Текст книги "Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови."

Автор книги: Виталий Обедин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Мои инструкции действительно не носили категоричного требования, – помедлив, признал офицер. – Прошу меня простить, милорд. Я передам его светлости, что вы прибудете на аудиенцию утром.

Пес правосудия отдал честь и вежливо посторонился.

Его напарники тут же развернулись и двинулись к своим людям. Последние, надо сказать, и не пытались скрыть нешуточное облегчение от того, что ситуация разрешилась без звона стали и грохота выстрелов.

Уже покинув погост, поймав экипаж и приказав двигать на Аракан-Тизис, я запоздало сообразил, что только что совершенно бесплатно презентовал городской казне отличного белого жеребца. Напуганный трехлеток, небось, до сих пор носится по погосту среди склепов и могил, но рано или поздно будет пойман стражниками. А поскольку мальчишки Помойного Кота увели его, не заплатив хозяину, предъявить право собственности не получится. По закону, по крайней мере…

Выходит, придется все-таки стрясти долг с юного мерзавца.

Но этим можно заняться завтра. Сейчас приоритеты другие: добраться до дома, отмыться от грязи и крови и предупредить Таннис, что она должна перебраться на время охоты в одну из прицерковных миссий. Последние в обязательном порядке охраняются вооруженными инквизиторами – воинами-монахами, давшими обет служить Строгой Церкви, – поэтому на время охоты в миссии моей полуэльфийке будет безопаснее, чем дома. Возможно, я слишком мнителен, но если мне удалось разыскать и посетить логово Ренегата, то почему он не может нанести ответный визит?

Я бы, к примеру, так и сделал. Просто чтобы вывести преследователя из равновесия.

Экипаж резво трусил по мостовой, подскакивая на неровностях. Покачиваясь в такт движению, я сжимал в кулаке единственный трофей, оставшийся от провальной охоты на погосте. Костяной кружок с вырезанной на нем посеребренной фигуркой жег кожу, точно монета, раскаленная в тигле. Чтобы отделаться от гнетущего чувства тревоги, вызванного находкой, я прикрыл глаза и заставил себя подсчитывать и анализировать оплошности, допущенные во время схватки.

Первая, и главная, из них: я сильно недооценил Ренегата, посчитав его всего лишь кровожором – обычным вампиром, только чуть более безумным и кровожадным, нежели прочие. Свихнувшийся носферату наглядно доказал, что является фигурой более сложного порядка. А теперь я получаю приглашение на личную встречу с вице-канцлером Дортмундом, главой всесильного Второго Департамента, и поводом для такой встречи могла стать только последняя работа, на которую я подрядился. Вывод напрашивается сам собой – масштаб личности Ренегата (а также проблем, которые он создает) за последние дни вырос настолько, что второй после короля человек в Блистательном и Проклятом решил заняться им лично.

Носферату, способный допечь не только Некромейстера Квартала Склепов, но и вице-канцлера Ура, – это уже больше, чем носферату.

Город определенно имеет дело с уникальным кровососом. Может быть, даже ничуть не менее уникальным, нежели сам герцог Витар Дортмунд – личность во всех отношениях незаурядная, а местами так прямо парадоксальная.

Вице-канцлер в городе, который никогда не знал просто канцлера.

Руководитель Второго Департамента в Магистрате, никогда не имевшем Первого.

Человек, которого любили в народе, стоявший во главе ведомства, которое этот же народ крепко побаивался.

Наконец, изрядный долгожитель, разменявший уже как минимум четвертую сотню лет, но так и не нарушивший правила Umorto Domo.

Мм… кажется, я произнес имя Витара Дортмунда вслух?

– Вы о господине вице-канцлере? – словоохотливо откликнулся с козлов извозчик. – Право же, великий человек! Во всем городе только его светлость о простых людях и думает. Ну, то есть помимо величества-то… Одно слово – человеколюб.

Я, было, удивился, услышав от простого смертного прозвище, данное герцогу Дортмунду в кланах, но вовремя сообразил: это всего лишь совпадение. И даже позволил себе улыбнуться, несмотря на настроение, вконец испорченное неудачной охотой.

Человеколюб… Ха! Знал бы этот усач в берете, лихо заломленном на ухо, насколько он близок к истине. Надо и в самом деле сильно, по-настоящему любить людей, чтобы посвятить себя служению их обществу, поступившись столь многим: наплевав на интересы своей настоящей семьи; отказавшись от фамилии, чьи корни уходят во времена седой древности; а главное – заставив умолкнуть кровожадный зов Древней крови в собственных жилах.

Да, именно так. Единицы смертных во всем Уре знают, что настоящее имя герцога Дортмунда – Витар Слотер. Стопроцентный Выродок, известный среди четырех семейств как Витар-Человеколюб. Вот вам еще один парадокс Блистательного и Проклятого: дитя Лилит, которое предпочло заботы смертных делам Древней крови.

Извращенец.

И мой дядя, между прочим. Родной брат патриарха Эторна и Анны Слотер.

– Жинка-то моя каждый месяц свечку за него ставит в церквушке Святого Ионы. Это в южной части города, где… – растекался медом по стеночке извозчик.

– Смотри на дорогу, – раздраженно оборвал его я, – Твой Человеколюб завтра мне будет нервы лично жевать, а сегодня не хочу о нем и слышать.

Мужик стушевался и испуганно сгорбился на козлах…

Интересно, думал я уже утром, вспоминая ту сцену, померкло бы почитание извозчиком и его супругой легендарного вице-канцлера, доведись им встретится с ним вживую?

Приятного впечатления дядюшка Витар не производил. Совершенно. Скорее уж наоборот.

В нем слишком многого было… «слишком». Слишком высокий, слишком худой, слишком прямой, слишком резкий. Коротко остриженные волосы щеткой торчали на его удлиненном черепе, обтянутом кожей так туго, что казалось – она лопнет на скулах, если Витар попытается улыбнуться. Но это ему не грозило, ведь дядюшка никогда не улыбался. По крайней мере, я не слышал о человеке или Слотере, который бы стал свидетелем чего-то подобного.

Мертвенные губы и белесые брови Человеколюба почти не выделялись на фоне анемичной кожи. Глаза казались двумя бесцветными водянистыми шариками. Вокруг них залегла густая сеть морщинок, а множество лопнувших сосудиков и капилляров свидетельствовали о том, что могущественный вице-канцлер регулярно не высыпается. Уверен, в отличие от меня, в эту ночь он не спал вообще.

– Дядя, ты отвратительно выглядишь. Тебе просто необходимо на время отойти от дел и отдохнуть… – заявил я, переступая порог рабочего кабинета вице-канцлера. – Или мне стоит обращаться к тебе официально? Лорд Дортмунд? Ваша светлость?

– У меня нет времени на традиционные семейные нежности, младший! – раздраженно буркнул Витар из-за своего стола.

Стол заслуживал отдельного внимания: огромный, светлого дерева, с округлыми краями, он походил на льдину, которую оторвало волной и забросило в просторный кабинет Дортмунда. Толстенную столешницу поддерживали мощные тумбы, и все равно казалось, она едва выдерживает вес вороха бесчисленных бумаг, с которыми работал вице-канцлер. Рапорты, донесения, выписки, конторские книги, шифровки. В их хаотичном нагромождении дядюшка Витар ориентировался безошибочно, снуя ловко и деловито, точно паук в ячеях своей паутины.

– Проходи, – сухая, жилистая рука взметнулась из-за бумажных завалов и сделала неопределенный жест. – Я рад, что ты пришел, Сет. Присаживайся! Есть разговор.

Не споря, я пересек кабинет и опустился в кресло, указанное Витаром. Жесткое, черт возьми! Как раз для костлявого зада Человеколюба.

Дядя кивнул, слегка разгреб бумажные баррикады на столе и обнаружил за ними пузатый графин темного, непрозрачного стекла. Сняв колпачок, он принялся разливать в высокие стаканы зеленоватую жидкость. По комнате немедля разнесся сильный виноградный запах.

– Граппа! – пробурчал Человеколюб, двигая стакан в мою сторону. – Настоящий напиток! Тряпичные головы, конечно, редкостные мерзавцы, но в напитках они знают толк. Тройная перегонка и двойная очистка. Амброзия! Не то, что кислятина, которой ты травишься в забегаловке Упитанного Вана.

Надо же.

Спятивший дядюшка-Слотер, выглядит как схимник, почти уморивший себя отказом от пищи, однако же, пытается корчить из себя эдакого гурмана. Правда, за напиток богов он выдает обжигающее горло пойло, на какое лютецианцы только попусту переводят прекрасный виноград. Тряпичными головами в Уре именовали как раз жителей Лютеции за их моду носить на голове парики и букли. В последние годы, правда, употребление прозвища стало редким, поскольку упомянутая мода начала проникать и в аристократические круги Блистательного и Проклятого. К счастью, для местных нобилей еще не считалось неприличным показаться в обществе без искусственных завитушек на голове, обсыпанных пудрой…

Я не стал ничего говорить вслух, но небрежно поинтересовался:

– Ты так хорошо знаешь мои привычки?

– Если я скажу, что много чего знаю, это будет банально, – проворчал вице-канцлер, – Но так оно и есть. Если кто и может доставить этому городу максимальные неприятности, так это в первую очередь мои собственные родственнички. Поэтому на вас, а также на всех прочих носителей Древней крови у меня собраны самые подробные досье… предотвращая твой вопрос – не покажу! К ним имею доступ только я.

– Ну, если ты такой осведомленный, дядя, то должен знать, что пару раз я не дал Блистательному и Проклятому провалиться в Преисподнюю. Где моя награда?

Витар лишь махнул рукой.

Скряга.

Дядюшка поднес стакан ко рту, сделал щедрый глоток и довольно скривился, всем своим видом уподобившись неспелому лимону. Затем отставил граппу в сторону и заявил:

– Довольно, младший. Я не люблю упражняться в остроумии. Ты мне нужен, и потому ты здесь.

Взятый им тон мне совершенно не понравился. И я не преминул это продемонстрировать:

– Дядя, ты слишком долго играешь в человека, привык командовать своими чернильными душами и совсем забыл, как разговаривать с себе подобными. Со Слотерами!.. Я здесь, потому что мне интересно, но не более того. Посему изволь сменить манеры, иначе все твои Псы не помешают мне встать и убраться отсюда.

Мы скрестили раздраженные взгляды точно шпаги.

Я был нужен дяде куда больше, чем он мне, и Витар отступил.

– А ты, как всегда, в своем амплуа, младший, – смягчившимся голосом произнес Человеколюб, – Груда мышц и ни капли сомнения в своих возможностях. До сих пор не усвоил, что сила есть на любую силу?

– Усвоил, дядя. Но тогда я пользуюсь этим.

Тяжеленные стволы «громобоев» грохнули о столешницу.

– Это что? Обрезанные мушкеты? Хандаконды? Гм… надо же, настоящая ручная артиллерия! Неподготовленному человеку запросто может переломать пальцы. Весьма интересная конструкция… – одобрительно хмыкнул Витар, повертев пушки в руках, – Стоит подумать, чтобы добавить такие в арсенал Псов. Ладно, закончили расшаркиваться. Признаю, я не могу тебе приказывать, младший. Поэтому я прошу тебяпомочь мне. И гарантирую оплату по тем расценкам, какие назовешь. Конечно, Магистрат вечно норовит урезать моему Департаменту ассигнации, но сейчас случай особый. Догадываешься, почему я тебя пригласил?

– А что тут гадать, – Я небрежно пожал плечами. – Ренегат.

Витар пригубил из стакана и крякнул.

– Я бы сказал, что ты догадлив, младший, но, во-первых, ты и сам это знаешь, а во-вторых, причина действительно очевидна. Да, кровь и пепел, Ренегат!

За последние триста лет Человеколюб хоть не отучился ругаться по-семейному.

– Этот кровожадный ублюдок – прости, младший, – пьет из меня кровь. В переносном смысле, конечно, но уж лучше бы он попытался сделать это по-настоящему!

– Ага, так бы хоть упал, да сдох в корчах… – вставил я.

Витар странно посмотрел на меня и продолжал:

– Ты не представляешь, что сейчас творится в городе.

– Почему не представляю? В отличие от тебя, я еще хожу по улицам своими ногами. Ренегат выстилает мостовые трупами. Люди требуют погромов в гетто. – Человеколюб поморщился, услышав неофициальное наименование Квартала Склепов. – Вампиры грозят, что будут обороняться. Город на грани беспорядков и стычек между живыми и мертвыми. А спрашивают за все с тебя. Магистрат, конечно же, требует, чтобы ты перебрал по кирпичику каждое здание в городе, но нашел его. Да и его величество, небось, тоже нервничает и покрикивает с трона?

– Его величество тяжело болен, – покачал головой вице-канцлер. – Шепну тебе по секрету: если бы не взбесившийся вампир, на этой неделе объявили бы о временном регентстве герцога Хорина. Лишь в связи с последними событиями решили повременить: при подобных обстоятельствах королю нельзя проявлять слабость.

Слухи о недомогании короля уже давно ходили по Уру, но я не подозревал, что все настолько серьезно. И, дядя прав, сейчас это ой как не вовремя.

– Расклад хреновый.

– Если бы только это, младший. Если бы… Я знаю, ты по собственной инициативе, ну то есть по частному заказу, почти схватил засранца! И тот факт, что он выкрутился, свидетельствует о, скажем так,весьма незаурядных способностях Ренегата… – Витар замолк и вновь пригубил стакан с граппой, – Кстати, довольно остроумно с твоей стороны было искать мертвого среди мертвых. Жаль, мои канцелярские крысы до такого не додумались!

– Это был жирный намек, дядя? – пропустив комплимент мимо ушей, спросил я, нутром чуя за этим его «скажем так» важную недоговоренность.

– Жирнее некуда, – мрачно подтвердил Человеколюб.

Резким движением он отодвинул кресло от стола, поднялся на ноги и принялся ходить взад-вперед по кабинету, хрустя длинными костлявыми пальцами. На спинке кресла осталась висеть небрежно брошенная перевязь со шпагой. Сухой и тощий, как аист, дядя казался совершенно безобидным (дунь ветер – унесет), а неуклюже висящая на нем шпага только подчеркивала это впечатление. Но ее чашка и крестовина были избиты и исцарапаны многочисленными ударами чужих клинков, а сам Витар встречал утро если не в кабинете за бумагами, то в гимнастическом зале за тренировками. Мне не раз случалось видеть, как, демонстрируя свое искусство владения клинком, Человеколюб на лету ловил кончиком учебной рапиры разноцветные кольца, которые бросали в него шесть человек с разной скоростью и с разной дистанции. Они бросили шестьдесят четыре кольца, каждое размером с кулак. Он поймал все, стоя на месте и даже ни разу не переступив ногами.

Про молодость Витара в клане до сих пор ходят легенды.

– Что ты знаешь об отношениях между носферату и Древней кровью, младший?

Витар резко остановился и вперил в меня вопрошающий взгляд.

Я невольно напрягся и стиснул кулак так, что фибула с погоста, зажатая в ладони, глубоко врезалась в кожу. Кровь и пепел! Этот вопрос я сам намеревался задать всезнающему вице-канцлеру Блистательного и Проклятого.

– Что это две вещи несовместимые, дядя. Мы не можем наследовать способности вампиров, а они не способны пить нашу кровь. Исключение лишь одно…

– Да-да, – раздраженно махнул рукой Витар, – Моргана Морган! Отродье клана Морганов, чей Талант оказался достаточно извращенным и позволил ей умереть и стать вампиром. Но даже Моргана никогда не охотилась на себе подобных…

«ДажеМоргана». Костяной кружок снова начал прожигать мою ладонь. Похоже, сбывались самые худшие и невероятные предположения.

– Кто? – спросил я и удивился, насколько хрипло и встревожено прозвучал собственный голос.

– Эдвард Треверс.

– Пустышка?

Память услужливо воскресила перед глазами образ невзрачного члена семьи Треверсов: мутные, точно у снулой рыбы, глаза и нечесаная грива волос, спадавших на покатые, вяленькие плечи. Внешне достаточно безобидный тип, больше всего увлеченный изучением френологии и коллекционированием черепов известных преступников. Нелюдимый и с прибабахом, Эдвард чурался собственной семьи даже больше, чем она его (а тому есть причина). Он жил в стареньком, запущенном особняке, который в народе называли не иначе как «Дом смеющихся черепов».

Пустышка Треверс.

Прозвище не отражало всей мощи и странности его Таланта. Меж тем этого уникума сторонились все носители Древней крови, включая собственных родичей, потому что боялись почувствовать себя рядом с ним… обычными. Эдвард Треверс опустошалтаких, как мы. Одним своим присутствием он гасил Таланты в носителях Древней крови, уподобляя потомков Лилит простым смертным.

А теперь, кажется, он пуст сам.

– Да уж, Пустышка… Нынче прозвище подходит ему больше, чем при жизни, – откликнулся на мои мысли Витар. – Горничная, которая приходит к нему прибираться, нашла тело Эдварда на полу в зале. Пустая оболочка, младший. Высосан до последней капли. И следы клыков на шее.

– Ты уверен, что это не имитация? – на всякий случай спросил я.

– По такому случаю я лично выезжал осматривать тело, младший! Это вампир, тут не может быть сомнений. Это Ренегат. Его почерк. Его клыки!

Я нервно потер челюсть и потянулся к стакану с дядиной отравой.

Было, отчего занервничать. Привычный мир в очередной раз дал трещину: до сих пор считалось, что вампиры не могут пить Древнюю кровь. Узнать обратное все равно, что пастору Строгой Церкви вдруг обнаружить в Священном Каноне пару новых страниц, поощряющих скотоложство и мужскую любовь. И почему «считалось»? Так оно, черт возьми, и было!

Ни один вампир не смел покуситься на людей кланов не только потому, что боялся наших палачей и демонов-хранителей, – это просто не имело ни малейшего смысла. Для носферату Древняя кровь будет горше любого яда. Пытаться ее пить все равно, что заливать в глотку расплавленный свинец. Выношенная чревом Лилит кровь опаляла им пасть и вызывала настолько сильные желудочные спазмы, что вампиров, когда-либо пытавшихся ее причаститься, просто выворачивало наизнанку. Физически носферату, безусловно, вполне могли убить того или иного носителя Древней крови. Задушить его, разорвать, перегрызть горло – такое кровососам вполне по силам. Но выпить или даже обратить в себе подобного? Это лежало за гранью возможного.

Вся многовековая история кланов, начавшаяся задолго до Основания Цитаделей, откуда ведут календарный счет смертные, не знала подобных случаев. Единственным невероятным исключением считалась Моргана из клана Морганов. Будучи искусанной бешеным носферату, она истекла кровью и умерла, а затем воскресла, обернувшись одним из их племени. Ее считали чем-то сродни мне – ублюдком среди Выродков. Таких, как мы, не должно быть в природе… Однако иногда ведь и у нее случаются ошибки, отчего на свет появляются красноглазые альбиносы, двухголовые младенцы и бородатые женщины. Мы с Морганой из череды подобных ошибок.

Отродья. Выродки из Выродков.

Но даже Моргану не пытались выпить – укусы она получила в бескомпромиссной драке с неким взбесившимся вампиром, которому своими нежными ручками свернула челюсть и переломала большую часть костей. Эдвард же Пустышка, по словам дяди, теперь полностью оправдывает свое прозвище. Без оговорок и уточнений.

Опустошен до последней капли.

– Кровь и пепел!

– Вот именно, младший, вот именно. Кровь… Можешь представить, что начнется, если Треверсы надумают сводить счеты с Кварталом Склепов? А если они укрепятся во мнении, будто смерть Эдварда не более чем ловкая инсценировка, призванная скрыть истинного убийцу, которым может быть Выродок из другого клана?

– Дядя, меня меньше всего волнует реакция Треверсов на убийство Эдварда! – раздраженно воскликнул я. – На сегодняшний день это самый слабый клан. Куда важнее, что появился вампир, способный…

– Даже самого слабого клана будет достаточно, чтобы повергнуть город в хаос! – стукнув кулаком по столу, загремел Витар. – Ты ведь понимаешь, что я не буду смотреть, как Треверсы вырезают Квартал Склепов. Второму Департаменту придется вмешаться! А из этого, боюсь, выйдет только больше беды. Что, если прочие кланы не пожелают смотреть, как смертные и носферату истребляют Древнюю кровь, пусть даже это кровь ничтожных Треверсов? В былые времена семьи, случалось, объединялись для противостояния общей угрозе.

Черт.

У меня вполне достало воображения представить, чем могут обернуться подобные перспективы. Вся мощь четырех кланов: мощь магов и чародеев, некромантов и демонологов, ведьм и малефиков, непревзойденных воинов и просто чудовищ – обрушится на город. Там, где отступит один Выродок или даже один клан, все четыре пойдут до конца. Блистательному и Проклятому не помогут ни Колдовской Ковен, ни выдрессированные Псы правосудия, ни гвардия короля, ни даже Черная рать – элитный легион, расквартированный в предместьях Ура.

– Ур станет тем, чем его долгое время считают. Адом, – вынес вердикт Витар.

– У тебя разыгралось воображение, дядя, – сказал я, не без усилия отгоняя картину полыхающих руин, вставшую перед моим внутренним взором. – Носителей Древней крови и раньше убивали, а Ур все стоит себе. Не так давно был зарезан Беда Малиган. И хотя все почти уверены, что это сделали Морганы, войны нет. Все может обойтись и на сей раз. Мы не бессмертные полубоги, в кланах это понимают.

– Что ты хочешь сказать, младший?

Я вновь взялся за стакан.

– Что потенциальный конец света в границах этого города волнует меня меньше, чем один реальный вампир, способный пить Древнюю кровь. Такие вещи… не должны происходить.

– Как бы то ни было, мы сходимся в одном: Ренегат должен быть ликвидирован, – суммировал Человеколюб, – Неважно, из каких предпосылок. Его смерть нужна всем: вампирам, кланам, мне и, что важнее всего, городу! Ты профессионал в умении выслеживать неживых и чудовищ из ирреальности. Одно то, как ты в течение пары суток отыскал Ренегата, за которым неделями безуспешно охотились мои лучшие люди и лучшие ищейки Алана Карди, – яркое тому подтверждение. И пусть тебе недостало сил справиться…

– Недостало? Да я почти прикончил его! – возмущенно перебил я. – В последний момент эта тварь просто сбежала!

– «Почти» не считается, младший. Нужно, чтобы в следующий раз ты точноприкончил… гадину. На сей раз Магистрат поможет. Я готов предоставить в твое распоряжение до полусотни Псов правосудия, а если дашь конкретное задание, в течение нескольких часов мобилизую до полутысячи городских стражников. Хватит, чтобы оцепить пару кварталов. По ночам мы также можем задействовать самых лучших, самых проверенных констеблей.

Констеблями назывались вампиры, принятые на службу во Второй Департамент. Это считалось большой честью и великой удачей для любого обитателя гетто. В отличие от прочих носферату, включая баронов крови и ищеек Некромейстера, констебли носили лишь одну Скрижаль, запрещавшую воспроизводство себе подобных. Все остальное (при условии не злоупотреблять полученной свободой) им дозволялось: принимать иные обличья, использовать мнемочары и гипноз, даже пить кровь. Естественно, жертвами констеблей не могли стать мирные граждане.

Бессмертные и практически неуязвимые убийцы на службе государства… Магистрат оставался верен себе в попытках любое зло обернуть на пользу Блистательному и Проклятому. Вампиров-стражников отправляли охотиться на самых опасных и изворотливых преступников, никак не переводившихся на темных улицах древнего города.

– У меня есть свои помощники, – покачал головой я, – Ты же знаешь, дядя, я не силен в стратегии и просто не смогу командовать целой оравой подручных. Я отыщу Ренегата во второй раз и справлюсь с ним своими силами. Но помощь готов принять. Например, все расходы за твой счет.

– Не нужно бравады, Сет, – топнул ногой Витар. – Ты не представляешь, как быстро растет ком слухов! Как много людей и нелюдей, требующих головы Ренегата, ежечасно стучат в мою дверь, всякий раз норовя уведомить, что «за последствия они не ручаются»… Не нужно ничего доказывать, охотясь в одиночку! Только укажи мне, где прячется эта скотина, а уж я обрушу на нее всю мощь правосудия, какая еще осталась в Блистательном и Проклятом!

– Дядя, я…

– Милорд! – В дверь, предварительно стукнув, заглянул клерк в униформе Второго Департамента – серый с черным мундир полувоенного покроя и малиновая отстрочка вдоль рукавов, – Мессир ди Тулл настаивает на немедленной аудиенции. Он намерен уйти, если вы не уделите ему полчаса времени прямо сейчас.

– Пусть проходит! – Дядюшка Витар убрал со стола стаканы с граппой и накинул хрустальный колпачок на графин, – А тебе стоит задержаться, младший. Посмотришь, как выглядит то, о чем я говорил минуту назад.

– Ди Тулл? Не слышал этого имени раньше. Хотя постой, не тот ли это ди Тулл… – Я не успел докончить фразу.

– Тот, тот! Не сомневайся, – одновременно раздраженно и нетерпеливо крякнул Человеколюб. – Пират, подавшийся в борцы со злом. Добро, черт его подери, с пудовыми кулаками.