиться, но семья Шемсе потребовала несколько тысяч турецких лир в придачу. У Халила столько не было. Братьям пришлось уйти ни с чем.
Но и они, и Халил знали, что этим все не кончится. Любящая семья всегда защищает честь своих дочерей.
5
Корни убийств чести отыскать невозможно. Скорее всего, такие убийства связаны с племенными традициями кочевников. Отец мог получить за дочь выкуп, только если та была девственницей. Если нет, муж отсылал ее обратно к родителям. Мало того что она позорила семью, так еще и приходилось ее содержать. Для кочевников количество голодных ртов в семье было жизненно важно. Выкуп тоже. Вероятно, говорят ученые, именно поэтому кочевники начали убивать своих дочерей.
Убивали также женщин, желающих развестись, ведь в этом случае приходилось возвращать выкуп. Убивали и тех, кто не хотел выходить замуж за того, кого выбрали родители.
Айше Фиген Зейбек из организации Kamer говорит:
– Трагическая смерть Шемсе Аллак потрясла всю Турцию. Над ее могилой мы довольно дерзко озвучили нашу программу. Каждой женщине, которая к нам обратится, мы гарантируем жизнь.
– И чего удалось добиться?
– Начиная с 2003 года мы спасли почти 150 девушек. Если семья твердо намерена совершить убийство, мы ищем девушке убежище в другом городе. Отправляем ее туда и помогаем начать новую жизнь. Вся информация держится в строжайшей тайне, поскольку некоторые кланы обладают большими средствами и возможностями. Два года назад дочь одного из глав клана убежала с парнем. За ней гнались на двадцати машинах. Искали во всех больших городах. Нашли, но она успела сбежать от убийцы через окно, и с тех пор никто не знает, что с ней.
– Как вы узнаёте, насколько серьезно настроена семья?
– Среди нас есть психолог. Он оценивает, можно ли доверять родственникам, если они обещают не убивать.
– А они обещают?
– Это сложный процесс. Нельзя просто прийти к ним домой и сказать: “Я знаю, что вы собираетесь убить вашу дочь. Не делайте этого!” Сначала мы собираем информацию. Если семья религиозная, с нами идет имам. Если отец работает на фабрике, просим директора нам помочь. Как-то раз нам помогал врач, лечивший бабушку. В другой раз из Анкары позвонил министр, приходившийся семье родственником. Все говорят одно: “Не нужно убивать! Есть и другие пути решения”.
– И как реагируют семьи?
– Несколько дней назад я была в Вираншехире, маленькой деревеньке под Шанлыурфой. Семья велела девушке совершить самоубийство. Дядя прислал эсэмэс: “Либо ты покончишь с собой, либо умрешь в муках”. Почему? Потому что у нее в школе был парень, и он подвозил ее на машине. Для деревни это немыслимо.
– И что?
– Я всегда очень странно себя чувствую, когда приходится торговаться с семьей за жизнь их дочери. Но у меня уже есть свои приемы. Говорю, что я тоже местная. Что у моей дочери тоже есть парень, и я не собираюсь ее из-за этого убивать. Показываю фотографии в телефоне. Рассказываю, что у дочки способности к математике, а вот с турецким дела идут не очень. В этот раз отец попался на мою удочку. Начал жаловаться, что его дочери приходится учить турецкий. Что все из-за этой школы, мол, зачем курдам сдался турецкий.
Я всегда пытаюсь пробудить в них родительские чувства. Спрашиваю, сколько весила дочка при рождении. Чем болела. Какое первое слово сказала: мама или папа. Если это удается, полдела сделано.
– А в этот раз? Удалось?
– Обещали ее не трогать. Дочь поклялась возвращаться из школы со старшим братом. Хотя риск есть всегда. В прошлом году был громкий случай: муж одной женщины, Айшегюль Алпаслан, в присутствии полицейских обещал, что никогда ее пальцем не тронет. Неделю спустя он забил ее до смерти.
6
Что такое честь? Этот вопрос задала жителям восточной Турции профессор Якин Эртюрк из группы добровольцев, составляющих отчет для Программы развития ООН (ПРООН). Отчет под названием “Динамика убийств чести в Турции” – наиболее полное исследование на эту тему.
1. “Честь – это то, ради чего все мы живем. Без нее жизнь не имеет смысла”, – девушка из Шанлыурфы.
2. “Твоя честь – это твоя жена”, – мужчина, 25 лет, Стамбул. Говоря “жена”, он употребил слово helalin (тот, правом на кого ты обладаешь).
3. “Старые люди говорят, что у мужчины есть три святые вещи – конь, женщина и оружие. Честь – это обязанность женщины. Если она хочет тебе изменить, значит, ты потерял свое достоинство”, – мужчина, 39 лет, Адана.
4. “Честь для меня все… Будь у меня жена, она была бы моей честью. Моя сестра – это тоже моя честь, как и мои родственницы – дочь моего дяди и моей тети. Все, что происходит со мной и моей семьей, – это моя честь”, – мужчина, 24 года, Батман.
5. “Честная женщина должна быть привязана к дому и к своему мужу. Она не должна делать ничего, что могло бы породить сплетни. Не должна рассказывать о том, что происходит в ее доме. Она не может пойти к матери и сказать: “Мама, муж меня бьет”. Или: “Я хочу развестись”, – женщина, 25 лет, Батман.
Но лучше всего сущность понятия “честь” передал молодой человек из Стамбула: “Когда я слышу – “честь”, мне в голову приходит только женщина. Ничего больше”.
Либеральный журналист из Анкары:
– По их мнению, честь – у женщины между ног.
Профессор Эртюрк отмечает, что самые ярые радикалы, ратующие за наказание женщин, – необразованные мужчины в возрасте 16–20 лет.
7
Все начинается со сплетни. Об этом мне рассказывает курдский режиссер Мехмет Саит Алпаслан, автор фильма и пьесы о смерти Шемсе Аллак.
Сплетня возникает внезапно. Ее может породить простой взгляд или случайная улыбка, когда мимо проходит мужчина. Но иногда повод не нужен. Достаточно одному начать, а другому продолжить.
Сперва сплетня похожа на ястреба: кружит высоко над головами. С такой высоты она не причинит вреда. Иногда она улетает – значит, опасность миновала.
Но иногда она снижается. Идет к людям, питается их желчью, обидами, нищетой и завистью. Дурные люди кормят ее, пока она не наберется сил, чтобы войти в деревню.
Она входит как охотник. Жертва еще ни о чем не подозревает, но приговор уже вынесен. Сплетня, проклятие, кинжал. Убийца заточил нож.
Неважно, сколько в сплетне правды. Никому и в голову не придет проверять. Важно, что она порочит.
Сплетня гораздо важнее правды. Правда не приносит свободы. Важно только то, что говорят люди.
Мне нелегко, зная такое, гулять по Диярбакыру. Я сворачиваю в боковые улочки. Здесь у детей дырявая обувь, а их матери целыми днями сидят на крыльце и болтают. Ничего не происходит. И вдруг на горизонте возникает зеленое пятно. Оно растет, но не обретает знакомых очертаний. Поспешно подыскивается нужное слово. И находится: yabanci, иностранец.
Сначала меня окружает толпа детей. Они что-то говорят, галдят. Просят монетку, конфет, но все это скорее для смеха, чем с надеждой, что им и в самом деле что-то перепадет. Ведь наконец хоть что-то происходит. Хоть что-то приходит на смену скуке.
Их матери совсем молоденькие, им нет и двадцати. Они улыбаются. Им тоже скучно. Они бы охотно поболтали. Но в этом городе мужчина должен заговорить первым.
Надо ли мне ответить на улыбку? Хотелось бы. Я люблю такие встречи. Но именно так и рождается сплетня.
Потом кто-то обронит, что одна из женщин слишком часто или слишком широко мне улыбалась. Или смотрела на меня на пять секунд дольше, чем следовало. И неважно, насколько абсурдным будет упрек, он может стоить кому-то жизни.
