Текст книги "Коготь берсерка"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Виталий Сертаков
Коготь берсерка

Часть первая
Под волчьей звездой

...После страшного пожара в Копенгагене в 1728 г. в числе уцелевших бумаг нам досталась хроника «Деяния саксов», принадлежавшая перу Видукинда Корвейского, где поразительным образом снова всплыло имя Дага из клана Топоров. Последующие изыскания привели к одной из латинских версий «Саги об Олаве Трюггвасоне», датированной не позже 1190 г. от Р. X., написанной монахом исландского ордена Оддом Сноррасоном, из которой мы можем несомненно убедиться в участии славного Дага в спасении будущего короля-христианина...

Глава первая
В которой Пиркке Две Горы идет за помощью к златорогому оленю, а шаман Укко пугается драконьего когтя

Вельву из страны саамов звали Пиркке Две Горы. Ей недавно исполнилось восемьдесят восемь лет, и оставалось прожить еще сорок два года. Так предсказал нойда Укко, гадая на медвежьих костях.

А сильный нойда Укко ошибался очень редко.

В то утро Пиркке снова разбудил надсадный кашель Нелюбы. Некоторое время старуха лежала с закрытыми глазами, кутаясь в шубу, и притворялась, что спит. Ей надо было хорошенько все обдумать.

– Ой, ты упрямая, – сказала Пиркке девушке. – Ты умрешь, если будешь и дальше упрямиться. Я не могу тебя лечить.

Истощавшая Нелюба поглядела на хозяйку печальными глазами и отвернулась.

– Уж лучше помереть, матушка... чем с этим... срамиться...

– Глупая ты, – в сердцах сплюнула вельва. Ей не очень нравилось, когда девушка сбивалась на свой родной язык. Некоторые слова, к примеру «матушка», вельва волей-неволей начала понимать. Пиркке вскочила с лежанки, закуталась в мех и вышла из дому.

Ей надо было крепко подумать.

Нелюба досталась ей очень дешево. В бурю разбился у берега корабль, на котором норвежцы везли рабов. Пиркке Две Горы подобрала и выходила замерзшую девчонку. И оставила у себя, хотя могла бы отдать в деревню. Оставила и ни разу не пожалела. Нелюба вовсе не была глупой, она оказалась покладистой, толковой и работящей. Домой она вернуться не могла, поскольку понятия не имела, в какой стороне ее дом. Быстро выучилась ходить за оленями, доить, чистить шкуры, за год освоила язык, а за следующий год – начала потихоньку помогать Пиркке в колдовстве. В хозяйстве старой ведьмы Нелюба оказалась даже полезнее, чем подслеповатая Юкса. Та, хоть и местная, вечно путала дни и травы, да и поспать любила...

Но шесть дней назад Нелюба провалилась в ледяную воду. И расхворалась так, что не помогали никакие заговоры и лечебные отвары. Пиркке хорошо видела, откуда идет болезнь, она пряталась у девки в грудных костях. Почти наверняка болезнь подослали злые карлики, которые, как известно, живут глубоко под землей, в змеином царстве, и ходят там вверх ногами.

– Ой, Юкса, подои серую олениху! – окликнула вельва свою старую работницу. – Ковш молока согрей девчонке, другой ковш отдашь Тонту.

Домового Тонту следовало кормить каждое утро, иначе незримый дух мог рассердиться и наслать большую беду. К примеру, он мог сговориться с коварным Маахиненом, который жил в корнях сосны, а вдвоем они способны сквасить все молоко или наслать муравьев...

Из избушки снова послышался надрывный кашель.

– Ничего не могу сделать, – пробормотала себе под нос вельва и направилась к загонам.

Олени встретили ее радостно. В эти дни все встречали хозяйку Двух Гор радостно, ведь в стране суоми наступил долгий-долгий день.

– Юкса, приготовь мои сани, привяжи к ним серую олениху, – приказала вельва. – Я уеду к нойде. Если не вернусь вечером, отнесешь в лес творог для Лиеккие, а на овсяное поле выльешь два ковша молока.

– Все сделаю, хозяйка, – заторопилась Юкса. – Только ты уж лучше скорее возвращайся. Лешего боюсь я...

Пиркке только фыркнула. Глупо бояться лохматого Лиеккие, которому она восемьдесят лет носит в лес творожок и кашу! Но и забывать его тоже нельзя... Ничего нельзя забывать, голова старая, а заменить некому! Ведь чтобы стать прорицательницей, которую знают по всей стране терфиннов... надо ею родиться.

А тут еще девчонка собралась помереть от грудного колотья!

У Пиррке оставался один путь спасти девушку – отвезти ее к нойде Укко. Шаман мог ее спасти, но Пиркке заранее знала, что скажет хитрец. Он скажет – отдай мне эту женщину, тогда я ее вылечу. Он так уже говорил. Хотя жил с двумя женщинами-суоми, но ему все было мало. А глупая гордячка Нелюба уперлась. Заявила, что лучше умрет, чем ляжет с противным колдуном. Вот глупая!

Пиркке знала, что лучше нойды Укко никто девчонке не поможет. Укко умел многое. Вынимал из живых зверей печень и сердце, возвращал заплутавших оленей, мирил супругов, насылал ветра и лечил самые опасные хвори. Особенно хорошо он лечил лихорадку, или колотье. Нойда не боялся спуститься в нижний мир, чтобы сразиться там с духом, наславшим болезнь.

Перед отъездом Пиркке сделала все необходимые приготовления. Дважды поклонилась проснувшемуся Бальдеру. Солнце еще невысоко плавало над горизонтом, но с каждым днем набирало силу и дарило все больше тепла.

– Хвала тебе и спасибо тебе, покровительница наших стад, Луот-хозик! – смиренно произнесла вельва, опускаясь на колени перед загоном. – Возьми сама все, что тебе нужно в моем доме. Спасибо тебе, покровитель рыб Аккрува, за то, что твои косяки не покинули нас зимой. Спасибо тебе, покровитель леса Мец, за то, что ты кормишь нас...

Затем Пиркке сожгла несколько веточек священной рябины, чтобы освежить гадания, вознесла жертвы Громовику, Месяцу и Большой Медведице. Чуткие ноздри старухи уловили запах дыма. Это означало, что над горными сейдами уже разожгли праздничные весенние кокко. Зима отступила, духи нижнего царства снова сдались.

– Ой, еду к нойде, – строго объявила Пиркке полуживой Нелюбе. – Не хочешь согреть его кости – дело твое. Юкса даст тебе горячего молока, натрет тебя жиром, а вечером отведет в баню. Я подарю нойде серую олениху. Это все, что я могу.

– Спа... спасибо, матушка...

– Ой, не называй меня этим именем! Я тебе не мать. Слушай, если надумаешь умереть до моего возвращения, заранее скажи Юксе. Чтобы она помолилась вместе с тобой Четырем богиням. Чтобы тебя не забрала Ябмеакка в свой черный мир. Ты все поняла? Вот и хорошо...

И Пиркке уселась в сани.

Умные олени сами побежали к голубому озеру Саввиярви, туда, где уже начинался большой весенний праздник.

Сильный нойда Укко не умел предсказывать свое будущее, но вельву Пиркке он ждал уже третий день.

Большие жертвоприношения по случаю весеннего Восхода уже начались, они требовали от шамана ежедневного присутствия, но привычные дела буквально сочились сквозь пальцы.

Три дня назад Укко вернулся из местности, называемой саамами Горячие Камни. Там Укко принимал участие в наказании сейда. Каменная голова лошади, много сотен лет верно служившая местным пастухам и охотникам, внезапно начала вредить своим людям. Многие заболели, и олени тоже стали болеть. Вдобавок в бухте дважды высаживались норвежцы и отнимали у жителей Горячих Камней меха. Голову лошади следовало наказать, раз дух, живущий в камне, перестал помогать своим людям. А они честно намазывали его жиром и ежегодно приносили в жертву важенку!

Укко сделал все как надо. Он танцевал с золотыми рогами и бубном, спустился в нижнее царство, вернулся и острым топором отбил у головы лошади кусок возле левого уха. Теперь сейд был наказан, нойда получил от охотников щедрые подарки и засобирался домой.

Но всю его радость сдуло, когда пришла вельва с Горячих Камней.

– Ты был там, внизу, – просто сказала вельва. – Ты видел чужого духа? Чужого злого духа...

Старуха буравила Укко злыми темными глазками. Неожиданно он вспомнил то, что действительно видел, но предпочел забыть.

Мальчика с когтем на шее.

– Никого я не видел.

– Никого?

– Видел духа этого сейда, – спохватился шаман. – Я поймал его за хвост и...

– Я не умею ловить духов в нижнем мире, – перебила вельва. – Но когда разгораются весенние кокко, я вижу в их пламени чужой страх. Я видела твой страх. Ты встретил чужого. Он грозил тебе... Теперь слушай. Были наши люди далеко на юге, продавали там меха. Говорят – видели мальчика, он будет великий колдун, только не знает об этом. И вельва Пиркке видела его... Он умеет заговаривать коней и насылать порчу. Мои ноги не ходят, иначе я сама бы пошла. Он еще мал, ты можешь купить и воспитать его...

Сильный нойда Укко не стал дальше говорить на щекотливую тему. Он сделал вид, что очень занят. Глупая старуха с Горячих Камней не стала его преследовать. Зато мальчик... проклятый мальчишка с когтем поймал сердце шамана и не отпускал...

Пиркке Две Горы приехала к каменной спирали под вечер. Многие люди приветствовали ее по пути, подносили ягоды, трогали за рога оленей. Вельва всем улыбалась, никому не отказывала в помощи и молитве. Праздничные костры вспыхнули одновременно у трех великих сейдов, когда Пиркке достигла своей цели. Кокко разожгли у сейда Спящего Человека, у Рваного Носа, и у Сторожевой Совы. У Спящего Человека вельва и приметила нойду Укко. Он как раз занимался важным делом.

Народ суомов не помнил, кто первый встретил в лесу Спящего Человека. Издали казалось, что это всего лишь разбросанные плоские камни, но стоило подойти ближе... как становилось страшно. С востока шесть камней походили на фигуру женщины, спящей на боку. С запада становились видны еще три валуна, и фигура превратилась в могучего мужчину, раскинувшего руки. Однако предания шаманов гласили, что подходить к сейду следует с севера. Тогда дух не испугается и позволит провести гадания...

Вельва покинула сани и присела погреться к костру. Ближе к священным камням женщинам подходить не позволялось, даже таким сильным колдуньям, как она. Но Пиркке и сверху было все прекрасно видно. Там, в распадке собралась внушительная толпа. Люди разожгли еще два костра, они собирались плясать всю ночь напролет, подогревая себя отварами и грибной настойкой. Они собирались плясать вместе с шаманом, празднуя возвращение солнца.

Пиркке терпеливо дождалась, пока шаман закончит пляску.

– Ой, Укко, я привела тебе оленя.

– Толстая олениха, – оценил шаман. – Мы заколем ее в конце праздника. Сегодня у меня в котле другой олень.

– Хорошо, когда в доме много мяса, – сказала вельва.

– Заходи ко мне, Пиркке. – Нойда улыбнулся, но веселье не сверкало в его глазах. – Если хочешь совета, раздели с нами еду.

Обе женщины шамана беззвучно потеснились, освобождая гостье лучший угол в веже. Вельва на мгновение задумалась. Отказаться от трапезы означало обидеть хозяина. Но кушать вместе с нойдой ей тоже не слишком хотелось. Однако старуха вспомнила об умирающей девушке и скрепя сердце уселась напротив котла.

Говорить не полагалось. Зная порядки, все железное – два ножа и заколку – Пиркке оставила за порогом. В широком медном котле дымились только что сваренные куски молодого оленя. Укко первый наклонился, взял мясо ртом, перебросил к себе поближе. Руки он держал за спиной. Следом за хозяином обе его женщины потянулись к кушанью, но вовремя остановились, вспомнили про уважаемую гостью.

Пиркке вгрызалась зубами в горячую оленину и вспоминала, когда в последний раз ела по-собачьи. Кажется, это происходило год назад, только в гостях у другого нойды.

В полном молчании хозяева и гостья опустошили котел. Некоторые куски разорвать и откусить было непросто, но Пиркке справилась. Оставлять недоеденное тоже не полагалось, поэтому к концу обеда вельва еле могла двигаться. Живот раздулся и мешал дышать.

– Давно не кушала так сытно, – честно призналась Пиркке.

– Запрягай. – Нойда толчком отправил своих женщин наружу.

Женщины запрягли в сани тройку лучших оленей с позолоченными рогами. Расшитая бисером упряжь сияла в свете костров. Охотники и рыбаки почтительно кланялись, когда Укко проезжал мимо.

– Жди меня, – бросил он вельве. – Жди, я скоро...

У Пиркке хватило терпения дождаться, пока шаман вдоволь накатается по заснеженным полям. Укко гнал что было мочи, так быстро, что ветер не мог обогнать его упряжку.

– Теперь поедем, – вернувшись, заявил он. – Дух ветра говорил со мной.

Пиркке Две Горы не стала спрашивать, откуда колдуну заранее известна ее просьба. Она быстро покормила своих оленей, подкинула хворост в кокко, попрощалась со знакомыми и повезла шамана к себе.

– Духи подземного мира украли ее душу, – сообщил нойда, подержав ладонь на лбу Нелюбы. Девушка бормотала бессвязно, скидывала с себя одежду, дышала хрипло, с клекотом. – Одна душа при ней, свободную душу украли. Если ее не вернуть до того, как погаснут костры кокко, твоя Нелюба умрет.

– Если ты спасешь ее, я... – начала вельва.

– Нет, – остановил ее нойда. – Если я верну ее душу, мне не нужно оленей. Она мне тоже не нужна. Но что-то ты для меня сделаешь. Обещай!

– Обещаю, – вздохнула вельва.

Шаман приказал расчистить снег, засыпать круг на земле еловыми ветками и поставить на огонь котел с водой. Пиркке послала помощниц, чтобы те привели людей. Чем больше помощников будут петь, тем скорее душа Укко воплотится в дикого златорогого оленя. Нойда пел всю ночь, раскачиваясь, подпрыгивая, часто ударяя в бубен. Он трижды кидал в котел сушеные грибы и травы, трижды выпивал сам и немного заставлял выпить девушку. Нелюба ничего не соображала, горела огнем, но настой покорно пила.

Ближе к полуночи вельва угадала момент, когда душа шамана отправилась в странствие по нижнему миру. Укко обмяк, упал на еловые лапы и тихонько напевал, закатив глаза. Вельва следила за его руками и бубном. Красивый овальный бубен обтягивала оленья кожа. Кожу густо покрывали рисунки. На одной стороне обода сиял Юмала, от него тянулось Вечное древо к Полярной звезде. Нойда ударял роговым молотком по медным кольцам, вделанным в бубен, и пел. Следом за ним подпевали Пиркке, ее подруги и еще трое соседей.

Едва Юмала осветил верхушки сосен, Нелюба пришла в себя и попросила пить. Обессилевший шаман позвал к себе Пиркке.

– Твоя девчонка будет здорова, – слабым голосом произнес нойда. – Теперь слушай. Ты сделаешь для меня кое-что. Когда потеплеет, ты поедешь на юг, к усадьбам свеев, да?

– Поеду.

– Ты будешь искать себе девочку?

– Да, как всегда весной. Настоящая вельва может родиться где угодно.

– Скажи мне... – Укко поперхнулся. – Скажи мне, что ты видела во время гадания?

– Необычную вещь, – быстро сказала Пиркке. – Хранитель очага показал мне не девочку, а парня.

– Так я и знал! – вздрогнул шаман. – Это он...

– Кто? – Волнение Укко передалось старухе.

– Ты его видела... – Укко закашлялся. – Того мальчишку с когтем. Я тоже видел... духа. Чужой злой дух в этом ребенке. Ты найдешь его и привезешь мне.

– Как же я его привезу? – изумилась вельва. – Я уже пыталась его купить, но отец уперся.

– Я тебе подскажу хитрость. Ты привезешь мальчишку мне, – не поворачиваясь, повелел нойда. – Поедешь на их великое жертвоприношение. Ищи его. Не возвращайся одна...

Под утро вельва поила Нелюбу брусничным отваром из берестяного туеска.

– Укко... он был здесь? – догадалась девушка. – Почему нойда не забрал меня?

– Тебя спас мальчик, – честно призналась Пиркке. – Нойде ты не нужна. Он хочет получить колдуна. Он его получит.

Глава вторая
В которой Олав Северянин путает месяцы, Даг спит на настоящих простынях, а старина Горм считает шаги

Накануне ничто не предвещало беду.

Несмотря на глухое ворчание старух, Олав Северянин согласился сыграть сразу две свадьбы – для своего брата Сверкера и для Гудрун, вдовы погибшего брата Снорри. Старухи бурчали, что месяц Свадеб давно миновал, и не будет добра тому, кто не соблюдает раз и навсегда установленное богами. Но кто может указывать могучему бонду в собственном доме?

– Я запутался, когда какой месяц, – порыкивал владелец усадьбы от пожилых тетушек. – Пусть месяц Свадеб будет зимой, какая разница? Если мы сейчас не поженим Сверкера, вдруг он после испугается?

Даг носился как угорелый, помогая всем одновременно и немножко кичась собственной важностью. С тех пор как все мальчишки младше двенадцати лет избрали его своим херсиром, взрослые стали относиться к нему иначе. Даже мать не поднимала на сына голос в присутствии посторонних, хотя всех прочих детей на ферме могла огреть метлой или запросто отхлестать мокрой тряпкой. Сестры, хоть и задирали маленького херсира, все же ругались не так обидно, как раньше.

– Усадьба не останется без наследника, – произнес как-то скальд Горм Одноногий, и все поняли, что он имеет в виду.

Впрочем, не все парни слушались Дага. Те, которым исполнилось двенадцать, уже работали наравне со взрослыми мужчинами, им было не до детских забав. Многие сыновья хускарлов задержались после праздника Середины Зимы только из-за неожиданных свадеб Сверкера и Гудрун. Затем всех учеников ждали в приемных семьях, порой очень далеко от родного дома.

Двоюродных братьев Дага, Торкиля и Сигурда, тоже ждали в приемных семьях. Но поскольку их мать Гудрун снова выходила замуж:, Торкилю и Сигурду выпали светлые денечки безделья. Впрочем, работы по дому хватило на всех. Гудрун была беременна и не слишком ловко управлялась с хозяйством. Две крепкие работницы, прежде тянувшие воз, тоже временно выбыли из строя. Одна носила ребенка Сверкера, другая только что родила от Олава. Хильде, хозяйке усадьбы, пришлось взвалить на себя львиную долю хлопот. Как вихрь, она носилась по клетям и кладовкам, звеня связкой ключей, а за ней галопом бегали ее старшие дочери, Даг и сыновья Гудрун.

– Здесь берем муку, два мешка! – командовала Хильда. – Даг, неси масло, Торкиль – две вязанки рыбы, а вы – тащите оленью ногу...

Жених Гудрун, младший Халльвард Жаворонок, вместо того, чтобы солидно сидеть дома, слонялся по ферме Северянина и всем мешал. Иногда он подбегал к будущей жене и трогал ее за живот, блаженно улыбался, кивал и отходил в сторону. Старый Халльвард и Олав Северянин давно ударили по рукам. Было решено, что первых два дня будут пировать в усадьбе Северян, а затем переберутся в усадьбу Жаворонка. По закону, Гудрун переезжала к мужу и забирала с собой свое прежнее девичье приданое. Плюс к тому ей полагалась четверть скота ее бывшего мужа, пятая часть всех готовых тканей и много припасов. Олав подарил невестке двух девушек и специально купил пожилую кормилицу для будущего племянника.

– Даг, тащи сюда свечи! Унц, развешивайте ленты!

– Годвин, Руд, расставляйте лавки!

– Ульме, разжигай костер. Будем опаливать кабана!

– Эй, вы, трое, несите дрова, больше дров! Вечером прибыли первые гости из усадьбы Грима Большеухого. Сверкер Северянин, бледный, исхудавший, в красивом белом плаще, сам встречал будущего тестя и прочих именитых родичей. Родню разместили со всей возможной пышностью, шкуры на постелях накрыли настоящими льняными простынями, по двору раскатали шерстяные дорожки, факелов разожгли вдвое больше обычного. Чтобы не ударить в грязь лицом, жена кузнеца изобразила дело так, будто ее домочадцы тоже ежедневно купаются в роскоши. Дагу впервые в жизни довелось спать на белых простынях из тонкого льна. Это оказалось интересно, но холодно и не слишком удобно. Простыни все время норовили куда-то соскользнуть. Под утро они съехали с сундука на пол, прихватив за компанию и теплые шкуры. Хорошо еще, парень догадался не снимать штаны и нижнюю рубаху, а то бы совсем замерз!

– Вот бедняги эти кожевенники, – посетовал Даг приятелям, отогреваясь у очага. – И как они только не замерзли на своих ненужных тряпках?

Грим Большеухий сам привез приданое невесты, а за его караваном пригнали скотину. Супруга Большеухого не забыла Дага – подарила ему две серебряные монетки и охотничьего щенка. Затем Олав поручил сыну вязать веники для бани. Не привезли еще невесту Сверкера, а мужчины уже нахлестались вениками, напрыгались в сугроб и выпили целый бочонок браги...

Из главной залы вынесли все сундуки, вдобавок разобрали деревянные переборки между двумя смежными спальнями. Вдоль стен расставили длинные столы. На столах разложили целиком зажаренных оленей, кабанов и баранов. Между ними служанки впихнули птицу, миски с мочениями и душистыми травами. Слуги, не переставая, вращали над огнем громадные вертела. К дому тянулись охотники с добычей, пронесся слух, что Хильда охотно скупает любую дичь. С фермы Свейна Волчья Пасть доставили шесть бочек отборной браги. Ее делал особый мастер, никому не раскрывавший своих секретов.

Рано утром свидетели привезли Туве, дочь Грима Большеухого. Даг вместе с друзьями забрался на крышу, чтобы оттуда все разглядеть. Туве выглядела очень нарядной, с нарумяненными щечками, подкрашенными глазами, в золотых браслетах поверх дорогой парчи. К жениху ее повел за руку двоюродный брат, а позади вышагивали другие дальние родичи с обнаженными клинками. Зерно четырех сортов летело дождем, осыпалось на головы новобрачных и на дорожку.

Женщины запели хором, еще до того, как Сверкер ввел молодую через порог нового дома. Старина Горм лупил по струнам кантеле, мужчины в такт песни громыхали саксами, ради праздника пригласили заезжего музыканта с волынкой. В новом доме Сверкера вкусно пахло смолой и стружкой. Этот аромат не могли заглушить даже запахи жаркого и мокрой одежды. Как назло, повалил сильный снег, мальчишкам пришлось спуститься с крыши. Внизу гости сбрасывали заснеженные плащи возле очага, рассаживались на корточках, грели руки. С хохотом и шутками внесли деревянную статую Фрейра. Сдвинув брови, ван вроде бы строго глядел на пирующих, но губы его улыбались. Мужскую гордость вана украсили сушеными цветами, обвязали тряпочками. Горм Одноногий по такому случаю сочинил занимательную вису, но с такими крепкими солеными оборотами, что Хильда потребовала не исполнять произведение при детях. А Олав Северянин потратился, нанял мастера по дереву, и тот, к общей радости, вырезал для Фрейра его верного спутника – вепря. Вепря покрасили, приделали ему клыки и щетину, и стал он совсем как настоящий.

Первый заздравный кубок пополз вдоль ряда гостей к родителям невесты. Их посадили в почетное кресло с резными столбами, напротив устроились Олав с Хильдой. Двадцатилетний Сверкер обливался потом и дрожал, как мальчишка, сжимая руку жены, за которую пришлось бороться так долго.

– Сверкер, ты славный дом построил для моей дочери! – похвалил кожевенник Грим, похлопав ладонью по толстому опорному столбу. – Достаточно места для прислуги и для скотины, я все осмотрел. Вижу я, что моя дочь может быть довольна в новой семье...

Слова Грима гости встретили радостными криками. Но кожевенник еще не закончил речь. Первый богач Бирки обернулся к кузнецу.

– Завтра пурга стихнет, дорогой тесть, мы отпразднуем и поедем домой. Но я хочу отблагодарить тебя за радушие. Жду в гости тебя и твою жену, и всех, кого ты пожелаешь взять с собой, через десять дней. Я тоже намерен устроить пир по случаю свадьбы моей дочери и помянуть при этом тех, кто пострадал от вражды...

Олав откашлялся и в ответном слове учтиво поблагодарил нового родича.

Начался долгий обмен подарками, во время которого Даг откровенно заскучал. После Грима, волнуясь, поднялся старший Халльвард Жаворонок. Ближний сосед Северянина успел как следует хлебнуть браги, лицо его раскраснелось, как нагретый медный таз. Говорил он долго и путанно, благодарил богов за счастье сына Халльварда, хвалил домовитую и мудрую Гудрун и в конце концов едва не расплакался, повиснув у Олава на груди.

– Выпьем за то, чтобы Сверкер тоже каждый год брюхатил свою молодку! – под общий радостный смех предложил старина Горм.

Туве сделала вид, что смутилась, но сильно покраснеть ей не удалось.

– А я поднимаю рог за то, чтобы у них родились две девчонки и два парня, как у моего отца! – прогремел Грим Большеухий.

Опрокинули бражки за добрый урожай. Потом – за обильный улов. За конунга, за ярла, за здоровье тех родичей, что находились далеко от дома...

– Пью за то, чтобы Гудрун ночью не заездила моего сына, а то ему еще работать! – Под общий хохот Халльвард старший опрокинул в себя кубок.

– Как хорошо, что Халльвард не женился на глупой молодой холостячке, – прошамкала тетушка Унн. – Вот Сверкер – глупец, не проверил даже, может ли невеста рожать...

– Это точно, – поддакнула тетушка Ауд, обгладывая гусиное крыло. – Надо было сперва разделить с невестой «товарищеское ложе», как это сделал Халльвард... чтоб не жениться на пустоцвете!

– А что такое пустоцвет? – спросил Даг у старших сестер. – Что такое «товарищеское ложе»?

Но сестры почему-то засмеялись, покраснели и ничего умного не ответили.

– Так я и знал, – сообщил Даг мальчишкам. – От этих женщин толку не добиться. Только делают вид, что все знают...

Когда был обглодан первый кабан, с реки явились посланцы Олава и доложили, что площадка для игры в мяч готова. Гости поднялись и гурьбой повалили на косогор, чтобы поучаствовать в забаве или поболеть за своих. Мужчины поскидывали верхнюю одежду. Многие разгорячились и вообще обнажились до пояса, позабыв о своих годах и важных должностях. Даже сборщик налогов, сюсломанн Хрут взялся за биту. Парни расчистили от снега широкую полосу, принесли кожаные мячи, набитые конским волосом. Старине Горму, как самому опытному и честному, доверили провести замеры. Пока парни разминались, Одноногий бодро прыгал по снегу, считал шаги и указывал мальчишкам, где расставлять вешки и копать ямки. Договорились, что в первой игре люди с фермы Северянина будут играть против людей Грима Большеухого.

– Поклянитесь все, что всякий случайный удар не вызовет вражды! – торжественно провозгласил Горм.

Все поклялись, но стоило начаться большой игре, как обещания мигом были позабыты.

Халльварду Жаворонку выпал жребий бросать мяч. Он разбежался и кинул далеко. Парни кинулись гурьбой, теснясь и толкаясь. Многие поскользнулись и свалились, устроив общий затор.

Зрители ревели от восторга.

Противники лупили битами не только по мячам, но в запале охаживали друг друга по бокам и спинам. Разогретые брагой, парни бросали биты и кидались друг на друга с кулаками. К счастью, опытный распорядитель Горм заранее позаботился о достойных судьях. Как только игроки забывали о мяче и принимались колошматить друг друга, на поле мигом выскакивали крепкие парни Свейна Волчья Пасть и растаскивали драчунов в стороны. Не обошлось без вывихов, синяков и крови. Женщины визжали от удовольствия и страха, мальчишки свистели. Даг орал громче всех, даже охрип. Мяч летал, но никак не мог угодить в лунку.

После игры вернулись в дом, и Горм напомнил, что собирались метать ножи. Нашлись даже лихие головы, кто предлагал метать в женские косы и требовал для этого привести девушек. Но против использования трелли горячо возразили Гудрун и Хильда. Мужчины почти все были нетрезвы. Плохо держались на ногах и запросто могли покалечить, а то и убить служанку. Тогда, за неимением женских кос, растянули на досках старые веревки и стали кидать по очереди. На свой бросок ставили по пол-эртога, и очень скоро набралась приличная кучка серебра. Победителем стал форинг одного из кораблей Свейна, а второе место занял Горм Одноногий.

После метания ножей заправились очередной порцией браги, и Халльвард Жаворонок предложил устроить конные состязания. Мигом соорудили несколько соломенных мишеней, издалека похожих на человеческие фигуры. Охотников стрелять из луков на скаку нашлось немало. В стане Северянина основную ставку делали на Сверкера и охотника Ульме, брата мясника Магнуса. Люди из усадьбы Свейна бились об заклад, что лучшим станет Аки Стрелок, недаром получивший такую кличку.

Застоявшиеся кони понесли с места в карьер. Аки Стрелок успел всадить в чучело три стрелы, Сверкер – только две, а другие – по одной. Однако во втором заезде нашелся ловкач, дальний родич Грима Большеухого, он на скаку выстрелил шесть раз, и четыре стрелы угодили в цель. Даг хотел смотреть и дальше, но его разыскал кровник Руд.

– Пошли лучше играть в римлян и готов? – предложил Дагу сын мясника. – У реки готова ледяная горка. Никогда не строили такой высокой горки!..

– А мы не можем играть, – огорчились братья Дага, Торкиль и Сигурд. – Нам мама велела до темноты проверить силки.

– Эй, брось, какие силки? – засмеялся Руд. – Сегодня ваша мать снова замуж: выходит, ей не до птицы!

– Ей всегда до всего дело, – сказал Сигурд. – Мама сказала – пока мы будем пить и веселиться, лисы сожрут наших птиц.

– А куда вы пойдете? – спросил Руд. – К Совиному Распадку или к Черному Лесу? Эй, Даг, они собираются проверять силки у Совиного Распадка. Там на них могут напасть парни Ивара. Эти придурки совсем обнаглели.

– Мне тоже надоело тут сидеть. Я сам с ними схожу, – в одну секунду решился Даг. – Никто нас не тронет, зато вернемся быстрее.

– Это хорошо, пойдем втроем, – обрадовался увалень Торкиль.

Не прошло и двух часов, как младший Северянин пожалел о своем решении...