Текст книги "Спецназ. Любите нас, пока мы живы"

Автор книги: Виталий Носков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

«Пурга-555» под Первомайским

Дагестанские старейшины, уходя из Первомайского перед штурмом, просили российское командование поберечь кладбище с могилами предков. «Село-то мы отстроим заново, – говорили они, – а вот не сохранить дорогие могилы для нас большое несчастье». Боевики-чеченцы особенно вгрызлись в землю именно на кладбище. Заставляя работать захваченных заложников и новосибирских милиционеров, они закопались в дагестанскую землю, как кроты, нарыли дополнительные ходы сообщения, запасные окопы, а самое неприкосновенное в Дагестане – могильные плиты – стали для них пулеметными щитками.

Такой участок предстояло атаковать краснодарским собровцам 15 января, Краснодарский же спецназ УИН был определен на охрану передового КП, где находился командир сводного отряда генерал-майор А.Карташов, на эвакуацию раненых, а в дальнейшем на работу по специальности – на фильтрацию пленных боевиков.

Из Краснодара эти два отряда вылетели одним «бортом» 9 января. Отличный организатор, начальник УВД Краснодарского края генерал-лейтенант милиции А. Сапрунов оперативно решил вопрос с отправкой своих людей на задание. Предстояло освобождение двух с половиной тысяч заложников из больничного комплекса. К чеченским боевикам и наемникам, захватившим больных детей, женщин, стариков, у спецназовцев уже давно не было ненависти. Только презрение и четкое профессиональное осознание: преступники должны быть уничтожены. Все сотрудники и военнослужащие МВД, летевшие в Кизляр из Краснодара, Москвы, Ставрополя, Волгограда, надеялись, что на этот раз операция по ликвидации захватчиков состоится. По их общему мнению, то, что бандюг отпустили из Буденновска, стало причиной того, что боевиками овладела зараза вседозволенности. После Буденновска в России – началась эпидемия террористической чумы. Уже на второй день после того как, вопреки мировой практике, правительство России пошло на переговоры с Басаевым, краснодарские спецназовцы УИНа схватились с террористом в Новороссийске, потом еще, еще… Во всем мире террорист не «фигура», ему сразу дают понять, что наказание неотвратимо. Посягнувший за рубежом на жизнь детей, стариков твердо знает, что его ждет смерть. Своей лютой акцией в Кизляре радуевцы поставили правительство России перед принятием решения о том, какой быть государственной политике по отношению к террористам. После Буденновска в России с этим так и не определились. Уровень бандитского злодеяния на этот раз был так велик, что не отреагировать на него адекватно означало обречь Россию на террористический беспредел.

После захвата чеченцами Первомайского стало ясно, что предстоит войсковая операция. Какими силами? Чтобы мировое сообщество поняло, что в Кизляре и Первомайском Россия имела и имеет дело с уголовными элементами, было принято решение об их ликвидации силами спецподразделений по борьбе с организованной преступностью.

9 января 1996 года можно назвать точкой отсчета в новом осмыслении чеченской преступности и борьбы с ней. В своей жестокости и хищнической организованности боевики достигли такого кровавого изуверства и такой оснащенности, что Россия, чтобы защититься, должна теперь законодательно закрепить возможность уничтожения уголовно-террористических бандгрупп силами армейских войсковых подразделений. Раньше такие перспективы почему-то нервировали американских, западно-германских, швейцарских налогоплательщиков и российских господ, вроде Сергея Ковалева, к которым, к несчастью, прислушивались в правительстве. Решение на уничтожение банды Радуева – профессиональной в военном смысле, оснащенной современным оружием, уголовной по сути и поведению, – стало новым этапом борьбы России с терзающей ее преступностью.

Вот какие обстоятельства привели собровцев ГУОП МВД России, из Краснодара, из Московской области, Москвы, Махачкалы, Ставрополя, Волгограда в чистое поле с приказом о взятии села Первомайского, оккупированного радуевцами. А их было более трехсот человек, вооруженных гранатометами, тяжелыми и обычными пулеметами, минометами, автоматами, снайперскими винтовками.

Собровцам после короткого «щадящего» артналета, дабы не погубить захваченных боевиками заложников, и недолгого огневого воздействия четырьмя-шестью вертолетами предстояло атаковать село среди белого дня! Налицо были недооценка противника и переоценка своих возможностей. Идеальным вариантом было бы размолотить село до основания, уничтожив земляные укрытия и окопы чеченцев минометными батареями. Но кто бы назвал это освобождением заложников? Выходило, куда ни кинь, везде клин! Соотношение атакующих и защищающихся боевиков к 15 января было один к одному. Это изначально предполагало большие потери среди наступающих.

В этот день собровцам и спецназовцам внутренних войск из отрядов «Витязь», «Русь», бойцам спецгруппы «Ягуар» ценой личного мужества пришлось превозмочь сверхосторожность политиков, отсутствие мирового опыта по освобождению большого числа заложников из укрепленного противником населенного пункта. А также и недостаток огневых средств, назначенных для поддержки, отсутствие надежной связи, зимней экипировки, в частности, костюмов и обуви с электроподогревом, горячего питания, средств его доставки. Вот почему нормы обеспечения отрядов по борьбе с организованной преступностью, предназначенных для кратковременных операций в городских условиях, должны коренным образом пересматриваться. События в Буденновске, Кизляре и Первомайском раскрыли мировому сообществу глаза на то, что в пределах Российской Федерации набрала силу организованная преступность, представляющая опасность для всего человечества.

Собровцы Краснодара атаковали на левом фланге, рядом москвичи, волгоградцы, ставропольцы, дагестанцы, а для их поддержки… всего две БМП-2.

Артналет и удар с воздуха не нанесли радуевцам ощутимых потерь, ни одна огневая точка не была подавлена. Чеченцы переждали артналет, уйдя по отсечным позициям вперед, в то чистое поле, откуда ждали собровцев, наступающих, как пехота.

– «Пурга-555», – раздалось в эфире. И вся линия атакующих, числом чуть больше трехсот бойцов и офицеров, пришла в движение.

Первую БМП-2 из гранатомета сжег боевик в черном полушубке. Он внезапно вырос над окопом. Выстрел. И БМП окуталась сначала белым дымом, а потом разгорелась, распространяя в пространстве тяжело ползущий, клубящийся черный дым. За ним, спасительным, краснодарцам по арыку удалось продвинуться несколько вперед без потерь. Вторую БМП, завалившуюся в арык, краснодарцы стали использовать как огневую точку. Их командир, майор, когда-то окончивший Ташкентское высшее общевойсковое командное училище, умело стрелял из башенной пушки, гася огневые точки радуевцев. На левом фланге атакующим собровцам Краснодара, Ставрополя, Москвы, Волгограда, Дагестана препятствовали вырытые в полный профиль окопы, пулеметные гнезда, ходы сообщения, длинный высокий бетонный забор, превращенный боевиками в крепостную стену с бойницами для тяжелых пулеметов, ПК, стрельбы из гранатометов.

Как бы там ни было, краснодарский СОБР (в нем служит много бывших армейских офицеров) выбил радуевцев с дагестанского кладбища. И закрепился на нем. Самый ближний «духовский» окоп был всего в тридцати метрах.

В первый день у краснодарцев было трое раненых. Первое ранение – самое тяжелое – в живот.

Александр по прозвищу Рейнджер получил ранение в правую кисть руки. Капитан Сергей П. – ранение в бок. Раненого в живот эвакуировали сразу. Александр и Сергей остались в строю. «Война есть война, – сказал мне потом заместитель командира отряда Владимир Г., – но холод – вот это страшно».

Двое с половиной суток краснодарцы провели на январском морозе, то забываясь коротким сном на корточках, то участвуя в ночных перестрелках и снайперских дуэлях.

– Эй, русс Иван, – кричали им из чеченских окопов, – сдавайся! – А когда боевики замолкали, краснодарцы напоминали им о себе:

– Нохча! Давай не спи! Видишь, один уснул и получил пулю! Задремавшего боевика отыскал в прицел краснодарский снайпер…

Собровцы воевали упорно, смело, нанося врагу невосполнимый урон. На дагестанском кладбище и напротив него нашли свою смерть не один чеченский гранатометчик и снайпер. Краснодарцы использовали тактику, воюя малыми группами в составе снайпера, гранатометчика, двух-трех автоматчиков. Двое с половиной суток упорных боев на стылой земле, когда один сухпай на троих, нет чистой воды, раненые… Плотность огня по собровцам была очень высокой… А потом по ним ударили… свои вертолеты. Ошиблась и родная артиллерия: снаряд разорвался в пяти метрах от делящих одну бутылку водки на пятерых, горлышко которой начисто срезал осколок.

Краснодарскому же спецназу УИН поначалу под Первомайском выпала доля эвакуировать с «передка» раненых, доставлять боеприпасы, охранять передовой КП, который время от времени обстреливался. А 18 января под командованием майора Николая Р. отряд шел в первой линии атакующих. Я встретился с ними на зачистке села Первомайского, и майор Р. сказал мне, что «работой краснодарцев-собровцев и своих ребят в селе Первомайском удовлетворен. Мы доказали, что Россия будет долбить боевиков при любой их попытке показать клыки. Главное, мы перестали утираться! Лично я воюю, чтобы мафиозная экспансия с идеей мусульманской фундаменталистской конфедерации «от Каспия до Черного моря» не получила реального воплощения. Я воюю, чтобы моя родная Кубань была в безопасности. Мне известно, что Дудаев мечтает о расширении своих земель за счет Ставрополья, Кубани и Дона. Не бывать этому!».

Домой герои-собровцы и спецназовцы Краснодара, СОБРы ГУОП МВД России, Московской области летели в одном самолете. В Краснодаре их ждала теплая встреча кубанских руководителей. Меня дружески приветствовал начальник Управления по организованной преступности Краснодарского края, который 9 января провожал, а 19 января встречал каждого своего бойца крепким отцовским объятием и которому, прощаясь 9 января, я хотел шутливо сказать: «Прощевайте покуда, господа казаки», а вырвалось только «Прощевайте». И он меня пожурил: «Эх ты, разве так прощаются?! Надо говорить: «До свидания!».

Краснодарцы вернулись в родной город живыми – все! – честно отработав свое. А из Краснодара я улетал с одной мыслью: правительство России должно быть достойно своих бойцов.

Январь 1996 г.

Часть вторая

«Ведь не море топит корабли, но ветры;

не огонь раскаляет железо, но поддувание мехами»

Слово Даниила Заточника

Мир начинается с них

Ранним утром из Златоуста мне позвонил омоновец Сергей Зяблов. Радостно сообщил:

– Мы вернулись домой. Все живы, здоровы…

– Материал об одном эпизоде вашей работы в Кизляре подготовлен к печати, – сказал я. – Один вопрос: в целях безопасности ребят надо ли давать фамилии?

На другом конце провода раздался смех:

– Да я уже устал бояться!

Получив добро назвать фамилии двух, часто бывающих по долгу службы на Северном Кавказе офицеров, я с уважением их обнародую. Страна должна знать своих героев.

На окраине дагестанского Кизляра восемьсот метров шоссейной дороги принадлежат Чечне – таков рельеф административной границы. Этот спорный участок водители пролетают на скорости, прося Аллаха или православного Бога, чтобы не случилась поломка, особенно в ночное время. Подрывы, разбои, похищения людей на этих «неподконтрольных» России метрах – обычное дело.

Когда руководство Дагестана выразило готовность «подровнять» границу, предлагая за восемьсот метров асфальта часть территории в Ногайских степях, из Чечни последовал ответ: «По принципиальным соображениям данный вопрос обсуждению не подлежит».

Еще бы… Бензовозы с контрабандным топливом, обойдя российский пограничный блокпост, выползают с чеченской территории именно на этом участке кавказской дороги, а потом также беспрепятственно идут в Кизляр и на Махачкалу.

А какая возможность для провокаций! 22 декабря 1997 года, когда возле железнодорожного моста через русло Терека, благодаря мужеству кизлярских вохровцев, сорвалась диверсионная акция, террористы в панике бросили три снаряда и… четыре катушки с электрокабелем. Четвертый фугас был обнаружен позднее…

Медленно ползет «Урал» с инженерно-технической группой златоустовского ОМОНа. Поднятые по тревоге саперы-омоновцы проверяют телефонный сигнал о том, что возле шоссейного моста на злополучном чеченском участке из-под снега торчат разноцветные проводки.

Штатские водители проскочили бы эти восемьсот метров на предельной скорости. А саперы на подходе к мосту едут тихохонько, словно в кузове у них взрывоопасные предметы.

В кузове же совершенно бесценный груз – минно-розыскная овчарка Чара, на счету которой более тысячи обнаруженных зарядов. Её проводник, сержант милиции Владимир, еще солдатом срочной службы полгода отвоевал в Чечне. Он внешне спокоен, как и его товарищи из инженерно-технической группы, командир которой, старший инженерсапер Станислав, три года назад сам был сержантом. Армейский спецназовец с большим стажем, теперь он старший лейтенант и на Северном Кавказе уже четвертый раз, а у взрывотехника прапорщика Виталия это вторая командировка.

Стоп! «Урал», как бросивший якорь корабль, останавливается. По правому борту на серо-коричневом земляном просвете еле видна нитка провода, уходящая под снег.

Ни разу не подводившая Чара сразу находит месторасположение взрывного устройства.

В штаб идет сообщение: телефонный сигнал подтвердился. По большому сбору поднимаются резерв златоустовского ОМОНа, саперы внутренних войск и те, кому назначено в таких случаях. Мгновенно на месте происшествия появляется заместитель начальника кизлярского райотдела подполковник милиции Я. Закиряев.

Движение на трассе приостанавливается. В оцеплении златоустовские омоновцы – гвардейского роста плечистые уральцы. Их инженерно-техническую группу усиливают сапером внутренних войск.

Капитан из воинской части, командированный в Дагестан из Кирова, берет нож и трогает снег.

Пока инженерно-техническая группа с осторожностью хирургов проникает в тело земли, омоновцы и саперы внутренних войск ищут диверсионную лежку.

Чеченская сторона извещена о начале розыскных работ. С их ближайшего блокпоста подъехал и наблюдает за россиянами высоченного роста сухопарый старший лейтенант Ислам – заместитель начальника сектора этой зоны. На вопрос, кто заложил фугас, Ислам отвечает, что не может сказать, чья это работа.

Лежка не обнаружена. С миноискателем и щупами отработано все пространство вокруг моста.

Руководит поиском майор милиции Леонид Иванович Бучнев, его заместитель капитан Сергей Владимирович Зяблов отвечает за прикрытие и внешнее кольцо оцепления.

Вся ситуация под контролем полковника милиции Владимира Ильича Л., заместителя начальника ГОУ.

Тем временем инженерно-техническая группа докладывает: «Обнаружен подготовленный к взрыву 152-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд». Общая точка зрения: фугас заложен 22 декабря, а провод для детонации подсоединен недавно.

Виновников закладки заряда поблизости не видно. А может, из абсолютно безопасного места они наблюдают за каждым шагом российских милиционеров? В январе 1995 года, зачищая Грозный, златоустовские омоновцы находили на позициях противника даже корабельную оптику.

Отрытый в земле снаряд – предмет для недолгого, но важного разговора. Саперы считают, что фугас поставлен на неизвлекаемость. Принимается решение сдернуть его «кошкой»… Все отходят на безопасное расстояние. Майор Леонид Бучнев, многократно бывавший в Чечне, говорит, что под снарядом может быть «Ф-1» без чеки.

…Мы идем с Бучневым по мосту. Стараюсь не думать, что нас в эту минуту способен выцеливать снайпер.

В Златоусте майор Леонид Бучнев – заместитель командира ОМОНа. Здесь этот улыбчивый, хладнокровный, умный офицер – в должности начальника командированных омоновцев. Его люди – опытные, не раз награжденные боевыми орденами и медалями профессионалы. Легко с ними. Но и велика ответственность за их жизнь и здоровье. Как и в Чечне, право первого выстрела здесь за террористом. У диверсантов, идущих с чеченской территории, сотни троп. У тех, кто призван противостоять им, – одна.

Майор Леонид Бучнев и капитан Сергей Зяблов, вернувшись в родные края, немало добрых слов скажут о своих подчиненных начальнику Златоустовского УВД подполковнику милиции Анатолию Степановичу Киселеву и мэру Златоуста Василию Петровичу Мальцеву – благодетелю, лучшему другу ОМОНа.

Фугас сдернут. Полковник Владимир Ильич Л. принимает решение: по заключению специалистов, транспортировка снаряда невозможна. Взрыватель есть. Целесообразно уничтожить на месте. И улыбаясь, добавляет:

– Ну что, ребята, есть кто в рабочей одежде? Снаряд далеко придется нести…

– Парадная форма осталась дома, – шутит Сергей Зяблов.

Четыре омоновца осторожно поднимают фугас и несут в сторону от дороги – подальше от моста и высоковольтных проводов.

Потом томящая тишина. Все внимание приковано к златоустовской инженерно-технической группе и саперу из Кирова.

В эфире перекличка: вызывают «Гранит», потом «Зарю»…

– Я – «Заря», – отвечает Бучнев.

Взрыв фугаса, не принесший вреда, – радостное зрелище. Даже веселое. Словно красный цветок распустился зимой.

На ближайших российском и чеченском блокпостах от детонации сотряслось развешенное по стенам вагончиков оружие.

– Вроде мирная жизнь, – иронично улыбаясь, еще раз поясняет мне ситуацию на этом участке дагестано-чеченской границы майор милиции Леонид Бучнев.

Декабрь 1997 г.

Последний бой…

Александр Уздяев, павший смертью храбрых в Чечне, уже давно был погребен в родной вятской земле, когда в газете «Советская Россия» его мама, Людмила Гавриловна, увидела снимок, потрясший её: возле двухметрового грубо сколоченного распятия стоял скромный надмогильный памятничек с надписью: «Уздяев А.А.», а возле креста, закрыв лицо руками, сидел на обожженной земле убитый горем солдат.

– Неужели на снимке настоящая могилка сына? – самые страшные подозрения родились в голове, стальными тисками сжали сердце, лишили сна. – И ко мне в Киров в цинковом гробу привезли не моего мальчика, а кого-то другого, по которому плачет такая же, как я, страдалица-мать?

На письма, вновь отправленные сослуживцам сына, ответа не последовало. Командир части, в которой воевал и погиб Саша, ответил, что на снимке не могилка, а солдатский памятный знак, которым под населенным пунктом Орехово отмечено место гибели А.А. Уздяева.

Командиру Людмила Гавриловна не поверила, потому что по его вине Саша прослужил в Чечне на три месяца больше установленного срока, и погиб от чеченского ПТУРа, попавшего в башню спецмашины.

Потом «Советская Россия» напечатала письмо Людмилы Гавриловны, в котором она просила откликнуться фотокорреспондента МВД, снимавшего не то могилку сына, не то место его гибели. Кировская газета «Вести» обратилась в МВД России с просьбой найти автора снимка…

Искали и продолжаем искать… Снимок мог сделать любой из офицеров пресс-центра МВД, напряженно работавшего все два года боевых действий в Чеченской Республике. В пресс-центре, меняя друг друга через 45 суток, несли свою службу многие и многие специалисты, командированные в Чечню из областных, краевых и республиканских МВД и УВД, офицеры-журналисты внутренних войск.

Сегодня, обращаясь к дорогой Людмиле Гавриловне, мы можем сказать, что на фото, где четко обозначены имя и фамилия ее сына, конечно же, запечатлено место его последнего боя. На снимке хорошо видна зарытая в землю техника, а на переднем плане фотографии – черно-бурое, выжженное пятно – погребальный ковер, что остается от той огненной магмы, в которую превращается подожженная боевая техника.

Металл горит так, что земля надолго сохраняет следы чудовищного военного костра. Вот это печальное место, где сгорела подбитая чеченцами спецмашина Уздяева и еще двоих военнослужащих, один из которых, Толя Иванов, скончался от ран позднее, было отмечено с солдатским состраданием боевыми товарищами Саши.

Подобных памятных знаков я и мои коллеги, фронтовые корреспонденты, видели в Чечне немало. Эти знаки уважения и скорби были как бы последним «прости, брат!», которое не удавалось сказать погибавшим товарищам.

Ваш сын, Людмила Гавриловна, прибыл в Чеченскую Республику на боевую работу в апреле 1995 года.

Александр был элитным солдатом – корректировщиком огня. Это значит – он был очень умен, ваш сын. Корректировщик – самый драгоценный человек в войсках. Он на «ты» с математикой и обязательно смел – ведь за ним постоянно охотится враг. Корректировщики – главное орудие возмездия! Я встречал их в Чечне. Как правило, они очень сосредоточенные, немногословные, дисциплинированные, внимательные к людям. Их так недоставало в том вооруженном противостоянии.

Армия, подразделения МВД – крайнее средство политиков. Решение о начале боевых действий принимают только политики. Когда это происходит, подразделения, введенные в конфликт, становятся некими космическими объектами со своей орбитой движения. Что в первую очередь заботит тех, кто участвует в бою? Неукоснительное выполнение поставленной задачи и сохранение жизни своих боевых товарищей.

На войне всегда несколько правд. Есть наша правда, правда врага и правда сторонних наблюдателей. Ту правду, которую знал ваш сын Саша, он не смог вам, Людмила Гавриловна, передать, потому что погиб в бою как герой, корректируя ответный огонь по противнику.

Вы и я не знаем, сколько молодых жизней он сохранил. Уверен, что много. Поэтому на месте его гибели памятный знак.

Таких солдатских распятий удостаивались немногие. Вашего сына почитали как воина! Как друга! Как сына своей мамы. Этот поминальный крест был воздвигнут и в вашу честь, Людмила Гавриловна, в знак того, что солдаты группировки, введенной тогда в Чечню, разделили с вами горе невосполнимой утраты.

И еще… Хочу высказать заветное. На Кавказе не бывает бессмысленных войн. Как только ни называли то, что происходило в Чечне. Даже ситуацией. Помню реакцию одного руководителя, которого спросил: «Здесь война?». «Не задавайте политических вопросов», – такой испуганный ответ последовал. До сих пор руководящее большинство не разрешает себе и другим признаться, что в Чечне мы имели войну истребительную, современного типа – партизанскую и контрпартизанскую, а не конфликт низкой интенсивности. Противоборствующие стороны были вооружены не кинжалами и шашками, а «Градами», танками, огнеметами «Шмель», гранатометами, минометами. Эта бойня была в самом разгаре, когда погиб ваш мальчик, Александр Уздяев.

Разве не вызывало подозрения то, как дружно газеты и телевидение, находящиеся на содержании нефтедобытчиков, кричали о бессмысленности происходящего в Чечне? При этом держатели денег сохраняли дружеское расположение к воюющим чеченцам, а армия и МВД проливали кровь.

Когда тебя обстреливают из минометов, когда твою колонну обрабатывают гранатометчики и снайперы, тем, кто под огнем, не до того, кто виноват в начале вооруженного конфликта в Чечне.

Сегодня в Дагестане события развиваются по чеченскому варианту. Снова из рук в руки там гуляют листовки, над содержанием которых некому из властьимущих задуматься. А в тексте этих листовок – обещание новой войны, которую, наверное, снова назовут бессмысленной.

Вот несколько фрагментов из документов:

«…Штаб Центрального фронта освобождения Дагестана обращается к вам с призывом встать на священную войну Джихад-газават против российских агрессоров.

…Моджахеды Кавказа объявляют о начале освобождения земли Кавказа от власти русских оккупантов – палачей народов.

Кавказ должен быть свободной и Великой Державой, которой Россия должна платить налоги.

…Освобождение Дагестана от кафиров (неверных) есть выход в другие государства, выход на юг, выход в море и открытие воздушного пространства всем мусульманам. Этим мы закроем кафирам дорогу на юг, как по суше, так и воздушному пространству…

Мы решили идти путем Джихада, и перед нами два пути: или победа, или шахадат.

И наши убитые будут в раю, а их убитые – в аду».

Все это не шутки… Это продолжение того, что было в Чечне. Только смертоносная сеть исламского фундаментализма, национализма теперь наброшена на весь Северный Кавказ.

Помню, как небезызвестный Александр Лебедь обещал, что с выводом войск из Чечни там воцарятся мир и спокойствие. Только в Грозном в одну из майских недель этого года захоронили 50 трупов убитых русскоязычных жителей. Такова информация оттуда, где снова царят беспредел, уголовный геноцид, воровство, бандитизм, похищения людей. Русским и чеченцам – ненавистникам нынешней басаевской власти пожаловаться некуда: Лебедь теперь особенно далеко – в Красноярске, до него не доедешь, а сам он не спросит: «Каково вам там, в Чечне, без меня, миротворца?».

Уважаемая Людмила Гавриловна! Вы вправе не поверить мне, как и многим другим, оставившим свое сердце и здоровье в Чечне. Ведь мы живы, а вашего дорогого мальчика нет. В наших прогнозах на будущее нет оптимизма, но мы никогда не назовем погибших в Чечне бессмысленными военными потерями. Ведь когда они, воины, были живы, в секторе их личной ответственности не убивали славян, чеченцев, презиравших Дудаева, Басаева, Радуева, Хаттаба.

Мы видели подбитые чеченские танки, на которых было написано: «На Москву». Как в 1941 году, подражая нацистам, боевики кричали нашим парням: «Рус Иван, сдавайся!». Им отвечали свинцом и гранатами. Очень многим боевикам хотелось и хочется прийти в Россию завоевателями.

«Зло, – говорится в одной древней книге, – это неправильно понятая свобода и неверно направленная воля». Как это правильно по отношению к тому, что происходило с чеченским народом перед тем, как в Чечню ввели войска. Свободу там дудаевцы восприняли как вседозволенность, как освобождение от законов. «Русские! Не уезжайте – нам нужны рабы и проститутки!» – вот самый популярный лозунг чеченской демократии тех лет.

Нет таких слов, чтобы утешили мать, сын которой убит на чеченской войне – магически-таинственной, гильотинирующей души, средневековой по жестокости, современной по мощи огневых средств, тектонической по последствиям.

Чем мы, газетчики, можем утешить вас, солдатская мать? Тем, что вот так откровенно поговорили с вами? Тем, что скажем в память о вашем сыне: «Прости, брат!». Что помолимся о нем в День поминовения? Что будем крепче крепкого в духовном смысле? Что споем о вашем сыне и тысячах других песню, которую в Чечне пели боевики и русские воины? Горе чеченских и наших матерей одинаково велико. «Помянем тех, кто были с нами, кого судьба не сберегла – их души тают над горами, как след орлиного крыла».

1998 г.