Текст книги "Амулет демона"

Автор книги: Виталий Держапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

   – Ну что, пацаны, не клюет? – поинтересовался наш провожатый, открывая "УАЗик".

   – Фуфло, как обычно... – ответил Толян, доставая из кармана выковырянный из земли хлам.

   – У меня аналогично, – поделился Игорь. – Перекусим?

   – Да, пожрякать не мешает, – согласился Толик. – Чё там у нас есть, Вован?

   – Все в рюкзаке, доставай! – сказал я. – Пойду руки в реке сполосну...

   Чтобы не идти порожняком, я подхватил с земли "клюшку" и поплелся к реке, но в противоположную от нашего утреннего хождения сторону, туда, где у реки был пологий бережок. Метров за пятьдесят до воды прибор неожиданно выдал высокий длинный и протяжный сигнал.

   – О, мля! – выругался я, подпрыгнув от неожиданности, ибо уже не надеялся ничего обнаружить.

   Поводив прибором из стороны в сторону, я понял, что такого устойчивого сигнала я еще не слышал. Да и циферки на дисплее прыгали с небольшим отклонением – цветняк. Пока я определялся с местом, ко мне подскочили Толик с Игорехой.

   – Дай-ка я посмотрю, – предложил Игорь, включая свой прибор.

   Я послушно отошел в сторону. Что говорить – Игорехин опыт поиска был несоизмерим с нашим.

   – Ну? Ну? – изнывал Толян, пока Игорь прозванивал место.

   – Есть! Копай вот здесь! – Игорь отодвинулся в сторону и убрал прибор, пропуская вперед Толика.

   Лопата с тихим шелестом воткнулась в землю, Толян слегка поднапрягся и высыпал землю с лопаты. Игорь провел катушкой над горсткой земли – пусто. Затем опустил её в ямку – прибор вновь выдал мелодичный сигнал.

   – В яме, давай дальше, – сообщил Игорь, вновь убирая прибор.

   Толян вонзил лопату поглубже, под стальным лезвием что-то металлически заскрипело.

   – Ай, ептыть, неужели покоцал? – горестно воскликнул Толик, отбрасывая лопату в сторону и падая на коленки.

   Он аккуратно принялся руками выбрасывать землю из ямки, подкапывая края пальцами. Наконец ему удалось захватить предмет и вытащить его из земли. Едва увидев облепленную грязью продолговатую пластинку, не менее двадцати сантиметров в длину, со скругленными краями и отверстием с одной стороны, Игорь присвистнул и, качая головой, произнес:

   – Ну и свезло же вам, пацаны! Это пайцза... Блин, во дела!

   – Серьезно, пайцза? Без шуток? – набросился на него Толян. – А чья?

   – Не знаю, – пожал плечами Игорь. – Там надпись есть... Давайте в реке сполоснем...

   Толян, как сумасшедший, сжимая в руке пластинку пайцзы, помчался к воде.

   – Серебряная пайцза, – вслед ему произнес Игорь, не переставая удивляться.

   – Парни, здесь иероглифы, – сообщил нам Толян, промыв пластину водой. – Но не китайские...

   – Можно? – попросил Игорь.

   – Да-да, конечно! – Толик передал пайцзу Игорю.

   – Так, – после внимательного осмотра верительной бирки произнес Игорь, – это, по всей видимости, уйгурское письмо, распространенное во времена Чингисхана... Вертикальные надписи, похожие на современную арабскую вязь... Хотя, я где-то читал, что на монгольских пайцзах во времена Чингиса надписи делались китайскими иероглифами, и только позже начали применять уйгурские. Но во времена Хубилая надписи на пайцзах уйгурского письма стали заменять на квадратное китайское... А вот поди ж ты... Слушайте, ваш коллекционер – просто золото! Я думаю, что находки еще будут! Эта пайцза – явно не простая потеряшка. Видите этот рисунок?

   – Тигра? – спросил Толян.

   – Да, это тигриная голова, кивнул Игорь. – Поскольку пайцза серебряная – это верительная бирка не менее чем сотника монгольской армии. У тысячника она должна быть золотой, или, как минимум, позолоченной. А так как на ней не видно остатков позолоты – это сотник... В общем, парни, давайте лопать по-бырому, и будем вдумчиво пробивать это место.

   Глава 4

   Седьмой месяц первого года

   под девизом правления "Тянь-сянь"

   Небесного Императора Тай-цзуна (927 г.н.э.).

   Марионеточное государство Дуньдань30.

   Бывший центр бохайского округа Яньчжоу

   (окрестности пос. Краскино, Приморского края).

   Тягучий и насыщенный звук колокола мерно плыл над туманным ночным побережьем. Морские волны лениво набегали на песчаную полосу пляжа и с шипением отступали назад. На высокой обрывистой террасе, что нависла над побережьем. подобно неприступной крепости, на большом плоском камне в позе лотоса неподвижно сидел пожилой человек, облаченный в просторный желтый балахон. Его непокрытая бритая голова матово блестела в тусклом свете заходящей луны. С последним ударом колокола настоятель буддийского монастыря Кымган открыл глаза. Он просидел на этом камне, не шевелясь, всю ночь: от вечерних колотушек, до утреннего звона колокола, созывающего монахов к завтраку и последующей утренней медитации. Настоятель вновь смежил веки и выровнял дыхание. Приведя свои чувства в состояние полного покоя, Кымган начал читать "сутру шестого патриарха", дарующую просветление. Губы ламы беззвучно шевелились, произнося священный текст Хуэйнэна, оформленный в сутру его учеником – Шеньхуэем. Дыхание монаха замедлилось, губы перестали шевелиться, сердце замерло... Несмотря на темноту и закрытые веки, скачком приблизился горизонт, приветливо распахнуло объятия бездонное море, до неба можно легко было достать руками... Сложное вмиг стало простым и понятным...

   Городские жители еще видели сладкие сны, когда монахи после утренней медитации приступили к работе. Восходящее солнце осветило неподвижно сидящую на утесе фигуру. Её желтая тивара31, казалось, тоже светится, источая неземную благодать. Пастухи-крестьяне, с восходом светила выгоняющие в поля лошадей, с опаской обходили застывшего в позе лотоса Кымгана, делая большой крюк. Никто не осмеливался потревожить покой просветленного, пребывающего в благословенном состоянии самадхи32. Ближе к полудню через Храмовые врата на территорию монастыря въехал небольшой отряд воинов, сопровождающих одетого в живописные лохмотья звероватого шамана. По сравнению с бритоголовыми опрятными монахами, шаман выглядел отталкивающе: длинные засаленные волосы падали на изуродованное ритуальными шрамами морщинистое лицо; от давно не стираной одежды несло конским потом, мочой и мокрой псиной. Неустанно жуя, шаман время от времени бросал в рот какое-то горькое снадобье, отчего его и без того безобразное лицо перекашивалось еще больше, а из уголка сморщенного рта на грудь стекала клейкая ниточка зеленоватой слюны. Маленькие, глубоко посаженные глазки с полопавшимися сосудами оловянно поблескивали. От одного только полубезумного взгляда "заклинателя духов" шарахались в стороны молодые служки монастыря. Несмотря на жару (летнее солнце к полудню ощутимо нагрело воздух), на голове шамана красовалась мохнатая шапка – оскаленная морда матерого медведя. Путники остановились у самых ступеней Храма Шакьямуни33, чем вызвали глухой ропот в среде наблюдающих за ними монахов. Спешившиеся воины подбежали к лошади шамана и помогли ему слезть на землю – сам он справиться с этой простой процедурой, видимо, был не в состоянии. Звякнув колокольчиками, коими был в изобилии увешан металлический пояс "заклинателя духов", шаман покачнулся. Верные попутчики подхватили его под руки, не давая "служителю культа" растянуться на мощеном крупными булыжниками дворе. Шаман дрожащей рукой залез в один из кожаных мешочков (не в тот, из которого черпал всю дорогу), так же, как и колокольчики, подвешенных к поясу, зацепил щепоть бурого порошка и, запрокинув голову, ссыпал порошок в рот. Через мгновение землистое лицо колдуна покраснело и пошло бурыми пятнами, из глаз пропал оловянный блеск, полубезумный взгляд стал цепким и проницательным. Такая разительная перемена не смогла удивить ламу Чисана, руководившего монастырем во время отсутствия настоятеля, буддийская братия не жаловала зелья и снадобья, используемые шаманами. Настоящим инструментом просветления является сам человек, справедливо считали они, презирая туманящие сознание средства.

   – Позови Кымгана! – придя в себя, хрипло произнес шаман, поправляя большое бронзовое зеркало, висящее на груди.

   – Тебе придется обождать, – смиренно сложив на груди руки лодочкой, сказал Чисан. – Он в самадхи...

   – Отведите меня к нему! – проскрипел шаман. – Кымган сам позвал меня...

   – Но... – опешил Чисан, – мы не посылали вестового... В этой луне никто не покидал монастырь...

   – Сосунки! – Шаман презрительно сплюнул на мостовую. – Посвященный всегда найдет способ связаться с другим посвященным, не посылая вестника. – Веди!

   – Но... – еще раз попытался возразить Чисан, но был вновь грубо перебит шаманом.

   – Веди, я сказал! Мне жаль терять драгоценное время – его и так у меня мало!

   – Он у моря, на утесе...

   – Не ходите за мной! – предупредил шаман сопровождающих его воинов, отвязывая от седла притороченные к нему бубен и боло-колотушку. – Накормите моих людей, – сказал он, повернувшись спиной к Чисану. Солнечный луч, отразившись от полированной поверхности зеркала-толи34, пришитого на спину заклинателя, заставил Чисана зажмуриться. Когда монах проморгался, шамана на монастырском дворе уже не было. Найти настоятеля на морском побережье, оказалось делом не сложным – его одинокую фигуру было видно издалека. Подойдя вплотную к неподвижному, словно изваяние, монаху, шаман присел перед ним на корточки. Прикоснувшись к сухому плечу Кымгана, по которому безбоязненно ползали мухи и слепни, шаман легонько сжал его. Неподвижно сидящий человек никак не отреагировал на это прикосновение. Шаман взглянул в безмятежно-отстраненное лицо монаха и понял, что добиться большего от бритоголового старика, вряд ли сейчас в его силах. В этот момент ламу можно было жечь каленым железом – он все равно ничего не почувствовал бы. С кряхтением шаман присел на теплый камень рядом с монахом, положил бубен на колени и принялся негромко выстукивать замысловатую дробь, одновременно что-то гортанно напевая. Так он сидел до тех пор, пока солнце не начало закатываться за горизонт.

   – Толман? – голос вышедшего из самдхи Кымгана был подобен шуршанию сухого песка. – Ты внял зову... Пришел.

   – Пришел, – сварливо отозвался Толман. – Зачем звал?

   – Я знаю, ты сильный заклинатель, – словно бы невпопад произнес Кымган, глядя в морскую даль.

   – И что из этого? – пожал плечами шаман, колокольчики, нашитые на одежду, мелодично зазвенели.

   – Я знаю, ты можешь подниматься... Ходить в верхнем мире... Общаться с душами предков... В отличие от шарлатанов, коих в последнее время развелось безмерно...

   – Ну? – нетерпеливо произнес Толман, нервно дергая шеей. – Это я знаю и сам.

   – Грядет Великое Зло, что уничтожит мечами киданей Великое царство Бальхэ...

   – Уже уничтожило, – поправил монаха шаман, горько усмехнувшись. – Великая Империя пала... Дело за малым – так сказали мне духи предков.

   – Будет еще хуже, – качнул бритой головой настоятель, – если в руки того, кто стоит за киданями, попадет вот это... – Из складок сангати35 монах достал блестящий на солнце круглый металлический предмет и передал его в руки шамана.

   При виде потерянной на заре времен святыни у Толмана перехватило дыхание, руки затряслись, а запавшие глаза едва не вылезли из орбит.

   – Амулет Хадо! – просипел он, бережно принимая святыню.

   Все еще не в силах поверить в происходящее, Толман сдвинул медвежью шапку-морду на затылок и приложил амулет ко лбу. Закрыв глаза, он принялся что-то гортанно напевать, раскачиваясь из стороны в сторону. Амплитуда наклонов постепенно уменьшалась, до тех пор, пока шаман не застыл каменным истуканом. Монах не мешал "заклинателю", безучастно наблюдая за действиями Толмана.

   – Это он! – наконец произнес шаман, отнимая амулет от головы. – Один из двух, оставленных прародителем. Он до сих пор хранит силу поверженных светил... Откуда он у тебя, Кымган?

   – Это давняя история, – ответил Кымган. – Несколько сотен лет назад этот амулет едва не попал в руки Врага... Мой далекий предок, да будет благословенно его имя, был Посвященным, Хранителем, умел видеть, слышать и чувствовать святыню... Вместе с другими посвященными ему удалось отбить амулет Прародителя, который везли Владыке Поднебесной... вернее тому, кто стоял за его спиной...

   – Это мне тоже ведомо, – степенно качнул головой шаман, – все величие императорского дома Да зиждилось на коварстве Исконного Врага, пускай даже и лишенного сил. Так ты говоришь, Хранители реально существуют до сих пор?

   – Я надеюсь на это, – ответил монах. – Столетиями они не проявляли себя, но когда в них возникала нужда – они приходили.

   – Ответь мне тогда на один вопрос: почему святыня у тебя? Хранителям проще было бы её оберегать, держи они амулет при себе?

   – Я думал об этом, – ответил Кымган, – но даже просветленный знает ответы не на все вопросы...

   – Ты не знаешь? – удивленно произнес Толман.

   – Увы, но это так, – подтвердил лама. – Эта истина сокрыта от меня.

   – А зачем я тебе понадобился?

   – Я хочу передать амулет Прародителя тебе ... Ты сумеешь его сохранить.

   – С чего ты это взял?

   – Мне было дозволено узреть грядущее – в нем нет места для нашего города. Через несколько лет он будет разрушен, монастырь разграблен, а жители переселены... Ваше городище избежит такой участи – оно не настолько большое и находится на задворках бывшей Империи... К тому же, ты единственный шаман, действительно чего-то стоящий... Ты сможешь сохранить святыню. Враг не должен заполучить её.

   – Я возьму амулет Прародителя, – согласился шаман, пряча диск за отворот душегрейки. – Постараюсь сохранить... Но ответь мне еще на один вопрос, просветленный, – последнее слово шаман произнес с усмешкой, – почему это так волнует тебя? Ведь вы, последователи Гаутамы36, почти не уделяете внимания Серединному миру, стремясь только к просветлению...

   – Ты не прав, – спокойно ответил лама Кымган. – Учение Шакьямуни велико и всеобъемлюще. Ты говоришь о практике Малой Колесницы – "хинаяне"37, я же – последователь Великой Колесницы Шраваков и Пратьекабудд – "махаяне"38. И учение о Бодхичитте39 для меня не пустой звук... Я готов отказаться от нирваны40, для спасения всех живых существ. И я еще не забыл о родных корнях, о народе, из которого вышел.

   – Я понял тебя, просветленный, – теперь в словах шамана не звучал сарказм. – Я не допущу, чтобы святыня попала в руки Врага. Духи предков шептали мне, чем может все это закончиться...

   – Тогда поспеши, "заклинатель", – произнес настоятель. – Спеши, пока не стало слишком поздно...

   Наши дни.

   Партизанский район

   Приморского края.

   Наскоро затолкав в себя пищу, мы принялись методически пробивать место находки. Для начала и по совету более опытного "поисковика", каким, несомненно, являлся Игорь, Толян еще раз прозвонил ямку, из которой полчаса тому назад мы вынули серебряную пайцзу сотника. Пусто. Но, к несказанному удивлению моего друга, в паре метров от раскопа прибор опять порадовал нас новым сигналом, не таким чистым и протяжным, как в первом случае – нестабильным, постоянно сваливающимся в "минуса".

   – Копнем? – ради проформы поинтересовался Толян.

   – А то ж! – поспешно ответил я, втыкая штык в ямку. После находки пайцзы энтузиазм у нас разве что из ушей не тек.

   – Что у вас? – крикнул Игореха, которому пока еще не повезло с находками.

   – По ходу – чернуха... – как-то неуверенно произнес Толян, наблюдая за моими стараниями.

   Я подрубил дерн по кругу и перевернул кусочек земли засохшей травой книзу. Толян провел прибором над этим куском – молчок.

   – Ну-кась, убери лопату, – попросил он меня.

   Я вынул инструмент из ямы, Толик поводил прибором – гудело, но глухо.

   – Явный чермет, – просветил нас подошедший Игорь. – Копай глубже.

   Последовав совету, я всадил лопату в землю на полштыка и, поднатужившись, выбросил землю наружу.

   – Вот оно, – даже не используя прибор, Игорь вытащил из ямки круглую ржавую пластину, слегка выгнутую в одну сторону. Пластина была большой, примерно сантиметров двадцать – двадцать пять в диаметре, а то и поболе. По периметру пластины четко прослеживался ряд отверстий, забитых землей. Вогнутая сторона находки оказалась основательно поеденной ржой – вся в пузырях, зато выпуклая, по неизвестной причине, сохранилась намного лучше.

   – И что это за хрень? – спросил Толян.

   – Похоже, парни, вам сегодня фартит, и причем – изрядно, – с едва заметной завистью произнес Игореха, отряхивая землю с железки. – По ходу, это зерцало...

   – Зеркало? – не понял Толян. – А чего оно такое? Да и чернуха...

   – Не зеркало, а зерцало, – еще раз повторил Игорь. – Это часть доспеха – нагрудник. Очень часто изображения таких вот деталей доспеха на монгольских воинах встречаются в иранских миниатюрах XIII – XIV веков. Слово зерцало, и правда, является производным от слова зеркало. Существует несколько вариантов происхождения названия: некоторые ученые придерживаются мнения, что эта часть доспеха натиралась до блеска, и отражала, подобно зеркалу; другая же часть – что данная деталь появилась через шаманов, которые любили навешивать на себя, в частности на грудь, бронзовые зеркала, для защиты от духов. Воины же, оценив пользу сего предмета, стали использовать его подобие для защиты от настоящего оружия, а не от эфемерных потусторонних сущностей. Носилось зерцало на груди, поверх ламинарных панцирей41 и кожаной брони, на специальных ремнях. Ремни крепились к нагруднику либо через специальные отверстия, либо, как в нашем случае – зерцало пришивалось на кожаную основу, а к уже основе крепились ремешки...

   – Ну ты, блин, Игореха! Голова! – восхищенно воскликнул Толян. – Целую лекцию прочел... И откуда ты только все это знаешь?

   – Занимайтесь самообразованием, пацаны, изучайте, так сказать, матчасть! И будет вам счастье! – смеясь, отшутился Игорь, передавая находку Толяну.

   Толик, схватив диск, принялся тереть его выпуклую часть локтем, размазывая грязь и ржавчину по железяке.

   – Водичкой промой, – подсказал Игорь, – а то весь перемажешься.

   – Точно! – Толян умчался к реке. – Пацаны! – радостно закричал он через минуту. – А нагрудник-то с рисунком!

   После того, как мой друг смыл с зерцала всю грязь, на металлической поверхности действительно проступил рисунок.

   – Похоже, чекан в виде вихревой розетки, – вновь просветил нас Игорь. – Очень распространенный элемент декора, использовался повсеместно – один из древних солярных знаков, – вновь выдал нам небольшую лекцию "старший товарищ". – В общем, так, парни, предлагаю зашурфить это место. Думаю, что еще будут находки – только глубже...

   – Ага, – кивнул Толик, с готовностью хватая лопату.

   – Вы тут пока ройте, а я прогуляюсь чуть подальше, – сообщил нам Игорь, включая прибор. – Не одного же сотника здесь хлопнули?

   Он ушел, а мы, передавая лопату друг другу, по очереди вгрызались в податливую землю. Игорь оказался прав: сняв слой земли, сантиметров в тридцать, мы обнаружили россыпь продолговатых металлических пластинок с отверстиями – остатки ламинарного доспеха, как выяснилось позже.  Доспех оказался сильно поеденным ржавчиной, некоторые пластинки крошились и разваливались прямо в руках, некоторые прикипели друг к дружке. Также попалось несколько накладных фигурных пластин, видимо, детали пояса сотника, три "дырки"42, пара сгнивших "наков" от стрел, и одна непонятная фигурная финтифлюшка. Все это мы сваливали в непосредственной близости от раскопа, рассудив, что сможем рассмотреть находки попозже.

   Первую свою находку в этот совместный выезд Игорь поднял метрах в двухстах от нашего шурфа. Пока мы увлеченно лопатили чернозем, "земляной дедушка"43 подогнал нашему приятелю расслоившийся меч с изумительно сохранившейся фигурной цапой, наконечник копья и "прягу"44 с узором из переплетающихся растений. Мы с Толяном бросили опустевший шурф, и после небольшого перекура присоединились к Игорю. Солнце потихоньку начало клониться к западу, когда находки пошли с пугающей для неискушенного копателя периодичностью. То здесь, то там выскакивали проржавевшие остатки доспехов, наконечники копий и стрел, мечи и детали конской сбруи. Под занавес, когда солнце уже клонилось к западу, касаясь земли, Игорехе попался клепаный "бровастый" шлем с частично уцелевшей бармицей и ноздреватая от коррозии личина. Пиком же нашей с Толяном деятельности можно было считать большой металлический умбон, Когда-то, как сказал нам Игорь, он крепился в центре монгольского пруткового щита. Умбон был богато украшен серебряной узорной инкрустацией, на нем прослеживались остатки позолоты.

   В сгущающихся сумерках мы прекратили поиск, сложили находки и приборы в машину. Игореха завел двигатель и закурил. Мы тоже засмолили, устало привалившись к "УАЗику".

   – Лихо поработали! – произнес Игорь, пуская в темнеющее небо струю сизого дыма. -Никогда не испытывал ничего подобного, хоть и не первый год в поиске! – признался он, глядя на разрытую поляну. – Тут еще копать и копать... Как насчет завтра повторить?

   – Я требую продолжения банкета? – фразой из известного фильма ответил Толян. – Конечно! У меня руки так и чешутся!

   – Может, еще пацанов позовем? – предложил Игорь. – Тут на всех хватит... Да и с обществом познакомитесь. Пацаны отличные... Как, жаба не задавит?

   Мы с Толяном переглянулись – он едва заметно кивнул.

   – Зови, – решительно произнес друг. – Пусть пацаны получат свою дозу адреналина... Я за сегодня хапнул по самые помидоры! – Он весело заржал.

   – Да уж, – согласно кивнул Игорь. – Земляной дедушка сегодня не по-детски поделился. Тоже отойти никак не могу. Так значит, вы не против? – вновь уточнил он.

   – Не против, – почти в один голос ответили мы с Толиком.

   – Зови пацанов, – произнес я. – Кстати, как насчет завтра? Где стрелкуемся?

   – Давай, так же, как и сегодня, – предложил Игорь. – Пацанов я предупрежу. После наших покапушек, желающих будет больше, чем на слете!

   – Я и не сомневаюсь, – фыркнул Толик. – Если бы мне свистнули – примчался бы, только пыль столбом.

   – Ну что, поехали? – спросил Игорь, залезая в чудо советского автопрома.

   – А то, – стрельнув ярким огоньком окурка в темноту, произнес Толик.

   Провожая хабарную полянку, промелькнувшую в свете фар тоскливыми взглядами, мы уже мечтали о новых находках, которые нам, несомненно, принесет новый день. В Николаевке мы быстро перегрузили пожитки из Игорехиного "УАЗика" в нашу машину и покатились в город. Пока ехали, Толян, поставив мешок с хабаром45 промеж ног, перебирал находки и, не переставая восторгаться, довольно цокал языком.

   – Вован, ты только посмотри, какая вещь! – поминутно толкал он меня, суя в нос очередную находку. – Это ваще убой!

   – Толик, отвали – я за рулем! – огрызался я, не решаясь оторваться взгляд от дороги. Ехали мы с довольно-таки приличной скоростью, а темнота и сложность трассы не способствовали внимательному изучению найденных артефактов. – Дома посмотрю!

   – Ага, Вовчик, ты рули, – соглашался Толян, но проходила минута, и опять толкал меня в бок, махая перед глазами ржавыми железяками.

   В конце концов это мне надоело – я и без того вымотался, целый день работая лопатой, а тут еще этот... Я остановил машину на обочине, обошел её и, открыв дверь со стороны Толяна, забрал у него мех с находками.

   – Вован, ты чего? – возмутился Толик.

   – А того! – рявкнул я. – И так на ногах едва держусь, все шары в темноте измозолил, а тут ты еще от дороги отвлекаешь! – пылая праведным гневом, высказал я другу все, что о нем думаю. – Вмажемся куда-нибудь – мало не покажется! Дома посмотришь!

   – Все, все! – примирительно произнес Толик, выставив вперед руки. – Не газуй, Вован! Держи. – Он протянул мне мешок.

   Я подхватил находки и забросил их в багажник. После этого закурил, расстегнул штаны и принялся мочиться на обочину. Вскоре рядом зажурчало – ко мне присоединился Толян, его тоже, видимо, приспичило. Попыхивая в темноте сигаретами, мы наслаждались приятной тишиной ночного загорода. Машин на трассе было немного – сказывался поздний час и удаленность от города. Лишь изредка мимо нас мчались куда-то одинокие легковушки, да сотрясали воздух малочисленные груженые фуры.

   – Отдышался? – спросил меня приятель. – Мож, поедем уже? А то времени уже ого-го! А завтра опять подъем ни свет ни заря... Да и пожрать нужно будет прикупить.

   – Поехали, – произнес я, усаживаясь за руль.

   Глава 5

   Владивосток.

   Наши дни.

   Будильник противно запищал, вытаскивая меня из сладких объятий морфея. Я выругался, хлопнул рукой по кнопке, отключающей звук прибора, и, откинув одеяло, уселся на краешке кровати. Вставать страсть как не хотелось! Но, зная свою безвольную и безответственную натуру (если сразу не вскочу, то не поднимусь до обеда уже ни за какие коврижки), нашел в себе силы и встал на ноги. Зевая во весь рот и спотыкаясь о разбросанные вещи – с вечера не удосужился сложить, я пошлепал в ванную. Слегка взбодрившись под тугими струями воды из душа, я докрасна растерся жестким полотенцем – жить стало веселее. Вскипятив воды, я приготовил себе большую кружку чая, нарезал колбасы и хлеба. Проглотив сей незатейливый завтрак, я выбежал на улицу. На дворе было темно – до восхода оставалось еще час-полтора. Прогрев машину, я погнал за Толяном, благо, что он обитал неподалеку. Корефуля уже дожидался меня на улице, нетерпеливо поглядывая на часы.

   – Ну, ты где пропал? – нервно пыхтя сигаретой, спросил он меня. – Я уже заждался! Опоздаем ведь!

   – Не суетись, – вальяжно заметил я, – без нас все не выкопают. В принципе, мы и так вчера подняли...

   – Давай уж, давай, поехали! – Толян выбросил бычок и залез в машину. – Нам еще в магаз за продуктами...

   Затарившись хавчиком, мы покинули город и к девяти часам утра были в условленном месте в районе Николаевки. Серебристый "УАЗик" Игоря уже стоял на обочине. Рядом с "козликом" проитулился неизвестный нам синий "Эскудик". Мы вылезли и подошли к машине Игоря.

   – А вот и виновники торжества! – завидев нас, обрадовался Игореха. – Привет, пацаны!

   – И тебе не хворать! – откликнулся Толян.

   Мы по очереди пожали руки Игорю.

   – Знакомьтесь, Николай и Паша, – представил он своих спутников, крепких парней, влатанных по-походному. – Отличные парни!

   – Владимир.

   – Анатолий, можно просто Толян, – произнес Толик, пожимая руки парням. – Будем знакомы.

   – Пацаны, – произнес Игорь, – мы тут сообща прикинули, чтобы нам тут долго не тусоваться – перебрасывайте пожитки в Пахин "Эскудик" – поедете с ним. Вы-то дорогу знаете. А я подожду остальных. Еще Алексей должен подтянуться и Жека... Это кто точно сообщил, что приедет, ну а кто не успеет до нашего отъезда появиться – пусть пеняет на себя! Согласны? – ради проформы спросил он.

   – Не вопрос! – улыбнулся Толян.

   Через десять минут мы уже мчались на Пахиной машине к нашему хабарному местечку. Дорога была нам известна, поэтому ехали без задержек и проволочек. Разговор в машине тек легко и непринужденно – Паха действительно оказался отличным общительным парнем.

   – Когда мне вчера Игорь фотки находок на "мыло" скинул, я просто обалдел! – делился впечатлениями наш новый приятель. – Шикарно! Место действительно такое жирное, как Игореха расписал?

   – Сам увидишь, – таинственно понизив голос, пообещал Толик. – Думаю, что без находок не останешься.

   – Отлично, – произнес Паша, притормаживая перед большой дорожной колдобиной. – Руки прямо так и чешутся!

   – У нас с Вованом тоже, – согласился Толик.

   Вскоре мы прибыли на искомую точку. В лучах утреннего солнца на мелкой весенней травке черными проплешинами зияли наши вчерашние покапушки. Не успели мы выгрузить приборы, как к нам с ревом подлетело три мотоцикла. Заглушив рычащие агрегаты метрах в десяти от машины, в нашу сторону направилась небольшая, разношерстная компания из шести человек – видимо жители близлежащего села. Трое – типичные деревенские хлыщи, лет восемнадцати – двадцати, двое постарше – лет тридцати, и один, самый старый из них – мужик за сорок, с характерным кирпично-красным цветом лица, который ни за что не спутаешь с краснотой обветренной кожи, настоящий профессионал зеленого змия.

   – Чего эта крестовня сюда подъехала? – понизив голос, спросил Паха.

   – Не знаю, – пожал плечами Толик, спокойно и неторопливо продолжая собирать прибор.

   – Ща узнаем, – сказал я, доставая из багажника "фискарь"46.

   – Слышь, чуваки! – Мужик подошел к машине, демонстративно высморкался на землю сквозь пальцы, и продолжил, слегка шепелявя сквозь выбитые передние зубы:

   – Это вы вчера понарыли дырок в земле?

   – А если и мы, – Толян, наконец, собрал прибор и выпрямился, нависнув над мужиком, оказавшись на голову выше, – тебе-то что? С какой целью интересуешься?

   – Да огородец тут у меня... Недалече, – недобро ухмыльнулся мужичонка. – Боюсь, как бы "саженцы" не попортили. А то потом и на зиму заготовить нечего будет...

   – "Пятак" тут у тебя, что ли? – догадался Толян. – Не ссы, нам твои садово-огородные дела до лампочки – выращивай на здоровье хоть конопель, хоть мак, хоть еще какую хрень...

   – Не, чуваки, вы, наверно, не вкурили, – вновь затянул свою волынку мужик. – Валите отсюда, пока при памяти! Мне лишняя известность ни к чему: сначала вы прикатили, поковырялись, затем другие прикатят... И, прости-прощай теплое местечко...

   – Слушай, ты достал, ботаник, мля! – выругался Толян, устав спорить. – Я говорил уже, нам твоя трава на хрен не нужна! Огласка тоже. Мы втихаря покопаемся и отвалим. Твою полянку не тронем. Покажешь, где – мы туда даже нос совать не будем. И огласка нам тоже ни к чему.

   – Вот вы непонятливые лоси! Чушканы городские, чувырлы недоделанные! Канайте восвояси, пока я добренький! Второй раз повторять не буду – закопаем вас вашими же лопатами! – брызжа слюной, заорал мужик.

   – За базаром следи, болезный! – Толик брезгливо отер лицо и оттолкнул деревенского креста с дороги.

   – Пацаны! – заверещал мужичонка. – Видели, как он меня? Видели? Михась, доставай волыну!

   Один из пацанов кинулся к мотоциклу, на котором приехал мужичок, и вытащил из коляски старенькую двухстволку с облезшим прикладом. Из машины Пахи что-то громко бухнуло, запахло пороховыми газами, а в коляске мужика появилась большая черная дыра с вогнутыми внутрь краями.

   – Ну-ка не балуйте! – закричал из "Эскудика" Паша. Когда он вылез, в его руках дымилась коротенькая "пушка". Пока мы перепирались с крестами, он успел залезть в машину и вытащить свою волыну. – Брось ствол! – коротко приказал он. – А то ща в лоб закатаю!