Текст книги "Проклятие клана Топоров"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Экипаж «Белого Быка» вырвался на крышу.

Глава шестнадцатая,
в которой шесть волов могут принести победу, но четыре груженых осла не могут вернуть друга

Восемь волов англичане впрягли в дубовую крестовину, но теперь все погонщики лежали мертвые. А те, кто оставался в живых, засели на соседней, полуразрушенной башне и стреляли в несчастных животных. Взрослого вола прикончить обычной стрелой совсем непросто, хотя один оказался убит. Бедняги топтались на месте, отчаянно ревели, истекая кровью, утыканные стрелами, но не могли порвать постромки. Пойти в обратную сторону, задами толкая крестовину, они тоже не могли, просто не умели.

– Руд, бери стрелков, не давайте им высунуться! – Даг указал на заросли кустов на вершине соседней башни. – Сьеберн, перепрягайте волов, живо. Крепыш, бери Торгюссона, надо отжать вон ту дубину!

Все кинулись исполнять. «Дубиной» Северянин назвал огромную перекидную шпалу, которая фиксировала крестовину и не давала разматываться цепи. И тут Даг заметил самое главное, впопыхах упущенное им в пылу боя. К вершине башни, которую они с таким трудом штурмовали, вела пологая мощеная дорога. И по этой дороге, приседая, перебегая с места на место, продвигались солдаты английского короля. А сдерживала их наступление горстка храбрецов во главе со Свейном Волчья Пасть.

Круглую площадку, где проводили свой скучный век волы, огораживала невысокая стенка. Свейн был ранен дважды. Кроме него, отражали атаки противника еще четверо. Они высовывались из – за груды вражеских тел, пускали стрелы и снова прятались. Совсем недавно Свейн уложил тут пару дюжин англов, создав из их трупов настоящую баррикаду. Но монахи и солдаты упрямо пытались пробиться к своим волам.

Правая рука у Дага безвольно повисла. Все, что он мог, – хлестать волов плашмя мечом, чтобы те быстрее разворачивались. Здоровой рукой помогал крепить кожаную упряжь, кося глазом на соседнюю башню. До конца все сделать не успели. Где – то далеко засел самострельщик с тяжелым арбалетом, одной стрелой он убил еще одного вола, затем прикончил паренька с «Журавля».

– Навались. Все навались! – скомандовал Даг.

И дело пошло. Крестовина дрогнула, затем принялась вращаться все быстрее и быстрее. С моря раздался хор восторженных воплей, когда цепь плюхнулась в воду и затонула. Восемь или девять драккаров резво выпустили весла и вошли в реку. Не мешкая, они пристали к первой же рыбацкой пристани, с бортов гроздьями посыпалась свежие бойцы. Северянин издалека узнал «Белого Быка», планшир у того дымился, парус выгорел в клочья, но в целом драккар уцелел. Орудуя абордажными крюками и длинными копьями, викинги расчищали себе место для высадки.

К счастью, у союзников Харальда имелась пара дюжин берсерков. Полуголые «медведи» издали такой жуткий вопль, что вся береговая охрана кинулась бежать, побросав оружие. А Даг тут же вспомнил горько – вяжущий вкус варева на языке и ощущение дикой, непреодолимой силы, бешеного веселья. Ему сразу захотелось хоть немного хлебнуть этой прекрасной укрепляющей настойки, но Волчья Пасть настрого запретил.

Ярлы правого крыла победно протрубили в рога, давая знать Синезубому, что центральная часть города окружена. Напрасно английские лорды на красивых лошадях пытались остановить бегство пехоты. Слишком силен был страх перед мстительным неистовством датчан!

Даг победно оглянулся в другую сторону. Кварталы пылали, как костер в честь Водана. Мирные жители разбегались, побросав свое добро. Клинья Синезубого, умело направляемые барабанщиками и горнистами, пробивали заслоны в жидких английских полках. Те норовили выставить заслоны, но теряли улицу за улицей. Штандарт конунга быстро передвигался по городу, значит, сам Синезубый не отсиживался на «Рогатом Змее». Опытные херсиры выжигали участок за участком, не оставляя врагу никакой возможности спрятаться. Особый отряд под командой Свена Вилобородого сделал марш – бросок и достал команду арбалетчиков, прятавшихся высоко на холме. Их изрубили в куски, а ценное оружие подобрали и отнесли на корабль.

Теперь, когда обе стороны Саутгемптона оказались под контролем викингов, моральный дух защитников окончательно упал. С радостным ревом датчане и наемники соединились где – то внизу, в районе рыночной площади. Но это выяснилось позже, пока же Даг сверху видел лишь густой дым над крышами, языки пламени и упрямых англичан на дороге к башне. Убедившись, что волы опустили цепь, британцы сделали последнюю глупую попытку и кинулись врукопашную. Кажется, их поднял в атаку богато одетый всадник на красивой лошади. Несмотря на боль в плече, Северянин невольно залюбовался блестящими доспехами, парень еще не встречал таких ловко подогнанных бронзовых сочленений и такой стати. Стрелы отскакивали от брони, стрелы отскакивали от утяжеленной попоны лошади. У нее даже морда была закрыта железной раскрашенной маской. Как потом растолковал Ульме, расковыривая ножом замечательные творения английских кузнецов, это Дагу впервые повстречался настоящий рыцарь. Рыцарь, сказал Ульме, это вроде ярла, который поклялся всю жизнь служить одному господину. Например, королю. Делать он больше ничего не умеет, только драться, да и дерется как – то странно. Например, считается, что без коня и без неудобного длинного меча или пики – ты уже вроде и не рыцарь. А еще непременно надо таскать за собой личный штандарт, для верности изобразить его на щите или на груди, а если все это таскать тяжело, то рыцарю приходится нанимать особых оруженосцев. Но смешного мало, потому что, когда этих железных вассалов собирается штук сто, им не сможет противостоять даже весь фелаг «Белого Быка»…

А пока безумный рыцарь с головой, точно засунутой в ведро, погнал коня прямо на баррикаду. И на пути его встал Свейн Волчья Пасть. За всадником устремилась целая толпа – человек сорок, – полных решимости расправиться с горсткой храбрецов. Даг покрепче перехватил меч, в кулаке раненой руки зажал нож. Ульме Лишний Зуб огромными прыжками помчался на помощь Свейну. Орм Крепыш накинулся на железного человека сбоку и моментально получил трехгранным мечом по щиту. Удар получился такой силы, что Орма откинуло вместе с разрубленным щитом.

А конь рыцаря взвился на дыбы и копытами едва не пробил грудь форинга Свейна. Ульме в последний миг успел выдернуть командира в сторону. Всадник преодолел баррикаду, его огромный меч рассек воздух, еще один из датчан рухнул с пробитой головой. Солдаты в кольчугах, воодушевленные своим лордом, с криками кинулись в драку.

Последнее на этот день сражение Даг запомнил кусками, кажется, оно длилось недолго. Он внезапно увидел рядом с собой тихоню Сигурда, родного брата, который отлично умел придумывать новые паруса, но всегда избегал драк. Тихоня Сигурд что – то орал с перекошенным ртом, он со всего маху всадил секиру в спину британца, который накинулся на Руда. Орм Крепыш встал, встряхивая головой, схватил всадника сзади за пояс и стянул с лошади.

Сьеберн угодил в гущу врагов, он ранил двоих, но сам был заколот. Стрелок взобрался на дубовую крестовину и методично спускал тетиву лука, уничтожая одного врага за другим. Ульме ударил упавшего рыцаря секирой по шее, но тот продолжал вставать, нашаривая свою страшную зубастую палицу. Англичане как будто передумали биться, они ручейком кинулись к лестнице вниз. До Дага вдруг дошло – они знают способ, как снова поднять цепь и запереть драккары в реке! Наверняка, Волчья пасть подумал так же. Раненый Свейн, вращая секирами, заслонил проход к лестнице.

Даг побежал к нему. Но ему только показалось, что он побежал. От потери крови парня раскачивало, точно на палубе в сильный шторм. Краем глаза он увидел, как Руд отсек кисть мужику в два раза толще его, потом снова увидел Сигурда, тот что – то кричал и неумело махал топориком.

Потом Даг увидел, как дядя Свейн, пританцовывая, вращаясь, отступает по лесенке. Вот он сделал обманное движение, пригнулся и снес противнику челюсть. Вот вторая секира описала полукруг и с хрустом вошла неприятелю в бок. Волчья Пасть прыгнул в сторону, уходя от зазубренного меча, прыгнул еще раз, на ходу воткнул секиру в живот очередному англу…

И упал навзничь, пронзенный стрелой.

Даг не успел самую малость. Когда он взмахнул мечом, бить стало некого. Раненые волы мычали, оскальзываясь в кровавых лужах. Солнце всходило над городом, объятым густым черным дымом. По широкой, мощенной розовым булыжником дороге широким шагом приближалась свита конунга Харальда. Трепетал на ветру штандарт с черным вороном. Слева и справа от конунга ступали люди, имена которых наводили страх далеко за пределами Дании. Ульме Лишний Зуб подхватил ослабевшего Дага на руки.

– Так вот они, герои, открывшие путь флоту, – то ли спросил, то ли сам ответил конунг.

Уцелевшие «герои» едва держались на ногах. Некоторые даже не нашли в себе сил, чтобы встать и салютовать конунгу.

– Есть здесь кто – то из ярлов или капитанов? – спросил Харальд.

– После смерти моего форинга теперь я форинг «Белого Быка» и глава торгового херада, – распрямил спину Лишний Зуб.

– Мы обязаны вам, – чуть склонился Синезубый. – От лордов уже принесли прошение о принятии дангельда. Каждый из вас получит долю за погибшего товарища. И долю от всех товаров, которые мы возьмем здесь.

– Свейн… – прошептал Северянин. – Нельзя бросать его…

– Мы его не бросим, мы отвезем его на «Быка» и похороним как героя, – пообещал Лишний Зуб. – Эй, парни, кто еще цел, положите форинга на плащ и давайте вниз, в лодку. Наши дела здесь еще не закончены!

– Дела закончены, – рассмеялся кто – то из свиты Харальда. – Они уже прислали четырех ослов, доверху нагруженных серебром. Утром вся добыча будет пересмотрена согласно установлению главного датского тинга и выплачена всем, включая вдов и детей погибших.

– Когда ударят в колокол четыре раза, всем собраться в походный строй за «Рогатым Змеем»! – отдал приказ Харальд.

И тут он приметил Дага.

– А, это тот молодой герой, что спас для нашего маркграфа самого пресвитера папы, ха – ха! Я рад, что ты жив! Мне сказали, что ты и здесь показал себя верным другом нашего знамени. Ты хорошо умеешь сидеть в седле?

Северянин кивнул, изо всех сил стараясь не упасть. Свита Синезубого уже повернула обратно, вниз, в город. Идущие впереди копейщики скидывали с дороги трупы англов, чтобы конунг мог пройти свободно.

– Когда залечишь свое плечо, найдешь в Хедебю помощника моего окольничего. Вот он, запомни его. Скажешь, я велел записать тебя в посольство. Мне нужны такие люди.

Даг снова кивнул, уже окончательно ничего не соображая.

Немного времени спустя, глотнув отвара берсерков, самую малость, Северянин пришел в себя. Кровь побежала по жилам, острая боль словно сжалась в комочек, не покинула тело, но больше не мешала идти. Он перешагивал через ноги и руки, через стонущих раненых, которыми были завалены узкие улочки. Он запомнил зал с высоким закопченным потолком и очаг с подвешенным на крюке пережаренным быком. От сгоревшего мяса воняло, где – то внизу, в подвалах, непрерывно визжали женщины. Толпа дышала вокруг, дышала надрывно, с кашлем, с кровавыми плевками. Изящно сработанная, но мощная мебель была сметена в сторону, в центре вместо пиршественного стола стоял очень знакомый предмет – красивые весы, на которых ландрманы отвешивают жалование. К весам стали подводить осликов, нагруженных мешками с серебром, и помощники высыпали дангельд в чаши. В сторонке, под охраной, стояли на коленях растрепанные, окровавленные люди. Северянин безошибочно угадал в них хозяев города. Мужчины в шелковом белье, с роскошными волосами, со связанными за спиной руками. Бычья туша горела, распространяя вонь, женщины кричали, помощники ландрмана громко выкрикивали цифры, ярлы из свиты Харальда зорко поглядывали друг на друга.

– Вон тот, с разбитой головой – брат здешнего короля, – скривил рот Ульме, – знал ведь, что надо платить, а теперь отдаст тысяч семь фунтов за то, что не согласился раньше.

Даг мало что видел за широкими спинами херсиров. Но хорошо слышал, как звенит серебро и гудит жадный пожар.

– Твой дядя умер героем. – Ульме Лишний Зуб незаметно сплюнул вослед уходящему начальству. – А ты знаешь, он ведь хотел продать свою долю в фелаге. Он женился, представь себе. В сорок лет влюбился, как мальчишка, и женился. И теперь она брюхата от него. А вместо бонда я привезу ей мешок серебра.

Глава семнадцатая,
в которой Даг учится краснеть, а искусство верховой езды становится важнее жизни

– Если пойдешь за Синезубым, можешь взлететь слишком высоко. Слишком высоко для простого человека, у которого нет крепкой родни здесь. Если останешься с нами, получишь корабль. Хочешь, «Морскую деву» или новый кнорр?

Лишний Зуб сидел у постели больного и уговаривал его как умел.

– Я собрал весь наш фелаг. Парни решили не делить добычу, а купить еще один корабль и рабов на весла. А может, нам хватит даже на два корабля. После того, что мы натворили в Англии, ко мне приходят свей, со своим оружием и даже готовы внести торговый залог. Наш фелаг станет самым богатым, поплывем в Гардар или к персам. Решай быстрее, Даг, ты нам нужен!

Но Северянин про себя все давно решил. Он лежал на шкурах в доме для раненых, который выделил ландрман Хедебю, слушал ярмарочный шум и безостановочные удары топоров о грунт. Вдоль границы продолжалось строительство вала. И даже пьяные песни не могли заглушить звук стройки. Северянин чувствовал себя заново родившимся. И не потому, что на вырученную долю викинга удалось купить не одну, а целых две замечательные лошади и в придачу – новую одежду и оружие.

Вчера вечером к нему снова заходила Карлен. Дочь самого маркграфа, посланника могущественного императора, не отважилась бы одна зайти и проведать малознакомого датского разбойника, который так непочтительно поколотил ее родичей. Но в компании с двумя взрослыми дамами и двумя сверстницами, дочерьми богатых германских торговцев, Карлен вполне могла навестить раненого героя. Несмотря на уговоры назойливого духовника отца Бруно, который считал, что избиение братьев во Христе – это не подвиг, а разбой, достойный виселицы. Но отец Бруно вечно нес какую – то скучную чепуху. Всем и так понятно, что если мужчина возвратился с войны раненый, но с победой и добычей, то он несомненно герой. И отец, и брат Карлен, несмотря на соблюдение всех церковных правил, считали точно так же.

Официальная позиция римской империи в вопросе отношений датчан и англичан была никакая. То есть, наверняка, сильные мира сего обсуждали, делили и яростно спорили во дворцах и замках, но его высочество маркграф не имел ничего против легких шалостей Синезубого у берегов Англии. Тем более, после последнего похода германские поставщики получили огромные заказы, тортовые корабли поплыли, едва не зачерпывая бортами воду, а вернувшиеся из похода шальные викинги уже неделю не давали закончиться обильным ярмаркам. Город Хедебю богател. Он слишком богател, город, который официальные хронисты императора давно именовали Шлезвигом…

Карлен тоже было наплевать на англичан и прочих, почти неизвестных ей врагов императора. Данов и остальных жителей Северного пути она справедливо считала грязными варварами. Так учили ее с детства, и сам факт служения отца в приполярном, таком неуютном и жестоком городе женская половина семьи воспринимала как божье наказание. Привел Карлен в гости к Дагу не кто иной, как старый товарищ по плену, отец Поппо. Пресвитер ловко переправил женщин на другую половину госпиталя, предоставив молодежи поболтать о своем.

Даг лежал и краснел. Пожалуй, он краснел едва ли не впервые в жизни. Карлен показалась ему гораздо красивее, она явилась в ярком голубом сарафане из тончайшего льна, от подола до воротника окантованном серебряными узорами. Намеренно или нет, но сарафан Карлен выбрала чересчур облегающий, а шею украсила несколькими рядами разноцветных бус. Бретельки сарафана удерживались изящными золотыми фибулами, похожими на головы волшебных зверей. Сердце Дага застучало чаще, когда под сарафаном он угадал край нижней плиссированной рубахи, а под рубахой – очертание ее изящной лодыжки, затянутой в тонкое сукно. Правда, поверх красивого сарафана девушка, как и все ее подруги, надевала грубый плащ.

Карлен свободно щебетала на датском и первая высмеяла своих неловких напыщенных кузенов. Она рассказала Дагу несколько забавных историй. И даже заставила его посмеяться!

А Северянин сгорал от стыда. За время похода у него впервые выросла борода, но не ровная, как у достойных мужей, а разноцветными клочками. Кроме того, вся команда «Быка» завшивела, и Ульме побрил своих подчиненных. Некрасивая метка на макушке теперь стала видна еще сильнее, зато низкая челка, которой Даг так гордился, безвозвратно исчезла. И вообще… Даг понятия не имел, как любезно и весело общаться с девушкой почти своего возраста. Да еще такой хорошенькой! То есть он прекрасно теперь представлял, как общаются с девицами его друзья по фелагу, но эта красотка в жемчугах и батисте вряд ли позволила бы задрать на себе юбку и уж тем более – плюхнуться к парню на колени…

– Ну так что ты решил? – отвлек из дальних далей голос Ульме. – Я предлагаю тебе хорошую долю в фелаге, почти как у твоего брата, и предлагаю корабль! В четырнадцать лет ты станешь хозяином, Даг! Ты вернешься на ферму к отцу богатым человеком.

– Спасибо, Ульме. – Даг прикрыл глаза, так ему было неловко. – Но меня уже записали в посольство конунга.

– Я так и знал. – Лишний Зуб хлопнул товарища по здоровому плечу. – Бабки нагадали тебе трудную дорогу, но ты переплюнешь всех нас. Смотри, не залетай один слишком высоко, держись стаи!

На следующий день Карлен пришла еще раз. И успела шепнуть, что отец тоже едет к императору Оттону, ему велено сопровождать великое посольство датчан. Женщинам вообще – то не положено сопровождать мужчин, ведь они не могут сутками скакать верхом и ночевать в палатках, но на сей раз ей крупно повезло. Снегопады закончились, установились удобные санные пути, и сани пройдут легко до самого Кведлинбурга. А если где – то завязнут, то молодой император непременно вышлет навстречу эскорт и помощь…

– Молодой император? – слегка запутался Даг. Он плохо слышал ее слова, зато хорошо видел пухлые губы, в которые так хотелось впиться своими губами. – А разве есть еще император?

– Как можно так говорить? – округлила глазки Карлен. – Его императорское величество Оттон Первый находится уже в возрасте мудрости и собирает великий съезд империи. Его сына, Оттона Красного, мы зовем молодым императором. Говорят, он красив, часто устраивает пиры и охоты, куда приглашают и девушек… Кроме того, он женился на византийской принцессе Феофано, и теперь между двумя центрами земли достигнут мир, впервые за века. Так говорит отец Бруно…

Даг ощутил ревность. Покойный дядя Свейн любил потешиться с девками и с удовольствием наставлял приемного племянника, как себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом. Дагу до рези в пальцах хотелось обнять Карлен за талию или хотя бы провести ладонью по заду, но…

Но только не с ней… С ней следовало поступать как – то иначе! Когда Карлен наклонялась, Северянин совсем рядом чувствовал ее запах, ее полную грудь, видел узкий треугольник нежнейшей белой кожи. Там, где висел на цепочке тонкий золотой крестик. Карлен просила показать ей коготь, и он показывал, хотя давно дал себе зарок – не вытаскивать амулет без крайней нужды. Давно стерся шнурок, на котором висел коготь Горына. Давно стерся и второй и третий шнурок, теперь волшебный амулет крепился на толстом кожаном ремешке. Карлен брала его тонкими пальчиками, гладила, близко подносила к очаровательным глазкам, а Дагу казалось, что девчонка гладит вовсе не амулет, а его самого, ему самому нежно – нежно проводит по коже…

От подобных мыслей он потел, трясся и окончательно терял дар речи. Северянина спасло от перегрева мозга и сердечной недостаточности появление лекаря и помощника окольничего. Тот явился со списками и сразу взял быка за рога.

– Конунг Харальд берет с собой в дружину тех, кто умеет долго ездить верхом. Кроме того, с ним могут ехать лишь ярлы и херсиры, а простых хольмов он не берет. За то, что тебе дарована такая честь, – скажи спасибо отцу Поппо. Учти, если ты надумал пошутить, и твоя тощая задница не дружит с седлом – никто не повезет тебя в телеге!

– Когда мы выезжаем?

– Через неделю будет готов обоз. Общее построение на рассвете, на площади перед суконными рядами. Знаешь, какое оружие и сбрую иметь? Две пары сапог, кольчуга обязательно, шлем обязательно, как у твоего херсира, мешок для провизии. Я лично буду осматривать каждого, понял? Твоим херсиром будет сам Годвин, ярл Сконе, слыхал про такого? Он женат на племяннице конунга, так что одно его слово тяжелее бруска золота.

Лекарь оказался разговорчивее хмурого начальника.

– Никто из нас не видел старого кейсара Отто. Франки и фризы считают его величайшим из тех, кто правил после римских кесарей. Всю жизнь он не слезал с коня, всю жизнь его конница топчет дороги между Римом и замками союзников, чтобы вновь собрать под единым знаменем империю, утерянную Карлом. Говорят, он присоединил к себе Саксонию, Баварию, Тюрингию и кучу других земель. Знаешь, для чего старый кейсар пригласил конунгов к себе в гости, в Кведлинбург? Они будут праздновать пасху, а это самый веселый праздник для тех, кто чтит Христа. Но не пасха – главное. Все должны видеть, что брак молодого Отто и дочери константинопольского басилевса – это счастье для народов. Это значит, что византийский престол позволяет теперь германскому кейсару именоваться римским императором… Впрочем, это еще сложно для тебя. Твое дело воевать, а короли пусть говорят о вещах, которые нам понять не под силу. Ну – ка, подними руку, подвигай пальцами… Хорошо! Впервые вижу, чтобы сквозное ранение зарастало с такой скоростью. Скажи мне… эта… этот нарост у тебя на голове болит?

– Нет. – Даг резко уклонился от рук врача.

– Если бы ты захотел, мы могли бы быстро вырезать его. Это недолго и не слишком больно для такого лихого парня, как ты. Ведь наверняка тебе живется несладко, когда каждый норовит обозвать тебя волком, или что – то в таком роде. Мы с братом удаляли вещи и пострашнее.

– Без этой метки я… я могу умереть.

– Напротив! Если это знак, оставленный ульфхеднером…

– Если и так, то он не раз спасал меня от смерти. Забудь об этом! – перевел разговор Даг. – А этот… Кведлинбург? Туда нельзя отправиться морем?

– Это далеко от берега, туда не пройдут корабли. Придется много дней скакать верхом, обозных повозок будет мало, чтобы не задерживаться.

– Вы не знаете… – отважился Северянин, – а в посольстве конунга будут викинги из Йомса?

– Я всего лишь лечу твое плечо, – улыбнулся лекарь. – Но мне почему – то кажется, что если на имперский съезд приглашен кейсар вендов Мешко, то с ним прибудут и люди из Свиноустья.

На следующий день Северянин попробовал сесть в седло. Руд и Сигурд страховали его с обеих сторон, но разодранное плечо все равно давало о себе знать. Сжав зубы от боли, заставляя себя не кричать, Даг наматывал круг за кругом по сугробам, а кто – то из братьев стоял в центре с кнутом и подбадривал коня. На третий день Северянин отважился прокатиться рысью, а на четвертый – отважно пустил коня в галоп. При этом он свалился трижды, но все три раза удачно. Искры сыпались из глаз, несильно подвернул лодыжку, но раненая рука осталась в целости.

Последние дни пришлось приучать к седлу вторую кобылу, которую друзья купили ему для похода. Конунг Харальд требовал, чтобы у каждого имелась, как минимум, одна смена лошадей, а знатные ярлы располагали целыми конюшнями и могли не дорожить здоровьем животных. У Северянина таких возможностей не было, поэтому Руд купил для него двух лучших коней, которых смог добыть на рынке. Лучших не для боя, а для многомильного перехода.

– Не научишься махать мечом в седле – тебе конец! – весело напутствовал Руд. – Эх, Даг, как я тебе завидую! Столько всего увидишь в дальних краях!

– Руд прав, добрый конь спасет тебя, – поддакивал рассудительный Сигурд. – Когда ты не в море и не в хирде, а один против других всадников – это вопрос жизни! Не слезай с седла, пока не прилипнешь к лошади!

Кобыла оказалась сноровистой, пару раз ловко извернулась в попытке укусить хозяина за колено. Упражняться пришлось ходить далеко за городскую черту, чтобы не вызывать насмешек. Дагу неминуемо пришлось бы схватиться на мечах с наглецом, который посмел бы высмеять его посадку. Хуже всего приходилось той части туловища, на которой человек обычно сидит. Северянин заработал кровавые мозоли, прежде чем тело само вспомнило, как вести себя в седле. На шестой день он уже уверенно взлетал на кручи и сломя голову спускался к застывшей реке. Заставлял жеребца и кобылу попеременно прыгать через бревна, с риском сломать им ноги. Сам ощупывал их ноги пальцами, прикрыв глаза, как это учил делать русский трелли Путята, чтобы заранее найти болячку и заранее вылечить. Он загонял животных на лед, чем пугал и веселил прачек, собиравшихся на мостках. Никто из конницы Харальда Синезубого не занимался такими сложными тренировками. Зато с каждым часом, с каждой минутой, проведенной наедине с почти разумными, такими понятливыми и близкими животными, к парню словно возвращалась по кусочкам детская память. Ведь все это уже было, было, пока не пришла пора становиться мужчиной.

А пора взрослеть пришла слишком рано.