Текст книги "Спецназ. Любите нас, пока мы живы"

Автор книги: Виталий Носков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

Стальная музыка войны

У российских саперов в Чечне фотографироваться перед операцией – плохая примета. Поэтому фотокорреспондент Юрий Тутов снимал их только работающими.

Саперы, скрываясь за БТРом, рвали обнаруженные ими мины, Юра снимал этих чудо-богатырей, открытый всем ветрам и осколкам. Парни только восхищенно смеялись на это. Лишних слов на войне не принято говорить.

Юрий Владимирович Тутов, работает в газете «Щит и меч», потомственный фотокорреспондент.

Раньше он любил снимать спорт, в 1983 году в Париже на международном конкурсе за снимок со стремительными баскетболистками он получил медаль Мастера.

Последние годы Юрий снимает войну. О вводе войск в Чечню он узнал в Германии. Тринадцатого декабря, прервав поездку, он вылетел в Москву, а двадцать второго декабря прибыл в грозненский ад. В транспортном самолете один веселый майор спросил его: «Вы в каком звании?» – «У меня нет звания», – ответил Тутов. «Но разве без звания можно жить?» – реплика была риторически грустной.

Юрий, этот неунывающий остроумец, вполне фотолетописец Отечества. Он любит снимать жизнь и отказывается снимать трупы.

Сам 1951 года рождения, Юрий Тутов навидался их вдоволь. И кинокомиксами не увлекается. Настоящая война – совсем другое, не то что смотрят по видео российские пацаны. Только в Осетию у Юры было четыре командировки, где он ходил по горам с пермским спецназом.

«На войне хрен что снимешь», – говорит Тутов. В Грозном ему мешали не только плотность огня, но и страшный, не дающий работать с фотокамерой небывалый туман.

Юрий Тутов, работающий только с фоторужьем, по своей человеческой сути – сострадатель. Добрый фотокорреспондент, за все командировки в Чечню лучшим своим снимком он считает мгновение, когда удалось снять солдата, помогающего мальчишке пописать. «Не надо это фотографировать», – угрюмо сказал Тутову русский солдат, который оказался в кадре. Но Тутов, охотник за жизнью, просто трепетал от радости, что снял такую незамысловатую, отеческую подробность.

Когда тринадцатого января Тутов фотографировал русских жителей Грозного, впервые уходящих от консервного завода организованно в тыл, они измучили его душу вопросами: «Когда мы вернемся?» На слова же: «Вы беженцы» – Юре ответили: «Мы не беженцы, мы погорельцы».

«Это ужас!» – рассказывал он мне в палатке пресс-центра в грозненском аэропорту «Северный». Тутов навидался такого, что главным его чувством к концу первой командировки в Чечню было: «Уехать! Только уехать!».

Но, прилетев в Москву, проявив фотопленки, напечатав первые снимки в газете, он понял: «Пора возвращаться в Грозный».

В Чечне Юрий снимал везде, где ступала нога военного человека. Он нетипичный военный корреспондент. В его фотоматериалах нет ангажированности. Он художник, который умеет работать в профессиональной журналистике, что означает: он сохраняет душу, не разочаровывая редакцию.

Четырнадцатого апреля в палатке пресс-центра мы проговорили до поздней ночи. Запомнились его переживания за детей Грозного, сомнения – озаботят ли кого вопросы их послестрессовой реабилитации: ведь дети наполнены страхом. А его слова о разрушенном Грозном: «Он и днем, как при лунном свете», – классика военной поры. Иногда вступал в разговор подполковник внутренних войск Николай Зайцев.

Утром он и Юрий Тутов в головном БТРе пошли на сопровождение девяти машин Международного Красного Креста с гуманитарной помощью для чеченцев. В машинах ехали швейцарцы и англичане.

Чеченская сторона была извещена о маршруте. Радиопереговоры шли открытым текстом. Вечером весь путь был проверен саперами. Но в районе села Старые Атаги в 10.30 утра единственный БТР сопровождения с военнослужащими внутренних войск на броне – тот самый, который вез подполковника Н. Зайцева и фотокорреспондента Ю. Тутова, подорвался сразу на трех противопехотных минах.

БТР вошел на бетонный мост, потом Тутов увидел ярко-цветную вспышку, словно павлиний хвост распустился, взрыв, и БТР рухнул вниз правым бортом. Как все сидящие на броне не напоролись на металлические штыри давно разломанного ограждения моста, одному Богу известно. Подполковник получил тяжелое ранение правой ноги; Тутов – ранение в голову; все, кто шел на броне, оказались с травмами.

Тутов с лицом, залитым кровью, утопив фотоаппарат, но сохранив другой, едва выбравшись из воды, сразу стал снимать подорванный, завалившийся набок БТР, ведущих стрельбу бойцов внутренних войск, подбегающих к поврежденной машине и раненым людям представителей Международного Красного Креста. Снимал, как перевязывали водителя БТРа и мужественно переносящего ранение подполковника Зайцева.

Тутова, когда он отснял всё, что, на его взгляд, представляло интерес для газеты, перевязал пресс-атташе Международного комитета Красного Креста Эрик Ройманн.

Швейцарцы и англичане были в шоке от пережитого. «Если бы не вы, – говорили они. – Если бы не вы!». Подразумевая, что если бы не головной стальной БТР, взявший на себя взрыв, то что бы стало с мирной машиной с иностранным экипажем и гуманитарной помощью!..

По особому журналистскому везению в колонне Красного Креста с кинокамерой ехали люди с Центрального телевидения, которым удалось снять и подрыв на минах, и все последовавшее за этим.

Подполковник Николай Зайцев с раздробленной ногой был сразу доставлен в Грозный, где он доложил командованию о случившемся, попросил помощи и вызвал саперов. И только после этого позволил себя госпитализировать.

Благодарные сотрудники Международного Красного Креста послали в Моздок Николаю Зайцеву посылочку.

Колонна дальше места подрыва не двинулась. И, слава Богу! Приехавшие саперы обнаружили впереди еще семь мин ТМ-57.

Потом очень грамотный сапер из Сибири объяснил мне, что ребята с БТРа в рубашке родились, так как эти мины устаревшего образца чеченцы обыкновенно закладывают столбиком: две, три, а сверху заряженную, что в этот раз не получилось сделать. Мост-то бетонный. Три таким образом начиненных заряда – и можно было выйти на космическую орбиту.

В палатке пресс-центра Объединенного командования Юрий Тутов появился к вечеру – перевязанный, с фотоаппаратом, запачканным кровью.

Его знобило, кружилась голова, но он шутил, что боднул рогами чеченский мост, взломал их оборону. И надо было его, Тутова, как новое оружие раньше применить. Потом он восхищался, с каким умением перевязывал подполковника Зайцева солдат внутренних войск. «Он вместо шины наложил рожок автомата. Какой парень! А?». Затем Тутов хвалил водителя БТРа, раненного в голову, тот не оставил машину и только вместе с ней эвакуировался в Грозный.

Потом Юра уснул, а офицеры внутренних войск, что жили в палатке пресс-центра, говорили, что ему в этот раз повезло: не было чеченских снайперов, пулемета, а то перещелкали бы всех, как котят.

Ночью в отдалении несколько раз по-медвежьи рявкнули танки, над аэропортом «Северный» висели гирлянды осветительных ракет, где-то потаенно-коротко татакнули пулеметы. Все это звуковое сопровождение укрупняло мои мысли о Тутове, его творческой судьбе и работе.

В этот раз вся эта стальная музыка была предназначена не ему.

Впереди Юрия ждали Москва, родная редакция, напечатанные фотографии, новые командировки туда, где жить опасно, где выживают только талантливые на дружбу, умеющие сражаться, любить и побеждать страх.

Апрель 1995 г.

…Жизнь начинается ночью

Пока на Грозный убийцей-маньяком не обрушилась тьма, минно-розыскная овчарка Блэк отдыхает там, где защищена от всех неприятностей. Хотя Блэк заслуженный пес, на блокпосту № 15 он постоянный предмет для шуток. Самая распространенная, что после контузии Блэк позволяет себе похитрить, будто не слышит команды.

Этот любимец челябинских омоновцев попал под разрыв гранаты из чеченского подствольника. Он сутки не узнавал хозяина, медленно, бестолково передвигался. Риф, проводник хорошо обученной в питомнике «Красная звезда» милицейской собаки, выходил друга. За Блэка переживали все. Когда по блокпосту № 15 бьют из подствольника, сначала раздается резкий, сухой щелчок. А Блэк, как флюгер, точно указывающий направление ветра, всегда смотрит в сторону, где чеченец спустил курок. И омоновцы знают, куда отвечать.

Днем издали блокпост № 15 – закрытое маскировочной сетью, внушающее уважение монументальное здание. При близком рассмотрении – домик, закрытый бетонными блоками, грамотно защищенный в военном смысле.

«Наша «Брестская крепость», – говорят о своем стратегическом объекте челябинские омоновцы. Они прикрывают дорогу Грозный – Аргун. И все, что их окружает: «зеленка», старый арык, заброшенный дачный городок – с наступлением темноты представляет опасность.

Днем на блокпосту № 15 в разгаре психологическая война. Проверить сотни, если не тысячи машин – испытание для омоновских нервов. Выходя из автомобилей, водители-чеченцы обычно, в знак презрения, плюют на землю и только потом разговаривают.

На все крики, истерики омоновцам рекомендована вежливость. Особенно когда недовольны женщины. Тогда обращаются к их мужьям: «Есть среди вас мужчины, которые не прячутся за спины женщин? Только с вами будем решать». Но это когда возле блокпоста соберется толпа. Челябинские омоновцы на Кавказе не первый раз. Чеченскую психологию знают. Здесь в делах женщине последнее слово.

В тот вечер, когда журналистская дорога привела под Ханкалу, последними машинами, уходящими в сторону Аргуна перед наступающей на блокпост темнотой, были автобусы с женщинами в зеленых платьях и белых платках. Тесно рассаженные чеченские женщины, мерно постукивая в ладони, пели завораживающую по красоте боевую песню.

Здесь, в Чечне, развеян воспеваемый поэтами образ горянки-миротворицы, бросающей между сражающимися насмерть свой снятый с головы платок.

– Сегодня они почему-то не кричат в нашу сторону Аллах-Акбар, – говорит про женщин в зеленом старший прапорщик челябинского ОМОНа Эдуард Н. – Они едут с какого-то митинга или от военкомата, где проходят переговоры.

Мелодия, которую пели чеченки, может, была молитвой? Но вот автобусы трогаются, лавируя между лежащими на шоссе бетонными глыбами, увозя к родным очагам в Гудермес, Аргун и аулы отработавших на фронте идеологической войны активисток-дудаевок, которых так любит показывать Центральное телевидение, а блокпост № 15, как и все другие российские блокпосты в Чечне, начинает готовиться к смертельным боям и обстрелам.

– Здесь военная жизнь начинается ночью, – говорит старший прапорщик. – Когда политики отходят ко сну.

Метрах в тридцати от блокпоста, прикрывая его, врыта в землю БМП-2 внутренних войск. Иду знакомиться. Стоя возле БМП, говорим, как живется. Тихонько по левому борту машины проходит солдат, садится на корточки, вглядывается в меня. Смотрю в ответ. А это Сережа Пиголин. Механик-водитель, который в апреле за Тереком возил на своей броне челябинских собровцев, а здесь, под Ханкалой, прикрывает челябинский ОМОН.

– А я вас сразу узнал, – сказал он. Мы обнялись, как братья. Теперь было время поговорить. Оказалось, Сергей потомственный тракторист. С шестого класса за рычагами. Была мечта, как отец, пахать землю. Какой он умелый механик-водитель, я знаю еще по апрельской встрече.

Наш разговор шел в быстро наступающей тьме. И тут по нашему блокпосту ударил чеченский автомат «Борз».

Сразу команда старшего прапорщика:

– Взять автоматы! Снять с трассы людей! – Смотрю на время – девятый час вечера.

– Били с дачного домика, с башенки, – говорит наблюдатель. Сергей Пиголин уходит на свое боевое место, в машину. Мы прощаемся уже в темноте. Возле овчарки, которую давно привели из укрытия, чтобы она сторожила главный вход на блокпост, механик-водитель Пиголин проходит свободно. Для Блэка он свой человек.

Хотя БМП прикрыта секретами из снайперов, пулеметчика, мне тревожно за ее экипаж. Я видел, как кромсают технику из «Мух» и «Шмелей».

Старший прапорщик, проверив месторасположение своих людей, рассказывает, что здесь каждая ночь на нервах.

– Прямо перед нами вырубленный виноградник, – говорит он. – Раньше виноградник был заминирован. Потом днем подорвался мирный чеченец. И виноградник разминировали. Теперь пространство перед нами открыто для вражеских снайперов. Тактика заурядная: изматывать нас ночными обстрелами, вызывая на ответный огонь, чтобы чеченский снайпер, работая по вспышкам, поражал нас. Ещё они любят пострелять в сторону одного блокпоста, другого, рассчитывая, что «блоки» втянутся во взаимную перестрелку. Но здесь дураков нет! – улыбается старший прапорщик. – Мы контролируем обстановку с помощью портативной радиостанции «Джонсон».

В руках у командира взвода челябинского ОМОНа Эдуарда Н. постоянно включенная рация – это как бы открытое окно в огромный, все более вулканизирующийся ночной Грозный.

– Как обстановка? – слышен по рации жесткий, властный, командный голос.

– Это в эфире «Радиус», – с уважением говорит Эдуард. – Самый уважаемый командир. Неизвестно, когда он спит. Он обеспечивает безопасность Грозного. Афганец. Его решения всегда разумны. Приказы точны.

Где-то рядом с неприятным писком и хлопаньем носятся летучие мыши.

– Контроль-16, – запрашивает соседей старший прапорщик Эдуард Н. – Я контроль-15. Как обстановка? Прием.

– Всё в норме, – звучит ответ.

Еще только начало ночи, а этот блокпост № 16, где тоже челябинские омоновцы, уже два раза обстреляли из «Мухи» и автоматов АК и «Борз».

Из-за туч вываливается луна. Серебряная, для блокпоста № 15 она – золотая. Потому что в яркие ночи чеченские боевики умеряют наглость, опасаясь ответного прицельного огня. И тут я отчетливо слышу резкий сухой щелчок. По нам сработал подствольный гранатомет?

– Крыша?! – кричит старший прапорщик, обращаясь к тем, кто контролирует обстановку сверху. Ему докладывают, что разрыв гранаты произошел в двухстах метрах от здания, где в этот момент со своей переговорной группой ночует Аслан Масхадов. Этот дом недалеко от нас. Ясно, что сработали провокаторы, чтобы поссорить с Масхадовым, чтобы пошли разговоры, что с российского блокпоста обстреляли резиденцию Масхадова, сопредседателя СНК.

Снова сухой щелчок. На этот раз стреляют по нам, получая в ответ две гранаты.

Здание блокпоста № 15 окружено дополнительной «крепостной» стеной из бетонных блоков с бойницами, возле которых, как маятники, контролируя ситуацию, ходят прапорщик и его подчиненные. На главном входе еще люди и Блэк. На втором этаже, где круговой обзор, шесть человек: снайперы, пулеметчик, «Рэмбо» со своим АГЭЭСом. На первом этаже пулеметчики, автоматчик с ночным прицелом. В траншеях еще бойцы.

– В Чечне герои те, кто на земельке лежит, – говорит старший прапорщик. Нет на него писателя Александра Ивановича Куприна. Вот рассудительный, умный, только с другой судьбой герой нового российского «Поединка».

– Как там в БМП ребята? – спрашиваю я его.

– О них не беспокойтесь. Днем они дети, а на службе – мужчины.

Каждую ночь как командир взвода Эдуард не смыкает глаз.

– Когда обстрел блокпоста интенсивный, ночь проходит быстрее, – говорит он. – Тяжелее дается психологическая война. Здесь, в Чечне, я много нового узнал о себе. Оказывается, я и пьяница, и дегенерат, и детей мы, омоновцы, якобы убиваем. Мы – Отряд милиции особого назначения. Нам по тридцать лет. Мы – надежные люди. Поэтому маховик нашей дискредитации раскручен на полную мощность. В дудаевской Чечне много фанатиков вседозволенности, которую они вкусили, и не хотят расставаться. Чечня омафиозила всю Россию. Мафия свела свой народ с ума, но сама здесь не дерется.

Трагедия в том, что на войну поднят народ. Простые, обычные люди, обманутые своим режимом, бродят ночью с оружием, думая, что совершают подвиги, стреляют по нам, таким же рядовым россиянам – русским, татарам, башкирам, украинцам, белоруссам.

Обстановка этой осенью сложнее, чем в январе. Она опасна вседозволенностью. Российские военные давно ждут введения чрезвычайного положения в Грозном, потому что укоренившийся здесь уголовный, террористический беспредел – это одно, а мирные переговоры – совсем другое. Все здесь как в басне «Рак, лебедь и щука».

Потом рация принесла известие о нападении на блокпост № 2 в Грозном. Мы слышали нервную командную перекличку о затянувшемся бое, где неизвестные били из автоматов, пулеметов, гранатометов со стороны детского садика по такому же, как наш блокпост, сооружению, только менее защищенному. Когда появились раненые, «Радиус» дал команду выдвинуться трем «коробочкам», чтобы поддержать блокпост огнем, эвакуировать пострадавших.

Эта ночь была длинной-предлинной, за которую нас обстреляли пять раз. В ответ пришлось применить даже «Ходячий подствольник».

Это героическая кличка челябинца старшего сержанта Андрея X. Но на этот раз он бросил «эргэдэшку» не на семьдесят метров, а только на пятьдесят.

Луна всю ночь таким ярким милицейским фонарем светила с небес, что я, журналист, даже мог вести записи. Вот они, ночные милицейские скороговорки: «Если вражеская граната попадет в маскировочную сеть, под которой мы с тобой, корреспондент, сидим, нам хана. Когда ночью хочешь что-нибудь увидеть, обязательно увидишь. Сначала считаешь обстрелы, потом привыкаешь. В Чечне идет партизанская война. К нам на пост в январе и сейчас приходят избитые, ограбленные, изнасилованные чеченцами русские люди, их выживают отсюда. У меня трагическое ощущение, что я всю жизнь в Чечне. Что я никогда и не жил в России».

В шесть тридцать утра над блокпостом № 15 неожиданно рассвело. И сразу замолчала рация. Словно мы всю ночь провели в театре, и кто-то всесильный опустил занавес.

Довольно жмурился от внезапно вспыхнувшего дневного света минно-розыскной пес Блэк, честно, вместе со всеми отслуживший эту рядовую тревожную ночь. А старший прапорщик Эдуард Н. шутливо трепал его за загривок, говоря:

– Ну что, Блэк, ты опять всю ночь спал? А? Да жрал. Или ты опять все на свою контузию списываешь?

Умный пес, хотя и виновато прижимал уши, не обижался на эти слова. Он понимал, что у командира после бессонной ночи гуляют нервы.

И ему надо выговориться.

Сентябрь 1995 г.

В логовище огня

Торговцы военной амуницией в Измайловском парке и других свободно-рыночных точках Москвы, трепещите! Не дай Бог, на ваших лотках бойцы Отрядов особого назначения № 6 «Витязь» и № 8 «Русь» внутренних войск МВД РФ, вернувшись из Чечни, увидят продающийся краповый берет.

Не знаю, с какой строгостью российские государи охраняли шапку Мономаха, но в отрядах спецназа даже подержать краповый берет имеет право только тот, кто носит его по закону. Простые смертные этой привилегии лишены. Вот такая подробность из фронтовой жизни ОСНа (Отряда специального назначения) № 6 – старшего брата ОСНа № 8.

В Чечне эти два отряда стоят рядом в простых армейских палатках, возле каждой мини-спортгородок: перекладина, гири, макивара, битыеперебитые мешки с песком и опилом. Спецотряды живут и работают на сверхскоростях, поэтому в случае боевой необходимости базы их расположения вместе со спортинвентарем сворачиваются за сорок минут, а сами бойцы все время в режиме пятиминутной готовности.

О поэте Александре Блоке говорили: «Он отдельно в толпе». Бойцы 6-го, 7-го и 8-го отрядов тоже как бы отдельно среди других военнослужащих внутренних войск. Все они, исключая контрактников, как правило, призыва осени 1994 года, но на войне год идет за три, поэтому в лицах этих воевавших парней твердое гордое осознание, для какой строгой работы они предназначены. Судьба каждого – пока ненаписанная книга, но когда такую рукопись издадут, её нельзя будет читать матерям.

Бойцы 6-го и 8-го Отрядов специального назначения, если не взаимодействуют в ночных операциях, каждое утро встречаются на зарядке. Подъем в шесть утра. Еще туман чеченским разведчиком ползет по ложбинам, окопам и капонирам, а ребята, высокие, худощавые, крепкокостные лоси, уже бегут по краю вертолетного поля – сколько понадобится. И эта зарядка называется «Никто не хотел умирать». Бегут, как прикажет старший, то сразу в бронежилетах и сферах, то постепенно одеваясь, и только к концу зарядки – с полной выкладкой.

Погода, температура воздуха: какая – по Цельсию или Гринвичу? Не в счет. Чем хуже для нормального человека, тем лучше для бойца или офицера спецназа.

Американский документальный фильм о январских событиях в Чечне справедливо назвали «Добро пожаловать в АД». В Ханкале я встретил майора внутренних войск Яковлева, бывшего офицера ВДВ, воевавшего в Афганистане в десантно-штурмовом батальоне, потом в горно-стрелковом подразделении, которого в Чечне определили в Главный штаб. А он рвется в боевые порядки, говоря: «Мой дом там, где ад». Слова ветерана двух самых страшных войн конца двадцатого века самым прямым образом соотносятся с местом и образом боевой работы Отрядов специального назначения № 6 и № 8 внутренних войск МВД РФ. Тех самых войск, о которых языки без костей судачат, что вэвэшники сидят на деньгах, что им отваливают бешеные гонорары за несение службы в Чечне. Кто-то специально ссорит ВВ со всем миром, кощунственно говоря напраслину. Сорок тысяч «президентских» в месяц и еще немного по возвращении вот и весь доход срочника Отряда специального назначения внутренних войск в 1995 году.

Командиры, жалея своих бойцов, говорят, что в Чечне даже спецназ питается чуть лучше собак. В Чечне солдаты могут не получать по шесть месяцев писем. И если у тебя заболели зубы, то на передовой ты, рядовой, обречен на самую страшную пытку, потому что зубной врач с необходимыми инструментами может быть только на уровне дивизии. А полет в Ханкалу в сводный медицинский отряд с заболевшим зубом – такое ирреальное счастье возможно, если у тебя в командирах человек с душой Александра Васильевича Суворова. Это – частность о внутренних войсках, стоящих на высотах, которые чаще всего и, благодаря выучке, малой кровью брали 6-й и 8-й Отряды, сдавая их потом под охрану батальонам мотопехоты.

Сколько журналистских «поэм» написано о спецназах, сколько было рекламных снимков о сверхэкипировке спецотрядов ВВ – этих якобы, по общему непросвещенному мнению, любимцах правительства, что все у них по мировому стандарту: и оружие, и техника, и одежда!

По Чечне Отряды специального назначения № 6 и № 8 мотаются на старье – БТРах с лысыми шинами и прострелянными бортами. В 6-м только два БТРа не подрывались. В отрядах чудо-ремонтники срочной службы, на которых молятся командиры. Не обделил Бог Россию талантами. Не было случая, чтобы технику не отремонтировали в рекордно короткий срок. И это когда совсем нет запчастей к БТРам, нет сменных колес – с подбитых снимают!

Что из оружия и спецприборов старшие офицеры-спецназовцы видят на московских выставках, в Чечне их подчиненные не имеют. В плане поощрения большезвездные генералы дарят батарейки к ночным прицелам.

Ботинки, в которые обуты ОСНы № 6 и № 8, поставляет Украина, так они стираются в два месяца. Водоотталкивающая маскировочная болонья шуршит при движении, а значит, демаскирует. Единственное, чем из экипировки довольны бойцы, так это специализированными костюмами «Зебра», в отрядах их называют «куклами», и добрым словом вспоминают новосибирского предпринимателя Юрия Капишникова, создателя этой военной формы. Но первый раз за поставку великолепной, по полгода нелиняющей, нервущейся одежды МВД РФ расплатилось с Капишниковым через полгода, другой раз – через год.

Чтобы поправить финансовые дела, новосибирец Ю. Капишников был вынужден выпустить свою модель на свободный рынок, а потом вообще свернул ее производство. Министерству внутренних дел РФ эту превосходную форму он поставлял, платя за материю из собственного кармана. Вот так, как на противотанковой мине, умирают хорошие дела.

Все эти нехватки, традиционные для матушки-России недоразумения компенсируются – воинской Присягой, привычным риском, исполнением наработанных спецназами законов и правил, всем тем, что заповедано русским воинам с древнеславянских времен.

14 июня 1995 года, когда террористическая группа Басаева ворвалась в мирный, незащищенный Буденновск, на Ножай-Юртовском направлении внутренние войска при самом активном участии 6-го Отряда, сломив сопротивление боевиков, заняли господствующие высоты и к 16.30 блокировали Ножай-Юрт. Потом в это «логовище огня» вошел 6-й, и два бойца – Володя Сулимин и сержант Рыгун подняли над Ножай-Юртом, лежбищем Басаева, российский флаг.

В Буденновске при захвате мирного города Басаеву противостояло несколько десятков смельчаков-милиционеров, под Ножай-Юртом против 6-го отряда работали триста до зубов вооруженных боевиков, десять единиц бронетехники и огнеметы.

Володя Сулимин, что вместе с сержантом Рыгуном поднимал российский флаг над районной администрацией басаевского Ножай-Юрта, по-спецназовски не речист, в рукопожатии жестковат. Ему скоро увольняться из внутренних войск.

На боевых он с декабря 1994 года, до армии был каратистом, здесь стал рукопашником. Между 6-м и 8-м Отрядами, он рассказал, периодически для поднятия боевого духа и настроения проводятся спарринги. Бьются бойцы одного года призыва, как на соревнованиях, с отдыхом, но в полный контакт. Недавно парню из 8-го отряда зашивали лоб, он пропустил удар коленом. «К армии надо готовиться», – на вопрос, что бы он мог сказать российскому допризывному молодняку, ответил В. Сулимин:

– Пусть занимаются спортом, бегают, стреляют, борются, что угодно, лишь бы не быть дохляками. Нетренированному в Чечне, что дождевому червю на раскаленном асфальте.

О противнике – чеченских спецназовцах и боевиках – командиры 6-го и 8-го отрядов говорят, что «нохчи» бегают по горам, как олени, что подготовка у них нормальная. Воюют чеченцы здорово. Знают местность, любят «работать» с господствующих высот. Экипированы прилично, часто боевики одеты в турецкую «гуманитарную помощь». Однажды под Орехово 6-й отряд захватил снайпера с английским оптическим прицелом на оружии. Долго думали, как включить прицел. А он работал в автоматическом режиме, только поднеси к глазу.

Война в Чечне не из легких. Под Бамутом против 8-го отряда стоял чеченский спецназ, где командиром был бывший капитан ГРУ, украинец. А Западным фронтом командовал чеченец, который вместе с командиром 6-го полковником Александром Никишиным в 1992 году оканчивал Российскую военную академию.

ОСНы 6-й и 8-й имели дело с противником из Ирана и Иордании, украинскими и русскими по национальности специалистами, кто продал душу дьяволу, но не выстоял против российского государства, которое 6-й и 8-й отряды представляют в Чечне.

«Наши 19-летние бойцы срочной службы и контрактники – достойные люди. Они воюют в условиях, какие не вынести ни одному западному военнослужащему», – рассказывали о своих младших товарищах командиры.

Мы сидели возле кошээмки (командно-штабной машины) под маскировочной сетью. Наш разговор время от времени прерывали с ревом уходящие в небо вертолеты. Беседа могла прерваться сигналом «тревога», поэтому полковники А. Никишин и А. Голоскоков не расставались с рациями.

К этому дню спецгруппы 6-го отряда – старшего брата, который прошел Карабах, Узбекистан и другие «горячие точки», и спецгруппы 8-го отряда – младшего брата, находящегося в своей первой командировке, сравнялись по выучке. Ведь восьмой отряд уже девятый месяц в Чечне. А 17 сентября 1995 года был ровно год, как 6-й отряд прибыл на Северный Кавказ, именно он выручал наших военнослужащих, взятых в заложники под Хасав-Юртом, когда «разразился» ввод войск в Чечню.

Из совместных 6-го и 8-го отрядов операций командирам вспомнились Аргун и Самашки.

На Аргун, где «духи» захватили комендатуру, отряды выступили в пять утра. Совершили марш. Блокировали город, 6-й ушел в направлении комендатуры, 8-й – на прочесывание жилых домов, автотранспорта, большого участка кладбища, части «зеленки», центра города – искали оружие.

В Самашках в начале апреля 6-й и 8-й отряды брали штурмом его северо-восточную часть. Сначала были долгие переговоры. Приходили старейшины, говоря, что они попытаются уговорить боевиков покинуть Самашки. Поэтому начало атаки переносилось то на 9 утра, то на 16 часов. Российские спецназовцы дали время уйти всем, кто хотел. И в 9.15 утра 8-й отряд провел разведку боем, встретив ожесточенное сопротивление боевиков. В штурме Самашек, как и на всех самых опасных операциях, первыми шли контрактники – сами недавние бойцы срочной службы 6-го и 8-го отрядов. В шестом отряде получили ранения двое, в восьмом обошлось.

В этих спецподразделениях все одного поля ягоды, поэтому нет дедовщины. В своей воспитательной работе с личным составом командиры и офицерский состав опираются на Древнюю Русь, на примеры незабвенного героизма, которые сохранили для нас древнерусская история и литература.

6-й и 8-й Отряды специального назначения внутренних войск МВД РФ на самой боевой работе, главным образом – ночной. Поэтому никакого отступления от режима и дисциплины. Если нет операций, до обеда два часа физподготовки, а после обязательно отдых еще два часа. Но командиры посетовали, что отбор в спецподразделения теперь не такой строгости, как много раньше. Какой же он был, если сегодня, чтобы претендовать на место в отряде, надо пройти сверхсложное тестирование: отжаться минимум 50–60 раз, затем упражнения на координацию, растяжки, рукопашный бой с «профи» – надо выстоять четыре минуты. В результате в новобранцы спецназа рекрутируются лишь единицы призывников. Из этих людей потом готовят не средневековые стенобитные орудия, а самостоятельно мыслящих бойцов, способных принимать индивидуально-верные, ведущие к успеху операции решения.

В процессе обучения новобранцев отрабатываются способы проникновения в тыл противника и выхода в расположение своих войск, ведение разведки наблюдением, а также действия в дозорах, по захвату террористов и вражеских военнослужащих, в том числе и в условиях их внезапного нападения. Будущие спецназовцы учатся работать на незнакомой местности и выживать. На занятиях изучаются средства связи, техники передачи информации, военная топография, проводятся дневные и ночные занятия по ориентированию на местности.

В программе подготовки огневая выучка, проведение штурмовых операций, особенности обращения с террористами и заложниками, применение взрывчатых веществ, овладение приемами рукопашного боя, аэромобильные и вертолетные десантные операции, подъемы и спуски по отвесам скал и стенам домов.

Всё это как бы начальная школа, куда отобранная молодежь приходит этаким Филиппком из одноименного детского рассказа Льва Николаевича Толстого.