Текст книги "Пастухи вечности"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Валька потянул «грека» за рукав. Встать с колен он не боялся, но ноги не слушались. Сухонькое тело Оттиса легко перевернулось, и слева на спине Валька увидел маленькое отверстие.

Это выглядело слишком просто, чтобы быть правдой.

И Старший впервые почувствовал себя на мушке.

Глава 18
ЛУКАС И ЭХО

– Димас! – шепотом позвал Старший. – Димас!

Ему пришло в голову, что Димас может услышать только по рации. Тогда Валька подобрался вплотную к лицу убитого и, стараясь не вдыхать, повторил свой призыв в крошечное отверстие микрофона, закрепленного на гибком шнурке. Глазами метался по сторонам. Никого… Камни, голые ветки кустов и прозрачное небо. Лежать становилось невмоготу. Старший решился обогнуть валун с другой стороны, там, где хрустели первым льдом остатки лужи. И сразу увидел Димаса.

Переводчик лежал метрах в шести, ничком, разбросав руки. Прибор по-прежнему крепился у него на затылке, темные кудряшки подрагивали на ветру. Валька на мгновение приподнял голову и спрятался. Ладони стали влажными, холода он не чувствовал, по спине струился пот. Никого он позади не заметил. Стрелявший, видимо, находился очень далеко и бил из снайперской. Валька не знал, держат ли его на мушке и как сообщить ребятам в машине. Ну конечно! Раз уж попали с такого расстояния, что и не видно никого, стало быть, его нарочно оставили в живых. Этим подонкам он нужен живым, с рабочим прибором на руке! Значит, опять придется удирать, только здесь удирать-то некуда. Так ничего и не сообразив, пополз по-пластунски в сторону. К счастью, правее начиналась неглубокая извилистая лощина, скорее всего, русло пересохшего ручья, и по дну ее можно было пробираться незаметно.

Старший ободрал локти и колени, броня защищала живот, но забинтованная рука только мешала. Далеко позади из еле слышного стрекота многих моторов вдруг вырвался один и стал ощутимо нарастать. Валька полз, выбрасывая вперед бесполезную руку с офхолдером, и вдруг перед ним мелькнула надежда. Пусть не великая надежда, но, по крайней мере, имелся маленький шанс. Он перевернулся на спину и постарался успокоиться. Б минуту, когда опасность, казалось, миновала, и самые жуткие часы в «больнице» остались позади, он снова остался один. Оттис обещал научить, но его больше не было. Никого рядом не было, но чутьем, обострившимся, как у загнанной лисицы, Старший понимал: они уже где-то рядом. Те же самые козлы из окружения Лелика.

Никак не расслабиться! Старшему хотелось завыть. Пересохшее русло, по которому он, неизвестно куда, пробирался, закончилось, Валька сел и оглянулся. У подножия холма, гораздо левее кирпичной кладки, где остался «лендкрузер», застыли два черных джипа с открытыми дверцами. Пять или шесть маленьких человеческих фигурок, растянувшись цепью, одолевали склон. Стрелять в него не будут, нет у них приказа стрелять! Лохматая ворона, откуда ни возьмись, выскочила у самого лица, каркнула и понеслась дальше. В зените, прямо над головой, распластав крылья, кружилась хищная птица. Затем к ней прибавилась подруга, еще одна. Валька достал скальпель и вскрыл бинты. Жаль, что все таблетки и уколы остались у Леши. Пока что рука была в норме, но Старший хорошо помнил, что творилось с ним день назад. Если бы не ребята Оттиса в метро, он бы умер. А теперь «грек» погиб, и некому его больше спасать.

Валька подвигал ладонью. Ему показалось, что с обратной стороны сопки, с востока, доносится какой-то неуловимо знакомый звук. Вертолет! Один из человечков, шедших по следу, приложил к глазам бинокль, линзы блеснули на солнце. Старший показал наблюдателю фигу. Потом он кинул взгляд на лежащее вдали тело Оттиса. Ветер трепал лацкан белого пиджака, набалдашник трости сверкал как самородок среди обглоданных дождями валунов. Валька не выдержал и заплакал.

Эхо не спал. Возможно, в отличие от Старшего, он услышал выстрелы или среагировал на звук шагов. До зверя оставалось совсем немного, буквально двести метров. Но хуже всего оказалось другое. Зверь собирался уходить. Старший не смог бы объяснить, как он это понял. Понял – и все тут. Даже если снайпер не прикончил его сознательно, стоит Лукасу дать команду – и прощай надежда на спасение, офхолдер за два дня отравит кровь…

Старший сжал ладонь и вошел в контакт. Без марлевой прокладки все оказалось гораздо проще. Он попытался приказать зверю остановиться.

Не то. Мощная волна чужой воли обручем сдавила виски. Но какого-то результата он добился. Эхо его увидел. Затем притормозил.

Маленькая распластанная фигурка в зеленом капюшоне, вокруг обрывки бинта. И моментально, скачком – следующая картинка. «Лендкрузер» с распахнутыми дверцами, человек, лежащий на спине, с окровавленным лицом. Это был Крис. Группы поддержки больше не существовало.

Эхо удалялся скачками. Не стараясь уже вытирать непослушные слезы, Валька по наитию сделал то привычное, на что откликнулось бы дома любое животное. Мысленно почесал Эхо за ухом. Не представляя, правда, где у него уши. И па сей раз он впервые вошел в настоящий контакт. Обозначилось не только круговое зрение, но и слух, запахи. Внизу, четырьмя массивными конечностями, он ощущал неровности почвы, спереди от слабого осеннего солнца тянулся отчетливый фронт тепла. Эхо убегал к своему неведомому Саянскому хребту. Кто-то произнес в голове у Вальки несколько слов на незнакомом языке.

– Дяденька Лукас! – шмыгая носом, не размыкая налившихся слезами глаз, торопясь, пока его слышат, запричитал Старший. – Дяденька Лукас, это я, Валентин, помните? Вы куриц у нас купили, а потом за вами погнались, а я ваш офхолдер подобрал…

Эхо лег.

– Почему у вас офхолдер? – В голосе Лукаса послышалось крайнее изумление.

– Дядю Оттиса убили… только что! Он с вами поговорить хотел…

– Оттиса убили?! – Баритон прозвучал растерянно.

– Да, застрелили, и Диму тоже, и ребят. Он вас предупредить шел, что кто-то предал! Заберите меня, дяденька Лукас, они меня тоже убьют…

Последние слова Валька выкрикивал сквозь нарастающий посторонний шум. С трех сторон приближались вертолеты. На таком расстоянии человеческий глаз был бессилен, но благодаря зрению зверя Валька разглядел. Вытянутые серые машины, совсем не такие, как у Зураба, шесть штук. Сближались, наклонив к земле хищные морды с подвешенными понизу кассетниками ракет.

– Ослабить захват! – пробасил Лукас. – А, факен шит, разжать руку, ты мне мешаешь!

Валька послушался, вернулся в свое тело. Земля задрожала от тяжелых скачков. К нему приближалось что-то огромное. Он сел, и тут же над головой дважды свистнуло. Пуля, выбив искру, срикошетила от камня. Старший плюхнулся обратно, вжался щекой в мокрую глину.

– Быстро в пазуху! – приказали сверху.

Но Старший словно окаменел.

Над ним стоял Эхо.

В двух словах Валька не отважился бы описать то, что увидел. На минуту он забыл о снайпере и вертолетах. Живое, это уж вне сомнения, еще какое живое! Остро запахло, похоже, как пахнет от разгоряченной лошади, но не совсем. Еще этот запах напоминал о лете, о горьких одуванчиках и подгоревшем молоке, о банных вениках и молодой, капельку прокисшей браге…

Коричневое брюхо, поросшее густыми жесткими волосами, непрерывно вздрагивало и шевелилось. И шевелился воздух вокруг, создавая подобие слабой дымной завесы, мешающей четко все разглядеть. Четыре мускулистые колонны, расширяющиеся внизу, как у слона, но гораздо толще, опирались на гибкие волосатые подушки. Позади каждой ноги, сложившись веером, свисала рыжая кожистая складка, в рост человека, словно меха гигантского баяна. Ни морды, ни хвоста. Внешне кажущееся дряблым, шестиметровое бочкообразное тело, без сомнения, таило в себе ураганную мощь. По краям «бочонка», подобно сосулькам, во все стороны свешивались темно-коричневые бородавчатые наросты. Над ними, так же по кругу, шел ряд бледно-розовых образований, похожих на виноградные грозди. От брюха вверх бока меняли окраску от кремового до угольно-черного цвета. Впрочем, цвет не являлся для Эхо постоянной характеристикой. За те несколько секунд, что Валентин не мог прийти в себя, морщинистые бока и спина зверя в деталях повторили окраску местности, словно на коже отпечаталась огромная мятая фотография участка склона.

Эхо опустился, мягко подогнув под себя ноги, и стал похож на огромную вытянутую картофелину. Подвижные бока распластались, от зверя исходило заметное тепло. Для своих размеров двигался он удивительно легко, хотя даже лежа, возвышался над Валькой метра на три. По спине, во всех направлениях, топорщились тонкие, длинные, сантиметров десять, усики. Кожа гиганта вблизи показалась неоднородной, состоящей из тысяч жестких подвижных пластинок, вроде чешуи.

– Не стоять! Быстро! – повторил Лукас.

Чешуйки зашевелились. Прямо над Валькиным лицом раздвинулась узкая беззубая пасть, красная изнутри. Из пасти показалась знакомая бородатая физиономия, стальные руки схватили Старшего за плечи и втянули внутрь. Не успел он до конца провалиться, как зверь пришел в движение. Впустившая его щель захлопнулась, нахлынул резкий животный запах. Темнота продолжалась долю секунды, почти сразу вернулся свет, и вместе со светом – уже ставший ему привычным круговой обзор.

Валька стремился принять нормальное сидячее положение, он лежал вверх ногами, скатываясь в глубину бархатистой теплой норы. По правую руку разместился Лукас, чьи руки и ноги двигались в подвижных мышцеватых захватах, а от уха уходили в глубину «кабины» пульсирующие червеобразные нити. Ни ручек, ни педалей, сплошной мягкий упругий гамак. Старший мог поручиться, что вокруг него плотная стена, однако изображение каким-то образом передавалось внутрь, создавая ощущение, что сидят они снаружи. Держаться было не за что, кидало во все стороны. Зверь несся со скоростью экспресса.

В несколько мгновений спустились с холма, пересекли дорогу и ринулись в озеро. Старший втянул невольно голову в плечи, но Лукас, видимо, знал, что делает. Сверкнул последний кусочек неба, и «кабина» погрузилась в свинцовую мглу. Зверь не поплыл, судя по непрекращающимся толчкам, а продолжал бежать под уклон, забираясь все глубже. Точно и не заметил отсутствия воздуха или дышал как-то по-другому… Старший теперь видел все, что происходило внизу, дно мешка тоже стало прозрачным.

Складки на лапах развернулись, образуя подобие ласт. Эхо, наконец, поплыл над самым дном водохранилища, загребая брассом, точно черепаха, с каждым гребком оставляя позади добрый десяток метров. За спиной слышался прерывистый гул: какой-то орган в задней части туши работал в качестве винта или водомета.

Отбежав метров триста, резко сменив направление, Лукас остановил живой батискаф. Эхо беззвучно лег на грунт. В шаге от себя Старший различал какие-то темные волнующиеся стебли, дальше сгущался мрак. В «кабине», напротив, посветлело.

– Руку будем показывать? – глухо спросил Лукас, впервые открыв глаза. За ухом у него шевелилось, но теперь Валька не боялся. Ему было наплевать, пусть хоть хобот у Лукаса вырастет, лишь бы вырваться из этого кошмара!

Валька протянул ладонь и сбивчиво поведал о своих приключениях. Он надеялся, что Лукас сию минуту освободит его от «медузы», но тот не спешил. Несколько раз переспрашивал о событиях в Петербурге. Складывалось впечатление, что офхолдер его попросту не интересовал. Единственное, из-за чего он всполошился и даже как-то состарился, – это смерть Оттиса. Дослушав, снял тряпичную перчатку, продемонстрировал след от ранения. Кости и сухожилия срослись идеально, лишь тонкий белый рубец напоминал о страшной дыре. На ладони красовалась свеженькая желтая «медуза».

– Кто Наездник?

Валька пожал плечами. Бородатый надолго задумался. Установившуюся паузу заполнили невнятные протяжные звуки. Эхо все-таки дышал. Спокойно, размеренно, будто и не бегал вовсе. Тоненький свист сменялся чмоканьем, наступала тишина, потом доносилось бульканье, как из кипящей кастрюли, и повторный свист.

– Хотеть кушать? – Лукас высвободил конечности из колец, нагнулся и достал откуда-то вполне обыденный термос с горячим мясом.

Валька понюхал жаркое и согласился. Никогда он еще не завтракал в такой нелепой обстановке. Ели по очереди, одной вилкой. На сладкое у хозяина нашлась банка шоколадной пасты. Вот запивал Лукас странно. Валька помедлил, прежде чем последовать его примеру, но пить после соленого хотелось сильно, и он решился. Над «водительским» местом, в числе прочих непонятных розовых отростков, свисал изогнутый тонкий хоботок. Достаточно было слегка прижать зубами утолщение на конце, как в рот брызнула прохладная кисловатая жидкость, по вкусу напоминавшая смородиновый сок. Доев, Лукас угостил Старшего самым обыкновенным «Диролом».

– Можно выпускать тебя на дорогу, – задумчиво предложил пастух. – Но небезопасно.

Старший вспомнил невидимого снайпера и охотно согласился. Да, небезопасно. Лукас глядел на него, не моргая, медленно пережевывал жвачку.

– А что ты думаешь обо мне?

Пастух словно ждал от Вальки чего-то – какого-то слова, решения.

– Ну… Оттис сказал, вы не послушались их Коллегии, – осторожно начал Валька.

– Коллегия? Девяносто старых, очень старых людей. Умные люди, но не боги. Понятно? Не боги, только люди. Подумай! За деревом кто-то плачет. Ты не видел. Ты пойдешь помогать?

– Да…

– Ты хочешь помогать. Пять человек, нет, десять. Они не видят, но говорят – там волк, не ходить помогать. Ты доверяешь или пойдешь проверить?

– Проверю.

– Уэлл. Двадцать человек не видят, говорят – волк. Ты доверяешь, или…

– Понятно, понятно.

– Означает, двадцать человек не всегда правда. Девяносто тоже не всегда правда. Не всегда правда здесь, – Лукас постучал пальцем по виску. – Иногда правда там, где сердце. Понимаешь? Вот здесь, – он погладил заднюю стенку «кабины», – у меня человек. Очень плохое состояние. Я не реаниматор, я пастух. Была надежда на Оттиса, без него я пропускать ошибки. Могу допустить ошибки. Опасно. Нужен другой реаниматор, нужен отдых. Стоять опасно. Тут недостаточно пищи, ближний выпас далеко. Эхо разучился охотиться. Я один не обеспечиваю пищей. Мы можем согласиться. Подумай!

– Там, наверху, вертолеты. – Валька догадался, что влип в очередную заваруху. – Нас убьют.

Лукас отмахнулся:

– Опасность исключительно от Наездника. Есть в Сибирь закрытое место. Не выпас, но закрытое место. Там живут Добрые Соседи, могут помогать. Они не подчиняются власти. Там Тхол нас потерять.

– Тхол?

– Встретить Тхол – конец.

– А вы снимете мне?.. – Валька пошевелил рукой.

– Эти люди с геликоптер хорошо стреляют. Знают, что стрелять надо в руку. Когда я буду искать пищу, ты сторож. Понимаешь? Мы прячемся в закрытом месте, снимаю офхолдер. Теперь – рано. Могу снимать сразу. Это русская разведка, они стали сильные, кто-то информирует. Пойдешь один – поймают.

Старший сделал вид, что колеблется. Выхода у него не было. Лукас не собирался его освобождать, пока не закончит свою таинственную миссию и не найдет закрытый выпас с реаниматором. Тихий ужас! Не лучше ли было остаться лежать там, на горе? Глядишь, и пожалели бы…

– Без офхолдера-то, на что я им? – несмело предположил он, заранее догадываясь об ответе.

– Не отпустят, – холодно бросил Лукас. – Я помню два раза. Случайные люди, случайно возле Эхуса. Двое украли офхолдер. Быстро умерли…

Старик почувствовал, видимо, что перегнул палку, бережно положил руку Старшему на плечо. Сознание Вальки заметалось, как мышонок в лабиринте.

– Снайперы! – сказал Лукас. – Ты живой, потому что нужен им. Стреляли сзади, Оттиса убили случайно. Это хорошо.

– Что ж хорошего?

– Для Коллегии хорошо, что Оттиса не узнали. Они считали, что ты ребенок одного из нас, Оттиса приняли за охрану.

– Ваш ребенок?! – У Вальки начали плавиться мозги. – Но я не похож…

– Ты не умер с офхолдером! Не понятно?! Только кровь людей Атласа адаптирована к приборам.

– Как же?.. Но Оттис говорил, что…

– Тебя не хотели пугать. Оттис – добрый человек, он большой романтик. Ты должен был умереть за тридцать часов.

– Но я же не умер!

– Именно… – В полумраке кабины пастух показался вдруг Вальке очень старым. Очень старым, и очень уставшим. – Поэтому тебя небезопасно выпускать. Хочешь конфета?

– Оттис после всего миллион баксов обещал! – неожиданно вспомнил Валька. – Сразу, как Эхо найдем…

– Пятьдесят тысяч прямо сейчас! Эхуса ты нашел. – Лукас точно ждал этого момента, порылся в темноте под ногами, расстегнул рюкзачок, вытащил тугие спеленутые пачки денег. – Первый крупный город – ищем банкомат, даю остальное. Деньги – неважно, ты не понимать главное…

Ни фига себе, с такими деньжищами по домам им не сидится…

– Спрячьте пока, мне все равно сунуть некуда, – загрустил Валька, а про себя подумал, что если грохнут, то никакие бабки не понадобятся. А если захочет «борода» обмануть, то обманет и так. – Ладно, что мне надо делать?

– Мне необходимо возвратиться к Оттису. Надо похоронить…

– Их там целая армия!

– Не опасно, движение в коконе. Шестикратное ускорение от текущего времени. Недолго. Эхус слабый. Надо похоронить…

– У них автоматы! – Валентин вспомнил громил в метро.

– У меня нет хорошее оружие. Я должен отомстить, но не имею возможности! – Лукас помассировал глаза. – Я не планировал войну…

– Я покажу, где взять оружие, – признался Старший.

Глава 19
В ЖЕЛУДКЕ ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛКИ

– Потерпи, голубчик, капельку осталось!.. – Одновременно слащавый и напряженный голос Шпеера вернул Анку из небытия.

Две качающиеся лежанки, вроде гамаков, в одной – она сама, захлестнутая подобием волосяного ремня. Над соседней лежанкой склонился доктор. Блестящие чемоданы на полу открыты нараспашку, полны бутылочек, банок, врачебных инструментов. Вот где богатство-то! К чемоданам Шпеер ее всю дорогу не подпускал.

Помещение, куда Младшую перенесли, было длинное, вытянутое, похожее на огромную кишку. Те же сплетенные косичками кривые стенки, только без окон. Потолок светился сам по себе, но неровно, сполохами. Анка не могла понять, летят они или стоят на месте. В голове еще чувствовался некоторый разброд, подташнивало, но в целом, она возвращалась в норму.

Она увидела соседа. Голый до пояса, ничком лежал тот самый дядька, которого они преследовали в кустах. На побелевшем лице выступили горошины пота, очки он держал в ладони и тяжело дышал, до крови закусив губу. Шпеер кидал в тазик кусочки окровавленной ваты, чем-то пахучим обрабатывал тощее, покрытое седыми волосами плечо. Человек вдруг открыл глаза и встретился с Анкой взглядом. Младшая попыталась улыбнуться. Человек подмигнул.

– Сэмэн, откуда така гарна дивчина?

– О-хо-хо! – рассмеялся Шпеер. – Коли Миха дивчину приметил, – жить будет. Выспалась, сестра? Наконец-то, кто мне ассистировать будет?

Анка переживала, что над ней будут смеяться за се провал, обморок и рвоту, но доктор смеяться и не думал. Привычно балагурил, а шустрые пальцы двигались – промывали рану, рвали марлевые пакеты… Младшая присоединилась. Шпеер воспринял ее как ни в чем не бывало, заставил спиртом помыть руки, поручил держать жгут.

Вокруг пулевого отверстия кожа вздулась и лоснилась, точно намазанная лаком. Сама дырка выглядела не страшно, кровь почти не текла, но Младшая уже знала, что внешний вид в таких случаях может быть очень и очень обманчивым. Доктор доверил ей сделать Харченко несколько уколов, прямо возле раны. Профессор скрипел зубами, но терпел.

Потом доктор накрутил на длинную спицу тугую ватку, обмакнул в склянку и велел Анке сесть профессору на спину. Маркус при этом держал Харченке ноги, и все равно, когда Шпеер ввел в дыру свой инструмент, профессор дернулся так, что все трое чуть не разлетелись в разные стороны. Оказалось, что намазанные тампоны надо оставить прямо в ране, а потом поменять, чтобы предотвратить заражение…

Когда все закончили, Шпеер разрешил белому как мел Харченко выкурить одну сигарету. Чувствовалось, что раненый стесняется перед Анкой своего истерзанного вида, своей желтоватой, впалой груди. Профессор выглядел очень дряхлым; казалось невероятным, что этот человек способен был не то что бежать, но и просто ходить без посторонней помощи. Он не мог удержать в трясущейся руке даже кружку сока, Анка помогала. Лысую макушку и кисти рук покрывали старческие пигментные пятна, на горле вздувались синие вены, дряблые ввалившиеся щеки покрывала паутинка сосудов. Наперекор очевидной слабости, профессор старался шутить, даже спел на пару со Шпеером несколько куплетов на украинском языке.

– Не порти мне ребенка, – грозил Семен, заматывая раненого певца бинтом. Младшая поддерживала профессора в сидячем положении. При любом неосторожном, причиняющем боль движении ребра старика ходили ходуном, кожа на затылке сморщивалась и он становился похожим на облезлого петушка.

– Укольчик – и спать, – распорядился доктор, подставляя Анке руки для мытья. – Станет нехорошо, тогда добавим. Оставляю вас с палатной сестрой, а меня другие пациенты ждут.

Шпеер, судя по всему, окончательно здесь освоился. Ушел куда-то в сторону, нащупал в складках стены крючок, перешагнул открывшийся проем. За раздвинувшимся люком показалась такая же вытянутая «кишка» с гамаками по стенам. Анка посидела немного, подождала, пока старичок уснет. За последнюю неделю она навидалась достаточно, чтобы разобрать – рана неопасная, навылет, и с костью порядок, рукой свободно двигает. Лишь бы зараза не попала… Потом сидеть стало невмоготу, следовало найти свои вещи и туалет. Да и помыться бы не мешало, провоняла, как свинюха.

Она без труда отыскала то место, где Шпеер открывал люк. Но крючков, больше похожих на хрящевидные наросты, оказалось целых четыре, все разного цвета. Анка потрогала, отдернула руку. Никак не могла убедить себя, что находится внутри живого существа. К запаху привыкла, не замечала, но то, что вокруг все теплое и шевелится под рукой… Не так-то просто было преодолеть в себе брезгливость. Когда-то давно она смотрела фильм про то, как моряки попали в желудок огромного кашалота и плавали там среди прогнивших трупов. Конечно, то была сказка, не бывает таких китов, чтоб людей целиком кушали, но все равно гадость!

Дернула наугад. Погасло освещение. Не то! Другой рычажок раздвинул стену, но совсем не там, где ожидалось, а под ногами. Чуть не сверзнулась в отвесно уходящую трубу. Поспешно дернула в обратном направлении, яма затянулась. Потрогала ногой. Ровный пружинящий пол, как и прежде, ни трещинки, ни вмятинки. Наконец, она нашла, что искала.

Передвигаясь таким образом, миновала пять или шесть шлюзов. Выбирая проход, инстинктивно старалась идти наверх. Большинство люков открывалось, но некоторые не поддались. Прошла через вытянутое, изогнутое под сорок градусов вверх помещение, похожее изнутри на гигантский стручок гороха. С верхотуры, по спиральным желобам, покрытым прозрачной пленкой, непрерывно стекала блестящая жидкость и водоворотом втягивалась в губчатый пол. Для человека оставалась по центру узкая лесенка. Анка присела по центру лесенки и рискнула дотянуться до ближайшего из сотен желобков. Что бы ни текло внутри него – вода или что другое, но по сравнению с остальной привычно теплой обстановкой поверхность канала показалась Анке обжигающе холодной.

В какой-то момент, выбрав центральный из трех одинаковых люков, Младшая вылезла на узкую тропку поверх горячей пружинящей трубы. Потолок тут нависал очень низко, его и потолком-то назвать было нельзя. Сплошная жесткая ярко-красная щетина, как у хряка на загривке, только длиннее в десять раз и вся в мелких капельках. Анка потянулась вверх потрогать и тут же отдернула руку. Капельки вниз не падали, зато оказались противно-маслянистыми и страшно горячими. В помещении стояла невероятная влажная духота, но воздух никуда не уходил, даже не колыхался. «Наверное, так и было задумано, – успокаивала себя Анка, отфыркиваясь и вытирая взмокший лоб. – Иначе, ежели авария какая, Мария бы давно уже починила…»

Труба, на которой она балансировала, диаметром превосходила цистерну бензовоза, на котором ездил сосед Степанов. Такие же огромные бледно-голубые трубы чуть подрагивали слева и справа, соединяясь между собой гибкими подвижными перемычками. Вместо перил вдоль ребристой узкой тропки висел скрученный волосяной канат. Анка засобиралась назад, но не нашла с этой стороны крючка! Люк исчез, сплошная теплая шершавая стенка. С дрожью в коленях, она двинулась вперед. Высота для Анки всегда была самым страшным испытанием. Не дойдя до середины тропы, ощутила подошвами нарастающий рев, тропинка забилась пол ногами, словно живая змея. Младшей смертельно не хотелось опозориться вторично. Она ни за что на свете не стала бы звать на помощь, но тут трубы одномоментно чем-то заполнились и надулись до предела. Младшая упала на четвереньки, беспомощно хватаясь за прогнувшийся канат. Пару секунд она висела, отчаянно молотя ногами над темной щелью, но не удержалась и сорвалась вниз. В самом узком месте между раздувшихся труб застряла, но тут неведомое содержимое схлынуло, трубы «похудели», и Анка, с воплем, провалилась еще ниже. Катилась, стукаясь головой, и… очутилась в кольцевом коридоре, огибающем «рубку».

Слава Богу, тут везде было мягко. Анка отдышалась, глянула вверх. Метра три летела! Мамочки, кому рассказать, – не поверят, что цела осталась. Вроде бы никто не слышал, как она визжала! Здесь ничего под ногами не шевелилось, но Младшая теперь шла крайне осторожно. Через равные промежутки натыкалась на очередное круглое окно, видела, как доктор меняет повязку сидящей Марии, но найти Вход так и не могла. Кричала им, лупила по податливому материалу окон, но без толку.

Так и бродила по кругу внутри рифленой полутемной кишки, пока ее, одуревшую и чуть не описавшуюся, не вытащил Маркус. Он же отвел в баню. Настоящую баню, совсем как дома, еще и с бассейном. Конечно, в этой бане не было ничего деревянного – ни лавок, ни тазиков. Кранов – и тех не было. Вода текла непрерывно, тремя параллельными струями спускалась по уступам стены – холодная, теплая и совсем горячая. И бассейн, на три части разделенный, по температуре. Бек бы не вылезала!

Отфыркиваясь, разомлевшая, потопала назад. Но сначала, ясное дело, заглянула в битком набитый рюкзак с вещами. Рюкзак ей Маркус прямо в баню приволок. Младшая развязала тесемки и убедилась, что ей ни капельки не интересно, что надеть. Она перебирала дорогущие импортные шмотки и вспоминала подружек школьных. От зависти бы все полопались, если бы увидели, а ей теперь – хоть бы хны. Испортилось что-то в голове или, напротив, отладилось. Совсем неважным показался теперь весь этот «царский» гардероб. Когда неизвестно, что завтра будет, так все неважным становится… Нацепила первое, что нашла по росту, и пошла в каюту.

Маркус показал, как найти свое место. Очень даже просто: все крючки третьего, жилого яруса – слегка зеленоватые. И с любого яруса по зеленым меткам можно выбраться на свой этаж. Хотя лестницами не назовешь – переходы плавные, закругленные. Жилая палуба включала восемь кают, таким образом, с удобствами могло разместиться шестнадцать человек. А без удобств, наверное, поселился бы весь Анкин поселок. Маркус сказал, что, пока они стоят на месте, бродить она вольна везде, но когда бы ни зажегся желтый свет, следует немедленно мчаться и прыгать в ближайший гамак. Гамаки, оказывается, имелись везде, следовало только научиться их находить по особым оранжевым меткам. Компенсаторы, как сказал Маркус, сработают автоматически. До конца от перепадов скорости они не защищают, тут нужна долгая тренировка. Анка не представляла, как надо тренироваться, чтобы перестали болеть уши и прокушенная губа.

В желтый, двигательный отсек пытаться попасть бесполезно – туда без Марии нет никому доступа. Наездница владела особыми знаниями, или набором секретных команд, которые передавались только людям ее профессии. Впрочем, она со смехом призналась Анке, что и сама совершает обходы желтого сектора чисто из приличия. У Маркуса, хоть он и не был инженером, имелась куча теорий по поводу того, как именно передвигается Тхол, и он охотно излагал их Шпееру. Но за желтые люки проникнуть не предлагал.

– Зато во всех прочих помещениях вполне безопасно, – успокаивал реаниматор, – пораниться совершенно негде. И испортить ничего нельзя, – со смехом добавил он, поглядывая на Младшую.

Истекающий влагой «гороховый стручок», Маркус обозвал градирней.

– Когда ты зимой покушаешь, теплее становится?

– Ясное дело!

– Так и здесь. Под влиянием ферментов пища расщепляется с выделением тепла. Теперь представь, что процесс этот ускорился в сотни раз. Тхол практически не сбрасывает тепло во внешнюю среду, поэтому нас так сложно обнаружить.

– Как же он охлаждает воду? – озабоченно спросил Шпеер. – Где находится сам холодильник?

– Доступ воспрещен! – широко улыбнулся Маркус. – Но, если на минуту отключится система охлаждения, мы мгновенно вскипим.