Текст книги "Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители"

Автор книги: Витольд Шабловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Витольд Шабловский
Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители

© Witold Szabłowski, 2010. All rights reserved.

Published by arrangement with Wydawnictwo Czarne, Poland

Вместо предисловия

Желто-белый паром кряхтит, сопит, выплевывает в небо облако дыма и отчаливает.

Мы плывем из Европы в Азию. Путешествие занимает минут пятнадцать. На палубе рядом бизнесмены и нищие, женщины в чадрах и девушки в мини, атеисты и имамы, проститутки и дервиши, святые и грешники. Вся Турция на одном пароме.

– Капитаны этих колоссов – современные Хароны, – говорит Тайфун, мой знакомый поэт из Стамбула. – Почему? Потому что путешествие через пролив Босфор прекрасно и тревожно. Как смерть.

На самом деле Хароны – бесстрастные профессионалы. Иначе нельзя. Босфор очень узок, в некоторых местах шириной всего несколько сот метров, при этом ежедневно здесь проплывают тысячи кораблей и лодок. Необходимость маневрировать в таких водах, а затем с точностью до сантиметра подвести паром к небольшой пристани не оставляет места ни романтизму, ни греческой мифологии.

Разве что ты пассажир. Тогда пожалуйста. Когда заходит солнце и над городом разносятся голоса тысяч муэдзинов, славящих Аллаха, стихают разговоры, а люди впадают в меланхолическое и философское настроение. Я часто пользуюсь моментом и спрашиваю попутчиков-турок: как им живется с этим проливом? Каково это – каждый день пересекать границу между континентами?

Они пожимают плечами. Не понимают. Пролив как пролив.

Только поэт Тайфун не удивляется вопросу.

– Во мне самом есть такой пролив, – говорит он и бросает большой кусок булки преследующим паром чайкам. – В жизни каждого турка тысячи раз на дню сталкиваются традиция и современность. Шляпа и чаршаф[1]1
  Чаршаф – традиционный турецкий хиджаб.


[Закрыть]. Мечеть и дискотека. Евросоюз и неприятие Евросоюза.

Тайфун попадает в десятку. Невидимый глазу пролив проходит через всю Турцию. По утрам мои приятельницы-турчанки пьют эспрессо со своими возлюбленными, едят круассаны и беседуют о мировой литературе. А после обеда надевают платки и отправляются в гости к бабушкам на чашечку кофе по-турецки.

Мои приятели-турки пьют пиво и ходят на дискотеки. Но стоит им слегка перебрать, как они запевают песни двухсотлетней давности. Ведут себя так, будто им не страшен ни Аллах, ни Магомет, но в Рамазан строго соблюдают пост, а как только их сыновья подрастают, они готовятся к обрезанию.

Я видел на ортодоксальном Востоке имамов, вешающих возле мечетей флаги Евросоюза. В магазинах одежды для консервативных турчанок продается сексуальное нижнее белье. “Когда женщине приходится закрывать лицо в течение дня, – объясняет мне продавец, – ей сильнее хочется нравиться мужу по вечерам”.

У жизни на границе есть свои плюсы. Турки находчивы, быстро учат языки, умеют мгновенно расположить к себе человека из любого уголка земного шара. Хотя худшее геополитическое положение вряд ли можно себе представить, ведь Турция граничит с неспокойными Сирией, Ираном и Ираком. В то же время это часть Ближнего Востока, Кавказа и Балкан – турки умеют ладить со всеми.

Но за жизнь на границе приходится платить. Запад считает турок фанатиками. Восток – прислужниками Запада. Аль-Каида устраивает на берегах Босфора теракты, а Европейский союз вот уже полвека не спешит принять Турцию в свои ряды. Слишком она большая и чуждая по культуре.

Наш паром достигает середины пролива. Мы издалека смотрим на два моста, соединяющие берега Босфора. Поэт Тайфун смотрит то на европейский, то на азиатский берег. Наконец вздыхает:

– Каждый турок – это такой мост.

Адана. Индустриальный гигант славится на всю Турцию своими кебабами. Здесь родилась Салиха Эрмез, бывшая проститутка, которая боролась за место в турецком парламенте.

Анкара. Столица Турции. Здесь в специально построенном мавзолее покоится Ататюрк.

Ардахан. Раз в году сюда съезжаются почитатели Ататюрка. Они смотрят на тень горы, напоминающую им профиль Отца Турок. Увидев ее, они танцуют, смеются и плачут.

Айвалык. С окрестных пляжей контрабандист Ахмед-Баба отправляет нелегальных мигрантов в Европу. Отсюда полвека назад Мюневвер Божецкая начала свое драматическое бегство в Польшу.

Диярбакыр. Столица турецких курдов. Стена, окружающая город, считается второй после Великой Китайской самой знаменитой стеной в мире. Город называют «прóклятым местом», потому что в районе Диярбакыра совершается больше всего убийств чести.

Эдирне. Древняя столица османов. Здесь зодчий Синан построил свою самую совершенную мечеть – многоуровневую шкатулку Селимие.

Здесь также хранится голова Кара-Мустафы, казненного за поражение турецких войск в битве под Веной.

Газиантеп. Здесь родилась Айше Тюркюкчю, которую муж Хасан продал в публичный дом.

Измир. Город Саббатая Цви, еврейского мессии, перешедшего в ислам.

Конья. Столетия назад здесь жил и творил мудрец Мевлана, исламский Франциск Ассизский. Сегодня это турецкая Ченстохова[2]2
  Город на юге Польши. Расположенный в Ченстохове Ясногорский монастырь – одно из главных мест паломничества поляков.


[Закрыть]. Паломники стекаются сюда со всего мира, а жители Коньи слывут закоренелыми консерваторами. Здесь же состоялась премьера первого турецкого эротического фильма.

Малатья. Город, который однажды пестрел плакатами с Бараком Обамой, во время визита в Стамбул прихватившим с прилавка абрикос. «Это наверняка был наш абрикос», – утверждал мэр. Сады вокруг Малатьи – абрикосовые угодья всей Европы.

Мардин. Город, известный великолепной древней крепостью. Неподалеку от этого городка в деревне Ялим жители насмерть забили камнями свою соседку.

Ризе. Здесь родился премьер-министр Эрдоган и здесь жила его семья, пока отец будущего премьера не решил перебраться в Стамбул.

Шанлыурфа. Мусульмане верят, что здесь появился на свет патриарх Авраам (они называют его Ибрахимом). Местный мессия развел меня на пачку сигарет и рис с курицей.

Стамбул. Город поэта Хикмета, премьера Эрдогана и невероятных контрастов. Туристы со всего мира щелкают фотоаппаратами, а иммигранты пытаются заработать на последний отрезок пути в Европу. Именно здесь можно пройти по мосту, соединяющему Европу с Азией.

Чистилище Стамбула

Они встают, когда город еще веселится. Надевают темно-синие штаны, высокие шнурованные ботинки и футболки с эмблемой города, на который работают. Берут спасательное снаряжение, аптечку, теплые вещи.

И еще запас больших полиэтиленовых мешков.

Джип-внедорожник развозит их по пляжам.

Они прочесывают пляжи метр за метром. Сначала самые посещаемые. Потом менее популярные. Безлюдные – только если хватит времени. Они ищут обломки лодок, ботинки, свитера, рюкзаки, шапки, перевернутые надувные лодки, промокшие одеяла, документы, паспорта, детскую обувь. Все, что может выбросить море. Но преж де всего они ищут тела.

– Пять лет назад на пляж, прямо возле роскошных пятизвездочных отелей, море выбросило двоих африканцев. Их нашли туристы, – говорит Казим, мужчина в темно-синих штанах и высоких ботинках. – Туристам не нравится находить трупы. Англичане, немцы, поляки приезжают сюда отдохнуть и дорого за это платят. Мы должны все убрать, прежде чем они проснутся.

Рекламная акция

Мы сидим в маленьком кафе в базарной части Стамбула. Через полкилометра от нас известный Топкапы – дворец султанов. Каждый день тысячи туристов смотрят, где этот счастливчик султан ел, где спал, а где находился гарем, полный красавиц.

Все это не имеет отношения к Махмуду, иракцу с седеющей бородой и желтыми от сигарет пальцами. Он закуривает каждые пять минут, как по часам. Не тушит сигарету, пока фильтр не начинает жечь ему пальцы.

Пять лет назад он работал переводчиком у американцев, пока их враги не приговорили его к смерти. Американцы не могли или не хотели помочь.

– Существует программа помощи бывшим переводчикам, но одному Аллаху известно, почему меня она не коснулась, – говорит он. – Двое моих коллег погибли. Ждать было нечего. Я взял жену, пятилетнюю дочь, и мы бежали.

Оруч Улусой, юрист из Измира, оказывающий помощь иммигрантам, предупреждает меня:

– Не верьте их историям. Они не рассказывают правду. Правда для них слишком опасна.

Но достоверности рассказу Махмуда добавляет прекрасное британское произношение. По его словам, двоюродный брат из Германии выслал ему тысячу евро. Родственники в Ираке насобирали столько же. Хватило, чтобы фурой доехать до Стамбула.

– Жену и ребенка я отправил в Грецию, – говорит он. – Первую лодку развернула береговая охрана. Вторая дала течь, они еле успели вернуться к берегу.

Если верить Махмуду, третья попытка оказалась успешной.

– Хорошо, что все удалось, потому что kaçakçi, то есть контрабандист-перевозчик, берет плату за три попытки. Такая рекламная акция, как в супермаркете. Но если три раза не вышло, платишь заново, – говорит Махмуд.

Его жена уже в Мюнхене. Махмуд застрял в Стамбуле. Он знает здесь всех, от мелких жуликов и сутенеров до контрабандистов. Благодаря ему мне удается узнать очень много.

Махмуду нужно собрать две тысячи евро. Он преподает английский. Помогает продавать краденые паспорта. Поставляет клиентов контрабандистам. Лопатой денег не гребет, но если все сложится хорошо, через год будет уже в Германии. Деньги – сегодня для Махмуда это главное. Поэтому, когда я говорю: “Помоги мне найти Юсуфа”, Махмуд не спрашивает, кто такой Юсуф и зачем я его разыскиваю. Он спрашивает только: “Сколько ты мне заплатишь?”

Заплатить ему я не могу. Он разводит руками, тушит докуренную почти до фильтра сигарету и уходит.

Мост

Существует два Стамбула.

Первый принадлежит туристам, пятизвездочным отелям и любителям развлечений. Орхан Памук ищет в нем источники своей ностальгии, а обвешанные фотоаппаратами японцы фотографируют здесь каждый миллиметр. Ежегодно сюда приезжает более десяти миллионов людей с фотокамерами. Всего в Турцию – тридцать миллионов. Почти десять процентов турецкого бюджета – из их кармана.

Но не одни только туристы любят Турцию. В последние годы она стала раем для бизнесменов, которых привлекает почти семипроцентный рост турецкой экономики. И для политиков, которые замечают ее усилия примирить Европу и Азию.

Такой Стамбул и такую Турцию премьер Эрдоган называет мостом между Востоком и Западом.

Но настоящий мост сегодня – это другой Стамбул. Чтобы его увидеть, нужно свернуть с туристического маршрута в боковые улочки и внимательно смотреть по сторонам.

Тогда вы заметите африканцев, которые из последних сил тянут тележки, груженные ломом. Китайцев, которые режут по подвалам огурцы для кебабов. Индийцев, которые продают поддельные духи и у которых никогда не исчезают мешки под глазами. Эти люди готовы терпеть собачью жизнь, потому что мечтают о Европе. Они верят, что наше богатство – а в их глазах Польша тоже богатейшая страна – лекарство от всех их проблем.

Эти люди застряли на мосту, о котором говорит турецкий премьер. Сколько их здесь живет, никто даже не пытается подсчитать. Ученые высказывают предположения, что через чистилище Стамбула ежегодно проходит от полумиллиона до двух миллионов иммигрантов.

“Мы работали на фабрике по шестнадцать часов, – этого беженца из Китая цитировала вся стамбульская пресса. – Хозяин дал нам ночлег в будке за фабрикой. На восемнадцать человек у нас было четыре кровати и один стул. Через три месяца он прогнал нас, ничего не заплатив. Хуже всего не то, что он не заплатил, а то, что с тех пор мы живем на мусорной свалке”.

Юсуф

С Юсуфом я познакомился семь лет назад в одной дешевой стамбульской гостинице. Ему было столько же лет, сколько мне, он носил длинные волосы, убранные в хвост, и бороду, делавшую его похожим на Рышека Риделя[3]3
  Рышард Ридель (1956–1994) – польский певец и автор текстов, вокалист блюзового ансамбля Dżem.


[Закрыть]. Мечтал он об одном – попасть в Европу.

Он приехал из Ливии (туристическая виза в Сирию, оттуда – с контрабандистами). Я удивился, потому что из Ливии в Италию контрабандисты тоже плавают, а выходит дешевле.

– Я боюсь воды, – смущенно сказал Юсуф.

Стесняться было чего. По его словам, он должен был сесть на первую лодку и либо умереть, либо доплыть. Вместо этого он тратил время и деньги своего отца.

Ради семьи он был готов на все.

– Но мне пришлось уехать, – подчеркивал он, вглядываясь в разделяющий Европу и Азию Босфор. – Чтобы привести в дом жену, нужно иметь деньги на ее содержание. В Ливии я был учителем. Я даже себя прокормить не мог.

Однако долго оставаться серьезным у Юсуфа не получалось. Он быстро менял тему. Расспрашивал меня о польских девушках, фильмах, заработках. Что бы я ни говорил, глаза у него загорались, как огни кораблей на Босфоре. Потом он прикидывал, сколько ему пришлось бы работать в Ливии за польскую зарплату, и с одобрением присвистывал.

Отличным парнем был этот мой Юсуф. Когда у него закончились деньги, хозяин гостиницы предложил ему работать в ночную смену. Бывая в Стамбуле, я обязательно заходил проведать его и выпить с ним кофе.

– Стамбул – удивительный город, – говорил он. – Тут можно встретить тех, кто поделится с тобой последним куском хлеба, и тех, кто вырежет у тебя почку и бросит подыхать в канаве.

Юсуф искал первых. Надеюсь, что нашел, потому что год назад он прислал мне сообщение: “Я учусь плавать:)”.

Я спросил: “Едешь дальше?” В ответ снова: “:)”.

Больше он не проявлялся. Из гостиницы, в которой он проработал семь лет, в один прекрасный день он просто ушел.

Махмуд

Через два дня после разговора с Махмудом меня разбудил администратор гостиницы. В холе ждет Абдулла, мелкий жулик, который несколько дней назад пытался продать мне гашиш. У него сообщение от Махмуда: “Встретимся в полдень, то же кафе, что и в прошлый раз”.

Я прихожу на пятнадцать минут раньше назначенного срока.

– Какой тираж у твоей газеты? – спрашивает Махмуд.

– Полмиллиона.

Махмуд что-то подсчитывает в уме.

– Я тебе помогу, – наконец говорит он. – Но и тебе придется для меня кое-что сделать. Что? Узнаешь, когда придет время. А теперь пойдем прогуляемся.

Мы допиваем кофе и выходим. Начинаем с Эминёню – паромной пристани, откуда за полторы лиры можно переплыть на другой берег Босфора, в Азию. Здесь стоит мечеть Йени-Джами. За ней начинается рынок. Перед ней – площадь.

– Карманники с этой площади специализируются на паспортах, – говорит Махмуд.

Потом объясняет, что рынок паспортов капризен, как турецкая биржа. Польский паспорт пять лет назад стоил столько же, сколько таджикский, то есть гроши. Но Польша вошла в Евросоюз, а затем в Шенген. И сегодня за книжечку с орлом иммигранту придется выложить тысячу долларов, а то и полторы.

Самые дорогие паспорта – немецкие и итальянские: две с лишним тысячи. Неплохо идут иранские. Их легко получить, Иран ведь граничит с Турцией, и они дают право въезда в Боснию. Из Боснии рукой подать до Италии. А в Италии у каждого ливийца найдутся родственники или знакомые.

– О, гляди! – Махмуд показывает на седого мужчину, с виду американца, вокруг которого внезапно начинают крутиться какие-то люди. – Курды вышли на дело, – говорит Махмуд. – Эти настоящие профи. Они из трусов паспорт достать смогут. – И хотя, кажется, на сей раз американцу повезло, Махмуд все равно с восхищением кивает головой.

Два дня спустя двое курдов пытаются обокрасть и меня – на сей раз их прельстили деньги. С фотографом и переводчицей мы хватаем одного из них и ведем в полицейский участок. Я полдня провожу в полиции, чтобы дать показания. За это время восемь человек подают заявление о краже паспорта. Еще шестнадцать приходят за тем же в отделение туристической полиции. В течение одного только дня возле дворца Эминёню пропали голландские, австралийские, немецкие и один норвежский паспорт.

– Карманникам часто заказывают паспорт определенной страны, – рассказывает один из полицейских. – Бывает, что вор ходит за туристом целый день, а то и дольше. Вас они называют “доноры паспортов”.

Я интересуюсь, что можно сделать с польским паспортом, выданным на мое имя.

– Как правило, их подделывают, одну страницу проще подделать, чем весь паспорт. Но бывает, что покупают без изменений. Людям в пути так хочется быстрее отсюда выбраться, что они готовы поверить во все. Даже в то, что можно быть негром и въехать в Европу с паспортом с фотографией белого по фамилии Шабловский.

Жертва кораблекрушения

В сентябре 2003 года море выбросило на турецкий берег тела двадцати четырех иммигрантов, вероятно, из Пакистана. Турки были потрясены. Эта была крупнейшая трагедия в их море за многие годы.

Между тем это была лишь первая ласточка грядущих событий. Всего три месяца спустя шестьдесят человек утонули по пути на Родос. Среди них были иракцы, афганцы и иорданцы. В том числе женщина с десятилетней дочерью.

После этой катастрофы некоторые курорты начали нанимать людей, которые в темно-синих штанах ищут тела, прежде чем их найдут туристы.

Днем позже паром, плывущий на Родос, подобрал единственного выжившего – двадцатилетнего беженца из Ирака, который чудом уцепился за обломок лодки.

Целый месяц он давал интервью всем турецким изданиям. Его лицо было на первых полосах газет. Неправительственные организации наперебой стремились предоставить ему убежище, жилье, работу. Даже те, кому предстояло самим отправиться в опасный путь и у кого и так почти не было ни гроша за душой, собирали деньги, чтобы ему помочь.

– Я этого парня знаю еще по Ираку. Аллах дал ему вторую жизнь, – говорит Махмуд. – Как если бы его снова мать родила. И знаешь, что он сделал с этой жизнью?

Махмуд ведет меня улочками Таксима, стамбульского района дискотек и красных фонарей. На маленькой улице, где договариваются о встрече трансвеститы, сидит лысеющий мужчина с клоками рыжей растительности на лице. Он смотрит на дорогу, улыбается, бормочет что-то себе под нос. На подбородке засохла слюна.

– Ты опять обдолбался! Ты опять, сука, обдолбался! – кричит Махмуд и трясет парня. Затем смотрит на меня, а потом снова на парня. – Он не выдержал. Не выдержал, – повторяет Махмуд и не сразу отпускает свитер человека, которому Аллах даровал вторую жизнь.

Серферы

Пройдя чистилище Стамбула, иммигранты устремляются к морю. В фурах и багажниках автомобилей они добираются до Басмане, площади в Измире.

Тут их путь вновь пересекается с туристической тропой. Измир – это турецкий Лос-Анджелес: красивый порт, старинный замок, превосходная еда. Туристов тоже влечет в Басмане, здесь самые дешевые гостиницы. Наша называется Şükran[4]4
  Благодарность, признательность (тур.).


[Закрыть]. У входа мы видим трех африканцев. Они грызут семечки и так напряженно смотрят прогноз погоды, будто он может измениться от одного их взгляда.

Базар в Басмане, пожалуй, единственное место в мире, где торговля бойчее всего идет в полночь. Тут продают бананы, апельсины, арбузы, свежий хлеб, колбасу, сваренные вкрутую яйца, шоколад и энергетические напитки. Есть магазины, торгующие бечевкой, перочинными ножами и спасательными жилетами. Всем, что может пригодиться в пути.

Базар кишит людьми. Они торгуются, смеются, заталкивают что-то в маленькие рюкзачки (контрабандисты, как и авиалинии, дорого берут за каждый лишний килограмм, в ходу только маленькие рюкзаки).

За углом интернет-кафе и дешевые телефоны. Буркина-Фасо – один евро за минуту. Афганистан – восемьдесят евроцентов. Сирия – шестьдесят. Одна за одной появляются едва различимые фигуры, чтобы сообщить родным, что они уже в Измире. Что осталось только переправиться на лодке, и они окажутся в Европе, о которой так долго мечтали.

В пятидесяти километрах от Басмане находится Чешме – последний порт перед границей с Евросоюзом. В сезон это рай для серферов. Когда ветер дует со стороны Греции, они выходят на воду и срезают своими досками верхушки волн. Ветер из Греции приходит с гор и порой достигает немалой скорости. Когда дует, люди в пути ждут. У лодки должен быть хороший мотор, чтобы плыть против ветра. Лодка с хорошим мотором стоит дороже. Поэтому у людей в пути есть время, чтобы позвонить родным, купить шоколад, поболтать с товарищами, погрызть семечки.

И вот наконец дует желанный ветер с суши. Тогда виндсерферы отправляются в бары и на дискотеки или же едут посетить древний Эфес.

На пляжи вокруг города съезжаются машины. Лодки перевозчиков отплывают с тех же пляжей, где при свете дня тусуются серферы. Иммигранты, с которыми мне довелось общаться в Измире, вспоминают, что часто вдалеке слышна музыка дискотек.

Малькольм из Эритреи:

– Я не мог поверить, что они там веселятся. Я думал: я сейчас могу погибнуть, а у них дискотека! Но потом я понял, что так даже лучше. Мотор ревел очень громко. Если бы не дискотека, нас бы обязательно услышали.