Текст книги "КвазаРазмерность. Книга 2"

Автор книги: Виталий Вавикин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава седьмая

Воздух в мастерской был горячим, неподвижным, вязким. Ариша не чувствовала боли, но морщилась, наблюдая, как старый инженер по имени Джорл интегрирует в онемевшую руку старый нейронный модуль невидимости. Родители Саломеи хотели присутствовать на операции лично, чтобы поддержать внучку, но Лафин настоял на том, чтобы они остались в его квартире, продолжая готовиться к предстоящей экспедиции.

– Кто такой Малик? – спросила девочка старого инженера Размерности.

– Малик? – Джорл покосился на Лафина.

Седовласый друг едва заметно кивнул, подтверждая, что девочка говорит именно о призрачном лидере террористической организации «Мункара и Накира».

– Родители моей мамы боятся Малика, – сказала Ариша, продолжая наблюдать за работой Джорла.

Процедура интеграции была старой, с использованием в её базе механических инструментов вместо нейронных. Чтобы провести операцию, Джорл отключил защитную медицинскую программу Ариши, блокировав связь с основной сетью. В противном случае нейронный доктор счел бы интегрируемый модуль инородным телом, активировав процесс отторжения. Да и подключение к системам основного жидкого чипа оказалось бы невозможным.

Лафин наблюдал за работой друга и думал, что Джорл выбрал странный путь – в то время как человечество давно стало частью нейронных сетей, не представляя другого существования, Джорл увлекся старыми технологиями. Взять хотя бы его прерыватели, из-за которых он потерял работу в Иерархии, – система, способная взломать общепринятое нейронное восприятие. Лафин вспомнил доклад Джорла на заседании клириков, когда рассматривались перспективы прерывателей.

– Мы приучили людей к обману. Убедили в непогрешимости системы, заставив слепо верить своим глазам. Люди не чувствуют разницы между реальностью и нейронными образами… – дальше Джорл говорил, что прерывателями смогут пользоваться хранители в качестве оружия в борьбе с адептами «Мункара и Накира», а при дополнительном финансировании существует возможность интегрировать изобретение в разработки резонансных инженеров, расширив вооружение хранителей в Квазаре…

Может быть, перспективы у прерывателей и были, но клирики приняли решение завернуть проект, выслушав вступительную речь Джорла. Все остальное было формальностью…

– А ты боишься Малика? – спросила Ариша, продолжая сосредоточенно следить, как тонкие иглы устанавливают дополнительный жидкий чип на лучевую кость, чуть ниже проксимального сустава. Небольшая нейронная проекция демонстрировала разворачивавшийся под плотью и кожей процесс, позволяя контролировать несовершенную технологию, используемую тысячи лет назад.

– Боюсь ли я Малика? – Джорл снова бросил короткий взгляд на Лафина. – Скорее, клириков.

– Клириков? – Ариша нахмурилась. – Мой отец служит клирикам. Он – хранитель и хочет забрать меня у матери. Думаешь, мне тоже нужно бояться клириков?

– Тебе? Нет. Дети вообще не должны бояться взрослого мира. Для страхов у них есть свои вымышленные злодеи и чудовища.

– А если ребенок нейропат? – как-то по-взрослому серьезно спросила Ариша. – Отец говорил, что это накладывает на детей особую ответственность.

– А ты сама как думаешь?

– Никак не думаю. Я ведь еще ребенок, верно?

– Верно, – Джорл не смог сдержать улыбки.

Установка жидкого модуля оставила несколько шрамов на детской руке: шесть от хирургических игл и один, вспыхнувший алым ожогом, когда активировался главный блок, фиксируя модуль, делая частью костного скелета.

– Жжется! – бросила Ариша недовольный взгляд на старого ученого.

Джорл спешно увеличил воздействие на нервные окончания. Ариша растерянно уставилась на вздувшуюся обожженную кожу.

– Раньше, чтобы скрыть шрамы, люди наносили на тело татуировки, – сказал Джорл, отвлекая девочку. – Это были трехмерные рисунки, соответствующие установленному модулю, но сейчас благодаря современным нейронным медицинским программам от шрама не остается и следа.

– А если я захочу сделать рисунок? – спросила Ариша. – Или как ты это называл? Та-ту-и-ровка?

– Хочешь татуировку? – Джорл, не отрываясь, следил за приборами, уменьшая блокировку нервных окончаний в соответствии с уменьшением причиняемой операцией боли.

– Если ты говоришь, что раньше все так делали, то почему мы должны поступать иначе?

– Потому что раньше так было принято, а сейчас есть хорошие нейронные медицинские программы, к тому же мы не хотим, чтобы кто-то посторонний знал о твоем дополнительном модуле.

Джорл несколько раз проверил интеграцию модуля и только после этого отключил блокировку основной нейронной сети. Медицинские программы активировали проверку повреждений – важный момент: если сейчас инородное тело будет обнаружено, то начнется отторжение. Интеграция не пользовалась спросом, поэтому практики было мало. Жидкий модуль пробовали прятать в кишечнике, в мозгах, зубах… Оптимальной, согласно последним исследованиям, оказалась интеграция измененного жидкого модуля, разделенного для удобства на части, в губчатое костное вещество. Куда сложнее оказалось установить связь с мозгом, который и так был перегружен связью с основным жидким чипом. Джорл бился над решением проблемы последние полтора года, но лучшего решения кроме механической активации придумать не смог.

– Давай, проверь, как работает твой новый чип, – велел старый инженер Арише.

Девочка послушно прикоснулась к месту, где раньше на коже был шрам. Модуль невидимости активировался почти мгновенно, заставив Лафина тревожно вздрогнуть, – Ариша пропала, словно ее и не было.

– Ух ты! – раздался из пустоты радостный голос девочки. – Мои руки стали прозрачными…

Она начала вращаться, изучая новое состояние. Нейронные образы, скрывавшие тело, не успевали за быстрыми движениями, выдавая преломления визуального восприятия.

– Ты должна двигаться как можно меньше, когда активируешь модуль, – сказал Джорл. – Это поможет избежать перегрузок и сбоев.

– Нам нужно, чтобы ты успокоилась и замерла, – велел Лафин.

Ариша проворчала что-то себе под нос и подчинилась. Несколько секунд нейронный образ продолжал сбоить, затем нормализовался.

– Теперь попробуй отключить модуль, – попросил Джорл.

Девочка проявилась из пустоты, продолжая хмуриться из-за того, что ей не дали повеселиться.

– Ты не должна перегружать модуль, – предупредил Джорл. – Если он сгорит, то тебе будет очень больно. К тому же если это случится во время экспедиции, то никто не сможет отремонтировать тебе модуль и, когда вы вернетесь в жилые комплексы, тебя обнаружат. Ты понимаешь, какие последствия будут у тебя и твоих родных, если тебя обнаружат среди членов экспедиции?

Ариша кивнула, но хмуриться не перестала.

– Ты должна контролировать работу модуля, – давал указания Джорл. – Если почувствуешь жжение, значит, система перегружена. Чем больше ты двигаешься, тем больше энергии приходится тратить на создание невидимости.

Джорл попросил девочку снова активировать модуль и долго изучал работу основных систем. Главной проблемой оставалось взаимодействие с нейронными сетями Размерности. Особенно подмена координат охранных сетей. Вторгнуться в чужие системы, подменив основные базисы, намного сложнее, чем обмануть глаза, преломив свет, используя технологию, заброшенную тысячи лет назад.

– Думаю, будет проще использовать прерыватели, установив блокировки для систем проверки, чем интегрировать модуль невидимости в общие нейронные сети, – сдался Джорл после получаса неудачных попыток сделать Аришу невидимой для электронных систем проверки. – Если все сделать правильно, то перераспределенная нагрузка окажется минимальной и прерыватели продержатся достаточно долго.

Следующий час Джорл объяснял старому другу принцип работы прерывателей. Ариша забавлялась с новой игрушкой: активировала модуль невидимости, подкрадывалась ко взрослым и пыталась напугать. Затем заскучала, забралась на старый сбоивший нейронный диван, который с трудом мог удержать длительное время детское тело, и незаметно заснула, забыв деактивировать модуль невидимости.

– Ариша? – занервничал Лафин, решив, что девочка сбежала, пока они обсуждали детали.

Суета и хаотичные поиски заставили Аришу рассмеяться – детский задорный смех, который она сдерживала до последнего. Два старика хотели отчитать ее за шалость, но вместо этого рассмеялись вместе с ней.

– По крайней мере, пользоваться невидимостью она научилась хорошо, – подметил Лафин, когда вечером рассказывал бабушке и дедушке Ариши детали визита к инженеру.

Идола и Орлан слушали молча, изредка осудительно качая головами. Родители Саломеи вообще стали слишком ворчливыми и хмурыми после того, как адепты Малика выжгли им жидкие чипы. Присматриваясь к ним, Лафин думал, что, возможно, все человечество превратилось бы в подобных ворчунов, если бы не было нейронных сетей. Обнаженная реальность пугает и смущает. На протяжении всей истории человечество пыталось прятать реальность. Начиная с набедренных повязок и заканчивая нейронными образами. Наверное, стремление к самообману заложено у людей на генетическом уровне.

Незадолго до официального отбытия экспедиции Лафин встретился со знакомым социологом, и они долго обсуждали, как отразится длительная изоляция от официальных нейронных сетей на членах экспедиции. Выслушав все за и против, социолог пришел к выводу, что ожидать можно всего что угодно.

– Вероятно, они привыкнут и все закончится на начальной стадии дискомфорта, а возможно, лишения окажутся критичными и сознание начнет отторгать новую неприглядную реальность, – сказал социолог.

Вместе с ним Лафин обратился в Институт всемирной иерархии, разработав систему адаптации для членов экспедиции, предполагавшую ежедневные подключения к имитации нейронных сетей Жилых комплексов. Как быть с двумя членами, которые считались коренными жителями Квазара, так и не было решено. Впрочем, продвигая свою идею, Лафин преследовал целью посеять небольшой хаос и дополнительную суету, связанную с установкой нового оборудования в грузовом отсеке, где предстоит находиться Арише во время отбытия.

Девочка выглядела спокойно, принимая перемены с настороженностью, но в то же время и с присущей только детям беззаботностью. Больше всех нервничали Идола и Орлан. Особенно после того, как их вызвали в основной медицинский центр и долго решали, как жидкие модули могли выйти из строя. В конечном счете клирики настояли на частичной интеграции стандартных жидких чипов, предусматривающих медицинский контроль и переработку потребляемой и выделяемой энергии. Процедура была сложной, и медики не гарантировали, что пара ученых сможет покинуть центр до намеченных сроков экспедиции. Ждать, конечно, их никто не собирался, и была вероятность, что если продолжить подготовку, то Ариша отправится в экспедицию одна.

Идола нервничала и хотела отказаться от задуманного. Орлан был более сдержан, но и ему спокойствие давалось с трудом. Плюс сказывалась нервозность от постоянных медицинских процедур, связанных с восстановлением базисных функций выжженных адептами жидких чипов. Несколько раз Лафин порывался встретиться с Веспо и попросить посодействовать, но помощь старого друга и так была неоценимой. Оставалось ждать.

– А если у нас ничего не получится, то можно я оставлю модуль невидимости? – спросила Ариша за день до отправления экспедиции.

Лафин тщетно пытался связаться с родителями Саломеи. Лишь ближе к вечеру, когда он лично прибыл в медицинский центр Иерархии, ему сообщили, что Идола и Орлан покинули реабилитационное отделение. Спустя два часа они прибыли в его дом. Лафин связался с бывшей студенткой и просто хорошим другом по имени Ранет, которая была членом экспедиции, и попросил помощи в установке необходимых для обмана нейронных сетей прерывателей.

– И каким будет наказание, если хранители узнают о том, что я помогла спрятать на мобильной станции постороннего? – спросила Ранет, пытаясь представить, как выглядит девочка, отец которой хочет превратить ее в нейропата.

– Очевидно, порицание, – сказал Лафин. – У тебя ведь не было прежде порицаний?

– Нет.

– Значит, бояться нечего. Я, например, получил свои порицания, когда был младше, чем ты сейчас. Четыре или пять… Сейчас не помню. Но с тех пор прошло почти полсотни лет, и, как видишь, ничего. Ни одного нового порицания…

Лафин поджал губы, чтобы не рассказать о своем давнем друге, с которым некогда получил свои первые порицания. Было это еще во времена приобретения необходимых навыков и знаний, чтобы стать полноценным членом общества. Потом Лафин попал в Институт всемирной иерархии, в отдел анализа и систематизации данных хронографов. Работа рассматривалась как временная, но Лафин привязался, полюбив изучаемые в отделе отголоски прошлого. Они очаровали его, подчинили, не позволив создать семью и вынудив забыть о друзьях. Нет, Лафин никогда не жалел, что выбрал подобный путь, но и забыть, как встретил друга детства, который набрал критические тридцать порицаний, не мог. Друг сам нашел его – пришел и сказал, что скрывается от закона, потому что если хранители доберутся до него, то отправят на перевоспитание в Коррекционный центр. Друг говорил, что если проводить анализ его порицаний, то он получит как минимум десять-пятнадцать лет высылки в Подпространство.

– Десять-пятнадцать лет одиночества в произвольном временном наборе! – воскликнул он. – Хотя многие утверждают, что место и время тоже координируются, усиливая одиночество.

Лафин пообещал, что сделает все что в его силах. Но затем узнал перечень Порицаний, где пестрели связи с криминальными личностями КвазаРазмерности, выбрал удобный момент, связался с хранителями и сообщил о нарушителе. Что стало дальше с бывшим другом, Лафин не пытался узнать. С того дня прошло много лет, но он ни разу не усомнился в своем поступке. «Клирики не боги, они могут ошибаться. Порицания не показатель праведности. Но преступник всегда остается преступником», – так думал Лафин, считая, что, во-первых, ведя достойный образ жизни, невозможно набрать тридцать порицаний, а во-вторых, не помогая таким людям, как родители Саломеи, ты, возможно, не нарушаешь установленные Иерархией законы, но предаешь свои собственные кодексы чести.

Сейчас, глядя в глаза Ранет, Лафин думал, что если она откажется помочь, то он сможет это принять, но никогда не поймет, не оправдает отказ. Впрочем, Ранет не собиралась отказывать.

Лафин сумел выкроить время и познакомил Ранет с Аришей и родителями Саломеи.

– Забавно, – призналась Ранет своему бывшему наставнику, – вы толкаете меня нарушить закон, а я вместо того, чтобы отказаться, начинаю больше уважать вас.

– Невозможно прожить жизнь, не получив ни одного порицания. Главное, чтобы оглядываясь назад, ты понимал, что сделал все правильно, – сказал Лафин. – И правила эти устанавливает не общество и не Иерархия. Правила и степень ответственности устанавливаем для себя мы сами.

Они расстались добрыми друзьями – уже не студент и лектор, нет. В эту ночь Ранет так и не смогла заснуть.

– Ты похожа на мою мать, – сказала Ариша, и Ранет, оставшись одна, долго изучала личное дело Саломеи – ту часть, которую позволял получить уровень доступа.

Ничего особенного Ранет не узнала, но факт связи Саломеи с адептами Малика, мягко говоря, смущал.

Ближе к утру Ранет смогла убедить себя, что помогает не Саломее, а ее дочери – ребенку, который не должен попасть к отцу, став бесчувственным нейропатом. Да и родители Саломеи, включенные Иерархией в основной состав экспедиции, не могли иметь отношение к «Мункара и Накира». В противном случае клирики никогда бы не пропустили их на мобильную исследовательскую площадку. Значит, находящееся в общественном доступе личное дело – фальсификация. А если кто-то подобной подделкой пытается очернить Идолу и Орлана, то почему схожее не могло случиться с Саломеей?

Ближе к утру Ранет окончательно уверилась, что поступила правильно, согласившись помочь. «Ты похожа на мою мать», – снова и снова вспоминала она слова Ариши, и думала, что вернувшись из экспедиции, обязательно обратится в Репродукционный центр, оставив заявку на ребенка. Желательно девочку.

Ранет заснула совсем ненадолго, но на следующий день чувствовала небывалый подъем. Страха не было. Лафин объяснил, как пользоваться прерывателями и где их установить. Часть прерывателей установят родители Саломеи, часть Ранет. Если Ариша сделает все правильно, то экспедиция покинет жилой комплекс Galeus longirostris согласно запланированным срокам…

Примерно так же думал и Лафин, вот только в отличие от изолированных от общественности участников экспедиции находился в центре оживленного переполоха, спровоцированного новостными нейронными каналами, наперебой вещавшими о грандиозном событии, словно прежде никто и не пытался исследовать Великий ледник. Конечно, это были полностью автоматизированные исследовательские системы, подготавливающие базу для нынешней экспедиции, но… «Не понимаю, почему именно сейчас новостные каналы вспомнили о том, что Ледник разрастается, и спекулируют этой информацией, словно экспедиция отправляется спасать мир?!» – ворчливо думал Лафин.

Люди вокруг гудели, толкались. Нейронные заграждения сдерживали зевак на нижних ярусах, оценивая возможность степени повреждений и ограждая упавших от бесновавшейся толпы.

– Хуже чем дети в проклятых игровых проектах, – сказал кто-то рядом с Лафином.

Старый ученый попытался разглядеть единомышленника, но желавших посмотреть становилось все больше и больше. Они напирали, прижимали тех, кто находился в первых рядах от ограждений. Лафин попытался связаться с Веспо, желая узнать, смог ли тот провести на передвижную станцию Аришу, но все основные каналы связи были заняты – проблема, с которой экспериментальные сети седьмого поколения могли справиться без труда.

Прижатый к ограждениям Лафин смотрел на застывшую внизу мобильную исследовательскую станцию, убеждая себя, что Ариша уже внутри, прячется и ждет бабушку и дедушку. Гигантская нейронная проекция центральной станции вспыхнула над людьми, заливая в сознания сведения об устройстве мобильной станции. «И снова нейронные сети седьмого поколения», – подумал Лафин, изучая появившиеся в голове знания. Информация была о том, что скоро новые сети станут основой каждого жилого комплекса. Далее шла серия показателей, в которых Лафин не желал разбираться, хотя новостной канал готов был предоставить любые сведения, лишь бы люди оставались в потоке. Лафин неуклюже, по-старчески ворчливо пытался представить, каким станет мир, когда новые сети заменят нынешние. «Наверное, таким же, каким станет, когда дети как Ариша заменят стариков как я», – подумал Лафин и улыбнулся, радуясь, что удалось отвлечься от давки.

Толпа загудела, увидев участников экспедиции – еще одна часть шоу, не свойственная прежде Всемирной иерархии. «Либо они решили, что это повысит их популярность, либо все действительно меняется», – подумал Лафин, пытаясь разглядеть в группе исследователей Ранет. Спонсируемые новостным каналом нейронные сервисы предложили услуги визуального приближения, но Лафин отказался.

Исследователи скрылись в мобильной станции – громкое название для небольшой передвижной платформы, основной защитой которой от Ледника был хрупкий корпус, оплетенный двумя уровнями автономных нейронных полей. Главное, чтобы механические автоматы, высылаемые на исследование Ледника прежде, не дали сбой и отстроили достойные перевалочные базы, иначе ученые окажутся пленниками мобильной платформы. Новостной канал заливал в сознания собравшихся информацию о базовых системах перевалочных баз, сдабривая поток рекламой, не поддающейся фильтрации. Лафин хотел отказаться от приема, но функция оказалась недоступной – особое разрешение Иерархии. Новые знания показывали, как на протяжении последних веков клирики отправляли на исследования Великого ледника механические автоматы, созданные по принципу механизмов, используемых в давно закрытых космических программах. Лафин невольно заинтересовался, и сеть начала заливать в сознание дополнительные образы, показывавшие базы на Марсе и Луне так, как если бы он сам был там когда-то.

Затем совершенно неожиданно перед глазами вспыхнула яркая реклама игровой площадки «Мекка», предлагая принять участие в проекте, когда полеты в космос были реальностью. Лафин попытался отказаться, но реклама оказалась частью информационного потока, и чтобы остановить ее, пришлось лично оплатить полученные данные, списав требуемое количество единиц Влияния со своего счета. «Хватит с меня дополнительных данных», – твердо решил Лафин, пытаясь сосредоточиться на реальности, игнорируя нейронные потоки.

Толпа снова заревела, приветствуя выступление клирика, напутственная речь которого дублировалась нейронным потоком, так что не обратить на нее внимания было невозможно. Речь, как и ожидал Лафин, оказалась надуманной и направленной поднять авторитет Иерархии, подчеркивая заботу о человечестве и развитии КвазаРазмерности, не отрицая, что в развитии двухуровневой реальности акцент делается на материальный мир. В завершение клирик анонсировал нейронные сети седьмого поколения, установленные на основных воротах жилого комплекса Galeus longirostris.

Толпа снова заревела, приветствуя нейронные образы, проявившиеся в доках, оградив старые, тяжелые створы от внешнего и внутреннего воздействия. «Чем им не нравятся старые, надежные силовые поля», – подумал Лафин, представляя, что скоро пневмотоннели общественного транспорта тоже, вероятно, станут историей. Если слухи окажутся верными, то сети седьмого поколения станут переходным звеном в развитии нейронных технологий, позволив человечеству выйти на новый уровень перераспределения энергии. Мысли о прогрессе активировали новостной поток, но на этот раз Лафин предусмотрительно отказался от дополнительной информации. Да и некогда было: толпа снова загудела, увидев, как открываются старые, тяжелые створы главных ворот разгрузочных доков жилого комплекса.

Чтобы выпустить за пределы Galeus longirostris мобильную исследовательскую станцию, можно было воспользоваться и дополнительными воротами – менее громадными, но Иерархия решила в очередной раз подчеркнуть важность экспедиции и свои собственные заслуги в заботе о человечестве. Нейронные блокировки, окружившие гигантские ворота, утратили плотность, позволяя увидеть бесконечную снежную пустыню, разверзшуюся за стенами комплекса. Генератор мобильной станции включился, поднимая тяжелую платформу. Силовые поля работали исправно, и площадка с учеными парила в воздухе, продвигаясь к открытым воротам. Защитные нейронные поля активировались пафосно-неспешно, превращая крошечную станцию в неприступную для холода цитадель жизни «отважных исследователей, готовых служить обществу и Всемирной иерархии» – последнее стало мыслями всех собравшихся, потому что нейронные сети получили разрешение клириков залить в головы собравшихся эти данные вместе с основным рекламным потоком. Рекламой снова была игровая площадка «Мекка», демонстрирующая игровой вариант Квазара и сражения людей с безжалостными проповедниками, фанатично преданными вере в непогрешимость технологий. Последние напоминали клириков, и от этого пропаганда предыдущей фразы о «службе обществу и Иерархии» казалась крайне комичной.

В толпе даже послышались сдержанные смешки, которые, правда, стихли сразу, как только мобильная платформа преодолела первое нейронное поле, оказавшись в небезопасной прослойке. Ворота закончили открываться и теперь зияли белой недружелюбной пустотой Великого ледника. В образовавшемся проходе мобильная исследовательская станция казалась неприлично маленькой, незащищенной, уязвимой. Люди замерли. Тревога буквально повисла в воздухе, на что нейронный новостной поток отреагировал мгновенно, пустив заверения клириков в идеальности новейших разработок мобильной станции, поддерживаемых современными сетями седьмого поколения. И сразу за этими заверениями в мозг хлынул новостной поток об игровой площадке «Мекка», где каждый может испытать на себе новые сети, а также самые передовые технологии, доступные независимым разработчикам.

Мобильная станция преодолела прослойку из нейронных полей и выскользнула за пределы комплекса. Активированные автономные системы среагировали на изменения окружающей среды мгновенно, усилив защиту. Нейронные поля мобильной станции вспыхнули фиолетовыми всполохами света, выдавив из собравшихся тревожный вздох, но затем все поняли, что это был еще один трюк, чтобы привлечь внимание, и толпа облегченно выдохнула.

Мобильная станция неспешно ползла прочь от комплекса. Выступавший клирик покинул трибуну. Пространство распустилось пестрыми нейронными рекламными образами. Но собравшиеся люди очнулись и начали расходиться только после того, как закрылись громадные ворота, отрезав жилой комплекс от слепящего белого цвета ледяной пустыни.